Огни потушены. А тут еще мы подъезжаем на полной скорости. Ай, вот бы нам такую красотку! Мы чуть-чуть не столкнули ее в канал! Не говоря уж о том, что нам с Пьеро совсем не по душе ночные таинственные визитеры… Выжидаем. Пульс больше не бьется чаще 70 ударов в минуту… Осторожно вылезаем. Заглядываем в просвет ставен. Надо установить, кто к нам припер. Да еще без предупреждений? Именно сегодня вечером? Когда мы так спешим?.. Вздрагиваем: дверь отворяется. В дверном проеме появляется фигура мужчины с сигаретой, которого провожает Мари. Ее глаза, как фотовспышка, фотографируют нас. Она недосчитывает, конечно, Жака. Все четверо торчим в дверях. Никто не двигается. Молчание становится тягостным. Только тип улыбается, как жизнерадостный болван. Пора действовать, только надо расслабиться. В конце концов Мари рожает короткое объяснение: «Месье приехал из Мюлузы. Предлагает работу. Заменить заболевшую парикмахершу… Так жаль, мы как раз уезжаем». Действительно, говорю, как глупо. Мы с Пьеро переглядываемся. Потом смотрим на «мустанг». На такой тачке можно далеко уехать! Не то что на «диане». Но нам не до комментариев. Смотрим на типа. Еще один брадобрей. В хорошо сшитой двойке. «Вы холосты?» — спрашиваю его просто так… Он смеется, этот мудак. «Да… А что?» Потому что, старина! И не старайся понять. Холостяк, который не ночует дома, — нормальное дело! Придется воспользоваться твоей свободой! Тебе незачем возвращаться домой! Там никто не станет волноваться. А когда ты затрубишь тревогу, мы будем далеко. На альпийских лугах! Будем дышать горным воздухом! Мы пришлем тебе ящик эдельвейсов, чтобы украшать ими то тут, то там головки клиенток. Ты станешь родоначальником новой моды!

Должен признать, что на этот раз нам попался сговорчивый брадобрей. Не буду несправедливым к нему! В общем, так. Он позволил с собой обойтись, не сопротивляясь, как нам хотелось, попросив только, чтобы его поместили на что-нибудь мягкое. Мне, впрочем, показалось, что он вел себя чуточку подхалимски. И еще стал заливать. «У меня отличная страховка, — говорил. — Так что не беспокойтесь!.. Вы можете на машине даже врезаться во что хотите. Я застрахован „на все случаи жизни“. Кстати, знаете, что бы меня устроило?.. Если предоставится возможность, покорежьте ее передок. Мне пора его заменить, на нем полно царапин… Чтобы въехать в мой гараж, нужна большая ловкость. Каждый раз я задеваю одним крылом…» Нам плевать было на его кузов… Меня в машине интересует мотор. Я просто изнываю от любви к хорошим механизмам. Но тут уж меня решили побаловать! Какая коробка передач! Какая сила у мотора! Это изделие «форд-матч-1» было настоящим чудовищем, особенно по части поглощения километров. Только надо быть предельно осторожным на виражах. У машины поганая привычка кусать свой зад. Эти американцы не могли обойтись без этого! Впрочем, чего им бояться? У них ведь только автострады! А сколько жрет бензина! Стрелка буквально на глазах пропадает из виду. Вероятно, не менее пятидесяти литров на сто километров! Да… Далеко мы на ней не уедем. А ехать надо было быстро. Скорость — теперь моя главная забота. Быстрее уехать из Эльзаса с его трупным запахом.

Совершенно очевидно, что мы не можем останавливаться на любой заправочной с этой красной мордой. Денег у нас достаточно. С этой стороны все было нормально. Брадобрей был так любезен, что привез с собой 50 кусков. Но выставляться с такой машиной было бы неосторожно. «Хотите, проверю уровень масла? воды? давление в покрышках? протру ветровое стекло языком?» Естественно придет в голову и вопрос: «Откуда у таких молодых людей подобная игрушка?» Слесарь с заправки тотчас созвонится с фараонами и сообщит все детали. «Похоже, двигают на юг — юго-запад, в Альпы, через Безансон, Полиньи, Лонсле-Сонье…»

«Смоемся, пока пахнет жареным, — говорил я себе. — Смоемся по-быстрому. Пока не успели раззвонить». И вот, удобно устроившись на сиденье, я позволял себе всякие трюки высокого пилотажа. При этом набрасывался на виражи вне городов, оставляя позади собак при выезде из них, ослепляя всех фарами, не церемонясь с лесными насаждениями. Наша машина как бы представляла собой светящийся бурав, который пробивал себе путь в тоннеле со скоростью 10000 оборотов мотора в минуту. О нас могли подумать, что мы спасающиеся от преследования мальчишки или какие-нибудь богатые предприниматели. Внутри машины был полный комфорт. Она слегка проветривалась. Никаких толчков. Зеленый свет на приборной доске едва виднелся перед глазами. Плотный ковер на полу, зажигалка для сигары, регулируемый руль, регулируемые сиденья. Не регулировался только коэффициент шанса в жизни у одних людей по сравнению с другими. Почему моя мать не сделала ничего для того, чтобы я стал парикмахером? Вот наглядный пример. Моя мать вполне могла понравиться какому-нибудь парикмахеру. Во всяком случае, подумать над этой проблемой. Потом ей достаточно было бы пошептать ему на ухо, лежа в кровати, чтобы я тотчас стал учеником — с чаевыми и духами. Проклятие! Тогда бы я не оказался в нынешнем положении. Все это в отличие от Мари, которая не хотела заниматься парикмахерским делом. Я видел, как она лежит ничком на заднем сиденье. Мы нанесли ей страшный удар своим рассказом о блистательном успехе ее избранника. Складывалось впечатление, что ее ничто не интересует. Тщетно пытался я как-то ее встряхнуть.

— Не плачь, — говорил я ей. — Одного потеряла, десять нашла!

— Я не плачу, — отвечала она. — Просто мне на все наплевать.

— Ты любила его?

— Не знаю. Не успела понять. Он трахал хорошо, это точно. Но был какой-то примитивный…

— Отчего же так?

— Надо быть совсем без царя в голове, чтобы убить фараона, когда мы могли так прекрасно трахаться днем и ночью!

— Это не фараон, а надзиратель.

— Тем хуже…

Мне было больно смотреть на нее такую. Бедная девочка… А ведь если бы добрый папа «тик-так» повел себя иначе, Мари выросла бы совсем иной, была бы спасена, осталась бы чистой девушкой, послушной прихожанкой церкви Спасенных душ! Могла бы наплевать с улыбкой на магазин. Считалась бы цветком из Пьюи! А этот городок превратился бы в великолепную пристань мира, к которой мечтали бы причалить такие парни, как Пьеро, Жан-Клод или Жак, — при одном условии, что у нас испортятся часы и мы откроем дверь с перезвоном в нужном доме. Жизнь — скверная штука. Никто ведь не станет возражать по этому поводу. И все же ни с чем не сравнимый человеческий бриллиант подчас обнаруживается в груде дерьма. Обождите, дайте досказать! В нашем поспешном бегстве была ведь и хорошая сторона. Во-первых, наша Мари снова была с нами. Во-вторых, пора было нам самим устроить себе взбучку, вытащив даму с камелиями из кровати. До сих пор жили, как усыпленные. А теперь, едва подул ветер паники, мои шарики в голове пришли в движение. Во мне проснулся прежний борец. У которого снова пробудилось вдохновение.

Например, я придумал способ, как нам заправлять машину. Справедливости ради замечу, что брадобрей из Мюлузы был предусмотрительным владельцем. В багажнике мы нашли желтую тридцатилитровую канистру на колесиках, чтобы легче возить. Но, к сожалению, без единой капли горючего. Так вот что я придумал: когда в нашем поле зрения оказывалась залитая огнями заправочная станция, мы на полной скорости проскакивали ее. Притормозив через 500 метров, отправляли Мари, единственную среди нас, кто мог бы без страха предстать перед полицейскими, за горючим. На станции она говорила дежурному: «Понимаете, какая беда. Ужасно не повезло. Застряла на дороге без капли бензина!» И возвращалась с 30 литрами. Мы катили еще часок до следующей заправочной. Таким образом, на всем нашем пути Мари осталась в памяти многих заправщиков, восхищенных ее появлением среди ночи. Эти ребята обычно весьма бдительны. Но ее они готовы были проводить до места. Словом, никто не мог похвастаться, что видел красный «мустанг». Как и вереница водителей грузовых машин. И вот почему. Мы проносились мимо них как ветер. И не давали им при этом очухаться. В наших ноздрях лишь оставался запах их брезентов, быков и ящиков с андивами[10]. Нас вполне могли сбить какие-нибудь «Ван Бранели» из Антверпена или «А. В. Коттбус» из Дюссельдорфа. Но в самый последний момент их тяжеловозы исчезали, и снова перед нами была дорога. Я лишь мимолетно показывал им свой зад и красные фонари циклопа. И, все! Мы шли со скоростью 130-150 км/час. Пока брадобрей освободится от веревок, мы сумеем пересечь всю Францию с пальцами в носу…

Рассвет застает нас в Бур-ан-Бресс. Между Рон д'Эн и Морестеном. Мари уснула. Сбрасываю скорость на виражах, чтобы не разбудить ее. Мы миновали Гренобль, смешавшись с толпой рабочих-велосипедистов. Там на стоянке и обменяли машину. Такая мера предосторожности была необходима.

Повсюду уже было полно психопатов в рубашках, готовившихся к великому отъезду. У всех багажники были утрамбованы до упора. Они даже, вопреки распорядку, цепляли на них сигнальные лампы. Детки сносили вещи, которые оттягивали им руки. Из окон поглядывали сучки — кто в сорочке, кто в костюме, кто в парике, кто в особой марке дорогого бюстгальтера с лайкрой. Мы же бродили на малой скорости, ища подходящую машину.

Едва увидев перемазанного мазутом верзилу, промывающего свечи, я сказал себе: «Вот что называется инстинктом охотника».

Торможу немного подальше.

В своем зеркальце вижу, как он опускает капот и садится за руль. Затем слышу, как начинает урчать мотор, как тот жмет и отпускает газ. Удовлетворенный, парень вылезает, оставляя мотор работать на холостых. Затем поднимает глаза к фасаду дома.

— Мадлен!

В окне седьмого этажа появляется купальник. Поблекшая кожа, бигуди.

— Я готова!

Папаша проверяет часы.

— Не более пяти минут!

— Ты посмотри только, — отвечает она, — в каком виде твоя рубашка.

— Что такого в моей рубашке? — спрашивает тот, выпятив грудь. — Господи, какой я мудак!

— Поднимись! — кричит жена. — Я отчищу.

Вот именно! Отправляйся-ка почиститься, грязнуля. Тем временем Пьеро, как угорь, пробирается за руль твоей урчащей машины. Достаточно выжать первую скорость, как она тотчас отъезжает. Замечательное зажигание! Все классно отлажено! Твоя «Р-16», вся набитая вещами и чемоданами, потрясная штука!

Пьеро следует за мной в Гренобль. Я вывожу его на шоссе в Шамбери. Когда машина останавливается с пустым баком, я, поддерживая еще не проснувшуюся Мари, пересаживаюсь в его «рено».

Делаем разворот, чтобы запутать следы. Возвращаемся в Гренобль. Я словно слышу, как идут переговоры по радио: «Пекари вызывает синюю „омегу“. „Форд“ обнаружен с пустым баком… Вероятно, следуют в Женеву через Аннесси… Или в Шамони через Альбервиль… Установить заслоны».

Мы же мчимся в сторону Безансона по 91-му шоссе. Проезжаем. Уже можно и посмеяться. Наугад колесим по бесконечным долинам. Съедаем ту еду, которую отпускники приготовили для дорожного пикника: сандвичи, бананы. Они все предусмотрели. Даже полный бак бензина. Маленький «рено» бежал довольно шустро. К тому же так приятно ехать на французской машине. Мы взбирались все выше, кружили, становилось все менее лесисто и все более каменисто. Перевал мы миновали при великолепной погоде. Но Мари было совершенно наплевать на многовековые кедры над нашими головами и на снежные бляшки вдоль дороги. Она с недовольным видом дремала.

— Ты спишь?

— Нет.

И мрачно смотрела на все из-под опущенных век.

— Полюбуйся на ледники, по крайней мере, — язвительно сказал я. — Ты ведь так хотела все это увидеть!.. Вот они! Как раз напротив!

— Лучше трахните-ка меня, мне надо кое-что выяснить…

И начинает расстегивать платье.

— Да, Мари… Сейчас же…

Нет ничего лучше, чем перепихнуться после бессонной ночи, после пережитых волнений. Мы любимся на обочине дороги среди пышных елей. Сменяя друг друга, методически и не спеша делаем свое дело, прибегая к уловкам, которые в альпийских условиях только усиливают ощущения. И будто само собой даем ей кончить раз, два, три раза, как взрослой девушке. Откинувшись в засохший овечий помет, она шепчет: «Если бы вы знали, как мне хорошо! — и хищно сжимает зубы. — Какое сильное наслаждение в области зада я испытываю. И как помогают моему оргазму все эти горы вокруг!» Мы получаем свою долю удовольствия. Но она — только благодаря нам! Нам!.. Спасибо, Жак, за то, что ты настроил инструмент! Какой подарок ты нам сделал! Сожалеем, что плохо о тебе думали. Прости нас, братишка!..

После одиннадцати, не спавши, мы двинулись дальше.

Останавливаем выбор на станции, которая нам понравилась. На щите написано: «Катайтесь на лыжах по-французски в Фруад-ле-Нивель». В любом случае пришлось остановиться, здесь оказался тупик, дальше дороги не было.

Кругом ни одного шале. Только дома, эдакие кубики из серого бетона, какие встретишь и в Тулузе, и в Мюлузе. Разница лишь в том, что эти забрались высоко в горы. Они были того же цвета, что и мачты с инертно висящими на них проводами. Ни одна птица на них не сидела! Ну и еще были тут грейдеры, бетономешалки и рабочие в желтых касках, сновавшие в этом дьявольском грохоте со стальными брусьями на плечах.

У Мари не было сил продолжать поездку и вообще куда бы то ни было ехать. Пришлось оставить ее в зеленоватом снэк-баре посреди скопища людей, пришедших пожевать кускус[11]. Бар назывался «За веревку».

— Не двигайся с места, — сказал я ей. — Жди спокойно. Мы только обследуем окрестности и постараемся найти тихое местечко в горах.

Мечтали мы о пастушьей хижине. Но кругом были одни камни. Все тропинки вверх заканчивались камнями. Никакого жилья. Ничего. Только плавающий в небе орел словно ждал нашего прихода. А машина, вынужденная взбираться вверх на первой скорости, дымила, как локомотив. Самое было время бросить ее! Я столкнул ее в пропасть. Она разбилась, издав красивый звук, эхом отозвавшийся в окрестных горах. В этих местах фараонам вряд ли удастся ее отыскать, ведь здесь — конец света, планета Марс. Спускаемся на цыпочках, скользя на камнях, и добираемся до нашей симпатичной станции. Строителей уже нет — рабочий день кончился. Забираем Мари, которая начала психовать, слушая без конца песни Ум Кальсум[12]. Я говорю ей, что мы уезжаем отсюда. «Лучше давайте трахаться. Самое приятное дело!» И тут, проходя мимо большого кооперативного магазина под названием «Альпийская звезда», обнаруживаем на странице приклеенной газеты «Дофине» наши портреты. Мы с Пьеро снова стали «звездами». На сей раз попали на первую полосу. С Жаком посредине, в лучшем виде. Опять все начинается сначала, и никак нельзя прекратить эту историю. Заголовок «Убийцы образцового надзирателя!» звучал подобно фанфарам. Не хватало только суммы вознаграждения за поимку. Кажется, Мари действительно была права: нам не оставалось ничего лучшего, как воспользоваться ее телом.

Посылаем ее купить газетенку, которая так хорошо информирована, которая такая объективная, такая привлекательная для масс. Радость чтения вкушаем в набитом рабочими автобусе, на котором спускаемся в долину — навстречу домам, трехзвездным тюрьмам. Газета служила нам ширмой в тех случаях, когда глаза какого-либо араба приглядывались к нам особенно настойчиво.

Новости выглядели довольно диковинно… Жак находился в больнице в тяжелом состоянии. Вместо того чтобы не выводить его из комы, эти идиоты врачи совершили чудо, чтобы он мог поскорее оказаться в кутузке. Мы же из-за револьвера проходили по делу как соучастники убийства. Эти окаянные ищейки быстро связали разные события. Мы стали опасными людьми, нападавшими на парикмахеров, готовыми якобы на все врагами общества.

— О том, чтобы ты осталась с нами, не может быть и речи, — объявляю Мари, когда мы высаживаемся в Гапе. — Мы слишком заразны. Воспользуйся шансом: ты не имеешь прав на газетную сенсацию.

— Но надолго ли это, — отвечает она. — Мюлузский брадобрей уже успел навонять, наговорив обо мне все, что угодно. Я в полном дерьме вместе с вами.

— Дура ты несчастная! Ты ведь не приходила к надзирателю. Ни в чем не замешана. Никому не сделала зла. Можешь вполне рассказать им, что тебя принудили… Доставь нам удовольствие и сматывайся. Возвращайся в Пьюи к родителям!

— В самый сладостный момент в жизни? — спрашивает она. — Да ни за что на свете!

Мы занимались ею почти всю ночь. Как одержимые. Похоже, что страх утраивал наши силы. Чем больше мы себя изматывали, тем меньше уставали. Более того: догадывались, что скоро нам будет не до желаний. Словно чувствовали приближение сумерек. Мы трахались, как приговоренные к повешению. Особенно хорошо это шло на искусственной коже новой тачки. Далеко, кстати, не худшей в нашем послужном списке: это была древняя «15 СВ» фирмы «ситроен». Единственная, которую нам удалось быстренько стибрить на стоянке в Гапе. Дьявольская оказалась находка. Сцепление кренилось набок, амортизаторы готовы были отдать душу. Что касается руля, то он выглядел чемпионом в танце шимми, которым все так увлекались в 30-е годы. Пока я старался как-то держать его в руках, Пьеро трахал на заднем сиденье Мари, и мои бедные уши страдали от барабанной дроби их ног. Мы больше не обсуждали, как срезать вираж. Я ехал со средней скоростью 60 км/час. Когда же позади меня наступала тишина, я тормозил. Измотанный Пьеро садился за руль, а я занимал его место в объятиях Мари. И мы двигались дальше.

Находясь на заднем сиденье 15-й, ожидая заслонов, обыска и мотоциклистов-полицейских, я как мог лучше обрабатывал Мари. А она в свою очередь щедро одаривала меня, несмотря на толчки и удары по голове. Иногда фары проезжавших машин освещали ее глаза, рот и белокурые волосы. Как завороженный, я старался запомнить это для будущего карцера. Бедра Мари, задницу Мари, талию Мари, Мари в состоянии блаженства, Мари изогнувшуюся, Мари отдающуюся… Голые плечи, протянутые руки, растрепанные волосы, блестящие зубы. Все это охранники и надзиратели не смогут у меня конфисковать. Даже роясь в моих внутренностях, даже выщипывая мошонку. Все это не отнять, ясно? Эти кадры останутся со мной. Пригодные для моего собственного фестиваля! Все классические произведения я смотрю по заказу! Можете избивать меня, можете загнать в яму. Вам не справиться со мной! Сегодня мне показывают «Последнюю мазурку», и я не намерен пропустить ее! Обожаю трагические страсти!..

Баден-Баден, Монте-Карло! Все эти роскошные европейские центры начинают трещать по швам. Сверкают люстры! Крутятся рулетки. Револьвер приставлен к виску! Гремит, выстрел, какая-то балерина скрывала свой возраст… На влажном матрасе мне никто не нужен! В особенности не нужны посылки, письма, свидания. Не отрывайте меня от просмотра. Я наедине со своими бесстыдными героинями в полумраке камеры. Мой череп лопается от сладострастной музыки… Но когда я думаю, что ты, Мари, гниешь в одной из клетей, значит, все пропало, мое кино ничего не даст. Я больше ничего не увижу, ничего не услышу, это ад, я измучен. У меня остались только ложки, гвозди, отвертки, чтобы продырявить сердце, желудок, мозг… Из жалости послушайся нас, Мари! Тебя умоляют Пьеро и Жан-Клод. Ведь ты так хороша! Я не могу представить тебя в камере, с номером на спине, без зеркала, накладных ресниц, без духов. Что за кавардак! Ты должна блистать в лучах теплого света, ужинать при свечах, флиртовать у камелька, любить на шкурах, зарывшись в свои локоны. А кто будет трахать тебя в тени влажных камней? Кто поможет тебе утолить жажду? Кто будет ночью и днем выхаживать тебя во время болезни, кто станет давать нужные капли, без которых ты заболеешь снова?..

Я пытался поговорить с ней, убедить. «Мы высадим тебя… Около вокзала, отеля… Наши пути расходятся, пора прощаться… Теперь, когда мы тебя вылечили, делай что хочешь». — «Я бы очень хотела, чтобы ты помолчал, — отвечает истеричка. — Ну и манера у тебя разговаривать! Занимайся любовью молча и не пытайся все предусмотреть. Доверься моему женскому инстинкту! У меня подчас бывают видения, и я редко ошибаюсь… В тюрьму мы не попадем!»

В конце концов мы начинаем верить в ее вариант счастливого конца… Мы избегнем их металлических браслетов. Оккупационные силы не справятся с нами, 15-я петляет по горам, следуя по забытым старым дорогам… Минуем брошенные всеми места, куда почта давно не приходила, где ее даже не разносят. Спим в лесочке на мху, пахнущем лавандой.

Влюбленные куда сильнее, чем прежде, едем дальше. И попадаем в пробку. У всех, оказывается, родилась одна и та же идея — съехать с национального шоссе. Тут уж негде прятаться. Дорога полна людей, пользующихся оплаченными отпусками! Ну двигайте же! Гудите! Обгоняйте!.. Пользуемся возможностью полюбоваться пейзажем, который, может, больше не увидим. Бездельничаем, слоняемся, шутим… Не приставайте: тут едут молодожены! Они обвенчались инкогнито, без цветов и белой фаты. Извините за отсутствие торжественности!.. Это не мешает нам ворковать!.. Новобрачной на это наплевать. Она расходует силы на виду у всех. Протри глаза, мастер автогонок!.. Можете бросить нас в одиночки! Это принесет нам счастье! На Венецию нам наплевать. Наша гондола — «ситроен». Я веду ее с помощью кормового весла среди потока отпускников. Очень сожалею, подружки-автостопщицы, ничем не могу помочь! Машина на карантине! Можете заразиться! По искусственной коже сиденья бегают сперматозоиды. Первая, кто из вас сядет, сразу забеременеет. Эй, Пьеро, погляди-ка на этих севших за стол пентюхов! Двойной ряд пикникующих, прижатых к хромированным частям своих разогретых машин. Они распивают теплые соки и пожирают взятые продукты, хотя в нескольких метрах есть свежая еда, идиллическая тень под живописным мхом, ручеек. Так нет же! Они предпочитают клевать на жирной бумаге теплую и мягкую пищу, горчицу и яйцо с запахом бензина. Проезжает автобус, обдавая их выхлопными газами. Но они все равно запивают дешевым красным вином. Когда они уедут, придется срывать дерн. На большом шоферском балу я предпочитаю подпирать стену!..

— Мне надоело ехать, — говорит Мари. — Я задыхаюсь в этой коробке, у меня белье прилипает. Может, остановимся где-нибудь, где есть вентиляция, чтобы я немного подвигалась.

Тотчас соглашаемся. Всегда готовы, когда речь идет о завтраке. Ничто нас не гонит, ведь так? Мы даже не знаем, куда ехать!

Отваливаем с набитого машинами шоссе. Едем по тенистой проселочной дороге, затем по лесной. В двух шагах от давки — пустыня, начало человеческой эры. А мы все углубляемся в нее и углубляемся!

Скажи пожалуйста! Что это? «ДС». С номером из северного департамента. Вот черт, 21-я модель с дизельным мотором… Не грязная… Скажу даже, весьма привлекательная… И брошенная вот так, среди леса? Конечно нет! На полянке вокруг складного столика сидит семья и закусывает… Папа, мама и взрослая дочь… Премилые люди! Которые и мухи не обидят… Любители природы… Чувствую, что мы найдем общий язык…

— Может быть, остановимся тут? — предлагаю.

— Идеальное место, — говорит Пьеро.

Вылезаем из нашей тачки. «ДС» притягивает нас, просто нет сил! Подходим как завороженные!

Прекрасная машина. С ключами на сверкающей приборной доске.

Папа-мама наблюдают. Чувствуется, что у них нет ни малейшего желания подружиться с нами. Вялый взгляд девчонки, которая жует кукурузный хлеб. Шестнадцать лет, круглые глаза девственницы, а за желтой майкой два внушительных полукружия.

Они испытывают глухое беспокойство. Завтрак прерван. Мы отравляем им аппетит.

— Чего вы нашли такого в моей машине? — спрашивает мужик, проглотив наконец еду.

— Она меня завораживает! — отвечаю. — Оторваться не могу!

Пикникующий папаша бледнеет. Только девчонка бесстрастно жует. Я бы даже сказал, что в ее глазах появился лукавый блеск.

В конце концов выступает мама и делает это не без достоинства.

— Вероятно, вы хотели бы разделить с нами трапезу?

— Нет, спасибо, — отвечаю… — Мы без церемоний… Если бы нам это доставило удовольствие, мы бы не отказались.

— Тогда что вам угодно?

— Понимаете, мы вспомнили одну глупейшую историю с машиной…

— У вас есть своя! И оставьте нас в покое!

— Хорошо, хорошо, мы уходим…

Мы оставляем святое семейство продолжать двигать челюстями. И возвращаемся к нашему старому славному «ситроену». Чтобы открыть багажник, вытащить домкрат, ручку и тотчас вернуться обратно, улыбаясь, — мол, привет, это опять мы. В руках у нас оружие.

Они вскакивают, как обвиняемые в своем боксе. Ну так и есть! Они в полной панике. Вспоминают все прочитанное в газетах о головорезах, подонках, малолетних злодеях, о преступном безумии. Кадыки так и ходят ходуном.

— Послушайте, — бормочет мужик. — Вы что, собираетесь сделать глупость?

Его дочка покатывается со смеху:

— У меня такое впечатление, что да.

Мать испепеляет ее глазами:

— И тебе смешно?

— Немного.

— Жаклин!

— Ну что особенного! Продолжим поездку в их машине!

Жаклин… Жаклин… Что-то знакомо это имя… Откуда? Почему? Когда?..

— Мадемуазель очень точно сформулировала проблему, — говорит Мари, выступая вперед в качестве дипломата. — Речь идет о простом обмене. Нашего драндулета на ваш лимузин… Идет?

— Это 15-я модель «ситроена», — добавляет Пьеро. — Согласитесь, как забавно получается. Вы все равно остаетесь верны «ситроену». Небольшой рывок назад во времени, и вы за рулем предка вашей «ДС».

Мужик бросается к машине. Я преграждаю ему дорогу домкратом.

— Осторожно! — поясняю ему. — Это очень твердая вещь… От нее бывает больно… Особенно если бьют по голове.

— Я вам запрещаю прикасаться к моей «ДС»!

Жаклин ласково берет его под руку.

— Плевать нам на твою «ДС», — говорит она ему спокойно… — Машина — это только машина. И какое имеет значение, если будет другая? Папа, послушай меня. Погода отличная, начались каникулы, сегодня вечером мы заснем у берега моря, я провалила экзамен на бакалавра. Чего еще надо? Жизнь прекрасна!

Отец отвечает ей оплеухой. И довольно сильной.

Жаклин это приходится не по вкусу.

— Несчастный мудак! — орет она. — Ничтожество, получеловек! Меньше чем ноль! Инженеришка несчастный! Знаешь, что скажет тебе твоя единственная, твоя дорогая дочь? Что ей все обрыдло! Что всему конец! Я не поеду в Пила, на вашу милую дачку. Играйте в волейбол, теннис, ловите креветок, совершайте прогулки, но без меня! Я смываюсь!

Невероятно! Никогда не видел людей, столь потрясенных услышанным. Раскрыв рты, эта пара родителей так и замерла на месте. Признаюсь, я сам был ошарашен. Жаклин из Пила? Все вставало на свое место! До меня донесся даже запах, прелестный запах надушенных бикини. От этой разгневанной маленькой особы нельзя оторвать глаз. Тем более что она с умоляющим видом подходит к нам.

— Увезите меня, — говорит. — Будьте хорошими. Уедем в «ДС» стариков. С ветерком! Я больше не могу жить с ними! Я задыхаюсь, я чахну! Мне ясно: если я не порву с ними, то задохнусь! Сжальтесь и позвольте вдохнуть свежего воздуха. Я не стану вам мешать.

— Мы не можем, — отвечает Мари материнским тоном. — Нам жаль, но, уверяю тебя, это невозможно. Было бы преступно завлекать тебя туда, куда мы едем…

— Вы не оставите меня одну с ними! Теперь это невозможно! Я сожгла мосты!

Проблема. Ответственность. Советуемся молча. Чувствуем, как на нас давит гигантская надежда.

— Ладно, — говорит Мари. — Мы тебя немного покатаем. И высадим где-нибудь. Чтобы ты как-то прожила там, мы оставим тебе денег.

— У них с собой двести тысяч франков, — добавляет Жаклин. — В сумочке мамы.

Пьеро подходит к той с заводной ручкой. Бабки появляются без всякого сопротивления. И мы залезаем в «ДС» — девки сзади, парни — впереди.

— У тебя красивая майка, — говорит Мари. — Она от Кашарель?

— Нет. От Мэри Квант… У меня еще такая же синяя.

В зеркальце я вижу, как совершенно убитые двое стариков исчезают среди зелени. Но мы ведь оставили им «ситроен». Особенно меня радует другое. Мне очень хотелось бы увидеть их рожи, когда они обнаружат роспись на стенах своего домика в Пила.

Четырнадцать часов . Какое удовольствие вести такую машину. Мигалка заблокирована, клаксон включен, мы все время обгоняем других, делая зигзаги, забираясь в очередь, а потом внезапно вылезая из нее под носом у противника, который лает на нас во все горло. Идущий навстречу транспорт слепит меня всеми фарами. Берегитесь, банда старперов! Они думают, что я играю со смертью, хотя на самом деле обсуждаю с ней, как расслабиться, положив локоть на окошко, два пальца на баранку, третьим я щекочу переключатель скоростей. Нога моя еле касается тормоза, легко жмет на газ, я почти не касаюсь его. Я в совершенстве владею этой машиной, в то время как девки позади превратили помещение в будуар.

— Сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— Ты уже трахалась?

— Нет…

— О-ля-ля! О-ля-ля, бедняжечка! Не может быть!

— Может.

— Какая неприятность! Что вы думаете, ребята? Как можем мы ее отпустить в жизнь с таким недостатком!

— Весьма опасно! — говорит Пьеро.

Четырнадцать тридцать . В стороне от дороги кустарник. Целая поляна маков. Мы устраиваем спальное место из кресел машины.

— Я снимаю все?

— Можешь оставить тапочки.

Надо признать, что на свете одни действия более приятны, чем другие. Какое удовольствие, когда можешь пожертвовать собой ради ближнего!

— Больно?

— Ничуть!.. Ничуть…

Все проходит отлично. Мари изучает карту дорог. В ее глазах зависть. Всему виной два полукружия девочки. Надо сказать, что они великолепны.

Семнадцать часов . Все кончено. Мы с Пьеро устроили ей концерт. Она была очень довольна… Мы ее одеваем, причесываем, отдаем все родительские деньги, это принадлежит ей. Я говорю: «Будь осторожна. Дорога в ста метрах. Можешь поднять палец». И оставляем под деревом, улыбающуюся и счастливую.

— Не знаю, как вас отблагодарить.

— Не стоит того…

А сами поспешно отъезжаем, срезаем дорогу, ведь от волнения выглядишь таким мудаком! В зеркальце вижу, как она машет рукой. Мы ведь не сделали ничего дурного. Теперь у этой малышки есть прочные основы для дальнейшей жизни.