ГЛАВА 7

Холодно было в Нифльхейме и темно; и хлад этот, и тьма были здесь вечными. Но не было тут тишины.

Крики ужаса и вопли агонии нескончаемым эхом метались по подземному царству. Рыдания и жалобы выступали более тихим контрапунктом, сопровождающим какофонию страданий. А фоном всему этому служил звук непрестанного скрежетания и чавканья — то Дракон грыз и жевал корни Мирового Древа в своем бесплодном стремлении завалить его.

Царица Преисподней в одиночестве ужинала за своим столом, называемым Голодом теми, кто страшился оказаться угощением на такого рода трапезе. Она соскребла последние кусочки костного мозга и мозга головного с тарелки, называемой Голодание. Хихикая, Царица пренебрегла хорошими манерами, которым научил ее отец, Обманщик, и начисто вылизала тарелку розовым своим языком. Подземный сумрак, так страшивший многих, был для нее вполне приемлемым освещением, и она с улыбкой воззрилась на свое лицо, отразившееся в бронзовом зеркале Голодания.

Красивая девушка — Царица Преисподней! Молочно-бледен лик ее, изумрудны глаза, огненно-рыжи у нее кудри. Она снова улыбнулась. Сама Богиня-Кошка с ее прославленной красой, и та не ровня Царице…

По крайней мере от пояса и выше.

Улыбка угасла на полных алых губах Царицы. Она коснулась своего лица тонкими длинными пальцами — наследием отца — и провела ими по безупречной линии своей лебединой шеи. Затем потрогала груди свои, полные и твердые, словно молодые спелые яблоки; соразмерные, не раздувшиеся и жирные, как у коровы, но и не маленькие, не жалкие. Вот и упругий животик, касаться которого — одно удовольствие.

А ниже и начиналось уродство. Руки, теплые и живые, дотронулись до холодной, мертвой плоти. Скривившись от отвращения к нижней части своего собственного тела, Царица брезгливо вытерла о скатерть испачканные разлагавшейся плотью пальцы. Жуткий запах пугал даже ее самоё.

Именно потому Отец Всемогущий и поручил ей властвовать над бесславно скончавшимися — Царица сама была полутрупом. Сюда не приходили герои Валгаллы, здесь принимали только тех, кто умирал от постыдно преклонного возраста либо от болезней, зачастую вызываемых набегами на мир людей самой Царицы.

Даже отец ее, огненный бог, теперь редко наведывался к ней. Она чуяла исходящий от него запах страха, когда он спускался в подвластные ей ледяные глубины; взгляд его непрестанно меняющихся глаз метался вокруг, а ослепительная улыбка тускнела в темноте.

Царица ощутила в себе прилив знакомой ярости и возжаждала вновь обрушиться на Мидгард, где люди, теплые и живые, как половина ее тела, обитали в лучах солнечного света. Она убивала бы их, сокращая их численность взмахами кочерги катастроф или уничтожая еще большее количество с помощью смертоносной метлы болезней. Только в ненависти могла забыть она смерть, прилепившуюся к ней, смерть, на которую она не имела возможности повлиять…

И вдруг в подземном царстве наступила темнота. Мертвецы прекратили свои стенания. Громадный черный пес, спавший у ног Царицы, мгновенно пробудился; красные глаза его сверкнули, а подгрудок поднялся в тихом сердитом ворчании. Глупый Дракон перестал жевать корень Мирового Древа. Внезапная тишина означала только одно — кто-то новый пришел в царство мертвых. Царица приподнялась на своих ногах, которые по всем правилам не должны были поддерживать ее, и задалась вопросом, кто же идет к ней — еле волочащая ноги дряхлая старуха или, скажем, мужчина с перерезанным горлом, которого…

У Царицы перехватило дыхание. Тот, кто шел к ней, принес с собой свет. Свет и нежный аромат цветов, от которого у Царицы на глаза навернулись теплые слезы. Могучий черный пес у ее ног тихонько заскулил.

Этого не могло быть… и все же это произошло. Прекраснейший из богов Асгарда пришел в ее владения. Он умер, бесславно к тому же, иначе ему нашлось бы место в Валгалле. Но что же случилось? Все любили Прекраснейшего. Он никогда не мог умереть. Все создания из всех миров поклялись никогда не причинять ему вреда…

— Все, кроме маленькой омелы, — послышался рядом с Царицей голос, дрожавший на грани смеха. — Они забыли попросить омелу дать свое обещание не причинять ему вреда.

И если случайно нашелся тот, кто сделал из омелы дротик, и кто уговорил Слепца метнуть этот дротик в ничего не подозревающего Прекраснейшего…

Да, это был отец Царицы, и впервые он казался счастливым, пребывая в ее владениях. Чего нельзя было сказать о Прекраснейшем. Его сияние уже начинало угасать, а печальное выражение лица с утонченными чертами привнесло странное чувство в сердце молодой Царицы.

— Он никому не доставлял неприятностей, — сказала она Отцу, подступая ближе к любимейшему, невиннейшему, нежнейшему из богов Эзира. — Он жил только для того, чтобы нравиться другим, восхищать их, чтобы… — Царица сглотнула комок в горле. — Чтобы радовать глаз и сердце. Даже мне это известно, Отец. Даже ты это знаешь. И все же… Ты убил его.

Широкая улыбка Обманщика обратилась в гримасу.

— Да, — подтвердил он напряженным голосом. — Я убил его.

— Но почему? — вскричала Царица.

Жалость захлестнула ее. Жалость при виде этого невиннейшего из невинных, очутившегося здесь, во тьме и холоде.

Голос Обманщика понизился до рычания. Черные глаза злобно запылали, и даже она, Царица Преисподней, дрогнула перед неприкрытой ненавистью этих глаз.

— Я убил его потому, что он был прекрасен. Потому, что он радовал глаз и сердце. Потому, что он был обожаем и невинен. Потому, что он был всем тем, чем ты и я… что они…

Ярость душила Обманщика, и гнев его наконец передался и дочери. Царице стало понятно, почему он пошел на это. Ведь оба мы, он и я, изгои, ненавидимые и презираемые Эзиром. Как и братья мои — Волк и могучий Змей — отвергнуты лишь потому, что они не столь благородны и приятны.

— Смелее, Прекраснейший, — медленно произнесла Царица низким, грудным голосом. — Добро пожаловать в Ад.

И с тех пор Прекраснейший, предательски убитый, был обречен томиться в царстве бесславно умерших… вплоть до наступления конца света.

Элвин испугался так сильно, что, резко отпрянув назад, споткнулся и упал. Дыхание у него перехватило, и он очумело таращился на кошку, не в силах произнести ни слова.

Ровена поднялась, мягко ступая лапками, подошла к Элвину и уселась у его головы. Слегка ударив себя пару раз по бокам длинным белым хвостом, она аккуратно обвила его вокруг лап.

— Ну, чего разлегся? — спросила она. — Давай-ка, вставай. Ты что же, не слушал Повелителя?

— П-повелителя?

— Повелителя Ангелов. — Ровена кивнула в сторону правой руки Элвина. — Это кольцо Соломона. Соломон умел слушать животных и понимал их язык. Даже от нижайшей из тварей исходит мудрость. — Кошка посмотрела на Элвина; кончик ее хвоста чуть дернулся, как бы в нетерпении. — Хотя, — она дугой выгнула спину, поднимаясь, — я не уверена, что мне нравится называться «нижайшей из тварей».

— Возможно, — подал наконец голос Элвин, сам дивясь своему спокойствию и подбору слов, срывающихся с губ. — Михаил не имел в виду непосредственно тебя.

Ровена окинула его, как Элвину показалось, довольным взглядом.

— Умнеешь с каждой минутой!

Элвин старательно уставился на нее, потом, тихонько простонав, спрятал лицо в ладонь своей здоровой руки.

— Если я способен понимать тебя, — устало проговорил он, — стало быть, кольцо настоящее. А если оно настоящее, тогда все, что я видел, тоже происходило в действительности. Включая и задание, которое мне поручил Михаил.

Ровена мягко подошла к Элвину и нежно похлопала лапкой по его бедру.

— Все правильно. Итак, что же ты намерен делать?

Элвин поднял голову и взглянул в странные, разного цвета глаза кошки.

— Думаю, отправлюсь спать. Может, завтра утром, когда встану, я пойму, что все это мне только приснилось.

Ровена продолжала неотрывно смотреть на него, затем неожиданно потерлась головой о его колено.

— Нет, это не сон, друг мой. Иногда мне жалко вас, людей. Вы живете в мире, который так узок. Вы не можете видеть фей в лунном свете и грустных маленьких призраков, не слышите, как поет река. Все это для тебя, наверное, такое ужасное потрясение…

— Мягко сказано, — буркнул Элвин.

Он вернулся на свою кровать, но уснуть так и не смог, размышляя об огромной ответственности, навалившейся на него. Элвин уже вскоре осознал, что ему не избежать ее, но, прежде чем отправиться на исполнение миссии, которую поручил ему архангел Михаил, нужно было получить разрешение от аббата, чтобы покинуть монастырь.

Во время заутрени он двигался словно полусонный, вновь и вновь прокручивая в голове события прошлой ночи. Сердцем Элвин понимал, что не дьявол искушал его, он действительно общался с архангелом, но как убедить в том прозаичного аббата Беда? С чего начать? Какой предлог выдумать? Ведь согласно уставу ни один монах не мог отлучаться из аббатства, не получив на то позволение аббата.

Задумавшись, Элвин запнулся и на секунду прекратил пение молитвы. Брат Эдвиг бросил на него быстрый взгляд. Элвин прочистил горло и вновь запел вместе с остальными.

Куда мне идти? Цель миссии предельно ясна — нужно во что бы то ни стало помешать Антихристу осуществить преждевременное наступление Судного Дня. Но как это сделать и с чего начать прежде всего?

Есть только один человек, который может ответить на эти вопросы: мой старый друг, епископ Вулъфстан. Он хорошо меня знает, знает, что сам бы я не смог выдумать такую историю. Кроме того, именно Вульфстан предупредил меня о надвигающейся тьме, прежде чем я получил указания от архангела и услышал, как животные говорят на человеческом языке…

Приняв решение, Элвин продолжал петь окрепшим голосом. Да, нужно идти к Вульфстану, дабы испросить у епископа совета.

Когда заутреня окончилась, аббат взмахом руки повелел братии подойти к нему. Монахи встали перед ним, удивленные неожиданным нарушением установленного порядка. Беда выглядел уставшим и выждал несколько мгновений, прежде чем заговорить.

— Перед заутреней у меня был посетитель — курьер из Калне, который принес ужасные вести. Прежний наш аббат, епископ Вульфстан, серьезно ранен и, вероятно, сейчас при смерти. Он просит вас, чтобы вы помолились за него и его бессмертную душу.

Элвин замер, пораженный. Вульфстан. Неужели враг нанес удар, дабы помешать исполнению возложенной на Элвина миссии? Попытался убить единственного человека, которому он абсолютно доверял?

До потрясенного молодого монаха не сразу дошло, что Беда уже обращается непосредственно к нему.

— Элвин, Вульфстан просил, чтобы ты навестил его. Безусловно, я даю тебе разрешение немедля отправиться к нему. — Водянистые карие глаза аббата наполнились сочувствием. — Я знаю, как ты любил… любишь… Вульфстана. Я буду молиться о его выздоровлении и о твоем быстром и безопасном путешествии к нему.

— Аббат… что произошло? — Спросил Элвин дрожащим голосом.

Беда удрученно покачал головой:

— Случилось нечто страшное. Во время заседания Витана провалился пол. Многие погибли или серьезно ранены, и лишь нескольким удалось остаться невредимыми. Среди этих счастливчиков наш король и его главный советник Анджело, хвала Господу.

Король и его главный советник Анджело.

Элвин тотчас же вспомнил свой разговор с Вульфстаном тогда, в апреле.

Этельред окружил себя фаворитами, худший из которых — этот римский прохвост Анджело. Странный тип. Чрезвычайно привлекателен для окружающих, но что-то в нем мне очень не нравится.

Элвин задрожал. Ему было стыдно из-за того, что он не столько боится потерять епископа Вульфстана, сколько страшится тех сил, которые стоят за случившимся и, по всей вероятности, отберут жизнь у этого доброго человека.

— Иди быстро. Погода, боюсь, не очень хорошая. Но торопись. Оставайся там столько, сколько понадобится епископу. А потом, мой мальчик, — Беда стиснул пальцы, — возвращайся к нам на крыльях ангелов.

На крыльях ангелов. Учитывая то, свидетелем чего он стал в утренние часы, Элвин невольно спросил себя, какие же сны видел аббат, чтобы употребить эту фразу.

Он вышел еще до утренней службы. Братья собрали то немногое, что могло понадобиться, включая запас пищи на несколько дней. И с молитвами вывели его на главную дорогу.

Едва монастырь скрылся из виду за пеленой бесшумно падающего снега, как из кустов послышалось какое-то шуршание. Элвин подумал, что это кролик или лиса. Но ошибался. Ровена, сама похожая на снежок, легко вспрыгнула на седло. Старый осел, носивший кличку Валаам, удивленно мотнул головой. Ровена выжидающе посмотрела на Элвина, он пошарил в кармане. Нащупал кольцо Соломона и надел его на палец.

— …когда-нибудь напугаешь до смерти, если будешь так выскакивать! — пожаловался осел.

— И ты тоже! — воскликнул Элвин.

Валаам, удивленный не меньше монаха, повернул голову и уставился на седока.

— Ты слышишь меня, юноша?

Элвин вздохнул. Похоже, Соломон пользовался советами всех животных, а не только кошек.

— Да, Валаам, я тебя слышу.

— Чудесно, чудесно, — сказал осел, покачивая головой. — Как бы я хотел сейчас оказаться в теплом стойле. В моем зимой слишком холодно. И хорошей еды! Да, я видел, чем кормят лошадей тех, кто посещает аббатство. Им дают овес, их укрывают одеялами. И все только потому, что они такие высокопоставленные особы, тогда как…

— Валаам, — предупредительно зашипела Ровена, — молчи. Мне надо поговорить с братом Элвином.

Осел пробормотал что-то под нос, явно жалуясь на свою долю. Но голос сбавил.

— Ровена, что ты здесь делаешь?

— Мне кажется, тебе нужен надежный попутчик. А не только болтливый осел, — сказала Ровена, устраиваясь поудобнее на седле. — Кроме того, Вульфстан всегда относился ко мне по-доброму. Многие братья предпочитают пнуть кошку, чем процитировать что-то приятное из Библии.

— Это опасно, — заметил Элвин, странно обрадованный ее появлением.

Ровена взглянула на него своими голубовато-зелеными глазами.

— Я кошка. Если почую опасность — уйду.

Она закрыла глаза и преспокойно уснула. Элвин заботливо прикрыл ее краем накидки.

Шел снег. Тихий и белый, как Ровена. Элвин старался не поддаваться опасениям. С тех пор как еще ребенком его привели в аббатство, он ни разу не уходил от него дальше, чем на милю. Ему не хватало сейчас и тюфяка, и знакомого, усыпляющего холодка библиотеки. Дорога предстояла долгая. От Чесбери до Калне более сотни миль. В лучшем случае он доберется туда через несколько дней. В худшем…

Вульфстан, подумал Элвин, вытирая рукавом слезы, я иду. Пожалуйста, не умирай.

В сообщении Вульфстана говорилось, что он находится в поместье короля Этельреда, в Калне, где лежат и другие пострадавшие во время странного случая. Икпильдская дорога была вполне проходима, и Элвин убедился, что стража короля, расставленная на этом пути, сразу меняет отношение к путнику с подозрительного на дружеское, когда видит письмо со знаком епископа.

В одном месте часовые предложили проводить монаха до самого Калне. Они даже хотели дать ему лошадь вместо осла. Элвин согласился пересесть на коня, но отказался оставить Валаама, зная то, чего не знали ни аббат, ни солдаты — путешествие только начинается. Освобожденный от всадника, осел кое-как поспевал за более быстрыми животными.

О трагическом событии знали уже все — среди людей действия, принужденных к временному безделью, слухи распространяются быстро. К тому времени, когда юный монах, Валаам и Ровена прибыли, сопровождаемые двумя танами, к королевской резиденции, Элвин уже услышал самые разные интерпретации случившегося. От проявления Божьего гнева до попытки какой-нибудь ведьмы убить целое собрание добрых людей.

Последний отрезок пути люди проехали молча. Копыта приглушенно постукивали по заснеженной земле. А говорить было уже не о чем. Элвин устал от быстрой езды и от беспокойных ночей. Монах уже почти засыпал, когда негромкий треск и упавший сверху пласт мокрого снега вывели его из полузабытья.

Ровена зашипела, царапнула Элвина когтями и встряхнулась. Монах вздрогнул от боли и холода и поспешно замотал головой, сбрасывая снег, пока тот не растаял. Подняв голову, он увидел на ветке виновника происшествия: на него внимательно глядела большая рыжевато-коричневая белка. Остроконечные мягкие ушки мелко подрагивали, а пушистый хвост подергивался вверх-вниз. Зверек тут же начал браниться.

— Вы и не представляете, как долго я вас жду! Сначала в Чесбери. Но там сказали, что вы уже ушли. Ваши белки такие грубияны! Никакого воспитания! Но вы здесь и…

— Ты, злобная древесная крыса! — зашипела Ровена. Она промокла, и чудесный белый снег прилип к спине. Кошка замерзла и дрожала. Но это никак не уменьшало жар ее слов. — Я съем тебя на обед. Ты…

— Успокойся, Ровена!

Элвин попытался погладить свою спутницу правой рукой. Но животное было уже не унять. Ровена прыгнула на ветку, снова царапнув Элвина когтями задних лап и обрушив на попутчика еще один ком снега.

Сопровождавшие Элвина уже смеялись вовсю. Указывая на монаха, они обменивались какими-то шуточками и явно веселились от души. Элвин покраснел, но старался не обращать на них внимания. Ударив лошадь в бока, он проехал вперед, спеша избежать еще одного снегопада. Белка протестующе запищала, утверждая, что она «не обычная белка». Но Ровена ответила на это таким набором оскорбительных выражений, которые могли бы устрашить не только юного монаха. В следующее мгновение оба зверька исчезли из виду.

— Какой вы счастливчик, брат Элвин, — качая головой, заметил тан Элфрик. — Вас защищает такой отважный солдат!

Его товарищ Улрид громко расхохотался, и Элвин слабо улыбнулся.

— Хвала Господу, — ответил он, и таны, удивленные его словами, снова рассмеялись. Но теперь уже вместе с ним.

Они подождали Элвина и поехали дальше, сопровождаемые Валаамом. Юноше не очень хотелось продолжать путешествие без Ровены, но, доверяя ее звериным инстинктам, он надеялся, что кошка его отыщет.

А тем временем совсем неподалеку умирал Вульфстан. Элвин перекрестился и прошептал молитву, полагаясь на то, что еще не опоздал.