1. Нубия, Ипермек, храм Льва

 
      В городишке Севене, где дома и храмы крепко сидели на возвышенной части острова Неб, было не так душно – широкие рукава Хапи, обтекавшие остров, смягчали жару, словно уносили с собой, по течению. Отвесные стены речных берегов сближались настолько, что земли для посевов у их оснований не хватило бы и муравьям, а далее к югу долина реки сужалась еще сильнее, отмечая первый порог.
      Зухос ленивым взглядом обвел храмы из белого известняка и красного гранита, отороченные темной перистой полосой высоких пальм. Он почти на месте. Он стоит у Врат Юга. Остается всего ничего – подняться за четвертую ступень порогов, в страну Нуб, и там, в храме Льва, добыть последний ключ… И откроются ему великие тайны, доселе хранимые в Хи-ку-Дхаути, и обретет он величайшее могущество, и весь род человеческий обратит в своих подданных… Зухос счастливо улыбнулся, и бегом спустился по лестнице, ведущей с холма к южной оконечности острова, где стояла толпа его слуг.
      – Семь и семь раз к ногам моего владыки припадаю я! – низко склонился Торнай, порываясь пасть ниц.
      Остальные слуги повторили его движение. «И впрямь ляпнуться готовы!» – подумал Зухос.
      – Грузимся! – буркнул он, и слуги бросились к пристани, где покачивались три иму, прогулочные лодки. Одолеть пороги на прежней барке было делом невозможным.
      Люди быстро расселись и ухватились за весла. Зухос залез в иму последним, устроился под навесом, и дал отмашку. «Ну, за четвертым ключом!» – подумал он.
      Торнай затянул песню, и все гребцы ее подхватили:
 
      Хе-хо! Хе-хо!
      Наши весла бьют о волны.
      Хе-хо! Хе-хо!
      Нос иму взрезает воду.
      Хе-хо! Хе-хо!
      Наш корабль стремится к цели.
      Хе!
 
      Вот и первый порог. Побелевшая, словно от бешенства, вода с ревом катилась под уклон, разбиваясь между черных скалистых островков на хлещущие брызгами потоки. Жернова!
      Слуги поспрыгивали в воду и руками проволокли иму по вырубленному в граните каналу, пока не выбрались на чистую воду. И потянулись дни пути. Ве-сельщики выкладывались по полной, но течение великой реки пересиливало греблю.
      Миновав четыре гигантские фигуры Рамзеса, по тридцать локтей каждая, попарно стерегших вход в пещерный храм, иму вышли ко второму порогу. Здесь, на изрытых скалистых берегах острова Уронарти, стояла крепость, а где-то там, на востоке, между горами и пустыней, ворочают камни «охотники на крокодила»… Там им и место, убогим! Зухос с удовольствием отпил вина, щурясь из-под навеса на блистающие гребешки волн. Хорошо!
      Проследовав мимо еще четырех крепостей, иму вышли на крутую излучину, и на фоне береговых утесов забелел городишко Гем-Атон. Здесь и заночевали, ибо утром их ждал третий порог, длинная стремнина, сразу за концом излучины, где Хапи, бурля у подножий крутых утесов темного песчаника, резко менял направление русла. Эти пороги задержали путников на четыре дня, а четвертые – на все пять.
      Долина реки сузилась, она будто усохла в знойном мареве, но иногда разливалась гладкими сверкавшими озерами, окаймленными зелеными щетками тростников. Повсюду из воды торчали громадные квадратные морды бегемотов-хте, вокруг иму кружили крокодилы-эмсехи, словно приветствуя Зухоса. Их гребнистые черно-зеленые спины блестели во множестве.
      Скалистые края долины начали спадать по высоте, широкие, сухие балки, заросшие колючими деревьями, прорезали берега. На склонах шелестели пучки жестких трав, кустарники пятнали засохшую и растрескавшуюся глину темными разрывчатыми лентами. Зато звездчатые метелки папируса нависали над водами, загораживая болотистый берег непроницаемой зеленой стеной двенадцати локтей в высоту.
      – К берегу! – скомандовал Зухос, углядев узкий прогал в линии высоких трав, а за ним – круглые хижины с коническими крышами, облепившие гряду холмов. – Вооружитесь!
      Хоть он и в хороших отношениях с царицей Аманишакете, но нубийцы – народец агрессивный. Вон, даже римляне с ними не справились, повоевали-повоевали, да и замирились.
      Слуги живо высадились и окружили Зухоса обычным порядком. Среди слуг мелькали и черные лица, но никто из них уже не помнил, какого он роду-племени. Теперь у них была иная семья, иной патриарх, иной царь, бог и герой – Зухос. И, если бы он не сдерживал их порывы, они бы все отдали за него и плоть, и кровь, и душу.
      Первыми гостей встретили дети нубийцев – черные голыши. Глазастые и зубастые, они визжали и вопили, скача вокруг. Осанистые воины, курчавые, с бородками, заплетенными в косички, сжимали рукоятки коротких мечей на поясах из жирафьих шкур, но угрожать не угрожали. Проявляли беспокойство лишь их жены и дочери, замотанные в ярчайшие ткани и увешанные целыми связками бус и ожерелий. Хижины стояли как попало, чередуясь без порядка, то сбегаясь, то разбегаясь по верхушке плоского холма, а потом в этом хаосе проявилась система, свободное пространство организовалось в подобие извилистой улицы, и круглые халупы выстроились в два ряда по обе стороны от нее. Улица спустилась с холма, обогнула соседнюю возвышенность и уперлась в стену из кирпича-сырца, ограждавшую огромный квадратный двор, занятый храмом Льва.
      В массивных колоннах храма, в его пилонах с наклонными стенами угадывались зодчие Та-Кем. На дальнем холме дыбились три или четыре пирамиды – маленькие, локтей двадцати от земли до макушки, сработанные из камня, но не приземистые и основательные, как в Египте, а остроконечные, вытянутые в высоту.
      – Ждите меня здесь! – приказал Зухос слугам, и вошел во двор храма.
      Добрая половина двора была отдана под хафир – рукотворное озеро, окруженное статуями каменных львов, разинутые пасти которых служили водостоками. Храмовую дверь с боков стерегли лежащие львы из розового гранита, а стены пилонов были расписаны на тему похождений львиноголового бога Апедемака во всех его ипостасях. Вот Апедемак, шествующий во главе процессии богов. В его правой руке скипетр, в левой – знак жизни, на плаще изображен крылатый лев, на голове – корона; вот Апедемак, стоящий на боевых слонах; вот он же – на крокодиле…
      Зухос вошел в храм, и со стен на него холодно глянули гигантские змеи, поднимавшиеся из лапчатых листьев аканта. Из-за пузатых колонн донеслось хоровое пение. Жрецы старательно голосили:
      – «Привет тебе, бог великий, могущественный рукою, бог великий, носящий тайну Апедемак, который является к призвавшему его! Скрыта сущность его, не видит его никакой глаз, нет ему преград на небе и на земле! О, бог великий, дышащий знойным дыханием на врагов своих, истребляющий всех, кто злоумышляет против него! Владыка ярости, великий своей наружностью, победный и сильный, дающий нам всю жизнь и могущество, здоровье всякое и всю радость!»
      Пользуясь тем, что жрецы были заняты исполнением хвалебной песни, Зухос проскользнул в святилище. Оно было квадратным в плане, а свет, пробивавшийся в крошечные окошки, скрещивался на изваянии четырехрукого и трехголового Апедемака. «Здесь!»
      Волнуясь, бывший жрец осмотрелся. В каждой из стен было по глубокой прямоугольной нише, в которые утапливались плиты, исписанные иероглифами Та-Кем и значкамистраны Нуб вперемежку.
      Зухос вчитался в надпись на левой плите, и бросил – не то! Перешел к средней, что хоронилась в нише напротив входа, за статуей. Знак некхакха! Та самая дверь! Сердце зачастило… Вложив царский кнут в отверстие, он нажал осторожно, и плита с шорохом повернулась на шарнирах, открывая полутемную каморку. Дохнуло пылью, не тревожимой тысячи лет. Тяжелая гранитная доска висела на стене, глубоко продырявленная иероглифами. Не дыша, Зухос вчитался. «Тебе, ищущему пути к порогу Хи-ку-Дхаути! Оставь надежды и забудь о желаниях, возьми в ум свой: тебя не сочли достойным великих тайн и направили на глухую окольную тропу, дабы не ступала нога твоя дорогой истины. Смирись!»
      Прочитав надпись, кандидат в фараоны сначала даже не уразумел смысла. Рассудок его отказывался понимать сказанное. Скользя пальцами по фигурным выемкам значков, Зухос читал снова и снова, однако иероглифы оставались теми же, и значение их не менялось.
      Он был как во сне. Бездумно, без смысла и цели, кружил вокруг трехглавого бога, глядя под ноги и шевеля губами, будто считая шаги. Древние его унизили! Не сочли достойным… Кого?! Самого Зухоса! Гадский ур-маа! Зухос замычал, не в силах удерживать в себе боль и злость. Этот жалкий старикашка, словно в насмешку прозванный «великим ясновидцем», провел его, как недоразвитого ребенка!
      Спотыкаясь, отвергнутый вышел в зал, где жрецы старательно выпевали гимны. Эти постные лица, осиянные мистическим жаром, вдруг разъярили Зухоса. Он затрясся как в лихорадке, и заорал:
      – Встать!
      Коленопреклоненные жрецы поднялись с пола, их лица приняли глуповатое выражение, а глаза остекленели, словно замененные искусной подделкой из блестящих камушков.
      – Всем утопиться!
      Жрецы развернулись кругом, толкаясь, и побежали, валко и грузно. Одолев ступени, они с ходу попрыгали в хафир. Было что-то неестественное и отвратительное в том, с какой готовностью жрецы окунали головы, как разевали рты и набирали воды в легкие. Они захлебывались кашлем, раздирали себе горло пальцами, но чужая воля перебарывала все позывы к сохранению жизни, и вот пять, шесть, семь, восемь… восемь утопленников медленно закачались на мелкой волне, поникнув, распустив мокрые одежды, замерев с искаженными лицами. Голубая вода лишь оттеняла безжизненность тел.
      Не обращая более внимания на убитых, Зухос присел на лапу гранитному льву и задумался. Удар, нанесенный ему, был страшен – ужасная правда придавила, мешая дышать и жить. Он проделал такой путь! Вверх по всему Нилу! И для чего?! Чтобы древние приложили его мордой о стенку? «Не достоин!» Ха! Это он-то?! «Смирись!» Да как же можно смириться с разбитыми надеждами?! Он шел сюда, чтобы забрать последний ключ от врат, за которыми его ждала Абсолютная Власть! Да где там – шел – летел! Летел и грезил, как войдет в Хи-ку-Дхаути, как прочтет древний рецепт и приготовит средство… Он бы принял его и сразу бы тронулся в обратный путь, по дороге превращая в слуг всех – солдат, жрецов, землепашцев! Не разбирая пола и чина, племени и цвета кожи! И, когда бы он прибыл в Дельту, весь Египет был бы его! А теперь что?!
      Зухос выл и корчился – в душе. Внешне он больше напоминал статую.
      «Сам виноват!» – прошила его трезвая мысль. Надо было все проверить – досконально. Убедиться, что ур-маа сказал правду, и лишь потом убивать его. Он сглупил тогда, в храме Изиды. Надо было самому спуститься в подземный ярус и найти Знак. Так нет же – он стал пытать этого старого пердуна! А то как же…
      И вдруг Зухос все понял. Догадка была так проста, что его даже в пот бросило. Сергий! Вот кто шел «дорогой истины» – с самого начала!
      – Ах, я дурак… Осел… Ничтожество!
      Ведь он же видел, откуда вышел Сергий – там, в Доме Исет, – и эта девка с ним, жрица! Видел, и даже не поинтересовался, куда они заглядывали и что узнали. И сам же, балбес, запер Сергия в пирамиде… А Роксолан оказался умнее – нашел истинную усыпальницу. А «великий Зухос», выходит, рылся в кенотафе – ложной гробнице, созданной для таких же, как он, придурков. Или Сергию помогли друзья? Стоп-стоп! Тот слуга сказал, что Сергий выбрался сам. И выбрался с ключом! Иначе зачем ему было соваться в гермопольскии храм Тота? И ведь и об этом ему доложили… Пробился, дескать, Сергий со товарищи в старый храм Тота, и отбыл. А он что? А ничего! Он в это время тешил себя мечтами о грядущем величии и лобызал хегу с секхемом…
      Зухос зажал голову руками и закачался было в полном отчаянии. Но тут блеснула идея, обещая выход из трудного и срамного положения… Рано еще говорить: «Конец!» Допустим, что в пирамиде Хуфу Сергий добыл первый ключ, в храме Тота – второй, а в Зешер-Зешеру – третий. И что? Сергия-то закатали в каменоломню! Значит, надо его оттуда изъять. Устроить им всем побег… Именно всем! Сергий – орешек крепкий, может и не поддаться, а вот остальные расколются…
      Зухос вскочил, глумливая усмешечка то и дело кривила его рот. Завели меня, значит, на глухую окольную тропу? Ну, так считайте, что я возвращаюсь на верный путь!
 
      Сплавляться вниз по Нилу было куда легче, чем идти против течения – пороги одолевались махом. Четвертый… Третий… На втором была остановка. Все три иму причалили к пристани у подножия крепости Уронарти, и Зухос торопливо поднялся по узкой лестнице, проложенной от реки через утесы, на самый верх. Легионеры его не видели, для них он был как бесплотный дух.
      Фараон-неудачник прошел сразу в дом коменданта, тучного и лысого Корнелия Вара. Распаренный Корнелий, в одной красной тунике, сидел в полном изнеможении, развалясь на дорогом кресле из слоновьих бивней и черного дерева. Мускулистый нубиец, торчащий за креслом, сам упарился, орудуя опахалом, но толстяку все равно было жарко.
      Пришелец жестом приказал рабу удалиться, и тот исчез.
      – Узнаешь меня, Корнелий? – пропел Зухос, склоняясь к толстяку. Того бросило в пот, и не жара была тому причиной.
      – Зухос?!
      – Догадлив стал!
      Сощурившись, Зухос осмотрелся. А ничего устроился Корнелий! Гладкие белые стены комнаты были украшены у пола широким светло-синим бордюром со сложным прямолинейным орнаментом из белых полосок, под потолком каймою шли цветы лотоса – синие, зеленые, черные, белые – на фоне матового золота. Невысокий потолок очерчивала узкая лента черных и золотых клеток и покрывали спирали и розетки на красных и голубых квадратах. Широкие косяки дверей обрамлялись узкими черными полосками, пущенными пунктиром, а в промежутках двоились поперечные голубые черточки.
      Гость разложил складной стул из слоновой кости с верхом из леопардовой шкуры. Стряхнул брезгливо пыль, уселся, покряхтывая.
      – Что тебе нужно? – хрипло спросил Корнелий.
      – Что мне нужно? – механически повторил Зухос. Он резко склонился к вздрогнувшему коменданту, и раздельно сказал: – В каменоломне у Хатиаи содержится некий Сергий Роксолан и его люди, всего восемь человек. Так вот, мне нужно, чтобы ты помог им бежать.
 

2. Уасет, храм Яхве

 
      Неферит не расставалась с третьим ключом. Жука-скарабея, вырезанного из твердого камня, она сжимала в руке – древний амулет придавал ей сил. Сергий, Сергий, что же делать, Сергий?..
      Все было очень сложно с самого начала, а теперь еще сильнее запуталось. Сергий ей понравился сразу, как только она открыла глаза – там, на челне, посреди разливавшегося Хапи, – и увидела его лицо. Лицо было мужественным и добрым, улыбка смягчала его жесткие черты. И потом ей не пришлось сомневаться в верности первого впечатления – Роксолан не разочаровывал ее, наоборот! Она попала в плен его обаяния, его сильной и волевой натуры. И все лучше и лучше понимала, что в душе мужчины появился уголок для нее… Только уголок! Чертоги возводятся любовью… Любовь… Может, она влюбилась? Или простое влечение руководит ею? Ах, какая разница! Та ночь на крыше дома Уахенеба… Она тогда готова была забыть данные обеты и расплести «девичий локон»…
      Неферит нахмурилась, и усилием воли отогнала пленительные видения. Не до того – Сергия нужно спасать! Вопрос – как? Что она может одна? А к кому обратиться за помощью? К римским властям? О, да – городской эдил всю жизнь мечтал ввязаться в рискованное предприятие.
      Неферит шла вдоль Царской Дороги, понурая и рассеянная. Можно было подумать, что девушка растеряна, но нет, она была собрана и сосредоточена. Это всегда ее отличало – в трудные моменты не расклеиваться, а искать выход.
      Дошагав до древнего храма Яхве, Неферит остановилась. По ступеням храма спускался Йосеф бар Шимон, богатейший человек, тот самый, что готов был продать Зухосу оружие для его головорезов. Аргентарий покрутился около квадратного жертвенника с четырьмя «рогами» по углам, зачем-то постучал кулачком по огромной бронзовой чаше. Обратиться к Йосефу?
      Неферит улыбнулась столь нелепой идее. С чего бы пособнику Зухоса помогать врагам своего клиента?! С другой стороны… Да, Йосеф – человек жесткий и недобрый, но справедливый. Он всегда держит данное слово, пусть даже в убыток себе. Нищим он никогда не подает, считая милостыню развратом, но готов дать попрошайке работу. Неферит сжала скарабея, и решительно направилась к Йосефу.
      Иудей с легким удивлением заметил красавицу, шагавшую к нему уверенной походкой, покачивавшую бедрами, распустившую гриву черных волос, густых и блестящих, вздрагивавших на ходу.
      – Мир тебе, Йосеф!
      – И тебе мир, девушка, – прищурился иудей. – Мы знакомы?
      – Нет! Но я знаю тебя, а имя мое – Неферит.
      – Имя твое подходит тебе, – улыбнулся Йосеф.
      – У меня к тебе очень важный разговор!
      – Слушаю.
      – Не здесь!
      – Тогда вернемся в храм.
      – А… мне можно? Я служу Изиде.
      – Насколько я знаю, – спокойно сказал купец, – ваши жрецы давно уж верят в единого бога, а Изида, Амон и прочие – лишь ипостаси его…
      – Ты хорошо осведомлен, – неласково усмехнулась Неферит.
      – Работа такая.
      – А твой бог?
      – Мой бог… – проговорил Йосеф со странным выражением, и вздохнул: – Кто видел его, моего бога? Этот храм, – обвел он рукой угловатое строение, – только с виду походит на тот, что возвел Соломон. Под сводами его не читают Тору, здесь не чтут закон Моисеев. Войди, Неферит!
      Девушка робко поднялась по ступеням, миновала две бронзовые колонны при входе, перешагнула порог чужого храма, и оказалась в притворе – уламе. Его стены были покрыты выпуклыми изображениями херувимов, пальм, распускавшихся цветов. Вдоль стен горели золотые семисвечники, а прямо перед Неферит стояло изваяние бога, очень древнее, если судить по окаменелой позе. Бог, бородатый, затянутый в странный халат, сидел на троне, положив руки на колени и пуча круглые глаза. Правая половина – зеркальное отражение левой. К ногам статуи жались две маленькие женские фигуры.
      – Это – Яхве! – торжественно объявил Йосеф.
      – Да? – вежливо сказала Неферит. – А кто это с ним?
      – Это жены Яхве, Ашима-Бетхил и Анатха-Бетхил… Моисей отринул их, сочтя женщину сосудом зла. Давным-давно, еще до пирамид, наше племя жило в тех местах, где ныне соседствуют Вавилон и Ктесифон, на благословенных берегах Евфрата. Поклонялись Яхве, сеяли зерно, пасли скот. Но более сильные соседи «попросили» нас, и племя израильтян покинуло родные пределы. Вел их вождь Авраам… В ту далекую пору женщин уважали и ценили, и этот храм, Неферит, последнее прибежище для тех древних порядков… Но я не хожу сюда молиться, ибо не знаю бога, но ведаю божественные сущности сфирот, поддающиеся постижению. И владею именем бога, приближаясь к бесконечному и непостижимому началу Эйнсоф…
      – Ты не веруешь в бога?! – изумилась девушка.
      – Как у вас все просто… Верую – не верую, черное – белое… А так не бывает. Вы как дети, всему ищете название и место, и как дети верите в собственные сказки о бородатых божествах, раскатывающих по небу на колесницах и мечущих молнии во врагов своих… А суть Творца непостижима. Не дано человеку понять бога, для этого нам нужно уподобиться высшему существу, изменить природу свою, но тогда мы перестанем быть людьми… – Тут Йосеф спохватился: – Заговорил я тебя!
      Отойдя в боковой придел храма, он со вздохом опустился на каменную скамью.
      – Итак? Какая беда привела тебя ко мне?
      – Зухос! – выпалила Неферит. – Вот как зовут эту беду. Он убил моего ур-маа, его слуги едва не доконали меня саму, а моего друга он обманом выдал за самого себя, и его отправили в каменоломню. Помоги мне вытащить его оттуда. Ты же можешь, я знаю!
      Йосеф напрягся.
      – А чем Зухосу помешала ты? – спросил он.
      – Я следила за ним в Дельте. Но Зухос понял, кто я, и приказал меня убить. Мне удалось бежать, и Сергий спас меня… Он и семеро его друзей.
      – А этот Сергий… Он что, тоже следил за Зухосом?
      – Нет, – усмехнулась Неферит, – Сергий должен убить Зухоса. – Вдруг она нахмурилась, и сказала резко: – Мощная Сохмет! Кому я это говорю… Ты же тот, кто вооружает убийц Зухоса!
      Йосеф поморщился.
      – Опять эти детские суждения, – сказал он раздраженно, – детские обиды! Да, я продаю Зухосу оружие. Слышишь? Продаю! Не вооружаю, а продаю вооружение.
      – Но оружие убивает.
      – Кого? На роме Зухос не поднимает руку, для него они будущие подданные. Буколы нападают на римлян. А мне их за что жалеть? За то, что римляне разрушили мой родной Ершалаим? За то, что рассеяли мой народ, лишив нас родной земли, отняв дома отчие и могилы предков?
      Йосеф сердито фыркнул, насупился, но быстро вернул себе обычное настроение.
      – И запомни одну вещь, – произнес он негромко. – Никогда доброму и совестливому не стать богатым. Золото дает мне власть, которую я употребляю во благо моих ближних и дальних. Но если я начну жить по законам чести и справедливости и отказывать зухосам, я стану нищим. А оружие для буколов продаст тот, кто наплюет на честь и закон. И будет прав! Не-ет… Уж лучше ко мне пусть придет золото Зухоса… Я найду ему достойное применение.
      Неферит печально кивнула. Она понимала этого человека и не злилась на него, жалела даже. Ведь у старого аргентария нет друзей. Наверное, были женщины, но что или кого они любили – золото Йосефа или хозяина золота? Ответ ясен без подсказки…
      – Извини, – вздохнула Неферит. – Пойду я…
      – Стой! – сухо сказал Йосеф, и поднялся, легко и пружинисто, как молодой. – Я помогу твоему горю… Помогу тебе! – сердито добавил он, заметив, как радостно заблестели глаза девушки. – Не римлянам и всему роду человеческому, до которого мне нет никакого дела, а тебе. Ты хочешь, чтобы Сергий и его друзья очутились на воле? Ладно! Я попробую это устроить…
      – Спасибо тебе… – прочувствованно сказала Неферит. В этот момент, наверное, сработала ее развитая интуиция, иначе она не могла объяснить себе, почему выболтала важный секрет. Девушка раздельно проговорила: – Только ты зря думаешь, что помогаешь мне одной. Зухос ищет Хи-ку-Дхаути, а Сергий мешает ему, и хочет опередить. Понимаешь? Кто из них первый войдет в тайный замок Тота, тот и победит. Но если победа достанется Зухосу, плохо будет всем. И тебе, и мне, всем. Ближним и дальним!
      – Хи-ку-Дхаути… – проговорил Йосеф. – Худые вести… Ах, худые…
      – Не волнуйся, – успокоила его Неферит. – Зухос идет по ложному пути. А вот Сергию открылась вторая дверь, и вот он, ключ от третьей.
      Неферит разжала кулачок и показала каменного скарабея. Йосеф внимательно оглядел амулет.
      – А прежде был уджат и тьет? – негромко спросил он.
      – Да… – ошеломленно сказала девушка. – А откуда ты знаешь?
      Йосеф усмехнулся.
      – Это неважно, – мягко сказал он. – А четвертый ключ – это анкх, древнейший символ жизни… Но пойдем, я познакомлю тебя с теми, кто поможет тебе добыть свободу для твоего Сергия.
      Йосеф повел Неферит во глубину храма. Они шли темными переходами, по сторонам высились гладкие колонны, бликующие в отсветах люкносов. Потолок прятался в темноте.
      – Это воины? – старалась угадать Неферит. – Те, что помогут мне?
      – Почти, – загадочно ответил Йосеф. – Тс-с! Слышишь?
      Неферит прислушалась. До нее донеслась музыка – сыпали цимбалы, тоскливые трели выводила флейта, глухо рокотали барабаны, задавая ритм.
      Впереди замерцали огни множества факелов, они горели целыми пучками между колонн, которые двумя концентрическими кругами обступали каменную площадку. Музыканты были невидимы, а на круглой площадке танцевали семеро девушек примерно одного возраста. Они были голые и босые, только драгоценные пояски из золотых цепочек, с подвесками из рубинов и сапфиров вперемежку, стягивали узенькие талии, да браслеты позванивали на запястьях и лодыжках. Девушки были красивы, похожи, как горошины в стручке – брюнетки с чеканно правильными мелкими чертами, идеально прямыми носами, твердыми подбородками, густоволосые и крепкие. Неферит отметила гибкость и силу их тел – девушки, переступая, изгибаясь, то вздымали руки вверх, то вращали бедрами, диковато взглядывая из тени ресниц, но их плоские животы не дрожали, а груди не болтались, как тряпичные мешочки, лишь упруго подпрыгивали.
      – Это девушки Кадешим, – шепотом объяснил Йосеф, – они священны и служат богу.
      Неферит была потрясена.
      – Они совсем как мы, – тихо сказала паллакида. – Тоже танцуют нагими. Я даже подумать не могла, что иудейки способны оголить свое тело… И они тоже гладкие, нигде ни волоска, все свели…
      – Волосам место на голове, – усмехнулся Йосеф. – Ты лучше смотри, какая открытость, какая сила чувств…
      «Ага!» – подумала Неферит. – Не такой уж ты и старый. Вон как глаза блестят!»
      Но девушки Кадешим и впрямь владели великим искусством – передавать своим телом все волнения, томления и желания, обуревавшие человека. Высоким и резким аккордам, со сменой дробных и затяжных ударов, они отвечали непрерывным током движения, переливами всех поразительно послушных и сильных мышц. Танцовщицы склонялись, доставая пол вытянутыми руками. Медленно и согласованно крутились, торжествующе поднимая руки с повернутыми вниз ладонями, а их животы и бедра извивались, нагоняя волну оцепеняющей силы. И вдруг музыка стихла. Тишина обрушилась, как гром. Девушки замерли, вытянувшись стрункой, плотно сжав ноги и сцепив ладони вскинутых рук.
      – Девушки! – позвал Йосеф.
      Девушки Кадешим удивленно посмотрели в его сторону, и заулыбались, узнав. Нисколько не смущаясь своей наготы, они подошли и поприветствовали Йосефа, почтительно называя его «рабби».
      – Девушки, – сказал Йосеф торжественно и строго, – пришло время и настал час!
      Неферит вздрогнула, сразу вспомнив ур-маа.
      – Вы являли богу красоту, – продолжал Йосеф, – а теперь покажите ему свое умение. Вы отправитесь выручать того, кому выпал жребий сразиться с демоном.
      Девушки Кадешим кивнули с той же поразительной согласованностью, что отличала их танец.
      – Мы только сумки соберем! – сказала одна из них Девушки ускакали, крутя тугими попами, и Неферит перестала сдерживаться, дала волю гневу.
      – Я просила о помощи! – резко сказала она. – Как эти девчонки могут помочь?
      – Увидишь, – усмехнулся Йосеф, показывая дорогу. – Сюда!
      Они вышли в храмовый двор-азару, невеликий размерами. По трем сторонам квадрата его обносили колонны, а четвертую замыкала стена храма, сложенная каменными блоками-квадрами и отмеченная двумя зияниями, прикрытыми дверью и решеткой. Двор не был вымощен каменными плитами, даже трава не покрывала его – песок ровным слоем лежал по всей его поверхности, крупнозернистый красный песок. По обе стороны от выхода, у самой стены, стояли деревянные статуи в рост человека, истыканные так, что древесина казалась рыхлой.
      – Я попрошу девочек показать тебе, на что они способны, – сказал Иосеф.