IV. ЕВГЕНИЯ И ГАДАЛКА

Заперев дверь за Эндемо и проводив Долорес в ее комнату, колдунья вернулась к знатной леди, которая ждала ее в слабо освещенной, неуютной комнате, расположенной направо от входа в дом.

— Что вам угодно, миледи? — спросила Родлоун, которой Эндемо успел сообщить, что эта дама и есть та самая, о которой он говорил ей.

Прекрасная незнакомка приподняла свою вуаль, казалось, на нее неприятно подействовала незатейливая обстановка комнаты. Широкая кровать с балдахином, большой шкаф, круглый старый стол и четыре или пять стульев составляли все незатейливое убранство этой тесной комнаты. К досаде своей, старуха не могла принять знатную гостью в парадной комнате, потому что там еще валялись на полу разбитая бутылка и стаканы. Знатная леди не ожидала, что ее примут в такой грязной, тесной комнате и почти раскаивалась, что последовала совету своих знакомых погадать у старухи и узнать, что ее ждет в будущем.

— Извините-, миледи, — проговорила старуха, — что моя комната немного темна и невесела для вас — зато вы светлее будете видеть свое будущее! Не обращайте внимание на внешнюю обстановку, садитесь вот сюда. На этом старом стуле сидел герцог Гамильтон, принцесса Кумберландская, лорд Пальмерстон и еще более высокие особы, — сказала старуха, убирая разбросанные вещи со знаменитого стула и подставляя его к столу.

Притом как только старуха назвала знатные имена лондонской аристократии, знатная леди иронически улыбнулась.

— Я пришла к вам с тем же вопросом, с каким приходили все названные господа, — сказала она на довольно плохом английском. Голос ее был мягкий, ласкающий. Она полностью подняла с лица вуаль своей маленькой, красивой ручкой, обтянутой элегантной перчаткой. Роскошные рыжеватые ее волосы были собраны под щегольской шляпкой. Эту гордую красавицу звали Евгенией де Монтихо. Нежный, почти прозрачный цвет кожи, большие голубые глаза, маленький пурпуровый ротик и удивительная пропорциональность стана, — все в ней поражало глаз наблюдателя. Красоту Евгении можно было назвать гордой; ее лицо и осанка выражали нечто такое, что невольно заставляло каждого придать ей этот эпитет. При всей грации ее движений наружности красавицы недоставало той прелестной невинности, которая делает девушку ароматным цветком и которая не может быть заменена ни красотой, ни кокетством. Графиня, несмотря на свою молодость, из-за многих ударов судьбы утратила эту невинность. В такие минуты, когда она думала, что на нее не смотрят, ее лицо выражало властолюбие и мраморную холодность. Она была обманута в своей первой любви, и вот вместо доверия и невинности появились в ней самолюбие и властолюбие. Она присела на указанный старухой стул.

— Вы хотите погадать и узнать о будущем, миледи? — спросила старуха, вынимая колоду карт. — Не так давно в Лондоне был обманщик, которому верили многие знатные особы; он показывал образы людей, заставлял всех смотреть в вогнутое стекло и вызывал духов. Наконец, обман его открылся, и он был выгнан. Старая Родлоун не будет вызывать духов, но расскажет вам ваше прошлое, настоящее и будущее. Я вас не буду расспрашивать ни о чем, хотя и не знаю вас. Я буду говорить только то, что скажут карты. Вы готовы выслушать и хорошее и дурное?

— Не скрывайте от меня ничего! Начинайте скорее! — ответила графиня.

— Снимите перчатку с левой руки и разложите эту колоду карт на три кучки.

Евгения выполнила, что сказала ей старуха. При этом она показала маленькую белую ручку, на тонких пальцах которой красовались драгоценные кольца.

— Покажите мне вашу левую ладонь, миледи. Так как сердце лежит в левой стороне вашего тела, то я на ладони могу прочесть все, что в нем происходит.

Евгения не без отвращения положила свою нежную руку в грубую, костлявую руку старухи. Но волей-неволей она должна была выполнить все, что рекомендовала горбунья.

— Хе-хе! — засмеялась колдунья, посмотрев на линии ладони. — Сколько тут перемен, дорог и бурь! Но вы достигнете высокой цели ваших стремлений! Линия вашей жизни долгая и сильная. Отец и мать ваши еще живы! Не противоречьте мне, миледи! Разнесся слух, будто вы потеряли вашего отчима, но ваш родной отец еще жив! У вас есть сестра, но она живет очень далеко от вас. Да, в линиях много написано! Есть ли у вас сын? Ну, так он будет у вас! Мне кажется, что он уже родился! Знакомы ли вы с каким-нибудь принцем, которого ожидает корона? Нет? Так вы с ним познакомитесь! Вы сами увидите это по картам!

Пока старуха говорила, Евгения вместо ответа кивала головой. Затем колдунья разложила на столе первую кучку карт. В раздумье смотрела она на картинки и числа.

— Я вам сказала правду, миледи, отец ваш еще жив! Ваша сестра замужем за знатным господином. Вы выросли около коронованной принцессы — вам предстоит много корон и много чинов! Да, очень много! У вас была несчастная любовь, но в утешение вам скажу, что тот, которого вы любили, несчастлив, несмотря на то, что носит богатый мундир. Он не женат и тоже не любим женщиной, которую любит.

— Вы меня удивляете, — сказала Евгения.

— Все это написано в картах, миледи, — вы приехали сюда издалека! Вы больше никогда не увидите вашей далекой родины! Но все это было в прошлом! Перейдем к настоящему!

Старуха разложила вторую кучку карт.

— Хе-хе! Много у вас поклонников, и все знатные господа, — с хитрой усмешкой проговорила старуха, — мать ваша охотно принимает этих знатных богачей! В будущую субботу в одиннадцатом часу на Цельзийском мосту вы будете иметь свидание с человеком, который вас давно знает и любит.

— На Цельзийском мосту, — повторила Евгения, — кто этот господин?

— Вы слишком много требуете от меня, миледи. Я не могу называть имен, но уж для вас сделаю исключение. Этот человек носит имя горы, на которой в древности жили боги.

Евгения вздрогнула и нетерпеливо повернулась на стуле.

— Олимпио! — выговорила она, побледнев.

— Вы считаете себя первой красавицей, миледи, — продолжала старуха, делая вид, что не замечает ее внимательного взгляда, — но у того господина есть знакомая леди, которая еще прекраснее вас! Правда, он с ней разлучен!

По холодной улыбке, появившейся на губах графини, можно было догадаться, что ее тщеславие оскорблено!

— Все это сказали карты, миледи, — уверяла старуха. — Я не могу ничего изменить или перетолковать! На вашей жизненной дороге лежит кровь! Вы услышите о поединке или о чем-нибудь подобном, но не будете присутствовать при этом.

— Матерь Божья! Дуэль! — вскрикнула Евгения.

— Все это было вашим настоящим — теперь посмотрим, что сулит вам будущее! — продолжала старуха, раскладывая третью, самую большую, колоду карт. Взглянув на них, она всплеснула руками и посмотрела на образа.

— Господи, — вскрикнула она, — что это такое? Таких карт я еще никогда не открывала! Вы будете носить славную корону, но она будет так тяжела, что задавит вас. Еще рас спрашиваю: не знакомы ли вы с каким-нибудь принцем? Нет, вы еще не знаете его! Он приедет к вам, по безлюдной дороге. Вы не останетесь в Лондоне; судьба занесет вас в другой могущественный город, где на охоте вы встретитесь с принцем. Встреча эта принесет вам корону. Боже мой! Все будет у ваших ног! Все ваши желания исполнятся! Но будьте умерены! Если вы не сдержитесь вовремя, то все потеряете! Я вижу поле сражения. Вам угрожает опасность! Потом в картах все становится черным, как будто вы погибнете. Берегитесь одного орла, который могущественнее орла, защищающего вас. Через двадцать лет он низвергнет вас с высоты.

Графиня с жадностью внимала словам колдуньи, действительно, в них было столько чудесного, что она поневоле удивлялась сказанному. Старуха долго смотрела на карты, будто искала разрешения всему, что должно было случиться, наконец, она подытожила:

— Здесь написано все точно так, как я вам сказала. Берегитесь орла, а не то он похитит вашу корону. Оставьте высокомерие и безумные желания, иначе вы упадете с высоты. Орел, который вас низвергнет, черный и носит корону меньше той, которая вам предназначена, — но берегитесь его, а то он лишит вас венца и ввергнет в пропасть.

— Очень вам благодарна за гадание, — сказала графиня, поднимаясь с места. Вы сообщили многое из того, что мне хотелось бы знать. В ваших словах есть доля правды! Примите награду за труды!

Старуха протянула свою длинную, костлявую руку. Евгения положила в нее несколько золотых.

— Кажется, вы мне сказали, что эта девушка ваша дочь? — спросила она старуху, оборачиваясь.

— Да, миледи, это мое собственное дитя! — жалобно ответила старуха.

— Прощайте, благодарю вас! — сказала графиня, выходя из комнаты.

Родлоун отворила дверь, за которой ждала графиню ее служанка, и провела ее до стоявшей поблизости кареты. Заперев дверь за своей знатной гостьей, старуха пошла приводить в порядок комнату, где происходила борьба Эндемо с бедной Долорес.

— Никогда я еще не раскрывала таких карт, — бормотала она, подбирая разбитые стекла и бутылки. — Кто стоит очень высоко, может упасть очень низко — было написано в них.

Убедившись, что верхняя комната крепко заперта, старуха улеглась в постель. Вытащив из-под подушки кошелек с золотыми монетами и кредитными билетами, она, дрожа от радости, положила в него заработок сегодняшнего дня.

Старуха прислушалась: нет ли какого постороннего шума в доме. Она вспомнила предостережение Эндемо. В сущности, горбунья была беззащитна в одиноком доме вместе с девушкой. Если кто-нибудь с силой будет ломиться в дверь, она погибла!

Эти мысли и беспокойство, что Долорес может убежать, не давали ей покоя всю ночь. К утру старухе удалось заснуть. Ее натура, несмотря на старость, была такой сильной и крепкой, что бессонница не могла ослабить ее силы, только иногда было тяжело дышать, что часто случается с горбатыми.

Прошло несколько дней. Бедная Долорес терпеливо переносила в эти дни грубое отношение старухи. Та мстила ей отчасти за то, что девушка осмелилась отвергнуть постыдное предложение Эндемо, но еще больше за то, что бросилась на колени перед знатной дамой, умоляя ее о помощи. Старуха не хотела прощать ей подобную дерзость и в наказание не давала пить и есть. Вначале старуха не обратила внимание на то, что графиня осведомилась о ее пленнице; но когда та спросила о ней во второй раз — ей пришло на ум, что, по словам герцога, между ними могла существовать какая-нибудь связь. Но тетка и не догадывалась, что для несчастной Долорес было вдвое тяжелей, когда она узнала надменную графиню. Евгения Монтихо когда-то бросила Долорес розу, позже бедняжка видела ее в саду герцога Медина с горячо любимым ею человеком, Олимпио Агуадо, с которым эта гордая и надменная графиня разлучила Долорес, причинив ей тем самым тяжелое горе.

Родлоун следила за своей пленницей глазами Аргуса. Эндемо не скупился платить за попечение о девушке, и поэтому старуха очень хорошо запоминала его предостережения. Но все ее наблюдения были бесплодны, и она пришла к такому заключению, что опасения герцога были напрасными.

Вечером того дня, в который Валентино бродил под окнами дома старухи, сама она сидела в красной комнате у окна и смотрела на море, приподняв немного занавеску.

Стемнело. Горбунья уже хотела отойти от окна, но вдруг рассмотрела в тумане шедшую по берегу человеческую фигуру. Она стала наблюдать за ней. Фигура все приближалась и подошла к ее дому.

Появление незнакомца в этой глуши, около уединенного дома, показалось тетке подозрительным. Если бы это был слуга, или поверенный какого-нибудь знатного господина, или переодетый любовник какой-нибудь леди, то им не нужно было выбирать уединенную дорогу.

Незнакомец остановился у дерева и стал прислушиваться, осматриваясь по сторонам, и, наконец, залез на дерево.

Старуха немного испугалась: пожалуй, где-нибудь скрываются соучастники незнакомца; они могут осадить дом и силой ворваться в него. Ведь она не может сопротивляться. Родлоун пристально вглядывалась в вечернюю темноту, но все было тихо, и на берегу моря не было ни души.

Значит, незнакомец пришел один. Темнота мешала ей видеть его, да из этой комнаты не было видно деревьев. Она проворно побежала в другую комнату налево, где могла свободно наблюдать все деревья, но и там было совершенно темно. Старуха подбежала к последнему окну и осторожно подняла угол занавески. Тогда она ясно увидела сидящего между ветвями человека, который пристально смотрел на слуховое окно.

Горбунья не сомневалась, что это слуга или поверенный того знатного господина, о котором говорил ей герцог Медина. Она увидела, как он кланялся; слышала, как он что-то говорил, но не могла разобрать его слов.

Старухе было очень любопытно узнать, что будет делать Долорес; она прислушивалась, не попытается ли девушка выломать дверь своей комнаты; еще, пожалуй, незнакомец передаст ей веревочную лестницу или что-нибудь подобное.

Эндемо говорил ей, что Олимпио Агуадо подошлет своего слугу. Это действительно он, так как Долорес до сих пор не показывала вида, что хочет убежать с ним. Наконец, она открыла свое окно и осторожно постучала.

Хитрый герцог не мог выбрать себе лучшей поверенной. Старуха сторожила свою пленницу внимательнее Цербера. Она вся была внимание, ничто не ускользало от ее глаз.

Что-то упало из окна Долорес; наверное, она что-нибудь бросила слуге, который подошел к ее окну. Пока тот нагибался, она успела больше приподнять занавеску и посмотреть на выкинутый из окна предмет. Долорес бросила лист кактуса. Старуха догадалась, что та написала на нем несколько слов своему любовнику.

— Хитрая змея! — прошептала Родлоун. — Он поднял лист и спрятал его. Я вам этого не прощу. Если записка попадет к Олимпио, я теряю источник, который еще долгое время должен был бы снабжать меня деньгами! Нет, — злорадно шептала она, — не вам дано перехитрить старуху Родлоун!

Она гневно погрозила кулаком вслед уходящему слуге Олимпио. Подумав несколько минут, старуха побежала в свою комнату, накинула на голову большой старый платок, заперла на ключ двери и поспешно вышла из дома.

Мгновенно она составила чудесный план, чтобы оставить без последствий встречу Долорес и Валентине. Действительно, как мы в дальнейшем увидим, старой колдунье прекрасно удалось выполнить то, что она задумала.

V. ДУЭЛЬ В ГАЙД-ПАРКЕ

Накануне дуэли, вечером, герцог Оссуно с молодым Беневенто отправились к графине Монтихо. Хотя такие события, как дуэль, сообщают только лучшим друзьям, секундантам, но герцог, желая порисоваться своей храбростью, отправился к графине с намерением рассказать ей о предстоящем. Он дал понять Евгении, что причина дуэли — она, что он или умрет за нее, или останется блестящим победителем.

Герцог, которого три друга прозвали «Roue» с головы до ног, действительно делал очень мало чести дворянству. Он принадлежал к тем героям, которые способны на все, лишь бы скрыть свою утраченную честь или добродетель.

Графиня де Монтихо разыграла из себя преданного друга, стараясь насколько возможно помешать дуэли. При этом герцог выказал геройскую храбрость на словах, тогда как на деле трусость его увеличивалась час от часу по мере приближения поединка.

Евгения удивлялась рыцарской храбрости герцога, жертвующего жизнью ради дамы своего сердца, но в душе смеялась над ним. Некоторое время он был первым поклонником ее красоты, первым кавалером и обожателем, но она нимало не интересовалась им. Одно слово, один взгляд Олимпио Агуадо был ей в тысячу раз дороже всех клятв в любви герцога. Слова старухи Родлоун возбудили в графине надежду на любовь Олимпио.

Было очень поздно, когда герцог Оссуно и Беневенто возвратились от графини. На следующее утро была назначена дуэль. Мы сомневаемся, чтобы благородный герцог Оссуно мог заснуть в эту ночь. Он боялся, и хотя старался сам себя обмануть, или, вернее, сознаться самому себе в трусости, но после разговора с графиней о дуэли на него напало сомнение в ее благоприятном для него исходе. Противник Оссуно был одним из предводителей карлистов, владевших пистолетом так же хорошо, как и шпагой. Благородный герцог в молодости своей мало занимался фехтованием и стрельбою в цель, и хотя более или менее усовершенствовался в этом на охоте, но никогда не был на войне, поэтому ему было далеко до той степени совершенства, которой достигли его три врага.

Бесчестный по самой природе своей, герцог считал позволительными все средства, лишь бы они вели прямо к цели. С секундантами, в обязанности которых входил выбор оружия, он надеялся поладить и повернуть дело в свою пользу, так как маркиз де Монтолон никак не мог заподозрить их в пристрастии к герцогу. Пистолеты были коротки и так неверно просверлены, что пуля при полете брала на дюйм выше цели; так что, если б маркиз целил герцогу в лоб, пуля пролетела бы мимо, едва задев его волосы; почему он сам решил стрелять противнику в грудь.

Пока герцог Беневенто спал крепким сном, беззаботным сном юности, Оссуно, которому оставалось еще четыре часа до утра, написал несколько писем. Дуэль была назначена в восемь часов, а в семь часов противники должны были быть около ворот Виктории в Гайд-парке. Одно из ночных посланий герцога было следующего содержания:

«Дорогая моя Евгения! Когда Вы будете читать эти строки, судьба моя уже будет решена. Я уверен, что иду на верную смерть, а между тем я спокоен, я даже счастлив, так как ради Вас я жертвую своей жизнью и иду навстречу роковой случайности! Примите же последнее прощанье от меня, который принадлежал Вам всецело, который и в этот последний час хочет еще раз повторить Вам о своей безграничной и преданной любви и которыйзаочно покрывает самыми страстными поцелуями Ваши маленькие ручки и Ваши дивные ножки! Прощайте! Когда пуля пробьет мое, только для вас одной бьющееся сердце и утолится боль раны, я умру спокойный, довольный и благословляющий Вас! Но и сама смерть не убьет во мне моей любви к Вам. Мертвый, я все-таки останусь по отношению к Вам тем же безгранично любящим.

Оссуно».

Остальные письма выражали волю герцога относительно его имущества. Кончив писать, он разбудил свою прислугу и стал одеваться. Этот пустой франт, даже идя на смерть, не забыл позаботиться о своем туалете.

Беневенто тоже проснулся и стал одеваться. Было около семи часов утра, когда к подъезду подкатил экипаж; это приехал один из секундантов Оссуно, барон Кенильворт, который привез с собою доктора.

Оба герцога, надев шинели, сели в экипаж. На улицах, по которым они ехали, было совершенно пусто, все еще спало, только изредка попадались им навстречу обозы со всевозможными продуктами, развозящие их по лавкам и кладовым, да мужики и бабы, идущие на работу. Главные же улицы были совершенно пусты. Богачи, живущие там, далеко за полночь вернулись домой из клубов и театров и будут спать далеко за полдень. Дома и ставни окон были заперты. Даже слуги еще не вставали.

Поэтому герцог и его спутники не могли встретить дорогой никого из знакомых. В аллеях тенистого Гайд-парка тоже не было ни души. Обе стороны решили стреляться в парке, около озера, на месте, менее всего посещаемом публикой.

Экипаж подъехал с северной стороны к воротам парка. Здесь находился колодец для питья, вырытый каким-то индийским князем. Теперь на этом месте поставлен Albert Memorial, один из великолепнейших памятников в Лондоне.

У главного входа в парк построены три мраморные арки, украшенные богатыми скульптурами. Слева находится Роттен-Роф, а рядом с нею дорога для езды, названная Леди-Миль, которая ведет прямо к берегу озера, выложенного камнем при королеве Королине, супруге Георга II. Эти две дороги служат сборным пунктом для всей лондонской аристократии. По бокам стоят железные скамейки, откуда любопытный может смотреть на богачей Лондона.

Маркиз и его секунданты были уже на месте, когда экипаж герцога Оссуно подъехал к воротам парка. Все поспешно вышли из экипажа, доктор захватил с собою необходимые принадлежности.

Оссуно казался страшно взволнованным, была ли это боязнь за свою жизнь или что-нибудь другое, мы не знаем, но благородному герцогу, по-видимому, несколько нездоровилось. Он старался не показывать волнение, принимая по возможности спокойный и развязный вид. Беневенто и Кенильворт по дороге от души смеялись, рассказывая свои похождения.

Противная же сторона была в совершенно противоположном расположении духа. Маркиз медленно прогуливался по дорожке парка со своими секундантами. Вся компания вела серьезный разговор. Клод совершенно спокойно и весело говорил с Олимпио, который ходил, заложа руки за спину. Филиппо же толковал с доктором о разных смертных случаях в Лондоне.

Маркиз первый заметил приехавшего противника и подошел представить ему своих секундантов. Обе стороны очень церемонно раскланялись. Барон Кенильворт как хорошо знакомый с расположением парка вызвался проводить компанию до места дуэли. Он уже в третий раз был секундантом в Гайд-парке.

Герцог Оссуно и маркиз де Монтолон более не сказали ни слова друг другу. Через несколько минут оружие решит их судьбу. После вызывающих слов, сказанных герцогом, не было никакой возможности примирить противников, так что секунданты и не старались делать этого.

Двое докторов, раскланявшись друг с другом, последовали за всеми в серпентинскую чащу.

Все дошли до длинной, тенистой аллеи, идущей вдоль пруда. Барон Кенильворт объявил, что это самое уединенное место в парке и самое удобное для дуэли. И действительно, аллея как нельзя лучше соответствовала условиям дуэли: она была удаленная, ровная и широкая, секунданты могли очень удобно расположиться по обеим сторонам окаймляющих ее кустарников.