Имоджин уловила, как что-то промелькнуло в глазах Генриха. Что это было – злость или восхищение? От волнения у нее стала кружиться голова. Может, она все-таки упадет в обморок перед ними? И без всякого притворства…

Генрих продолжал раздраженно барабанить пальцами по столу.

– Имоджин из Каррисфорда, у тебя слишком острый язык, и чувствуется хорошая школа. Теперь посмотрим, как ты сможешь оправдать свое нападение на собственного супруга.

Это значит, что я смогла отвести от себя первое обвинение, неуверенно подумала Имоджин.

– Ну-у-у! – приказал ей король. Женщина попыталась заговорить, но не смогла найти нужных слов.

– Я подумала, что он будет убит, – просто ответила она королю.

В зале воцарилась тишина, более красноречивая, чем любые слова и выкрики.

Генрих тяжело откинулся на спинку кресла.

– Ты считала, что лорд Фицроджер не сможет победить лорда Ворбрика? Но ведь ты только что утверждала совершенно противоположное.

Имоджин быстро посмотрела на Тайрона, но ничего не смогла прочитать у него на лице и склонила голову.

– Я подумала, что он недооценивает серьезности своих ран, государь.

Она понимала, что так не защищаются, и ждала приговора. Но король поразил ее, обратившись к ее мужу.

– Милорд Фицроджер, права ли в данном случае ваша жена? Как вы считаете, смог бы убить вас во время этого поединка Ворбрик?

– Как всегда, государь, я полагался только на волю Божию, – ответил ему Фицроджер.

Имоджин снова взглянула на Фицроджера. Он бросил в ответ холодный взгляд.

– Но если заглянуть в прошлое, – продолжал раздраженно настаивать король, – Как вы считаете, ваши раны не позволили бы вам победить в этом поединке?

– По-моему, нет, – просто ответил ему Фицроджер. – Я не мог пользоваться правой ногой и обеими руками.

Имоджин так хотелось оглянуться в зал, чтобы понять, как на это отреагировали все присутствующие. От них зависело все! Но она понимала, что они никогда не примирятся с тем, что женщина посмела что-то сама решать, даже если она пыталась спасти жизнь своего мужа.

Наконец король обратился к присутствующим:

– Итак, по первому обвинению. Леди Имоджин заявила, что, будучи сюзереном Каррисфорда, она имела право мстить лорду Ворбрику за преступления, совершенные против нее самой и ее людей. Кто-нибудь будет против этого?

У Имоджин в душе загорелась искорка надежды. Генрих так составил фразу, что было маловероятно, чтобы кто-то стал возражать. Наоборот, все лендлорды и рыцари станут поддерживать право лорда в таких случаях действовать подобным образом, даже если хозяйка замка была женщина.

Генрих не услышал возражений и сказал:

– Значит, так тому и быть. Но всем следует помнить, что мы стремимся, чтобы правосудие было справедливым и равнозначным по всей нашей стране, и если были бы какие-либо сомнения в отношении вины Ворбрика, я бы сегодня обязательно высказал свои сомнения.

Имоджин почувствовала, как к ней стала возвращаться надежда на лучший исход дела. Но это было опасное чувство – оно ослабило ее внимание. Правда, как ни оценивай ситуацию, главное обвинение было с нее снято.

– Сейчас, – заявил Генрих, – мы должны рассмотреть второе обвинение. Леди Имоджин не отрицает, что она ударила своего мужа и моего вассала. Он потерял сознание и был связан. Она оправдывает свои действия тем, что сделала это ради его же блага. Таким образом, приходится подозревать, что она посчитала, что ее муж не в состоянии управляться со своими делами без ее помощи. Несмотря на это, лорд Фицроджер желает проявить милосердие и наказать ее не в полной мере. Исходя из его больших заслуг перед нами, мы желаем отмести любое оскорбление, которое могло быть нам нанесено.

Имоджин почти перестала дышать.

– Но не выходит ли этот случай за сферу влияния его личной и нашей снисходительности? Кто-нибудь желает высказаться по данному вопросу?

В зале разразилась настоящая буря, и Имоджин испугалась.

Генрих призвал присутствующих к порядку, и мужчины стали выступать по очереди. Они использовали разные слова, но суть оставалась одной и той же: нельзя позволить женщинам верховенствовать над мужчинами и распоряжаться их жизнью, даже если у них было желание защитить мужа. Неужели мужчин можно, как младенцев, держать подальше от острого лезвия меча или от огня?!

А женщины, значит, младенцы, подумала Имоджин, но вы стараетесь удержать нас, чтобы мы не делали наших собственных ошибок. Но у нее хватило ума не высказать вслух подобную крамолу.

Когда все уже высказались, Генрих спросил:

– Никто из вас не желает сказать что-либо в поддержку Имоджин из Каррисфорда?

Имоджин не смогла сдержаться и посмотрела на Фицроджера. Он не отвел от нее взгляда и не стал ничего говорить против нее, но и не выступил в ее защиту. Она понуро опустила голову.

– Имоджин из Каррисфорда, – произнес король. – Вы еще молоды, и в последнее время на вашу долю выпали тяжелые испытания. Сначала вас покинул любимый отец, потом разбойники Ворбрика напали на вас и разгромили ваш замок. Свидетели рассказали нам, что вы, чтобы сохранить родной очаг, действовали решительно и смело. Перед совершением преступления вы сами находились в опасности и были вынуждены действовать вопреки женскому характеру. В конце концов вам удалось спастись бегством. Учитывая веру в вас со стороны вашего мужа, нам придется признать тот факт, что под влиянием вынужденных поступков и действий, не присущих женской натуре, ваш разум временно помутился. Мы накладываем на вас наказание. Оно станет для вас единственным: вы преклоните перед нами колени и покаятесь перед распятием, что совершили не правильные деяния, и станете молить вашего мужа о прощении.

Вперед вышел монах с мрачным лицом и передал Имоджин украшенный драгоценными камнями крест с мощами.

Имоджин приняла его и обвела все вокруг диким взглядом. Она взглянула на Фицроджера и заметила, как странные искорки промелькнули в его непроницаемых холодных глазах. Он понимает, что она не может произнести подобную клятву?

Несчастная упала на колени и крепко прижала распятие к груди.

– Я клянусь на животворящем кресте, – сказала она, – что искренне сожалею, что стала причиной всех этих страданий. Я молю о прощении моего мужа, моего короля и всех здесь присутствующих.

Имоджин было не так легко произнести все эти слова.

– Леди Имоджин, – заявил король. – Я уверен, что вы искренне сожалеете, что вам пришлось присутствовать здесь в подобном качестве, но вам следует более четко сформулировать свое покаяние.

Имоджин попыталась еще раз, но все завершилось с тем же результатом.

– Перед святым крестом я искренне раскаиваюсь, что совершила подобный проступок в отношении моего супруга, и молю его о прощении.

В зале началось волнение. Крики звучали все громче и громче, пока снова не разразилась буря. Король покачал головой и сказал:

– Вы не собираетесь произнести клятву, леди Имоджин, не так ли?

Она посмотрела на него сквозь пелену слез.

– Я уже один раз в жизни лживо поклялась на кресте, государь, и душа моя потом сильно страдала из-за этого. Я не могу сделать подобную вещь еще раз. Ваше величество, я люблю моего мужа и не могу согласиться с тем, что было не правильным с моей стороны попытаться сохранить ему жизнь, если даже я сейчас так страдаю из-за этого. Я искренне молю его и вас о прощении. Я прошу всех присутствующих простить меня, потому что мои действия так расстроили всех, и понимаю, что мой отказ принести клятву делает мое положение еще более серьезным.

Было видно, что Генрих был раздражен. Его пальцы выбивали сердитую дробь на крышке стола.

В наступившей тишине поднялся Фицроджер. Он, протянул руку.

– Кнут, – попросил он.

Имоджин вздрогнула, когда поняла, что за ним не было нужно идти куда-то далеко. Она не сводила взгляда с мужа, пока тот приближался к ней. Он все еще слегка прихрамывал.

– Сними свой плащ, – приказал он жене. У нее пересохло во рту. Девушка расстегнула застежку, и плащ волнами опустился к ее ногам.

Имоджин не сводила с него взгляда. Фицроджер казался таким же высоким и смуглым, как тогда, когда она увидела его в первый раз в Кливе. Тогда он сек провинившихся стражников.

– Ты признаешь, что я должен тебя высечь? – спросил ее Тайрон.

Она кивнула головой, потом ей удалось выдавить из себя несколько слов:

– Да, милорд.

– Прав ли я, что, когда ты собиралась ударить меня по голове камнем, ты понимала, что тебя позже ждет за это наказание?

– Да, милорд.

– Тогда мне не стоит разочаровывать тебя, – сказал Фицроджер.

Просвистел кнут, и Имоджин резко перевела дыхание после огня, ожегшего ей спину. Она смотрела вперед, все еще прижимая к себе крест, и молила Богородицу, чтобы ей хватило сил выдержать наказание.

Фицроджер отошел от нее и бросил кнут на стол.

Потом он повернулся лицом к залу и к ней. – Дальнейшее обсуждение степени ее вины будет продолжено наедине между мной и моей женой. Но если происшедшее здесь будет обсуждаться у вас дома, вы, господа, сможете сообщить вашим женам, что леди Имоджин была публично высечена за ее грехи.

Шум в зале все нарастал. Наконец поднялся один сердитый рыцарь.

– Я считаю, что это недостаточное наказание. Вы простили ей ее проступок! Если Фицроджер не может выпороть свою жену здесь перед нами, я могу сделать это вместо него!

– Любой человек, причинивший вред моей жене, станет отвечать передо мной за совершенное!

Все замолчали, а поднявшийся мужчина опустился на свое место.

Фицроджер внимательно осмотрел зал.

– Присутствует ли здесь кто-нибудь, кто выскажется против принятого мною решения? Я буду счастлив разрешить это разногласие с помощью меча.

Промолчали все, и это было неудивительно. В его голосе Имоджин явно почувствовала ярость и желание убивать. Она чуть было не потеряла из-за этого сознание, потому что боялась, что вся его злоба потом будет направлена против нее.

Фицроджер резко поднял Имоджин на ноги.

– Тогда будем считать, что в глазах всей Англии моя жена восстановила свою, честь и впоследствии к ней будут соответственно относиться.

Он поклонился королю.

– Согласно вашей воле, мой господин! Генрих нахмурился, но сказал:

– Так оно и будет, но я сам являюсь мужем, и мне кажется, что для всех станет лучше, если отсюда не станут просачиваться слухи о случившемся, чтобы не заразить подобной вольностью всех женщин Англии!

Имоджин тут же подумала, что немного подобной «заразы» могло бы принести большую пользу всем, но она торопливо опустила глаза долу и решила не открывать рта ни в коем случае. Видимо, она сделала это не слишком быстро.

– Тай, уведи свою жену, – недовольно заявил король. – И научи ее вести себя как положено. И захвати с собой кнут. Мне кажется, что он тебе еще пригодится.

Фицроджер молча шел впереди, а Имоджин тихо и робко следовала за ним. Ее нервировало, что он на ходу похлопывал себя по ноге кнутом. И еще она волновалась, глядя, как Тай прихрамывал. Неужели он теперь все время будет хромать, подумала Имоджин.

Когда они вошли в главную башню, Имоджин огляделась вокруг, вспоминая сцены былой боли и ссор. Ее поражало, как сильно изменилась она сама и вся ее жизнь с тех пор, как она покинула эти стены.

Имоджин посмотрела на мужа, одетого с головы до пят во все черное, увидела его сердитое лицо, и у нее задрожали колени.

Тайрон отошел от жены и повернулся к ней лицом, не выпуская из рук хлыста. Его глаза сверкали от ярости.

– Ты была не права. Скажи мне это. Имоджин попыталась проглотить слюну в горле.

– В глазах людей я не права. Я это знаю.

– Я предупреждаю тебя, Имоджин, что с удовольствием отлуплю тебя.

Потом он вспомнил, что в руках у него находится хлыст.

Он отшвырнул его, и тот с шумом упал на пол. Имоджин чуть было не упала в обморок от облегчения.

– Ты хотя бы понимаешь, сколько неприятностей было у меня из-за тебя? Ты разбередила самую больную рану в сердце Генриха – манию проповедовать справедливость. И мне пришлось применить все свое искусство уговаривать и даже где-то надавить на него, чтобы все разрешилось так легко. Ты понимаешь это?

Имоджин кивнула головой. Она тщетно старалась, чтобы у нее не дрожали губы, пока муж отчитывал ее.

– Мне так жаль, – сказала она.

– Чего тебе жаль? Объясни мне. Она посмотрела на Тайрона.

– Мне жаль, что ты злишься на меня, – призналась Имоджин. Тайрон захохотал.

– Ты, как всегда, слишком честна. Это твой врожденный грех.

– Ты предпочитаешь, чтобы я не говорила правду?

– Конечно, этим бы ты значительно облегчила мне жизнь.

И у Имоджин потекли две слезинки по щекам. Она торопливо их смахнула с лица и захлюпала носом.

– Клянусь священной чашей Грааля, Имоджин, – было видно, что ярость его немного утихла, – я не злюсь на тебя за то, что ты такая правдивая. Хотя если бы ты дала клятву на суде, то все было бы гораздо проще.

Имоджин гордо приподняла подбородок.

– Фицроджер, я больше не могу давать ложные клятвы, – грустно заметила она. – Мне было так больно…

– Моя слишком честная амазонка. Тайрон глубоко вздохнул и продолжил:

– Имоджин, неужели ты все еще не поняла, что жизнь – это борьба, где идут в ход и ногти и зубы, а не чудесная сказочка про принцесс и их верных паладинов?

Она отрицательно покачала головой, а Фицроджер принялся расхаживать по комнате.

– Я боюсь за тебя! Ты мне напоминаешь меня самого, когда мне было тринадцать лет и я предстал перед Роджером Кливским и стал перечислять все его грехи! Конечно, я был прав, но как мне пришлось страдать после этого!

Она заглянула ему в глаза.

– Но ты был прав!

– Не забывай, чем обернулась для меня эта правда!

– Я ничего не забыла! Ты спас меня, мой паладин!

– Имоджин, я никакой не паладин!

– Для меня ты именно такой. Ты пытался спасти меня от моей глупости с того самого момента, когда я ударила тебя, разве я не права?

– Значит, ты меня раскусила, да? Имоджин не сводила с него взгляда. Тайрон раздраженно сказал ей:

– Как только я пришел в себя, то сразу понял, что у нас возникли проблемы. Теперь мне кажется, что было бы лучше, если бы Ренальд не возил тебя в Клив. Это был бы более умный маневр, но твоей шкуре тогда пришлось бы нелегко!

Он почти сладострастно посмотрел на плетку, а потом на жену.

– Но мне тоже тогда казалось, что тебе лучше оставаться в Кливе, пока я не решу все для себя. Я надеялся, что, когда будет взят замок Ворбрика и Генрих поймет, какое там творилось зло, он хоть немного смягчит свой гнев. Но все оказалось не так. Он решил, что в нашей стране будет торжествовать только справедливость.

– Признаюсь, что меня не волновало то, что был убит Ворбрик. Я очень боялась, что ты меня бросишь за то, что я ударила тебя.

Лицо Тайрона сразу стало серьезным.

– Я никогда не оставлю тебя, Имоджин. Он произнес это весьма строго, но она была рада услышать такие слова.

– Спасибо за то, что ты постарался расхлебать заваренную мною кашу.

– Я не мог поступить иначе. Ведь ты моя жена.

Он продолжал говорить с ней довольно сухо.

Имоджин была готова расплакаться. Неужели это все, что он испытывал к пей? Просто обычная заботливость?! Неужели навсегда угасли те чувства, которые так сблизили их в пещере? Те напряженные часы страха и опасности стали самыми прекрасными мгновениями всей ее жизни! Она посмотрела на плеть. Рели это поможет ей вернуть расположение Тайрона, то она сама подаст ему ее, стоя на коленях.

– Но ведь ты спаслась от серьезных обвинений с помощью ума и сметливости! – Фицроджер вдруг застонал. – Господи, у меня сердце ушло в пятки, когда ты обернула слова Генриха против него самого.

– Это было опасно? Мне так не показалось. Но я больше ничего не смогла придумать. Я так боялась.

– Имоджин, неужели ты не поняла, что я никогда не допущу, чтобы ты страдала по-настоящему?

Ей показалось, что Тайрон был обижен.

– Конечно, я это знала, но боялась именно этого, – уверяла она мужа. Фицроджер возмутился:

– Святой Боже, Рыжик! Ты что, ничего не понимаешь? Ты не должна меня опекать! Это я должен заботиться о тебе!

У Имоджин потеплело на сердце, когда он произнес ее любимое прозвище – Рыжик!

– Фицроджер, я ничего не могу поделать. Я тебя люблю!

Он внезапно замолчал, как будто она опять стукнула его по голове камнем.

– Скажи-ка мне кое-что, – мягко попросила его Имоджин.

Он посмотрел на нее, но по его взгляду было невозможно вообще что-либо определить.

– Ты бы предпочел, чтобы я позволила тебе сражаться с Ворбриком?

– Пойми меня, Имоджин, если бы ты была рядом, когда я пришел в себя, тебе бы здорово от меня досталось.

– Ты хочешь сказать, что, когда у тебя бывают приступы ярости, мне лучше держаться от тебя подальше?!

Тай возмущенно покачал головой.

– Неужели тебе непонятно, что большинство мужчин желали бы, чтобы я сильно поколотил тебя?

– Да, но я вижу, что ты не хочешь ответить на мой вопрос.

Тайрон снова покачал головой.

– Нет, в тот момент ты хорошо сделала, что не позволила мне сражаться с Ворбриком.

Имоджин не успела ничего сказать, и Тайрон добавил:

– Но не вздумай повторить такую же глупость еще раз.

– Тогда я ничего не понимаю, – смутилась Имоджин.

– Возможно. Но с этого дня ты станешь прилично вести себя в соответствии со своим положением и полом.

Имоджин вздохнула так тяжело, что можно было понять все ее тайные мысли.

– Тогда тебе лучше отправить меня в монастырь. Я окончательно поняла, что больше не могу быть послушной и слабой женщиной. Кажется, во мне что-то сломалось и починить это больше нельзя.

Тайрон резко засмеялся. Жена посмотрела на него, и он сказал:

– Я пытаюсь припомнить момент, когда ты была послушной и слабой женщиной, Имоджин.

– – Я была такой до того, как все это началось, – серьезно заявила она ему. – До того как я узнала тебя.

Имоджин показалось странным, что было такое время, когда она не знала его.

– Ты была такой? Тогда, значит, твой отец умел лучше справляться с тобой, чем это могу делать я.

Тайрон снова прошелся по комнате.

– Ты мне скажи, – наконец произнес он, – неужели ты не можешь хотя бы делать вид, что ты именно такая?.. Ну конечно, исключая ситуации, угрожающие жизни, когда ты почувствуешь, что тебе нужно действовать, чтобы спасти себя и меня.

Имоджин стало неприятно, когда она почувствовала раздражение в его голосе, но она утвердительно кивнула.

– Да, я обещаю это тебе.

– Хотя бы на людях, – добавил Тайрон.

– Конечно, – смущенно согласилась она.

Фицроджер улыбнулся, это была настоящая теплая улыбка.

– Мне нравится, когда мы вместе, моя чересчур правдивая амазонка.

Имоджин почувствовала, как у нее на глазах от счастья выступили слезы. Она не стала их скрывать. Имоджин робко протянула ему руку. Тайрон подошел к ней и поднес ее к губам. Он снял с ее головы шарф, и Имоджин сразу же вспомнила о своей внешности.

– Прости меня, – сказала она и отвернулась.

Тайрон притянул к себе ее голову.

– Господи, Имоджин! Почему меня должны волновать твои волосы?

Он обнял жену, и его губы коснулись ее уст. Она ожидала, что поцелуй будет полон страсти, но Тайрон прикоснулся к ней губами удивительно нежно.

– Меня волнует только то, что я не смог защитить тебя от всего этого.

Он нежно коснулся губами сначала одного ее глаза, потом другого.

– Рыжик, если я твой паладин, значит, я потерпел фиаско.

– Нет, это не так.

Имоджин стала таять от его нежных прикосновений.

– Но как же сильно я тебя люблю… Тай отнес ее на кровать.

– Боюсь, что это правда.

Имоджин посмотрела на него и увидела, что наконец он сбросил свою маску. Тайрон снова раскрылся перед нею, и она стала блаженно улыбаться, а муж играл прядями ее волос.

– Рыжик, я не могу себе представить большего проявления любви, чем удар камнем по макушке! Ты ведь знала, что ждет тебя, не так ли?

– Да, я примерно представляла себе последствия…

Тайрон принялся развязывать ей пояс, но она остановила его, потому что не была уверена, что муж до конца понял ее.

– Фицроджер, я знала, чем мне это грозит, но если будет необходимо, я повторю все снова! Тайрон захохотал.

– Нет, Рыжик, ни за что. Например, я не повторяю ошибок! Если мы вдруг окажемся в подобной ситуации, я заранее свяжу тебя, чтобы не оставить тебе ни малейшего шанса.

Теперь Имоджин была готова снова окунуться с головой в море счастья.

Тайрон единым движением сорвал с нее одежду, оставив ее только в чулках. Он нежно трогал и целовал ее синяки и царапины.

– У нас было необычное свадебное путешествие, не правда ли?

– Да. – Она не сводила с него любящего взгляда. – Что стало с моим лицом? Тай поцеловал шрам.

– Имоджин, меня не волнуют раны, полученные в сражениях. Ты ведь спасла нас обоих. Я никогда не забуду этого. Я не стал говорить об этом там, в зале, потому что все это только осложнило бы наше положение, но если бы ты не вела себя так смело и находчиво в подземелье и еще после того в лагере, мы бы пропали.

Имоджин заплакала от облегчения и счастья. Она снова протянула к нему руки. Фицроджер обнял и стал целовать жену. Сначала он целовал ее ласково, желая утешить, но потом она ощутила страстное желание, и они вместе упали на кровать, продолжая ласкать друг друга.

Имоджин принялась расстегивать пуговицы на его одежде, а он как мог помогал ей, пока не оказался полностью обнаженным. Имоджин отодвинулась, чтобы полюбоваться им. Она, словно заботливая мать, которая осматривает ушибы своего младенца, внимательно изучала его раны. Все они почти зажили, хотя на руке появился новый шрам, а его плечо и колено все еще представляли собой сплошной кровоподтек.

– Ты хромаешь, – сказала она. – Твоей ноге нужен покой.

– Неужели? – пошутил Тайрон. Его руки жадно изучали тело жены.

– Ты не поверишь, но все уже было хорошо, пока я вчера на тренировке не споткнулся о бугорок.

Она закудахтала, как потревоженная наседка.

– Мне сказали, что у тебя была схватка не на жизнь, а на смерть с сэром Вильямом.

– Ну, не совсем так – я просто выместил на нем свою злость, потому что не смог убедить Генриха не устраивать этого судилища. Поэтому я не заметил этот бугорок. Я был слишком занят своими мыслями.

– Какими?

– Я волновался за тебя.

Имоджин в знак благодарности расцеловала его. В первый раз она увидела у него на губе шрам, которого раньше не было. Это был след от удара. Ворбрика. И Имоджин поцеловала этот шрам. Потом она целовала каждую ссадину и каждый шрам на его теле, а потом уже просто не смогла остановить поток поцелуев.

– Сейчас я не могу понять, почему ты меня сначала так пугал, – шептала Имоджин. – Ты казался таким твердолобым и жестоким.

– Я никогда не был таким твердым и напряженным, как теперь, – пошутил Тайрон и быстро вошел в нее.

Имоджин покраснела и засмеялась. Ее смех был легким и непринужденным. Муж нежно отвел волосы с ее лица.

– Я надеюсь, что нам не грозит дьявол и грехопадение? – спросил Тайрон.

– О нет! – ответила ему жена и смутилась. Она еще не привыкла к таким вещам, тем более что было еще совсем светло.

– Ты такая розовенькая и соблазнительная. Ты хочешь снова быть сверху?

Имоджин отрицательно покачала головой.

– Ты можешь… Попробуй сделать так, как это было в монастыре. – Имоджин почувствовала, что из розовой стала багровой. – Но.., но чтобы все было до конца.

Фицроджер нежно положил ее на спину и улыбнулся ей.

– Мне самому очень хочется. Это мой свадебный подарок тебе, моя дорогая амазонка.

Его опытные нежные руки бродили по ее телу, находя все новые пульсирующие страстью точки, доставляя Имоджин неизъяснимое наслаждение. Его губы следовали за руками. Она испытывала все новые ощущения, и они, все нарастая, вели к экстазу.

На этот раз можно было не сдерживать себя, ведь им нечего было бояться. На этот раз не было боли, хотя, когда Фицроджер входил в нее – медленно, о, так медленно, – она ощутила, что он заполнил ее до отказа, и немного напряглась.

Имоджин закрыла глаза, чтобы полнее ощущать радость, наполнявшую всю ее без остатка. Потом она открыла глаза и увидела, как муж внимательно и взволнованно наблюдает за ней.

– Дорогая, не волнуйся. Это ведь всего-навсего наша вторая близость.

Имоджин подумала и, пошевелив бедрами, обхватила его ногами.

– Но ведь это очень приятно, – заметила она. – Хотя и довольно странно.

Она немного изменила позу и увидела, как у Тайрона от этого перехватило дыхание. Ее полностью захватили необычные и приятные ощущения, но его взгляд просто потряс ее, и она стала ритмично двигаться.

– Клянусь священной могилой, – пробормотал муж, но без возражений стал импульсивно двигаться в противоположном ритме.

– О Боже, – прошептала Имоджин. – Мне кажется, что я парю в воздухе.., пока ты находишься во мне.

– Хорошо…

Имоджин больше не могла контролировать свои действия.

– Тай, – продолжала бормотать она. – Я…

– Все хорошо, Рыжик, – успокаивал он ее. – Все в порядке…

Его руки и губы доставляли ей удовольствие, но именно то, что они были слиты воедино, просто сводило ее с ума.

Имоджин почувствовала, что стала метаться по постели, как будто она сражалась с Фицроджером. Его сильное тело немного сдерживало ее метания, а не выразимые словами ощущения продолжали нарастать.

– Тайрон, – задыхаясь, сказала она. – Ты не против, если я стану кричать?!

– Кричи, моя сладкая амазонка. Кричи так, чтобы было слышно во всем замке.

И когда наступил момент экстаза, она действительно закричала:

– Тай!

Когда она пришла в себя, то обнаружила, что была неимоверно расслабленной и чуть ли не плавала в поту. Сердце все еще бешено колотилось в груди.

– Я чувствую себя как хрустальный кубок, разбитый на мелкие кусочки, – шепнула Имоджин мужу.

Он погладил ее дрожащей рукой.

– Милая моя, теперь все будет хорошо. Она закрыла глаза, чтобы оживить в памяти момент оргазма.

– Мне кажется, что я кричала слишком громко. Почему ты не остановил меня?

– Мне хочется, чтобы твой крик был слышен всем. Если они решили, что я издеваюсь над тобой, тем лучше…

Имоджин открыла глаза и хотела было возмутиться, но потом вздохнула и теснее прижалась к его восхитительному телу.

– Мне было так грустно без тебя. Неужели они не понимают, что для меня это было самым ужасным наказанием, даже хуже, чем порка?

Фицроджер шутливо ухватил ее за волосы и сказал:

– Ты считаешь, что для тебя это было страшное наказание? А ведь я наказывал самого себя.

– Тогда почему мы были не вместе? Его рука ласково бродила у нее по спине. Тайрон легко прикоснулся к рубцу, оставшемуся от удара кнута.

– Если бы ты была здесь, мне пришлось бы расхлебывать последствия случившегося. И возможно, мне пришлось бы кое-кого вызвать на поединок. Я не мог рисковать своей жизнью даже ради тебя, пока не зажили мои раны.

– Я подумывала о том, чтобы сбежать и оградить тебя от этого, – призналась Имоджин. – Я собиралась принять любое наказание, только чтобы ты не раздражал короля.

Тайрон покачал головой.

– Ты помнишь, что это не женское дело? – сказал Тайрон и улыбнулся. – Я догадывался об этом, поэтому постарался, чтобы у тебя не было ничего такого, что бы ты могла превратить в деньги.

– О, а я думала…

– Что ты думала?

– О твоем подарке, который я получила утром после свадьбы, – скромно заметила Имоджин.

Тайрон поднялся с постели, подошел к сундуку и достал пояс.

– Ты решила, что с моей стороны это был какой-то предумышленный жест? Нет! Он застегнул пояс у нее на талии.

– Имоджин, ты моя навсегда, и можешь не сомневаться в этом.

Его слова и поступок были, конечно, проявлением великодушия, но между ними оставалось что-то такое темное, отчего он не смел посмотреть ей прямо в глаза.

Имоджин так хотелось убрать все тернии, разделяющие их. Она вылезла из-под одеяла и голая побежала к своему сундуку. На обнаженной талии весело позванивал пояс, инкрустированный слоновой костью и аметистами. Девушка открыла сундук и вынула оттуда кожаный мешочек.

– Это мой подарок тебе, – смущенно сказала она мужу. – Мне до сих пор не представилось возможности вручить его тебе.

Тайрон вынул из мешочка великолепную цепь, украшенную изумрудами.

– Клянусь распятьем!.. – восхищенно начал было говорить Тайрон, но внезапно умолк.

Было видно, как он был доволен, но на его лице не было и тени радости, а это ее пугало. Что же случилось, подумала Имоджин.

Тайрон надел цепь, и зеленые изумруды засияли на фоне его смуглой и мощной груди.

Он посмотрел на Имоджин, но его глаза сохраняли весьма серьезное выражение. Тогда она уселась на постели, скрестив ноги.

– Тай, в чем дело?

Он улыбнулся. Зеленые глаза засверкали, как драгоценные камни.

– Ты назвала меня по имени. Он коснулся среднего, самого большого изумруда, потом посмотрел ей в глаза.

– Люди, которые выносили сокровища из тайника, не получили обещанного. Их хорошо вознаградили, но они не получили всего, что вынесли оттуда. Я не смог выполнить твое обещание, но они были счастливы и даже немного обрадовались тому, что кто-то за них подумал…