А тут и Виссарион Северинович вынес моток крепкой верёвки.

— Такая подойдёт?

— Подойдёт, — кивнул Миша и без лишних слов стал основательно связывать пойманного бандита по рукам и ногам. Закончив и проверив узлы, он повернулся ко мне.

— Не прокатишься со мной в город, вместе с Топой, для подстраховки? А потом я тебя мигом назад свезу? А то я ведь управлять буду, а за этим типом глаз да глаз нужен, хоть он и связан.

— Разумеется! — охотно согласился я. — Вот только сейчас оденусь… — я поёжился. Мы простояли на морозе уже минут пятнадцать, но сперва я не чувствовал холода, увлечённый всеми событиями. И только сейчас до меня дошло, что я начинаю превращаться в сосульку. — Топа, сторожи!

Я сбегал за своей курткой, шапкой и рукавицами, а тем временем Миша и Виссарион Северинович положили связанного Петько в «Буран», позади сиденья водителя. Я взял Топу на поводок и мы с ним, забравшись следом, пристроились на оставшихся местах. Миша, убедившись, что Петько под нашим присмотром, быстро сбегал, чтобы забрать свои вещи, так же быстро простился со смотрителем — и мы помчались. Петько, чувствуя на себе неотрывный взгляд Топы, боялся пошевелиться, а я с любопытством разглядывал первого настоящего матёрого уголовника, которого мне довелось встретить в жизни. То есть, кто знает, с преступниками мы пересекались и до этого, но это были — если вы поймёте, что я хочу сказать — именно преступники, а не уголовники, не такие люди, для которых лагеря и тюрьмы стали частью жизни. Люди, которые нарушали закон ради собственной выгоды, но не те, кто жил по воровским законам. Приблизительно так я бы это объяснил.

Петько был довольно коренастым мужиком, с квадратным лицом. Лицо это казалось совершенно невыразительным, потому что все на нём было слишком мелким: и глаза, и нос, и рот. Мелким по сравнению с пространством, на котором они располагались, я хочу сказать. А ноги у него казались короткими по сравнению с туловищем. Его руки… может быть, мне так почудилось, потому что я уже много о нём знал, кто он такой, чем занимался, но я подумал, что, пожалуй, именно так и должны выглядеть руки убийцы: с пальцами как обрубки, с рыжеватыми волосками.

Словом, впечатление он производил не очень приятное. Лежал он очень тихо, стараясь даже не моргать лишний раз, чтобы не злить Топу. У меня язык чесался задать Мише несколько вопросов, но я понимал, что при Петько лучше не произносить лишнего, ведь мало ли какие вещи ему лучше не знать… Да и Миша молчал, сосредоточившись на управлении «Бураном». Вот так, молча, мы наискосок, оставив остров далеко справа, пересекли застывшую ледяную гладь озера, въехали на берег посередине набережной, в старом центре Города, пересекли его главную улицу — Свято-Никольскую, идущую параллельно набережной, проехали по улице Пушкина и, после двух поворотов, оказались в тихом переулке, у старого трёхэтажного особняка — здания местного ФСБ.

— Подожди секунду, — сказал Миша. — Сейчас этого субчика заберут — и поедем.

Он выскочил из «Бурана», исчез в дверях, и, действительно, буквально через секунду вернулся вместе с двумя оперативниками, которые лихо вытащили связанного Петько из снегохода и поволокли в здание.

— Вы, там, оформите все как надо, — велел Миша. — А я пока парня домой отвезу.

— Есть, товарищ начальник! — весело отозвались они.

Миша уже забирался в снегоход.

— Ну что, готовы? Поехали? — спросил он.

— Готовы! — ответил я за нас с Топой.

Топа всё ещё был немного напряжён, и я его поглаживал, чтобы он успокоился. Во-первых, он продолжал переживать встречу с нехорошим человеком и как будто говорил мне взглядом: «Если бы ты знал, чем от него несёт!» — а во-вторых, он не очень любил ездить на снегоходе, не нравились ему эти штуковины, хоть отец его и приучал.

— Послушай, — проговорил я, когда мы миновали город и ровно и спокойно пошли по льду, напрямую к нашему дому. — Я вот думаю и не понимаю, как могло случиться, что мы не заметили этого Петько, когда он шёл через озеро?

Миша мельком взглянул на меня и пожал плечами.

— Так ведь мы почти не глядели в окна, разговором были увлечены.

— Все равно, — возразил я. — Идти от дальнего берега озера к нашему острову — с час, наверное. На моторке ехать около получаса, а ведь человек движется намного медленней моторки, особенно когда по льду идёт, так? За час мы несколько раз смотрели в окно, а Петько — в тёмном тулупе, и приближающееся тёмное пятно мы бы наверняка заметили и заинтересовались бы. Ведь мы считаем, что все эти сутки или двое после побега Петько и Скрипицын шли лесами, через заброшенные деревни, к нашему берегу озера, и вот они дошли, и Скрипицын, наверно, остался на том берегу, а Петько пошёл на разведку… Может быть, держа в уме, что у него получится угнать какой-нибудь снегоход и вернуться за своим напарником. Мы глядели в окно тогда, когда зашёл разговор, что там, за дальним берегом, находится лагерная зона — все непроизвольно взглянули, как это бывает. И потом, я, например, сидел лицом к окну на озеро, а вид из этого окна открывается очень хороший, далеко видно, и я бы обязательно заметил приближающееся тёмное пятно. И, честное слово, я бы, из-за всех наших разговоров, обязательно подумал, а не один ли из беглых это идёт, и сказал бы вам об этом! Вот я и спрашиваю, как могло получиться, что мы ничего не заметили?

Миша расхохотался.

— Ну, ты даёшь! Мозги у тебя хорошие, но не ищи загадок там, где их нет! Он мог, например, подойти к острову с той, дальней стороны, где пристань, и пойти вдоль берега, выглядывая рыбаков, настолько увлечённых подлёдным ловом, что про свои снегоходы они и думать забыли… Шёл и шёл вдоль берега, пока не дошёл до маяка. В общем, как говорил Остап Бендер, «не учите меня жить, лучше помогите мне материально». Разберёмся, не боись.

— Но, получается, Скрипицын до сих пор сидит на той стороне и ждёт, когда его напарник вернётся со снегоходом?

— Получается, — согласился Миша. — Я уже отдал все нужные распоряжения. Вот отвезу тебя, и совместно с милицией прочешем тот берег. Наверно, там все приготовления к облаве уже заканчиваются. Главное — аккуратно её провести, чтобы не спугнуть Скрипицына и не упустить его. А то обидно будет.

— Но если он шёл с той стороны… — начал я.

— Ну? — Миша опять бросил на меня быстрый взгляд. — Договаривай. Что тебя ещё смущает?

— То, получается, он шёл как раз со стороны взорванного монастыря. А ведь, по тому, что ты рассказывал, взорванный монастырь значил для Петько и Скрипицына что-то важное — они даже рельеф местности вокруг него специально изучали. Так, может, Скрипицын прячется где-то там, и их побег как-то связан с той давней историей?

Мы уже почти подъехали к нашему дому, но тут Миша резко тормознул снегоход и выдержал паузу перед тем, как его развернуть.

— Ох, мальчишки! — проговорил он, покачивая головой. — Если бы… Да, если б все так складывалось в жизни, одно к другому, то это была бы не жизнь, а сплошные «Три мушкетёра» — живи и радуйся! Слишком красиво, чтобы быть правдой, понимаешь? Но, как говаривал мой дед, «чем черт не шутит, когда Бог спит»! Давай проверим. Разумеется, мы ничего не найдём, но, будем считать, немного отвлечёмся. Лишний часик у работы уворую, а? Тем более, что следы считать всё равно не мешает как можно быстрее, да тут ещё и Топа с нами. Все унюхает, чего мы не разглядим. Поехали!

И мы, огибая остров, поехали к маяку.

У маяка мы остановились, и Миша предложил.

— Давай так. Пусть Топа берет след, а я поеду рядом с вами на снегоходе, на малой скорости. Я бы снегоход здесь оставил, чтобы тоже ногами пройтись, да вдруг ещё какой-нибудь паразит найдётся, захочет его приватизировать? Потом ищи-свищи!

— Неужели даже ты не найдёшь? — усомнился я.

— Найти-то найду, но зачем мне лишние нервы и хлопоты?

Тут из двери маяка появился Виссарион Северинович, заприметивший нас в окно.

— Отвезли голубчика? — крикнул он.

— Точно! — ответил Миша. — «Увели болезного, руки ему за спину, И с размаху кинули в „чёрный воронок“… А вот теперь решили передых взять, поиграть в искателей клада.

— Это дело хорошее! — сказал Виссарион Северинович. — Думаете, Петько за своим кладом сюда пожаловал?

— Да разве на Петько свет клином сошёлся? — отозвался Миша.

— Ладно, рассказывайте! — хмыкнул смотритель. — Небось, хотите с помощью собаки по следу пройтись, да?

— И это тоже… Ну, ладно, приступим, — Миша, прищурившись, поглядел на запад. — А то уже за три часа перевалило, скоро смеркаться начнёт.

— Давай, Топа, — сказал я, вылезая из снегохода. Топа выпрыгнул вслед за мной, с большим удовольствием, всем видом показывая, как смертельно ему надоела эту штуковина. — Покажи нам, откуда пришёл этот тип.

Топа тут же уткнулся носом в снег и стал его тщательно обнюхивать. Потом он потянул меня вперёд. Миша завёл снегоход и поехал следом.

— На обратном пути заглядывайте! — крикнул смотритель, махнув рукой. — Чайком отогрею, а то промёрзнете, небось, пока блуждать будете!

Топа повёл нас вдоль берега, по направлению к пристани. Впрочем, следы Петько и так читались очень отчётливо — единственные свежие следы. Только там, где Петько шёл по голым участкам льда — по тем, где ветер гуляет, и потому снег не залёживается — эти следы пропадали, но затем появлялись вновь.

Следы вели к северной оконечности острова, как и предполагал Миша. Мы продвигались по ним минут пятнадцать, когда они вдруг резко свернули вглубь, в небольшую рощицу. Разглядеть, куда они ведут, было невозможно, потому что береговой край рощицы состоял в основном из сосен, а перед ними была поросль молодых осинок, настолько плотная, с настолько густым переплетением мелких веток, что сквозь неё мало что было видно, несмотря на отсутствие листвы на деревьях.

Тут Миша рискнул покинуть снегоход и оставить его у берега.

— Ничего, — сказал я. — Если мы услышим, как кто-то заводит мотор — этот человек оглянуться не успеет, как Топа догонит его и заставит остановиться.

— Так, может, оставить Топу при снегоходе? — предложил Миша. — Снег здесь глубокий, нетронутый, мы из без Топы разберёмся, куда ведут следы.

— А если следы приведут нас к Скрипицыну? — возразил я.

— Ты думаешь, я с ним без Топтыгина не справлюсь? — бросил Миша.

В общем, было решено, что Топу пока что оставляем у снегохода, а если следы станут уводить нас слишком далеко от берега, то вернёмся за ним и на снегоходе, в объезд рощицы, подъедем туда, где следы вынырнут из этой рощицы на открытую местность.

Топа остался сторожить «Буран», а мы двинулись через осиновую поросль. Сначала идти было ничего, потому что снежные сугробы были твёрдыми, утрамбованными ветром, но потом, под деревьями, они стали проваливаться под нами. Судя по следам, оставленным Петько, проваливался и он — иногда больше, чем по колено. Мы старались выбирать такие места и кочки, где снег слежался поплотнее и откуда ветром выдувало все лишнее, но, всё равно, несколько раз черпанули снег. Мише пришлось хуже, чем мне — ведь я был в этих «дутых» утеплённых сапогах, а вот Миша был просто в зимних ботинках, хоть и тёплых, но достаточно коротких. Это и понятно: ведь я-то отправился гулять с Топой по острову, готовый к тому, что где угодно можно ухнуть в глубокий сугроб, а вот Миша как приехал к смотрителю маяка на «Буране», в городской обуви, так, естественно, в этой обуви и оставался.

Как бы то ни было, мы продвигались, и продвигались, пока Миша не схватил меня за локоть и не прошептал:

— Теперь тихо! Смотри, он здесь останавливался!

А я присвистнул от удивления.

— Вот это да!

В отличие от Миши, я-то знал, что это такое.

— Что ты такое заметил? — заинтересованно спросил Миша.

— Так вот, оказывается, что было нужно Петько! — я разглядывал взрытый снег — взрытый так, как будто его кто-то копал вглубь, долго и усердно. Из снега торчали ржавые железяки.

— Хочешь сказать, ты знаешь, зачем Петько копался на этой помойке?

— Это не помойка, — ответил я. — Это бомбардировщик… — и, перехватив недоуменный Мишин взгляд, поспешил пояснить. — Ну, бомбардировщик времён войны. Точнее, то, что от него осталось.

— Ах, да, слышал о таком, — Миша нахмурился, припоминая. — Но ведь там нельзя спрятаться и переночевать. У кабины, насколько я слышал, давно не осталось ни дверей, ни стёкол… Да если б они и были — все равно морозную ночь в ней не выдюжишь.

— В том-то и дело! — сказал я. — Но ведь Петько там что-то искал, так?

— Причём что-то мелкое! — подхватил Миша. — Если б, скажем, он разрыл снег, чтобы подобрать себе подходящую железяку, на оружие, то мы бы эту железяку при нём нашли. Гм… — он чуть отстранил меня назад, а правую руку сунул за пазуху куртки — и я с изумлением понял, что у Миши при себе пистолет, в кобуре под мышкой — и был при нём всё это время! — А если у него здесь было спрятано награбленное десять лет назад, то… То это награбленное уже при нём нашли — ведь его давно обыскали, пока мы тут прыгаем! Тогда будет жаль, что я не присутствовал при обыске. А вот если при нём ничего не нашли — будет повод подумать…

И он, осторожно и медленно, двинулся вперёд, левой рукой продолжая удерживать меня чуть позади, за своей спиной, на случай неприятных неожиданностей, а правую так и держа под курткой, готовый в любую секунду выхватить пистолет.

Но, подойдя к бомбардировщику, мы никого и ничего страшного и угрожающего не встретили, и Миша, последний раз зорко глянув по сторонам, с облегчением перевёл дух.

— Скрипицына поблизости нет, это точно… И следов всего одна цепочка подходит к бомбардировщику вон с той стороны. А я уж пожалел, что втянул тебя в эту авантюру. Хорош бы я был, если б пришлось брать матёрого бандита, и с тобой бы при этом что-нибудь стряслось!

— Так если б здесь был Скрипицын, то на нём уже сидел бы Топа, обогнав нас, — сказал я. — С такого расстояния, как от берега до бомбардировщика, Топа чует посторонних. А если б он учуял, что мы вот-вот встретимся с нехорошим человеком — его бы ничто не удержало возле «Бурана». И видел бы ты, как Топа бегает по снегу, даже по глубокому!..

— Что ж… — Миша подошёл к разрытому месту. — Давай попробуем догадаться, что здесь искал Петько.

Петько, судя по всему, копался здесь довольно долго. Была откопана вся кабина и метра три корпуса, почти до земли. Рядом с бомбардировщиком валялось несколько сломанных палок и коряг, которые Петько использовал как орудия для рытья. В нескольких местах снег был проткнут палками, будто Петько проверял, не здесь ли нужное место.

— Да, он искал что-то под бомбардировщиком, — подвёл итог Миша. — При чём не помнил точно, где это должно находиться. Но, при этом, если б он попал на нужное место, палка уткнулась бы в нечто особенное, отличающееся от земли, и Петько сразу бы понял, что угодил куда надо. Но он не нашёл того, чего искал — иначе бы в одном месте не только снег был бы разрыт, но и мёрзлая земля раздолбана.

— Так если он не нашёл — мы постараемся найти! — живо отозвался я.

— Совершенно верно, — кивнул Миша. — Найдём, как пить дать. Скорей всего, здесь какие-то главные ценности, которые эти типы в своё время награбили. Или… — Миша вдруг расхохотался от души.

— Что «или»? — удивлённо спросил я.

— Я подумал, веселей всего, если там деньги лежат, — объяснил Миша. — В закатанной стеклянной банке или в чём там ещё, чтобы они не портились. Ведь за десять лет было несколько денежных реформ, не говорю уж об инфляции, так что теперь эти деньги — пустые бумажки! Вполне возможно, Петько копал-копал, а потом до него дошло, что овчинка выделки не стоит, он плюнул, да и пошёл прочь, махнув рукой на своё обесценившееся сокровище! Представляю, как медленно это до него доходило, хотя он, и на зоне находясь, давно должен был знать, что старые деньги больше не действительны.

— Но если он явился за награбленным, то почему один, без Скрипицына? — спросил я.

— Скорей всего, Скрипицын должен опорожнить другой тайник — разделились, чтобы времени не терять, — Миша призадумался на секунду, потом покачал головой. — Нет, он вряд ли бы грохнул Скрипицына по башке, чтобы одному прикарманить все. Я не имею в виду, что они, мол, друзья — между такими зверями всё возможно. Но никому из них не резон оставаться в одиночестве. Вместе легче выбираться подальше из наших мест.

— Так что мы теперь будем делать? — спросил я. — Может, Топу призовём — вдруг ему удастся что-то унюхать под снегом — что-то давно спрятанное?

— Вряд ли, — сказал Миша. — Ведь ты, небось, не раз бывал возле этого бомбардировщика, и вместе с Топой?

— Бывал. Здесь подосиновики самые отменные.

— И Топа ни разу не занервничал, не стал рыть землю под бомбардировщиком?

— Ни разу.

— Вот видишь! А раз уж Топтыгин летом ничего не учуял, ничего его не привлекло, то под снегом он тем более не унюхает. Нет, давай двинемся дальше, а сюда я вышлю специальную бригаду, едва в город вернусь.

— А если до этого здесь побывает Скрипицын? — усомнился я.

— Не побывает. Раз они с Петько разделили обязанности — значит, Скрипицын будет ждать Петько в другом месте. Если Петько не появится вовремя, то Скрипицын тем более сюда не сунется — ведь это будет означать, что Петько могли замести и что возле бомбардировщика ждёт засада… Пошли дальше. Быстрее. Мне надо засветло успеть вернуться в город.

И он пошёл дальше по следам. Мне ничего не оставалось, как двинуться вслед за Мишей. Следы вывели нас назад на берег, метрах в пятидесяти впереди того места, где мы оставили Топу и снегоход. Мы вернулись за ними — и двинулись дальше.

И очень скоро я понял, что следы отходят и отходят от острова — прямиком ведут, через лёд озера, к тому полузатопленному мыску, где стоял когда-то взорванный монастырь!