Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Четыре Блондинки

ModernLib.Net / Сентиментальный роман / Бушнелл Кэндес / Четыре Блондинки - Чтение (стр. 7)
Автор: Бушнелл Кэндес
Жанр: Сентиментальный роман

 

 


      Но все напрасно. Он никогда не сможет в этом разобраться. Ему частенько хочется спросить всех этих мужей, что они думают о своих женах. Может, они их тоже боятся? А может, ненавидят? И не посещают ли их временами фантазии, как они швыряют своих жен на кровать, срывают с них подштанники и засаживают им в задницу? (Джеймс поначалу попытался было вытворить нечто подобное с Винни, но она отвесила ему пощечину, а потом целых три дня не разговаривала.)
      Иногда Джеймсу кажется, что Винни боится, будто это он, Джеймс, собирается бросить ее.
      Но она никогда не признается, что ей страшно. Вместо этого она может сказать что-нибудь вроде: «Мы состоим в браке уже семь лет, и у нас есть ребенок. Так что в случае развода мне достанется половина всего нашего имущества. И тебе будет ох как тяжело жить на твою половину дохода и зарплату, не забудь учесть и алименты на ребенка». (Чего Винни не знает, так это того, что Джеймс еще больше боится: вдруг именно она оставит его? Ведь она права – он не проживет без ее дохода. И ему совсем не хочется расставаться с их малышом.)
      Джеймс старается не слишком много обо всем этом думать, потому что стоит задуматься, как тут же теряется ощущение, что он семейный мужчина. А когда он начинает испытывать нечто подобное, то задается вопросом: о чем бы его спросила Винни, знай она, что у него на душе? А именно: что это значит – ощущать себя женатым мужчиной? И вообще, что за чувства такой мужчина испытывает? И поскольку он никогда не сможет ответить на эти вопросы, ему приходится соглашаться с Винни – подобные мысли надо гнать прочь.
      Во время их второго свидания Винни рассказала Джеймсу вот такую историю.
      В семидесятые годы она курила марихуану (в четырнадцать лет), позволяла мальчикам щупать ее грудь (и ниже) и потеряла девственность летом, когда ей исполнилось семнадцать. Виновником был смазливый соседский парень восемнадцати лет (она была от него без ума целых несколько лет, но он не обращал на нее никакого внимания вплоть до той самой ночи, когда понял, что она готова заняться с ним сексом. Об этом-то как раз Винни Джеймсу и не рассказала). После того как кончил, он подбросил Винни домой – ехать-то было всего каких-то полмили (они этим занимались в подвале дома его родителей, где у него стояла койка). На него не произвело впечатления известие о том, что осенью она поступает в университет Смита, и ему было совершенно безразлично, что она заняла третье место по успеваемости в своем классе (с чем можно было кое-как смириться, поскольку первое и второе места достались мальчикам). Винни узнала, что при определенных обстоятельствах твои достижения и ум не могут служить гарантией против плохого обращения, и она поклялась, что больше никогда не окажется в подобном положении.
      Приближается день рождения Винни, и Джеймса терзают страхи.

Эвил

      У Винни есть брат и сестра. Брат Винни – всеобщий любимец. Он выпускник школы кинематографии при университете Лос-Анджелеса и только что закончил работу над документальным фильмом о несовершеннолетних секс-рабынях в Китае. Он продал свой фильм учебному каналу. Никто за него не волнуется. Все переживают за сестер Винни. За Эви (Винни ее иногда называет Эвил*), которая моложе Винни на два года. Восемь лет назад Эви пришлось отправиться в исправительную колонию Хейзелден. С тех пор она каждые полгода придумывает себе новые занятия в жизни. То она певица. То ландшафтный архитектор. То агент по продаже недвижимости. То хочет писать романы. То она кинорежиссер. Или дизайнер моды. А теперь она хочет быть журналисткой. Как Винни.
      Неделей раньше Эвил появилась на очень важном, очень серьезном приеме в честь журналиста, который только что выпустил книгу об одном политике правого толка. (Этот журналист работал в «Нью-Йорк таймс» и выпускал очередную книгу примерно каждые пять лет. Его книги постоянно получают благоприятные рецензии в «Нью-Йорк таймс бук ревю». Именно этого Винни страстно желает для Джеймса.) Блузка у Эви была расстегнута слишком низко, и она откровенно демонстрировала свою грудь. Раньше она была такой же плоскогрудой, как Винни, но года два назад ее грудь каким-то загадочным образом увеличилась. Винни считает, что она вставила имплантаты, но они это никогда не обсуждают. Эви тут же направилась к этому важному журналисту и так его заболтала, что никто из присутствующих не смог и словом с ним перемолвиться. Все другие женщины просто шипели от ярости. Они собрались вокруг подноса с закусками и хрумкали ломтиками моркови. Они делали круглые глаза и кидали в сторону Эви презрительные взгляды. Но «разобраться» с Эви, – а будь на ее месте кто-нибудь другой, они непременно бы так и сделали, – никто не решился, ведь Эви была сестрой Винни.
      На другой день Винни позвонила ее коллега, которой стало известно, что Эви отправилась в гостиничный номер того самого важного журналиста и провела с ним ночь.
      – Винни, я просто хотела сказать, что не намерена судить о тебе по поведению твоей сестры, – заявила коллега Винни.
      А потом ей позвонила и сама Эви.
      – По-моему, мне светит работа в «Нью-Йорк таймс», – прощебетала она.
      – Не лезь в мою жизнь, – предупредила ее Винни (тихим голосом). А затем добавила (весьма обдуманно): – Почему бы тебе не подыскать работу в журнале мод, уж если так приспичило стать журналисткой?
      – Ну нет! – сказала Эви и громко сглотнула. Она пила диетическую колу. Эви выпивала по пять банок диетической колы в день.
      «Очередное свидетельство склонности к наркомании», – подумала Винни.
      – Я решила изменить свою жизнь. И хочу добиться подлинного успеха. Как моя старшая сестра.
      Эви – это сплошное сумасбродство, и временами Джеймс задумывается: может, ему стоило жениться как раз на ней?
      Джеймс старается видеться с Эви как можно реже, но каждый год он просит ее помочь ему выбрать подарок Винни на день рождения. Сначала он это делал «ради самой Эви» (для нее было полезно проводить время в обществе мужчины, который не был ни эгоистичным трахателем, ни засранцем или гнидой, – и Винни это одобряла). Но потом он почувствовал, что ее к нему тянет.
      И вот как-то Джеймс звонит ей по телефону и говорит:
      – Эви…
      – Эй, братан, – перебивает его Эви, – ты слышал, что я провела ночь с… – И она называет имя того самого важного и серьезного журналиста. – У меня есть шанс получить первое задание. В «Нью-Йорк таймс». По-моему, это просто здорово! Что скажешь?
      Эви вечно его подначивает и при этом ведет себя так, словно она нормальная, приличная женщина. (Это все инстинкт отрицания, считает Джеймс.)
      – Скоро день рождения Винни, – говорит Джеймс (он сразу переходит к делу и тем самым берет разговор под контроль).
      – Я знаю, – отвечает Эви.
      – Есть идеи? – спрашивает Джеймс. – Мне хочется купить ей что-нибудь от Барниз. Что-нибудь из драгоценностей.
      – Нет, Джимми, – говорит Эви. – Тебе не по карману драгоценности, которые было бы не стыдно подарить.
      «Вот поэтому-то тебя все и ненавидят», – думает Джеймс.
      – Ну и что ты предлагаешь? – спрашивает он.
      – Туфли, – заявляет Эви. – Винни нужна пара сексуальных классных туфель на высоком каблуке.
      – Отлично, – отвечает Джеймс, прекрасно понимая, что сексуальные туфли на высоких каблуках Винни уж точно иметь не захочется (да и не нужны они ей). Джеймс соглашается встретиться с Эви в обувном отделе «Блумингдейл». Он вешает телефонную трубку и испытывает страх.
      А потом вдруг замечает, что у него стоит.

Винни встревожена

      В день рождения Винни – ей сегодня исполняется тридцать восемь лет – Джеймс Дийк просыпается с чувством страха. Винни Дийк просыпается в депрессии. Нет, особых причин для депрессии вроде бы и нет. Ведь ей удалось весьма успешно реализовать все поставленные в жизни цели: на свою первую работу она устроилась в двадцать два года, первое серьезное задание для престижного журнала она получила в двадцать семь лет, познакомилась с будущим мужем в двадцать восемь, вышла за него замуж в тридцать, добилась репутации серьезной журналистки в тридцать один год, тогда же у них появилась кооперативная квартира, забеременела Винни в тридцать два года, а в тридцать четыре у нее появилась собственная колонка в журнале. Последние недели Винни то и дело перебирала в уме все свои жизненные достижения (причем она понимает, что делала это даже слишком часто, вместо того чтобы обдумывать многое другое, например, идеи для новых статей). И всякий раз думала, как умно она поступила, что не осталась в числе одиноких отчаявшихся женщин (как, например, Эви). Но что-то все же не так…
      Винни отказывается это признавать (она вообще отказывается признавать, что в ее жизни что-то может быть не так), но это «что-то», по-видимому, связано с Джеймсом. В последнее время он ее тревожит. (Вообще-то скорее раздражает, но правильнее назвать это состояние тревогой.) Джеймс перестал справляться со своей ролью. Ему уже давно пора бы написать значительный, солидный материал (лучше всего на политическую тему: ведь это проще простого, принимая во внимание специфику политической обстановки), что повысило бы и статус Винни как его жены в журналистском сообществе (ведь не случайно же она решала взять его фамилию). Если бы Джеймс сумел написать важную, значительную книгу, у них бы появился доступ к важным и значительным особам. И они сами стали бы более важными и значительными людьми. Но вместо этого Джеймс продолжает писать все те же статьи, что и раньше. Да еще и мучается над ними. И к тому же что ни день звонит ей на работу и говорит:
      – Я больше не могу писать. Я в тупике. Совсем исписался.
      – Джеймс, прости меня, – отвечает ему Винни. – У меня тут миллион дел сразу. А сейчас на второй линии – исполнительный директор крупнейшей корпорации. Если ты в тупике, сходи в супермаркет и купи чего-нибудь на ужин. Только убедись, что в продуктах нет жира.
      На этих словах она вешает трубку. Все, чего желает Винни, – лишь бы он справился с этим состоянием.
      Джеймс глубоко разочарован, и Винни глубоко разочарована, но говорить об этом они не могут.
      Когда же Винни делает такую попытку – она как бы невзначай советует Джеймсу (так обычно поступают психиатры: ждут наступления «нужного» момента, когда между ними и пациентом устанавливается некая связь), что, может быть, пора бы приступить к заявке на книгу, он сразу сникает. Включает телевизор и смотрит какое-нибудь идиотское, бессмысленное шоу, вроде «Геркулеса». Иногда у Винни не выдерживают нервы, и она выдергивает вилку телевизора из розетки. Иногда просто издает вопль. Но всякий раз подобные ссоры заканчиваются криками Винни:
      – Я что, должна за двоих работать? Работать, да еще и за ребенком ухаживать?
      И это при том, что, по сути дела, за ребенком она не ухаживает – все это делает няня, а Винни лишь проводит с ним один час утром и два часа вечером.
      – Да еще заниматься нашим продвижением по службе? Или это моя обязанность – добиваться известности для нас обоих?
      – Мы и так уже знамениты! – орет в ответ Джеймс (и при этом думает: «Меня от тебя тошнит, и, вообще… зачем я на тебе женился?» – но у него никогда не хватает смелости сказать это вслух, потому что в таком случае Винни скорее всего уйдет от него и об этом узнают все). – Мы уже и так достаточно знамениты, Винни, дальше просто некуда. Что тебе еще от меня надо?
      – Я работаю больше тебя, – говорит Винни уже более спокойным тоном; у нее не хватает энергии постоянно орать (однако Джеймс думает иначе: «Вот неуемная, сколько энергии уходит в крик!»).
      – Почему бы нам не переехать в Вашингтон?
      – Не хочу я переезжать в Вашингтон. Ведь здесь все мои редакторы, – говорит Джеймс, после чего включает вилку телевизора или вытаскивает завалившийся пульт из-под кресла и снова начинает смотреть «Геркулес».
      Винни и Джеймс никогда не рассказывают об этих размолвках друзьям. По выходным они уезжают за город, а иногда работают в саду или посещают антикварные магазины (со своими друзьями), набиваются гурьбой в одну машину и мчатся в питомник растений, где покупают цветы или отправляются «порыскать» по западному Коннектикуту – и при этом выглядят как единая команда. Они уважают и даже обожают друг друга как за личные качества, так и за профессионализм, и вообще все они самые лучшие друзья. Даже после злополучного спора с друзьями в один из субботних вечеров (следующим утром они все пришли к заключению, что, наверное, выпили слишком много красного вина – четыре бутылки на восьмерых, – и поклялись, что больше такого не случится) по поводу того, из какого социального класса они вышли и к какому принадлежат сейчас, все остались друзьями. А ведь все могло повернуться иначе. Если классовая принадлежность Винни не вызывала никаких сомнений («Прямо как в учебнике», – заметил Джеймс) – она была родом из богатой ирландской семьи и выросла в поместье в колониальном стиле размером в десять комнат, стоявшем на участке в двадцать акров в Пенсильвании, где ее отец занимал должность судьи, то у Джеймса все обстояло иначе. Его отец владел тремя химчистками на Лонг-Айленде. Такого рода бизнес, несомненно, являлся основанием отнести его к категории «синих воротничков», вот только никто не мог прийти к согласию – а может, он все-таки тянет на «белый воротничок»? Ведь как-никак он владел тремя химчистками.
 
      Джеймс понимает, в чем кроется его проблема. В его способности писать. Его творческий заряд угасал примерно такими же темпами, как и его эрекция.
      Утром в день рождения Винни Джеймс Дийк просыпается с чувством страха. Он непременно что-то сделает для Винни. Что-то такое, что ей не понравится. И это приводит его в возбуждение.
      В полдень Джеймс отправляется в «Блумингдейл» на встречу с сестрой Винни. Когда он подходит к обувному отделу, то понимает, что его самое жуткое опасение оправдалось: Эви там нет.
      Он стоит посреди обувного отдела и не знает что делать. Все на него смотрят. Он словно выставлен напоказ (как туфли на полках). Он берет туфлю и ставит ее на место. К нему подходит продавец. Интересно, что собой представляет мужчина-продавец в отделе женской обуви? Продавец спрашивает, нужна ли ему помощь.
      – Нет, я тут жду кое-кого, – отвечает Джеймс. – Жену. У нее сегодня день рождения.
      И почему он соврал? И вообще, с какой стати вступил в разговор с продавцом?
      А если этот человек (к тому же незнакомец) поймет, что Эви ему не жена? Он наверняка подумает, что она его любовница. А если Эви и в самом деле была бы его любовницей? Что, если бы он тайком потрахивал сестру жены? (А такое было вполне возможно.) Эви трахается со всеми подряд, каждые две недели у нее появляется новый приятель, она спит с женатыми мужчинами, с парнями, с которыми она знакомится в вечерней школе, в обществе «Анонимные алкоголики» или в кафе музея «Метрополитен». Когда у Винни случаются редкие приступы всепрощения, она говорит, что они не должны осуждать Эви, ведь она с этим ничего не может поделать, потому что страдает сексоманией.
      Джеймс бродит по обувному отделу. Он уже готов уйти, хочет проучить Эви. (Вообще-то в его воображении проносится много всяких вариантов, как он хотел бы проучить Эви.) Но ведь она может появиться в любую минуту. И Джеймс снова садится.
      Он пытается казаться раскованным. (Но потихоньку закипает.) Джеймсу было четыре года, и он потерялся, когда его мать делала покупки в «Блумингдейле». И пока он искал ее, забрел в отдел женского белья. Со всех сторон его окружали стойки, и над его головой свисали грозди заостренных бра и трусиков. Все это напоминало лес, и он бродил, совершая круг за кругом, и надеялся увидеть мать за очередной чащобой лайкры (или, может быть, в те годы это была не лайкра, а что-то другое?). Но мать он не нашел. Тогда Джеймс сел на пол и заплакал. (Хотел разреветься во весь голос.) Ему стало страшно, так страшно, как никогда еще не было – ни до того, ни после. И еще он испытывал злость. Ему казалось, что мать бросила его. Причем намеренно. И он не знал, что делать. (Ведь он был совсем маленьким мальчиком.)
      – Привет, Джимми, – вдруг раздался голос Эви. Она подошла сзади и закрыла ему глаза ладонями. Джеймс не шелохнулся. (Не следует подыгрывать ее неуместному поведению. Но чувствует он себя довольно глупо – сидит в обувном отделе «Блумингдейла», а какая-то сексапильная дамочка закрывает ему глаза ладонями.)
      – Черт бы тебя побрал, Эви! – произносит Джеймс. – У меня не так уж много времени. – (Надо бы ей напомнить, с кем имеет дело.)
      – Время поджимает? – спрашивает Эви.
      «Надо же, в самую точку», – думает Джеймс.
      – Времени у меня всегда в обрез, – отвечает он ей. – Все дело в ответственности. Есть такое понятие, правда, тебе оно не знакомо.
      – Ну, спасибо за урок, – говорит Эви.
      Видно, он слегка ее осадил. Но он и должен ее осаживать. (Нельзя ей позволять с ним флиртовать. Эви должна научиться понимать: всему есть пределы. Только тогда, может быть, она сумеет найти мужчину, удержать его и выйти за него замуж. И вообще стать полноценным членом общества.)
      – Ну, тогда давай покончим с этим по-быстрому, – говорит Эви, делает пируэт на каблучках и улыбается. – У меня тоже времени в обрез. Я хотела сделать сюрприз, изумительный сюрприз – тебе и Винни. Мне поручили написать статью для «Нью-Йорк таймс»! О Джимми! – щебечет Эви. – Тебе придется мне помочь. Я каждый день буду звонить и просить твоего совета. Скажи, ведь ты не против?
      – И как тебе это удалось? – спрашивает Джеймс. Он хочет обрадоваться, но не может. Эви не заслуживает того, чтобы работать в «Нью-Йорк таймс». Ведь она в жизни ни строчки не написала. Он хочет крикнуть во весь голос (в последнее время ему то и дело хочется закричать): «Куда катится этот мир?», но вместо этого говорит: «Что ж, молодчина».
      Тем временем Эви выбирает несколько пар туфель. Сплошь босоножки на высоком каблуке. «Трахни меня на каблучках» – так называет Винни подобную обувь. Он смотрит, как Эви вставляет ногу в туфельку. У нее красивые ноги. Пожалуй, изумительно красивые. Она примеряет туфлю, ставит ногу и так и эдак.
      – Джимми, – говорит Эви, – я очень хочу, чтобы ты мог за меня порадоваться. Я так стараюсь!.. Стараюсь хоть как-то устроить свою жизнь. Почему бы вам с Винни немного не поддержать меня? Разве это трудно?
      – Мы и так тебя поддерживаем, – говорит Джеймс.
      Эви нагибается, чтобы снять туфлю, и при этом опирается ему на плечо, для равновесия. Он не пытается убрать ее руку. Она бросает на него многообещающий взгляд, и он отвечает ей таким же взглядом. Если ей можно нарушать правила, думает Джеймс, то, может быть, и ему их можно нарушить.
      Он проводит четыре часа, выбирая туфли в обществе Эви. Из «Блумингдейла» они отправляются в «Барни». Оттуда – в «Бергдорф». Затем в «Сакс». Потом на ленч (в «Джино»). Эви пьет вино, и он тоже пьет вино (сначала он возражает и заказывает себе бутылку минеральной воды, но когда Эви почти допивает первый бокал, он потихоньку – как будто она не заметит! – заказывает бокал и для себя). В конце концов они принимают решение, какие туфли лучше всего подойдут Винни. «Маноло Бланик». Открытые босоножки. Стоят они пятьсот долларов. С радостной физиономией Джеймс оплачивает покупку. Расстаются они с Эви на углу улицы.
      – Я тебе завтра позвоню, – обещает Эви. – Тогда и обсудим мою статью.
      – Это заметка, Эви. Всего лишь заметка. Не статья, – уточняет Джеймс.
      Джеймс уходит. Легкая доза спиртного (а ведь выпил-то он совсем капельку, всего один бокал) быстро выветривается, и он ощущает некую слабость, словно его изрядно потрепали. Что он наделал (и наделал ли)? Он останавливает такси. Впервые за годы семейной жизни ему не хочется ехать домой. (Но куда бы еще отправиться, в голову ему не приходит.)

Винни осматривается

      Винни по-прежнему считает своей обязанностью играть положительную роль в супружеских отношениях. Умение выглядеть благопристойно отчасти правит миром. Без этого нельзя быть безупречным. (К красоте это не относится. Красивые женщины поглощены собой. Красивые женщины глупы, потому что им не надо ничего добиваться.) Вот у нее рост пять футов семь дюймов и вес – 125 фунтов. Если немного расслабиться, дать телу набрать свой естественный вес, она, наверное, будет весить где-то между 130 и 135 фунтами. Но Винни расслабиться себе не позволит. (Все дело в самоконтроле.)
      Винни часто думает о своем весе (наверное, слишком часто. Ей следовало бы думать о более важных вещах, например, об идеях. Но что уж тут поделаешь?). Она крайне, крайне отрицательно относится к женским журналам, где красуются тощие молоденькие модели. Это одна из ее излюбленных тем. (Она даже написала два очерка под общим названием «Кожа и кости – это не сексуально», после чего выступила в двух телевизионных программах, где начисто разгромила своего оппонента – редактора отдела моды из одного женского журнала.) Но самой Винни ни за что не хочется быть «толстой». (Ей становится нехорошо при виде подруг, которые набрали вес. В такие моменты она чувствует превосходство. И все из-за того, что понимает, как они несчастливы.) Для контроля над собственным весом она каждый день в семь часов утра совершает пробежки вокруг водохранилища в Центральном парке. (Винни понимает, что рискует, но еще опаснее набрать лишний вес.) После пробежек она взвешивается. Рассматривает свое обнаженное тело в зеркале. Поворачивается боком, чтобы проверить, не выпирает ли живот и не отвисла ли грудь. Но именно это она и видит. Совсем чуть-чуть. (Это ее расстраивает. Она начинает ненавидеть себя. Она напоминает себе, что родила ребенка, но это не особенно помогает.) Если она и набрала пару лишних фунтов, то старается с этим справиться. Разве не так должны вести себя милые пай-девочки?
      Иной раз, когда Винни придирчиво изучает свой офис или сайты в Интернете, ей кажется, что она единственная пай-девочка, оставшаяся в этом мире. (Иногда у нее возникает чувство, будто это преступление.) Когда Винни была подростком, все вокруг принадлежали к «милым» семействам. (Может, они и не были столь уж милыми за закрытыми дверями, но никто об этом не говорил.) Мать Винни всегда безупречно одевалась. Ее дом был со вкусом обставлен (повсюду предметы антиквариата и шелковые гардины). Она готовила еду и убирала дом. Винни этим не занималась. И мать не заставляла ее это делать. Обе они знали заранее, что у Винни будет и «карьера», и «дама для уборки». (Они никогда никого не называли горничной или прислугой.) Отец в воспитание Винни особенно не вникал, но и неприятностей не доставлял. Отец как отец, собственно, как и во всех остальных семьях. Особо важной роли он не играл. Он оплачивал счета. Родители Винни по-прежнему женаты.
      Иной раз, когда Винни осматривается вокруг и видит молодых женщин, которые работают у нее в офисе, она удивляется: что случилось с очередной «милой девочкой»? (Она наперед знает, что скажет ее помощница: «Конец пришел вашей ми-и-и-лой девочке». А потом посмотрит на Винни. Она же на это ничего не отвечает. А собственно, что тут скажешь? Винни и так понимает, о чем думает эта девица: ваше время, Винни, прошло.) Среди нынешних молодых женщин милых девочек не найдешь (и им на это наплевать). Они одеваются в черное и выставляют напоказ свои (тяжелые, иногда слегка обвислые) груди. Они носят короткие юбки. И платья, напоминающие нижнее белье. Любят татуировки. И пирсинг. Живут они в Нижнем Манхэттене в маленьких грязных квартирках, много занимаются сексом, а на другой день обсуждают это друг с другом. Никто им и слова сказать не может поперек. Все боятся обвинений в притеснении по половому признаку.
      Иной раз (и в это трудно поверить) Винни их боится. Ей кажется невероятным, что она на целых десять лет старше, чем они. У нее с ними нет ничего общего. Даже когда Винни была на десять лет моложе, она совсем не походила на них. Она была более честолюбивой. И более целеустремленной. Она не вступала в сексуальную связь ради продвижения по жизни. (Хотя и вышла замуж за Джеймса, что – если честно – отнюдь не повредило ее карьере.) Она не приходила на работу с похмелья и не принимала наркотики. (В прошлом году одну из юных сотрудниц застукали в туалетной комнате, когда она нюхала кокаин. Ее обнаружили в кабинке в полной отключке. Нашла ее уборщица. Девушку отправили в реабилитационный центр. С работы ее не уволили. Мол, нельзя. Пару месяцев спустя она вернулась на свое место. Со временем, впрочем, ее без лишнего шума перевели в другой журнал.)
      Эти молодые женщины ничего не боятся. (Они алчны. И наглы. Они готовы пойти на все, лишь бы продвинуться вперед.) В прошлом году двух подобных девиц уличили в плагиате. Одна из них украла два параграфа из статьи Винни, которую та написала тремя годами ранее. Когда Винни читала материал этой девицы, ей стало дурно. (У нее возникло ощущение, будто ее изнасиловали. Причем изнасиловала женщина. У нее в голове не укладывалось, как эта женщина могла сотворить с ней такое. Винни казалось, все женщины должны быть заодно.)
      И ничего не случилось. (Винни пожаловалась руководству. И ей ответили: она должна гордиться тем, что молодая сотрудница переписала часть материала именно из ее статьи. Мол, это своего рода комплимент.) Спустя какое-то время эта молодая сотрудница получила повышение.
      Винни даже пыталась подружиться с молодыми девицами. Но она опасается, что пропасть между ними слишком глубока. Ее так и подмывает сказать им: «Эй, в свои молодые годы я тоже была бунтаркой». Но она знает, какими пустыми глазами они уставятся на нее. (Именно так они всегда и поступают. Чтобы сохранить контроль над ситуацией, просто тупо смотрят на вас.) Винни хотелось бы рассказать им, что, когда она была подростком, сама мысль о том, чтобы перебраться в Нью-Йорк и совершать в этом городе «великие поступки», считалась крайне смелой. Как иметь семь любовников (а она ими обзавелась, пока не встретила Джеймса).
      С одним из них она провела всего лишь одну ночь. Потом – роман с профессором. Он был на двадцать лет старше ее. Профессор оказался первым мужчиной, который познакомил ее с оральным сексом. Но она не станет рассказывать им об этом. Она понимает, что они ее засмеют. Винни знает, что к двадцати пяти годам у этих девиц перебывало по сотне любовников. (И наверняка они успели подхватить какую-нибудь венерическую болезнь. Или инфекцию. Из-за пирсинга или татуировки.)
 
      Утром в день своего тридцативосьмилетия Винни просыпается с чувством депрессии.
      А днем она проделывает то же самое, что делала в день своего рождения на протяжении последних десяти лет: Она отправляется в косметический салон «Элизабет Арден».
      Она наводит красоту.
      Сначала укладка волос и сушка феном. Потом – маникюр и маска для лица. Потом – восковая обработка гениталий. (Она ни за что не станет сбривать лобковые волосы. Бритье напоминает ей о процедуре, которую ей пришлось пройти, когда она рожала ребенка. Винни отнюдь не уверена, что готова испытать это еще раз.)
      Восковая накладка неприятно пощипывает. Винни терпеть не может эту процедуру, но регулярно повторяет ее каждые два месяца. В результате у Винни отдельные волоски начинают врастать в кожу, она завела привычку время от времени выщипывать их стареньким пинцетом, перед тем как лечь в кровать. (Джеймс на это не обращает никакого внимания. У него имеются свои, не менее оригинальные, привычки; например, во время чтения он любит ковырять в носу, а потом скатать козявку в маленький шарик и, полюбовавшись на него, отправить щелчком ногтя на ковер.) Во время обработки воском Винни надевает бумажные трусики. Ей приходится немного раздвигать ноги (только совсем немного, напоминает она себе), а женщине-косметологу приходится слегка к ней там прикасаться. Они обе притворяются, будто ничего такого на самом деле нет, а Винни отчаянно пытается убедить себя, что она не думает в это время о сексе. Однако она о нем постоянно думает. И пытается побороть эти мысли. Пытается не думать о молодых женщинах в своем офисе и о том, что, вполне вероятно, они занимались сексом с другими женщинами, как и с мужчинами. Винни пытается избавиться от мысли о том, что женщинам известны тайные желания других женщин. Им только и нужно, чтобы кто-нибудь пошире раздвинул ноги. Но тут Винни задумывается: а что будет, когда у нее появятся седые волоски? Да-да, именно там. Это рано или поздно случится. Как будет реагировать Джеймс?
      А не все ли равно?
      Они теперь нечасто занимаются сексом. А когда это и случается, всякий раз происходит одно и то же. Сначала он обрабатывает ее языком. Винни испытывает оргазм. Потом они сношаются. Джеймс кончает. Винни ни разу не испытала оргазма «просто от траханья». (Она не верит, что такое возможно. Она втайне думает, что женщины, которые говорят такое, просто врут.)
      После процедуры с восковыми трусиками, когда женщина-косметолог выходит из кабинета и Винни переодевается в свои собственные трусики (практичное хлопчатобумажное изделие черного цвета), ей всегда хочется потрогать себя там, но она этого не делает. Она четко осознает пределы допустимого. В особенности когда речь заходит о «сексуальности». Она ни за что не станет носить кружевное белье. Или слишком короткие юбки. Или прозрачные блузки. Или туфли вызывающего фасона.
      – Что это такое, Джеймс? – восклицает Винни, чуть позже в тот же день, в спальне. При этом у нее на пальце висит открытая туфелька, такая изящная, что кажется, каблучок переломится, стоит пройтись по комнате.
      – Это подарок тебе на день рождения, – отвечает Джеймс.
      – Зачем? – спрашивает Винни.
      – Они тебе не нравятся? – обижается Джеймс (понимая, что только так он сумеет выйти из затруднительного положения, которое сам создал и которое начинает доставлять ему удовольствие).
      – Ты ведь знаешь, я не ношу такие туфли. И вообще я не одобряю подобные туфли, – говорит Винни.
      – Эви получила задание от «Нью-Йорк таймс», – внезапно заявляет он.
      – Так туфли выбирала Эви? – спрашивает Винни.
      – Это омерзительно. Она его получила, переспав с… – продолжает Джеймс и произносит при этом имя знаменитого журналиста, которого Эви закадрила пару недель назад на вечеринке, посвященной выходу его книги. – Она говорит, что по-прежнему встречается с ним.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18