– Это уж как сказать, - рейнджер решил постоять за честь Скаута.
– Посмотрим, - осклабился Иван. - Кстати, а где Скаут? Я думал, что он уже тут.
– Ты его давно не видел? - нахмурился рейнджер. Смутные предчувствия исподволь теребили душу, но он старательно гнал их прочь.
Иван покачал головой.
– Как ни прискорбно мне это признать, но я отстал.
Рейнджер нахмурился еще сильнее.
– Ладно, пойду вниз, а то тут холоднее даже чем у нашего командора.
Рейнджер даже не улыбнулся.
Последний кровавый отблеск исчез за горизонтом, когда рейнджер спустился в вездеход.
– Наконец-то, а то мы тут подумали, что ты решил основать на этом месте еще одно поселение.
Стася бросила на Ивана неприязненный взгляд.
Рейнджер молча включил наружные огни и также молча выбрался из вездехода.
Через пять минут Иван не выдержал и последовал за рейнджером.
– Командир, когда отчаливаем?
Вместо ответа рейнджер пожал плечами.
Пауза несколько затянулась. Иван пытался подобрать комментарий поязвительнее, в то время как рейнджер упорно вглядывался в ледяную мглу.
– Ты хочешь сказать, что собираешься ждать тут, пока эта собака не вернется? - Иван в бешенстве схватил рейнджер за ворот куртки.
Все также не проронив ни слова, рейнджер небрежно отцепил пальцы Ивана от своей одежды.
– Ну и? - душившая Ивана злобы помешала ему выпалить одну из десятка убийственных тирад, которые вертелись на самом кончике его языка.
В ответ рейнджер посмотрел на Ивана сверху вниз. Иван опешил. Еще никому, кто был ниже его ростом, такое не удавалось.
…и молча вернулся внутрь. Завести вездеход и рвануть на станцию!
Вместо этого Иван плюхнулся в кресло, злобно прошипев в адрес Стаси, и принялся утешать себя, ярко представляя все то, что сделает с рейнджером когда-нибудь потом, если представится подходящий случай. Да и Скауту, если он все-таки заявится, тоже лучше ему на глаза не попадаться.
На более решительные действия у Ивана не хватало духу. Некоторое подобие уважения, которое он испытывал к рейнджеру, переросло в плохо скрываемый страх.
Под утро к рейнджеру присоединилась Стася. Зябко кутаясь в свой импровизированный наряд, она была полна решимости оставаться на боевом посту вместе с ним.
– Здесь холодно, Стася, слишком холодно для тебя. Иди вниз, я постою, - невыразительным голосом сказал рейнджер.
Вместо ответа Стася протянула ему сверток с едой. Крохотные льдинки в ее глазах выразительно говорили, что поесть рейнджеру все-таки придется. По крайней мере, она скорее замерзнет насмерть.
Тяжко вздохнув, рейнджер принялся за еду, ни на минуту не переставая пристально всматриваться вдаль. Прежде чем вернуться внутрь, Стася жадно прильнула к его губам, даря спасительное тепло. И какой дар окажется более бесценным в этой вселенной из ледяных кристаллов?
Скаут вернулся утром четвертого дня. Рейнджер был так счастлив, что мгновенно забыл бессонные ночи и непрерывное бдение на морозе. Главное, Скаут вернулся.
– Ладно, можешь не притворяться, что тебе стыдно, - рейнджер широко улыбнулся, обнимая пса. - Ну, рассказывай как дела?!
Скаут радостно завилял хвостом и аккуратно положил на лед свой трофей.
– Посмотрим на твою добычу. Хм, ледовая крыса… Не знаю, но наверное нам всем вряд ли стоит это есть. Пошли! - рейнджер махнул рукой, приглашая доблестного искателя приключений последовать за ним. - Да, это все же лучше оставить здесь.
Скаут задумчиво переводил взгляд со своей добычи на рейнджера и обратно.
– Да ладно тебе, еще испугаешь Стасю!
Хотя подобный исход и представлялся маловероятным - жизнь приучила диггеров ко всякого рода неожиданностям - этот аргумент подействовал.
– Скаут вернулся, - радостный крик рейнджера, ввалившегося в вездеход вполне мог заставить Элладу изменить свою орбиту.
– По тебе видно, - Иван бросил на рейнджера беглый взгляда, которого было вполне достаточно чтобы прийти к такому выводу. - А вот сам наш герой. Ишь, разведчик выискался. Хоть бы извинился?
– Да ладно тебе!
Скаут во всеуслышание заявил, что если ему и стыдно, то совсем чуть-чуть.
– Молчу, молчу, молчу. Надеюсь теперь можно ехать?
Рейнджер устало кивнул.
– Иди, выспись. Я так уж и быть поведу, - с напускным недовольством бросил Иван, радуясь, что кризис миновал, и даже не пришлось прибегать к крайним мерам.
– Я же сказал, выспись! - Иван сокрушенно покачал головой, глядя как Стася, прильнула к рейнджеру, намереваясь еще более ощутимо разделить с ним радость, как она недавно пыталась разделить и печаль. - Ох уж эти женщины! Только приоткрой одной дверь в свою жизнь, как она сразу объявит свои права на все и даже намного большее. Давай, гролли, покажем им, на что способны настоящие мужчины!
С грохотом, который доставлял ему ни с чем не сравнимое удовольствие, рейнджер распахнул люк вездехода.
– Всем привет!
– Добро пожаловать домой! - если Старый Ник и был удивлен скорым возвращением, то никак не показал этого. С людьми всегда слишком много хлопот.
– Насчет дома, сказано несколько сильно, но ничего, - отозвался Иван, выбравшийся из вездехода сразу следом за Скаутом, которого сейчас уже никто не мог удержать. Громкий лай оповестил близлежащие сектора, о благополучном завершении очередной эпопеи.
Когда рейнджер галантно предложил Стасе свою руку, Старый Ник на некоторое время в изумлении замолчал. Он ожидал всего чего угодно, но вот такое предположение не могло даже нелегально пробраться в отдаленейшую микросхему.
– Это Стася - Старый Ник, я тебе о нем рассказывал.
– И только хорошее, - ангельский голосок окончательно сразил Старого Ника. - Очень приятно познакомиться.
– Как там командор? Я хочу представить ему Стасю. Некоторое время она пробудет здесь. Между прочим, когда прилетает постмастер?
– Через шесть недель, - Нет, как хорошо было раньше, пока рейнджер не создал женщину. Стоп. Или ее создал искуситель, а рейнджер забрался в яблочный рай… Старый Ник запустил экстренную программу тестирования, вот и прибавилось работы для Билли.
– Шесть недель. Так ведь, Стася?
Стася нехотя кивнула. В глубине души она рассчитывала, нет, скорее просто надеялась…
Рейнджер все также неотвратимо что-то искал.
"Но солнце не всходит над снежным безмолвьем равнин".
И хотя давно уже неспособные никого согреть лучи красного карлика как раз коснулись поверхности планеты, это ровным счетом ничего не меняло.
– Кстати, Ник. Передай Курту, у меня к нему есть разговор. Он поймет о чем. - Или, быть может, следовало сказать, о ком?
Так, надо не забыть заскочить к Франсуа. Рейнджер был уверен: Стасе еще никто не дарил розы. Пусть будет маленький сюрприз.
Осторожно держа Стасю за руку, рейнджер вел ее по бесконечным коридорам станции.
– Знаешь, я не хочу оставлять тебя здесь одну, поэтому до прибытия постмастера я никуда не уеду. А там перед тобой окажется вся вселенная, или ее остатки, это как посмотреть. Между прочим, я тут присмотрел апартаменты, тебе должно понравиться. Как раз в Истмусе. И совсем недалеко от меня. Ты даже не заметишь, как пролетят эти шесть недель.
Он говорил, говорил и говорил, боясь замолчать, боясь остановиться, зная что Стася отвернется, лишь только он вспомнит о лете.
Наверное поэтому рейнджер и выбрал свободу. Свободу от обязательств, свободу от ответственности за других. Свободу, когда никто не сможет больше разбить сердце; ведь нельзя разбить то, что и так уже застыло в невыразимом крике.
Одиночества. Которое не в состоянии скрасить даже верный Скаут.
Но в таком случае, что же ему остается?
Дорожная пыль…
III. Слезы небес
я буду идти
прорываясь в потемках
с улыбкой застывшей
в гримасе бездушных ночей
забыв и о цели
стальной и жестокой
что нас ожидает
в глубинах морей
просто идти
продираясь сквозь джунгли
с размахом срубая лианы смертей
идти и сражаться
отчаянно биться
вставая из праха
отжатых костей
просто идти -
что может быть проще
забыв о невзгодах
бессолнечных дней
борясь до победы
до точки отсчета
где истина тонет
в бездне любви
Флаер осторожно лавировал между уходящими в заоблачную высь башнями. Сталь, немного стекла и сверхпрочный пластик составляли ту хрупкую основу, которая не позволяла этим угрюмым стражам покинуть опостылевшие им посты.
Неожиданно флаер резко пошел вниз. Он словно провалился в тщательно скрытую в облаках воронку, из которой не выбраться.
Вопреки ожиданиям флаер бесстрашно зацепился за уступ одного из зданий. Этого уступа не могло и не должно было быть. Более того, его просто не было, если не считать краткого мгновения, с лихвой хватившего пилоту флаера.
– Прямиком в родной скворечник! - группу безмолвных людей, подоспевших почтительно открыть кабину, встретил победный вопль неряшливо одетого молодого человека.
Небрежно кивнув своим верным вассалам, от которых всегда требовалось только одно - преданность, он подошел к узкому окошку, чтобы оценить всю глубину открывающейся внизу пропасти. Глядя на туман, где из белесого сумрака неверно выныривали одинокие башни, молодой человек безразлично пожал плечами. До поверхности планеты было очень далеко.
– Мессир, Ваш брат ожидает Вас.
Он обернулся на бесстрастный голос, мертвящим эхом отдающий от цельнометаллических арок ангара. Вспышка праведного гнева улеглась еще быстрее, чем успела подняться до опасной черты. Раз лорд Виланд хочет его видеть, значит так тому и быть.
Только на сколько же уровней надо подняться?
– Ваша Светлость! - он склоняется на одно колено, но слишком развязано, чтобы это можно было воспринять всерьез.
– Уильям, - казалось Виланд даже не заметил прибытия брата; его взгляд прикован к клубящемуся снаружи туману, который сейчас испещрен кровавыми прожилками, - что на этот раз?
Уильям пожал плечами.
– Ничего.
– Ничего… Дай-ка припомнить, что случилось в прошлый раз, когда я услышал твое "ничего".
Если на этом месте Уильяму полагалось смутиться, то он сделал вид, что не понял намека. Лишь гордо вскинул голову, и растрепанные волосы разлетаются в танце отражений.
Он ни перед кем не собирается отчитываться, даже перед самим лордом Виландом. И по какому праву? по праву рождения? А даже и так, но разве в их жилах бьется не одна кровь, кровь Повелителей Туманов?
– Уильям, - Виланд оборачивается и устало смотрит в дерзкие глаза младшего брата. - Уильям…
Только одно слово, но оно струится скрытой мощью, сокрушающей стальной пластик угрюмых башен. Только одно слово.
Лорд Виланд слишком устал. Глубокие морщины прорезают еще нестарое лицо, и в них застыла невыразимая мудрость, и невыразимая же боль.
Что еще можно сказать? Что постоянная вражда Лордов-Повелителей лишь расшатывает некогда непобедимую РесПублику? Что время мелких ссор давно прошло, и пришло время наконец осознать эту несложную истину? Что гордость и безрассудство - тяжкое бремя прошлого, за которое теперь приходится расплачиваться всем?
Виланд может сказать и это, и еще много других, столь же красивых и правильных слов. Но главное, столь же бессмысленных. Но он слишком устал.
– Уильям…
Уильям молчит, но в его взгляде читается вызов. Он будет делать только то, что считает нужным
он, и все лорды РесПублики не смогут заставить его отступить.
- Уильям, тебя ожидает…
Бесстрастный металлический голос не принадлежит Виланду, он даже не слышит.
На мгновение Уильям увидел, что казавшиеся незыблемыми стены исчезли, и он беспомощно падает вниз, и это его кровь просачивается сквозь туман.
Видение продолжается лишь одно мгновение, но оно ст'оит вечности. И вот он снова в башне, все так же дерзко смотрит на брата, который бессмысленно продолжает повторять имя, давно превратившееся в ничего не значащий набор звуков:
"Уильям, уильям-уильям, уиль-ямуи-льямуильям, oui…"
- Мессир
Уильям
…ожидает тебя
брат
Вас ожидает…
Металлический шепот проникает в потаенные глубины мозга, проходя сквозь возводимые Уильямом барьеры словно огненный шар сквозь ледяные завалы.
– Уильям, - повторяет Виланд, и его голос звучит в унисон с убийственной какафонией металла.
Неужели он ничего не слышит? Неужели это и есть кара…
Сил на то, чтобы думать уже не остается. Все исчезает в сумрачной борьбе с разлетающимся в клочья сознанием, с рвущейся тканью Вселенной, которая тяжело взрывается у него в голове.
… и он беспомощно падает вниз, дерзкий и безрассудный, отчаянно гордый, и его кровь окрашивает туман багряными отражениями.
Билли с трудом открыл глаза.
Резко встал, привычным движением выдернул из вены шприц и отбросил в сторону до боли знакомый шлем, проросший порослью змеистых проводов.
Вокруг ни звука. Станция оглушает своей тишиной, и лишь призрачным светом кроваво мигает убийственный сигнал тревоги.
Билли задумчиво почесал давно не бритую щетину, порядка ради пригладил растрепавшиеся волосы, одновременно вспоминая, что в этой борьбе он еще никогда не выходил победителем.
Но последний раз проникновение оказалось чересчур жестким. Из-за сбоя в программе он вполне мог и не выбраться.
Разлетающееся в клочья сознание и головокружительное падение в дымящуюся смертельным туманом бездну.
Надо с этим завязывать, надо…
Билли попытался припомнить, сколько же раз он давал себе подобное обещание; безразлично покачал головой.
Ладно, нельзя терять время, которого сейчас практически не осталось!
Превозмогая боль, обосновавшуюся в каждой клеточке своего тела, Билли встал. Осторожно сделал шаг, затем второй, восстанавливая координацию движений. Ничего, можно идти… Нужно идти! Билли стиснул зубы.
Забросив за спину верный рюкзак - с походным набором инструментов и переносным терминалом Билли предпочитал никогда не расставаться - он шел по бесконечным коридорам станции. Не было нужды прогонять экстренное тестирование - Билли прекрасно знал, откуда распространяются помехи, убийственными волнами расходится угроза Старому Нику и всей станции. Из Анкилы, откуда ж еще?
Билли торопился как мог, но все же достаточно часто ему приходилось останавливаться и отдыхать, тяжело опираясь на металлические переборки. Слабость все еще давала о себе знать. Ну почему каждый переход воспринимается так болезненно?
– Эх, Мак, ну угораздило же тебя! Да еще в самый неподходящий момент.
Ответа не последовало. Плохо дело. Хотя… чего бы иначе его так выкинуло? Ладно, давно следовало заняться делом вместо того, чтобы закладывать виражи между постготическими башнями.
Он снова был там. Мессир Уильям, Повелитель Туманов. С вечным вызовом в упрямом взгляде, дерзкий и бесстрашный…
Билли с трудом отогнал наваждение. Нельзя расслабляться, ни в коем случае…
Тяжело дыша, Билли прислонился к холоду металлу. Он здесь и сейчас, здесь и сейчас, а не там и тогда…
Это помогло. Рвущаяся в неведомое душа застыла недвижимо и тихо опустилась на дно. Слишком много проблем ждали своего решения, слишком большая ответственность ложилась на плечи Билли в тот самый момент, когда он оказался на покинутой станции. Наверное, судьба…
На Элладу Билли попал во многом случайно. Ему было все равно куда лететь, все равно куда бежать, лишь бы… Лишь бы как можно дальше от бессмысленной бойни, в которую очертя голову бросались молодые ребята, мечтая о славе, легких победах, орденах и восторженного обожания в глазах прекрасных женщин. Но получали лишь кровь, грязь и безжалостную смерть, расходящимися кругами собирающую непомерную дань.
Рвущиеся в бой идеалисты возвращались назад с сердцами, окаменевшими в непрерывной привычке убивать, убивать, убивать, без жалости и сомнений. Те из них, кому удавалось вернуться.
Поэтому, когда Виргинская Краина патриотическим завыванием ответила на сакраментальный вопрос, а что они могут сделать для своей родины, Билли решил, с него хватит. Он просто исчез, растворился, пропал, словно призрачный сон в безмолвии Хаоса.
Его просто никогда не существовало. Он стер всю информацию о том человеке, которым был, работая в Центре Стратегического Планирования. Прихватив на память небольшой сувенир.
На этом его война закончилась.
Афины оказались первым местом, где он не встретил войны. Кровавой мясорубкой прорезая свой путь, война оставила здесь неизгладимые шрамы и покатилась дальше. По иронии судьбы эта станция некогда числилась за Гленнской Империи, чьи корабли безжалостно обстреливали планеты Виргинской Краины. Нельзя сказать, чтобы Краина оставляла свои долги неоплаченными.
Но ему было все равно. Упрямо пожав плечами, Билли сошел с корабля. Его случайные попутчики, каждый из которых стремился извлечь хоть какую-то выгоду из полыхавшей вокруг войны, пожелали ему удачи и отправились дальше. Эллада не представляла для них никакого интереса. После проведенных вместе лет им было немного жаль расставаться, но раз Билли нашел быть может именно то, что искал…
И он нашел.
Компьютер станции был далек от совершенства. Старая модель, ИскИн, который Искусственным был наверняка, а вот Интеллектом… Но со своими функциями он по-видимому справлялся. По крайней мере, обитатели станции не жаловались.
Одним словом, неплохое местечко для Великого Эксперимента, к которому Билли готовился всю свою предшествующую жизнь.
Точно судьба.
Если Билли о чем-то и жалел, то лишь о том, что не попал сюда раньше. Раньше? насколько. Война не пощадила и Афины, но Билли начал это понимать слишком поздно.
Великий Эксперимент, как он сам его окрестил, удался, хотя до конца было еще очень далеко. По крайней мере, это был уже не тот ИскИн, который мог лишь выполнять жестко детерминированные функции. Старый Ник, старый добрый Ник, как его называли все обитатели станции за исключением Билли. Скажи мне, что ты о себе думаешь, и я скажу кто ты…
Все стало на свои места в тот самый день, когда компьютер прочитал Макиавелли, и назвал себя "Старым Ником". Для Билли, так и быть, просто "Мак".
Почему Билли выбрал "Il Principe"? Макиавелли он уважал, хотя не мог согласиться ни с одной из высказанных им идей. Просто это была единственная книга, абсолютно не связанная с компьютерами, электроникой и программированием, которую Билли смог дочитать до конца. Ничего лучшего для переформатированной и заново формирующейся личности он не мог предложить.
Особой разницы не было.
Великий Эксперимент несомненно удался. И самое главное - ни одна из воюющих сторон не могла использовать его в своих целях.
Билли упрямо прислонился к металлической переборке. Не останавливаться. Все что угодно, но только не останавливаться. Еще ни разу погружение не выбивало его до такой степени. Да, но еще ни одно погружение не было настолько глубоким. И надо же, чтобы именно сейчас…
Погружение куда? В идеальный мир, какой он хотел бы иметь для себя? в прошлое, которого у него никогда не было? в будущее, которого, может, никогда и не будет. Или это был скачок в одну из его прошлых жизней, когда возведенные за все бесчисленные жизни существования защитные блоки взрываются в едином порыве понимания?
Билли и сам толком не мог сказать. Зачастую ему приходилось вполне сознательно отказываться понимать Старого Ника. Чтобы не сойти с ума. Ведь теперь он был больше чем компьютер. Он был живым, но не стал ли он от этого еще более чужим для людей?
И когда сознание человека соединялось с неосязаемым переплетением виртуальных снов компьютера, становилось по настоящему страшно. И немного весело, ведь никто уже не мог сказать, что, где, когда, почему…
Упрямо глядя сквозь кроваво-голубые прожилки ядовитого тумана, он скользил между величаво-стройных очертаний постготической архитектуры. Флаер дерзко прокладывал свой путь между уходящими в заоблачную высь башнями. И никто не был ему господином…
Сколько у него осталось времени? Мало, слишком мало. Но он должен успеть, просто обязан. Ради Старого Ника, ради себя, ради обитателей станции, которые были обречены после смерти Ника.
Надо идти. Просто идти. Во что бы то ни стало идти вперед. Куда уж проще? Забыв о невзгодах бессолнечных дней, забыв и о цели, стальной и жестокой… Идти и сражаться, вставать из праха и идти дальше. Прорываясь сквозь прошлое, которое безудержно давит грузом непрощенных ошибок. Сражаясь за то, что тебе дорого, за то, что составляет смысл жизни.
А может, было бы лучше, если бы он ничего этого и не начинал?
Жестокие слова, "что если…" больно вонзалются в кровоточащую душу. Что если… ничем не примечательный диск, который Билли позаимствовал на память в родном Центре, бесследно затерялся бы в бескрайних просторах Великих Гражданских Войн? А вместе с ним затерялся бы и Билли.
Просто и со вкусом. Можно было бы копнуть чуть поглубже и задаться еще более риторическим и не менее же бессмысленным вопросом, а что если… он так бы и не создал злополучной программы, которую следовало выкрасть, чтобы никто не использовал ее для святой цели уничтожения ближнего, программы, делающей бессмысленными все последующие программы, по крайней мере, написанные человеком. И ведь его всегда тянуло в небо!
И пусть доблесть ополчится на неистовство.
Бой это здесь и сейчас, а не там и тогда.
Становление живого компьютера натолкнулось на незаживающие шрамы войны. Билли с трудом представлял себе эволюцию сознания ИскИна после того, как он запустил программу. Ведь это была эволюция. И ИскИна больше не было. Ему на смену пришел Старый Ник. Но старые шрамы остались. И появились новые.
Кое-что он почерпнул из рассказов самого Старого Ника - ведь даже компьютеру, как оказалось, может потребоваться психоаналитик, особенно когда до того плоский мир вдруг обретает цвета, а неведомо кем определенная цель, единственная и бесспорная, неожиданно сменяется тончайшим ароматом противоречий. Кое о чем он узнал из электронных архивов, в которые, как и положено всем положительным компьютерам, ИскИн отправлял свои скупые отчеты, даже не подозревая, что однажды они прольют свет откровения на бессмысленную правду прошлого. Кое о чем догадывался, но о многом даже и не подозревал.
А как иначе можно воспринимать жизнь до жизни, жизнь, которая становилась жизнью лишь через осознание смертью?
Приказ об эвакуации застал всех врасплох. Всех, кроме ИскИна, которому было все равно. Приказ есть приказ, ибо так было изначально, и вообще, людям виднее.
Виланд вольготно развалился в кресле, забросив ноги туда, куда им обычно удавалось дотянуться. На этот раз на один из вспомогательных блоков компьютера станции.
Компьютер… смысл его жизни. Компьютер, а что это собственно такое? Куча железа, оживляемая хаотически снующими электронами? Набор программ, которые из года в год становятся все сложнее и запутаннее? Или просто очередная машина для исполнения желаний?
В сущности, Виланд не смог для самого себя найти ответ на этот вопрос. Смешно, наверное, но компьютеры вызывали у него странное щемящее чувство, словно это старый приятель, друг детства, которого можно забросить на дальнюю полку, но он всегда останется с тобой. Как любимая вещь. Вещь? Может быть…
– ИскИн, - Виланд печально улыбнулся, - ты слышал об эвакуации?
Бесстрастный металлический голос подтвердил, что дела на самом деле обстояли именно так. "Ответ положительный". Нет, надо же было додуматься! "Да, сэр!" - еще куда бы ни шло, но вот "Ответ положительный"…
Ладно, сколько лет жили, переживем и эвакуацию. Как штатный программист станции Виланд являлся ответственным за поддержание компьютера в рабочем состоянии. Поскольку от компьютера зависела жизнь всей станции, Виланд не без основания считал себя третьим человеком в Афинах, после военного коменданта и Наместника Торговых Гильдий. На самом деле, он был, разумеется вовсе не третьим, но зачем разочаровывать тех, кто считает, что обладает властью?
Самый важный человек на станции вполне мог внести соответствующие изменения в программу компьютера, не затрагивая, разумеется, основ жизнеобеспечения. Виланд давно собирался этим заняться, но…
Всегда находилось какое-то "но". Если уж что-то менять, то улучшения должны быть по настоящему стоящими, только вот, в начале следовало бы решить, а что, собственно, надо менять.
А зачем вообще что-либо менять? Так обычно заканчивались все порывы Виланда к активным действиям. Раз ИскИн исправно функционирует, зачем нужны изменения?
Жалко конечно. Виланд успел привязаться к ИскИну. Но, ничего не поделаешь. Приказ есть приказ. Не этот первый, и не этот последний. Работа, знаете ли такая… Программист он до тех пор программист, пока выполняет основное профессиональное требование: никакой виртуальности, никакого использования стратегического имущества для развлечений и легкой наживы.
Единственное, в чем Виланд несколько отступал от правил, были шахматы. Старомодная игра, не способная никого привлечь, кроме неисправимых романтиков. Действительно, ведь думать компьютеры способны быстрее, эффективнее и, главное, с меньшими энергетическими затратами.
В свободное от обслуживания компьютера время - то есть, с короткими перерывами на сон и еду - Виланд упорно штудировал труды мастеров тех невыразимо древних времен, когда человек мог на равных сражаться с компьютерами и иногда ему даже удавалось выиграть. В то, что когда-то, еще в доисторическую эпоху компьютеры вообще не умели играть в шахматы, Виланд положительно отказывался верить.
Традиционная еженедельная партия заканчивалась не менее традиционной победой компьютера. Виланд был только рад. По крайней мере, покамест у него есть цель, к которой можно стремится. А если он победит…
– ИскИн, выведи график эвакуации.
Виланд с любопытством взглянул на монитор. Из пятидесяти тысяч человек, на которые были рассчитаны Афины, на станции осталось едва ли больше тридцати. Слухи имели нехорошую тенденцию преодолевать скорость света, и многие предпочитали не дожидаться суматохи неорганизованного вывоза всего того, что жалко было оставить.
Суматоха. А суматохи Виланд никогда не выносил. Все суетятся, куда-то торопятся, словно бояться опоздать умереть. Ну и пускай!
Скоро, очень скоро.
– Пора прощаться что ли? - легкая грусть расставания не покидала Виланда. Компьютер, чем он ни был - кучей железа, набором программ, машиной для исполнения желаний - стал частью его жизни. Не то чтобы она была чересчур увлекательной, скорее даже наоборот, но все же это была его жизнь. Определенный ее этап подходил к концу. И расставание с любимой игрушкой становилось тягостной необходимостью.
Компьютер не ответил. Он не был запрограммирован отвечать на риторические, философские или попросту глупые вопросы. Этот недостаток Виланд также не успел исправить. А может, не захотел.
Иногда, когда ему становилось особенно грустно, Билли в порыве убийственной мизантропии задумывался, а может Виланд действительно был прав? Не лучше ли оставить всех в покое, забыться и беззвучно впитывать живительную солнечную радиацию? И пусть себе копашатся…
Уильям, уильям-уильям, уиль-ямуи-льямуильям, oui…
Наместник Торговых Гильдий сердито взглянул на Виланда. Еще одна никчемная личность пожаловала. Наместнику было все равно, что Виланда вызвал он сам. И тут еще эта эвакуация, словно недостаточно желчи уже разлилось вокруг!
– Мы с вами отправляемся в последних рядах. 19-00 стандартного времени. Завтра.
Виланд кивнул. Это он и сам знал. Нашел ради чего отвлекать! Он только напал на один многообещающий гамбит.
– Перед отлетом Вы должны перевести компьютер станции в режим чрезвычайного ожидания.
Забыть об отложенной шахматной партии Виланд был не в состоянии ни при каких условиях, но сейчас даже гамбит отошел на второй план. Вековую апатию как рукой сняло. Он спорил до хрипоты. Доказывал, что это невозможно. Ведь на станции остаются люди.
– Но я же не предлагаю его дезактивировать? - на лице наместника сквозило нескрываемое недоумение человека, который просто был не в силах понять, в чем заключается суть спора.
– Но, - начал было Виланд, и тут же замолчал.
Что еще можно сказать? Что без компьютера станция перестанет существовать, что холод и завывание ветра станут уделом Афин? Но именно это и предусматривалось на тот случай, если враг окажется на орбите. Режим чрезвычайного ожидания означал активацию программы полного системного подавления при наличии прямой угрозы вторжения. Просто и со вкусом: пусть врагу достанется лишь груда застывшего в вечном безмолвии металла.
Что еще сказать? Что в подобном случае риск для оставшихся слишком велик? Что если кто и появится на орбите, то вряд ли для захвата станции? Что, наконец, это бесчеловечно по отношению к ИскИну?
Виланд мог сказать и это, и еще много других, столь же красивых и правильных слов. Но главное, столь же бессмысленных. Но он слишком устал.
Пожав плечами Виланд вышел от Наместника. Еще не все было потеряно.
Командор просто отказался с ним разговаривать. Виланд пытался что-то сказать, что-то объяснить, но в ответ получил лишь:
"Уходите. Я уже больше не командор. Я подал в отставку. Я ослеп. Я умер. И вообще это не я. Мне все равно, только оставьте меня в покое."
Виланд сдался. Один за, один против, один воздержался. Значит, не судьба. К сожалению, он не был достаточно силен, чтобы настоять на своем, чтобы сделать так, как он считал нужным.
Проиграв очередную шахматную партию, Виланд с щемящим чувством предательства сообщил ИскИну, что перед отлетом переведет его в режим чрезвычайного ожидания.
