Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Наследник Клеопатры

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Брэдшоу Джиллиан / Наследник Клеопатры - Чтение (стр. 19)
Автор: Брэдшоу Джиллиан
Жанр: Исторические любовные романы

 

 


Они немедля двинулись в путь. Мелантэ надеялась, что по пороге в порт ей удастся позвать кого-то на помощь или каким-то образом ускользнуть от похитителей, но сделать это было невозможно. Никократ заткнул девушке рот и силком запихнул ее в один из деревянных ящиков, сваленных вдоль стены. Руки и ноги девушки были все так же связаны. Сверху ящик плотно закрыли крышкой, снесли по лестнице и, погрузив на ручную тележку, повезли через город. Было трудно дышать, тележка подпрыгивала на ухабистой дороге. Мелантэ ничего не видела, но поняла, что тележка ручная, поскольку не было слышно стука копыт.

Она вдруг вспомнила скульптуры танцующих животных, которые видела на берегу Канопского канала. «Зачем они это делают?» – спросил тогда Серапион, удивившись, что римляне укладывают статуи в ящики. То, что сказал отец, не совсем соответствовало заданному вопросу. Серапион скорее хотел сирость: «Почему эти люди забирают то, что очень дорого другим?» Отец ответил лишь: «Потому что они могут это сделать».

Вскоре тележка остановилась. Остановка, казалось, длилась целую вечность. Мелантэ старалась не плакать, потому что из-за слез было трудно дышать. Наконец она почувствовала, что ящик подняли с тележки и понесли вверх по наклонному трапу. Затем его снова опустили вниз и сняли крышку. В неярком свете лампы она разглядела мужчину с большим носом. Он смотрел на Мелантэ с кислым выражением на лице и молчал.

– Вот она, – сказал Никократ. – Хорошенькая, правда? Большеносый человек только фыркнул и жестом приказал вытащить ее из ящика. Никократ и Зевксид подняли девушку и положили на пол. Она огляделась по сторонам и увидела, что находится в небольшой комнате, обшитой темными деревянными панелями. Помимо двух похитителей и большеносого незнакомца здесь находился какой-то пожилой худощавый человек, который держал над ней лампу. Аристодем стоял в дверях. В углу комнаты валялись железные кандалы.

Пожилой мужчина передал лампу большеносому и наклонился, чтобы развязать Мелантэ.

– Не дергайся, девочка, если не хочешь, чтобы было хуже, – проворчал большеносый.

Он взял в руки веревку, которой были связаны ее лодыжки, сложил вдвое и многозначительно хлестнул ею по стене.

Мелантэ лежала не шевелясь, пока пожилой человек осматривал ее глаза, зубы и волосы. Затем, задрав тунику, он ощупал ее грудь и напоследок, как и предполагал Зевксид, проверил, девственница ли она. Все остальные стояли рядом и наблюдали. Мелантэ стало дурно, хотелось вырваться из его лап и убежать, но она заставила себя лежать смирно, как птица, которая, случайно оказавшись на земле, замирает, чтобы ее никто не заметил. Пусть думают, что она слишком напугана, чтобы даже пошевелиться!

Наконец пожилой человек кивнул и повернулся к большеносому, который, по всей видимости, и был тем самым Кинесиадом, капитаном корабля.

– Здорова и невинна, – сухо сказал он. – Хотите проверить ее при помощи колеса?

Так проверяли скрытую проклятую болезнь. Мелантэ с тоской подумала об Арионе. Как жаль, что она не проскользнула к нему в одну из ночей, когда «Сотерия» стояла на реке, и не предложила прогуляться по берегу Нила... Как жаль, что она поцеловала его лишь один-единственный раз... Было бы лучше, гораздо лучше подарить свою девственность ему, а не какому-то моряку в публичном доме.

Кинесиад покачал головой и, довольно улыбнувшись, произнес:

– Никогда еще не было такого хорошего улова. – Он повернулся к Никократу. – Ну а теперь...

Тут Мелантэ вскочила на ноги и стремительно бросилась к двери. Аристодем широко расставил руки, пытаясь закрыть ей проход, но она на бегу повернулась, подняла руку и локтем ударила его прямо в лицо. Когда он заорал и упал на бок, девушка быстро перепрыгнула через него. К несчастью, левой ногой она зацепилась за сундук, но быстро восстановила равновесие и понеслась по темному длинному коридору мимо закованных в цепи мужчин и женщин, лежавших на полу между ящиками и огромными амфорами. Судя по всему, мелькнуло в голове Мелантэ, они находились в трюме. Позади нее послышались крики и ругань.

В конце трюма была лестница. Мелантэ взобралась по ней и оказалась еще в одном узком коридоре. Вдоль коридора, освещенного тусклой лампой, шел ряд дверей. Одна дверь отворилась, и из нее высунулась чья-то голова. Девушка подняла глаза и увидела, что рядом есть еще одна лестница, ведущая куда-то в темноту. Она полезла вверх, слыша, как следом за ней кто-то карабкается по нижней лестнице. На самом верху лестница заканчивалась... запертым люком. Мелантэ судорожно пыталась его открыть, нащупала в темноте петли, начала толкать, но он никак не поддавался. Она еще раз пошарила рукой, надеясь найти засов. В этот момент чья-то рука схватила ее за лодыжку, и она испустила громкий вопль.

Мелантэ пыталась ухватиться за ступеньки, но ее стянули вниз, на тот этаж, где был коридор с дверями. Все это время она не переставала громко кричать. Теперь двери, выходящие в коридор, стали открываться одна за другой, и из них выглядывали люди. На лицах у всех было написано крайнее удивление. Никократ, схватив девушку за запястья, заломил ей руки за спину, а Кинесиад больно ударил по лицу.

Тут самая крайняя дверь, которая была прямо за лестницей, открылась, и из дверного проема в темный коридор пролился яркий свет от ламп.

– О бессмертные боги! – воскликнул чей-то голос – красивый, с правильной интонацией и до боли знакомый. – Что здесь происходит?

– Арион! – закричала она, ища его взглядом, и услышала удивленный возглас:

– Мелантэ!

Юноша стоял в дверном проеме. Его темный хитон поблескивал в мерцающем свете. За его спиной стоял еще какой-то человек.

– Нет повода для беспокойства, сударь, – сказал Кинесиад, выступив вперед и закрыв собой Мелантэ. – Это всего лишь девочка-рабыня, которая вздумала сбежать. Если вы просто...

– Это наглая ложь! – резко прервал его Арион и оттолкнул мужчину в сторону. – Я знаю эту девушку. Ее отец спас мне жизнь. Как ты здесь очутилась, Мелантэ?

Он стоял прямо перед ней. Наяву. Те же самые короткие волосы, тот же гордый взгляд, гот же густой румянец на бледном лице. Только хитон был другой – черный, расшитый золотом, наверняка очень дорогой. Ей хотелось броситься в его объятия, но Никократ крепко держан ее за руки. Она могла только умоляюще смотреть на него.

– Господин, – поспешно произнес человек, стоявший за спиной у Ариона, – позвольте мне самому разобраться.

Этот худощавый мужчина, темноволосый, с аккуратной бородой, облаченный в неброскую, но тоже очень дорогую одежду, был явно старше Ариона.

– Это не ваша забота, – грубо заявил им Кинесиад. – Возвращайтесь к себе в каюту и позвольте мне заниматься своими делами.

– Я повторяю, что отец этой девушки спас мне жизнь, – настойчиво сказал Арион. – Ее нужно немедленно освободить и вернуть в семью. Ни о какой сделке и речи быть не может.

– Но, господин! – запротестовал мужчина, сопровождавший Ариона. С тревогой озираясь по сторонам, он обратился к Кинесиаду. – Я прошу, давайте все уладим, не поднимая шума.

Кинесиад покачал головой.

– Нет, отпустить девчонку никак нельзя. Ее уже ищет стража. Если она вернется к себе на лодку, то они немедля придут сюда и начнут проверять, что еще у меня есть.

– Ты же заверил нас, что всему начальству даны взятки, – с презрением вымолвил Арион.

Кинесиад поморщился.

– Все зависит от того, как долго нужно молчать. Я заплатил за некоторую часть. Но и это уже обойдется мне слишком дорого.

– Но ты же можешь перепродать девушку моему другу, неправда ли? – с фальшивой улыбкой на лице предложил друг Ариона. – Разница только в том, что деньги за нее ты получишь здесь, не в Пафосе. И плыть она будет на Кипр не в трюме, а в каюте вместе с нами.

Кинесиад начал было обдумывать предложение, но тут вмешался Арион.

– Нет, – непререкаемым тоном заявил он.

Мужчина раздраженно посмотрел на него и, не скрывая возмущения, произнес:

– Будь благоразумен! Девочка будет в целости и сохранности. С ней будут хорошо обращаться. Капитан будет доволен, и мы не подвергнем себя лишней опасности.

– Ты меня не понял, – продолжил Арион. – Эта девушка не рабыня. Она – дочь свободного купца, того самого, который спас меня. Отец без ума от своей дочери. Как же я отплачу ему, если приобрету ее в качестве рабыни?

– Пусть будет при тебе в качестве вольной наложницы, раз ты так хочешь ее освободить! – отчаянно воскликнул мужчина. – Но пойми, что нам сейчас не нужны проблемы со стражей!

– Каким образом я мог бы научиться чему-то, чего у меня не было в крови, что во мне не было заложено? – язвительно спросил Арион у своего старшего друга, и тот, как заметила Meлантэ, был неприятно задет. – На самом деле, Родон, я мог бы научиться этому где угодно. Только случилось это лишь тогда, когда я повстречал отца Мелантионы. – Повернувшись к Кинесиаду, он продолжил: – Вы можете поступить и по-другому. Объясните стражникам, что купили девушку, не имея понятия о том, что она свободнорожденная. Я притворюсь, будто так оно и есть. В случае если вы уже заплатили за нее деньги, я возмещу ваши затраты. Я заплачу вам вдвое дороже. В итоге вы получите те деньги, которые рассчитывали на ней заработать, и даже сверх того. Иначе я просто отведу ее к отцу, и вы не получите ничего.

– Это опасно! – запротестовал Родон. – Ее повсюду ищет стража. Да и мы тоже не можем оставаться здесь, чтобы ждать следующего корабля!

– Вы можете отпустить меня утром, перед отплытием, – робко вмешалась в разговор Мелантэ. – А потом я могу пойти к страже и сказать, что всю ночь пряталась в доках и даже не видела корабля.

– А как же мы? – вступил в спор Никократ. – Погоди, Кинесиад! Ты, старый пройдоха! Нас так просто не проведешь! Ты не посмеешь брать деньги у этого жулика, не расплатившись с нами! – Он зло посмотрел на Ариона. – Кто ты такой? – спросил он. – Мне кажется, я где-то тебя раньше встречал.

На лестнице послышался глухой шум, и вскоре, тяжело пыхтя, появился Аристодем. Его поддерживал тот худощавый пожилой человек, который осматривал Мелантэ. Подбородок и хитон на груди купца были в крови. Одной рукой Аристодем прикрывал свой рот. Он метнул в сторону Мелантэ полный ненависти взгляд и, повернувшись к юноше, тут же узнал его.

– Так это ты! – воскликнул он и закашлялся, сплевывая кровь. Мелантэ удивилась, увидев, что ее удар пришелся ему по передним зубам.

– Похоже, ситуация проясняется, – сухо заметил Арион.

– Мне кажется, тебе следует вернуться в каюту, – стараясь говорить мягко, посоветовал ему Родон. – Может, для тебя ситуация и проясняется, но мне кажется, что она становится еще более опасной.

Он окинул взглядом коридор. Мелантэ тоже обернулась и увидела, что почти все двери открыты и на них смотрит по меньшей мере дюжина человек.

Арион даже не шелохнулся.

– Я не могу доверить тебе это, – спокойно ответил он. – Если потребуется, Родон, я пожертвую собственной безопасностью ради жизни этой девушки.

– Но это же нелепо! – воскликнул Родон, в изумлении уставившись на Ариона.

– Но что я буду делать на Кипре? – внезапно спросил Арион. – С таким же успехом можно жить и умереть здесь.

– Смысл в самой жизни! – возразил ему Родон.

– При условии, что в жизни есть цель, – голос Ариона звучал все так же ровно. – Если я умру сейчас, твоей вины в этом не будет. Ты сделал все, что мог, и я искренне признателен тебе за это.

– И после всего, что я для тебя сделал, ты отказываешься от возможности спасти собственную жизнь ради какой-то египтянки? – в ярости закричал Родон.

– Я обязан ее отцу, – ответил Арион. – И я никогда не позволю купить для себя свободу за счет этого человека или его дочери.

– Это преступник, беглец, скрывающийся от римлян! – собравшись с духом, воскликнул вдруг Аристодем.

В то же мгновение трое мужчин, которые стояли у соседних дверей и наблюдали за происходящим, бесшумно приблизились к спорщикам. Когда один из них схватил Аристодема за плечо, Мелантэ почувствовала, что ситуация выходит из-под контроля.

Ощущение было такое, будто огромная гора посуды, стоявшая на краешке стола, вот-вот окажется на полу, разбившись вдребезги.

– Скрывающийся преступник, – повторил Никократ, окидывая взглядом Ариона. – Но, судя по всему, не нашего поля ягода. – Затем он посмотрел на Аристодема, который в свою очередь в недоумении оглядывался на человека, державшего его за плечо. – Ты сказал, его ищут римляне?

– Убери от меня свои руки! – приказал Аристодем. – Да, он сбежал из лагеря царя, когда...

Внезапно он умолк и, беззвучно хватая ртом воздух, обмяк в руках человека, который держал его за плечо. Придерживая Аристодема, тот аккуратно уложил его на пол. Глаза купца в одно мгновение стали стеклянными.

Никократа пробрала дрожь. Он сделал шаг назад и отшвырнул от себя Мелантэ. Девушка едва не упала, но вовремя схватилась за чье-то плечо. Обернувшись, она увидела, как Никократ бросился с ножом на Ариона.

Послышались крики, между мужчинами завязалась ожесточенная схватка. В результате грабителю удалось зайти Ариону за спину и прижать нож к его шее.

– Всем стоять на своих местах! – приказал Никократ. – Если кто-то из вас пошевелится, я перережу ему горло!

Люди притихли. Из кают вышли еще двое мужчин, но они тоже встали как вкопанные. У одного из них в руке был нож. Аристодем лежал на полу, его широко открытые глаза смотрели в одну точку. Мелантэ поняла, что он уже не дышит.

– И чего ты этим добьешься? – спокойно спросил Арион. Он стоял ровно, запрокинув голову. Острие ножа поблескивало на его бледной коже.

– Сдается мне, что твоя жизнь стоит дороже, чем жизнь этой девушки, – вкрадчиво произнес Никократ. – Твои друзья не поскупятся ради тебя. Да и римляне тоже обрадуются.

Арион тяжело вздохнул и едва заметно пошевелил правой рукой. Затем он резко развернулся, левой рукой выбил из руки Никократа нож, а правой нанес ему резкий удар в бок.

Нож вылетел, сверкнув лезвием, и упал на пол. Никократ издал какой-то нечленораздельный звук и согнулся от боли. Его дружок Зевксид, громко вскрикнув, бросился к нему на помощь. Но в этот миг за спиной разбойника появился один из незнакомцев, вышедших из каюты, и, обрушив свой мощный кулак на голову Зевксида, повалил его на пол. Тот истошно заорал, и тогда мужчина нанес еще один удар, так что преступник умолк.

Арион присел на корточки возле тела Никократа, пытаясь вытащить что-то из его бока. Когда он выпрямился, и его руке был окровавленный нож.

– Не думал, что он мне пригодится, – качая головой, сказал Арион.

В следующее мгновение юноша выронил нож на пол, а сам медленно опустился на колени. Его лицо исказилось в гримасе ужаса, а окровавленная рука судорожно шарила под хитоном в поисках мешочка с лекарством. Затем он замер, неподвижно уставившись в одну точку. Кровь тоненькой струйкой сочилась из неглубокого пореза на шее – след от ножа Никократа, впившегося в кожу Ариона, когда он развернулся. Мелантэ поняла, что он не чувствует боли.

Кинесиад посмотрел на молодого человека, на трупы, лежавшие на полу, на мрачные лица людей, которые вышли из кают, – только сейчас девушка осознала, что они появились здесь, чтобы защитить Ариона, а не капитана, – и на его лице отразился панический страх. Затем капитан снова перевел взгляд на Ариона и рявкнул:

– Убирайтесь! Я даже не подозревал, во что вы меня можете втянуть. Я отказываюсь вас везти. Ни за какие деньги!

ГЛАВА 11

Цезарион сидел за столом в своей каюте и задумчиво смотрел на папирус, лежавший перед ним. Был предрассветный час – |капитан корабля нехотя согласился, что сгружать вещи с корабля лучше днем, а не собираться в суматохе посреди ночи, рискуя привлечь внимание стражи. Рабы складывали последние ковры, занавески и мебель. Оставались лишь стол и лампа, которые были нужны ему для написания небольшого послания.

Все эти вещи и рабы принадлежали на самом деле одному другу его матери. Он не был ни родственником, ни первым другом: Архибий вообще не входил в круг особо приближенных. Он был просто богатым горожанином, которого иногда принимали во дворце. Однако после смерти царицы именно он предложил императору немыслимую сумму – две тысячи талантов серебра! – с просьбой, чтобы римляне не трогали статуи Клеопатры. По словам Родона, такой поступок резко отличал Архибия от других высокопоставленных лиц, среди которых были как раз те, к которым намеревался обратиться Цезарион. Когда царицу взяли в плен, царский диойкет Селевк указал Октавиану, где хранились сокровища, которые она хотела использовать в качестве откупа. И даже Олимпий, личный врач царицы, которому она безмерно доверяла, предупредил завоевателей о том, что Клеопатра хочет покончить с собой, дабы не увенчать своим позором триумф римлян. Другие люди, к которым мог бы обратиться за помощью Цезарион, – главный управляющий Мардион и царский секретарь Диомед – были мертвы. Сам Цезарион никогда бы не подумал просить помощи у Архибия, и Родон в этом отношении был весьма полезен, чем, признаться, очень удивил его.

К изумлению Цезариона, его бывший наставник и сам оказался одним большим сюрпризом. Юноша знал о нем только то, что у Родона неподалеку от Мусейона есть дом, а о том, что он живет с женщиной, родившей ему детей, он и не подозревал. Дом учителя представлял собой небольшой, но изысканно обставленный особняк, а любовница, рыжеволосая женщина родом из Галлии, поражала своей красотой. Родон купил галльскую красавицу на невольничьем рынке десять лет назад и дал ей вольную.

Этот брак не мог быть законным, но, по всей видимости, они так любили друг друга, что не очень-то переживали по этому поводу. Родона и его женщину больше всего беспокоило то, что им не удалось узаконить рождение детей, чтобы те после смерти отца могли унаследовать его имущество. Цезарион теперь очень живо представлял отчаяние, которое, должно быть, охватило Родона, когда он узнал, что на Александрию идут римские войска и ему придется бросить семью и бежать из страны. И то, что эту галльскую женщину отправили в рабство в ходе одной из завоевательных войн Юлия Цезаря и она, конечно же, не питала никакой любви к его сыну, совсем не спасало положение.

Раскаяние и душевные терзания Родона казались вполне искренними. Бывший учитель Цезариона с энтузиазмом принялся искать для него убежище и сразу же обратился к Архибию.

Сначала известный в Александрии богач даже отказался принять Цезариона в своем доме, но затем, очевидно из любопытства, согласился с ним встретиться. Вскоре после этого старик появился в особнячке Родона собственной персоной и, крепко пожав Цезариону руку, расплакался от радости. Он сообщил, что у него есть большое поместье на Кипре и ему хотелось бы, чтобы Цезарион принял его в качестве подарка. С трогательным участием глядя на юношу, Архибий добавил, что они могли бы составить фиктивный договор о продаже и это не вызвало бы подозрений у властей. Старик вынужден был продавать свои владения, чтобы покрыть те расходы, которые он делал, пообещав императору заплатить за статуи царицы. Архибий сказал, что будет бесконечно счастлив, если его имущество пойдет на пользу сыну божественной Клеопатры.

Цезарион просил их узнать о Филадельфе. Архибий, так же как и Родон, пообещал, что сделает все, что в его силах, но смог только еще раз уверить его, что мальчик, по крайней мере, находится вместе со своей кормилицей. Тем временем идея бегства на Кипр постепенно превращалась из простого предложения в тщательно разработанный план, и, к слову сказать, даже без участия самого Ариона. Архибий и Родон сами нашли корабль и переговорили сего владельцем, капитаном Кинесиадом, известным в Александрии своей сомнительной репутацией. Когда они выяснили, что это судно может покинуть гавань, не подвергаясь тщательной проверке, Архибий сам отобрал вооруженных охранников на тот случай, если капитану вдруг вздумается ограбить своего пассажира. Он также предоставил убранство для каюты, приготовленной для Цезариона, и рабов из собственного дома. Этот человек настолько рьяно взялся оказывать ему помощь, что юноше даже неловко было противиться его заботам. Однако мысль о том, что его могут поймать в поместье Архибия на Кипре, наполняла сердце Цезариона паническим страхом.

Теперь ему нужно было написать письмо Архибию и сообщить, что все усилия старика оказались напрасными. Это было непросто. С одной стороны, Цезарион испытывал стыд, ведь ради него, несмотря на огромный риск, было впустую потрачено столько сил, времени и бескорыстного труда. Но с другой – он не жалел ни о чем. Он спас Мелантэ, которую вернет отцу, и это было важнее его собственной никчемной жизни, от которой остались одни воспоминания. Тем не менее, чувствуя свою вину, он счел нужным извиниться перед благородным стариком. Бросив задумчивый взгляд на папирус, юноша взял стилос...

Птолемей Цезарь, своему другу Архибию, сыну Диодора, с приветствием.

Надеюсь, что Вы в добром здравии. С большим сожалением я вынужден Вам сообщить, что путешествие, которое Вы устроили, состояться не может. Когда я взошел на борт нанятого Вами судна, среди рабов, которые составляют основной перевозимый груз, я узнал дочь того самого купца, который спас мне жизнь возле Береники. Девушку похитили по наущению врага ее отца, и Кинесиад, капитан корабля, отказался отпускать ее, несмотря на то что я предложил за нее выкуп. Я просил, чтобы ее освободили, поскольку этого требовал долг, который я испытываю по отношению к ее отцу. В ходе возникшего спора меня узнали. И хотя нанятые Вами люди действовали выше всяких похвал, капитан корабля понял, кто я, и отказался везти меня куда бы то ни было.

Я в полной мере осознаю, что нахожусь в слишком опасном положении, чтобы задерживаться в Александрии и заниматься поисками нового корабля, и поэтому не смею более подвергать опасности своих друзей еще одной попыткой. Однако я сожалею не о себебоюсь, что, даже если бы я взял у Вас имущество, которое Вы так любезно предоставили, меня все равно вскоре постигла бы беда. Скорее я сожалею о том, что все, сделанное Вами, дабы помочь мне, вся та щедрость и преданность, проявленные Вами, Ваша поддержка, которую вы мне оказали в то время, когда остальные предали,все эти усилия были напрасными. Для меня было бы большим горем узнать, что сделанное Вами благо навлекло на вас беду. Поэтому я посылаю Вам это письмо вместе с моей искренней признательностью и возвращаю всех слуг и имущество, которые Вы с такой щедростью и добротой предоставили в мое распоряжение. Я заклинаю Вас не беспокоиться более о моей участи, но заботиться о собственной безопасности. Я постараюсь бежать из Египта другим путем.

Я благодарен Вам за преданность, проявленную Вами по отношению ко мне и в память о моей матери, ради сохранения которой Вы столько сделали. Я молю богов, чтобы они и впредь способствовали Вашему благосостоянию, которого Вы заслуживаете, и желаю Вам всяческих успехов.

Несколько минут Цезарион сидел неподвижно, наблюдая затем, как высыхают чернила, и чувствуя необыкновенное спокойствие к душе. Конечно же, он должен был умереть еще в Кабалси, но все-таки последний месяц, несмотря на все страдания, не прошел зря. Он встретил настоящую доброту и настоящую преданность; он узнал, что даже предатели могут жаждать искупления своих грехов; он спас честных и достойных людей; кроме того, он влюбился.

Дверь отворилась, и в каюту вошел Родон. Философ всю ночь не ложился спать, помогая собирать вещи и заботясь о том, чтобы их отправка с корабля не бросалась в глаза. Цезарион жестом попросил его подождать, затем подул начернила, свернул письмо в свиток и положил в изящный футляр для писем, который прилагался к столу по приказу Архибия.

– Я могу взглянуть? – спросил Родон.

После некоторого колебания Цезарион все же протянул ему незапечатанное письмо. Родон вынул его из футляра и начал читать вполголоса. В конце второго абзаца он остановился и пронзительно посмотрел на Цезариона.

– Какой еще другой путь ты имеешь в виду? – спросил он.

– Ты прекрасно знаешь, о чем идет речь, – негромко ответил Цезарион. – Умоляю тебя, не расстраивай этим Архибия. Скажи ему, что я надеюсь сесть на корабль в каком-нибудь порту на Красном море.

– Из-за какой-то девчонки! – в смятении воскликнул Родон. – Из-за какой-то шестнадцатилетней черноглазой девчонки, к тому же египтянки!

– Ты сам предал меня из-за любовницы и детей, – едко заметил Цезарион. – Есть причины и похуже. Но это не только из-за нее. Пойми, Родон, у меня и так не было ни малейшего желания бежать на Кипр. Я многим обязан Мелантэ и ее отцу. Нет смысла цепляться за опротивевшую мне жизнь, предав при этом людей, которые мне дороги.

Родон опустил письмо и с искренней печалью посмотрел на Цезариона.

– Дороги?

Цезарион почувствовал, как кровь прилила к его щекам, но не отвернулся.

– Они очень хорошие люди и были добры ко мне, не ожидая ничего взамен. Ты философ, Родон. Разве не утверждают все философские школы, что наше происхождение не более чем случайность и по своей сути мы все равны, все мы смертны? Я глубоко уважаю Мелантэ и всю ее семью и ни за что не предам их.

Родон недовольно заворчал:

– Ты прекрасно знаешь, что я не придерживался никакой определенной теории. И твое происхождение не случайность. Твоя мать решила, что хочет родить ребенка от Юлия Цезаря, и она этого добилась.

– Но все равно, с философской точки зрения, это тоже случайность. Это не изначально присуще моей человеческой природе.

– О Зевс! Я уже не знаю, что нам присуще и что мы выбираем сами. Но ты, вероятно, не хотел уезжать без Филадельфа?

– Наверное, да, – признался Цезарион. – Сам подумай, Родон, что бы я делал на Кипре, если бы рядом не было Филадельфа, о котором нужно заботиться? Пил бы до умопомрачения, а потом, будучи пьян, начал бы трепать языком, тем самым навлекая беду на тебя и Архибия. Я не был создан для спокойной жизни. Меня воспитывали для того, чтобы я стал царем. И изменить это я не могу, как не могу излечиться от моей болезни. У меня больше нет никакой цели в жизни!

Родон отвел взгляд. Он еще раз посмотрел на письмо, медленно скрутил его и положил свиток обратно в футляр.

– У меня такое ощущение, – хрипло произнес он, – что я хотел отправить тебя на Кипр, чтобы облегчить собственные муки совести. Если бы ты там спокойно обосновался, то мое предательство уже не имело бы большого значения.

– Оно и так не имело большого значения, – сказал Цезарион. – Ты был прав. Война уже тогда была проиграна. Если бы мы продолжили воевать, это бы не принесло ничего, кроме новых жертв и страданий.

Родон покачал головой. Цезарион с удивлением заметил, что но щекам учителя текут слезы.

– Я был не прав, – глухо произнес Родон. – Я жестоко ошибался. Я думал, что ты пошел в мать, что ты совершенно не способен чувствовать страдания других людей. Я ошибался. Ты был бы великим царем.

Цезарион был тронут и поражен этим неожиданным признанием.

– Никто не может знать, каким бы я был царем, – ответил он после продолжительной паузы. – Мне все равно никогда не суждено было править. Египет существовал только с молчаливого согласия Рима. Это было очевидно еще до нашего с тобой рождения. Моя мать надеялась заключить с Римом своего рода договор о партнерстве, но, когда он был нарушен, это стало означать для меня неминуемую смерть. Я не совсем даже понимаю, зачем она хотела выслать меня из города. Вряд ли Клеопатра ожидала от меня чего-то другого, чем просто продолжения войны. Родон удивленно посмотрел на юношу. – Она хотела, чтобы ты жил! Золото предназначалось для тебя, а не для солдат. Ты разве не понял этого?

Об этом Цезарион и не подумал. Мать так и не сообщила ему, с какой целью отправляет его из столицы. В одну из ночей, еще в начале лета, царица неожиданно позвала его к себе и приказала собираться в дорогу. Он надеялся остаться в городе до самого конца – все знали, что рано или поздно город падет.

– Ты должен бежать, – сказала Клеопатра, взяв его за руку и пристально глядя ему в глаза. – Октавиан может пощадить всех остальных, но только не тебя. Я приготовила корабль и деньги. Ты должен спешить, пока мы еще держим контроль над Нилом. Я присоединюсь к тебе, если смогу.

Затем она обняла его. Она часто его обнимала – обычно это было не более чем формальность, – как бы показывая всем придворным, что он ее сын и она от него не отказывается. Но на этот раз все было по-другому: Клеопатра крепко обняла Цезариона, прижавшись губами к его волосам, затем вытянула руки и долго-долго смотрела на него.

Только сейчас Цезарион понял, что мать уже тогда знала, что видит его в последний раз. Родон был прав. Золото и корабль предназначались не для продолжения войны, а лишь для сохранения его жизни. Он всегда знал, что мать произвела его на свет как средство и мечтала о том, чтобы объединить в одном человеке правителя Римской империи и наследника Александра. Мысль, подсказанная Родоном, что мать хотела сохранить ему жизнь, даже зная, что он никогда не достигнет той цели, ради которой она его родила, стала откровением для Цезариона. Он был поражен и глубоко тронут этим внезапным открытием. Он сидел не шевелясь и прислушивался к бешеному стуку сердца. Затем он поспешно выудил мешочек с травами и сделал глубокий вдох, опасаясь, что эта неожиданная новость вызовет у него приступ.

– Спасибо, – вымолвил он наконец.

– Ты разве этого не понимал раньше? – спросил Родон. Цезарион покачал головой.

– Она, конечно, не производила впечатления заботливой и любящей матери, – негромко продолжил Родон. – И поэтому ты не ожидал от нее такого проявления любви.

– Она жестоко разочаровалась во мне, когда случился первый приступ, – ответил Цезарион. – Она делала все возможное, чтобы меня вылечить. И это... разрушило наши отношения.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26