Глава 7

Дункан почувствовал, что его сейчас вырвет: по горлу его полилась какая-то отвратительная соленая жидкость, во рту стоял мерзкий привкус. Он закашлялся, пытаясь выплюнуть ее.

— Ш-ш, Дункан. — Чья-то прохладная рука коснулась его лба. — Ты должен это выпить.

Он с удивлением узнал голос жены. Ну почему эта женщина никак не оставит его в покое?

Дункан попытался отвернуть голову, и в ту же секунду левую руку и спину пронзила острая боль. Он с трудом открыл глаза и дрожащим голосом прошептал:

— Уйди, прошу…

— Не уйду. Ты должен это выпить, иначе не поправишься.

От чего это он должен поправиться? Наконец ему удалось окончательно разлепить веки. Бет, его жена-мегера, склонилась над ним. Глаза ее были полны слез, в руках она держала тростниковую трубочку. Что она здесь делает?

Оглядевшись, Дункан понял, что находится не в своей спальне, а в маленькой комнате на третьем этаже. Ага! Он же отдал свою спальню жене на то время, пока не будет закончена ее комната. Скоро она там поселится, и он запрет ее под замок. Отлично.

— Прошу, Дункан, открой рот!

Он вновь повернулся к Бет и на сей раз увидел у нее в руках ложку.

— Ты уйдешь когда-нибудь?

Она покачала головой и зажала ему; нос. Дункан непроизвольно открыл рот, чтобы закричать, а в следующую секунду почувствовал, как его рот наполнился жидкостью. Чуть не задохнувшись, он машинально глотнул. Боже правый, что это с ним такое? У него совсем не осталось сил.

А Бет уже подносила ему ко рту очередную ложку.

— Ты это выпьешь — либо сам, либо насильно.

Он покачал головой, и она вновь потянулась к его носу. В итоге Дункан покорно проглотил микстуру.

— Спасибо. Я не позволю тебе умереть после того, что мне по твоей милости пришлось испытать за последние пять дней.

«О каких это пяти днях, черт подери, она толкует?» — нахмурился Дункан.

Тяжело вздохнув, Бет поднесла ему ко рту очередную ложку с жидкостью, и Дункан наконец узнал вкус. Мерзкое лекарство, которое готовила Рейчел, а вот от чего, никак не вспомнить.

— Ты меня до смерти напугал, — пробормотала Бет. Нахмурившись, он открыл рот, чтобы проглотить еще одну ложку снадобья.

— Клянусь, я в жизни никогда так не пугалась, как в ту первую ночь. Ты так и пылал жаром, я думала, тебя удар хватит. — Дункан вновь покорно открыл рот, и Бет влила в него лекарство. — Да еще твой Ангус целых три дня стоял у меня за спиной и сверлил таким взглядом, словно собирался перерезать мне горло. — При воспоминании об этом Бет содрогнулась. — Когда я в первый раз снимала с тебя повязки, я думала, что он так и сделает. — Она в очередной раз поднесла ложку к его рту. — Впрочем, его нельзя винить. Твоя рана выглядела просто отвратительно, и потом, он меня, по всей видимости, терпеть не может. Ну как же, взялась непонятно откуда и давай раздавать всем ценные указания. Но, слава Богу, он мне не перечил и делал так, как я велела. Хотя, по правде говоря, если бы он вздумал мне возражать, я бы задала ему жару. И не спрашивай меня, где тот идиот, твой доктор. Даже говорить о нем не хочу! Счастье, что он не успел тебя до смерти уморить.

О чем это, черт подери, она тарахтит?

— Твое плечо выглядит все еще не самым лучшим образом, однако уже гораздо лучше, чем прежде, так что… — Она влила в Дункана еще одну ложку лекарства.

Ах да, та рана… Он попробовал пошевелить плечом.

— А где… — В его горле застрял комок, и Дункан, откашлявшись, вновь спросил: — Где Ангус?

— В зале. Позвать его?

— Да.

Поставив миску на стол, Бет легонько провела рукой по щеке мужа и усмехнулась:

— Тебя бы следовало побрить, но это подождет. Побрить? Дункан коснулся рукой щеки и почувствовал колючую щетину. Борода исчезла! Что, черт подери, здесь происходит? Он попытался сесть, однако потерпел сокрушительную неудачу, сумев лишь поднять голову и приподнять здоровое плечо. Боже правый!

— Приведи Ангуса. Сейчас же. Бет улыбнулась:

— Слушаюсь, мой повелитель.

К изумлению Дункана, она легонько коснулась губами его лба и быстро вышла из комнаты.

— Ну наконец-то очнулся! — Ангус дружески сжал здоровую руку Дункана. — Ты знаешь, что заставил меня волноваться, когда почти неделю пытался умереть?

— Умереть?

— Ну да. — Ангус понизил голос до шепота: — Если бы не твоя красавица жена, ты бы это сделал. Но она не отходила от тебя ни на шаг, просиживала возле твоей кровати дни и ночи напролет, отлучаясь разве что по нужде. Но почему, черт подери, ты не сказал, что у тебя загноилась рана в плече?

Дункан пожал здоровым плечом:

— Я думал, она сама заживет.

Ангус недоверчиво вскинул брови и перевел взгляд на Бет, которая стояла, выпрямив спину, около маленького окна комнаты.

— Твоя жена пригрозила, что все кости мне переломает, если я опять приведу к тебе доктора. Заявила, что она его убьет, а потом и меня, «если этот грязный ублюдок только переступит порог». Это дословно. Я и не подозревал, что он грязный, — заметил Дункан. Правда, то, что доктор ублюдок, он знал абсолютно точно.

— Я тоже. — Ангус хмыкнул. — А еще я думал, что ты женился на монашенке.

Он и женился на монашенке. Разве нет? Угроз от нее он, правда, никогда не слышал, но ругаться в присутствии Ангуса? Никакая благовоспитанная дама себе этого не позволит.

— А как она плакала над тобой ранним утром, когда думала, что я сплю и ничего не вижу. — Ангус покачал головой. Похоже, он не меньше Дункана был сбит с толку. — Она плакала не навзрыд, а молча, так что слезы текли по ее щекам и падали тебе на лоб. А еще она тихонько что-то напевала себе под нос, когда думала, что никто не слышит. Слов я не разобрал, но, похоже, она пела колыбельную.

Странно. Всего несколько минут назад леди Бет чуть не задушила его, зажав ему нос.

— Лучше скажи, куда подевалась моя борода?

Ангус пожал плечами.

— Она сказала, для того чтобы сбить температуру, нужно тебя раздеть догола и побрить, что мы и сделали.

Неужели для нее нет ничего святого? Дункан со страхом поднес дрожащую руку к голове. Что, если его обрили наголо? Слава Богу, волосы оказались на месте; правда, теперь они были заплетены в косу.

— Я тоже этого боялся, когда она принялась водить лезвием по твоему лицу, — хмыкнул Ангус. — Но храбрая дама, похоже, удовлетворилась тем, что сбрила тебе только бороду.

— Ладно, помоги мне встать.

— Нет, — отрезал Ангус, придерживая Дункана за здоровое плечо. — Твоя жена, которая тебя выходила, меня со свету сживет, и будет права. У тебя все еще температура, хотя и не такая высокая, как раньше. Я видел твою спину, дружище: до полного выздоровления тебе еще ой как далеко.

Дункан раздраженно вздохнул. Если он и в самом деле провалялся в постели целых пять дней, у него к этому моменту скопилась масса неотложных дел.

— Как твой господин приказываю тебе помочь мне встать.

— И не подумаю. Лучше уж испытать на себе твой гнев, чем гнев твоей женушки. — Он похлопал Дункана по руке. — Сделай одолжение, лежи спокойненько в постели, как она тебе велит, и поправляйся.

Затем Ангус уже в полный голос обратился к Бет:

— Миледи, я ухожу и вверяю милорда в ваши умелые руки.

Бет изумленно захлопала глазами. Вассал ее мужа оставляет свой пост?

— Как пожелаете, сэр. Всего вам хорошего и спасибо за всю ту помощь, которую вы мне оказали.

Ангус настолько удивился такому вежливому обращению, что не смог этого скрыть. Молча поклонившись, он на цыпочках вышел за дверь, в то время как Бет вернулась к кровати, на которой лежал ее муж.

— Что ж, вот и остались мы с тобой один на один против всего света. Ты, вероятно, голоден?

Дункан недоуменно нахмурился, видимо, не поняв ее, и Бет жестом показала ему, о чем спрашивает.

— Да, и еще как!

— Тогда я пойду на кухню, взгляну, что они там приготовили. Надеюсь, не этот жуткий хаггис. — Бет содрогнулась, представив себе овечий желудок, набитый овсяной кашей и еще бог знает чем. Она бы нисколько не удивилась, узнав о том, что в него запихнули живого поросенка.

Несколько минут спустя Бет вернулась с подносом, на котором стояли две миски: одна с нарезанным кубиками жареным ягненком, вторая — с овсяной кашей. Накормив Дункана, она осторожно вытерла ему губы.

«О Господи, да он просто потрясающе красив!» — подумала Бет. Когда она сбрила ему бороду, под ней обнаружились четко очерченный рот и квадратный подбородок. А какие у него ресницы! Умереть можно! Длинные, густые. Бет вздохнула, нехотя признаваясь себе, что ее чувства вплотную подобрались к опасной черте — еще чуть-чуть, и она в него влюбится без памяти.

«Прекрати мечтать о том, чего никогда не случится, Бет, и взгляни на вещи здраво». Возможно, Дункан в конце концов почувствует к ней благодарность, но он никогда ее не полюбит. Кроме того, она должна вернуться из средних веков в свое время, где есть кофе, туалетная бумага, — Бет никак не могла привыкнуть к тому, чем приходится пользоваться сейчас, — и, главное, косметика, без которой она так страдает.

— Тебя что-то беспокоит? — вывел ее из задумчивости голос Дункана.

Она коснулась его лба, проверяя, нет ли температуры.

— Так. Ничего. Пора опять протереть тебя губкой.

Поскольку Дункан молчал, Бет приняла его молчание за знак согласия и принялась готовить кровать.

Когда она подоткнула ему под руки и ноги куски холщовой материи, чтобы не намочить постель, Дункан нахмурился. Окунув тряпицу в холодную воду, Бет принялась протирать ему лицо, постоянно чувствуя на себе его взгляд. Интересно, о чем он думает?

Она протерла ему шею, потом руки, но Дункан по-прежнему не проронил ни слова.

Понимая, что тянуть дальше нельзя — она и так уже достаточно медлила, — Бет спустила простыню, которой был прикрыт Дункан, до бедер и, чувствуя, что краска начинает заливать ее лицо, отвернулась.

Когда он лежал без сознания, она, протирая его, не стесняясь, касалась его тела в самых интимных местах, просто потому, что совершала необходимую процедуру; но сейчас красавец муж — правда, пока Дункана нельзя было назвать ее настоящим мужем — пристально смотрел на нее, прекрасно осознавая, где бродят ее руки.

Бет глубоко вздохнула. «Смелее, делай свое дело, — подбодрила она себя. — Если же он станет возражать, скажешь ему, что ты делаешь это ради его собственного блага, а потом попросишь его заткнуться».

Однако Дункан так и не проронил ни слова. Бет протерла его широкую мускулистую грудь и руки, затем приготовила еще один кусок ткани, чтобы протереть плоский живот, и осторожно взглянула на него.

Дункан пристально смотрел на нее сквозь полуопущенные веки, и вдруг губы его дрогнули в едва заметной усмешке.

Подозревая, что он едва сдерживается, чтобы не рассмеяться, Бет откашлялась и сделала серьезное выражение лица. Пусть уж он лучше думает, что ей не слишком нравится то, чем она сейчас занимается, чем заподозрит, что она сгорает от смущения. Ей впервые приходится дотрагиваться до его обнаженного тела, когда он находится в сознании, и это вызывает у нее волнующее ощущение, поскольку сейчас перед ней первый взрослый мужчина, тела которого она касается. До этого момента Бет никогда не доводилось этого делать, и она видела голого мужчину только в кино. Оказывается, в реальности это необыкновенно приятно, так что дух захватывает.

— Ну и как? — прошептал наконец Дункан.

Бет почувствовала, что краснеет, и прикусила нижнюю губу, лихорадочно размышляя, что бы ей ответить. «Если бы ты не был болен, я бы все отдала за то, чтобы провести хотя бы одну ночь в твоих объятиях?» Но разве такое скажешь?

— Отлично. Ты ведешь себя очень хорошо. Лежишь спокойно, не шевелясь.

На сей раз Дункан, уже не сдерживаясь, ухмыльнулся.

«О, дорогой, — мысленно взмолилась Бет, — ну почему бы тебе просто не закрыть глаза и не позволить мне закончить начатое? Я с тобой с ума сойду!»

Чувствуя, как у нее трясутся руки, Бет выжала тряпку, прерывисто вздохнула и положила ее на мускулистый живот мужа.

«Ты можешь это сделать, — мысленно убеждала она себя. — Черт подери, ты ведь занималась этим в течение пяти дней!»

Она провела рукой по нижней части живота, покрытой курчавыми волосами, и вдруг с ужасом заметила, что под простыней вырастает красноречивый бугор.

Боже правый! Что же это такое? Она не может остановиться! У Дункана температура, его необходимо обтереть холодной водой. А может быть, дело в простой реакции на эту самую холодную воду? Скорее всего так оно и есть. Не может быть, чтобы он так отреагировал на нее.

Убеждая себя не волноваться, Бет подошла к кровати и приподняла левую ногу Дункана. Пока руки ее скользили по ноге, она упорно смотрела на тряпку в руке. Однако когда несколько секунд спустя взгляд ее случайно упал на бугор, она едва сдержалась, чтобы не ахнуть: он стал еще выше.

Казалось, вся кровь прилила к ее щекам.

«Господи, если ты поможешь мне выпутаться из этого дурацкого положения, клянусь, я в жизни не скажу больше ни единого бранного слова!»

Глава 8

Дункан с изумлением заметил, что лицо его жены приобрело багрово-красный оттенок — ни дать ни взять разрезанная пополам свекла. Он смотрел, как она обтирает тряпочкой его тело, и с трудом сдерживал смех. Смеяться было нельзя вот почему: Бет наверняка смутилась бы, выскочила из комнаты и припустила наутек.

А какие у нее приятные руки — не менее приятные, чем прохладная вода, которой она с такой осторожностью обмывала его. Такие мягкие, ласковые, нежные — это весьма ценно для жены.

Жена… Как он не хотел жениться! А вот поди ж ты…

Дункан с облегчением понял, что вполне в состоянии с ней спать, поскольку ранение, нанесенной Элеонорой, никак не сказалось на его способности заниматься плотскими утехами.

Когда руки Бет нежно коснулись его бедер, Дункан закрыл глаза и едва сдержал уже готовый сорваться с губ стон. Если бы у него были силы, он бы притянул ее к себе и.с удовольствием занялся бы с ней любовью, хотя бы для того, чтобы удовлетворить желание, которое она сумела в нем вызвать.

Если бы сразу же после венчания он стал ее настоящим мужем, он бы предложил ей сейчас поласкать его своими потрясающими руками, которые с такой нежностью касаются его тела. Увы, об этом не может быть и речи. Так ему и надо, сам виноват в том, что медлил с тем, что неизбежно должно произойти.

— Дункан, пожалуйста, повернись.

Он открыл глаза. Лицо Бет было уже не таким свекольно-красным, однако нижняя губа казалась пунцовой — похоже, она до боли прикусила ее, — что выгодно подчеркивало цвет синевато-серых глаз.

— У тебя хорошие руки, жена, — ухмыльнувшись, заметил Дункан.

— Спасибо. — Она робко коснулась рукой его шеи и принялась массировать ее. — Ты не возражаешь?

Дункан послушно повернулся на правый бок и почувствовал, как от боли у него перехватило дыхание. Если бы Элеонора не была уже мертва, он отыскал бы ее и придушил голыми руками.

— Ш-ш, — прошептала Бет. — Пожалуйста, не напрягайся.

Надо же, а он и не заметил, что застонал.

Дункан вновь почувствовал на своем теле ее нежные руки, которые на сей раз прошлись по его спине»

Несколько раз прерывисто вздохнув, он наконец сумел расслабиться. Смочив прохладной водой его спину, Бет продолжала не спеша массировать ее круговыми движениями. Потом руки ее спустились ниже, добрались до поясницы, и он вновь почувствовал возбуждение. Когда же Бет прошлась руками по упругим ягодицам, Дункан не смог сдержать сладостного стона.

— Я сделала тебе больно? — Бет склонилась над ним.

— Нет. — Она способна довести его до смерти, но умрет он, уж конечно, не от боли. — Ты можешь рассказать мне какую-нибудь сказку, детка? — Быть может, ее странная манера разговора поможет ему отвлечься от грешных мыслей.

— Сказку?

— Ну да или балладу.

— Что ж, хорошо. — Руки Бет медленно спустились к его ногам.

О Господи, уж скорее бы она начала! Глубоко вздохнув, Бет наконец заговорила:

— Жила-была на свете девочка по имени Кейти. Родителей у нее не было. Она не знала, отчего они умерли и почему какая-то незнакомая женщина забрала ее из дома и сказала, что ей нужно будет найти новых маму и папу. Кейти не хотела никаких новых родителей, но она была храбрая девочка. Она не стала плакать, когда женщина привезла ее в приют… в дом для детей, у которых нет родителей. Ей сказали, что за ней придут новые родители, и она стала ждать. Прошло несколько лет, много раз ее показывали каким-то людям, но никто из них ее так и не забрал. Пролетели годы, взрослые забирали других детей домой, только за Кейти никто не приехал…

Голос Бет дрогнул, и Дункан, пристально взглянул жене в лицо. Она поморгала глазами и сделала ему знак отвернуться.

— В конце концов Кейти смирилась со своей судьбой, только стала мрачной и замкнутой.

Голос Бет вновь прервался, и руки замерли. «История, конечно, грустная, — подумал Дункан, — но все-таки почему она так остро переживает ее, словно все это произошло с ней самой?»

— Однажды приют закрыли, и Кейти отдали на воспитание чужим людям. Девочка не возражала. Она решила, что наконец-то обрела мать и отца. Но вскоре Кейти поняла, что ее поселили в доме только затем, чтобы она помогала своим новым родителям ухаживать за детьми. Она старалась изо всех сил, однако чувствовала, что они не любят ее. Они даже ни разу не обняли, не поцеловали ее. Она ходила в школу, потом возвращалась домой и возилась с детьми. И так день за днем. В конце концов она стала не нужна своим так называемым родителям. Дети выросли, новых больше не родилось, и приемные родители отдали Кейти в другую семью.

Дункан прекрасно понимал, какие чувства испытывала эта незнакомая девочка. Его и самого в десятилетнем возрасте отдали в семью Кемпбелла обучаться всем премудростям военного искусства, чтобы через несколько лет посвятить в рыцари. Он тоже чувствовал себя тогда очень одиноким. Его тоже не любили, зато щедро награждали шлепками, подзатыльниками и насмешками, но никто не обнимал и не целовал. И все-таки, по его мнению, рассказчица проявляла к этой Кейти чересчур много сострадания. Интересно почему?

Пока Дункан искал ответ на этот вопрос, Бет, смочив его икры холодной водой, принялась массировать их.

— Миссис Проктор, новая мама Кейти, была к ней добра, однако мистер Проктор при любой возможности пытался загнать ее в угол. В ту пору Кейти уже исполнилось двенадцать лет, и ее фигура начала приобретать округлые, женственные формы. Как-то раз, когда она вернулась домой, миссис Проктор отсутствовала. В доме был один мистер Проктор. Он попытался изнасиловать ее. Вне себя от страха, Кейти принялась бороться. Она заехала лампой ему по носу, а потом убежала. Впервые я… Кейти убежала из дома.

Ага! Теперь все понятно: Бет рассказывает о себе, догадался Дункан. Оставалось лишь надеяться, что негодяя поймали и повесили, а вместе с ним, как положено по закону, его собаку, лошадь и сокола.