Утром Люба вышла в сад полить грядки. Изогнувшись под тяжестью наполненной водой ведерной лейки, она прошла к дальней грядке и едва не наступила на кепку Стаса. - Вот же пьянь... Ой... - она заметила на кепке кровавые, еще не полностью засохшие пятна. Внимательно и встревоженно оглядевшись вокруг, Люба увидела на земле целую лужу крови. - Господи!.. - она выронила лейку и побежала в дом. - Стас! - закричала она, врываясь в его комнату, и осеклась,увидев нетронутую постель на старой раскладушке. Ее обуял страх. Она быстро оббежала все комнаты, кладовку и поднялась на чердак. Там тоже Стаса не оказалось. Торопливо спустившись, Люба выскочила во двор и побежала к сараю, по пути заглянув в туалет. В сарае Люба осмотрелась, заглянула за перегородку к свиньям, но и там мужа не оказалось. Тут взгляд ее упал на что-то белое, присыпанное сеном. - Стас! - с надеждой воскликнула она и шагнула к этому белому, протягивая руку. Это была рубашка Читкова. Люба стряхнула с нее сено и широко раскрытыми глазами уставилась на кровавые пятна, ярко выделявшиеся на белой ткани. Ноги у Любы подкосились, и она без сил опустилась в сено. Ей вспомнилась прошедшая ночь и слова любовника:" Не бойся, моя сладенькая, не прийдет..." - Милый, что же ты наделал?.. - прошептала она побелевшими губами.
      Аня проснулась и села на кровати. Звонил телефон. Она встала , сонно потянулась, накинула халат и вышла в прихожую. Телефонный апарат стоял на столике под вешалкой. Аня сняла трубку. - Алло?.. - Алло. Извините, Валеру можно попросить? - А его нет... Он в Москву уехал. - Когда уехал? - Вчера, часов в семь вечера... У них концерт сегодня. А что передать? В трубке молчали. - Алло!- сказала Аня громко.- Вас не слышно. - Да-да... Понимаете, это звонят из Лужников. Володя Маслов. - Здравствуйте, Володя. А ребята разве не у вас? Господи! - вдруг встревожилась она. - Что с ними случилось? - Хотел бы я знать. - Что? Авария?! Они не доехали?.. - голос Ани задрожал. - Да нет. В том-то и дело. Вчера они были. Машина здесь, и аппаратура. А сами пропали. Понимаете, у нас же программа... Билеты распроданы. Аня немного успокоилась. - А может они в гости пошли? - Ну, может быть... Вобщем, если в ближайшие пол - часа они не обьявятся, я попаду в очень неприятное положение... - Ой, да они вечно опаздывают. Вы не волнуйтесь. - А вы его сестра? Слушайте, если они позвонят, скажите им... Нет, лучше уж я сам скажу. Это не для женских ушей. Ну, извините за беспокойство. В трубке послышались короткие гудки. Аня положила трубку на аппарат и, оторвав листок календаря с цифрой "28", пошла в ванную.
      Люба, торжественная и скорбная, в выходном платье, наглухо покрытая черным платком, поднималась к церкви, стоящей на холме над поселком. Подойдя ко входу, она старательно перекрестилась трижды на икону и вошла внутрь. Церковь была пуста, только за прилавком, где продавали свечи и иконки, клевала носом сухонькая старушка. Люба перекрестилась на алтарь и подошла к старушке: - Теть Мань, - негромко позвала она. - Ась? - очнулась от дремы старушка. - Свечку тебе? - Где батюшка? - скорбно спросила Люба. - Обедает, небось, - недовольно сказала тетя Маня. - Чать, батюшка тоже человек. - Мне исповедаться нужно. - Горит тебе, что ли?.. - недовольно бурча, старушка вышла из-за прилавка и, держась за поясницу, прошла в придел. Люба посмотрела на сцены страшного суда, изображенные на стене церкви и снова перекрестилась. Вскоре появился батюшка, лет шестидесяти, маленький толстый старик с редкой сивой бородой. Люба припала губами к его руке: - Батюшка, исповедаться хочу, грех на мне тяжкий! Она заплакала. - Утешься, дочь моя, - ласково сказал батюшка, беря ее за руку. - Господь милостив, покайся, и облегчи душу перед Богом и слугой его. Он провел ее к алтарю и приготовился выслушать исповедь: - Говори, дочь моя, что с тобой. Люба вытерла слезы, судорожно вздохнула и сказала: - Я мужу изменяла. - Так, - ласково поощрил батюшка. - А его сегодня ночью мой любовник убил. - Так, - снова ласково мотнул головой батюшка. - Что?! - А я никому не сказала, - виновато говорила Люба. - Даже эти... улики постирала. - Какие улики? - глаза батюшки вылезли из орбит. - Ну, рубашку Сашину и Стасика кепку... Скажи, батюшка, как мне жить-то дальше, помоги! Батюшка растерянно помолчал, затем пришел в себя от шока. - Какой Сашка-то, уж не Читков ли? - Он, - кивнула Люба. - Так, - соображал батюшка. - Ты в милицию ходила? - Нет, - испугалась Люба. - Как же я на него донесу? Он же из-за меня на такое решился! Нет, не могу я... Она снова заплакала. - Ну что ж... - вздохнул батюшка. - Бог тебе судья... Только и о людских законах забывать не грех. В приделе церкви скрипнула дверь. - Тяжкий это грех - убийство, и приказать тебе доносить я не могу, это ты в душе своей решить должна... Из двери придела торопливо выскользнула тетя Маня, влезла на велосипед и, быстро набирая скорость, поехала в поселок.
      Остановилась она у милиции, прислонила велосипед к полисаднику и прошла к участковому.
      - Молись, дочь моя, - грустно заключил батюшка, благославляя Любу. Господь всемилостив, он примет на себя грехи наши... Иди с Богом.
      Батюшка шел по поселку, опустив голову и сложив за спиной руки. Из-за угла навстречу ему выскочил запыхавшийся Читков. На плече у него громоздился большой мешок. Он на секунду остановился, глянув на батюшку с досадой, потом повернулся и быстро пошел прочь. На повороте он оглянулся через плечо. Батюшка торопливо шел следом за ним. Читков свернул в проулок, пробежал метров сто, и снова обернулся. Батюшка тяжело трусил за ним по пятам. Читков побежал, свернул в узкий проход между домами и оказался перед свежевыкопанной траншеей. Через траншею вела широкая доска. Читков перебежал по доске, остановился, тяжело дыша, и поставил мешок у ног. Батюшка, задыхаясь от бега, появился на другой стороне траншеи. - Ну?!- сердито закричал Читков. - Чего надо? - Саша... - еле переводя дух, выговорил батюшка. - Что в мешке у тебя?.. - Ничего! Вам какое дело? - Что там... В мешке?.. Скажи. - Вот привязался... Ну, картошка. Дальше что? - Нет, Саша. Там не картошка. Я знаю, что там, - батюшка погрозил ему пальцем. - А ты докажи! - разозлился Читков. - Ишь какой! Не пойман - не вор. - Он спихнул доску ногой в траншею, взвалил мешок на спину и быстро пошел прочь. - Саша! Побойся Бога! Стой, пропащая душа!.. Но высокая фигура Читкова уже скрылась за углом дома.
      Придя домой, Читков развязал мешок, и они вдвоем с матерью стали пересыпать сахар в бидон. - Откуда песок? - спросила Чита. - Со станции. Знаешь, склад деревянный? Я доску отодрал. Ночью еще пойду. - Ох, допрыгаешься, отчаянная голова... - Чита вышла из дому. Александр отряхнулся от налипшего на голое тело сахарного песка и пошел на половину к квартиранту. Не стучась, он толкнул дверь и шагнул внутрь, привычно говоря: - Между прочим, командир... В комнате было пусто. Александр на секунду остановился на пороге, потом быстро вошел и прикрыл за собой дверь. Пройдя к столу, он увидел деньги и записку. Прочел. Сунул все в карман. Быстро стал выдвигать ящики стола, переворачивая ловкими пальцами содержимое. В ящиках были одни бумаги и тетради, исписанные мелким почерком с множеством помарок и исправлений. Закрыв последний ящик, Александр выбрал из стакана на столе несколько шариковых ручек, сунул в карман брюк, потом забрал перочинный ножик. Включеный компьютер показывал неподвижную рамку с надписью "Программа выполнена". Александр приподнял его, но следом потянулись пучки проводов. Тогда он поставил компьютер на место. Больше на столе ничего стоящего не было, и Александр, мягко ступая по половицам, двинулся вдоль расставленных у стены приборов. Дойдя до холодильника, он поживился банкой кильки в томатном соусе. У вариометра Алесандр остановился и подозрительно посмотрел на рубильник: - Не дай Бог, замкнет что-нибудь - весь дом к черту сгорит! С этими словами он опустил рубильник. Яркий рубиновый свет на мгновение залил комнату. Надпись на компьютере сменилась таймером. Александр отскочил и спрятался за дверцей шкафа. Потом осторожно выглянул. Лампа вариометра потухла. Таймер на экране компьютора медленно отсчитывал убывающие секунды. Александр плюнул и вышел из комнаты. На своей половине он остановился и пересчитал деньги. Послышались шаги Читы, и он сунул деньги в карман. Чита вошла, неся ведро молодой картошки.
      Александр накинул безрукавку и пошел из дома, бросив на ходу: - Пойду, пивка выпью...
      К даче номер 34 подкатил милицейский "УАЗик", из него, щурясь на солнце, тяжело выбрался пожилой участковый старший лейтенант Пал Палыч Шило. Он поправил китель, кобуру на ремне и, помахивая планшеткой, неторопливо направился к дому. Во дворе он остановился у веревки с бельем, потрогал рукой рубашку Александра, затем кепку хозяина дома, покачал головой. Не стучась, толкнул входную дверь и вошел в дом. - Есть кто живой? - с подтекстом спросил он. Люба отпрянула от армейской фотографии мужа, стоящей на старом буфете. Уголок фотографии украшала черная лента, по сторонам стояли зажженые свечки. - Кто там? - нервно спросила она, вытирая распухшие от слез глаза. На пороге комнаты появился Шило, снял фуражку и улыбнулся приветливо: - Здравствуй, Любонька. Как поживаешь? - Ничего, - ответила Люба, загораживая собой фотографию и еще более нервничая. - Вам чего, Пал Палыч? - Стас-то дома? - неторопливо осматривая комнату, спросил участковый. - Нету, ушел куда-то, - ломая руки, соврала Люба. - Ну и ладненько, - не огорчился Шило. - А когда вернется? - Не знаю... - Люба тихонько передвигалась, закрывая собой фотографию. Вобще-то он сегодня не ночевал, пьет где-то. - Ага, ага... - мурлыкал участковый. - Ну и ладненько. Он плавно скользнул в сторону и взглянул на фотографию: - Видно, далеко ушел благоверный-то твой, а? Люба нервно шагнула в сторону. - Не знаю, ничего не знаю... Вы завтра приходите - может, вернется... фальшиво улыбнулась Люба. - Ну и ладненько, - обрадовался участковый. - Завтра, так завтра. Он раскрыл планшетку, вынул оттуда ручку и казенного вида бумагу, и положил все аккуратно на стол: - Ты вот здесь подпиши, Любонька, да пойду я, дел нынче много. Люба опасливо подошла к столу, взглянула на бумагу: - Что за бумага?.. Зачем это мне ее подписывать? - А это подписочка о невыезде, Любонька, давай, подписывай, - ласково улыбнулся участковый. Люба дрожащей рукой взяла ручку. - Вот здесь, милая, - показал пальцем Шило. Люба неровно расписалась. - Вот и ладненько, - удовлетворенно мурлыкал участковый, убирая подписку и ручку в планшет. - А Сашкину рубашку и кепку мужнину я конфискую сам, ты сиди, сиди. - Зачем... рубашку?.. - сомлела от ужаса Люба. - Улики, милая, - сокрушенно вздохнул Шило. - Ну, будь здорова, Любаша. Шило неторопливо пошел к выходу, но в дверях снова остановился: - Да, чуть не забыл: где Читенок-то? - Не знаю я... - жалобно сказала Люба, едва сдерживая слезы. - Ну и ладненько, - согласился Шило. - Найдем. Он вышел во двор, аккуратно снял с веревки рубашку и кепку, уложил их по отдельным целлофановым пакетам и залез в "УАЗик".
      Наступал вечер. Гудела электричка, приближаясь к станции. Рядом с магазином под высоким раскидистым тополем желтела пивная бочка на колесах. Возле бочки, кто сидя, кто стоя, пристроив кружки и банки на ящиках и тополиных сучьях, отдыхали мирные жители поселка, занимаясь спокойными разговорами и деля закуску. Александр Читков, окруженный несколькими товарищами, сидел на большой деревянной кабельной катушке и ловко чистил воблу. - Ладно. Повторю еще раз, - сказал маленький усатый мужчина в хлопчатобумажной строительной робе. - А ты слушай внимательно, учитель. - Минуту. Я запишу условие, - интеллигентный парень лет тридцати достал блокнот и авторучку. - Пиши. Значит так: три мужика скинулись по червонцу, и послали четвертого за водкой. Тот пошел, и купил пять пузырей по пятерке. - Пятера осталась, - напомнил третий товарищ и выпил пивка. - Да. С этой пятеры он вернул ребятам по рублю, а двоечку забрал на карман, за свои услуги. Записал, учитель? - Ага... - учитель торопливо заносил в блокнот данные. - Значит, получается: была тридцатка. Он взял по червонцу, вернул по рублю. Это все равно, что он взял бы по девять. Так? Трижды девять двадцать семь. И два рубля на кармане. Двадцать девять. А было тридцать. Где еще рубь? Учитель задумался. - Чего тут думать, - засмеялся Александр. - Попятил он рублишко-то. - Таких цен давно нет, - мрачно сказал четвертый товарищ. - О! Менты пошли по пиву, - сказал третий, хлебнув пивка. Через толпу отдыхающих к кабельной катушке пробирался Пал Палыч, и с ним трое дружинников. - Здорово, Палыч! Как она? - весело крикнул усатый. - Здорово, Семен. Отойди-ка в сторонку, - сказал добродушно Пал Палыч. Ну, Саня, нагулялся? Читков отложил воблу и встревожено посмотрел на участкового. - На свои гуляю, - нервно сказал он, кося по сторонам глазами. Дружинники брали его в кольцо. - Да... Побегал я за тобой. А ты - вон где. Сидишь, пивко сосешь. Совесть-то не гложет, Саня? - отечески пожурил участковый. - А чо? Поп что ль наклепал? Брехня! За мной нет ничего. - Ну и ладненько. Нет так нет. Давай-ка, допивай, и прокатимся с тобой. - Куда это? Не поеду. - Поедешь, - спокойно сказал Пал Палыч, жестом шерифа доставая из-за спины наручники. Читков плеснул ему в лицо пива и рванулся в сторону. Перед ним оказался тщедушный дед лет шестидесяти пяти с повязкой дружинника на рукаве. Лицо его перекосилось от страха. Он попятился, засовывая руку под полу пиджака. Под пиджаком он выставил указательный палец, оттопыривая ткань, и, продолжая пятиться, быстро, с мольбой в голосе произнес: - Шурик, Шурик, не балуй, застрелю, голубчик... Пистолет у меня, видишь? Читков швырнул в него воблой, но тут сзади ему на спину прыгнул маленький злобный дружинник и вцепился в горло стальным захватом. Толстый дружинник рухнул на колени перед Читковым и схватил его с визгом за ногу. Тут подоспел мокрый Пал Палыч и щелкнул наручниками. Народ, разбежавшийся в стороны, наблюдал эту сцену с ужасом и восторгом. Учитель выглядывал из-за дерева. - Прощай, ребята! - с надрывом крикнул Читков. - Повязали сокола... Эх, жизнь моя- копейка!.. Его затолкали в воронок.
      Аня стояла в отделении милиции у перегородки, за которой находился стол дежурного. Лицо у Ани было заплаканное. В глубине помещения была дверь с глазком. Из-за двери голос Читенка трагически выводил песню "Черный ворон". - Ну, я очень вас прошу, - умоляла Аня дежурного. - Хотя бы примите заявление. Ведь люди пропали. В Москве все с ног сбились. Концерт сорван. - Девушка, - устало и монотонно проговорил дежурный. - Я в сотый раз вам об'ясняю: должно пройти не меньше недели, чтобы ваш брат считался пропавшим. Ну поймите, ребята загуляли, не ночевали дома. И что, - я должен поднимать на ноги всю милицию, оповещать посты ГАИ, звонить в медицинские учреждения? - Ну, если вам некогда, давайте я позвоню... - умоляла Аня. - Девушка, посмотрите на часы, - начал сердиться лейтенант. - Уже почти двенадцать ночи. Идите домой, и ложитесь спать. Поймите, мы не можем бросить все, и искать вашего братца. У нас очень напряженная работа. В поселке совершено убийство... - он встал, подошел к двери камеры и несколько раз стукнул по ней кулаком. Песня на мгновение прекратилась. - Вот, соловей-разбойник... - буркнул лейтенант. - Все, девушка. Идите. Аня всхлипнула и пошла к выходу. В дверях она столкнулась с раскрасневшимся Пал Палычем. Он уступил ей дорогу и бодро шагнул в помещение. Следом дружинники ввели Любу. - Вот и ладненько. Ну, как он? Молчит? - Пал Палыч указал на камеру. Оттуда снова грянула песня: "Отнеси платок кровавый милой Любушке моей..."
      Люба, услышав песню, закрыла лицо руками. - Поет, - развел руками дежурный. - Ну и молодец, - Пал Палыч открыл дверь кабинета. Зайдя, включил там свет и поманил пальцем Любу. Люба вошла и села на стул. Глаза у нее были отчаянные. - Ну что, Любонька, значит, ничего ты не знаешь? - Ничего не знаю. - Ну и ладненько. Вот мы тебе и устроим очную ставку. Знаешь, что это такое? - Не знаю ничего. - Ну и хорошо. Молодец. Сейчас узнаешь. Некипелов! - позвал он громко. Веди сюда Читкова. После этого он пристально и сурово посмотрел на сжавшуюся в кресле Любу. Ее вдруг как прорвало, и она скоро затороторила: - Это он от любви, Пал Палыч! Это я, дура, одна виновата! Я ввела его в искушение. Все на мужа-то жаловалась, как с ним мне тяжело, и как он на меня давеча руку поднял, и табуреткой грозился. Все из-за меня. А он так любит меня, так любит, и характер у него знаете, какой... Вот и не стерпел... - Да-да... - печально покивал Пал Палыч и тут заметил стоящего в дверях лейтенанта Некипелова. - Ну? Где задержаный? - недовольно спросил он. Дежурный беспомощно развел руками. Пал Палыч сорвался с места и ринулся в дежурку. Дверь камеры была нараспашку. В проеме столпились дружинники. Растолкав их, участковый заглянул в камеру. - Сбежал, подлец... - пораженно проговорил Капитан.
      Читенок лежал на нарах в КПЗ, глядел в окно, забранное толстой решеткой, и зло пел: - Ты добы-ичи не добье-осся! Черный во-орон, я не тво-ой! Ты добы-ичи... Внезапно стало темно, как в могиле. - Ой, мама... - пробормотал в темноте Читенок. Он зашевелился, загремело какое-то ведро, сбоку на него упали грабли. Открылась дверь, поток света из дверного проема залил сени дома номер 36. - Сашка? - в дверях комнаты стояла Чита. - Ты что тут гремишь? Напугал до смерти! Читенок расширенными от страха глазами смотрел на мать. - Мамаша... Это где я?.. - Э-эх, допился! - с презрением протянула Чита. - Дома, где ж тебе быть? Встать-то сам сможешь? Читенок, еще ничего не понимая, отбросил с себя грабли и поднялся с пола: - А где Шило? - Какое тебе шило - иди проспись! - она повернулась и пошла в дом. - Шило ему, пьяному... И когда только успел?.. Читенок сделал несколько шагов, ступил на порог родного дома и заглянул в комнату. Мать сидела у окна и смотрела на темную улицу, где в свете одинокого фонаря кружились бесконечно ночные мотыльки. Читенок с недоверием осмотрел комнату, как будто ожидая, что она вот-вот исчезнет. - Мам... - Чего? - Ну и дела... - покрутил головой Читенок. - Дела, как дела... - равнодушно пожала плечами Чита. - Спать иди. Читенок постоял еще, глядя на мать, потом неуверенно произнес: - Покурю пойду... Он вышел во двор, сел на лавочку у входа и закурил. - Ну дела... Это что же получается?.. - он вытянул руки и внимательно посмотрел на них. Внезапно ему в голову пришла какая-то мысль. - Очкарик!.. - воскликнул он. Он бросил недокуренную папиросу и, торопливо обойдя дом, зашел с половины Ботинкина. На веранде постоял, затем постучал в дверь. Не услышав ответа, вошел в комнату Ботинкина и зажег свет. В комнате все было по-прежнему, только вот на столе лежали деньги и записка. Читенок опасливо подошел к столу, пересчитал деньги. Затем молча пробежал взглядом записку, вынул из кармана точно такую же, и положил их рядом. Сравнив их, он сузил глаза и стукнул кулаком по столу: - Точно - Очкарик!..
      Валера встал и, трогая руками стены, вышел в коридор. В дверях своей комнаты стоял Женя с топором в руке. - Женя, - дрожащим голосом спросил Валера. - Женя, это ты? - Я, - Женя, секунду помедлив, нагнулся и поставил топор на пол. - Так что, опять?.. - Опять... - слабым голосом сказал Валера. - Надо Анечку разбудить, - решительно сказал Женя. - Не может быть, что вся эта ерунда только с нами творится. - Ты думаешь?.. Женя, не отвечая, включил свет, и подойдя к двери в Анину комнату, громко постучал. За дверью было тихо. Ребята переглянулись, и Валера вдруг, оттолкнув Женю, ворвался в комнату. - Анька!! - заорал он. - Ты где?!. Аня испугано подскочила в постели: - Ты что, Валерик?.. Валера подбежал к ней и сел рядом на кровать. - Анечка! Ну слава Богу! С тобой все в порядке. - Что случилось? - недоуменно спросила Аня, просыпаясь. Она натянула одеяло на голые колени. - Женя? И ты здесь? Да что с вами? - Аня, - голос у Жени был очень мрачный. - Подумай хорошенько. Какое сегодня число? - Двадцать седьмое... - Аня посмотрела на часы. - Нет, уже двадцать восьмое. - Я так и думал! - зловеще сказал Женя. - Сестренка, - спросил ласково Валера. - А тебе ничего не кажется странным? - Конечно, кажется! - сердито сказала Аня. Она уже полностью проснулась. Ничего себе! Врываются среди ночи два психопата в трусах и спрашивают, какое число. Очень даже странно, - она снова легла и накрылась с головой одеялом. - Идите отсюда... Женя, а за ним и Валера покинули комнату Ани. На веранде они сели за стол и закурили. - Так, - решительно сказал Женя. - Ну-ка, напомни мне, что ты там говорил про вояк из почтового ящика?
      Сержант проводил Валеру и Женю на второй этаж в комнату дежурного по части. При их появлении из-за пульта встал молодой, лет тридцати, майор с повязкой дежурного на рукаве. Он радушно заулыбался, шагнув им навстречу. - Рад, очень рад! - сказал он, протягивая руку. - Майор Орлов. Можно просто - Саша. Присаживайтесь, ребята, я сейчас кофейку соображу. Валера с Женей уселись на предложенные стулья, оглядывая тесную дежурку, увешанную инструкциями, планами и графиками. - Свободен пока, Сидоров, - отпустил сержанта майор и уселся на свое место за пультом. - А вы ранние пташки, я думал, что артисты до обеда спят. Вы с концертом хотите приехать? - Милости просим, у нас очень много ваших, так сказать, поклонников. - Мы вообще-то, по другому делу, - неловко заговорил Женя. - У нас концерт в Лужниках срывается. - Что, зрителей нет? - сочувственно ляпнул майор. - Так это мы вам устроим, я лично два батальона приведу. - Да нет, спасибо, - сердито сказал Женя. - Со зрителями у нас все в порядке. - Ага... - озадачено сказал Майор Орлов. - С помещением проблемы?.. - Проблема в том, - вмешался Валера. - Что мы не можем попась в Лужники. Стоит нам приехать в город и расставить аппаратуру, как мы непонятным образом возвращаемся сюда, в поселок, и оказываемся у меня на даче. - Понятно, - сказал Орлов неуверенно. - Извините, а от меня что требуется?
      - Короче, Саша, - перебил Женя. - Вы можете нам хоть приблизительно сказать, что происходит на вашем обьекте? Орлов на несколько секунд потерял дар речи. Он несколько раз перевел взгляд с Жени на Валеру и обратно. Потом он улыбнулся. - Да вы что, ребята? Вы соображаете, что говорите? Это же военная тайна. - Я понимаю, - нетерпеливо сказал Женя. - Нам не надо подробностей. Вы примерно скажите, в общих чертах. - Н-да... - Орлов встал и прошелся по комнате. - Ну, во-первых, конкретно мы ни чем таким не занимаемся. Мы охраняем. Патрульная служба, контрольно пропускные структуры, отчасти строительство... А работают ученые. Главное, я не понимаю, вам-то это зачем? - Да затем, - не вытерпел Валера. - Что из-за их экспериментов часть жителей в окрестностях вашей части чем-то облучилась, и теперь для них остановилось время. Вот как вы думаете, какое сегодня число? - Двадцать восьмое... - медленно сказал Орлов, странно глядя на Валеру. - Во-во! Для вас - двадцать восьмое. А для нас с Женькой давно уже тридцатое. А завтра будет тридцать первое. А для вас все будет двадцать восьмое. - Поймите! - подхватил Женя. - У нас десять тысяч зрителей в зале. Если концерт опять не состоится, это будет просто катастрофа! - Так-так, - вдруг бодро сказал Майор. - Я сейчас, - он встал и быстро вышел из комнаты. - Ты думаешь, они что-нибудь сделают? - с сомнением спросил Женя, прихлебывая кофе. - Конечно! - уверенно ответил Валера. - Видимо, они просто не знают, что их эксперимент отчасти вышел из-под контроля. Вернулся озабоченный майор. - Вы понимаете, - сказал Валера, отрываясь от кофе.- Надо поскорее с этим разобраться. Наверное, мы не одни пострадавшие. Очень может быть, что у кого-то сорвались дела поважнее нашего концерта. - С меня и концерта давольно, - горячился Женя. - Отправить бы этих эксперементаторов на северный полюс. Пусть там эксперементируют с белыми медведями... - Конечно! - охотно поддержал Орлов, усаживаясь на свое место и закуривая. - Отличная идея. Вы, главное не волнуйтесь. Все будет хорошо. Дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошел маленький строгий старик в белом халате. За его спиной маячили четверо верзил с невыразительными лицами и веревками в руках. - Это еще что? - поглядев на майора, заиграл желваками Женя. - Вы за идиотов нас принимаете?! - Спокойно, молодые люди, - старенький врач профессионально держался от них на безопасном расстоянии. - Давайте без шума пройдем в медпункт, и там обсудим все ваши проблемы. Он сделал знак санитарам, и те двинулись на Валеру с Женей. - Ну уж нет! - Женя отскочил к стене и принял боксерскую стойку. - Мы будем говорить только здесь. Валера, пятясь от надвигающихся санитаров, встал рядом и попытался как-то разрядить обстановку: - Ребята, - страстно начал он. - Это недоразумение, майор неправильно нас понял. Давайте спокойно поговорим, мы же все взрослые люди. Не обращая внимания на его слова, один из санитаров схватил его за руку и стал выворачивать ее за спину. Валера невольно вскрикнул от боли. Женя, зло сощурив глаза, нанес санитару классический хук. Санитар словно задумался на мгновение и рухнул на пол, закатывая глаза. Остальные трое набросились на них. Валера прижался спиной к стене и ожесточенно отпихивал их ногами, не переставая кричать: - Идиоты, мы совершенно нормальны!! Это все из-за ваших сволочных экспериментов! Женя же молчал, сосредоточенно нанося удар за ударом. Старенький доктор спокойно смотрел на эту сцену, изредка укоризненно покачивая головой. Майор же морщился и страдал. Наконец, ребят повалили на пол и крепко скрутили веревками. Доктор раскрыл саквояж, вынул разовые шприцы, наполнил их из десятикубовой ампулы и по одному передал санитару: - Ничего, это их успокоит. - Мерзавцы, - зло сказал Женя. - Вы еще заплатите за это! - Это вам даром не пройдет, - пробормотал, вырубаясь, Валера. Сочувственно глядя на них, майор сказал: - Какая жалость. Такие талантливые ребята...
      Едва продрав глаза, Стасик прошлепал босыми ногами в угол, где на стуле лежали его штаны и рубашка, и полез в карман. Кошелек был на месте. Стасик дрожащей рукой расстегнул его, заглянул внутрь и увидел сложенную вдвое пятитысячную купюру. - Миленькая, - восхищенно сияя опухшим лицом, улыбнулся Стас. Розовенькая моя... Он погладил ее пальцами и прослезился: - Есть ведь Бог на свете, есть! Он прошлепал к иконе и в пояс поклонился: - Спасибо тебе, Господи, что вернул мне опять мою пятерочку! Он утер набежавшую слезу и пошел на кухню. Люба рубила капусту, по радио передавали "Кармен-сюиту". Стас тихо подошел сзади и нежно поцеловал жену в шею. Вздрогнув от неожиданности, Люба обернулась. - Чего это с тобой, Стасик? - приятно удивилась она. - Напугал даже. Стас снова поцеловал жену, на этот раз в губы. - Вот, - сказал он, протягивая ей купюру. - Купи себе, что хочешь. Люба растерянно посмотрела на него, перевела взгляд на "пятерку": - Ой, правда?.. - Бери-бери! - довольно сказал Стасик и пошел в комнату. Там он достал свадебный коричневый костюм и повесил его на створку шкафа. Следом в комнату вошла Люба. Увидев его приготовления, она с удивлением спросила: - Куда это ты собираешься, Стасик? - В церковь пойду, - поджав губы, ответил Стас.
      Аккуратно завязав галстук перед зеркалом, выбритый и модно постриженный Ботинкин небрежным жестом поддернул рукав пиджака и посмотрел на часы. Удовлетворенно хмыкнув, Ботинкин, не торопясь отправился к окну. На улице никого не было. Лужа под окном подрагивала под тяжелыми каплями дождя. Ботинкин чуть передвинул бутылку "Амаретто" и коробочку "Моцарт Кюхель", и вернулся к окну. В конце улицы появился неторопливо бредущий Стас. Он шел с просветленным лицом и смотрел на близкое небо, и поэтому не заметил лужи под окном Ботинкина. Ноги его скользнули по грязи, и он упал в лужу. - Ах ты е... - начал было он, но вдруг остановил свою речь, улыбнулся и тихо произнес. - Что же они никак не положат асфальт?. Он встал, и хотел идти дальше, но вдруг вернулся, вырвал из забора у Читковых две широкие доски. Из досок выложил мостик через лужу и, радостно оглядев свою работу, быстро пошел к калитке дома номер 34. Лишь только калитка за ним закрылась, с порога дачи 36 с искаженным лицом выскочил Ботинкин и ринулся к луже. Он схватил доску и отшвырнул ее в сторону. Посмотрел на часы и быстро обернулся: из-за поворота появилась Аня. - Черт... - сдавленно произнес Ботинкин и бросился назад за доской. Он схватил ее и вернулся к луже. Аня как раз подошла. - Ну какой же вы молодец! - сказала она благодарно. - Если бы не вы, я бы наверняка здесь шею свернула... -Ногу, - сердито сказал промокший до нитки Ботинкин. - Идите скорее домой, вы совсем промокли, - сказала Аня, быстро переходя лужу по доске. Ботинкин стоял в луже, беспомощно глядя ей в след. - Здорово, командир, - раздался за спиной знакомый голос. Ботинкин обернулся. У дыры в заборе стоял, натянув на голову капюшон плаща, здоровенный Читенок и пристально смотрел на него. - Я помню... - уныло сказал Ботинкин. - Сегодня двадцать восьмое. Завтра я вам заплачу за три месяца. Если хотите, сегодня. Только сейчас, ради Бога, оставьте вы меня в покое. - Ты, очкарик, зубы мне не заговаривай, - ухмыльнулся Читенок.- Ты зачем это мой забор раздербанил? Давно по роже не получал? Ботинкин растеряно топтался в луже. - Короче, - Читенок сплюнул. - Чтобы через пол-часа штакет был на месте. И смотри, брателла. Будет криво прибито - ночевать будешь в больнице. Он отвернулся и ушел к себе на крыльцо, бормоча: - Корячишься тут, как папа Карло, а потом всякое бабье по твоей работе шлындрает... Дверь за ним захлопнулась.
      Валера и Женя лежали, привязанные к своим больничным кроватям крепкими брезентовыми ремнями. Лица у обоих были подавленные, у Жени под глазом красовался свежий синяк. Дверь их палаты отворилась. Вошел щегольски одетый сухопарый мужчина с густой седой шевелюрой. Его умное интеллигентное лицо украшали модные очки с диоптриями. На плечи мужчины был небрежно наброшен белый халат. За ним вился хвост ассистентов и студентов-практикантов. - Здравствуйте, ребята, - добродушно поздоровался он. - Как вы себя чувствуете? - Доктор, - воззвал Валера. - Ради Бога, разберитесь! Мы с Женей абсолютно нормальные люди! Вы же специалист, и должны отличать больных людей от здоровых. Дайте нам, в конце концов, какие-нибудь тесты, или что там у вас в таких случаях делается? - Хорошо, хорошо, - успокаивающе поднял руку доктор. - Никто и не собирается держать в диспансере здоровых людей, не волнуйтесь. Женя, до сих пор хранивший презрительное молчание, сердито сказал: - Тогда пусть нас развяжут, наконец, и дадут нормально поговорить с нормальным компетентным человеком. Доктор поднял руку, и ему тут же была вручена папочка с их "историями болезни".