Итак, традиционное определение знания выделяет в качестве его необходимых и достаточныхусловий: (1) наличие соответствующего убеждения, (2) истинность этого убеждения и (3) его обоснованность. Эта точка зрения считалась общепринятой и практически не подвергалась сомнению влоть до появления в 1963 году статьи Эдмунда Гетье под весьма примечательным названием «Является ли обоснованное истинное убеждение знанием?» Эта небольшая статья (всего 3 страницы!) оказала существенное влияние на ход развития аналитической теории познания в ХХ столетии. Можно даже утверждать, что она решающим образом изменила характер и содержание дискуссий по проблеме знания. Вот как описывает эту ситуацию Джон Поллок:
      «В период, непосредственно предшествовавший публикации поворотной статьи Гетье „Является ли обоснованное истинное убеждение знанием?“, этот анализ <знания как обоснованного истинного убеждения> принимался фактически каждым исследователем в области эпистемологии. Затем Гетье опубликовал свою статью и в одночастье изменил направление развития эпистемологии».
      В статье, о которой идет речь, строятся два эффективных контрпримера для традиционного определения знания, убедительно показывающие, что условия (1) – (3) являются необходимыми, но отнюдь не достаточнымиусловиями знания. Иными словами, Гетье демонстрирует, что возможны случаи, когда мы располагаем обоснованным истинным убеждением, которое, тем не менее, не образует знания.
      Анализ Гетье опирается на следующие положения. Во-первых, обоснованное убеждение – каким бы надежным не казалось его обоснование – в некоторых случаях вполне может оказаться ложным (см. выше пример с геоцентрической моделью Птолемея). Во-вторых, если убеждение Аявляется обоснованным и из А логически следуетубеждение В, то Втакже является обоснованным. Общая схема контрпримеров, которые приводит Гетье, такова. Предположим, некто, например Х обоснованно убежден в том, что имеет место А, но при этом Авсе же является ложным (хотя Х уверен в обратном). Представим себе, что Х логически корректным образом выводит из своего убеждения Ановое убеждение В. Ясно, что Х будет убежден в том, что имеет место Ви при этом обоснованность этого нового убеждения будет ничуть не ниже, чем обоснованность убеждения А(что обеспечивается процедурой логического вывода). Теперь предположим, что высказывание В, в силу некоторого случайного стечения обстоятельств, оказывается истинным. Тогда имеем: Х обоснованно убежден, что Ви Вявляется истинным. То есть, выполняются все три условия традиционного определения знания. Тем не менее оказывается, что в этом случае мы далеко не всегда можем утверждать, что Х знает, что В!
      Сконструируем конкретный контпример, следуя принципиальной схеме, предложенной Гетье. Для этого вернемся к уже рассмотренному выше случаю с авторством романа «Два капитана». Предположим, г-н Х никогда не читал этот роман и более того – никогда о нем не слыхал. Однажды Х идет в книжный магазин, видит там последнее издание романа «Два капитана» и покупает его. Книга вышла в очень солидном государственном издательстве, имеющем многолетнюю историю и в высшей степени солидную репутацию, что касается качества полиграфии, редактирования, корректуры и т.п. Раньше Х довольно часто покупал книги этого издательства и он полностью уверен в профессионализме его работников. Однако предположим, что из-за ужасной ошибки и грубого недосмотра, на обложке и во всех выходных данных экземпляра романа, купленного г-ном Х, в качестве его автора обозначен В.Катаев. (Ошибка была в скорости замечена и все бракованные экземпляры были изъяты из продажи, но Х об этом не знает!) Таким образом, г-н Х, конечно же, будет убежден в следующем:
      (а) Автором романа «Два капитана» является Катаев.
      Это его убеждение будет вполне обоснованным (хотя и ложным!). В самом деле, трудно себе представить более надежные свидетельства в пользу данного убеждения, чем те, которыми располагает г-н Х. Пусть теперь г-н Х логически корректно выводит из убеждения (а) новое убеждение:
      (б) Фамилия автора романа «Два капитана» начинается на букву "К".
      Ясно, что убеждение (б) ничуть не менее обосновано, чем убеждение (а). Более того, высказывание (б) оказывается, к тому же, истинным! Итак: г-н Х имеет обоснованное истинное убеждениев том, что фамилия автора романа «Два капитана» начинается на букву "К", однако все равно мы не можем утверждать, что Х знает, что фамилия автора романа «Два капитана» начинается на букву "К". Истинность убеждения (б) есть результат случайного совпадения начальных букв двух фамилий, поэтому (б) не образует знания.
      Выше, когда рассматривался вопрос, почему недостаточно определять знание просто как истинное убеждение, обращалось внимание на недопустимость принятия в качестве знания положения, которое оказывается истинным благодарая простому эпистемическиму везению. Предполагалось, что именно условие обоснованности позволит исключить такого рода нежелательные ситуации. Однако, как показывают контрпримеры Гетье, это условие само по себе далеко не всегда блокирует разрушительное для знания действие фактора эпистемического везения.
      Таким образом, мы сталкиваемся с проблемой, которая и получила название проблемы Гетье: как следует модифицировать традиционное определение знания, чтобы избежать трудностей, связанных с подобными контрпримерами? И если традиционное определение знания как обоснованного истинного убеждения является недостаточным, то какого рода определение может и должно быть предложено вместо него? Проблема Гетье вызвала оживленную дискуссию, которая не завершена до сих пор. Было выдвинуто множество разнообразных предложений, направленных на преодоление этой проблемы, но пока нельзя сказать, что проблема получила окончательное решение. Тем не менее, большинство исследователей сходятся на том, что поскольку стандартные условия (1) – (3) оказываются недостаточными, то традиционное определение знания должно быть расширено за счет дополнительного, четвертого условия, которое предотвратило бы проблемы, связанные с контрпримерами Гетье. Но что это должно быть за условие?
      Рассмотрим кратко некоторые из таких возможных дополнительных условий.
      (4) Убеждение в том, что имеет место А, не должно быть выведено ни из какого ложного утверждения (то есть, знание не может быть основано на ложном убеждении).
      Это условие является, так сказать, «непосредственной реакцией» на контрпримеры Гетье и его принятие действительно блокирует их. Однако, оказывается, что могут быть сконструированы другие контрпримеры, в которых не задействуются никакие процедуры вывода, но которые достигают аналогичного эффекта. Пусть, например, Х видит мяч, кажущийся ему красным, и на этом основании Х считает, что мяч является красным. Пусть этот мяч действительно красный, то есть убеждение Х является истинным и, по-видимому, вполне обоснованным. Но предположим, что незаметно для Х мяч особым образом освещен, так что, даже если бы он не был красного цвета, он все равно казался бы красным. В этом случае, нельзя утверждать, что Х знает, что мяч красный, несмотря на то, что он имеет об этом обоснованное истинное убеждение, которое к тому же не выведено ни из какого ложного утверждения. Более того, данное убеждение получено не путем какого-то логического вывода, а в результате непосредственно эмпирического наблюдения. Тем не менее, оно оказывается истинным только по счастливой случайности – здесь мы опять сталкиваемся с эпистемическим везением и условие (4) не предотвращает его.
      (4() Убеждение Адолжно быть каузально детерминированотем фактом, который делает Аистинным.
      Принятие этого условия характерно для каузальной теории познания. В соответствиии с этой теорией, например, я знаю, что на столе лежит книга, если книга действительно лежит на столе и этот факт причинным образом (путем воздействия на мои органы зрения) обуславливает соответствующее мое убеждение. В целом эта теория представляется слишком узкой. Сомнительно, чтобы все наше знание в самом деле каузально вызывалось конкретными фактами. Не вполне ясно также, как средствами одного лишь каузального объяснения может быть обосновано знание общих высказываний и, тем более, априорное знание.
      (4(() Субъект Х имеет убедительные доводыв пользу А, такие что если бы Ане имело места, то Х не располагал этими убедительными доводами.
      Это условие, опять же, хотя и предотвращает контрпримеры самого Гетье, все же не срабатывают в других случаях, например в случае с освещенным красным мячом, рассмотренным выше. Тот факт, что Х видиткрасный цвет мяча является конечно же убедительным доводом в пользу убеждения, что мяч красный. Однако в данном примере, даже если бы мяч был не красный, Х все равно бы видел красный цвет (в силу особой освещенности мяча).
      (4((() Не существует никакого истинного высказывания В, такого что если бы оно было добавлено к множеству убеждений субъекта Х, то его убеждение в том, что имеет место Аперестало бы быть обоснованным.
      Однако и для этого условия были построены опровергающие его контрпримеры.
      Подводя итоги, можно сделать вывод, что никакая современная концепция знания не может игнорировать проблему Гетье, которая служит своеобразной «лакмусовой бумажкой» адекватности любой такого рода концепций и их объясняющей силы.
      «Многие современные эпистемологи считают, что пробема Гетье является эпистемологически важной. Целая ветвь эпистемологии занята поисками точного понимания природы – к примеру, существенных компонентов – пропозиционального знания. Точное понимание пропозиционального знания предполагает анализ такого рода знания с точки зрения проблемы Гетье. Таким образом, эпистемологам необходимо надежное решение проблемы Гетье, каким бы сложным это решение не оказалось».

      В качестве эффективного инструмента реконструкции и анализа теоретико-познавательных контекстов и проблем обычно используется особый вид интенсиональной логики – эпистемическая логика. Это направление современной неклассической логики было инициировано пионерской работой Я.Хинтикки «Знание и убеждение» (1962). Основная идея этой работы заключается в интерпретация понятий знания и убеждения как особого рода (эпистемических) модальных операторов, которые добавляются к языку обычной классической логики. Хинтикка, в частности, использует операторы Ка (для знания) и Ва (для убеждения), где выражения Ка ри Ва робозначают утверждения " азнает, что р" и " асчитает (полагает, убежден, думает), что р" соответственно. "Здесь аесть имя некоторого лица, личное местоимение или, возможно, конечное описание некоторого человека, а ресть независимое повествовательное предложение". В дальнейшем изложении, чтобы избежать излишней технической детализации, мы будем использовать эпистемические операторы без явной ссылки на конкретного субъекта познания (т.е. индекс абудет опускаться); при этом всегда неявноподразумевается наличие некоторого фиксированного субъекта. К розначает тогда "(некто) знает, что р" (или просто " ризвестно"), В р– "(некто) полагает, что р". Иногда наряду с операторами знания и убеждения вводятся и другие аналогичные эпистемические операторы, например для «сомневается», «опровергает» и т.п.
      Аппарат эпистемической логики позволяет ставить и успешно решать задачи выявления формальных (логических) свойств операторов знания и убеждения (а значит и соответствующих понятий), формулировки аксиом, выражающих эти свойства, и установления взаимосвязи между данными операторами и понятиями. При этом активно задействуются результаты философского анализа понятий знания и убеждения. Начнем с оператора убеждения. Для этого оператора, дополнительно к аксиомам классической логики, можно принять следующие постулаты:
       В1.В( р( q) ( (В р( В q). (Каждый должен быть убежден в истинности всех следствий принимаемых им допущений.)
       B2.B p( (B( p. (Невозможно одновременно быть убежденным в истинности какого-нибудь высказывания и его отрицания – рациональный субъект не должен принимать противоречия.)
       B3.B p( BB p. (Если некто считает, что р, то он также убежден в том, что он так считает.)
       B4.(B p( B(B p. (Если некто несчитает, что р, то он должен быть убежден в том, что он так не считает.)
      Первые два постулата говорят о том, что мы имеем здесь дело не с дескриптивным, а с рационализированным понятием убеждения. Это понятие выражает не фактические убеждения того или иного конкретного субъекта в том или ином конкретном случае, а принципы, которым должны подчиняться рациональные убеждения вообще. Последние два постулата выражают то обстоятельство, что мы не можем ошибаться касательно того, в чем мы убеждены, а в чем – нет. Субъект всегда имеет определенность относительно высказываний о собственных убеждениях.
      Перейдем теперь к оператору знания. Для этого оператора обычно принимаются следующие основополагающие постулаты:
       K1.K p( p. (Если высказывание известно, то оно истинно; знание высказывания влечет за собой его истинность.)
       K2.K( р( q) ( (K р( K q). (Если известно, что высказывание pвлечет за собой высказывание q, а также известно p, то известно и q)
       K3.K p( KK p. (Если некто знает какое-то высказывание, то он также знает, что он это знает.)
      Во многих системах эпистемической логики принимается следующее правило вывода, которому должен подчиняться оператор знания: Если высказывание рявляется доказанным, то доказанным является и высказывание К р(правило «навешивания» оператора знания). Согласно этому правилу, познающий субъект знает все теоремы логики ( логическое всеведение). Это, конечно, довольно сильная идеализация, к тому же небесспорная. Имеется обширная логико-философская литература, посвященая обсуждению этого принципа и рассмотрению различных доводов за и против его принятия.
      Следующей важной задачей является установление взаимосвязи между операторами знания и убеждений. Эта взаимосвязь, в основном, фиксируется посредством следующего постулата:
       KB1.K p( B p. (Если некто знает, что р, то он также считает, что р.)
      Постулаты К1 и КВ1 отражают то понимание, что необходимыми условиями знания высказывания являются как его истинность, так и убежденность в нем со стороны некоторого субъекта. В некоторых системах эпистемической логики эти условия считаются также и достаточными, в результате чего получаем следующее определение знания:
       Определение 1.К р( В р( р. (Некто знает, что р, если и только если он убежден, что ри рявляется истинным.)
      Несмотря на то, что, как было показано в предыдущем параграфе, с философской точки зрения это определение является явно неполным, его вполне можно использовать для целей логического анализа в качестве рабочего определения. Если же ввести дополнительный «оператор обоснованности» – J p(читается как " рявляется обоснованным"), то можем сформулировать следующее определение знания как обоснованного истинного убеждения:
       Определение 2.К р( В р( J p( р.
      Перечисленные постулаты делают возможным формальный анализ понятий знания и убеждения в рамках определенной системы аксиом. Такой анализ осуществляется в ходе доказательства новых теорем. В качестве примера, покажем, как доказывается теорема, выражающая невозможность противоречивости знания: К р( (К( р. В скобках после каждого шага доказательства дается обоснование данного шага.
      1. K p( B p(постулат КВ1)
      2. B p( (B( p(постулат В2)
      3. K p( (B( p(из 1 и 2 по транзитивности)
      4. K( p( B( p(частный случай постулата КВ1)
      5. (B( p( (K( p(из 4 по контрапозиции)
      6. K p( (K( p(из 3 и 5 по транзитивности).
      То есть, если некто знает, что р, то неверно, что он знает ( р– нельзя одновременно знать как р, так и ( р, что и требовалось доказать.
      Другая интересная теорема, устанавливающая связь между понятиями знания и убеждения, непосредственно следует из постулатов К3 и КВ1: K p( ВK p. Эта теорема по существу говорит о том, что если мы что-то знаем, то мы обязательно должны быть убеждены в самом факте нашего знания.
      Философское значение эпистемической логики заключается также в том, что сама постановка вопроса, следует ли принимать в качестве аксиом те или иные эпистемические формулы, способна стимулировать обсуждение соответствующих эпистемологических проблем, в частности проблемы философского обоснования соответствующих эпистемологических принципов. Так например, из вышеприведенных аксиом нельзя вывести следующие формулы: В p( КВ pи (В p( K(В p, которые утверждают, что если мы в чем-то убеждены или не убеждены, то сам факт наличия или отсутствия этого убеждения должен быть нам известен. Можно было бы рассмотреть возможность принятия этих формул в качестве дополнительных аксиом. Это, однако, требует предварительного содержательного оправдания данных принципов.

      Спор о реальности или нереальности «внешнего мира» вообще и объектов познания в частности, известный как спор между представителями реализмаи его противниками и имеющий очень солидную философскую традицию, занимает также видное место в современной аналитической философии и эпистемологии. Следует отметить, что на ранней стадии развития аналитической философии, прежде всего во взглядах раннего Витгенштейна и представителей Венского кружка (Карнап), довольно распространенной была позиция, объявлявшая такого рода спор и его исходный вопрос просто бессмысленным, беспредметным и разделяющим в этом отношении судьбу остальных «метафизических псевдовопросов». Однако примерно в тоже самое время Мур и другие представители британского крыла аналитической философии восприняли этот вопрос вполне серьезно, посвятив много усилий «опровержению идеализма» и отстаиванию «здравого смысла».
      Говоря максимально обобщенно, любая версия реализма утверждает «объективное» существование определенного рода сущностей, и в зависимости от характера этих сущностей можно вести речь об онтологическом (метафизическом), теоретико-познавательном, научном, математическом, этическом и т.п. реализме. При этом, в основе любой разновидности реализма лежит онтологический реализм, предполающий принятие двух следующих онтологических тезисов:
      (1) Имеется непустая область объектов, называемая «внешним миром», элементы которой «реально» существуют.
      (2) Эти объекты существуют, обладают различными свойствами и находятся в различных отношениях друг к другу независимоот чьих-либо ощущений, суждений, убеждений, мыслей, языковой практики, концептуальных схем и т.п.
      Итак, всякий реализм имеет как минимум два аспекта:
      "Во-первых, это утверждение о существовании. Столы, камни, луна и так далее, существуют, точно также как и следующие факты: бытие стола в качестве квадратного, бытие камня как состоящего из гранита, бытие луны в качестве шарообразной и желтой. Второй аспект реализма ... касается независимости. Тот факт, что луна существует и является шарообразной не зависит ни от чьих слов или мыслей, когда-либо высказанных или подуманных по этому поводу".
      Как уже было сказано, существует множество разновидностей реализма. Так, если утверждается независимое от сознания существование таких абстрактных объектов как множества, числа, общие понятия, то тогда мы имеем дело с понятийным реализмомили платонизмом; если речь идет о том, что основные научные понятия представляют действительно существующие объекты и процессы, то имеет место научный реализм; если же принимается объективное существование моральных норм и ценностей, то налицо – этический реализм. «Наивный» реализмрассматривает, в качестве реально существующих, совокупность обычных «макроскопических» предметов окружающего нас мира. Теоретико-познавательный реализмдобавляет к вышеупомянутым онтологическим тезисам еще один, так называемый эпистемологический тезис:
      (3) Реально существующие и образующие «внешний мир»объекты могут быть предметом человеческого опыта и познания.
      Можно отметить, что хотя эпистемологический тезис и предполагает принятие обоих онтологических тезисов, вполне возможно принять тезисы (1) и (2) без того, чтобы разделять тезис (3). Примером здесь может служить трансцендентальный идеализм Канта, с его признанием объективного существования «вещи в себе», которая, тем не менее, не может быть дана нам в качестве предмета познания.
      Вообще, позиция, противоположная реализму, может быть сформулирована по-разному, в зависимости от того, отрицается у тех или иных сущностей «модус существования» или же «модус независимости от сознания». Так, например, номинализм, инструментализм и ряд других аналогичных течений, отвергают первый онтологический тезис. Позиция же, отвергающая второй онтологический тезис, обычно называется идеализмом, классическим представителем которого был Беркли, утверждавший, что все без исключения предметы имеют ментальную природу и являются идеями нашего сознания. В современной философии идеализм берклианского толка давно уже вышел из моды, и в аналитической философии отрицание тезиса (2) обычно принимает форму семантического антиреализма, который был выдвинут и особенно интенсивно разрабатывался в работах Майкла Даммита.
      Но прежде чем перейти к более подробному рассмотрению концепции Даммита, остановимся на некоторых общих моментах, характерных для спора между реалистами и их оппонентами. Прежде всего важно отметить, что в чистом виде, как реализм, так и его противоположность встречаются довольно редко. Как правило, эти позиции проявляются в виде определенной тенденции. Кроме того, многие философы являются реалистами относительно одних сущностей и антиреалистами – относительно других. Например, Рассел занимает довольно отчетливую позицию метафизического реализма и платонизма, когда в «Проблемах философии» утверждает существование особого «мира универсалий». В то же время, в его теории познания явно проявляются идеалистические элементы, когда он требует сводимости всякого знания к знанию по знакомству, а последнее основывает на знакомстве с нашими чувственными данными. Далее, несмотря на то, что на первый взгляд кажется, что реализм выражает точку зрения здравого смысла, критическое рассмотрение позволяет выявить в нем ряд слабых мест, на которые и обращают внимание его противники. Прежде всего, это проблемы эпистемологического характера. В самом деле, если мир совершенно не зависит от нашего сознания, то как вообще возможно адекватное знаниеоб этом мире? Аналогичная проблема может быть поставлена касательно взаимоотношения языка и мира: если предполагается, что выражения языка призваны обозначать (представлять, описывать) явления, предметы, факты и т.п. внешнего мира, то каким образом обеспечивается и как вообще возможна такого рода репрезентативная связь между ними? Здесь мы сталкиваемся с проблемой репрезентации. Поэтому реализм часто обвиняют в том, что он, по крайней мере в тенденции, ведет к скептицизму, так как реалистическая позиция неизбежно означает разрыв между сознанием и миром.
      Сравнительно недавно спор между реализмом и антиреализмом вновь вышел на передний план, благодаря работам Даммита, в которых он попытался перевести дискуссию из области метафизики в область семантики и философии языка. Такого рода «переключение» является типичным для аналитической философии. Не в последнюю очередь это достигается за счет переформулировки самой исходной проблемы в семантических терминах. Даммит начинает с того, что определяет (и, по существу, вводит) понятие семантического реализмаи дает характеристику его основных принципов. Затем он подвергает эти принципы критике и противопоставляет этой позиции свою концепцию семантического антиреализма. В целом, в семантической интерпретации Даммита, основное расхождение между реализмом и антиреализмом лучше всего может быть охарактеризовано не как спор о существовании или несуществовании тех или иных сущностей, а как спор об определенных семантических свойствах определенного класса высказываний. Даммит пишет:
      «Я характеризую реализм как положение, в соответствии с которым утверждения, входящие в обсуждаемый класс, обладают объективным истинностным значением, независимо от наших средств его познания: они являются истинными или ложными в силу реальности, существующей независимо от нас. Антиреализм противопоставляет этому точку зрения, что утверждения обсуждаемого класса могут быть поняты только через отсылку к такого рода вещам, которые мы рассматриваем в качестве основания для утверждений этого класса».
      Итак, в результате «семантического переосмысления», проблема реализма смещается в плоскость прояснения условий истинноститого или иного предложения (или класса предложений). При этом как реалисты, так и антиреалисты практически не расходятся в трактове эффективно проверяемых высказываний. Проблема возникает только тогда, когда речь заходит о предложениях, условия истнности которых невозможно установить в принципе. Например, в случае неразрешимых предложений математики, или утверждений, проверка истинности которых потребовала бы задействовать процедуры, заведомо превосходящие все мыслимые человеческие способности. Типичным примером такого рода утверждений являются некоторые высказывания о далеком прошлом, вроде следующего: «Миллион лет назад данный участок земли был покрыт льдом». Про такие высказывания говорят, что они имеют «реалистские условия истинности», то есть условия истинности, которые принципиально «выходят за пределы всякого возможного распознавания» (или обоснования). Но даже относительно таких предложений реалист, в отличие от антиреалиста, утверждает, что они обладают определенным истинностным значением, пусть мы никогда и не узнаем, каким именно.