Мышь, которую Лев поймал и уже собирался было прихлопнуть, сказала:
      – Если вы только оставите мне жизнь, я когда-нибудь отплачу вам тем же!
      Лев добродушно отпустил ее, и вскоре после этого случилось так, что его поймали и связали какие-то охотники. Мышь, пробегавшая мимо, увидела, что ее благодетель совершенно беспомощен, и только отгрызла ему хвост.
 

 
      Ягненок, убежавший от своего пастуха, пошел к ручью и, демонстративно обойдя Волка, утолявшего жажду, и приготовившись пить, сказал:
      – Прошу вас учесть, что вода никогда не бежит туда, где выше, и, следовательно, я не смогу замутить воду, которую вы пьете выше меня по течению, а потому у вас нет никаких оснований убивать меня.
      – А я и не знал, – ответил Волк, – что моей любви к бараньей отбивной требуются какие-нибудь основания! – и это был последний аргумент, который услышал недалекий логик.
 

 
      Гора рожала, и люди из семи окрестных городов собрались посмотреть на ее телодвижения и послушать ее стоны. В это время из расщелины показалась Мышь, и затаившие было дыхание люди стали смеяться над ней:
      – Вот это да! Вот это ребенок!
      – Ну, что ж, может, я и не слишком велика, – обиженно сказала Мышь, убираясь подальше, – но зато я очень хорошо знаю, как диагностировать вулкан.
 

 
      Члены организации социалистов взбунтовались против своего Беллами, заявив ему:
      – Почему мы должны набивать тебя едой, если ты накачиваешь нас чем угодно, кроме еды?
      Затем, решив больше ничего не предпринимать, они вышли и, оглянувшись, с удовлетворением отметили, что Беллами продает свою книгу.
 

 
      Кошка влюбилась в Юношу и стала умолять Венеру сделать ее женщиной.
      – Я могла бы сказать, – заметила Венера, – что ты и сама могла бы это сделать, не беспокоя меня. Тем не менее – будь женщиной!
      Затем, желая убедиться в том, что превращение было полным, Венера подпустила к ней мышь, и женщина, взвизгнув, так показала себя, что Юноша не женился на ней.
 

 
      Уже умирая и зная, что за время его болезни его сыновья, играя в карты с доктором, дали винограднику зарасти сорняками, Фермер сказал им:
      – Мальчики, в нашем винограднике зарыто огромное сокровище. Копайте там, пока не найдете его.
      В результате сыновья выкопали все сорняки, и весь виноград тоже, и даже забыли похоронить отца.
 

 
      Богатый Человек хотел сказать явную ложь, но ложь -оказалась таких чудовищных размеров, что явственно застряла у него в горле, и ему пришлось пригласить Редактора с тем, чтобы тот записал и обработал ее и опубликовал вместо передовой статьи, тем самым заставив проглотить ее других. Но когда Редактор предъявил ему счет, Богатый Человек сказал:
      – Так тебе еще мало того, что я воздержался от советов по поводу твоих капиталовложений?!
 

 
      Судья был разбужен шумом адвоката, защищавшего Вора, и, оглянувшись во гневе, был уже готов приговорить Вора к пожизненному заключению, когда тот сказал:
      – Осмелюсь попросить вас освободить меня, и поверьте – я в долгу не останусь.
      Купленный этим пустым обещанием, довольный Судья отпустил его. Вскоре он обнаружил, что это было более чем пустое обещание, поскольку, проворовавшись, он был освобожден Вором, который стал Судьей.
 

 
      Члены Законодательного Собрания, которым было заявлено, что они самые подлые воры в мире, решили покончить жизнь самоубийством и купили себе по савану. Сложив их в удобном месте, они приготовились перегрызть друг другу глотки, но, пока они точили зубы, какие-то Бродяги, проходившие той же большой дорогой, украли их саваны.
      – Живем, ребята! – воскликнул один из Законодателей. – Мир лучше, чем мы думали, – в нем есть гораздо более подлые воры!
 

 
      Рабочие обувной фабрики объявили забастовку, заявив: "Зачем нам кормить и одевать своего хозяина, когда у нас у самих мало чего есть?" Хозяин, не дождавшись рабочих и сочтя времена тяжелыми, сжег фабрику, чтобы получить хотя бы страховку. Тогда забастовщики решили бойкотировать медный грош.
 

 
      Издатель, превозносивший честность, смелость и предприимчивость своей газеты, был очень расстроен, узнав, что подписчиков становится все меньше и меньше. Но однажды его осенило, что следовало бы просто перестать писать о том, что его газета честна, смела и предприимчива, и сделать ее такой. "Если эти качества столь непопулярны, – рассуждал он, – то не имеет смысла популяризировать их." При новой политике у него оказалось столько подписчиков, что его конкуренты изо всех сил старались пронюхать, в чем секрет его успеха, однако он хранил его до тех пор, пока не умер и его секрет не умер вместе с ним.
 

 
      К Членам Законодательного Собрания, занятым описью своих состояний, в конце заседания подошел Честный Горняк и предложил им поделиться с ним.
      – А почему ты не обзавелся своим собственным состоянием? – осведомились Члены Законодательного Собрания.
      – Потому, – ответил Честный Горняк, – что я все время был занят добыванием золота, и у меня совершенно не осталось времени раздобыть что-нибудь стоящее.
      Члены Законодательного Собрания посмеялись над ним, заметив, что если он тратит время на всякие безделушки, то ему нечего ждать участия в дележе прибылей промышленности.
 

 
      Государственный Служащий, занимаясь сносом величественного здания капитолия, встретил Привидение своего предшественника, который вышел из своей политической могилы, чтобы предупредить его о том, что Бог все видит. Так как место встречи было уединенным, а дело было глубокой ночью, Государственный Служащий снес величественное здание капитолия и, обратившись к Привидению своего предшественника, предложил вырвать ему ноги. Привидение ответило, что у него и рук-то никогда не было, и пока они выясняли отношения, другой Государственный Служащий молча присоединил величественное здание капитолия к своей коллекции.
 

 
      Два Вора украли рояль и, будучи не в состоянии разделить его пополам без остатка, обратились в суд и вели тяжбу до тех пор, пока каждому из них не пришлось раскошелиться на доллар, чтобы подкупить судью. Когда они уже были совершенно не в состоянии дать хоть что-нибудь еще, появился Честный Человек и за небольшое вознаграждение получил такое решение суда, по которому он забрал рояль домой, где его дочь воспользовалась им для укрепления своих бицепсов, собираясь стать знаменитым боксером.
 

 
      Индеец, изгнанный из плодородной долины Белым Поселенцем, сказал:
      – После того, как ты ограбил меня, отняв у меня мою землю, мне ничего не остается, как пригласить тебя на танец войны.
      – Я ничего не имею против твоего танца, – сказал Белый Поселенец, вставляя свежий патрон в свое ружье, – но если ты вздумаешь беспокоить меня и попытаешься заставить меня плясать под твою дудку, я сделаю из тебя совершенно покойного Индейца, оплакиваемого всеми, кто тебя знает и не знает. Ну-ка, вспомни, как ты получил эту землю?
      Претензии Индейца были удовлетворены соломенной шляпой и оловянным рожком.
 

 
      Ополченец, гневно нахмурившись, встал на углу улицы, и люди обходили его далеко вокруг, вспоминая при его виде об ужасах войны. Чтобы напугать их еще больше, он зашагал к ним, его сабля запуталась у него в ногах, и он упал на поле славы, а люди шли мимо и мимо и пели свои мирные песни.
 

 
      Государственный Деятель, услышав, как Рабочие поют во время работы, и решив тоже стать счастливым, спросил, что принесло им счастье.
      – Честность, – ответили Рабочие.
      Государственный Деятель тоже пожелал стать честным, но тут же умер, разрываемый желаниями.
 

 
      Дурак, которому кто-то сказал, что он великий человек, поверил этому и устроился Администратором на Передвижную Интердегенератскую Выставку Консервированных Идиотов. На первом же заседании Правления его ошибочно приняли за один из наиболее хорошо сохранившихся экспонатов и приказали рабочему поставить его на соответствующее место в витрине.
      – Эх! – сказал он, когда его выводили. – И почему я не остался там, где покрой моего лба встречается так часто, что известен под названием Миролюбивый Откос?
 

 
      Люди недовольные Демократическим Правительством, которое крало не больше, чем у них было, избрали Республиканское, которое не только крало все, что у них было, но и вымогало долговые обязательства, обеспеченные закладными на случай осуществления надежды на смерть.
 

 
      Сенатор стал размышлять следующим образом: "На деньги, которые я получу за голос в пользу законопроекта о субсидиях кошачьим ранчо, я могу купить инструменты взломщика и открыть банк. Доходы с этого предприятия позволят мне приобрести длинную приземистую черную шхуну, поднять на ней пиратский флаг и заняться коммерцией в открытом море. Из прибылей от этого дела я смогу заплатить за президентское кресло, которое, при окладе 50.000 долларов в год, через четыре года даст мне…" – но вычисления заняли у него столько времени, что законопроект о субсидиях кошачьим ранчо прошел без его голоса, и он вынужден был вернуться к своим избирателям абсолютно честным человеком, терзаемым угрызениями чистой совести.
 

 
      Один из двух писателей был блестящим, но ленивым, а другой – хотя и серым, но плодовитым, – словом, они стремились к. финишу с равными возможностями. Перед смертью первый стал признанным автором двух или трех книг поэтической фантастики и фантастической поэзии, изданных на семидесяти языках мира, в то время как второй удостоился чествования в Центральном Статистическом Управлении родной страны как составитель шестнадцатитомного справочника таблиц, описывающих щетину домашней свиньи.
 

 
      Один город, пожелав приобрести участок под общественное строительство, добился ассигнований от правительства. Считая, что этой суммы окажется недостаточно для покупки участка и оплаты значительных процентов, Подрядчик попросил большую сумму, которая и была с готовностью обещана. Полагая, что фонтан не может иссякнуть, они просили все больше и больше, пока разозленное их назойливостью правительство не сказало, что будь оно совсем проклято, если оно даст им хоть что-нибудь, а потому, ничего не давши, оно было проклято еще больше.
 

 
      Несколько Издателей уже долгое время занимались распространением в своих газетах важной информации и облагораживанием моральных принципов общества, когда Выдающийся Государственный Деятель, вытащив голову из места общего политического пользования и обращаясь к ним как к представителям одной профессии, сказал:
      – Друзья мои, прошу вас, прекратите это занятие! Я знаю, вы неплохо на этом зарабатываете, но прикиньте, какой убыток вы терпите, нанося вред делу других!
 

 
      В непролазной грязи на скользкой дорожке, слишком узкой для того, чтобы разойтись двоим, встретились Моральный Принцип и Материальный Интерес.
      – А ну, ложись в грязь, ты, низкая тварь! – надменно сказал Моральный Принцип. – Мне придётся пройтись по тебе ногами.
      Материальный Интерес молчал, выжидающе глядя ему в глаза и не двигаясь с места.
      – Ну, в таком случае, – нерешительно сказал Моральный Принцип, – давай бросим жребий, кому из нас уйти с дороги.
      Материальный интерес все так же выжидательно смотрел на него.
      – Чтобы избежать столкновения интересов, – стыдливо сказал Моральный Принцип, – я лягу, а ты воспользуешься мной, – и он аккуратно лег в грязь.
      Тут Материальный Интерес обрел дар речи.
      – Ты для меня слишком ненадежная почва, – свысока заметил он, – и я принципиально привередлив к тому, что валяется у меня под ногами, – и он переступил через Моральный Принцип.
 

 
      Мужчина, лежа на смертном одре, призвал к себе жену,
      – Я собираюсь оставить тебя навсегда, – сказал он, – и мне хотелось бы получить последнее доказательство твоей любви. В моем столе лежит большая святая свеча, освященная Великим Первосвященником и обладающая бесконечным сверхъестественным влиянием. Ее зажигают только в горестные дни испытаний. Клянись, что ты никогда не выйдешь замуж, пока свеча не догорит до конца!
      Женщина поклялась, и Мужчина умер. Во время похорон Женщина с горестным лицом преданно стояла у изголовья гроба и держала свечу зажженной до тех пор, пока та не догорела до самого конца.
 

 
      При обсуждении вопроса о привилегиях в Палате Представителей поднялась Запятнанная Репутация и сказала:
      – Господин Председатель, мне хотелось бы опровергнуть голословно возведенные на меня обвинения и показать, что пятна на мне – особые приметы того, кто является потомком Пятнистого Оленя и Солнца. Их происхождение связано не с какой-нибудь несчастной случайностью, но присуще существующей закономерности вещей и сущности божественного миропорядка!
      Когда Запятнанная Репутация села на место, поднялась Горностаевая Мантия.
      – Господин Председатель, – сказала она, – я с глубочайшим вниманием и полнейшим одобрением выслушала объяснения нашего почетного члена и хотела бы добавить несколько слов от своего имени. Я была также подло оклеветана нашим общим врагом, Бессовестной Ложью, и мне хотелось бы подчеркнуть, что ведь и я была скроена из меха Куницум пятнистас, на котором пятна от рождения.
 

 
      Получив аудиенцию у Короля, Изобретатель сказал, вытащив из кармана листок бумаги:
      – С Вашего разрешения, Ваше Величество, я здесь набросал технологию изготовления бронированной листовой обшивки, которую не сможет пробить ни одно существующее оружие. Если эта броня найдет применение в Королевском флоте, наши военные корабли станут неуязвимыми, а следовательно – и непобедимыми. А вот это – докладные записки Министров Вашего Величества, удостоверяющие подлинную ценность этого изобретения. Я расстанусь с моим правом на него всего за миллион тамтамов.
      Внимательно ознакомившись с изобретением. Король приказал Секретарю Департамента Финансового Вымогательства выдать Изобретателю чек на миллион тамтамов.
      – А здесь, – сказал Изобретатель, доставая из другого кармана другой листок, – рабочие чертежи изобретенного мною оружия, которое пробивает эту броню. Брат Вашего Величества, император Банга, горит желанием купить эти чертежи, но преданность трону Вашего Величества и Вам лично заставляет меня предложить их сначала Вашему Величеству. Цена – всего один миллион тамтамов.
      Получив обещание на другой чек, он сунул руку еще в один карман, заметив при этом:
      – Это неотразимое оружие было бы просто неоценимым, если бы не тот факт, что его снаряды можно обезвредить благодаря моему новому методу обработки брони особым…
      Король подал знак Секретарю.
      – Обыщите этого человека, – приказал Король, – и доложите, сколько у него всего карманов.
      – Всего сорок три, Ваше Величество, – сказал Секретарь, закончив обыск.
      – С Вашего разрешения, Ваше Величество! – в ужасе воскликнул Изобретательный Изобретатель. – В одном из них у меня табак!
      – Поставьте его с ног на голову и как следует потрясите его, – приказал Король, – затем выдайте ему чек еще на 40 миллионов тамтамов и отрубите ему голову. И немедленно издайте указ, объявляющий изобретательность уголовным преступлением!
 

 
      Увидев, как Полицейский дубасит Убийцу, Начальник Полиции пришел в ужасное негодование и сказал, чтобы Полицейский никогда больше этого не делал под страхом увольнения.
      – Не будьте слишком строги ко мне, сэр, – сказал Полицейский, улыбаясь. – Ведь я бил его набитой дубинкой!
      – И тем не менее, – более снисходительным тоном сказал Начальник Полиции, – такая бесцеремонность, должно быть, очень неприятна, хотя и не так болезненна.
      – Но, – сказал Полицейский, все еще улыбаясь, – ведь это же задубелый Убийца!
      Пытаясь выразить свое одобрение Полицейскому, Начальник Полиции сделал резкое движение правой рукой, кожа у него подмышкой лопнула, и из раны посыпались опилки. Он оказался набитым дураком.
 

 
      Король Мадагао, будучи в ссоре с Королем Борнегаскара, написал ему следующее:
      – Прежде чем продолжить наше дело, я требую отозвать вашего Посланника из моей столицы!
      – Я не отзову по вашему требованию своего Посланника, – безумно рассердившись, ответил Король Борнегаскара. – Более того, если вы немедленно не откажетесь от этого немыслимого требования, я буду вынужден отозвать своего Посланника обратно!
      Эта угроза так испугала Короля Мадагао, что он, торопясь уступить, споткнулся, наступив на собственную ногу, и тем самым нарушил Третью Заповедь.
 

 
      Начальник Участка железной дороги, всегда добросовестно исполнявший свои обязанности по выводу из строя стрелок и устраиванию аварий на путях, узнал, что Управляющий дорогой собирается уволить его за несоответствие занимаемой должности.
      – О, боже! – воскликнул Начальник Участка. – Ведь на моем участке несчастных случаев больше, чем на всей остальной дороге!
      – Управляющий чрезвычайно разборчив в средствах, – сказал Служащий, который сообщал ему эту новость. – Он считает, что тех же результатов можно добиться с меньшим ущербом для собственности компании.
      – Что же, он полагает, что я должен стрелять по пассажирам в окнах вагонов? – спросил возмущенный Начальник Участка, кладя на рельсы только что вынутую из-под них шпалу. – Уж не принимает ли он меня за обыкновенного убийцу?!
 

 
      Боксер встретился с Гражданским Долгом, у которого в руках была шляпная коробка.
      – Что у тебя в этой шляпной коробке, приятель? – спросил Боксер.
      – Новое серьезное выражение неодобрения, – ответил Гражданский Долг. – Я несу его из той самой говорильни, что со шпилем гильдии.
      – И что же ты собираешься делать с этим славным новым серьезным выражением неодобрения? – спросил Боксер.
      – Запретить Бокс, разумеется, – даже если бы мне для этого пришлось носить его день и ночь, – ответил Гражданский Долг.
      – Вот это правильно, парень! – сказал Боксер. – Если бы бокс отменили еще вчера, то я бы не был с таким носом сегодня! У меня вчера был кошмарный бой с…
      – О, в самом деле?! – расплывшись в улыбке, воскликнул Гражданский Долг. – И кто кого поколотил? А ну-ка, садись на мою шляпную коробку, дружище, и скорей рассказывай, как было дело!
 

 
      Человек, для Которого Время Всегда Означало Деньги и который торопливо проглатывал завтрак, опаздывая на поезд, прислонил газету к сковородке и читал. Заслонив газетой глазунью, он в спешке и по рассеянности ткнул себе вилкой не в рот, а в глаз и, вытаскивая ее обратно, остро почувствовал, что испортил зрение. Совершенно разорившись из-за непредвиденных расходов на покупку очков, Человек, для Которого Время Всегда Означало Деньги, вынужден был в дальнейшем поддерживать свое существование ловлей рыбы с пристани.
 

 
      Начальнику Тюрьмы, вставлявшему в двери камер новые замки, Механик сказал:
      – Эти замки открываются изнутри. Вы поступаете неблагоразумно.
      – Если это неблагоразумие, – ответил Начальник Тюрьмы, – то как, хотел бы я знать, называются продуманные меры предосторожности против превратностей фортуны?
 

 
      Общественная Казна, почувствовав, как Рука загребает ее содержимое, воскликнула:
      – Господин Председатель, я готова к тому, чтобы остаться в абсолютном меньшинстве!
      – О, кажется, вам кое-что известно о парламентских формах подачи голоса! – с металлом в голосе сказала Рука, выгребая последний никель.
      – Да, – прошептала Общественная Казна, – я была слишком хорошо знакома с этими порядками.
 

 
      Змея приползла домой и сказала:
      – Дети мои, скорее выползайте получить мое последнее благословение и посмотреть, как умирают настоящие христиане!
      – Что тебя мучит? – спросили Маленькие Змееныши.
      – Меня ужалил этот гад, редактор безбожного журнала! – послышалось в ответ предсмертное змеиное шипение.
 

 
      Старый Политик и Молодой Политик, путешествуя по одной прекрасной стране, тащились по пыльной большой дороге, которая вела к Городу Процветающего Невежества. Молодой Политик, которого соблазнили цветы и тень и прельстило пенье птиц, манивших в зеленые поля и на лесные тропинки, и в воображении которого на расстоянии какой-нибудь руки по обеим сторонам дороги уже мелькали сверкающие золотом купола и серебрились фонтаны у прекрасных дворцов, сказал Старому Политику:
      – Ради бога, давай свернем с этой неудобной дороги, которая ведет, ты сам хорошо знаешь, куда. Давай хоть ненадолго забудем наши обязанности и забудемся в чудесных наслаждениях, зовущих нас из каждой рощицы и взывающих к нам с каждого холма. Если хочешь, давай пойдем вон по той тропинке, где виднеется указатель с надписью: "Сворачивайте сюда все, кто ищет Дворец Общественного Благополучия".
      – Это отличная тропинка, сын мой, – сказал Старый Политик, – и она пролегает среди великолепных видов. Но поиски Дворца Общественного Благополучия сопряжены для нас со страшной опасностью.
      – С какой? – спросил Молодой Политик.
      – С опасностью найти его, – ответил Старый Политик.
 

 
      Когда город Гэкуэк стал сдавать свои позиции столицы провинции Акуак, Вэмпог созвал всех постоянно проживающих в городе мужчин на совет в Храм Ала, чтобы сообща найти авторитетное средство защиты. Первый выступавший заявил, что проще всего пожертвовать богам какого-нибудь жареного осла. Второй предложил организовать народную процессию во главе с самим Вэмпогом, которая пронесла бы по улицам святую кочергу на подносе из самоварного золота. Третий считал, что имеет смысл заживо похоронить в общественном парке пару кротов с произнесением соответствующих могильных заклинаний. Четвертый советовал поручить человеку с кошачьими усами смазать колонны Капитолия собачьим жиром. Когда высказались все остальные, встал Пожилой Человек и сказал:
      – Высокий и могущественный Вэмпог и сограждане, я внимательно выслушал все ваши предложения. Все кажется достаточно мудрым, и я не могу позволить себе усомниться в реальной ценности любого из них. Тем не менее я не могу не предположить, что если мы разведем в нашей питьевой воде улучшенную породу головастиков, приведем в порядок наши дымоходы, предоставим туристам за нашими калитками свободный выбор между кинжалом и ядом и откажемся от нашей частной системы морали, то в других мерах общественного спасения не будет никакой необходимости…
      Не успел он закончить свое выступление, как собрание без соблюдения формальностей было прервано, чтобы подмести пол в Храме, потому что мужчины в городе были самыми аккуратными хозяйками в провинции. Пожилой Человек был Метлой.
 

 
      Судья подтвердил решение присяжных, приговоривших Преступника к заключению в исправительной тюрьме, и продолжал твердить о вреде преступления и пользе исправления.
      – Ваша Честь, – перебил его Преступник, – не будете ли вы так добры и не ограничитесь ли вы только десятью годами тюрьмы?
      – Как?! – сказал озадаченный Судья. – Ведь я дал вам только три года?!
      – Да, – согласился Преступник, – три года тюрьмы да плюс проповедь, которой конца не видно!
 

 
      – Сын мой, – сказал престарелый Отец, охлаждая гнев своего вспыльчивого и непослушного отпрыска, – горячий нрав – предпосылка для совершения безнравственных поступков. Обещай мне, что когда ты разгневаешься в следующий раз, ты досчитаешь до ста, прежде чем двинешься с места!
      Только Сын пообещал это своему Отцу, как тот больно ударил его палкой по голове, и не успел он досчитать и до семидесяти пяти, как старик уже прыгнул в ожидавший его кэб и уехал.
 

 
      Заметив, что с каждым воскресеньем верующих становится все меньше, Проповедник в очередной проповеди, дойдя до середины, остановился и прошелся на руках по центральному проходу церкви. Затем он встал на ноги, поднялся на кафедру и возобновил проповедь, ни словом не обмолвившись о случившемся.
      – Ну, – сказал он себе, придя домой, – теперь у меня будет большая популярность, приличная посещаемость и никакого храпа.
      Однако в пятницу его посетили Столпы Церкви, которые информировали его о том, что, в соответствии с Новой Теологией, а также с целью овладения современными методами толкования Евангелия, ему необходимо внести еще кое-какие изменения в порядок проведения проповедей и что по этой причине ими отправлено приглашение Брату Джовитаму-Безделушту, всемирно известному индусскому Человеку-Колесу, устраивавшему цирковые номера под куполом церкви Хопитапа. Они были счастливы сообщить, что преподобный джентльмен сподоблен Святым Духом принять их приглашение и в субботу преломит хлеб жизни для братии, если при этом не сломает себе шею.
 

 
      Минерва, увидев купающегося Антиноя, была сражена его красотой и во всеоружии, как она это обычно делала, спустилась с Олимпа, чтобы завоевать его любовь; однако она забыла про свой щит с головой Медузы, и прекрасный смертный, взглянув на него, на ее глазах окаменел. Минерва помчалась на Олимп уговаривать Зевса, чтобы тот реставрировал Антиноя, но еще до этого события случилось так, что Скульптор и Критик шли мимо и заметили окаменелость.
      – Абсолютно бездарный Аполлон! – сказал Скульптор. – Грудь слишком узка, а одна рука по крайней мере на полдюйма короче другой. И поза совершенно неестественная – такую и представить себе невозможно! Нет, тебе просто необходимо посмотреть моего Антиноя!
      – По-моему, фигура вполне антична, – сказал Критик, – хотя она скорее этрусская, однако выражение лица решительно тосканское, что категорически противоречит древнеримской природе вещей. Кстати, ты не читал мою новую работу "Обманчивость видимого в искусстве"?
 

 
      Замужняя женщина, чей любовник решил исправиться, уйдя от нее, достала револьвер и застрелила его.
      – Зачем вы это сделали, мадам? – спросил Полицейский, проходивший мимо.
      – Он был безнравственный человек, – сказала Замужняя Женщина, – и собрался уехать в Чикаго!
      – Сестра, – нравоучительно сказал Верующий, оказавшийся поблизости, – убивая безнравственных людей, ты не сможешь удержать их от поездки в Чикаго.
 

 
      Человека, Спешившего на Работу, настигла Шаровая Молния.
      – Видишь, – сказала Молния, идя за ним по пятам, – я могу двигаться быстрее тебя.
      – Да, – ответил Человек, Спешивший на Работу, – но я советую тебе подумать над тем, как далеко я могу зайти!
 

 
      Астроном, обнаруживший луну с помощью 36-дюймового телескопа, прибежал в редакцию с заметкой об открытии.
      – Сколько? – невозмутимо спросил Редактор, не отрывая глаз от своего эссе о кривизне политического горизонта.
      – Сто шестьдесят долларов, – ответил Человек, Открывший Луну.
      – О, и меньше половины будет более чем достаточно! – заметил Редактор, не отрываясь от своей работы.
      – О, я и не сомневался, что вы благородный и благодарный человек! – горячо воскликнул Астроном, воспылав к Редактору самыми теплыми чувствами. – Заплатите столько, сколько вы сами считаете возможным!
      – Мой большой и хороший друг, – ласково сказал редактор, поднимая глаза от своего эссе, – кажется, мы очень далеки от взаимопонимания. Ведь платить должны вы, а не мы.
      Астроном забрал заметку и ушел, объяснив, что рукопись нуждается в правке, поскольку он забыл расставить точки над «ы».