Глава 5

— Угадайте, где я была? — Грейс, прижав руки к груди, бессильно прислонилась к двери в комнате для прислуги.

— Где? — спросила Мэри, застыв с чашкой чая в руке. Остальные слуги, сидевшие за столом, ждали.

— Со мной разговаривала не кто-нибудь, а сама леди Агата, вот где я была!

— Не может быть!

— Может. — И Грейс указала на чайник, из которого шел пар. Мэри мгновенно налила чашку и поставила перед тем местом во главе стола, где всегда сидела экономка. На другом конце стола Кэбот, дворецкий, попытался притвориться, что его не интересует разговор. Грейс не обратила на это внимания.

Она заняла свое место и расправила юбки под нетерпеливыми взглядами восьми пар глаз.

— Ну? — не выдержала Мэри. — Какая она?

— Ни капельки не важничает, — сказала Грейс, деликатно, маленькими глотками отпивая чай. Не только у Кэбота имелись хорошие манеры. — Я поняла, почему у нее все получается. Она умеет поговорить и такая простая.

Кэбот неодобрительно фыркнул.

— В самом лучшем смысле этого слова, — продолжала Грейс, не обращая на него внимания. — Задавала мне всякие вопросы.

— Какие вопросы? — спросил молоденький слуга.

— О мисс Анжеле и маркизе, конечно, но больше всего она интересовалась… — Грейс поставила чашку на стол, оперлась на него локтями и наклонилась вперед, — сэром Эллиотом.

— А дальше?

— Ну… Я думаю, что сэр Эллиот получит титул барона, а леди Агата — дочь герцога и была бы для него подходящей невестой.

— Вы, должно быть, шутите, — не выдержал Кэбот. —Неужели вы всерьез хотите сосватать сэра Эллиота и леди Агату?

Грейс презрительно фыркнула:

— Ну и что? Что в этом плохого? Если ничего не получится — ладно, леди Агата уедет через несколько недель. А если получится, то разве вы не считаете, что сэр Эллиот заслужил в жены дочь герцога? — Она кинула на дворецкого испепеляющий взгляд. Остальные сразу же приняли близко к сердцу воображаемое оскорбление местного героя и последовали примеру Грейс.

— Это не имеет никакого отношения к тому, что заслужил или не заслужил сэр Эллиот, — ответил Кэбот. — Это касается вмешательства в чужую жизнь.

— Ах! — махнула рукой Грейс, отметая его выдумки. — Кто из нас был бы здесь, если бы у кого-то не хватило здравого Смысла вмешаться в нашу жизнь?

Эта безупречная логика мгновенно заглушила все возражения Кэбота, и началось обсуждение деталей предстоящего «вмешательства».

— Эллиот? — окликнул профессор Аттикус Марч, услышав, как хлопнула входная дверь. Легкий ветерок всколыхнул занавеси на балконных дверях библиотеки, и Аттикус поежился от холода. Он был стар, а ночной воздух становился прохладным.

Поборов желание подождать сына и попросить его навести порядок, профессор с трудом поднялся и сам закрыл двери. Эллиот приехал домой полтора года назад, когда у Атти-куса случился сердечный приступ-Старик вернулся к своему креслу и, опускаясь в него, почувствовал, что его поддерживают за локоть. Со свойственной ему ненавязчивостью Эллиот усадил его в кресло.

— Я как раз подумал, не выпить ли мне виски с содовой, отец, — сказал Эллиот. — Не смогу ли я соблазнить тебя составить мне компанию?

— С удовольствием, — ответил Аттикус. Эллиот отошел к небольшому столику, где стояли графины и бутылки с содовой.

Дело в том, подумал Аттикус, наблюдая за сыном, заключается в том, что Эллиот отметает все проблемы. Он просто берет любые трудности, независимо от того, свои они или чужие, на свои плечи. В результате человеку, о котором взялся заботиться Эллиот, оставалось лишь любезно уступить ему свои заботы.

«Всегда ли Эллиот был так предан долгу?» — размышлял Аттикус, глядя на свое единственное оставшееся в живых дитя. Нет. Вернее, Эллиот всегда был внимательным и добросовестным, но только после смерти Терри он приобрел эту благородную элегантность, настолько естественную, что под внешним лоском было нелегко разглядеть его характер. Обманчива была эта элегантность Эллиота.

После смерти Терри Эллиот, терзаемый чувством вины, не имевшим никакого основания, бросил процветающую адвокатскую практику и вступил в армию. Он вернулся раненым, со многими наградами, не последней из которых было рыцарское звание.

С тех пор он ни разу не отклонился от пути, на который его направили обстоятельства и судьба. Всю свою энергию сэр Эллиот отдавал судебным реформам. А несколько недель назад стало известно, что премьер-министр рекомендовал даровать ему баронский титул. Это означало, что Эллиот сможет занять место в палате лордов.

Разумеется, мысли о новых трудностях, с которыми столкнется его сын, лишали Аттикуса сна. Конечно, Эллиот не боялся взять на себя ответственность. Он считал своим долгом принять это бремя как высокую честь. Аттикус безмерно гордился сыном. И самому профессору непонятно было то беспокойство, которое он испытывал, думая о будущем Эллиота.

Не было никаких причин для тревоги. Эллиота любили и уважали, и, хотя некоторые говорили, что он слишком сдержан и замкнут, сам Эллиот был доволен своим положением. В этом удовлетворении не было ничего плохого, ни следа самодовольства. Атгикус видел в этом справедливое вознаграждение за долгую жизнь. Но может быть, здесь и заключалась проблема. Ему было семьдесят, сыну — тридцать три; Эллиот был слишком молод, чтобы довольствоваться тем, что имеет.

Сын подошел к Аттикусу и прервал волновавшие того мысли. Он протянул отцу виски и сел напротив, вытянув перед собой длинные ноги. Эллиот слегка хмурился, по его лицу было видно, что он чем-то озабочен, — без сомнения, задумался о своих делах.

Атгикус вспомнил, что Эллиот привез со станции даму, приглашенную Эглантиной для подготовки к свадебным торжествам. Он надеялся, что Анжела, выходя замуж за маркиза, осознавала, что ей придется испытать, став невесткой его матери. Анжела так молода, ей едва исполнилось восемнадцать. В прошлое воскресенье в церкви девушка выглядела бледной, утомленной.

— Как она, по твоему мнению? — нарушил молчание Атгикус.

Эллиот поднял голову и с недоумением посмотрел на него.

— Кто знает? — не сразу откликнулся он.

— Можно было бы спросить ее, полагаю, — удивленно заметил Аттикус.

— Мы едва знакомы, — пробормотал Эллиот. Его взгляд был обращен куда-то внутрь себя, и что-то, что видел он один, — забавляло и в то же время тревожило его, так как невольная улыбка появилась на его лице.

Атгикус с изумлением смотрел на сына, пока не понял, что Эллиот говорит о приехавшей даме.

— Она совсем не такая, как можно было бы ожидать, — сказал Эллиот.

— Нет? — осторожно спросил Атгикус.

— Она слишком молода и слишком… — Эллиот с досадой помахал рукой, не находя нужного слова, и повторил:

— Не такая, как можно было ожидать.

— Молода? — Аттикус был заинтригован тем интересом, который вызвала у его сына эта молодая женщина, «не такая, как можно было ожидать». — И… красива?

Эллиот с раздражением взглянул на него.

— Нет, — сказал он. — Да. Нет. Не знаю. Она не так красива, как Кэтрин.

— Но привлекательна.

— Боже мой, да.

Брови Аттикуса взлетели вверх.

— В ее лице есть что-то, что делает его необычным, притягательным. Какая-то грустная радость. И она двигается… как танцовщица. Но не балерина. Как танцующая цыганка.

— Не похожа ни на одну из моих знакомых леди, — с сожалением заметил Атгикус.

Ему совершенно не нравились скованные движения дам, носивших по моде того времени под платьями какие-то сложные сооружения.

— Нет, — согласился Эллиот. — Но говорит она красиво. Ее голос само совершенство и с аристократическим акцентом.

— Но?..

— Иногда она пользуется ужасным современным жаргоном.

— Вульгарным?

— Нет, не совсем. Но есть кое-что другое, — задумчиво произнес Эллиот. — У нее нет горничной. Она приехала совершенно одна, если не считать собачонки.

— И как же зовут эту изумительную даму?

— Агата. И я никогда не встречал женщины, которой так бы не подходило это имя, — проворчал Эллиот.

— Что-нибудь еще в ней… необычно?

— Только ее исключительная жизнерадостность. — Он замолчал и на минуту закрыл глаза.

Аттикус подумал, что его сын — красивый мужчина, но, похоже, совершенно этого не осознает. Правда, Эллиот заботился о своей внешности, но Аттикус понимал, что таким образом он проявлял свое уважение к тем, кто встречался с ним, а не просто желал произвести впечатление.

Неожиданно Эллиот встал.

— В чем дело, Эллиот?

— Я совсем забыл о вещах леди Агаты.

— Я полагал, что дюжина ее сундуков прибыла еще несколько недель назад, — удивился Аттикус. Эллиот улыбнулся:

— Вероятно, это были принадлежности ее профессии. А личные вещи она привезла с собой.

— Понятно.

— Их должны были уже выгрузить. Я обещал Эглантине, что заберу их сразу же, после того как доставлю дам в Хол-лиз. Я должен забрать багаж и отвезти его туда.

— И немедленно, — согласился Аттикус.

Кивнув, Эллиот направился к двери, но задержался у небольшого зеркала в позолоченной раме, висевшего на сте-. не. Ладонями пригладил волосы, недовольно посмотрел на галстук и тут же завязал его вновь, расправил манжеты и повернулся. Он улыбнулся — да, именно улыбнулся — отцу.

— Я скоро вернусь.

— Не спеши. Вечер такой приятный-, — ответил Аттикус. Он улыбнулся стакану с виски, услышав, как закрылась парадная дверь.

Суматоха и возбуждение, вызванные замужеством Анжелы, никогда особо не интересовали профессора, но за последние несколько минут в нем вспыхнул жгучий интерес.

Глава 6

Летти внимательно разглядывала освещенное окно на верхнем этаже. Она была уверена, что это окно ее спальни, ибо оставила на подоконнике свою шляпу. Молодая женщина схватила крепкую толстую плеть плюща, покрывавшего всю каменную стену, и с силой дернула ее.

Та не оборвалась. Убедившись в ее прочности, Летти просунула носок башмака сквозь листья и, крепче ухватившись за ветку, подтянулась и повисла на ней. Проверяя ее прочность, Летти стала раскачиваться.

— Леди Агата — Это был его голос — глубокий, неподражаемый и полный недоумения.

Держась одной рукой за ветку, она повернулась, ее лицо уже сияло улыбкой. Сэр Эллиот стоял совсем близко. Одежда и покрытые вечерней росой волосы сливались с ночной темнотой. Неудивительно, что она не заметила его. Джентльмен переоделся в вечерний костюм. В лунном свете только его рубашка светилась бледным пятном.

Она же не переменила платье и была в том же туалете цвета лаванды.

— А, сэр Эллиот! — весело воскликнула Летти. — Прекрасный вечер, не правда ли?

— Очень. — По его тону было трудно что-либо понять, а лицо она не могла разглядеть. — Могу я помочь вам… в том, что вы делаете?

Вопрос подразумевал: какого черта вы тут делаете? То, что он был джентльменом и, следовательно, должен был избегать даже намека на осуждение, не позволяло полюбопытствовать напрямик, что она задумала.

— Честно говоря, можете, — улыбнулась она. — Как называется это необыкновенное растение?

— Плющ? — Его недоверие было почти незаметно. Конечно, не мог же он ответить «бычий хвост», как ему, должно быть, хотелось.

— Интересно, — задумчиво произнесла она. — Не знаете, он цепляется за камень достаточно крепко, чтобы выдержать мой вес? Едва ли можно этому поверить, на вид он такой нежный.

— Хм. Внешность обманчива…

— Плющ, говорите? Я просто не могла удержаться и полезла, чтобы проверить его на прочность. Понимаете, чтобы расширить мои знания естественных наук!

— Бычий хвост, — пробормотал сэр Эллиот. Но Летги расслышала.

— Простите?

Он не ответил. Вместо этого подошел и посмотрел вверх. Свет из окна золотистым лучом осветил его лицо. Густые ресницы отбрасывали полукруглые тени на его щеки. Темные волосы блестели. Сэр Эллиот наклонил голову, и у нее мелькнула странная мысль, что он пытается скрыть улыбку.

— Может быть, теперь, когда вы проверили прочность плюща, вы желаете спуститься?

Летги кивнула. Трудно изображать гранд-даму, повиснув, как летучая мышь, на стене дома. Она спустила ногу, нащупывая землю, и…

Его руки обхватили ее талию, и, приподняв Летти, сэр Эллиот осторожно опустил ее на землю. Он тут же отпустил ее, но остался стоять рядом. Однако Летти с испугом отступила, почувствовав, как легкая дрожь пробежала по ее телу, когда она заглянула ему в глаза. Темные, таинственные и неотразимые.

Летти сделала еще шажок назад и наткнулась на увитую плющом стену. У нее вырвался короткий нервный смешок. Сэр Эллиот молчал, вопросительно подняв брови. Она отчаянно искала выход из создавшегося положения и перебирала в уме все известные ей истины, пока не нашла подходящую: одураченный человек — уязвимый человек.

— Но, — холодно сказала она, — что именно заставляет вас после захода солнца тайком бродить вокруг дома, сэр Эллиот?

Он чуть прищурился и посмотрел ей прямо в глаза.

— Как вы изволили выразиться, я «бродил» в надежде встретить вас, леди Агата.

Черт. Чтобы сбить сэра Эллиота с толку, нескольких'слов было явно недостаточно.

— В самом деле?

— Впрочем, я приехал сюда не с целью побродить вокруг дома. Дело в том, что я, преисполненный святой невинности, подъехал к парадному входу. — Его улыбка казалась одновременно лукавой и простодушной. — Привез со станции ваши вещи и только успел распорядиться, чтобы их отнесли в вашу комнату, как увидел вас исчезающей за углом дома. Словом, леди Агата, я хотел сообщить, что ваш багаж прибыл, а не шпионить за вами.

Его откровенный выпад выбил Летти из колеи. Этот человек играл не по правилам! Он был слишком бесхитростен.

Она рассмеялась, но не так беспечно, как бы хотела.

— Какая странная мысль! Вы, конечно же, шутите. Думаю, вы понимаете, что я веду весьма скучную и безгрешную жизнь. Если бы вам пришлось шпионить за мной, вы умерли бы от скуки.

— О, — произнес он, не сводя с нее улыбающихся глаз. — Искренне сомневаюсь в этом.

— Вы слишком снисходительны… — Продолжать разговор становилось опасно.

Летти прошла мимо него, намереваясь увлечь сэра Эллиота в дом, где в присутствии других рассеется напряженность, возникшая между ними. Он направился следом.

— А вы, леди Агата? — сказал Марч небрежным и поэтому еше более подозрительным тоном. — Просто вышли подышать ночным воздухом, когда в вас пробудилось любопытство садовода?

— Именно так.

Если бы она ускорила шаг, это выглядело бы как попытка бегства. Эта мысль заставила ее остановиться.

Истина номер два: убегающий человек всегда выглядит так, будто у него есть на это причина… Летти наступила на подол юбки и споткнулась. В тот же миг он протянул ей руку и не дал упасть. Она заставила себя смотреть прямо перед собой и продолжала идти.

Он не выпускал ее руки, слегка прикасаясь к ней. И ей это нравилось. И не нравилось, что нравится…

— После столь длинной дороги я и думать не могла об ужине, к тому же не хотелось оставаться в доме в такую чудную ночь, — сказала она, вполне довольная своим объяснением.

— Ночь действительно чудная, — согласился сэр Эллиот. Затем, помолчав, добавил:

— Вы не хотели бы продолжить вашу прогулку… со мной?

— Да. — Ответ вырвался прежде, чем она успела подумать. Отведя от нее глаза, сэр Эллиот улыбнулся. Он выглядел смущенным и немного польщенным. Поразительно. Куда смотрят женщины Литтл-Байдуэлла, что такой мужчина до сих пор свободен?

Ах да. Не женщины Литтл-Байдуэлла причина его оди. ночества, а сам сэр Эллиот, вернее, Кэтрин Бантинг. На-строение у Летти испортилось.

— Надеюсь, вас все устраивает в Холлизе?

— О, все совершенно восхитительно.

— Вы познакомились с Энтоном?

— Он очарователен.

Они пошли дальше. Летти не раскрывала рта, боясь, что любая тема разговора приведет к ее разоблачению, сэр Эллиот по какой-то причине тоже молчал. С тех пор как она вышла из дома, стало холоднее, на лужайки выпала роса, от которой промокли тонкие подошвы ее башмачков.

— Ваше долгое отсутствие не повлияет на ваши дела в Лондоне? — нарушил молчание сэр Эллиот.

— Нет. Мне очень хотелось уехать оттуда.

— А, вам нравится жить в деревне. Она не видела причины солгать.

— Ребенком я жила в деревне и все же, должна при знаться, предпочитаю город. Я, как вы понимаете, гражданка мира.

— Это очевидно.

Летти бросила на собеседника быстрый взгляд, в тоне сэра Эллиота ей послышалась насмешка, но вид у него был вполне серьезный.

— Спасибо. Как космополитку, меня больше всего привлекают вещи, которые чаще всего можно встретить среди ярких огней цивилизации.

— Да?

— О, деревенская жизнь — это тишина и покой, и пола гаю, что тем, кто выздоравливает после болезни или страдает нервным расстройством, она… подходит… но я совершенно здорова, и нервы у меня в порядке.

— А я-то думал, что всем дамам, даже космополиткам, нравится, чтобы их считали трогательно-слабыми.

Леди Фоллонтру, когда хотела получить что-то от мужа, всегда жаловалась на ту или иную болезнь. За это Летти презирала ее. Одно дело — манипулировать мужчиной, играя на одном с ним поле, и совсем иное — обманывать, злоупотребляя одним из его немногих достойных качеств.

— Что же трогательного, — Летти остановилась, — в слабости?

Прежде чем ответить, сэр Эллиот посмотрел на нее.

— Вы очень прямодушны в своих высказываниях, леди Агата. Это большая редкость.

— Вероятно, потому, что у меня есть собственное дело, — веско сказала она. — Вы знаете, это организация свадеб. — Она поколебалась, а затем, повинуясь странному желанию расшевелить сэра Эллиота, заявила:

— Опыт убедил меня, что откровенность в разговоре хотя и не всегда дипломатична, но неплохо окупается. — Только произнеся эти слова, Летти поняла все их лицемерие. Она покраснела и была рада, что темнота скрыла ее пылающие щеки.

— Постараюсь запомнить ваш добрый совет, — сказал он. Ей было жаль, что, когда они остановились, спутник отпустил ее руку.

— Должна признаться, меня считают довольно мудрой, — офомно заметила она.

— В самом деле? И кто же?

Она, заподозрив иронию, искоса бросила на него острый взгляд, но невозмутимый вид собеседника успокоил ее.

— О, разные люди, — весело сказала Летти. — Торговцы, мути, актрисы, актеры, певцы, художники… приходят ко мне со своими бедами и просят совета.

В ее голове возникла идея. Летти не имела никакого права думать о ней, тем более осуществлять ее, но подобные со-ображения никогда не останавливали Летти, не остановили и сейчас. Просто потому, что этот мужчина был слишком прекрасен, чтобы провести всю жизнь, оплакивая утрату «святой Кэтрин».

— Да. На днях миссис Доджсон, — вы ведь знакомы с миссис Элмор Доджсон? Нет? О, вы должны познакомиться Чудесная женщина. Так вот, на днях миссис Доджсон сокру. шалась о судьбе своего сына Чарлза. — Летти придвинулась к сэру Эллиоту. От него приятно пахло. Мылом и мужественностью, если можно так выразиться. — Я расскажу вам, но только под большим секретом, конечно.

— Конечно.

— Этот Чарлз воспылал нежными чувствами к одной молодой леди, имея все основания верить, что эти чувства взаимны, и надеялся, что они приведут к… — Она не могла придумать, на что надеялся воображаемый Чарлз.

— К свадьбе? — с готовностью подсказал сэр Эллиот.

— Вот именно! Но как раз когда их отношения дошли до… столь серьезного шага… ее отец потребовал, чтобы девушка на время уехала за границу. Когда она вернулась, Чарлз понял, что ее чувства изменились. — Летти многозначительно посмотрела на сэра Эллиота. — С тех пор он тоскует.

— Бедняга.

Летти снова остановилась. Сэр Эллиот тоже остановился. Она посмотрела ему в глаза.

— Бедняга? Ничего подобного! — заявила она. — Нытик, глупый, самовлюбленный тип. Мальчишка, бессмысленно сохнущий по девчонке-пустышке.

Марч подавил какой-то звук, чуть не вырвавшийся из его горла. Ага. Значит, до него дошел подтекст ее рассказа.

— И вы не верите, что долгие страдания бед… жалкого Чарлза свидетельствуют о глубине его чувства? — спросил он.

— Оплакивать месяцами или годами то, чего никогда не будет, еще не значит иметь глубокие чувства, это свидетельствует лишь о его предрасположенности к мелодраме. На сцене и без того достаточно дешевых комедиантов, не говоря уже о любителях. Поверьте мне. Я так и сказала миссис Доджсон!

Возможно, цель ее маленького рассказа была слишком очевидна, и Летти была готова к тому, что ответом на ее намеки будет гробовое молчание. Но сэр Эллиот расхохотался. Громко, искренне и по-доброму.

— Дорогая леди Агата, — сказал он. — Думаю, никто не обвинит вас в глупой сентиментальности. Где вы приобрели столь безжалостный взгляд на жизнь?

«Безжалостный»? Он счел ее безжалостной? Летти обиделась. Она считала себя практичной, упорной, жизнерадостной и немного авантюрной, но «безжалостной» — никогда. Вот Ник был безжалостным.

Ей не понравилось, что о ней так говорили. Ужасно не понравилось. И поэтому, не подумав, Летти ответила:

— Я вынуждена быть такой. — Только потом сообразив, что, вероятно, леди Агата никогда не была «вынуждена» что-то делать. — Хочу сказать, что за годы, когда устраивала свадебные церемонии, я повидала много супружеских пар. В жизни в отличие от сказок браки редко бывают счастливыми. Это не зависит от желания людей. Видимо, когда достаточно часто сталкиваешься с разочарованием, то через некоторое время это чувство становится привычным.

Сэр Эллиот подошел к Летти. Нахмурившись, он вглядывался в темноту, а затем сказал:

— Но тем не менее вы создадите волшебную сказку для Анжелы, не так ли?

— Конечно. — Летга хотела пойти дальше, но его остановила ее. Она повернулась. Он опустил руку.

— Простите.

Но она уже заметила вопрос в его глазах.

— Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы эта свадьба прошла гладко и без неприятностей.

В ее случае это значило, что Летга Поттс покинет Хол-лиз как можно скорее. Но, поскольку обещание было дано, она решила, что, перед тем как сбежать, она оставит Бигглс-уортам записку с советом найти другого организатора свадебных торжеств. Летти сделает даже больше, чем настоящая леди Агата, чтобы «все прошло гладко». Та даже не написала им! Пока еще не написала…

Сэр Эллиот предложил ей руку, и она оперлась на нее, с неудовольствием чувствуя, что уступает ему в чем-то.

— Вы так заботитесь о Бигглсуортах, должно быть, вы в родстве.

— Не по крови, но мы близки, — пояснил он. — Я вырос в имении, расположенном между Холлизом и поместьем Химплерампов. Моя мать умерла, когда я был еще ребенком. Бигглсуорты, можно сказать, усыновили нас с братом, пока наш отец переживал свою утрату. Из Энтона получился прекрасный дядя, а Эглантина всегда относилась к нам по-матерински, никогда не претендуя на то, чтобы занять место моей матери. Я так признателен им за заботу.

— А ваш брат так же признателен? — поинтересовалась Летти.

— Был, — ответил Эллиот. — Терри погиб в Африке во время военной кампании.

— Мне очень жаль.

— Благодарю, — ответил он, избавив ее от чувства не-овкости. — А у вас довольно большая семья.

Замечание застало ее врасплох. Он действительно знал, ЧТО у леди Агаты большая семья, или просто предполагал?

— Большая, если считать всех родственников, — осторожно ответила она.

— Вспоминаю…

Черт! И почему ему надо было знать что-либо о семье леди Агаты? Да потому, что в высшем обществе каждая важная персона знает каждую другую персону, вот почему! Они, наверное, проводят все свободное время, уткнувшись носом в Книгу пэров. Ей следовало бы это знать.

Летти улыбнулась.

— И еще я думаю, что личный опыт, должно быть, заставляет вас с сочувствием относиться к неравным бракам, — серьезным тоном заметил сэр Эллиот.

Какой личный опыт? Он, видимо, имел в виду конкретный случай. Неужели леди Агата опрометчиво едва не вышла за недостойного человека? Не поэтому ли она до сих пор оставалась старой девой? Не было ли в ее прошлом неприятностей, которые ей пришлось пережить?

— История вашей бабушки весьма поучительна. • Бабушка леди Агаты! Летти было обрадовалась, но ее радость оказалась короткой. О грешках старой леди она знала не больше, чем о леди Агате. Марч ждал. Черт бы все побрал.

Она должна была что-то сказать.

— Не знала, что все еще говорят об… этом. — Летти постаралась произнести это ледяным тоном. — Все было так давно.

Он тотчас же извинился:

— Простите, я не хотел оскорбить вас. Не хочу быть снобом и не хочу, чтобы вы считали меня таковым.