— Прекрасно, мистрис, но помните: ребенок не должен умереть, ибо он для меня очень дорог.

— Ваше приказание будет исполнено в точности, господин герцог. Когда герцог стал одеваться, ребенок громко заплакал и опять стал звать тетю Долору. Воспитательница его приласкала. Герцог еще раз поклонился, Мария Галль проводила своего знатного гостя до лестницы, вернулась в гостиную и позвонила. Старая служанка тихо отворила дверь.

— Отведи мальчика в отделение для старших, — приказала воспитательница. — Пришел ли мистер Фультон?

— Мистер Эдуард только что вернулся и пьет чай, — ответила старуха и, взяв мальчика за руку, вышла с ним из комнаты.

— Мне кажется, что этот герцог Медина — таинственная личность, — подумала про себя Мария Галль. — Если это его мальчик, то он искатель приключений! О, у него манеры герцога! Он хорошо заплатил и еще заплатит! В судьбе этого ребенка скрывается какая-то большая тайна! — С этими словами Мария Галль отправилась в зал.

Было уже довольно поздно, но ей нужно было переговорить об очень серьезном деле со своим поверенным Эдуардом Фультоном, которого все считали ее любовником. Она нашла его в зале за чайным столом.

Эдуард Фультон был мужчина лет тридцати четырех с темно-русой бородой. На его лице были следы буйно и беспорядочно проведенной молодости. Тусклые, впавшие глаза, выдающиеся скулы на отекшем лице, лоб, доходивший до темени, так что волосы были только на затылке, словом, все черты его лица носили отпечаток грубости и непреклонной решимости. Он что-то пробормотал в ответ на поклон вошедшей Марии Галль и продолжал прихлебывать из стакана чай.

— Ты был у леди Мертон? — тихо спросила она, подойдя к столу.

— Да, был. Она заставила меня очень долго себя ждать; держу пари, что в это время у нее сидел принц. Я слышал, как она расспрашивала обо мне в передней.

— Может быть, она боится возвращения лорда! Ну, и какой ответ она тебе дала?

— Я обещал в эту же ночь избавить ее от страха — она дрожала, боялась этого, больше она не будет дрожать!

— В эту ночь! А сколько она заплатит тебе за то, что ты избавишь ее от ребенка?

— Две тысячи соверенов, половину она уже заплатила, — ответил товарищ воспитательницы.

— Я пошлю спать старую Боб. Что ты так молчалив, Эдуард?

— У меня такое предчувствие, что это дело навлечет на нас с тобой неприятности. Цена слишком низка, хотя это ребенок принца.

— Ты бы потребовал большей суммы; я знаю, что леди согласилась бы дать; она ведь в наших руках!

— Завтра она приедет сюда для окончательного расчета. Мы рискнем назвать более высокую цену. Не вечно же нам заниматься этим ремеслом.

— Мне кажется, что последнее время ты стал трусить! — сказала Мария Галль с легкой усмешкой.

— Пустяки, вовсе я не трушу. Я был в Сутенде.

— Ты был у гадалки?

— Да, старая колдунья предсказала мне смерть на виселице, если мы не будем довольствоваться малым и не прекратим вовремя темных делишек.

Мария Галль громко засмеялась, но смех ее был наигранным.

— И ты веришь тому, что тебе сказала старуха за щедрое вознаграждение?

— Все равно, верю или не верю, — мрачно сказал Фультон, вставая. — Пошли спать старую Боб, а я пойду в детскую.

Большие стенные часы пробили полночь, когда Мария Галль вышла из комнаты. Оставшись один, Фультон стал расхаживать взад и вперед по своей комнате; он слышал, как отворялись и запирались Двери и как скрипели ступени лестницы, шедшей от спальни детей.

«Это, наверное, старуха Боб, — подумал Фультон. — Я еще не полностью обезопасил себя; хоть известь и поедает трупы, но все равно не так быстро, чтобы внезапная ревизия не могла застать меня врасплох; но все-таки это самое удобное и надежное средство.

Он тихо отворил дверь, которая вела в коридор, и стал прислушиваться. Там было темно, мертвая тишина царила во всем доме. Вдруг снизу раздался голос Марии Галль:

— Иди сюда и захвати с собой фонарь!

Фультон побежал в комнату и схватил роскошную лампу; она была маленькая, легкая и так устроена, что можно было мгновенно закрыть ее свет. Фультон зажег ее и стал спускаться по лестнице. Мария Галль ждала его в коридоре, освещенном слабым светом фонаря.

Они пошли по направлению к двери, которая находилась напротив подъезда. Мария Галль открыла ее маленьким ключом, и они вышли в темный, с четырех сторон закрытый мощеный двор. На стороне фасада и задней стены дома были устроены перегородки и стойла. В правом углу двора плотно лежали черные, тяжелые доски, как будто закрывая яму от взоров любопытных. В левой стороне находился колодец, тоже закрытый досками. В переднем здании были окна, в заднем же — только небольшие отверстия для воздуха. Прежде заднее здание служило сараем, но Мария Галль купила и отделала его. Она устроила залы, выкрасила стены и двери, поправила лестницу, чтобы обстановка не могла произвести дурного впечатления на родственников, посещающих детей.

Мария Галль и Фультон подошли к заднему строению. Оттуда слышался писк и визг множества детей, на что воспитательница по привычке не обращала внимания. Они отворили плотно запертую дверь — жалобные, слабые стоны больных и голодных детей раздались еще яснее.

Мария Галль и Фультон вошли в темный коридор, по обе стороны которого были двери спален детей старшего возраста. Сюда старая Боб принесла Джона, который, увидев себя в темной пустой комнате на белой кровати, стал плакать и кричать вместе с другими детьми.

Эдуард Фультон отправился наверх, а Мария Галль зашла к детям, обещая строго наказать малюток, если они не перестанут кричать. На их изнуренных лицах были следы сухотки, которую англичане называют английской болезнью; все казались старше своих лет. Многие, благодаря врожденному здоровью, спали глубоким сном, забыв голод и холод. Но кому какое дело, что бедные малютки лежат раскрытые в холодной комнате.

Перед сном старуха Боб поправила одеяла, дала каждому из детей по нескольку картофелин, обнесла всех кружкой с водой и вышла. Это место было убежищем смерти; если здоровая натура ребенка сопротивлялась ей — Фультон немедленно принимал свои меры.

Мы уже сказали, что он отправился наверх, где находилось отделение для грудных детей. Несчастные малютки лежали в тесной комнате на соломенных постелях, над каждой из них висел номер. Дурной, спертый воздух так и обдал Фультона, когда он вошел в это обиталище бедных сирот. Жалобный крик несчастных существ, которых кормили один раз в день скверным молоком, жалобный, как вопль зверей в зверинце, наполнял всю комнату. Большая часть этих несчастных имела знатную мать или богатого отца.

Эдуард Фультон ходил между рядами детских кроваток, ища ребенка миссис Мортон, это было маленькое существо, крепкого сложения; его здоровая, крепкая натура противилась голоду и холоду. Трехмесячный ребенок спал здоровым сном. Злодей схватил спящего ребенка, одетого в тонкую, но грязную рубашку — тот не просыпался. Бедное, невинное создание обречено было погибнуть за грехи своих родителей.

Преступление, совершенное Фультоном, так бесчеловечно, что перо отказывается изображать это. К несчастью, все, что мы здесь описываем, — правда. Сейчас уже известны преступления этих двух извергов. Чтобы доказать читателям, что все это не выдумка, мы готовы в точности описать весь ход событий. Заметим также, что личности Марии Галль и Эдуарда Фультона действительно существовали. В нашем рассказе нет ни одной капли выдуманного.

Итак, Эдуард Фультон взял на руки спящего ребенка и вышел из комнаты. Спускаясь с лестницы, крепко сдавил тельце своими железными руками; послышалось хрипение. Жизнь недолго боролась со смертью, и ребенок прямо во сне перешел в вечность.

«Не запрещайте детям приходить ко мне, потому что им принадлежит царствие Божие», — так гласит Евангелие. Злодей оказал ребенку благодеяние, избавив от страданий и бедствий земной жизни.

Мария Галль, эта бездушная, кровожадная гиена, ждала Фультона внизу.

— Что, ты нашел его? — тихо спросила она.

— Уже все кончено, — ответил Фультон, держа в руках мертвого ребенка.

Мария Галль вздрогнула, но не от жалости и сострадания, причиной того был холод, царивший в коридоре. Этой злой женщине были чужды те чувства, которыми обычно по своей природе обладает женская натура. Это была женщина-изверг, не отступающая ни перед чем, для нее не представляло затруднений убить или задушить собственными руками маленькое невинное существо.

Она быстро схватила лампу из рук Фультона и, бросив любопытный взгляд на мертвого младенца, пошла впереди по коридору, освещая путь своему сообщнику-злодею. Необходимо было немедленно скрыть следы трупа, к чему заранее были сделаны приготовления. Подобное происшествие не представляло ничего особенного в этом страшном и холодном доме.

Мария Галль спокойно шла по коридору. Если бы полиция узнала о их преступлениях, то могла бы обвинить их только в том, что они незаконным образом хоронили трупы детей, так как Фультон не оставлял на несчастных ни малейшего следа своих железных рук. Кто мог обнаружить все лишения, которым подвергались несчастные малютки! К тому же бедного ребенка можно было даже похоронить на кладбище.

Но, несмотря на это, Эдуард Фультон потерял свое обычное хладнокровие и спокойствие. Неужели предсказание гадалки в Сутенде было причиной его страха? В словах колдуньи была некоторая доля здравого смысла — он душил невинных детей и должен был умереть такой же смертью на виселице.

Мария Галль и Фультон вышли в темный двор. Пропустив своего поверенного, воспитательница крепко заперла за собой дверь. Фультон подошел к черным доскам, лежавшим в углу двора. Он хотел передать ребенка Марии Галль, чтобы она подержала его, пока он отодвинет доски, но та боялась запачкаться кровью. Положив маленький труп на камни, Фультон поднял две черные доски, под ними была яма, в которой хранилась известь для ремонта дома.

Поверенный вынул из стоявшей рядом емкости несколько кусков негашеной извести. Мария Галль светила ему. Еще несколько минут — и страшное преступление будет законченно. Злодей уже нагнулся, чтобы взять труп, как вдруг раздался громкий стук во входную дверь у подъезда. Фультон побледнел и отшатнулся от трупа. Но Мария Галль не потеряла своего хладнокровия.

— Скорей бросай его в яму. Кто бы это мог так сильно стучать? Наверное, какой-нибудь посетитель, ничего он может постучать еще раз, — сказала она.

Фультон схватил труп, затер ногой оставленные следы крови, бросил несчастного мальчика в яму и засыпал известью. За одну минуту доски были положены на прежнее место. Снова раздался стук в дверь, и на этот раз такой сильный, что даже старая Боб, спавшая наверху, услышала его.

Мария Галль поспешно отворила дверь, ведущую в коридор. Фультон проворно и тихо побежал наверх по лестнице. Мария Галль отворила дверь в подъезде и неожиданно для себя испугалась.

— Кто это так громко стучит? — сердито спросила она.

— Мистрис, отворите, это полисмен.

— ¦ Ночью! Что значит это ночное посещение? — возмутилась Мария Галль, медля впускать полисмена, чтобы дать время своему сообщнику лечь в постель.

— Что случилось?

Полисмен вошел. Мария Галль заперла за ним дверь.

— Извините, мистрис, мне необходимо задать вам несколько вопросов, не требующих ни малейшего отлагательства. Да вы, я вижу, до такого позднего часа хозяйничаете в доме?

— А как же, — ответила воспитательница, уже полностью собравшаяся с духом, — я всегда обхожу комнаты детей, прежде чем лягу спать. Что привело вас ко мне в такой поздний час?

— Здесь не место для разговора, мистрис, пожалуйста, проводите меня в гостиную, я не задержу вас очень долго: вы, вероятно, очень утомились от дневных забот? — «Зато твой труд хорошо оплачивается», подумал полисмен, следуя за хозяйкой в гостиную.

— Почему вы так думаете? — спросила воспитательница.

— Я имею на это свои личные соображения, мистрис. Фультон еще не лег спать?

— Он уже давно спит, входите, — сказала она с гордым пренебрежением, открывая дверь в освещенную гостиную.

Полицейский вошел, Мария Галль повесила лампу на лестнице и вернулась в гостиную.

— Сегодня вечером к вам приходил один джентльмен, — обратился к ней полисмен.

— Точно, и что из этого?

— Он принес к вам мальчика?

— Как хорошо вы знаете все подробности!

— Будьте так добры, позвольте мне посмотреть в список, чтобы я мог узнать, кто он такой.

Марию Галль немного поразило это требование, она вопросительно посмотрела на полисмена.

— Признаюсь, меня очень удивляет ваше посещение, — сказала она.

— Может быть, мистрис, вас это и удивляет. Но скажите мне, пожалуйста, имя этого джентльмена, который принес вам мальчика.

— Я не помню его имени, он испанец. Не думайте, что я что-нибудь от вас скрываю! Вот книга.

Мария Галль раскрыла книгу. Полисмен прочел последнее вписанное в нее имя.

— Джон Кортино.

— Да, таково имя незнакомца. Он сказал мне, что этот мальчик его сын. Он должен уехать из Лондона, а так как у него нет здесь знакомых, которым бы он мог поручить воспитание ребенка, то он принес его мне.

— Кортино, — задумчиво проговорил полисмен, — а где живет незнакомец?

— Наверное, в какой-нибудь гостинице. Это не мое дело было спрашивать его о том, где он остановился.

— Это большое доверие с вашей стороны, мистрис, — сказал полисмен, бросая испытующий взгляд на Марию Галль, которая уже полностью вошла в свою роль и спокойно выдержала его взгляд.

— Вы ошибаетесь, — сказала она, — джентльмен заплатил почти за три года вперед и сказал, что вряд ли он останется на континенте на долгое время и, наверное, приедет раньше этого срока и заберет мальчика.

— Ну, а если он забудет про ребенка?

— Тогда Мария Галль даст мальчику воспитание по своему усмотрению.

— Вы очень бескорыстны, мистрис. Дай Бог, чтобы все воспитательницы были похожи на вас, — сказал полисмен, — но ответьте мне еще на один вопрос, что означают эти кресты в последней графе вашего журнала.

— Смерть неизвестного ребенка.

— Однако их очень много. В вашем заведении, мистрис, очень высокая смертность.

— Разве вы не знаете, что дети больше всего умирают в этом возрасте? Прочитайте статистические сведения, где сообщается, что смертность в особенности распространена у младенцев в таком возрасте. Пансион мой считается лучшим по уходу за детьми, и число просьб о поступлении в него увеличивается с каждым днем. Надеюсь, что этого доказательства вам вполне достаточно, — сказала с вызовом Мария Галль и отложила журнал. — Если вам нужно узнать какие-нибудь подробности, можете обратиться к доктору Брауну, куратору моего пансиона. Я очень устала и не могу больше объясняться с вами; скажу лишь без всякого хвастовства, что безукоризненно веду свои дела.

— Я вполне уверен, что вы говорите правду, мистрис. Простите, что побеспокоил вас, — сказал, вставая, полисмен.

— Вы исполняете вашу обязанность, и я глубоко уважаю вас за это, — ответила Мария Галль, провожая его. — Спокойной ночи!

Она плотно, на все запоры заперла за ним дверь и отправилась в спальню, где ее ожидал Эдуард Фультон.