— Пока не надо, — Мейтланд сел и рукой указал на бродягу.-Я хочу, чтобы он принес свою кровать.
— Куда? Он же не будет спать с нами.
— Сюда. Попроси его принести ее сюда. И еще я хочу, чтобы он построил мне убежище. Я расскажу ему, как это сделать.
Через два часа Мейтланд лежал в маленьком шалаше, ржавом павильоне, который Проктор соорудил из фрагментов брошенных автомобилей. Стенами служили двери, составленные полукругом и 160 связанные между собой оконными стойками. Сверху была примитивная крыша из двух капотов. Мейтланд уютно устроился у открытого входа и с удовлетворением наблюдал, как Проктор завершает сборку. Бродяга принес Мейтланду не только свою кровать, но и два стеганых одеяла, после чего уложил его в постель и аккуратно укрыл. На некоторых автомобильных дверях виднелись надписи, сделанные пальцем Проктора, но Мейтланд решил их не трогать.
— Он хорошо поработал. — Джейн расхаживала вокруг павильона, в то время как Проктор бегал туда-сюда. Она курила самокрутку, вполглаза поглядывая в сторону автострады, от которой хижину Мейтланда отгораживала высокая трава и развалины флигелей. — По крайней мере, не хуже большинства дешевых домов, что нынче строят. Вижу, ты настоящий архитектор.
Она прислонилась к автомобильной двери и разговаривала с Мейтландом через окно, опустив стекло.
— Ты собираешься тут ночевать?
— Нет. Это мой… летний домик.
— А что с вином? Дать ему сейчас?
Проктор терпеливо сидел рядом на корточках, вытирая старым полотенцем пот на лице. Он держал в руках смокинг, словно не решаясь надеть его в страхе вызвать раздражение Мейтланда. Его взгляд был прикован к бутылке вина в руках у Джейн. Мейтланд указал на заброшенную кассу:
— Скажи ему, пусть подождет там. Чтобы мне его не видеть.
— Он здорово для тебя потрудился.
— Джейн…— Мейтланд жестом велел ей отойти. На его истощенное тело падал красный свет заходящего солнца. — Он больше меня не интересует.
Мейтланд взял у нее бутылку, поднес к губам и стал пить, не отрываясь и почти не ощущая вкуса этого мерзкого пойла. Он восседал на кровати в глубине ржавого павильона, словно нищий вождь кочевников пустыни перед своим бесплодным царством. Он уже преодолел усталость и голод и достиг того состояния, когда законы психологии и система физических потребностей и рефлексов приостанавливаются. Глядя на красный диск солнца, садящегося за жилые кварталы, он прислушался к шуму машин. Застекленные стены сверкали в вечерних -лучах, и казалось, что шум машин тоже исходит от солнца.
Мейтланд наклонился вперед и, пристально глядя на дальнюю оконечность острова, протянул вино Джейн Шеппард. На краткое мгновение перед ним мелькнула знакомая фигура седовласого старика с мотоциклом, идущего по восточной полосе. Заходящее солнце осветило седые волосы, и в просвете между двумя потоками машин показался мотоцикл. Мейтланд попытался снова отыскать его, но автомобили забили все пространство на автостраде, и он отказался от этой попытки. Ему вспомнилось давешнее чувство страха, когда он впервые увидел старика. Теперь же, наоборот, этот призрак его ободрил.
— Проктор все ждет вина.
Девушка стояла перед ним с бутылкой в руках и грозно раскачивалась. Вина оставалось меньше половины, и до Мейтланда дошло, что Джейн последние десять минут стояла рядом и пила. Когда она пребывала в пьяной эйфории, молчать становилось опасно.
— Ты дерьмо. Умираешь? Не умирай здесь. Мейтланд смотрел, как она раскуривает сигарету. Джейн картинным жестом отбросила назад волосы, мешая Мейтланду любоваться заходящим солнцем.
— Все надеешься отсюда выбраться? А я тебе скажу: ничего не выйдет. Ты воображаешь, что можешь просто лежать здесь и целый день думать. Никому нет дела, о чем ты думаешь. Ты… ты сам — никто.
Мейтланд отвернулся от нее, смутно слыша ее голос, гремящий в сгущающихся сумерках. Он не сомневался, что его тело больше не усваивает съеденного и выпитого — вино холодным озером лежало в желудке.
Чтобы привлечь его внимание, девушка дала ему оплеуху.
— Кого ты теперь собираешься ненавидеть? — грозно спросила она. — Что-то ты разборчив. Ты унижаешь меня таким разговором. Поверь мне, я разбираюсь в кроватях лучше тебя. По-моему, ты вшивый пожилой зануда, и я не собираюсь платить по твоим вонючим счетам. Боже — да ты ненормальный. Слабоумный.
Мейтланд повернул голову, глядя, как она расхаживает перед павильоном и произносит речи для себя самой. Она раскачивалась под какую-то музыку у себя в голове, и он понял, что она с кем-то разговаривает.
— Я не собираюсь прыгать вокруг этого тупицы, я ухожу. Не важно, так будет лучше. Давай сохранять хладнокровие, и завтра во второй половине дня мы расстанемся. Да, это действительно прекрасная музыка. Послушай, мне вовсе не надо кому-то там понравиться. Это пройденный этап. Не будь ребенком. Как хорошо, что между нами все кончено. Я не хочу больше никогда тебя видеть. Считаю, что наши отношения закончены. Пожалуйста, не звони мне.
Пожалуйста, не вмешивайся в мои профессиональные отношения. Это прекрасная запись. Великолепная для полового акта. Обязательно когда-нибудь попробуй.
В моменты прояснения она смотрела на Мейтланда в красноватом освещении и узнавала его, пока новый приступ гнева не помрачал ее сознания. — Ты сам выдохся, малыш. Слава богу, скоро ты уйдешь из моей жизни. Тебе бы следовало жить на восточном базаре. Я так тебя любила, а ты все изгадил. Всего двенадцать часов, и тебя не будет. Кому нужны отношения? Ты мне уже надоел. Ты в детстве никого не любил и не знал привязанности. Сегодня ночью не нужно насилия. Здесь много милых детей. Почему же ты такое дерьмо? Эта вонючая американка. Она шлюха. Такая принципиальная. Она такая блестящая. Я знаю…
Ее голос затих. Она пошарила по земле, пытаясь найти выроненную бутылку, а когда нашла, с криком запустила ею в Проктора, который в меркнущем свете сидел на корточках у кассы. Бутылка ударилась о деревянные ставни, и осколки заблестели, как безумные глаза.
Проктор поднимал осколок за осколком и обезображенными губами слизывал с них вино. Мейтланд безучастно слушал молодую женщину, а она начала упрекать его в неразборчивости, словно сама верила, что это он был отцом ее умершего ребенка. Мейтланд встал и шагнул к ней. Отведя ее сильные руки, он притянул ее к себе и стал успокаивать и утешать ее, отодвигая с ее лица мокрые волосы. Когда Джейн успокоилась, Мейтланд подвел ее к входу в подвал.
Они вместе сели на кровать в теплой комнате. Джейн закашлялась в ладонь, ее глаза прояснились. Придя в себя, она твердо сказала Мейтланду:
— Слушай, тебе нельзя больше здесь оставаться. Ты же просто мешок с костями. И твоя голова… Тебе нужно к врачу. Я сейчас же позвоню твоей жене, они приедут и заберут тебя сегодня вечером…
— Нет, — Мейтланд спокойно взял ее за руки. — Не звони ей. Понимаешь?
— Ладно, — неохотно кивнула она. — Послушай, отдохни здесь этой ночью, а завтра я помогу тебе выбраться на дорогу. Мы положим тебя в больницу.
— Хорошо, Джейн. Мы останемся вместе. — Мейтланд положил руку ей на плечо. — Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что я на острове.
Она устало прильнула к его груди.
— Проктор хочет уйти. Он просил меня взять его с собой.
ГЛАВА 23
трапеция
Вскоре после рассвета первый солнечный луч блеснул сквозь бетонные опоры виадука. Опираясь на железный костыль, Мейтланд двигался по центральной низине. Ковыляя по неровной земле, он рыскал по высокому откосу зорким взглядом егеря, выслеживающего сбежавшего браконьера.
Целый час он патрулировал остров, и его рваные брюки промокли от росы. Когда по автостраде прошел последний ночной грузовик, Мейтланд присел у запертой двери логова Проктора и стал разглядывать спутанные тени и геометрические фигуры, образованные дорожными знаками и проводами, стойками фонарей и бетонными стенами. На западной полосе мелькнула одинокая легковая машина, и он помахал ей костылем. Несмотря на все неудавшиеся попытки вырваться с острова, его не покидала надежда, что какой-нибудь водитель все-таки остановится ради него.
Мейтланд оставил убежище и побрел навстречу выглянувшему под виадуком солнцу. В пятидесяти ярдах от проволочной ограды он от удивления разинул рот и уронил костыль в мокрую траву.
Посередине пустынного пролета остановилась ремонтная машина. Над бетонной балюстрадой виднелась лишь крыша водительской кабины и раздвижная платформа, но Мейтланд уже представил, как рабочие вскоре перелезут через край, чтобы отремонтировать нижнюю часть пролета, где бетонные секции начали крошиться. С балюстрады свисала строительная люлька с перекинутыми через перила тросами, и петля одного из них болталась всего в шести футах над землей.
Ошеломленный появлением автомобиля, Мейтланд стал нащупывать свой костыль и осипшим голосом инстинктивно издал крик о помощи. Над балюстрадой мелькнули головы — водитель и двое рабочих направились к другой ремонтной машине, стоявшей в трехстах ярдах впереди.
Дрожа от возбуждения, Мейтланд поднял костыль и поспешил вперед. Шагах в десяти от него в густой траве за его спиной метнулась какая-то фигура в черном. Споткнувшись о ржавый лист оцинкованного железа, Мейтланд обернулся и узнал Проктора. Бродяга бежал вперед, подняв над головой руки. Под смокингом виднелось акробатическое трико. Перепрыгивая через лежащие в траве старые покрышки, он несся к веревке, висевшей в шести футах от земли.
— Проктор! Оставь!
Сжав костыль, Мейтланд заковылял навстречу, колотя им по земле в попытке отпугнуть Проктора. Но старый акробат уже подпрыгнул, схватился за висящую петлю и, перехватывая руками, полез вверх. Его мощные руки ходили как поршни, а ноги обвивались вокруг свободного конца веревки скользящим захватом.
Едва не потеряв дар речи от страха, Мейтланд ударил костылем по качающейся петле. Если Проктор уйдет, девушка вскоре тоже покинет его. Он не сомневался, что ее вчерашнее предложение вызвать помощь было не более чем уловкой. Взобравшись на откос, она исчезнет, и за ней тотчас же последует бродяга, а, оставшись один, сам он протянет на острове от силы несколько дней.
Проктор взобрался на балюстраду. Подтверждая опасения Мейтланда, он с хитрой ухмылкой посмотрел на него сверху. — Проктор! Спускайся!
Подтянувшись на сильных руках, бродяга перекинул ноги через балюстраду и осмотрел пустынную дорогу. Помахав рукой Мейтланду, он размотал привязанные к строительной люльке удерживающие тросы и опустил деревянную платформу на ее стальную раму, потом ухватился за тросы, прикрепленные к лебедке в ремонтной машине, перешагнул через балюстраду и прыгнул в люльку.
Когда Проктор стал спускать люльку на землю, Мейтланд понял, что бродяга вовсе не собирался от него улизнуть — он лишь пытался помочь ему выбраться. По-прежнему стараясь поразить Мейтланда ловкими акробатическими трюками на трапеции, он стал раскачивать люльку из стороны в сторону.
— Отлично, Проктор…— пробормотал Мейтланд себе под нос. — Ты меня поразил. А теперь спускайся.
Но Проктору было уже не до него. В двадцати футах над землей он раскачивал люльку все сильнее и сильнее. В каждом движении его мощного тела сквозила уверенность. Он сорвал с себя смокинг и швырнул вниз, на кружившуюся внизу землю, а потом профессиональным переворотом выскочил из люльки на пике ее размаха и повис на сильных руках, ухватившись за металлическую раму. Вытянув ноги перед собой, он толкал люльку вперед, а на пике следующего размаха разворачивался в воздухе, перехватывал руки и гнал ее в другую сторону. На его сморщенном лице застыла детская улыбка.
Сверху, с дороги, донеслись голоса. Хлопнула дверь кабины. Через мгновение завелся двигатель ремонтной машины. Вися на раскачивающейся люльке, Проктор растерянно посмотрел вверх. Петли прикрепленного к лебедке троса натянулись и побежали вокруг его плеч. Мейтланд махал бродяге костылем, сигнализируя, что пора соскакивать. Ремонтная машина тронулась; водитель и не подозревал, что в прикрепленных к лебедке петлях запутался человек.
Водитель нажал на газ и переключил скорость. Прежде чем Проктор успел высвободиться, его дернуло вверх и оторвало от люльки. Тросы обвились вокруг него, затягиваясь на поясе и на шее. Обвязанный, как туша на скотобойне, он повис над люлькой и, дрыгая ногами в попытке освободиться, стал спиной вперед подниматься в воздух.
Ремонтная машина набирала скорость, шум мотора заглушал крики Мейтланда. Проктор беспомощно висел, а машина наверху, двигаясь вперед, тащила его к ближайшей бетонной опоре. Когда его тело ударилось о нее, раздался тяжелый шлепок — как боксерской грушей по массивной колонне. Потеряв сознание, Проктор повис на сдавившей его шею веревке. Его тащило в воздухе вдоль виадука, пока тросы не зацепились за угловатую раму указателя направлений.
Послышался треск рвущихся канатов. Ремонтная машина поехала дальше, а тело задушенного Проктора упало на свалку под виадуком.
ГЛАВА 24
спасение
Был час пик, и по автостраде ехали машины. Над островом раздавался громкий рев моторов. Защищенные высокой травой, Мейтланд и Джейн Шеппард сидели у тела Проктора. Позади них, словно спины каких-то древних животных, горбились крыши бомбоубежищ.
Проктор лежал на спине, его лицо и плечи были накрыты одеялом в розочках, которое Джейн взяла у него в логове. Легкий ветерок приподнял верхний угол одеяла, открыв часть лица. Мейтланд наклонился и поправил потертую ткань.
Джейн, отдуваясь, вытерла руки о траву. Волочить тело через остров было нелегко. Ее лицо оставалось бледным, а острые скулы и лоб выпирали под кожей, как ножи. Она коснулась Мейтланда, словно сомневаясь в том, что он ей ответит.
— Я сейчас ухожу, — сказала Джейн. — Полиция скоро будет здесь. Мейтланд кивнул:
— Да, тебе пора уходить.
— Я в этом не замешана — это ваши с Проктором дела.
— Конечно.
— Что ты собираешься с ним делать?
— Похороню. Найду где-нибудь лопату. Джейн ткнула Мейтланда в плечо, пытаясь его растормошить:
— Тебе нужна какая-нибудь помощь? Если не возражаешь… ненавижу похороны.
— Не возражаю…— Ввалившиеся глаза Мейтланда смотрели сквозь грязь на его лице, — Просто оставь меня здесь.
— Что ты собираешься делать? Тебе нельзя оставаться.
— Джейн, я хочу уйти отсюда своим путем. Она пожала плечами и встала на ноги.
— Просто мы говорили, что уйдем вместе… Поступай как знаешь. — Она с отвращением посмотрела на Проктора. — Наверное, это был сердечный приступ. Жаль — в общем-то он был неплохим акробатом. Как насчет еды? Может, тебе что-нибудь принести?
— С этим все в порядке. Еда здесь есть.
— Где? — Джейн проследила за его взглядом и увидела проволочную изгородь. — По-моему, тебе все-таки не следует тут оставаться. Я помогу тебе подняться по откосу, и мы возьмем такси. — Не дождавшись ответа, она затеребила его за плечо: — Послушай! Я. вызову помощь! Они будут здесь через полчаса!
Мейтланд четко и ясно проговорил в последний раз:
— Джейн, не надо вызывать помощь. Я покину остров, но сделаю это в удобное для себя время. — Он достал бумажник и вынул из него комок грязных купюр. — Бери все, мне они не понадобятся. Но обещай, что никому не скажешь, что я здесь.
С гримасой сожаления она отклонила деньги, отряхнула колени и пошла мимо бомбоубежищ к подвалу кинотеатра.
Через десять минут Джейн ушла. Мейтланд смотрел, как она взбирается по откосу примыкающей дороги, и понял, что у нее не было никакой тайной тропы
— с чемоданом в руке девушка поднималась прямо по склону, выбирая знакомые точки опоры. Вот она перешагнула через ограждение, а через минуту рядом остановилась машина, взяла ее и смешалась с грузовиками и автобусами.
Когда через час полиция так и не появилась, Мейтланд решил, что Джейн сдержала слово. Он поднял лопату, которую девушка перед уходом бросила к его ногам, и, оставив костыль, пополз по траве, нащупывая путь вытянутыми руками и ощущая усиление вибрации травы на пути к церковному двору.
К тому времени, когда Мейтланд закончил похороны, утро уже было в полном разгаре. Он выбился из сил, перетаскивая тело бродяги, и лег на кровать в своем павильоне из дверей, глядя на проезжающие по автостраде машины. Проктора он похоронил в земляном полу склепа и расставил вокруг могилы металлические предметы из «ягуара», галоши, баллончик от аэрозоля и прочие подарки, которые делал бродяге.
Несмотря на напряжение и хроническое недоедание, Мейтланд ощущал прилив физических сил, словно в его организме заработали скрытые резервы, расходуя накопившуюся за долгие годы энергию. Его нога была вовсе не так страшно покалечена, как ему казалось, и даже немного двигалась в тазобедренном суставе, так что скоро можно будет передвигаться без костыля. Мейтланд был рад, что теперь нет ни Проктора, ни девушки. Их присутствие выводило наружу нежелательные свойства его характера, качества, противоречащие задаче примирения с островом.
Кроме этой вновь обретенной уверенности в себе Мейтланд заметил и охватившее его тихое торжество. Он спокойно лежал в дверном проеме своего павильона, понимая, что теперь он действительно один на острове и что он останется здесь, пока не сможет выбраться собственными силами. Мейтланд сорвал с себя остатки изодранной рубашки и лег, подставив голую грудь теплому воздуху; яркое солнце оттеняло его выпирающие ребра. Он уже не чувствовал реальной необходимости покинуть остров, и одно это уже подтверждало, что он установил над островом свое господство.
По автостраде двигалась полицейская машина, напарник водителя вглядывался в высокую траву. Надежно укрытый в своем павильоне, Мейтланд подождал, когда она проедет, а потом встал и окинул остров хозяйским взглядом. Голова кружилась от голода, но Мейтланд ощущал спокойствие и сохранял полное самообладание. Еды себе он наберет из-за ограды — и, возможно, в память о старом бродяге оставит символическую порцию у его могилы.
Через несколько часов стемнеет. Мейтланд подумал о Кэтрин и о сыне. Скоро он их увидит. Надо поесть, а потом придет пора отдохнуть и подумать о том, как выбраться с этого острова.
