Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Фабрика грез

ModernLib.Net / Современные любовные романы / Бэгшоу Луиза / Фабрика грез - Чтение (стр. 17)
Автор: Бэгшоу Луиза
Жанр: Современные любовные романы

 

 


Зак, в майке «Металлика» и джинсах, смотрел на режиссера, и на лице его было написано уважение.

Меган хмыкнула. Надо же! Зак Мэйсон кого-то уважает!

И Роксана. Не более исключительная сегодня, чем обычно. Какие-то притворно-скромные брюки из бледно-голубото шелка, под цвет им лодочки и темные очки. Она рядом с Заком. Ну, сука, сегодня ты меня не разозлишь. Ни за что.

Там были и другие актеры, и Меган не смогла справиться с собой — слегка покраснела. Никогда ей не доводилось видеть сразу столько известных лиц: Мэри Холмс, Джек Ричарде, Роберт Финн, Сет Вэйс. Но она быстро овладела собой. Все они здесь по одной-единственной причине — она, Меган, написала для них подходящие роли… Это прежняя Меган должна была бы преисполниться восторгом, а новая и глазом не моргнет.

Меган медленно подошла к ним, раскачивая бедрами.

— Привет, мальчики, — холодно бросила она. — Извините за опоздание. Фривэй был забит на несколько миль. — Меган сделала паузу, упиваясь потрясением на лицах узнавших ее коллег. — Дэвид, почему ты меня не представишь? Я вряд ли всех знаю. А это никуда не годится.

— Меган? — спросил Зак Мэйсон.

— Меган! — ахнул Дэвид Таубер.

— А кто же еще? — Она пожала плечами.

Таубер не мог поверить своим глазам. Меган исчезла.

Прежняя мышка, робкая, невидимая маленькая Меган с невероятно красивыми каштановыми волосами, просторными майками, длинными юбками. Вместо нее появилась высокая стройная женщина с красивой фигурой и загорелой кожей. Длинные стройные ноги на высоких каблуках кончались под мини-платьем из черной лайкры в облипку, ничего не оставлявшим для игры воображения. Оно обрисовывало ягодицы и груди, казавшиеся большими из-за ультра-лифчика. Все это Меган швыряла в лицо Роксане, делала вызов. Но удивление на этом не кончалось. Пояс Гуччи свободно облегал осиную талию, на левом запястье болтались часы «Пьяже». Длинные мягкие каштановые локоны исчезли, вместо них была ослепительно платиновая стрижка, Мэрилин Монро могла бы ей только позавидовать. Обычно не тронутое косметикой лицо было очень тщательно и профессионально сделано. Дорогой макияж, румяна с бронзовым отливом, темно-зеленые тени для век, полные блестящие губы, обведенные по контуру, блестели, как влажный алый бантик.

Она выглядела очень сексуально. Требуя внимания, Меган как бы открывала новое, свежее, желанное тело, словно выставляла его напоказ. Но появилось в ней что-то более значительное, чем волосы другого цвета. Дэвид готов был начать трахаться с Меган по приказу Роксаны Феликс, и нельзя сказать, что эта перспектива его не устраивала.

Сейчас он понял, что сделает это с удовольствием. С новой Меган Силвер, признавал Дэвид, он не прочь иметь дело.

Как и Глория Рамирес, Меган была крепкая. Как и он. Как Роксана. Как та амбициозная девочка, с которой он трахался на прошлой неделе.

Меган Силвер больше не маленькая идеалистка.

Она тверда как никогда.

— Меган, ты выглядишь потрясающе, — признался Дэвид, чувствуя, что у него возникает эрекция. — Разве я не прав, Роксана?

— Очень впечатляюще, — ледяным тоном произнесла Роксана Феликс.

Таубер стал представлять ее Фреду Флореску и остальным, и Меган испытала незнакомое ей потрясающее чувство, когда все смотрят на тебя, когда мужчины таращат глаза и шарят ими по телу. Она испытала совершенно новое ощущение — быть объектом желания. Мужчины пялились на нее.

Все, кроме одного. Меган пожала руку последнему представленному ей человеку и украдкой поглядела в сторону Зака Мэйсона.

Он тоже не отрывал от нее глаз, но в его взгляде она прочла потрясение, отвращение и презрение.

«Ну и пошел ты! — в гневе подумала Меган и повернулась к Дэвиду. Он обшаривал ее новым голодным взглядом, тем самым, который она хотела увидеть с тех пор, как впервые встретилась с ним. — Я Дэвида всегда хотела. Не тебя».

Зак Мэйсон для нее ничего не значит. Ведь так?

Так.

Меган уверенно взяла Дэвида Таубера под руку и широко улыбнулась. Так широко, как могла.


Она остановилась у дома Дэвида без пятнадцати двенадцать, резко осадив «БМВ» и повернув к его парковке, уверенная, что сумела заодно показать загорелое бедро, когда давила на тормоз. Боже, даже машину она теперь водила иначе.

Но все это работало!

— Спасибо, что подбросила, — сказал Таубер, и от Меган не ускользнула хрипотца в голосе и впечатляющий бугорок спереди под брюками.

Вот это да! Она заводит его!

— Нет проблем, — ответила она самым обыденным голосом.

— Ты знаешь, я подумал, может, поднимешься выпить со мной чашечку кофе? — предложил Дэвид.

Меган посмотрела ему в глаза и прочла в них желание.

Страстное желание. Он хотел именно ее.

Как бы Роксана сыграла эту сцену?

— Если я пойду наверх, мне захочется больше, чем кофе, — сказала Меган.

Таубер улыбнулся той самой улыбкой, которую она желала увидеть столько месяцев! Он отстегнул ремень безопасности, наклонился к Меган и, найдя ее грудь, принялся тереть и гладить соски. Губы и язык оказались возле самого рта Меган, ее тело отвечало на его опытные движения. Она подалась вперед, прижалась к нему. Все сомнения отступили, осталось только страстное желание физической близости.

Глава 23

Элеонор Маршалл ринулась в женский туалет, заскочила в ближайшую кабинку и с трудом закрылась изнутри — пальцы дрожали и не слушались. Она опустилась на колени и, задыхаясь, схватилась обеими руками за унитаз. Ее вывернуло. Спазмы волна за волной сотрясали тело, и она стояла на коленях, дрожа и корчась, пока все не прошло. В горле саднило, желудок, кажется, звенел от пустоты.

Элеонор спустила воду и глубоко вздохнула, тщетно пытаясь успокоиться. Потом потянулась в потайной карман красивого бежевого пиджака и вынула три предмета, которые принесла с собой. Зубную щетку, тюбик пасты и маленький флакон с освежителем для рта.

«Обычно мужчины-начальники, которым приходилось много работать под стрессом, реагируют на переутомление язвой желудка, — устало подумала Элеонор, — Почему у меня такого не может быть? Женщине еще проще заработать язву».

Она почистила зубы и сполоснула рот прямо в кабинке, благодаря Бога, что никого нет, никто не слышит ее. Эти приступы случались у нее рано утром, когда нет даже секретарш. Но Элеонор боялась дня, когда ужасные спазмы в животе схватят ее посреди совещания или во время ленча.

Когда в туалете полно народу. Ей трудно будет скрыть свое состояние, поползут слухи: Элеонор Маршалл больше не выдерживает напряжения, она слабеет, каждый день ее тошнит на работе…

Элеонор медленно встала, оглядела голубовато-белые холодные стены, пытаясь взять себя в руки и вернуться в кабинет. Сейчас уже лучше. Она еще раз спустила воду, открыла дверь и посмотрелась в зеркало. Бледная как простыня, но выглядит неплохо. Брючный костюм от Ральфа Лорена, белая крахмальная блузка от Донны Каран и черные лодочки от Уолтера Стайгера.

Элегантность и строгость, как всегда. Самая подходящая одежда для Элеонор Маршалл, президента «Артемис студиос», бесчувственной и всегда владеющей собой.

Она улыбнулась. Ну что ж, ее вселенная рушится, но по крайней мере она одета как полагается.

Джордан Кэбот Голдман беременна от своего мужа. Она носит ребенка Тома. Ребенка мужчины, которого любит. И мужчины, на которого надеялась она, Элеонор, с молчаливым отчаянием уже пятнадцать лет подряд. Человека, с которым она наконец соединилась в любовном порыве и провела самую прекрасную ночь в своей жизни. Человека, которого она никогда не сможет иметь рядом. И у нее нет никакой возможности избежать страданий, игнорировать его, не встречаться с ним, выбросить его из головы, как сделала бы любая другая любовница. Нет. Она вынуждена видеться с Томом каждый день. Ежедневно быть свидетелем бесконечного потока поздравлений. Цветы засохнут в конце концов. Но этим все не кончится. Каждый продюсер или а; сит, который с ним встречался, начинал разговор с этой темы, каждое совещание открывалось поздравлениями, добрыми пожеланиями, а чаще всего советами и шутками, которыми обмениваются отцы.

Джордан стала приходить в офис, и хотя Элеонор старалась держаться подальше, она все равно не могла не видеть соперницу хотя бы изредка. Лицо Джордан, невероятно молодое, светилось здоровьем, она с удовольствием принимала поздравления. От этого Элеонор было по-настоящему больно. Видеть, как Том вскакивает и открывает Джордан дверь, кидается за стулом для нее, не дает поднимать ничего тяжелее фарфоровой кофейной чашки. Он обращался с женой, как с самой драгоценной вещью в мире, самой хрупкой, которая может разбиться в любую секунду.

Она не просто потеряла Тома Голдмана. Она испытывала ужасное чувство, когда изо дня в день на открытую рану сыплют соль. Как это несправедливо! Джордан двадцать четыре года, она беременна первым ребенком, сыном или дочерью Голдмана, и потом будут еще дети. Элеонор где-то прочитала, что двадцать четыре года для американки — это средний возраст для замужества. Двадцать пять — самое прекрасное время для рождения первенца. Итак, блондинка с голубыми глазами, эта американская Барби, все делает правильно. А ей, Элеонор Маршалл, почти сорок, она до сих пор одинока и до сих пор без детей.

Год назад она бы и не обратила внимания на свой возраст и свою бездетность. Ничто подобное Элеонор не волновало. Но беременность Джордан изменила все. Она обострила спрятанные в глубине души сожаления, и теперь Элеонор не могла думать ни о чем другом.

Ее тоска по ребенку стала наваждением. Она думала о нем постоянно. Разве Элеонор могла заниматься делами?

Джордан сказала, Джордан сделала. И так целый день. Элеонор вспоминала историю о Елизавете Английской. Когда ей сообщили, что королева Шотландии Мария родила принца, она отвернулась к стене. На вопрос, в чем дело, она ответила: «Королева Шотландская родила прекрасного сына.

А я бесплодная деревяшка».

Бесплодная деревяшка… Именно такой чувствовала себя Элеонор. Бесплодная. Пустая. Потерянная.

Ей было бы легче, окажись она похожей на женщин вроде Изабель Кендрик, которые хотели быть замужем, иметь детей, положение в обществе. То есть занять место в ковчеге, в который берут только парами. Да, Элеонор могла бы иметь пару, если бы захотела. Пол Халфин готов жениться, холеный, преуспевающий, с уже купленным обручальным кольцом и билетом в уверенную, респектабельную жизнь.

Элеонор разгладила мягкие лацканы кашемирового пиджака. Сколько женщин готовы на все ради такой возможности. Даже на убийство… Она пыталась быть благодарной судьбе, которая подарила ей такой шанс. Но никогда она не хотела брака ради брака. Она собиралась выйти замуж по любви. Она жаждала видеть своим мужем Тома Голдмана.

Она хотела, чтобы ее ребенок был яркой, сверкающей звездочкой, в которой светились бы ее собственные гены, соединившиеся с генами лучшего из возможных отцов.

Умнейшего, интереснейшего, интеллигентного и страстного мужчины. Тома Голдмана.

Месяц назад Элеонор, возможно, и выбросила бы все это из головы, но предостерегающие слова доктора Хэйди о шести месяцах звенели в ушах. Надо было что-то решать с Полом. В конце концов, разве Том Голдман давал ей надежду? Он женился на своей глупой принцессе. Вот и все…

Но разве не было намеков в офисе? Встречи у Изабель? И потрясающей ночи в Нью-Йорке, когда он потянулся к ней и своим прикосновением разбудил ее тело и взорвал душу?

Она могла бы принять решение, успокоиться, смириться, осесть. Но Том отнял у нее такую возможность. В те замечательные часы он словно открыл ей наконец, что такое жизнь, открыл все, что она в состоянии была почувствовать… Открыл ее самой себе.

Сукин сын, подумала Элеонор и с трудом сдержала набежавшие слезы. Ты сделал мое положение в десять раз хуже.

Ты сделал мою боль невыносимой.

Качая головой, Элеонор открыла дверь туалета и быстро пошла в свой кабинет. Из автомата взяла пластиковый стаканчик кофе, вынула из сумочки нетронутый завтрак. У нее не было времени поесть перед выездом на работу, потому что в эти дни она приезжала на студию в половине седьмого. Так было надо. На работе кризисная ситуация.

Она отпила водянистого кофе и взялась за отчет по фильму «Собачьи дни». Комедия, которую она купила за полмиллиона долларов и которую теперь надо сильно переделать. Режиссер сцепился со сценаристом, три ведущих актера ушли в последнюю минуту, оставив Элеонор решать, что делать дальше. В контракте режиссера Мэри Тронт был пункт, в соответствии с которым «Артемис» теряла два миллиона долларов, если Элеонор запретит картину. Но если фильм провалится, потери вырастут до трех миллионов.

И «Собачьи дни» — это только одна из неудач. Студия потерпела еще два фиаско по маркетингу в Юго-Восточной Азии. Они продвигали там «Тяжелую артиллерию», прошлогодний хит «Артемис», приключенческий фильм из тех, что обычно хорошо идут в Азии. Но название в переводе оказалось неудачным, оно противоречило местным обычаям почитания предков. Кроме того, Элеонор обвинили в подтасовке цифр, и ей пришлось нанять бригаду юристов, чтобы остановить запущенный маховик и не довести дело до суда.

Вот такая теперь у нее жизнь… Элеонор невыносимо жалела себя, глядя на плывшие перед глазами слова и цифры, в которые она никак не могла вникнуть. В последний месяц одна катастрофа за другой. Они разразились сразу после триумфального выступления на заседании правления в Нью-Йорке. Неудача за неудачей. Элеонор утратила способность управлять студией, руководить ею как надо. А Том Голдман всегда рассчитывал на нее. Он выбрал именно Элеонор для этой работы. Постоянно приходилось тратить время и силы, чтобы придумывать, как решить возникшую в последнюю минуту проблему.

В кабинете было прохладно: лопасти кондиционера, бесшумно крутясь, гоняли ветерок по комнате, защищая Элеонор от жара яркого, жгучего солнца, но прохлада не помогала ей сосредоточиться. Элеонор понятия не имела, как это могло случиться. Она чувствовала себя беспомощной, словно дело, которым занималась столько лет, выскальзывало из рук… А как иначе объяснить, что неприятности возникают именно тогда, когда, казалось бы, все уже решено? Бюджет она сама одобрила, бумаги сама подписала…

Как же она могла допустить такие грубые просчеты? Элеонор спрашивала себя, и лоб ее при этом хмурился. Ведь собранность — ее вторая натура. Как же могло такое случиться?

Волнение охватило Элеонор. Сейчас не время для неудач. Стоит ей ослабить внимание, как акулы мгновенно почуют добычу, и тогда она потеряет не только Тома, но и работу.

Элеонор начала делать заметки по «Собачьим дням».

Губы сжались в твердую линию. Ну, если они рассчитывают, что она выбросит белый флаг, то им придется, черт побери, долго ждать. Она не могла помешать Тому Голдману разбить ее сердце — известно, любовью управлять нельзя, именно поэтому она так опасна. Но «Артемис студиос» находится под ее контролем, и она не собиралась выпустить ее из рук, сколько бы пожаров ни пришлось погасить.

Она всю жизнь боролась, чтобы пробиться наверх. И уж конечно, не собиралась сдаваться сейчас.

В дверь постучали.

— Войдите, — рассеянно сказала Элеонор. — Мария, это ты? Мне нужен контракт Мэри Тронт и стенограмма обсуждения сценария. И еще я до смерти хочу настоящего кофе.

— Ты хочешь только кофе? — ласково спросил Том Голдман.

Элеонор испуганно вздрогнула и подняла глаза. К ней подходил Том с обычным бумажным пакетом. На нем был тот же черный костюм, который он надевал в Нью-Йорке, золотые часы «Картье» и гарвардский галстук. Он выглядел великолепно.

— Никаких пончиков, — сказал Голдман, вынимая два стаканчика профильтрованного кофе и осторожно протягивая ей один. Он указал на нетронутый завтрак. — Но я вижу, ты проголодалась.

Элеонор взяла кофе и молча поставила на стол.

— Чем могу быть полезна? — холодно спросила она.

— Элеонор…

Она не хотела этого слышать. Она ничего не хотела слышать.

— Том, я снова спрашиваю: чем могу быть полезна? Если вопрос не о бизнесе, то поговорим потом. Я занята.

Голдман посмотрел на нее долгим взглядом. Его красивые черные глаза выражали нежность и сострадание.

Элеонор ощутила печаль, слабость и тоску. Ее охватила паника, к горлу подступил комок. «О нет, пожалуйста, никакой доброты, никакой жалости, — думала она. — Я справлюсь одна, только не это». Сама собой правая рука потянулась к выдвижному ящику стола.

— Нам надо поговорить, Элеонор, — сказал Голдман.

— Мы и так говорим каждый день, — ответила Элеонор, — об этой студии. — Пальцы ее впились в маленькую бархатную коробочку, которую она держала в ящичке. Она тихонько раскрыла ее. — И к тому же нам не о чем говорить.

— Но мы ведь не можем делать вид, что Нью-Йорка никогда не было. Элеонор, поверь, для меня это очень много значило. Я знаю, тебе обидно. Мне очень жаль, что ты…

— Том, — невольно вырвалось у нее. Как ты смеешь жалеть меня? Как ты смеешь предлагать мне успокоиться? — Если хочешь знать мое мнение, то в Нью-Йорке ничего не случилось. Во всяком случае, ничего такого, что касалось бы меня. — Она повернулась к нему, глаза ее сверкали от ярости. — Мы оба слишком много выпили и, насколько я понимаю, допустили досадный промах, о котором нам обоим лучше забыть. — Она говорила ледяным тоном.

Том покачал головой:

— Не верю я тебе.

— Поверь. — Пальцы Элеонор шевелились под столом, скрытые от взгляда Тома. — И потом, на этот раз ты меня можешь поздравить.

Он сконфузился.

— С чем поздравить? Почему?

Элеонор Маршалл вынула левую руку из-под стола и решительно протянула. На безымянном пальце сверкало кольцо Пола. Рубины, изумруды, сапфиры соперничали по яркости с утренним солнцем.

— Сегодня утром Пол сделал мне предложение, — сказала Элеонор, отчетливо произнося каждое слово. — Я приняла его предложение. — Она посмотрела на Тома долгим взглядом. Ее тело напружинилось от ярости, пламенем горевшей внутри. — Я выхожу замуж, Том, — объявила она. — И знаешь что, я просто не могу больше ждать.


Дэвид медленно вплыл в спальню, распыляя под мышками «Шанель л'Эгоист». Он полюбовался своим прекрасным телом в настенном зеркале Меган, потом взял белый мохнатый халат, надел его и нетуго завязал пояс.

— Ты еще не все упаковала? — спросил он Меган.

— Нет.

Меган старалась оторвать взгляд от груди Таубера. «Пора перестать на него пялиться», — говорила она себе, но у нее не получалось. Она никак не могла поверить в то, что он реальный. Обнаженный Дэвид — само совершенство. Он оказался еще более мускулистым, чем она представляла в своих фантазиях. Стоящий в дверях спальни в белом мохнатом халате, стройный и загорелый, он выглядел как парень с календаря школьницы, который девчонки прикалывают на стену над своей кроватью. Да, Дэвид потрясающий. Неужели он не понимает этого?

«Да ладно, — сказала она себе. — Женщины часами сидят перед зеркалом. Почему мужчины не могут? Зачем подходить к людям с двойным стандартом?»

— Мы уезжаем завтра утром, — напомнил ей Дэвид. — Отлет в девять утра.

Меган проверила билеты, они лежали вместе с паспортом на столике возле кровати.

— «Эйр Сейшелз», рейс 3156 до Виктории, Маэ. Я вовсе не собираюсь опаздывать, не волнуйся, я собрала все. Осталось положить пару книг.

Чемоданы стояли возле двери, уже готовые, в них никаких маек, только одни хорошие джинсы, а все остальное — дорогая одежда, которую она купила на прошлой неделе, и даже туфли на высоких каблуках. Новая Меган будет надевать это на ужины в отеле. Роксана Феликс ни за что бы не рассталась со своими каблуками только потому, что отправляется на тропический остров. Значит, и Меган тоже. Если она и посмотрела с тоской на майку с надписью «Металлика» разок-другой, то это просто так.

— Книги? Да у тебя там не будет времени читать, — насмешливо сказал Дэвид. — Слушай, Меган, я тебе уже говорил. Это совершенно нетипично, ты, пожалуй, единственный сценарист, который работает в киногруппе, и знаешь ли, тебе дано право голоса и некоторая власть…

— Я знаю. Ты замечательный. Великий агент, — торопливо проговорила она. — Я не собираюсь тебя подводить. Я понимаю, почти все время мне придется там работать.

— Ты будешь работать не почти все время, а все время, когда ты на съемочной площадке. Всегда приходится переделывать какие-нибудь мелочи. А если выдастся свободная минутка, ты должна наблюдать, что происходит, и быть готовой к любым предложениям… Ты все время должна там вертеться, ничего не упускать из вида, иначе превратишься в Сэма Кендрика. — Дэвид рассмеялся собственной шутке.

Меган в ответ послушно улыбнулась, но ей не было смешно. Казалось, в последние дни Дэвид постоянно принижает Сэма. Но когда шеф приходил на репетиции, Дэвид превращался в обязательного, уважительного сотрудника.

Меган хорошо относилась к Сэму, он всегда старался ей помочь, был добр, и она знала, что и Элеонор уважает Кендрика. И в конце-то концов, разве не Сэм дал возможность Дэвиду Тауберу продвинуться? Ей было неприятно слышать, как Дэвид поддевает человека, да еще за глаза.

Нечего уж говорить о том, что Дэвид нападал на Мэри Холмс и Роберта Финна — они не новоиспеченные звезды, они знамениты уже несколько лет, оба клиенты Сэма Кендрика. Если бы Дэвид работал в другом агентстве, как ей говорили, он бы наверняка постарался переманить их к себе.

Одним словом, во всем этом было что-то неприятное для Меган. Ей не нравились его постоянные переговоры с Джейком Келлером. Элеонор Маршалл не приходила на репетиции, и, может быть, Джейк вместо нее должен был исполнять обязанности наблюдающего. Но все-таки… Меган покачала головой, отбрасывая неприятные мысли. Она мечтала о Дэвиде. Теперь она получила его. Вот это главное.

— Я кое-что тебе принес, — сказал он. — Предотъездный подарок.

Он подошел к стене, где висело его пальто, сунул руку в карман и вынул маленький пакетик в мягкой бумаге.

— Что это? — обрадованно улыбнулась Меган.

Дэвид протянул ей:

— Открои и посмотри.

Она развернула и вынула маленькую золотую подвеску на филигранной цепочке с нежной золотой звездочкой, вписанной в букву «Д».

— Это чтобы ты не забывала обо мне, — сказал Дэвид, одаривая ее такой улыбкой, от которой кости таяли.

— Как мило, — задыхаясь, сказала Меган.

Никто еще не дарил ей ничего романтического. Да и никому из ее дружков в голову не пришло бы купить такую золотую штучку.

— Вот так. Давай я надену на тебя.

Таубер подошел сзади, слегка спустил с плеч кардиган.

Меган наклонила голову, чувствуя, как его большие руки, искусно расцепив замочек, повесили цепочку ей на шею.

Металл холодил кожу. Меган прикоснулась рукой к нежной маленькой звездочке.

— Красивая, — сказала она.

— Это ты красивая, — пробормотал Таубер, проводя рукой по ее свежеподстриженной шикарной платиновой челке. — Знаешь, на тебе сейчас слишком много одежды.

Меган прижималась к нему, пока он расстегивал ее кардиган, брюки, медленно стаскивал с нее вещи одну за другой. Он нежно гладил ее, расстегивая лифчик, и делал это очень уверенно, потом стал искусно ласкать груди. Меган сразу возбудилась. Не дожидаясь, когда Дэвид снимет с нее клубничного цвета шелковые трусики, она сбросила их сама и осталась в его объятиях совершенно голой. Дэвид скинул халат, подтолкнул ее обратно к кровати и, наклонившись, прижался к плоскому животу Меган. Его сухие губы и мокрый язык обжигали кожу.

Меган задыхалась от страсти, чувствуя, как кровь прилила к соскам, когда он пальцами начал ласкать их, мять и тискать.

— О да, хорошо, — говорил Дэвид. Он жарко дышал над ее волосиками под животом. — Скажи, Меган, как тебе это нравится, скажи, как сильно ты меня хочешь.

— Ты же знаешь, что я хочу тебя, — застонала она, чувствуя его губы прямо над своими.

А потом его губы оказались в совершенно другом месте и ласкали самой интимной лаской. Язык Дэвида совершал круги, он точно знал, что и как надо делать, и она больше не могла сдерживаться или сопротивляться. Сильное, страстное желание охватило ее.

Глава 24

— Волшебное зрелище, — сказал Фред Флореску.

Они сидели на террасе «Меридиан-отеля», наблюдая закат солнца над Индийским океаном. На западе располагался огромный пляж, морские волны мягко набегали на берег. Песок казался красным ковром, в разбивавшихся о берег волнах отражались лучи уходящего солнца. На песке горело несколько костров, и искры, вспыхивая, улетали в небо; слышался смех отдыхающих, он перемежался возгласами сейшельских детишек, хихикавших и кричавших что-то друг другу на местном креольском наречии. Вдалеке видны были горные склоны, покрытые пальмами. Росло там и дикое дерево корицы, и густая разнообразная зелень, покрывавшая горы до самых вершин, до самого неба… Меган увидела, как что-то крылатое — птица или летучая мышь — сорвалось с вершины склона и унеслось вдаль.

— Да, — согласилась Меган.

— Надеюсь, ты не откажешься выпить со мной? — спросил режиссер и потянулся, чтобы снова наполнить ее бокал местным напитком, который представлял собой лимонный сок с толчеными кусочками льда и солью.

Вкус был резким, ничего общего с ужином, от которого остался сладковатый привкус во рту: осьминог в кокосовом молоке, кусочки поджаренных плодов хлебного дерева, шербет, ямалак — местный фрукт с розовой кожицей. Дэвид настаивал на жареном цыпленке и рисе из-за своей диеты, но Меган восстала. Возможно, для него экзотические путешествия — обычное дело, но она никогда не выезжала из Соединенных Штатов и не хотела делать вид, что там и осталась.

— Конечно, нет.

Ей было очень приятно выпить с мистером Флореску, и не только потому, что у нее не оставалось выбора. Его слово — закон на съемочной площадке. А его приглашение выпить с ним — все равно что приказ явиться на чаепитие с английской королевой. Никто не имел права отказаться. Да и кто бы захотел? Этот человек — король фильма. Он один из лучших режиссеров в мире. На съемочной площадке каждый добивался его внимания: Мэри Холмс, Джек Ричарде, Роберт Финн, Сет Вэйс и другие актеры; Том Лилли, администратор «Артемис», Джейк Келлер — бездельник, который болтался вокруг площадки и все время что-то записывал, Дэвид, чье главное желание, казалось, быть как можно ближе к Флореску, Питер, Стивен и Рик, три помощника режиссера, самые настоящие подхалимы, которые раболепно ловили каждое слово хозяина. А больше всех — Роксана Феликс; она стала вести себя как примадонна с той же секунды, как на нее навели камеру.

Дэвид велел Меган держаться подальше от Фреда. Она всего-навсего сценарист, а это значит — чуть выше обслуги. Так он заявил. До тех пор пока не понадобится, она не должна надоедать мистеру Флореску.

Меган обижалась на его тон — она, в конце концов, не ребенок, — но поступала, как он велел. Он ее агент и знает, что лучше. Да и к тому же держаться на расстоянии от съемочной площадки означало избегать Роксаны, которая пользовалась любой возможностью оскорбить или унизить ее. И Зака Мэйсона. Если он и смотрел на Меган, то лишь с презрением, а большую часть времени вообще не замечал.

— Я хотел бы узнать тебя получше, — сказал Флореску. — Я никогда тебя не вижу. Разве что с Дэвидом. Он что, твой хвост? Куда бы ты ни пошла?

Меган покраснела. Она, кстати, тоже так думала, и от этой мысли вдруг почувствовала себя неверной. В конце концов, благодаря Дэвиду она сидит и пьет охлажденный лимонный сок на тропическом острове, вместо того чтобы обносить жирными цыплятами каких-то болванов, так ведь?

— Он очень хорошо ко мне относится, — сказала Меган, защищая его.

— Он всегда очень хорошо относится к своим клиентам, — хмыкнул Флореску. — Ты написала замечательный сценарий. И выглядишь здорово. Любой агент, прочитавший твой сценарий, заключил бы с тобой контракт. Дэвиду привалила удача, он первым напал на твою работу. Это ему повезло, а не тебе. Надеюсь, ты это понимаешь.

Смутившись, Меган с трудом проговорила:

— Еще он мой приятель.

— Ну еще бы, — сказал Фред не слишком одобрительно. А потом, заметив, как Меган занервничала, добавил более мягко:

— Дэвид — хороший парень. Конечно, если он тебя устраивает.

— О да. Конечно, — сказала Меган.

Режиссер кивнул в сторону пляжа — вернее, отгороженной части площадки, где они снимали.

— Ты завтра можешь понадобиться. Я хочу кое-что изменить в сцене стычки Морган с наркодельцами. На случай, если Роксана захочет что-то еще добавить.

— О'кей, нет проблем, — согласилась Меган, и у нее в голове вспыхнул диалог, о котором говорил Флореску. Трудно изменить там что-то, не затронув другие сцены фильма, но она была рада, что наконец-то понадобилась.

— Роксана Феликс, — рассеянно сказал Флореску. — Вот у кого большие проблемы в отношениях с людьми. Она прочитала слишком много журналов и думает, что быть ведущей актрисой — то же, что быть самой большой сукой.

Поэтому устраивает этот трам-тарарам. А на самом деле она понятия не имеет, как должен работать актер.

Меган продолжала пить маленькими глотками свой напиток, молча слушая шум океана, бьющегося о берег. Она не посмела сказать, что сама думает о супермодели. Роксана тоже клиентка Дэвида. Если Дэвид узнает, что она жалуется на Роксану режиссеру… Страшно подумать, что он тогда сделает.

— Похоже, твой Дэвид особого влияния на нее не имеет, — продолжал Флореску. — Я как-то попросил его поговорить с ней несколько дней назад, он обещал постараться.

Но… — Режиссер разочарованно развел руками. — Если бы это был кто-то другой, я бы уволил немедленно. Впрочем, думаю, что и сейчас еще не поздно.

Меган увидела, как он уставился в пространство, словно вглядываясь в то, что происходит у него в голове.

— Так почему вы этого не сделаете? — спросила она. — Только потому, что она супермодель?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27