И Настя, новенькая в их кругу, до пунцовых пятен стесняющаяся ревнивого внимания Сережиных друзей, не только безоговорочно пришлась по вкусу обеим законным супругам. Настино появление неожиданно сплотило и давно уже знакомых, но никогда не ходивших в подружках женщин — Анюшу и Юлю. С того дня женщины стали встречаться — то в доме Старцевых, то у Малышева, где Настя проводила все больше и больше времени, — и даже, кажется, завелись у них какие-то свои секреты.

Юля вводила Настю в курс взаимоотношений Сережиного круга, развлекала сплетнями, давала советы, как держаться да что носить. Анна исподволь посвящала Настю в тайны ведения непростого домашнего хозяйства, советовала подбить Малышева на разведение в саду регулярных клумб, которым молодой бизнесмен предпочитал неукротимую и неухоженную зелень дикоросов.

И чуть не ежевечерне старшие товарки морочили теперь мужьям голову: «Скажи Сереже, что лучшей жены ему не найти».

Ничего этого мужья Малышеву, конечно, не говорили. Еще чего!… Их не спрашивали — они не лезут. Но любопытство томило обоих — неужели не устоит?…

— А ты говорил, что все бабы одинаковые, — припомнил Старцев, — Помнишь, Серега?… Что только одно и видят — твои деньги и твои возможности. Сам-то как теперь думаешь — и Настя такая же?…

Малышев хмыкнул и мотнул головой.

— Настя… Настя — не такая. Но! — упреждающе поднял он палец, — Это лишь исключение, подтверждающее правило.

Старцев засмеялся:

— Так тебе это и нужно. Исключение. Нашел. Добился. Теперь чего думаешь?…

Малышев молчал, крутя в руке бокал со стучащими о хрустальные стенки льдинками.

— Это не прогулочный вариант, — вдруг очень серьезно и твердо произнес Олег, — Это девушка, с которой стоит остаться рядом. Женись уже, Сережа, не морочь ты головы — ни ей, ни нам, ни себе самому…

Денисов аж подпрыгнул на месте. Ой, держите меня, скажу же, не выдержу же… Но Малышев сказал сам:

— Женюсь, Олега. Позавчера решили. Свадьба — в марте. Место и время проведения церемонии будет сообщено дополнительно.

Он наслаждался произведенным эффектом. И, пока брови Старцева изумленно ползли вверх, Денисов засуетился, подхватил со столика граненую бутыль:

— По сто, мужики! За такое дело…

…А в доме Старцевых, в столовой, под низкой кованой люстрой, осветившей тепло и сердечно овальный стол, накрытый к чаю, склонились три головы — светло-русая Анина, темная и шелковая — Настина, и коротко стриженная, ныне выкрашенная в огненно-рыжий — Юлина.

— Весело! — блестя глазами, утверждает Юля, — Свадьба должна проходить весело! Чтоб надолго запомнилось! Вы не дети уже, вы решение приняли серьезное, взвешенное, вам бояться нечего… Так что — все по высшему разряду! Давай, Настя, организацию торжества я возьму на себя — у меня приятельница недавно замуж выходила, все очень удачно получилось, так что, будем знать, куда обратиться…

— Спасибо, — улыбается Настя, — Я посоветуюсь с Сережей…

— Свадьба свадьбой, — остужает Юлин пыл Анна Старцева, — Но и о том, что после свадьбы будет, надо подумать прямо сейчас. У Сережи совершенно холостяцкий дом, он, конечно, вполне комфортабелен для молодого одинокого человека, но семье нужно совсем другое пространство, другой уровень комфорта… Я полагаю, если день свадьбы уже назначен — вполне можно заняться перепланировкой и отделкой прямо сейчас. У нас сейчас на втором этаже отделочники работают — очень добросовестные ребята, и дизайнер толковый, а тебе дам координаты…

— А, кстати… чего это вы там на втором этаже переделываете? — рассеянно поинтересовалась Юля, выискивая в вазочке с конфетами любимый трюфель.

Анна открыла рот, чтобы ответить, но вдруг стушевалась и опустила глаза:

— По мелочи там… — пробормотала она, — Гостевую спальню переделываем… — и деятельно предложила, — Девочки, может, еще чайку?…

Юля оторвалась от конфет и пристально на Анну посмотрела. Не спускала с нее глаз и Настя — странная все-таки реакция на простой вопрос, Аня Старцева явно что-то скрывает… Но что? И зачем?…

— Н-да?… — протянула Юля, — Очень интересно. И во что же вы переделываете гостевую?…

Анна сморгнула, помолчала, а потом вдруг подняла на гостей тихие и счастливые глаза:

— В детскую. Нам нужна еще одна детская…

— Олега! Сексуальный маньяк! — громыхал Малышев, в десятый, наверное, раз хлопая старшего товарища по плечу, — Третьего?… Вы решили третьего заделать?… С ума сойти…

Смущенный и счастливый Старцев потер переносицу. Ничего они не решали. Ему — сорок три, Анне — сорок. Им и в голову бы не пришло, но…

Все— таки, дети рождаются от любви -теперь он знает это совершенно точно. От их самой первой юной любви родилась Любашка. Счастливые недели на Средиземноморье подарили им Андрея. И в тот самый вечер, когда после нелепой затянувшейся ссоры они снова, исступленно и радостно узнавали друг друга в теплых сумерках спальни, была зачата новая жизнь — их третьего ребенка, еще неведомого, еще таящегося сгусточком клеток в материнском чреве…

«Ужас, — всполошилась Анюша, узнав, — В таком возрасте… да как же… а вдруг…»

Но врач, седой и замечательно пахнущий трубочным табаком профессор, просмотрев результаты анализов, успокоил — организм матери крепкий, здоровый, особого риска не предвидится. Будем рожать?…

Будем!

— Да-а-а, мужики, — покрутил головой губернатор Денисов, — Ну, вы даете… — тут запиликал губернаторский сотовый, и, включив трубку, Денисов ответил, — Да?… О, в самом деле… Да, Юль, да, подходите… мы тоже уже спускаемся… Хм, — отключив телефон, почесал он в затылке, — Есть предложение встретить Новый год. Есть предложение…

— Нет возражений! — рявкнул в ответ слаженный дуэт, и все трое, поднявшись с мест, двинулись к лестнице.

Праздник! Праздник!… Стряхивая с туфелек налипший у входа снег, сбрасывая с плеч шубки, ароматные и мерцающие вплывают в холл женщины. Их знакомые, будничные лица сегодня таинственны и прекрасны. Сопровождающие дам мужчины принимают у спутниц крохотные сумочки, давая возможность придирчиво проверить у огромных зеркал безупречность прически и макияжа. Женщины воркуют, журчат, переливаются, заботливо стирая с щек радостно встреченной собеседницы розовые и алые следы дружеских поцелуев. Мужчины протягивают друг другу руки — их лица спокойны, улыбки искренни — здесь все свои.

Жмутся к матерям дочери, девочки-подростки и вполне уже взрослые барышни, с нежно оголенными плечами, с затаенной надеждой в глазах. Новогодняя ночь — должно же случиться сегодня хоть одно чудо?… Особняком держатся взрослеющие сыновья, независимые и деловитые, которым, конечно, ну совершенно нечего делать на этом балу предков, но, блин, кто ж их отпустит… И взгляды, напряженные и хмурые, вдруг теплеют и оживают, обнаруживая в толпе «предков» тонкую девичью шею, бледный локоток, крепко схваченный заботливой мамашей. А это чья?… Смотри-ка… а она ничего…

Наполняется холл, движутся по кругу фужеры, пузатые и узкие, кружится негромкий радостный гомон, шлейфами проплывают ароматы духов, растворяясь во всепоглощающем Запахе Праздника.

Праздник!… Нарядные гости и хозяева перемещаются в Зеркальный зал, за сверкающие серебром столики. Семейные с семьями, холостые — с подругами, незамужние — с бой-френдами. И тут взгляды корпоративных сплетников особенно любопытны и придирчивы — кто с кем нынче?…

Вот Олег Старцев со своей маленькой, стриженой, русоволосой женой. Вот Овсянкин-сэр с очередной подругой, ногастой и вертлявой, вполне в сэровом вкусе. Вот Александр Денисов с супругой в сногсшибательном платье. Игорь Голубка со своей половиной — сдобной и лучистой. Георгий Шевелев с высокой суховатой женой, майором милиции.

Вот Сергей Малышев — и головы поворачиваются, поворачиваются навстречу — кто это с ним?… что еще за девица?… очередная дама сердца?… Да бог с вами, неужели еще не слышали? Невеста его. Невеста?… Невеста?!… Невеста. А что вас так удивляет? Взрослый мальчик уже, давно пора. И девушку выбрал приличную, и хорошенькую, и воспитанную… и дай им Бог счастья!…

Тамара Железнова. Как всегда, одна. Но нет, минуточку… не одна… Ба! Смотрите-ка!… Поддерживая под локоток и шепча на ушко что-то интимное, Тамару ведет к столику Леня Щеглов. Леня сияет. Тамара улыбается. Да так улыбается, что каждому, каждому ясно: неслучайна сегодня эта пара, ах, не случайна…

В тот вечер, когда она сама отказала Олегу, плохо было Тамаре. Совсем плохо. Жить не хотелось. Хотелось заснуть — и не проснуться больше никогда. И долго она не снимала трубку, когда кто-то — настырный и бессовестный, ведь ночь уже! — звонил и звонил — сначала на домашний, потом на мобильный. Наконец, не выдержала, сдалась — и услышала Леньку Щеглова. Ленька звонил сугубо по делу, бросился было извиняться за поздний звонок, но, расслышав в Тамарином голосе слезе, передумал. Спросил: плохо?… Совсем плохо?… Погоди, приеду сейчас, что-нибудь придумаем…

Никогда они не были друзьями, но отчего-то именно Леня попался ей в тот момент — ей, самой несчастной на земле женщине. И, ничего не рассказывая, она просто плакала в его дурацкую ленинскую жилетку, а он гладил по волосам и бормотал что-то успокаивающее. И не уехал, пока слезы не кончились и она не начала улыбаться его незатейливым шуточкам. А на следующий день был у них веселый дружеский ужин, и Тамара все дивилась — отчего ей так легко с ним и хорошо?… И не надо мучиться, и не надо прятать глаза — можно быть собой и ничего не бояться…

И внезапная дружба так же внезапно вдруг превратилась в роман — и капитан запаса Леонид Щеглов оказался человеком сентиментальным и нежным. Тамара не загадывала о будущем, не строила планов — ей просто было хорошо с ним. Хорошо и спокойно…

Олег Старцев встречается с Тамарой взглядом. Мгновенный укол — ее взгляд безмятежен и томен. Глаза влюбленной женщины. Влюбленной не в него. Мгновенный укол потери, упущенной возможности — а все-таки, жаль… Но Анна тихая, Анна кроткая, трогает его за рукав и увлекает к столику. И новая волна нежности к этой маленькой русоволосой женщине, живущей с ним, живущей им без малого двадцать лет, захлестывает Олега. Анька… Анюша… Пусть это будет сын. Назовут Иваном. Впрочем, если дочь — тоже очень неплохо…

Праздник!…

С легкими сухими хлопками открывается шампанское — с дымком!… Льется пенистое золото по фужерам. В затененнном зале смолкают голоса, останавливается движение. И властно, и радостно в наступившей тишине начинается бой курантов.

Раз!… И лица людей засветились Праздником.

Два!… И потянулись навстречу друг другу бокалы.

Три!… И каждый пытается проговорить про себя самое заветное, то, что непременно должно исполниться — в такой миг в это верится всем.

Четыре!… Новый год, новый век, новое тысячелетие…

Пять!… Новая жизнь — и пусть она будет счастливой!

Шесть!… Пусть будут с нами рядом те, кто нам дороги.

Семь!… Пусть снова и снова жизнь удивляет нас, огорчает и радует, ибо и горе, и радость — это и есть жизнь…

Восемь!… Пусть нашим детям удастся больше, чем нам…

Девять!… Пусть наши родители будут за нас спокойны…

Десять!… Пусть любовь остается с нами, поддерживает и ведет нас — мы так нуждаемся в этом…

Одиннадцать!… Будьте счастливы!…

Двенадцать!…

С Новым годом!…

… В четвертом часу утра, когда уже дает знать о себе усталость, когда россыпь конфетти на полу, поникшие завитки серпантина и чей-то смазанный макияж говорят о том, что Праздник подходит к концу, лучше всего уединиться, посидеть в тишине с самыми близкими, самыми дорогими людьми. Молодежь, среди которой Маша Денисова, Люба Старцева и Настина Катюшка, еще топчет паркет танцевального зала — там, в рейверском грохоте и сумасшедшем перемигивании света, нечего делать людям солидным и усталым. Солидные и усталые возвращаются в малую гостиную.

Шестеро человек сидят в комнате с кремовыми шторами. Настя, прислонившись к Сережиному плечу, следит, как тянется вверх струйка пара от чашечки с кофе, слушая вполуха мужской разговор о том, что происходит сейчас в Снежном.

— Да нормально все! — утверждает снежнинский губернатор Денисов, — Думаю, к середине февраля передадим лицензии на недра в СГМК. Стало быть, в марте надо регистрировать допэмиссию СГМК, а к лету — начинать обмен акций.

— Быстрый какой, — бормочет Малышев, — у нас акционеров-«физиков» 120 тысяч по всей стране. Думаешь, успеем предупредить всех до лета?…

— По всей стране, — передразнивает губернатор, — у нас, дай бог, тысяч сорок. Остальные — в Снежном. А там все будет централизовано, так что — не боись!…

Олег Старцев тянется за сигаретами, но встречает во взгляде жены мягкий упрек:

— Олежек!…

— А, ну да… — спохватывается он, — Прости. Я — курить. Санька, идешь?…

Денисов подхватывается с места и топает вслед за президентом «Росинтера». При Анне не курить! — распоряжение Старцева логично и оправданно. Здоровье будущей матери надо беречь. Они выходят, и уже за дверью слышится пиликанье старцевского телефона.

— Это, наверное, Олежкина тетя, Светлана Алексеевна, — вздыхает Аня, — Все-таки, забыл ей позвонить, поздравить…

Настя крутит на пальчике тоненькое колечко с сияющим камнем. Красиво. Очень красиво. Сережин подарок. Настя не носит украшений, для этого нужен настоящий маникюр, а ей никак не удается отрастить ногти. Но это колечко она будет носить. Всегда. В нем ее жизнь, ее счастье, ее настоящее и будущее.

— А хороший был год, — говорит Сергей и легко прикасается щекой к гладкой Настиной макушке, — Удачный.

— Ну-ну… — Юля Денисова скептически улыбается, — Полгода нервотрепки — это удачно?

— Так ведь все закончилось! — Сергей легкомысленно пожимает плечами, — И потом… Бизнес есть бизнес. Там спокойно не бывает. А кроме бизнеса есть еще жизнь. И она… — он набирает побольше воздуху и выдыхает, -…прекрасна!

Дверь открывается. На пороге — Старцев. Две минуты назад расслабленный и благостный, он является вдруг с совершенно другим лицом — собранным, хмурым.

— Что случилось? — хором спрашивают женщины, а Малышев, обернувшись, ловит задумчивый и серьезный взгляд старшего товарища. Из-за плеча старшего товарища выглядывает Сашка, и его физиономия тоже не обещает хорошего.

— Звонок был, — сообщает Старцев. Проходит к своему креслу, садится. — Значит, так. «Аэрофлот» собирается обновлять парк. В плане — десять новых машин, которые они намерены заказать у «Боинга». Для этого им нужен государственный кредит. Поскольку «Боинг» стоит в полтора раза дороже российских самолетов, и в Минфине их немедленно ткнут носом в расходную статью, их задача — дискредитировать отечественные машины.

— И? — спрашивает Малышев.

— И гнобить они собираются не что-нибудь, а двигатели «ИЛов». Которые, Сережа, собирают у нас, на «Уральском авиадвигателе».

Малышев отреагировал странно — тихим смешком.

— И вечный бой, покой нам только снится, — скорбно процитировал Денисов.

— Есть статистика, — продолжал Старцев, уже будничной скороговоркой, — отказа наших двигателей при взлете. При этом, по большинству случаев уже есть заключения экспертов — проблемы возникают из-за использования некачественного топлива. Мы чисты. Но об этом публику еще надо поставить в известность. Так что, завтра же, Сережа, и здесь же собираем Железнову, Щеглова, уральцев — пока они не уехали. Окей?…

— Окей, — кивнул Малышев и чмокнув настороженную, мало что понимающую Настю, успокоил, — Все нормально, Настюша. Жизнь продолжается!

Февраль — июнь 2002 года.

Москва.