AMBROSE BIERCE (1842 – 1914?)
 
      ФАНТАСТИЧЕСКИЕ БАСНИ
 
      Амброз Бирс (1842 – 1914?) – американский писатель, классик. Участник войны между Севером и Югом (1861 – 1865), он написал об этом книгу прекрасных рассказов; помимо реалистического рассказа развивал традицию "страшной" романтической новеллы в духе Э.По, но наиболее силен он был в сатире. Вел сатирическую колонку в газете Херста, писал басни и афоризмы. В 1913 году поехал в Мексику в качестве военного корреспондента, где и пропал без вести.
      Еще не закончив переводить книгу басен Торбера (James Thurber, FURTHER FABLES FOR OUR TIME, см. ), я начал переводить Бирса. Мой интерес к нему возник при чтении его «Избранного», изданного у нас в 1966 году. Читая Бирса в том издании, я обнаружил у него басни, переводы которых мне показались не соответствующими моему представлению о нем: получалось, что он абсолютно современен в прозе и чересчур архаичен в баснях. Я раздобыл американский однотомник его «Избранного» и попробовал перевести несколько штук. Какое-то время процесс перевода шел медленно – не потому, что у Бирса много игры слов, у него ее не больше, чем у Торбера – я никак не мог нащупать его стиль. Но однажды мне удалось поймать его интонацию, и я понял, что русские переводы его басен никуда не годятся и что я буду переводить всю книгу его «Фантастических басен».
      Едва ли не главным его трудом является «Дьявольский словарь» (DEVIL`S DICTIONARY), а «Фантастические басни» (FANTASTICAL FABLES) вместе со «Словарем» собрали в мифологически сконцентрированной форме весь отрицательный опыт человечества. В отличие от юмориста Торбера Бирс – сатирик, он не щекочет, а бичует, и для слабого ума эти басни – искушение видеть мир в черном цвете и утвердиться в цинизме. Тем не менее я считал не только возможным, но и необходимым перевести эту книгу: зло должно быть обнажено во всех его проявлениях.
      Переводы небольших циклов – БАСНИ ДЛЯ "ЗАБАВЫ" (были написаны для лондонской "Fun"), БАСНИ ЭЗОПА НА НОВЫЙ ЛАД и НОВЫЕ БАСНИ НА СТАРЫЙ ЛАД – здесь даны полностью; из перевода ФАНТАСТИЧЕСКИХ БАСЕН я выложил на сайт только первую порцию – 50 басен (всего их 225). Остальные будут ставиться на сайт постепенно.
 

 
      Лисица и Утка, не поделившие лягушку, передали дело о праве на собственность на рассмотрение Льву. Выслушав доводы обеих сторон, Лев открыл было рот, чтобы объявить свое решение, но тут Утка перебила его.
      – Я знаю, какое решение вы собираетесь вынести! – сказала Утка. – Вы скажете, что лягушка, предъявленная нами, не принадлежит никому из нас, и вы съедите ее сами! Позвольте заметить, что это просто несправедливо!
      – Что до меня, то мне совершенно ясно, – сказала Лисица, – что вы отдадите лягушку Утке, Утку – мне, а меня возьмете себе. Как никак я разбираюсь в законах!
      – Я собирался сказать, – сказал Лев, – что пока вы доказывали исключительность своих прав на эту собственность, она ускакала. Может быть, вы предъявите другую лягушку?
 

 
      Негр, увидев Страуса, стал бросать в него камни. Когда их набралось достаточное количество, Страус подобрал их и съел.
      – Скажи, пожалуйста, какой из человеческих добродетелей обязан я такой превосходной едой? – спросил Страус.
      – Щедрости! – ответил Негр, желая расположить к себе того, кто, как он только что убедился, был так сверхъестественно одарен. – Если бы не порыв благотворительности, я бы съел эти камни сам!
      – Дорогой мой, – заметил Страус, – похоже, что некоторые из меньших человеческих добродетелей нелегко отличить от несварения желудка.
 

 
      Человек ощипывал живого Гуся, и тот сказал ему:
      – Предположим, что вы такой же настоящий гусь, как и я; не кажется ли вам, что подобная процедура не доставила бы вам удовольствия?
      – Предположим, – ответил Человек. – Не кажется ли тебе, что в этом случае такому гусю, как ты, захотелось бы ощипать меня? – и он выдернул у Гуся пук перьев.
      – Еще бы! – вырвался у Гуся непроизвольный, но явно необдуманный ответ.
      – Вот-вот, – заметил его мучитель, выдергивая еще один пук перьев, – точно такое же желание испытываю и я.
 

 
      Овца, совершавшая длительное путешествие, пришла к выводу, что в овечьей шкуре жара невыносима, и, увидев в загоне у дороги стадо чего-то напряженно ожидающих овец, перепрыгнула через изгородь и присоединилась к ним в надежде, что ее остригут. Когда при приближении Пастуха Овцы сбились в кучу в углу загона, она протолкалась вперед и сказала:
      – В вашем стаде плохая дисциплина; но, к счастью, я оказалась здесь, чтобы подать им пример послушания. Увидев, как эта операция проводится на мне, они воспрянут духом и пойдут на нее добровольно.
      – Ну, что ж, спасибо, – сказал Пастух, – но мне хватит и одной. В такую погоду баранина быстро портится.
 

 
      Устрица, которая никак не могла вытащить камушек, застрявший между створками ее раковины, горько сетовала на свою судьбу. Услышав ее жалобы, Обезьяна во время отлива подбежала к ней и стала ее внимательно осматривать.
      – Кажется, у тебя там есть что-то еще, – сказала Обезьяна.
      Она засунула лапу в раковину и извлекла тело пациентки.
      – Вот теперь я уверена, – сказала Обезьяна, проглотив Устрицу, – что этот камушек тебе больше не помешает.
 

 
      Дикая Лошадь, встретив Домашнюю, стала насмехаться над условиями ее рабской жизни, однако прирученное животное клялось, что оно свободно, как ветер.
      – Если это так, – сказала Дикая Лошадь, – то скажи, пожалуйста, для чего у тебя эти удила во рту?
      – Это железо, – ответила Домашняя Лошадь. – Одно из лучших в мире тонизирующих средств.
      – А зачем же к ним привязаны вожжи?
      – Чтобы не дать выпасть изо рта, когда мне становится лень держать их самой.
      – А как же тогда насчет седла?
      – Оно спасает меня от усталости: стоит мне слегка притомиться, как я надеваю его и скачу без устали.
 

 
      Осел, бродивший вечером около деревни, увидал над холмом восходящую луну.
      – Хо-хо, Хозяин-Ночное-Солнышко, – сказал он, – уж не собираешься ли ты бросить тень на плетень и показать мои длинные уши деревенским ослам, а? Ну, так вот, я встречу тебя на вершине и поколочу тебя копытами!
      И, с трудом взобравшись на вершину холма, резко очерченный на фоне лунного диска, он оказался гораздо более очевидным ослом, чем когда бы то ни было.
 

 
      Нагруженный зернышком пшеницы, которое он тащил ценою огромных усилий, Муравей шел навстречу потоку своих Товарищей, каждый из которых, согласно этикету, останавливал его, ощупывал его со всех сторон и пожимал ему ногу. Уставшему Муравью пришло в голову, что чрезмерная педантичность этой церемонии есть злоупотребление учтивостью, и он положил на землю свой груз, сел на него, подобрав под себя все свои ноги, и. улыбнулся мрачной улыбкой.
      – Эй! – окликнули его Товарищи. – Что там у тебя стряслось?
      – Устал от пустых условностей этой проклятой цивилизации, – послышался раздраженный ответ. – Вернулся к безусловной простоте примитивной первобытной жизни.
      – А-а! Ну, тогда нам придется побеспокоить тебя из-за твоего зерна! В жизни без условностей нет обусловленных прав на собственность.
      Будто яркий луч света мгновенно озарил разум несознательного насекомого. Он поднялся и, схватив свое зернышко, рысью побежал по дороге. Было заметно, что он не только терпеливо принимал знаки внимания своих Товарищей, но и нередко сходил со своей дороги в сторону, чтобы пожать ногу незнакомым муравьям на конкурирующих линиях движения.
 

 
      Попугая, которого учили греческому, раздувало от самомнения.
      – Вот преимущества классического образования! – кричал он. – Я могу молоть чепуху на языке Платона!
      – Оставь в покое мифологию, – тихо сказал ему Учитель. – Я бы посоветовал тебе молоть какую-нибудь чепуху, отличную от того, что говорили обожаемые платоновы соотечественники, – если только ты ценишь привилегию висеть у открытого окна.
 

 
      У известного Чародея была Свинья, которая привыкла жить в чистоте и вела себя по-джентльменски, чем добилась широкой известности и завоевала сердца людей. Однако, чувствуя, что животное страдает, Чародей превратил ее в человека, и человек немедленно наплевал на все свои галстуки, музыкальные инструменты и великосветские замашки, нашел грязную луку и, хрюкая от наслаждения, погрузился в нее до кончика носа.
 

 
      – Срок настал, – сказал Лев Ягненку в овчарне. – Выходи и ляжем рядом, как это и было предсказано.
      – А ты привел с собой младенца, который поведет нас? – спросил Ягненок.
      – Нет. Может быть, подойдет сын пастуха?
      – Я сомневаюсь в окончательности срока, которому требуется пастух для того, чтобы организовывать праздник и следить за весельем. Мое представление об этом благословенном времени всегда было связано с мыслями о том, что баранина перестанет быть пищевым продуктом, а Львы станут продукцией искусных скульпторов.
      Не видя возможности извлечь выгоду из своего лицемерия, Лев задумчиво пошел прочь и удовлетворился обедом из деревенского священника.
 

 
      – Послушай, – сказал толстый Вол здоровенному Ослу, который громко кричал на всю улицу. – Это дурной вкус!
      – А кто тебе сказал, что это дурной вкус, мой жирный критик? – не слишком церемонясь спросил Осел
      – Ннуу… эээ… мммэээ… Я только хотел сказать, что мне это не нравится. Было бы лучше, если бы ты просто мычал.
      – Позволю спросить, а какое тебе дело до того, кричу я или мычу, или не делаю ни того, ни другого?
      – Я не знаю, что тебе сказать, – не зная, что сказать, сказал Вол и уныло покачал головой. – Я плохо разбираюсь в этом вопросе. Я только могу сказать, что я привык осуждать мнение, не совпадающее с моим собственным.
      – Совершенно верно, – заметил Осел, – ты пытался оправдать свое нахальство, называя свое предпочтение принципом. Ты изобрел слово "вкус", совершенно неспособное выразить идею, которую просто невозможно выразить, а, употребляя его вместе со словами "хороший" и "дурной", ты субъективно применяешь термины объективного. Такое применение раздвигает границы чистого нахальства, превращая его в безграничную наглость!
      Вол, набычившись, глядел на Осла, не зная, что сказать в ответ на эту заумную тираду; наконец, критик решился и промычал:
      – Это дурной вкус!
 

 
      Черепаха и Броненосец, поссорившись, отправились в уединенное место, чтобы постоять за свою честь в ближнем бою.
      – Ну, давай! – крикнула Черепаха, втянув голову и лапы поглубже в панцырь.
      – Давай! – сказал Броненосец, туго завернувшись в свою броню. – Я готов!
      Историк того времени прозрачно намекает, что этот инцидент предвосхищал ближний морской бой в недалеком будущем.
 

 
      Автор, написавший книгу басен, остроумие которых выходило за пределы общепринятого, и мирно спавший на вершине высоты своего литературного положении, неожиданно был грубо разбужен толпой критиков, с пеной у рта оплевывавших его несравненные басни.
      – Очевидно, я и в самом деле не до конца продумал способ применения своей мудрости, что и обидно этим любвеобильным людям, – сказал он самому себе, – они этого не перенесут. Ну, что же, производящая подушки фирма "Пух и перья" не без оснований считает нас своими конкурентами, и для тех, кто культивирует вечные перья, только естественно осуждать мой способ их применения!
      Сказав это, он так широко улыбнулся, что его улыбки не скрыла бы и его ладонь, и снова погрузился в свой прерванный сон о падающих с неба дукатах.
 

 
      Шакал, преследовавший Оленя, уже было схватил его, но в этот момент землетрясение разверзло широкую пропасть между ним и его жертвой.
      – Это неправомерное вмешательство законов Природы! – сказал Шакал. – Я отказываюсь признавать подобное отступление от правил! – и он возобновил погоню, попытавшись пересечь пропасть в два прыжка.
 

 
      Зевс организовал открытую выставку младенцев, участвовать в которой были приглашены все животные, но когда Обезьяна выставила своего человекообразного уродца, Зевс только посмеялся над ней.
      – Зря смеешься! – сказала Обезьяна, – Загляни в любую галерею античной скульптуры и взгляни на статуи и бюсты обнаженных людей, которых ты сам же и сотворил!..
      – Шшш! Не разоблачай меня! – сказал Зевс и наградил ее младенца первым призом.
 

 
      Работая на берегу глубокого озера. Дровосек уронил свой топор в воду и попросил Гермеса достать его. Легкомысленный бог не раздумывая прыгнул в озеро, и разбушевавшаяся вода вырвала с корнем весь лес вокруг и унесла его.
 

 
      Мальчик, которого Мать научила воровать, вырос и стал профессиональным государственным служащим. Однажды его поймали на месте преступления и приговорили к смерти. Направляясь к месту казни и проходя мимо своей Матери, он сказал:
      – Полюбуйся на свою работу! А ведь если бы ты не научила меня воровать, я бы никогда не дошел до этого!
      – Скажи, пожалуйста! – сказала Мать. – А кто научил тебя попадаться?!
 

 
      Лиса, увидев висящий перед самым носом кислый виноград и не желая признавать, что на свете может существовать хоть что-нибудь, что она не могла бы съесть, со сладкой миной заявила, что виноград вообще находится вне пределов досягаемости.
 

 
      Крестьянин, который смертельно ненавидел одну Лисицу и которому удалось поймать ее, привязал к ее хвосту паклю, в самой середине своего поля поджег ее и отпустил животное.
      – Пожалуй, мне следовало бы скрыть свою ненависть к этой Лисице, – сказал Крестьянин, увидев, как загорелось его зерно, – если бы я не знал, что зерно как следует застраховано.
 

 
      Орел, смертельно раненый Стрелком, утешал себя тем, что стрела оказалась украшенной одним из его собственных перьев.
      – Мне было бы не по себе, – сказал он самому себе, – если бы я узнал, что в этом деле замешан какой-нибудь другой орел.
 

 
      Мужчина, пробираясь через пустыню, неожиданно встретил Женщину.
      – Кто ты такая, – спросил Мужчина, – и что ты делаешь в этом пустынном месте?
      – Мое имя – Правда, – ответила Женщина. – Я живу здесь, чтобы быть поближе к моим поклонникам, когда их посылают подальше их ближние. Рано или поздно все они приходят сюда.
      – Ну, – оглянувшись, заметил Мужчина, – это место не кажется мне перенаселенным.
 

 
      Ягненок, преследуемый Волком, забежал в храм.
      – Если ты останешься там, – сказал Волк, – жрец зарежет тебя и принесет тебя в жертву.
      – Если уж мне суждено стать жертвой, то не все ли равно, кто меня зарежет? – сказал Ягненок.
      – Друг мой, – сказал Волк, – мне больно слышать, как ты рассматриваешь такой жизненно важный вопрос с такой эгоистической точки зрения. Мне-то не все равно!
 

 
      Однажды зимой умиравший от голода Кузнечик попросил у Муравья немного еды.
      – А почему ты, вместо того, чтобы все время петь, не запасся едой сам? – спросил Муравей.
      – Так я и сделал! – сказал Кузнечик. – Так я и сделал, но твои родственники забрались ко мне в дом и все утащили!
 

 
      Богатый человек выкормил Гуся и Лебедя, первого – себе на стол, а второго – просто потому, что он слыл хорошим певцом. Однажды вечером Повар вышел во двор, чтобы зарезать Гуся, но в темноте вместо него поймал Лебедя. Пытаясь побудить Повара пощадить его, Лебедь запел, но это хотя и не дало Повару возможности лишить его жизни, тем не менее и не спасло ее, поскольку лебединая песня была спета.
 

 
      Маленькая Рыбка сказала Рыбаку, клавшему ее в свою корзину:
      – Ради бога, отпусти меня обратно в ручей, ведь тебе от меня – никакой пользы: боги не едят рыбу.
      – Но ведь я не бог! – ответил Рыбак.
      – Да, конечно, – сказала Рыбка, – но как только Зевс услышит о твоем поступке, он сразу же вознесет тебя и наградит божественной диетой: ведь ты первый человек, который когда-либо собирался съесть такую маленькую рыбку!
 

 
      – Подумайте, ну кто еще мог пробежать между нами? – сказали Волки Овцам. – Только эти надоедливые Собаки! Пошлите их куда-нибудь подальше, и нам нечего будет делить!
      – Кажется, вы считаете, – ответили Овцы, – что можно без особых последствий послать Собак куда-нибудь подальше!
 

 
      Фортуна увидела, что усталый Путешественник заснул на самом краю глубокого колодца.
      – Если этот дурак увидит страшный сон, – сказала она себе, – и свалится в колодец, люди скажут, что это сделала я или что я отвернулась от него. Нет ничего обидней, чем выслушивать несправедливые упреки, и я этого не допущу!
      И, отвернувшись от него, она столкнула человека в колодец.
 

 
      Волк, проходя мимо пастушьей хижины, заглянул в дверь и увидел обедавших Пастухов.
      – Войди и отобедай с нами, – иронически сказал один из них. – У нас сегодня твое любимое блюдо – баранья нога.
      – Спасибо, я сыт, – сказал Волк, отойдя от двери на почтительное расстояние. – Я только что отобедал ногой барана, которого вы оставили пасти овец.
 

 
      Лев уже собирался было броситься на разоравшегося Осла, как вдруг находившийся поблизости Петух с испугу закукарекал, и Лев убежал.
      – Чего он так испугался? – спросил Осел.
      – Львы испытывают суеверный ужас при одном звуке моего голоса! – гордо сказал Петух.
      – Ну и ну! – сказал Осел, хлопая ушами. – А ведь отсюда следует, что животное, которое боится твоего голоса и не обращает никакого внимания на мой, должно иметь, по крайней мере, ослиные уши.
 

 
      Ласточка свила гнездо в здании суда и вырастила поистине замечательный выводок птенцов. Однажды Змея, выползшая из щели в стене, чуть не съела их, и Справедливый Судья тут же навел порядок, предписав им перебраться к нему домой, где он и съел их сам.
 

 
      – Ты больше, сильнее и ловчее собаки, – сказал Олененок своему отцу, – и у тебя острые рога. Почему же ты убегаешь, когда слышишь ее лай?
      – Дитя мое, – ответил Старый Олень, – у меня такой неуравновешенный характер, что если я позволю этому шумному существу подойти слишком близко, я могу выйти из себя и изувечить его.
 

 
      Ласточка сказала Курице, которая терпеливо высиживала яйца Гадюки:
      – Ну и дура же ты, что даешь жизнь тварям, которые только тем тебя и могут отблагодарить, что кокнуть тебя.
      – Я и сама могу кокнуть, – сказала Курица, спокойно проглатывая одну из вылупившихся рептилий. – И, по-моему, я неплохо обеспечила себя деликатесами по сезону.
 

 
      Мот, увидев, как одинокая Ласточка отдает в заклад свой плащ, подумал, что лето уже близко. Так оно и было.
 

 
      Лев, пробираясь через лес, занозил лапу и попросил встретившегося ему Пастуха вынуть занозу. Пастух вынул ее, и Лев, только что наевшись до отвала другим пастухом, ушел, не тронув его. Через некоторое время Пастух, будучи осужден по ложному доносу, был брошен на съедение львам в амфитеатре, и когда они уже были готовы сожрать его, один из них сказал:
      – Это тот самый человек, который вынимал у меня из лапы занозу.
      Услышав это, остальные львы честно-благородно отошли от Пастуха, и истец съел его совершенно самостоятельно.
 

 
      Потерпевший поражение Бойцовый Петух, унося ноги, куда-то смылся, в то время как победитель, взлетев на забор, во все горло кричал о своей победе.
      – Берегись! – сказал Ястреб, чье внимание привлекли крики распетушившейся птицы. – За взлетом всегда следует падение!
      И он камнем упал на расхваставшегося Петуха и чуть было не убил его, но в это время второй Петух выбрался из своего укрытия, и они вдвоем с победителем разделали Ястреба в пух и перья.
 

 
      Голуби, страдавшие от налетов Коршуна, попросили Орла заступиться за них. Орел согласился и, спрятавшись в птичнике, дождался очередного налета Коршуна, напал на него из засады и тут же уничтожил его. Когда Орел так наелся, что мог двигаться с трудом, Голуби в порыве благодарности выклевали ему глаза.
 

 
      Проголодавшийся Волк, проходя мимо избы в лесу, услышал, как Мать говорит своему Ребенку:
      – Сейчас же угомонись, а не то я выброшу тебя из окна, и Волк съест тебя!
      Он прождал под окном целый день, становясь все злее и голоднее, но только вечером Хозяин, вернувшись домой из сельского клуба, ни слова не говоря, выбросил и Мать, и Ребенка.
 

 
      Волк, жадно уничтожавший человека и подавившийся связкой ключей, попросил Страуса засунуть голову ему в глотку и вытащить ключи, что Страус тут же и сделал.
      – Я полагаю, ты ждешь награды за свое доброе дело? – оскалившись, спросил Волк.
      – Доброе дело – само по себе награда, – ответил Страус. – Я съел ключи.
 

 
      Пастух, у которого украли вола, молил богов показать ему вора и клялся, что он пожертвует за это козла. Как раз в этот момент к Пастуху подошел Лев, с пасти которого капала кровь украденного вола.
      – О, добрые боги! – сказал Пастух, возобновив прерванную было молитву, – Я бесконечно благодарен вам за то, что вы показали мне вора, и если теперь вы уберете его, я пожертвую вам еще одного козла.
 

 
      Услышав, что Государство – накануне вероломного нападения врага, Армейский Конь, принадлежавший Полковнику Милиции, предложил свои услуги бежавшему мимо Мельнику.
      – Почетный долг и святая обязанность – умереть за свою страну, – сказал Мельник, – но я не могу довериться тому, кто покидает свой пост в минуту грозной опасности!
      Что-то в этих словах показалось ему удивительно знакомым и, вглядевшись в Мельника, Армейский Конь узнал своего переодетого хозяина.
 

 
      Правдивый Человек нашел на дороге музыкальный инструмент и захотел узнать, как он называется.
      – Какой клевый саксофон! – сказал музыкант, которому он показал инструмент.
      Обрадовавшись, что он нашел рыбий рожок, Правдивый Человек в следующий раз взял его с собой на рыбалку и, забросив удочки, дул в него целый день, чтобы клев был лучше, но до самого вечера не только ему не удалось поймать ни одной рыбешки, но и никому в том месте, где он ловил. По дороге домой он встретил друга, и тот спросил его, удачный ли был день.
      – Для рыбной ловли – так себе, – ответил Правдивый Человек, – но зато незабываемый день для занятий музыкой!
 

 
      Погонщик вез на тележке товары широкого потребления. Когда колеса забуксовали в разбитой колее, он, не приложив никаких усилий, стал молить Геркулеса придти ему на помощь.
      – Ленивый малый! – сказал Геркулес. – Ты просишь меня помочь тебе, даже не приложившись к тележке сам!
      Тогда Погонщик приложился к такому количеству наиболее ходовых товаров, что лошади легко убежали с остатком.
 

 
      Черепаха вызвала Зайца, смеявшегося над ее медлительностью, бежать наперегонки. Лиса, которую они выбрали в судьи, расположилась на финише, и они дружно стартовали: Заяц – включив первую скорость, а Черепаха – черепашьим шагом, поскольку у нее не было никакого другого желания, кроме как посмеяться над Зайцем, заставив его лезть из кожи. Погуляв таким образом некоторое время, Черепаха неожиданно увидела очевидно спавшего у обочины дороги Зайца и, решив, что у нее появились шансы на победу, поползла так быстро, как только можно ползти. Несколько часов спустя, задыхаясь от усталости, она доползла до финиша и потребовала, чтобы ее объявили победителем.
      – Ну, нет! – сказала Лиса. – Заяц уже давно побывал здесь, но побежал назад, чтобы оказать тебе моральную поддержку на дистанции.
 

 
      Лев, пытаясь заманить Быка туда, где он мог бы безнаказанно напасть на него, сказал:
      – Приятель, я убил великолепную овцу; не хочешь ли ты пойти со мной и полакомиться свежей бараниной?
      – С удовольствием, – сказал Бык, – но не раньше, чем ты подкрепишься на дорогу. Будь другом, поешь немного свежей травы!
 

 
      Старый Отец, огорченный поведением своих непослушных Сыновей, принес домой вязанку прутьев и предложил детям сломать ее. Долго и безуспешно провозившись с вязанкой, они вынуждены были признаться, что не могут этого сделать.
      – Вот преимущество истинно братской сплоченности, – сказал Старый Отец. – Вместе они несгибаемы, но взгляните-ка, как легко обломать их поодиночке, – и, выдернув из вязанки один прут, он обломал его о голову старшего Сына, продолжив это занятие до тех пор, пока все они не были обломаны.
 

 
      Человек поймал Орла, подрезал ему крылья и пустил его к цыплятам на птичий двор. Орел так тяжело переживал эту перемену в судьбе, что Человек утешил его:
      – Ты напрасно расстраиваешься: ты был бы в лучшем случае обыкновенным петухом среди орлов, но зато здесь, среди цыплят, ты настоящий орел!
 

 
      – Эти золотые яйца просто бесценны! – сказал Человек, у которого была Гусыня, которая снесла золотые яйца, о которых и говорил этот Человек. – У гусыни, которая откладывает такие яйца, – наверняка золотая жила!
      И он зарезал Гусыню, и разрезал ее, и она оказалась всего лишь обыкновенной Гусыней, такой же, как и все остальные гусыни. Более того, внимательно осмотрев яйца, которые она снесла, Человек обнаружил, что они были такими же обыкновенными яйцами, как и любое другое пасхальное яйцо.
 

 
      Собака, переходившая по дощечке ручей, увидела в воде свое отражение.
      – Ах ты, сука! – прорычала она. – И ты еще смеешь скалить надо мной зубы! – и она загребла лапой и, зацепив то, что она считала губой другой собаки, вытащила прекрасный кусок свежего мяса, который мальчик мясника уронил в ручей.
 

 
      Увидев козу, пасущуюся на вершине скалы, куда он не мог добраться, Волк сказал:
      – Зачем тебе пастись там, в таком голом, бесплодном месте, и ходить голодной, если здесь, внизу, вино из разбитых бутылок всходит пьянящим цветом, а консервные банки дают плоды по образу и подобию своему?
      – Не сомневаюсь в том, что все это – чистая правда, – сказала коза. – А как там у вас внизу насчет урожая расклейщиков афиш? Я слышала, он очень неплох в этом году.
      Сообразив, что над ним смеются, Волк ушел и возобновил дежурство под дверью бедняка.
 

 
      Человек нашел замерзшую Гадюку и сунул ее за пазуху.
      – Холод человеческого сердца сохранит это создание в замороженном виде до тех пор, – усмехнувшись, сказал он самому себе, – пока я не доберусь домой и не помогу оттаять ему на сковородке.
      Но предвкушение наслаждения так распалило его сердце, что Гадюка оттаяла по дороге, соскользнула на землю и, поблагодарив Человека за теплое гостеприимство, уползла в кусты.
 

 
      Борей и Солнце поспорили, кто из них проворнее, и решили, что победителем будет объявлен тот, кто быстрее разденет Путешественника. Они подождали, пока Путешественник подойдет поближе, но тот оказался настолько недалеким, что ночевал в летнем отеле, где его успели раздеть догола.
 

 
      – Почему ты не ходишь как следует? – спросил Последовательный Краб у своего Сына. – Твоя кособокая походка исключительно неэстетична.
      – А почему ты сам не ходишь как следует? – спросил у него Сын.
      – Непоследовательная юность! – заметил Последовательный Краб. – Ты вносишь на рассмотрение новый вопрос, не имеющий никакого отношения к делу.
 

 
      Юпитер приказал всем птицам явиться к нему, чтобы он мог выбрать из них наиболее красиво оперенную и назначить их королем. Безобразный Ворон, насобирав самых красивых перьев, растерянных другими птицами, нарядился в них и явился на прием в лучшем виде. Увидев взятое им напрокат их собственное оперение, остальные птицы ужасно раскричались и стали выдергивать из его наряда свои перья.