Впереди цель. Беру дистанцию и интервал два на два. Могу идти ближе, но это никому не нужно. Да и Палий потом упрекнет: "Я вам говорил держать два на два, а вы?.."
      Ударили зенитки. Палий очень спокойно, как, бывало, наш Вишняков, без маневра, чтобы дать возможность штурману хорошо прицелиться, ведет свою машину. Так же спокойно иду рядом и я.
      Ведущий сбросил бомбы; восемь "пешек" нашей девятки "разгрузились" одновременно. Палий не разворачивается, помня, что сзади идут две эскадрильи. Вот он ввел свой самолет в правый разворот.
      - Володя, все наши в строю?
      - Я не вижу во второй девятке одного ведомого из звена, - отвечает мне Пеший.
      - Командир, над целью сбит зенитным огнем самолет Самойлова! докладывает Помелуйко.
      - Выпрыгнули?
      - Выпрыгнул только кто-то один.
      Прошли линию фронта в обратном направлении. С небольшим снижением идем домой. После посадки подхожу к командиру полка.
      - Товарищ гвардии подполковник, разрешите получить замечания по полету!
      - Нет замечаний. Вы свободны, - говорит коротко Палий.
      - Есть.
      * * *
      Вот и наступил заключительный этап войны. Уже пришла, стала у порога долгожданная паша Победа.
      На дворе весна: вовсю щебечут птицы... Кроны распустившихся деревьев похожи на зеленые облачка. А воздух, воздух какой! Такой он чистый, прозрачный, вымытый дождем! Эх, как хочется жить!
      Мы идем в это майское утро на аэродром.
      - Ребята, интересно, какой вчера кусок косы отрубил маршал Василевский? - спрашивает, ни к кому не обращаясь, Андрей Заплавнов.
      - Придем на аэродром, Топорков даст линию фронта - узнаем! - сказал весело Ермолаев.
      - Какая там линия фронта? Одна сопля осталась! Фриш-Нерунг, Фриш-Гаф, Фриш, Фриш... В этом болоте, ребята, нас и застанет, наверное, День Победы, - говорит штурман звена Сенкевич.
      - Володя, запевай! - обращается к своему лучшему другу Монаеву стрелок-радист Иванченко.
      - Это можно, - отвечает Монаев. - Мы песни петь и тарелки чистить горазды. Сейчас, Митя, только воротничок расстегну.
      По дорожке по ровной, по тракту ли 
      Все равно нам с тобой по пути.
      Прокати меня, Митька, на тракторе...
      - Володя, это старая песня. Давай нашу, фронтовую!
      - Можно и фронтовую!..
      - Монаев! Перестань паясничать! - говорю я.
      - Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела, - добродушно протянул Юрий Прастота.
      - Ничего, товарищ Прастота, фашиста переживем! - отвечает Монаев.
      - Эх жаль, ребята, Кольку Прозвонченкова!.. Я видел, как он на форт пикировал, так и угодил в него. Взорвался... и мы еще свои бомбы туда положили, - говорит Василий Герасимов.
      - Повторил подвиг Гастелло наш Колька!
      - А кто с ним в экипаже был? - спросил Николай Беляев.
      - Адик Ткаченко и стрелок-радист Маринушкин.
      - Адик, Адик... Хороший парень. До Дня Победы почти дошел...
      - Были у нас два друга: радисты Маринушкин и Данилушкин. Фамилии интересные... И с обоими война проклятая расправилась: один погиб, другой искалечен, - замечает Сережа Стрелков.
      Наш полк под вечер 8 мая при сильном зенитном обстреле бомбардировал тремя девятками укрепления и живую силу немцев на косе Фриш-Нерунг. Мы еще не знали, что это последний боевой вылет полка. А в двадцать два часа стало известно: закончилась война.
      Из автоматов, пистолетов, винтовок, из ракетниц и зенитных установок мы стреляем в воздух.
      - Мир!..
      - Победа!..
      - Ура-а!.. Ура-а!..
      Объятия и поздравления...
      9 мая салют Победы! 9, 10 и 11 мая мы на аэродроме в готовности номер один. Но как тихо вокруг! Не верится, что пришла она, долгожданная...
      * * *
      Мы сидим с Андрюшей Заплавновым на траве и - чего там скрывать! вытираем слезы...
      - Андрюшка, не сон ли это? Мне кажется, что я вижу просто сон... говорю Заплавнову.
      - Да, Коля, повоевали мы... Более четырех тысяч самолето-вылетов совершил наш полк. И мы остались живы... Живы! Понимаешь, Колька!..
      - Как хочется, чтобы никогда больше не было войны.
      - Не будет, Коля, не будет! Ведь миллионы людей отдали свои жизни за это...
      * * *
      12 мая 1945 года полки 6-й гвардейской дивизии генерала Чучева полетели на Дальний Восток.
      Встреча с однополчанами
      Люблю Минское шоссе. Я еду по нему в отпуск и не отрываю взгляда от его широкой асфальтовой ленты, которая напоминает мне взлетную полосу. Шуршат монотонно шины "Москвича", мелькают по сторонам телеграфные столбы, с грохотом проносятся встречные грузовики, нагруженные строительными арматурами, кирпичом, щебенкой...
      Сколько времени я сижу за рулем, а конца пути все не видно. Да, велика ты, Родина!
      - Подумать только, почти из конца в конец по этой дороге, - говорит жена, - прошли фашисты. Ужас! У меня даже мурашки бегут по рукам...
      - И французы в восемьсот двенадцатом, - замечает старшая дочь студентка исторического факультета МГУ.
      - Да, напасть на такую страну, как наша!.. На такое способны или слепцы, или сумасброды...
      - А они и есть сумасброды: Наполеон... Гитлер...
      Наконец на следующий день проезжаем Гомель, а затем направляемся к Речице. Останавливаюсь на высоком днепровском мосту.
      - Эх, как бы я здесь, над Днепром, прошел на своей "пешечке" бреющим! не удержавшись, восклицаю я и добавляю: - А вы, между прочим, знаете, что в Речице наш Валентик живет?
      - А адрес у тебя есть? - интересуется жена.
      - Есть. Красина, двадцать восемь. Буду сестру в Речице встречать обязательно заеду к Валентику! Очень хочу повидать командира.
      ...Раннее апрельское утро. Собираюсь в Речицу к поезду, выезжаю с большим запасом времени, чтобы заглянуть на улицу Красина.
      Мой "Москвич" катит по Советской улице. Любуюсь ровным асфальтом, новыми многоэтажными домами.
      - Речица теперь - под стать областному городу. Сворачиваю направо, в тихую улочку... Так вот где живет мой любимый командир!..
      "Второй... восьмой... шестнадцатый..." - считаю номера домов. Догадываюсь, что его дом там, где стоит "Победа".
      Подъезжаю ближе. Это действительно тот дом, который мне нужен.
      "Кажется, командир в машине!.. Да, это он..."
      Объезжаю "Победу" и сзади нее резко торможу. Выскакиваю из кабины и быстро иду к сидящему за рулем Валентику. Левая передняя дверь его машины открыта. Подхожу еще ближе и не могу сдержаться - бросаюсь к нему. Мы крепко обнимаемся и целуемся.
      - Здравствуйте, командир!.. Так давно я вас не видел!.. - говорю я срывающимся голосом.
      - Болдырев! - восклицает Валентик.
      - Бондаренко!
      - Бондаренко, Бондаренко... Товарищ Бондаренко, я вижу, что это вы, но почему-то назвал вас Болдыревым. Ах да, ведь вы же с ним всегда были рядом... И в списках были рядом. Наверно, поэтому...
      Мы еще раз крепко обнимаемся и целуемся. И оба плачем.
      - Вы знаете, товарищ Бондаренко, сегодня у меня праздник.
      - Какой?
      - Как какой? Разве ваш приезд - не праздник? Так радостно видеть человека из нашего полка!
      - И мне радостно видеть нашего командира... - искренне говорю я.
      - Нина Михайловна, выходи сюда! - зовет Валентик супругу.
      Она выбегает из кухни на крыльцо, вытирает о передник руки.
      - Посмотри! Посмотри, Нина, кто к нам сегодня приехал!
      - Бондаренко? Разведчик? - произносит Нина Михайловна.
      - Да! Он! Всю войну мы с ним прошли!
      - Когда я с Валеркой приезжала в Мокштово, всех вас видела. Помню Таюрского, Ермолаева, Харина!..
      - И я вас помню. Дмитрий Данилович, дорогой мой, я помню, когда последний раз вас видел. Это было тоже в Мокштово. В фотолаборатории. Забирали вы свои фотографии... Сколько лет прошло!..
      - Николай Адамович, когда Нина приезжала с сынишкой на фронт, он был маленький. Помню, ему очень понравилась фамилия Чучева. Он все прыгал и, как бы стараясь запомнить, выкрикивал: "Чучев! Чучев!"
      - А Чучев наш служит в Москве, генерал-полковник авиации.
      - Знаю. Николай Адамович, все хочу спросить вас: как получилось, что вы здесь? - переводит Валентик разговор на другое.
      - Я же хойникский! В деревне Карчевое живут моя мама и старшая сестра.
      - Что вы говорите?.. Так близко от меня?..
      - К ним я и прибыл в отпуск. Сегодня должна приехать с детьми из Пинска младшая сестра. Каждое лето мы вместе гостим у мамы, и каждый раз я ее встречаю в Речице.
      - Скажите, вам не стыдно ездить мимо и не заехать ко мне? Вокзал же рядом! Ай-я-яй, товарищ Бондаревко!
      - Дмитрий Данилович, я адреса вашего не знал! Сегодня был у Тудакова. И вот только... А так-то я знаю давно, что вы живете в Речице.
      - Тогда ладно, прощаю. Пойдемте, я вам сад свой и дом покажу.
      - Декабрь сорок четвертого - апрель шестьдесят пятого. Без нескольких месяцев двадцать один год, - говорю я.
      - Время летит! И не угонишься...
      - Что да, то да, командир.
      - Эх, жаль что в саду еще ничего нет! Яблоки у нас такие!.. Угостить бы речицкими...
      - Ничего, Дмитрий Данилович, спасибо. А ведь Болдырев наш погиб. Вы знаете об этом? Не могу понять, как мог погибнуть такой опытный летчик?
      - Знаю, мне сказала жена Криворучко. Криворучко же здесь живет!
      - Да? Не знал.
      - Скажите, вы летаете или тоже демобилизовались? Почему вы в штатском? - меняет разговор Валентик.
      - О, я, как и Курочкин, отсеялся еще в пятьдесят третьем году! Знаете такого героя из кинофильма "Свадьба с приданым"?
      - Нервы, нервы нас подвели... - вздохнул Валентик.
      - Когда меня жена привезла последний раз из ЦНИАГ... Вы знаете, как это расшифровывается?
      - Да, бывал там! Что за летчик, который не полежит в его "палате лордов", не "глотнет шпагу" да на "телескопе" не побывает раз пять?..
      - Ну вот, в этой самой "палате лордов" я, как говорится, дошел до ручки. Приехал домой, увидел у дочкиной куклы разбитую голову и заплакал.
      - Вот как? Довоевался!..
      - Заехал ко мне Таюрский - восемь лет не виделись, - мне, знаете, от радости плохо стало.
      - Ну ясно... А сейчас как вы себя чувствуете?
      - Неплохо. Правда, когда резко меняется погода, то заметно сказывается...
      - Что поделаешь... А какие у вас еще новости?
      - Вам известно, что наш Таюрский - полковник, заслуженный летчик-испытатель СССР?
      - Да, читал об этом в газете. Молодец он, другого не скажешь.
      - И Беляев Николай Николаевич - летчик-испытатель первого класса, полковник. Помните его?
      - Ну как же? Я всех вас, как родных, помню.
      - Утробина помните?
      - Механика по спецоборудованию?
      - Да.
      - Помню.
      - Сейчас Утробин - заместитель начальника отдела по капитальному строительству.
      - Молодец Утробин! Он ведь и тогда, в войну, толковым сержантом был. Это он написал стихотворение "На смерть Вишнякова"? Вишняков!.. - сказал печально Валентик. - Как вспомню я Вишнякова, у меня вот тут болит... - он показал на левую сторону груди. - Жалел я, что он погиб, ох как жалел! Да-а, сколько погибло хороших людей!..
      - А вы знаете, товарищ командир, что наши однополчане ежегодно восьмого мая встречаются в Москве? - спрашиваю я не без гордости. - В сквере у памятника Героям Плевны.
      - Что вы говорите? - удивился Валентик. - Вот этого я не знал! Молодцы!
      - Так что, Дмитрий Данилович, обязательно приезжайте с Ниной Михайловной на встречу. Приглашаем вас.
      - Спасибо. Приедем.
      - Комитет ветеранов войны 135-го полка есть!
      - О, это здорово!
      - Раньше мы встречались просто так, а когда впервые, в шестьдесят втором году, Топорков приехал на встречу... Вы Топоркова-то помните?
      - Ну как же? Начальник оперативного отделения штаба. Федор, по-моему, Александрович. Трудолюбивый такой, исполнительный. Помните, как он привел ко мне на КП десятка два фрицев? В Мачулище...
      - Такое невозможно не запомнить. Топорков в настоящее время работает в Коми АССР заместителем министра.
      - Вон каков Топорков!.. Как выросли наши люди!..
      - И вот Топорков нам говорит: "Ребята, не годится стихийно встречаться. Нужно создать комитет ветеранов нашего полка". "Федор Александрович пусть будет председателем!" - предложил Свердлов. Его мы и избрали. А меня ребята избрали секретарем комитета. Так что...
      - Вы сегодня, я вижу, торопитесь?..
      - Да нет, не очень...
      - Ну как же не очень, вам же ехать встречать сестру нужно! Давайте так договоримся: когда вы со своей супругой и детьми будете у нас?
      - Да вот на днях в Винницу собираюсь, тогда и заедем.
      - Ну и хорошо...
      Мы вышли на улицу.
      - Дмитрий Данилович, еще не все. Я привез "Красную звезду" за 12 мая. В ней напечатана корреспонденция Омельчука и фотоснимок нашего комитета ветеранов.
      - Давайте, давайте... Ну! Всех я узнаю... Только почему-то не похож на себя Долгопятов. Похож он здесь на Симонова.
      - Это и есть Симонов! Омельчук допустил ошибку.
      Мы фотографировались несколько раз. А Симонов - заведующий кафедрой в Институте железнодорожного транспорта в Москве, доктор технических наук. Эта газета вам на память.
      - Вот это Симонов! Спасибо. Мне это память и радость. Симонов же служил в эскадрилье Вишнякова?
      - Да.
      - Скажите, а где Моисеев? Знаете вы что-нибудь о нем? Как у него с ногами?
      - Ох, я совсем и забыл рассказать вам о нем! Моисеев живет в Новомосковске Тульской области. Работает старшим научным сотрудником в угольном институте. Женат. Три сына. Смена так смена! Только... Не хочется мне вас расстраивать, Дмитрий Данилович...
      - Говорите, говорите...
      - Моисеев без обеих ног.
      - Да что вы? Как же это случилось? Какой человек?.. И летчик какой был!
      - Долго лечили его, да вот... В пятьдесят седьмом правую, а в пятьдесят девятом левую... Отняли обе ноги выше колен... И сейчас не бросает трудиться. Его работа - высокочастотная связь между машинистом электровоза и диспетчером шахты - экспонируется даже на Выставке достижений народного хозяйства в Москве.
      - Молодцы фронтовики! А где Харин, Стрелков, Губин, Ермолаев? Где Лакеенков, Лашин, Пеший? Где Мазуров, Вигдоров? Да этот еще... Смешил он все вас...
      - Зубенко, Ребров?
      - Нет, нет... Ага, вспомнил: Монаев!
      - Монаев живет в Москве на Красноармейской улице. Работает в конструкторском бюро. Пеший работает у Антонова. Живет где-то недалеко от Киева. Мазуров, Лашин и Харин - генералы. Почти обо всех однополчанах я знаю... Беру недавно газету "Советская Россия" и на одном из снимков узнаю нашего механика Николая Мармилова. Бригадир соледобытчиков треста "Баскунчаксоль ", награжден орденами Ленина и Трудового Красного Знамени.
      - Вот это и есть гвардейцы!..
      - Приеду на днях и еще многое о них вам расскажу.
      - Спасибо, Николай. Мне, старику, это такая радость!
      - Зачем вы это слово сказали - "старик"? Не надо!
      - А что ж поделаешь, Николай Адамович! Жизнь идет вперед... Ну, давайте вашу руку! Смотрите же, я вас жду...
      Мы с Валентиком обнимаемся. Мне не хочется уезжать и становится как-то очень грустно...
      Моя машина покидает улицу Красина, а в зеркале над ветровым стеклом все еще вижу его, своего командира полка Валентика!..
      ...8 мая 1965 года. Сегодня в шестнадцать часов у памятника Героям Плевны встреча однополчан. А кроме этого у меня сегодня в десять утра еще и встреча с Моисеевым и его семьей. Март сорок шестого - май шестьдесят пятого. Девятнадцать лет и два месяца. Каким ты стал, Петька, летчик-разведчик, старший научный сотрудник?
      ...Все у нас готово. Вся семья ждет Моисеевых. Скорее бы! Жду самых дорогих гостей, ежеминутно поглядываю в окно.
      Звонок. Приехали! Как же я мог проглядеть? Открываю дверь. Нет, не Моисеев.
      - Георгий? Здравствуй. Заходи.
      - Здравствуй, Николай. С праздником тебя, с нашей Победой!
      - И я поздравляю тебя.
      - Случилось что-нибудь на работе, Георгий?
      - Ничего, стихи я принес. Написал ночью. Ты же вчера вечером говорил, что сегодня ваша встреча.
      - Давай. Поет твоя душа!
      - А как же? Сегодня День нашей Победы. Даже не верится, что уже прошло двадцать лет. Кажется, это было вчера...
      Георгий Герасимов - сторож нашего комбината. Он фронтовик, потерял в бою правую руку. И вот принес стихи.
      - Отлично, Георгий! Прочитаю ребятам обязательно!
      - Прочитай... С какой бы радостью и я сегодня встретился с однополчанами! Но вот беда: никаких связей с фронтовыми друзьями нет. У нас в пехоте ведь как: прибыло пополнение - два-три дня, неделя боев, и нет никого... Кто убит, кто ранен... Я чудом продержался на передовой два года. И вот рука... Да еще в голову...
      - Да-а-а. А ты сам хоть пяток их послал?..
      - Ну что ты? Покосил сволочей из пулемета... Не обидно. За товарищей и за себя рассчитался... Ну я побегу - на работу мне нужно...
      Герасимов уходит, а Моисеева все нет и нет...
      Ровно десять часов. Еще раз иду к окну, смотрю вниз, во двор дома, и вижу только что подъехавший бежевого цвета "Москвич". В кабине сидит Моисеев. Вот он вышел и шарит глазами по верхним этажам нашего дома.
      - Петя! - зову его.
      - А, Коля! Вон ты где!
      - Петя, проезжай вперед и разверчивайся. Сейчас я выбегу к тебе.
      - Есть! - отвечает Моисеев.
      Сбегаю со второго этажа.
      - Здравствуй, Петенька! Здравствуй, дорогой! С праздником Победы тебя, родной!
      - Здравствуй, Колюня! Поздравляю и тебя с Победой!
      Мы крепко обнимаемся... У нас обоих слезы на глазах. Думали ли мы, что в двадцатилетие Победы встретимся?!
      - Какие мы счастливые! - говорит Моисеев. - А ребята...
      - Да... Наши. Пронин, Угаров, Вишняков, Генкин, Баглай, Сухарев... Боже мой!.. - вырывается у меня, когда разглядываю его курносое лицо. - Петька, чертенок ты эдакий, да ты такой же, как и был! Седые волосы только, вот сивый стал...
      - Ерунда - седые волосы сейчас в моде.
      - Молодец, Петька, что приехал. Я тебя так ждал!.. А где Рада?
      - В магазин ваш забежала.
      - Это вы напрасно - у нас все есть.
      - Ничего, Коля, к празднику полагается.
      - Ну, дорогой Петька, показывай, как ты ходишь!
      - Хожу нормально, Коля. И на работу вот так, - Петро берет палочки, опускает оба протеза на землю и становится на них.
      - Видишь? Уже стоим! - с деланной бравадой говорит он.
      Мне почему-то стало очень больно на душе, Именно сейчас я боюсь сказать лишнее слово, чтобы невзначай не обидеть друга.
      - Давай, Петя, помогу тебе машину поставить.
      - Ничего! Мне, Коля, это не тяжело. Давай лучше сменим пластинку. Ты помнишь, какие Шопен стихи писал? А как он рассказывал!
      - Все я помню.
      - А ты помнишь, как ему оперативный уполномоченный сказал: "Шопен-болтун - находка для шпиона".
      - Помню. Да, с этих пор Димка стал молчаливым...
      Мы идеи в дом.
      "Да, тяжело будет Петьке подниматься на второй втаж", - подумал я. Но Моисеев широко ставит протезы и, не торопясь, спокойно идет. Я еще не видел таким Моисеева, и мне почему-то кажется, что он вот-вот упадет.
      - Ой, не упади ты, Петя! - не сдержался я.
      - Да что ты, Коля? Ты меня просто смешишь. - Моисеев переставляет протезы, помогает себе палочками и шаг за шагом поднимается выше и выше по ступенькам. Вот он уже взялся за ручку двери.
      - Видишь? Вот так и ходим. Медленно, но уверенно. И ни шагу назад, как говорили на войне! - сказал он решительно.
      - Герой ты у меня, Петро! Я все хочу, чтобы тебе было присвоено звание Героя Советского Союза... В пятьдесят восьмом писал Ворошилову, просил... А к двадцатилетию Победы, знаю, Валентик, Кантор и Топорков послали на тебя материал в ЦК КПСС...
      - Может быть, и не нужно забивать головы... Героического подвига, такого, как Талалихин, Матросов, Маресьев, я не совершил. Воевал так, как воевали многие. Вишнякову и Генкину не присвоили Героев, а Моисееву?.. Моисееев - рядовой летчик, каких тысячи...
      - Ты летал с больными ногами! У тебя сто вылетов на разведку. По приказу Верховного положено!
      - Не сто, а девяносто девять. Ну пусть побаливала нога, но я летал на задания - и героизма в этом не вижу.
      - Вот и пришли. Сейчас, Петро, умоешься и полежишь, отдохнешь с дороги.
      - Да ты что? Ну, чудак! - рассмеялся Моисеев. Минуту я внимательно смотрю на Моисеева и тут же словно вновь возвращаюсь в далекий сорок четвертый. Да, Петя остался таким же боевым, неунывающим парнем, каким был на фронте.
      - Ну ладно, - говорю, - сейчас я покажу фотоальбом, который прислали пионеры 27-й таганрогской школы. Он посвящен людям нашего полка. Смотри, Петро, первую фотографию: Таня Бутенко докладывает о розысках экипажа "Таганрогского пионера". Какие замечательные ребята в Таганроге!
      Моисеев смотрит альбом и задумчиво произносит:
      - Молодцы!..
      - А вот "Таганрогская правда". Про тебя, Петька, там рассказывается.
      Мы смотрим альбом, читаем газету родного города, говорим и говорим... Все время я смотрю на Моисеева. И он, мой Мося, тоже смотрит на меня.
      - Я увидел тебя и теперь со спокойной душой могу ехать домой, - говорит он.
      Мы сидим, вспоминаем погибших ребят. Краем уха я слышу, о чем говорят наши жены. "...Уважают Петра на работе... Да и в округе тоже. По пути до работы раза два отдыхает. А кто-то взял и сделал для него две скамеечки... Дали "Москвича", и как-то в воскресенье вышли двадцать человек и сделали за день гараж... Протезы тяжелые. Приходит домой, отстегивает их и передвигается ползком..."
      * * *
      Незаметно летит время.
      - Петька, скажи мне, - беспокойно спрашиваю я, - как и когда мы поедем в Москву на встречу?
      - А далеко у вас до электрички? - спрашивает он.
      - Метров триста.
      - Хорошо, такое расстояние я хожу на работу.
      - Значит, поедем на электричке. Она отправляется в четырнадцать пятнадцать. Выйдем из дома пораньше, чтобы не торопиться. Идет?
      - Идет, Коля! Пойдем на свидание со своей молодостью. Эх, друзья-однополчане!..
      Сегодня так чудесно на улице: по-праздничному тепло, все кругом благоухает, легкий ветерок играет алыми стягами. Солнечные блики легли на яркие транспаранты. Погода сейчас точь-в-точь как в Инстенбурге в тот заветный, памятный победный день.
      Мы недолго стоим и снова продолжаем путь... "Сколько же в тебе упорства, мой славный Мося! Недаром писали о тебе в газетах статьи с такими заголовками: "Всегда в строю", "Несгибаемое мужество", "Продолжение подвига"..."
      - Посмотри-ка, Петя, на этих бравых ребят, - говорю я Моисееву, кивая на приближающихся по аллее аэрофлотцев - штурмана Сбоева и летчика Подольного.
      - Ты вместе с ними служил после фронта, да?
      - Да, Петя. Теперь они здесь часто бывают.
      - Боевой привет! С великим праздником, братцы! - подняв руку, издалека приветствует нас Иван Сбоев.
      - Привет, друзья, поздравляем и вас с праздником.
      - Знакомьтесь, - говорю я, - это летчик нашего полка...
      - О, господи! Знаю я, что это Петька Моисеев. Ты мне все уши про него прожужжал...
      - А я думал, ты уже забыл.
      - Э-э, Николаша, разве фронтовиков забывают!
      - А куда это вы, ребята?
      - Сегодня у нас рейс, - вступает в разговор Володя Подольный. Счастливо вам встретиться с однополчанами.
      - Спасибо. Вы в самом деле сегодня улетаете?
      - Улетаем. Так что праздник наш в воздухе, - говорит Подольный.
      Попрощавшись, товарищи уходят.
      - Хорошие ребята, - говорит Моисеев.
      - Летчики. А летчики - сам знаешь...
      - Ну, иду на штурм ступенек платформы, - смеется он.
      - Давай, дружище, штурмуй!..
      Идем через железнодорожную линию. Петро взбирается по ступенькам. А вот и скамья, у которой останавливается первый вагон. Моисеев садится.
      ...На Комсомольской площади нас встретили Таюрские, Беляевы и приехавшие из Ростова-на-Дону Стрелковы. Нас уже целая эскадрилья! Едем, радуемся предстоящей встрече, оживленно разговариваем.
      От Ярославского вокзала едем на такси к памятнику Героям Плевны. Там уже собралось много наших ребят. Моисеев идет гордо, улыбается и громко декламирует:
      А я иду, шагаю по Москве,
      И я пройти еще смогу
      Соленый Тихий океан...
      - Ребята, Моисеев идет! Петька Моисеев! - кричит Юра Ермолаев и бросается нам навстречу.
      Фронтовики плотным кольцом окружают нас, обнимаемся, целуемся, неловко вытираем слезы... Моисеев держится хорошо. Он шутит, смеется.
      * * *
      Однополчане... Когда слышишь это слово, слышишь песню, сложенную в послевоенные дни, думаешь: "В самом деле. Где же вы теперь?.." Начинаешь вспоминать, перебирать все былое в памяти...
      ...Жизнь в вечном движении. Вот и у нас: кто уехал на учебу, кому дан приказ на запад, кому - на восток.
      Отпраздновав День Победы, уехал на учебу в военную академию командир полка Палий. Строг был он с нами, но смахнул при прощании слезу.
      После войны я тоже переквалифицировался, осуществил давнишнюю мечту стал летчиком-испытателем.
      Но вдруг неожиданно врачи сказали: "Полеты придется оставить". Как ни тяжело было расставаться с небом, но пришлось...
      Да, много лет прошло, как отшумела военная гроза, но никогда не забудется наше фронтовое братство. Дружба, рожденная и закаленная в огне боев, живет вместе с нами. Мы стали еще чаще друг другу звонить, писать, встречаться. И вот теперь нас снова много.
      Наша дружба, наш гвардейский Таганрогский полк!..
      Мы, ветераны войны, идем на встречу в День Победы, чтобы вспомнить все и поднять бокалы в память о погибших... За жизнь и счастье на Земле!
      ...8 мая 1965 года у памятника Героям Плевны встретились ветераны 6-й гвардейской Таганрогской Краснознаменной, орденов Суворова и Кутузова бомбардировочной авиационной дивизии.
      Встретились прославленные пикировщики и ночники: командиры дивизий, полков и эскадрилий, летчики, штурманы, стрелки-радисты, офицеры штабов, политработники, инженеры, техники, механики, мотористы.
      Из Москвы и Феодосии, Оренбурга и Севастополя, Ростова и Киева, из многих и многих городов и сел слетелись мы на нашу встречу, чтобы сказать всем: "Мы не хотим войны, но, если Родина позовет, мы готовы повторить подвиги боевых друзей. Подвиг фронтовиков продолжается и сейчас в мирных свершениях нашей прекрасной Советской страны".
      Остановились прохожие. Стали и они свидетелями трогательной встречи ветеранов войны. Обступили кругом. Да, наш традиционный час встречи стал радостью и для многих москвичей.
      По команде Топоркова мы направляемся в ресторан "Москва".
      - Добро пожаловать, победители!..
      Семь часов вечера. Мы поднимаемся и минутой молчания чтим память погибших. Потом мы снова возвращаемся к беседе о своем жизненном пути в послевоенные годы, рассказываем друг другу о нашей жизни, о своих успехах в труде, о делах в семье. Не обходится и тут без шуток: у одних, оказывается, только дочки выросли, у других - сыновья, третьи стали дедушками...
      Летчик Виктор Логинов теперь гвардии полковник, адъюнкт Краснознаменной военно-воздушной академии. Стрелок-радист Алексей Кузнецов - доцент МАИ. Штурман эскадрильи 134-го полка Герой Советского Союза Малущенко работает секретарем Черкасского обкома КПСС. Он - кандидат исторических наук.
      Говорят о себе и наши любимые фронтовые комдивы - полковник запаса Егоров и генерал-полковник авиации Чучев. Товарищи аплодируют летчику Таюрскому - гвардии полковнику, заслуженному летчику-испытателю СССР. Герой Советского Союза гвардии подполковник запаса Леонид Бобров работает теперь начальником штаба гражданской обороны города Мелитополя, а гвардии подполковник запаса Юрий Ермолаев - диспетчер Запорожского аэропорта. С радостью узнаем, что мастер связи Николай Помелуйко вот уже пятнадцать лет руководит колхозом имени Кирова в Оренбургской области, а командир звена Харин теперь гвардии генерал-майор авиации.
      Зазвучали тосты: "За любимую Родину!", "За нашу Победу!", "За погибших однополчан!", "За мир на земле!". Зазвенели бокалы.
      Вместе, слаженно, мы запели наш военный гимн "Вставай, страна огромная!". В этом зале, где так много света - не то что в землянке, особенно величественно звучит его припев:
      Пусть ярость благородная вскипает, как волна, 
      Идет война народная, священная война!
      - Споем, ребята, "Давай закурим"! - кричит Сережка Стрелков.
      И сразу же полилась дорогая сердцу мелодия:
      Об огнях-пожарищах,
      О друзьях-товарищах
      Где-нибудь, когда-нибудь мы будем говорить...
      Спасибо композиторам, поэтам-песенникам за то, что они во время нашей фронтовой суровой жизни, тяжелой жизни страны сложили такие песни! Ведь не зря и сейчас их любят петь и слушать.
      Эх, дороги, пыль да туман,
      Холода, тревоги да степной бурьян.
      Снег ли, ветер, вспомним, друзья!
      Нам дороги эти позабыть нельзя!
      - Леньку Харина - на середину! Или он уже не Ленька?! - раздался чей-то громкий голос.
      - Ленька, братцы! - кричит Харин. - Эх, "Калинку" давай!
      Калинка, калинка, калинка моя,
      В саду ягода малинка, малинка моя...
      Сегодня нам жизнью предоставлена возможность побывать еще раз на фронте. Ребята стоят кругом, хлопают в ладоши, а Харин... Как отплясывает Харин - генерал!.. А вот уже "цыганочка" пошла...
      Ко мне подходит генерал Чучев и, наклонившись, спрашивает:
      - Николай Адамович, когда вы поедете домой?
      - Понимаю вас, Григорий Алексеевич. Но ведь он как штык! Гляньте.
      Мы смотрим на Моисеева, разговаривающего с Марией Ивановной Чучевой. Петя ей что-то рассказывает, откинувшись на спинку стула, и громко смеется. А потом, взглянув на пляшущих ребят, серьезно говорит: