Глава 27

Направляясь с Джоном к конторе знакомого торговца, Кристофер думал о том, что они поручили этому человеку непосильную задачу.

— Я бы предпочел испанскую пытку сразу, — говорил Джон. — Это могло бы быстрее дать ответ и, несомненно, доставило бы мне большее удовлетворение. Когда я сейчас смотрю на слащавую улыбку Мартина, то не могу поверить, что всю жизнь не замечал, какой дьявол скрывается за этой улыбкой.

— Это план настоящего похищения, который я придумал по совету Мартина, — сказал Кристофер. — На этот раз в нем присутствует Кристина. Я посвящу тебя в детали этого плана, чтобы ты знал, что происходит, если он попытается вовлечь тебя в него. А он способен на это. Но мне нужно, чтобы ты был на моей стороне.

Кристофер рассказал Джону о плане Мартина и о своих соображениях по поводу этого дела.

— Хорошо, — ответил Джон. — Надеюсь, что Нэнси не собирается завтра вечером на прием в Карлтон-Хаус. Вряд ли она захочет пойти туда, когда узнает, что Мартину готовится хорошая взбучка.

Мистер Роберте вышел из-за письменного стола, улыбаясь и довольно потирая руки, увидев, что в назначенное время пришли два джентльмена. Он сообщил, что Пауэрса с большими трудностями удалось разыскать только сегодня утром.

— Симона Пауэрса никак нельзя назвать уважаемым адвокатом, — пояснил мистер Роберте. — Похоже, он занимается только темными делишками, — добавил он, посмотрев на Кристофера.

Контора Симона Пауэрса находилась не в самом престижном районе города. Похоже, он ведет дела ростовщиков, заметил Джон, когда они спустя полтора часа добрались до места.

В приемной мистера Пауэрса тощий клерк с глубоко посаженными глазами что-то писал в толстой тетради; он сообщил джентльменам, что хозяин ушел по делам и не вернется до конца дня. Несмотря на громкие протесты клерка, Кристофер открыл дверь, ведущую в кабинет, но там никого не оказалось.

Он посмотрел на Джона, а затем на клерка.

— Мы придем завтра, чтобы получить консультацию у мистера Пауэрса, — произнес он. — Завтра в полдень.

— Передайте ему, что мы хорошо заплатим, — добавил Джон и, вытащив из кармана деньги, вручил их клерку.

— Похоже, это больше, чем Пауэрс платит ему за месяц, — сказал Джон, когда они с Кристофером, немного разочарованные, вышли из конторы. — Этот бедняга слишком уж бледен.

Кристофер вздохнул.

— Хоть я и понимал, что это невозможно, но все же я надеялся, что сегодня все может разрешиться, мы найдем доказательства, разоблачим Мартина и все расскажем Элизабет. Я так надеялся, что завтра наконец будет счастливый день. Но нам даже не удастся переговорить с Пауэрсом до свадьбы, — сказал он.

— Может, это и к лучшему, — заметил Джон. — Она ведь согласилась, Кристофер. Но она очень расстроится, когда узнает правду о Мартине и поймет, что вы столько лет страдали по его вине. После этого она вряд ли будет готова к свадьбе.

— Наверное, ты прав, — согласился Кристофер. Он вернулся домой из Америки, намереваясь добиться правды, и собирался действовать терпеливо и неторопливо, в зависимости от обстоятельств. А теперь, когда он был так близок к разгадке, терпение покинуло его. Кристофер хотел все узнать как можно скорее.

— Да, — ответил он Джону. — Я уверен, что ты прав.

Как Джон и предполагал, оперный театр был переполнен. Все было заполнено пышно одетыми и украшенными сверкающими бриллиантами людьми. Трудно было представить, как они собираются превзойти себя на следующий вечер на приеме в Карлтон-Хаусе.

Когда появился принц-регент со своими иностранными гостями, все встали и исполнили национальный гимн, громко зааплодировав в конце.

Пустовала только одна ложа, что было весьма подозрительно. Позже нашлись такие, кто готов был поклясться, будто регент весь первый акт нервно поглядывал туда и только в конце действия вздохнул с облегчением, стал наслаждаться блеском окружавших его именитых гостей.

Но успокоился он слишком рано. В начале второго акта по залу прокатился гул и в пустовавшей прежде ложе появилась принцесса Уэльская. Она выглядела нелепо в блестящем платье, с ярко-желтыми локонами и была так сильно нарумянена, что это было заметно даже в самом дальнем уголке театра.

Все взгляды были устремлены на появившуюся принцессу, а затем перенеслись на регента, застывшего в своей ложе, побледневшего и ставшего неестественно прямым. В это время русский царь встал и поклонился принцессе; его примеру последовали остальные монархи, и регенту ничего не оставалось, как тоже подняться и поклониться своей отвергнутой супруге. Только после этого стоявшая в зале напряженная тишина взорвалась громкими и радостными восклицаниями. Регент скрыл свое смущение и ярость за улыбкой и поклоном, воспринимая все это как нечто обычное.

Начало второго акта еще немного задержалось, так как несколько зрителей, а именно три видных лидера партии вигов, решили лично поприветствовать принцессу. Она грациозна им поклонилась под громкие аплодисменты. Джентльмены удалились вместе со своими дамами, и действие на сцене наконец продолжилось.

Элизабет была страшно рассержена. Она всегда знала, что Манли принадлежит к вигам и что все его симпатии на стороне принцессы Уэльской. Она всегда уважала его мнение, даже когда была совершенно не согласна с ним. Она не вполне разделяла его отношение к принцессе, считая эту женщину вульгарной и недостойной стать королевой Англии. Но и регент был не лучше.

Больше всего Элизабет рассердило то, что ее силой принудили на глазах регента, его высоких гостей и всего светского общества открыто продемонстрировать свою поддержку принцессе. Лорд Пул провел ее в ложу принцессы, где ей пришлось сделать глубокий реверанс, заслужив улыбку этой женщины и восторженные аплодисменты публики. Элизабет предпочла бы не делать этого так явно. Но этот вечер, так же как и завтрашний день, был посвящен тому, чтобы поддержать авторитет Манли.

Но то, к чему он принудил ее, было несправедливо. Элизабет была вне себя от ярости. Тем не менее весь вечер ей пришлось сидеть рядом с Манли и улыбаться. Они поздно вышли из театра, потому что собравшаяся снаружи толпа окружила экипаж принцессы Уэльской, громко приветствуя ее, и никто не мог выехать. Наконец уехали русский царь, король Пруссии и другие именитые гости.

— Это был чудесный вечер, — произнес лорд Пул, повернувшись с довольным видом к Элизабет, когда они наконец оказались в своем экипаже. — Вы видите, Элизабет, все обожают ее. Регента заставят предоставить ей ее законное место при дворе, и тогда — уж будьте в этом уверены — она вспомнит, кто помог ей добиться этого. И если тори будут продолжать поддерживать регента, то скоро лишатся своей победы. — Он взял Элизабет за руку. — Вы были просто великолепны.

Она отдернула свою руку.

— То, что вы сделали, непростительно, — сказала она. — Манли, вам следовало сначала спросить меня, хочу ли я войти в ее ложу. Я бы вам сказала “нет”.

Его глаза зло сверкнули.

— Вы бы отказались, мадам? Так позвольте вам напомнить, что вы — моя невеста, а скоро станете моей женой.

— Но у меня все-таки есть собственное мнение, — ответила Элизабет. — И мне этот спектакль показался совершенно недостойным.

— Я буду решать, каким должно быть ваше мнение и ваши суждения, Элизабет, — возразил он. — И мне решать, что достойно, а что нет.

“Можно превратить этот конфликт в крупную ссору, — подумала Элизабет. — И в этот же вечер разорвать нашу помолвку”. Это была заманчивая мысль. Он наверняка будет рад отделаться от нее. Но его гнев исчез так же быстро, как и вспыхнул.

— Простите меня, — сказал Пул, снова взяв Элизабет за руку. — Иногда я забываю, что вы самостоятельная женщина, Элизабет, и именно за это я уважаю вас. Мне жаль, что вы не разделяете со мной моего триумфа этим вечером. — Он улыбнулся ей.

Элизабет решила пойти ему навстречу. Она должна помочь ему.

— Я рада, что вы так довольны, — ответила она. — Я восхищаюсь вашим мужеством, вы перед всеми сделали такой решительный жест, Манли.

Он, казалось, почувствовал облегчение.

— Я весь в предвкушении завтрашнего вечера, — заговорил Пул. — Весь цвет общества соберется там. В такие вечера себе делают репутацию. Посмотрим, как много людей запомнили, что я сделал сегодня, вернее, что мы сделали. Вот увидите, Элизабет, что нас не будут презирать за это, а будут восхищаться нами.

— Уверена, что вы правы, — ответила она.

— И это будет вечер, когда можно испортить репутацию, — продолжал он, улыбаясь и глядя ей в глаза. Его глаза сверкнули, когда в них отразился свет промелькнувшего уличного фонаря. — Мне жаль, если кто-то завтра окажется настолько глуп, что совершит неверный шаг.

— Вряд ли кто будет таким беспечным или невезучим, — ответила Элизабет, позволив Манли поцеловать ей руку, когда они подъехали к дому ее отца.

Выйдя с помощью Пула из экипажа и оказавшись в доме, она вдруг почувствовала сожаление, что оказалась неспособной довести их ссору до разрыва. Это был бы легкий выход из создавшегося положения. Теперь перед ней стоит более трудная задача сообщить ему, что их помолвка расторгнута, — ведь пока все уладилось. Но это необходимо сделать после завтрашнего вечера. А завтрашний вечер должен быть посвящен укреплению его авторитета и репутации.

“И завтра же день моей свадьбы”, — с волнением подумала Элизабет.

Джон казался чересчур оживленным; Нэнси постоянно и несколько натянуто улыбалась; Кристофер выглядел мрачным; Элизабет была бледна и казалась безжизненной; Кристина была сильно возбуждена. В общем, это была странная свадьба.

— Можно поехать в церковь на моем экипаже, — громко предложил Джон, потирая руки и всем радостно улыбаясь.

Нэнси улыбнулась в ответ на его предложение. Джон добавил, что его лошадям не помешает хорошая разминка.

— Все готовы? — спросил он.

Кристофер с Элизабет молча встали. Кристина в нетерпении стояла возле двери.

— Да, конечно, — ответила Нэнси. — Мы не должны опаздывать.

— Ты в порядке? — спросил Кристофер у Элизабет, когда они выходили из его номера. Она несколько скованно держала его под руку.

— Да, спасибо, — ответила она.

Кристина поскакала вниз по лестнице, дядя с тетей поддерживали ее за руки.

“Похоже, она не вполне здорова”, — подумал Кристофер, посмотрев на свою невесту. Она была бледной и неулыбчивой, явно не расположенная к браку с ним. Но несмотря ни на что, она была очень милой в светло-зеленом муслиновом платье, в темных туфельках и шляпке. Сейчас она казалась красивее, чем в то время, когда была его невестой в первый раз. И более желанной.

В экипаже они сидели рядом, а Кристина устроилась между ними. Нэнси и Джон без умолку говорили о погоде, лишь бы только не воцарилась гнетущая тишина. Удивительно, сколько можно говорить о ней!

Кристина погладила Кристофера по колену и застенчиво взглянула на него.

— Ты станешь моим настоящим папой, — произнесла она. — И я буду Кристина Атуэлл, а не Кристина Уорд. Так мама сказала.

— Леди Кристина Атуэлл, — поправил он, и выражение его лица изменилось, когда он посмотрел на девочку. — А мама станет леди Элизабет Атуэлл, графиней Тревельян. Здорово, правда?

Кристина кивнула, и он нежно щелкнул ее по носу.

“Похоже, он не очень рад, что снова женится”, — подумала Элизабет. Он ни разу не улыбнулся ей, а его лицо было суровым и отчужденным, пока он не заговорил с Кристиной. Она навсегда запомнит, по какой причине он снова женится на ней. Она не должна позволять себе надеяться, что их будет связывать нечто большее, чем любовь к детям.

“Но он такой красивый”, — отметила про себя Элизабет” тяжело сглотнув. На нем был модный темно-зеленый фрак на пуговицах, светло-зеленый шелковый жилет, светло-коричневые панталоны и высокие сапоги. Он надел хрустящую белую манишку и манжеты, словно собирался на великосветский прием. “По крайней мере он оделся для свадьбы”, — подумала Элизабет. Таким образом он продемонстрировал ей свое уважение.

Но его холодность и отчужденность сковывали ее. Было бы лучше, если бы она не любила его. Тогда ей было бы легче снова выйти за него замуж только ради блага детей. Тогда было бы легче забыть о том, какие преграды их разделяют.

— Ну вот! — бодро воскликнул Джон, когда экипаж остановился возле— скромной церкви в отдаленном уголке города. — Приехали.

— Да, — радостно подхватила Нэнси. — Приехали. Ты будешь держать меня за руку в церкви, Кристина? Мы будем стоять рядом с мамой и папой, им надо будет сделать одно дело со священником.

Кристина кивнула.

— Папа будет жениться на маме, — пояснила она. Кристофер был рад, что их дочь не спрашивала, почему они не были женаты до сих пор. Эти вопросы, без сомнения, возникнут позже, когда она подрастет. Но к тому времени, возможно, их отношения прояснятся и наладятся и они смогут честно ответить на вопросы дочери.

— Ну вот, — произнес Кристофер. Опуская Элизабет на мостовую, после того как все вышли из экипажа, он на несколько мгновений задержал ее в своих объятиях. — Именно отсюда я галопом помчался на твою последнюю свадьбу.

Кристофер не знал, зачем он это сказал. Он не собирался говорить этого. На какое-то мгновение на ее лице промелькнуло подобие улыбки и исчезло. Элизабет снова стала бледной и серьезной, и Кристоферу оставалось только надеяться, что это ему не показалось.

В церкви было темно, холодно и пусто. Она очень отличалась от той светлой и уютной часовни в Кингстоне, где они венчались в первый раз семь лет назад в этот же самый день. И она казалась такой бедной по сравнению с пышным убранством церкви Святого Георгия, где она собиралась обвенчаться с Манли всего два месяца назад в присутствии высшего общества.

Но именно здесь они обвенчаются. Когда они снова выйдут на залитую ярким солнечным светом улицу, они уже снова будут мужем и женой. Эта мысль поразила Элизабет. Она повернулась и посмотрела на Кристофера. Церковь неожиданно показалась ей очень красивой. Все, что ей в действительности было нужно, — это чтобы рядом был он, ее брат, его сестра и их дочь.

Элизабет постаралась не думать ни о чем, что могло бы омрачить их счастье. Она старалась видеть Кристофера таким, каким видела его, когда лишилась памяти. Удивительно, но это оказалось не так трудно — ведь сегодня был день их свадьбы. Она любила его, это так просто! Конечно, на самом деле все было гораздо сложнее, но сегодня пусть господствуют чувства, а не разум.

Кристоферу хотелось предложить нечто гораздо большее, чем эта темная и не очень красивая церковь, где в качестве гостей присутствовали только их ребенок и двое взрослых, которые были одновременно и свидетелями, и друзьями. Да еще этот странный священник, который их венчал. Он не мог себе представить ничего более волнующего, чем это венчание. Рядом была Элизабет, их дочь и их будущий ребенок, а когда они выйдут из церкви, то снова станут семьей, связанной священными узами брака. Большего он и желать не мог. Он любил Элизабет. И очень скоро, возможно, даже в этот же день или на следующий, он сможет доказать ей свою непричастность к тем преступлениям, в которых его обвиняли семь лет назад. И больше никакие преграды не смогут помешать их счастью.

Кристофер надеялся, что она сможет его снова полюбить. Она любила его, когда выходила за него замуж в первый раз. Она любила его и в Пенхэллоу.

Тут священник, облаченный в соответствующее одеяние, появился перед ними и поклонился. Церемония началась: речь священника и его наставления, их взаимные клятвы друг другу, обручальное кольцо на ее пальце и неожиданно прозвучавшее объявление их мужем и женой. Все оказалось быстро и просто,

Кристофер видел только лицо Элизабет, а она не сводила глаз с его рук. Они слушали друг друга, они оба слышали шепот своей дочери и то, как Нэнси говорила с ней.

Кристофер торопливо поцеловал свою жену в губы, и чары были рассеяны. Священник поздравил их, Джон обнял Элизабет, а Нэнси всплакнула на плече Кристофера. Кристина уцепилась за юбку Элизабет. Потом Джон пожал Кристоферу руку, а Нэнси обняла Элизабет. Кристина, в свою очередь, схватила Кристофера за ногу.

Элизабет с Кристофером одновременно наклонились, чтобы подхватить девочку. Их взгляды встретились.

— Теперь я Кристина Атуэлл? — спросила девочка.

— Леди Кристина Атуэлл, — поправил Кристофер.

— Да, милая, — ответила Элизабет.

— Это имя мне нравится больше прежнего, — сказала Кристина. — Дядя Джон, я теперь леди Кристина Атуэлл.

— Точно, — ответил он. — Теперь я должен кланяться тебе, да?

— Да нет, глупый, — захихикав, ответила девочка. Они все вместе вернулись назад, в “Палтни”. Странно. Казалось, они уезжали совсем ненадолго, но теперь все изменилось. Элизабет смотрела на кольцо, на которое не осмеливалась смотреть столько лет, хотя всегда носила его с собой в сумочке. Она снова стала Элизабет Атуэлл. Много лет назад она отказалась от этого имени. Теперь она — графиня Тревельян.

Элизабет смотрела на Кристофера, пославшего своего слугу, этого странного мистера Бушара, вниз за шампанским и вином с пирожными. Он стал ее мужем. В какое-то мгновение она подумала, что скажет ее отец, когда все узнает, и что скажет Мартин. Она почувствовала себя виноватой из-за того, что ничего не сказала Мартину. Он очень расстроится, узнав, что Джон был на ее свадьбе, а он нет. Но Элизабет старалась не думать об этом. Завтра она объяснится с Манли, а потом расскажет всю правду отцу и Мартину.

Это день ее свадьбы, день седьмой годовщины их первой свадьбы. Она снова взглянула на своего мужа. Кристофер сел, Кристина устроилась у него на коленях.

— Ты поедешь с нами домой, папа? — спросила она, с надеждой взглянув на него. — Ты больше не останешься здесь, ведь теперь ты женился на маме и стал моим настоящим родным папой, правда? И тетя Нэнси тоже поедет к нам.

— Не сегодня, милая, — ответил Кристофер. — Может быть, завтра или послезавтра. А сегодня мы будем праздновать, но сохраним все в секрете, ладно?

— И я ничего никому не могу рассказать? — огорчилась девочка.

— Будет гораздо интереснее, если ты обо всем расскажешь дня через два, — успокоил ее Кристофер. — Подумай, как все удивятся, когда ты расскажешь им эту новость.

Девочка грустно улыбнулась:

— Мне бы хотелось, чтобы ты пошел домой вместе с мамой и со мной.

— Вот что я тебе скажу. — Он нежно приподнял ее подбородок. — Вечером мама поедет в Карлтон-Хаус на прием к королеве. Это уже давно было запланировано. Мы с тетей Нэнси никуда не поедем. Тебе хотелось бы остаться здесь с нами сегодня ночью? Это было бы настоящее приключение для тебя.

Кристофер еще ни о чем не говорил с Элизабет, хотя Нэнси уже все знала и с радостью отказалась от присутствия на приеме. Она призналась, что не хочет никуда выходить, если там не будет ни Кристофера, ни Джона.

— Только я? — не поверила Кристина. — Без мамы? — Она обернулась и посмотрела счастливыми глазами на Элизабет. — Можно, мама?

Элизабет казалась испуганной и беспокойной.

— Я поговорю с мамой, прежде чем она заберет тебя домой, — сказал девочке Кристофер. — Посмотрим, смогу ли я убедить ее согласиться и позволить тебе остаться.

Разговор возобновился, когда принесли напитки, и Нэнси с Джоном очень старались, поддерживая беседу, чтобы никто себя не чувствовал неловко и чтобы свадебное торжество было действительно праздничным. Джон сказал несколько тостов. Наконец он решительно встал.

— Нэнси, — сказал он, — похоже, ты очень хочешь прогуляться по парку? Тебе необходима прогулка. И Кристина, по-моему, хочет порезвиться на воздухе, а потом она поест мороженого — ведь пирожные уже кончились. Давайте надевайте свои шляпки скорее. Все мужчины будут завидовать мне, ведь я буду гулять с такими прекрасными дамами. Элизабет, днем я отвезу Кристину домой, она будет в целости и сохранности, а затем я провожу Нэнси. Я пришлю слугу сообщить, когда мы приедем, Кристофер.

К тому времени, когда он закончил эту речь, Нэнси уже надела свою шляпку и помогала завязать шляпку Кристине.

— Мама и папа, а вы не пойдете? — спросила она.

— Упаси Бог! — воскликнул Джон. — Тогда только на двух джентльменов будут три дамы! А меня совсем не устраивает такой расклад. Ну, вы готовы?

— Мы будем рады, если ты погуляешь с нами, Кристина, — сказала Нэнси, протягивая девочке руку.

Кристина взяла ее за руку, помахала родителям и скрылась за дверью. Наконец все ушли и в комнате воцарилась тишина.

Оба ее обитателя глубоко вздохнули, не проронив ни звука.

Глава 28

Элизабет решительно повернулась к Кристоферу. Ей хотелось нарушить эту гнетущую тишину.

— Что ты имел в виду, когда просил Кристину провести ночь вместе с тобой и Нэнси? — спросила она.

— Только то, что сказал, — ответил Кристофер. — Этот день особенный и для нее тоже, Элизабет. Ведь тебя действительно не будет дома вечером. Ты же видела, как ей понравилась эта идея. Мы поставим для нее складную кровать в комнате Нэнси.

— Она должна быть дома, — решительно ответила Элизабет.

— Несомненно, — согласился Кристофер. — Ее дом там, где ее родители, не так ли?

— Я говорю о доме моего отца, — пояснила Элизабет. — Она должна ночевать там.

— А я — ее отец, — напомнил Кристофер, — и твой муж, Элизабет. Я хочу, чтобы она была со мной этим вечером.

— Понятно. — Элизабет сердито посмотрела на него. — Так ты собираешься сразу же воспользоваться своей властью надо мной, да? И ты требуешь от меня немедленного подчинения?

Кристофер посмотрел на нее и ничего не ответил.

— Ты собираешься отобрать у меня моих детей? — продолжала она. У Элизабет вдруг началась истерика, она сама не понимала, что говорит. — Я этого не позволю, Кристофер. Я буду бороться!

— Я не хочу с тобой ссориться, — ответил он. — Все, о чем я прошу, Элизабет, или требую, как ты говоришь, — это один вечер со своей дочерью. Послезавтра ты сможешь спокойно объявить своей семье о нашем браке, и мы отправимся в Пенхэллоу. Ты будешь жить там со мной и нашими детьми. У нас будет равный доступ к ним. И не будет никакого соперничества.

Ей очень хотелось поссориться, чтобы разрядить возникшее между ними напряжение. Но он говорил спокойно и убедительно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что наш брак — брак по расчету? — спросила Элизабет.

— Ты хочешь сказать, что в нем нет места интимным отношениям? — поинтересовался Кристофер. — Неужели ты серьезно веришь в то, что мы сможем жить вместе и не заниматься любовью, Элизабет?

Она сама поставила ему ультиматум, чтобы в его жизни не было ни шлюх, ни любовниц. Она также сказала ему, что постарается удовлетворять все его потребности. Элизабет ждала, что он напомнит ей об этих моментах, которые сводили на нет ее теперешнее утверждение о браке без интимных отношений.

Но неужели она сама стремилась к этому? Элизабет посмотрела на Кристофера и пожалела, что он так тщательно оделся для свадьбы. Он выглядел необыкновенно привлекательным. Он всегда выглядел привлекательным, несмотря на то, как он был одет или не был одет вообще. Она вспомнила красоту его обнаженного тела, которую открыла для себя в Пенхэллоу.

— Мы поженились ради детей, — напомнила она.

— Но они оба появились на свет только благодаря тому, что мы с тобой занимались любовью, — уточнил Кристофер.

Элизабет не знала, что на это ответить. Она стала рассматривать свои руки. Джон оставил их одних, забрав с собой Нэнси и Кристину; он дал понять, что они будут гулять долго и не явятся сюда без предупреждения.

Кристофер продолжал смотреть на Элизабет, на ее хрупкую и нежную красоту. Он подошел к ней и слегка прикоснулся к ее щеке, осторожно погладив ее рукой. Элизабет не подняла головы, она опустила руки, но не отстранилась от него. Кристофер провел рукой по ее шее и плечу, скользнул под тонкую ткань ее платья. Ее кожа была мягкой и нежной, как шелк.

Элизабет была его женой. Они обвенчались в скромной лондонской церкви всего пару часов назад. Их подписи стояли рядом в книге записей. На ее палец было надето его обручальное кольцо. Вся реальность происходящего захватила Кристофера.

— Пойдем, — сказал он Элизабет, положив руку ей на спину и направляя девушку к своей спальне. Он закрыл дверь и запер ее.

Элизабет слышала, как в замке повернулся ключ, и посмотрела на кровать. Она была аккуратно разобрана — возможно, для сна, но скорее всего именно для этого случая — для их супружеской любви. Элизабет ощутила томление в груди и слабость в ногах. Что же она сделала? Она вышла замуж за своего мужа, за мужчину, которого всегда любила, только и всего.

Кристофер подошел к ней сзади, прижал к себе и стал нежно гладить ее тело сквозь тонкую ткань платья. Пальцы Кристофера неторопливо ласкали грудь Элизабет, сжали ее тонкую талию, на которой его пальцы почти соприкасались, а затем его руки направились к ее округлым бедрам. Они замерли на ее еще плоском животике, потом рука двинулась вниз, пока ладонь не прижалась к чувствительному холмику ее женской сути, а пальцы скользнули дальше, к скрытому между ногами жару.

Элизабет прижалась головой к плечу Кристофера и закрыла глаза. Страсть запульсировала в ней. Ей хотелось, чтобы Кристофер повернул ее к себе и поцеловал. Она хотела ощутить прикосновение его губ. Ей было так нужно, чтобы Кристофер прогнал ее одиночество и все сомнения. Она пыталась заставить себя думать о том, что не должна любить этого мужчину, но ничего не получалось. Ей так нужно было почувствовать его губы.

Но он не станет целовать ее, нет. Поцелуй — это самая интимная любовная ласка, несмотря на то что во время любовного акта он глубоко проникает в ее тело. Возможно, это потому, что поцелуй является чем-то большим, чем просто любовная ласка. Это очень эмоциональное, физическое соприкосновение. А Элизабет не любит его, или, вернее, не хочет любить. Она хотела, чтобы это был брак только ради детей, хотя было ясно, что ей придется исполнять свои супружеские обязанности.

Элизабет чувствовала, что это была не просто покорность — она хотела Кристофера. И он ощущал жар ее тела, ее напряженность. Сквозь тонкую ткань платья он видел, как напряглась ее грудь. Но он считал, что это было проявление только физической потребности. Она не хотела его любви, и поэтому Кристофер не станет целовать Элизабет.

Он повернул ее к себе и раздел быстро и ловко, любуясь ее красотой. Казалось, прошла целая вечность, с тех пор как они любили друг друга в Пенхэллоу. В Кристофере забурлила страсть к этой женщине. Он прижал к себе ее обнаженное тело, крепко обхватив ягодицы. Элизабет откинула голову назад и закрыла глаза.

Она хотела его, жаждала этого, была готова к его атаке. Элизабет перестала бороться со своими чувствами. Это был день ее свадьбы и ее брачная ночь. Она ощутила под собой прохладные простыни, когда Кристофер опустил ее на постель. Они с мужем собирались заниматься любовью, и только это имело сейчас значение. Прикрыв глаза, Элизабет наблюдала, как он раздевается.

Она стала влажной. Она чувствовала это и даже услышала, когда пальцы Кристофера коснулись ее. В Пенхэллоу она узнала, что эта влажность не должна смущать ее, что это естественное дополнение страсти. Когда он опустится на ее тело, то сможет без боли для нее и затруднений для себя овладеть ею. Элизабет зажмурилась и широко раскинула руки и ноги, прижав ладони к матрасу.

“Приди ко мне, — молча молила она, хотя и не открывала глаз. — Люби меня, поцелуй меня. Пожалуйста, поцелуй меня”.

Это была поза пассивной покорности. Но Кристофер так страстно желал эту женщину, что ощутил только на мгновение прилив грусти. Все будет хорошо. Как только он все объяснит Элизабет, она придет к нему с любовью, а не только из страсти и женской покорности.

Кристофер любил ее. Ему хотелось сказать ей об этом, когда он опустился на нее, ощутив под собой ее мягкие нежные формы. Ему хотелось прошептать ей эти слова, когда он войдет в нее. Кристоферу хотелось, чтобы в этот момент их глаза были открыты, а губы ласкали друг друга. Но он не должен хотеть слишком многого. Достаточно пока ее согласия.

Кристофер устроился между ее раскинутыми ногами и глубоко вонзился в ее влажное тепло. Он почувствовал, что Элизабет затаила дыхание, и с удивлением обнаружил, что сделал то же самое. Кристофер зарылся лицом в ее волосах и прижался к ней щекой. Он начал неторопливо двигаться, прислушиваясь к звукам, сопровождавшим их совокупление, понимая, что не сможет продержаться так долго, как ему бы хотелось. Элизабет крепко обхватила его коленями, одной рукой она гладила его волосы, а другой обнимала за спину.