Я наблюдаю за ним: техники у него никакой, о стиле броска понятия не имеет, руками и корпусом не работает. И все же махнул камень на четырнадцать метров! Это очень прилично, однако же... Я его поучаю: "Ты, недотепа, надо стать вот так, правое плечо назад, и, когда бросаешь, сделать замах этим плечом. Понял?" - "Понял", - говорит он, скривившись как Ян Непомуцкий *, и бросает камень... на десять метров.
      Тут я рассвирепел, понимаете ли. "Ты, бродяга, - кричу на него, - разве это ты попал камнем в Пудила? Врешь!" - "Господин вахмистр, - отвечает он, - бог свидетель, я в него угодил! Пускай Пудил встанет там еще раз, я ему, собаке, снова влеплю".
      Я бегу к Пудилу, объясняю, что речь идет о мировом рекорде, прошу, чтобы он пошел на берег и опять ругнул этого парня, а тот в него кинет камнем. Куда там, вы не поверите, Пудил ни в какую. У этих людей совсем нет высоких идеалов...
      Я опять к Лисицкому. "Ты обманщик, - кричу на него, - это вранье, что ты изувечил Пудила. Пудил сказал, что это не ты". - "Врет он, - отвечает Лисицкии, - это я". - "Докажи, требую я, - добрось туда камень". А он почесывается и смеется: "Господин вахмистр, зря не умею. А в Пудила попаду, я на него зол". - "Слушай, - уговариваю я его, - если докинешь камень, отпущу тебя по-хорошему. Не докинешь - пойдешь в кутузку за нанесенье увечья. Полгода отсидишь". - "Ну и пусть, если зимой", - отвечает он.
      Тут я его арестовал именем закона. Он сейчас ждет здесь, в сенях. Господин судья, добейтесь от него, правда ли он бросил камень, или только бахвалится.
      Наверное он, бродяга, отопрется. Тогда надо припаять ему хоть месяц за обман властей или за мошенничество. В спорте не должно быть обмана, за это надо строго карать, господин судья. Я его сейчас приведу.
      - Так это вы Вацлав Лисицкий? - сурово спросил судья, воззрившись на белобрысого арестанта. - Признаетесь вы в том, что с намерением совершить членовредительство бросили этим камнем во Франтишека Пудила и нанесли ему серьезное увечье?
      - Господин судья, - заговорил парень, - дело было так: Пудил там молотил мальчишку, а я ему кричу через реку, чтобы бросил, а он давай меня честить...
      - Бросили вы этот камень или нет? - рассердился судья.
      - Бросил, - сокрушенно ответил парень. - Да ведь он меня ругал, а я хвать тот камень...
      - Проклятье! - воскликнул судья. - Зачем вы лжете, голубчик? Знаете ли вы, что ложные показания строго караются законом? Нам хорошо известно, что не вы бросили этот камень.
      - Извиняюсь, бросил, - бормотал парень, - так ведь Пудил-то меня послал... знаете куда?
      Судья вопросительно посмотрел на вахмистра Гейду. Тот беспомощно пожал плечами.
      - Разденьтесь! - гаркнул судья на арестанта. - Быстро! И штаны тоже!
      Через минуту верзила стоял перед ним в чем мать родила и трясся от страха, думая, что его будут пытать - для того и велели раздеться.
      - Взгляните, Гейда, на его дельтовидную мышцу, - сказал судья. - И на двуглавую. Что вы скажете?
      - Недурны, - тоном знатока отозвался Гейда. - Но брюшные мышцы недостаточно развиты. А для толканья ядра требуются мощные брюшные мышцы, господин судья. Они вращают корпус. Взглянули бы вы на мои брюшные мышцы!
      - Нет, все-таки живот неплох, - бормотал судья. - Вот это живот. Вон какие бугры. Черт возьми, вот это грудная клетка! - И он ткнул пальцем в рыжие заросли на груди подследственного. - Но ноги слабы. У этих деревенских всегда слабые ноги.
      - Потому что они не тренируются, - критически заметил Гейда. - Разве это ноги? У спортсмена-ядровика ноги должны быть одно загляденье.
      - Повернитесь! - крикнул судья на парня. - Ну, а какова, по-вашему, спина?
      - Наверху от плеч хороша, - заявил Гейда, - но внизу ерунда, просто пустое место. В таком корпусе не может быть мощного замаха. Нет, господин судья, он не бросал камня.
      - Одевайтесь! - рявкнул судья на Лисицкого. - Вот что, в последний раз: бросили вы камень или нет?
      - Бросил! - с ослиным упрямством твердил парень.
      - Идиот! - крикнул судья. - Если вы бросили камень, значит вы совершили членовредительство, и за это краевой суд упечет вас на несколько месяцев в тюрьму. Бросьте дурачить нас и признайтесь, что все это выдумка. Я дам вам только три дня за обман должностных лиц, и отправляйтесь восвояси. Ну так как же: бросили вы камнем в Пудила или нет?
      - Бросил, - насупившись, сказал Вацлав Лисицкий. - Он меня с того берега крыл почем зря...
      - Уведите его, - закричал судья. - Проклятый обманщик!
      Через минуту Гейда снова просунул голову в дверь.
      - Господин судья, - сказал он мстительно, - припаяйте ему еще за порчу чужого имущества: он вынул булыжник-то из насыпи, а теперь там не осталось ни одного камешка.
      1928
      КУПОН
      В тот жаркий августовский день на Стршелецком острове было очень людно. Минке и Пепику пришлось сесть к столику, где уже сидел какой-то человек с толстыми унылыми усами.
      - Разрешите? - спросил Пепик. Человек молча кивнул. "Противный! - подумала Минка. - Надо же, торчит тут, за нашим столиком!" И она немедленно с осанкой герцогини уселась на стул, который Пепик вытер платком, затем взяла пудреницу и припудрила нос, чтобы он, боже упаси, не заблестел в такую жару. Когда Минка вынимала пудреницу, из сумочки выпала смятая бумажка. Усатый человек нагнулся и поднял ее.
      - Спрячьте это, барышня, - скучным голосом сказал он.
      Минка покраснела, во-первых, потому, что к ней обратился незнакомый мужчина, а во-вторых, потому, что ей стало досадно, что она покраснела.
      - Спасибо, - сказала она и повернулась к Пепику. - Это купон из магазина, помнишь, где я покупала чулки.
      - Вы даже не знаете, барышня, как может пригодиться такой купон, - меланхолически заметил сосед по столику.
      Пепик счел своим рыцарским долгом вмешаться.
      - К чему беречь всякие дурацкие бумажки? - объявил он, не глядя на соседа. - Их набираются полные карманы.
      - Это не беда, - сказал усатый. - Иной раз такой купон окажется поважнее... чего хотите.
      На лице у Минки появилось напряженное выражение. (Противный тип, пристает с разговорами. И почему только мы не сели за другой столик!)
      Пепик решил прекратить этот обмен мнениями.
      - Почему поважнее? - сказал он ледяным тоном и нахмурил брови. ("Как это ему идет!" - восхитилась Минка.)
      - Может быть уликой, - проворчал противный и прибавил, как бы представляясь: - Я, видите ли, служу в полиции, моя фамилия Соучек. У нас недавно был такой случай... - Он махнул рукой. - Иногда человек даже не знает, что у него в карманах...
      - Какой случай? - не удержался Пепик. (Минка заметила, что на нее уставился парень с соседнего столика. "Погоди же, Пепа, я отучу тебя вести разговоры с посторонними!")
      - Ну, с той девушкой, что нашли около Розптил, - отозвался усатый и замолк, видно не собираясь продолжать разговор.
      Минка вдруг живо заинтересовалась, наверное потому, что речь шла о девушке.
      - С какой девушкой? - воскликнула она.
      - Ну, с той, которую там нашли, - уклончиво ответил сыщик Соучек и, немного смутившись, вытащил из кармана сигарету. И тут произошла неожиданное: Пепик быстро сунул руку в карман, чиркнул своей зажигалкой и поднес ее соседу по столику.
      - Благодарю вас, - сказал тот, явно польщенный. - Видите ли, я говорю о трупе женщины, которую жнецы нашли в поле, между Розптилами и Крчью, - объяснил он, как бы в знак признательности и расположения.
      - Я ничего о ней не слыхала, - глаза у Минки расширились. - Пепик, помнишь, как мы с тобой ездили в Крчь?.. А что случилось с этой женщиной?
      - Задушена, - сухо сказал Соучек. - Так и лежала с веревкой на шее. Не стану при барышне рассказывать, как она выглядела. Сами понимаете, дело было в июле... а она там пролежала почти два месяца... - Сыщик поморщился и выпустил клуб дыма. - Вы и понятия не имеете, как выглядит такой труп. Родная мать не узнает. А мух сколько!.. - Соучек меланхолически покачал головой. - Эх, барышня, когда у человека на лице уже нет кожи, тут не до наружности! Попробуй-ка, опознай такое тело. Пока целы нос и глаза, это еще возможно, а вот если оно пролежало больше месяца на солнце...
      - А метки на белье? - тоном знатока спросил Пепик.
      - Какие там метки! - проворчал Соучек. - Девушки обычно не метят белье, потому что думают: все равно выйду замуж и сменю фамилию. У той убитой не было ни одной метки, что вы!
      - А сколько ей было лет? - участливо осведомилась Минка.
      - Доктор сказал, что примерно двадцать пять. Он определяет по зубам и по другим признакам. Судя по одежде, зто была фабричная работница или служанка. Скорее всего служанка, потому что на ней была деревенская рубашка. А кроме того, будь она работница, ее давно бы уже хватились, ведь работницы встречаются ежедневно на работе и нередко живут вместе. А служанка уйдет от хозяев, и никто ею больше не поинтересуется, не узнает, куда она делась.
      Странно, не правда ли? Вот мы и решили, что если ее никто два месяца не искал, то верней всего это служанка. Но самое главное - купон.
      - Какой купон? - живо осведомился Пепик, который несомненно ощущал в себе склонности стать сыщиком, канадским лесорубом, капитаном дальнего плавания или еще какой-нибудь героической фигурой, и его лицо приняло подобающее случаю энергичное и сосредоточенное выражение.
      - Дело в том, - продолжал Соучек, задумчиво уставясь в пол, - что у этой девушки не было решительно никаких вещей. Убийца забрал все сколько-нибудь ценное. Только в левой руке она зажала кожаную ручку от сумочки, которая валялась неподалеку во ржи. Видно, преступник пытался вырвать ее, но. увидев, что ручка оборвалась, бросил сумочку в рожь, прежде, конечно, все из нее вынув. В этой сумочке между складками застрял и трамвайный билет седьмого маршрута и купон из посудного магазина на сумму в пятьдесят пять крон. Больше мы на трупе ничего не нашли.
      - А веревка на шее? - сказал Пепик. - Это могла быть улика.
      Сыщик покачал головой.
      - Обрывок обыкновеннейшей веревки для белья не может навести на след. Нет, у нас решительно ничего не было, кроме трамвайного билета и купона.
      Ну, мы, конечно, оповестили через газеты, что найден труп женщины, лет двадцати пяти, в серой юбке и полосатой блузке. Если два месяца назад у кого-нибудь ушла служанка, подходящая под это описание, просьба сообщить в полицию. Сообщений мы получили около сотни. Дело в том, что в мае служанки чаще всего меняют места, бог весть почему...
      Все эти сообщения оказались бесполезными. А сколько возни было с проверкой! - меланхолически продолжал Соучек. - Целый день пробегаешь, пока выяснишь, что какая-нибудь гусыня, служившая раньше в Дейвице, теперь нанялась к хозяйке, обитающей в Вршовице или в Коширже. А в конце концов оказывается, что все это зря: гусыня жива да еще смеется над тобой... Ага, играют чудесную вещь! - с удовольствием заметил он, покачивая головой в такт мелодии из "Валькирий" Вагнера, которую оркестр исполнял, как говорится, не щадя сил. - Грустная музыка, а? Люблю грустную музыку. Потому и хожу на похороны всех значительных людей - ловить карманников.
      - Но убийца должен был оставить хоть какие-нибудь следы? - сказал Пепик.
      - Видите вон того ферта? - вдруг живо спросил Соучек. Он работает по церковным кружкам. Хотел бы я знать, что ему здесь нужно... Нет, убийца не оставил никаких следов... Но если найдена убитая девушка, то можно головой ручаться, что ее прикончил любовник. Так всегда бывает, - задумчиво сказал сыщик. - Вы, барышня, не пугайтесь... Так что мы могли бы найти убийцу, но прежде надо было опознать тело. В этом-то и была вся загвоздка.
      - Но ведь у полиции есть свои методы... - неуверенно заметил Пепик.
      - Вот именно, - вяло согласился сыщик. - Метод тут примерно такой, как при поисках одной горошины в мешке гороха: прежде всего необходимо терпение, молодой человек. Я, знаете ли, люблю читать уголовные романы, где описано, как сыщик пользуется лупой и всякое такое. Но что я тут мог увидеть с помощью лупы? Разве поглядеть, как резвятся черви на теле этой несчастной, девушки... извините, барышня! Терпеть не могу разговоров о методе. Наша работа это не то, что читать роман и стараться угадать, как он кончится. Скорее она похожа на такое занятие: дали вам книгу и говорят: "Господин Соучек, прочтите от корки до корки и отметьте все страницы, где имеется слово "хотя". Вот какая это работа, понятно? Тут не поможет ни метод, ни смекалка, надо читать и читать, а в конце концов окажется, что во всей книге нет ни одного "хотя". Или приходится бегать по всей Праге и выяснять местожительство сотни Андул и Марженок для того, чтобы потом "криминалистическим путем" обнаружить, что ни одна из них не .убита. Вот о чем надо писать романы, - проворчал Соучек, а не об украденном жемчужном ожерелье царицы Савской. Потому что это по крайней мере солидная работа, молодой человек!
      - Ну и как же вы расследовали это убийство? - осведомился Пепик, заранее уверенный, что он-то взялся бы за дело иначе.
      - Как расследовали? - задумчиво повторил сыщик. - Надо было начать хоть с чего-нибудь, так мы сперва взялись за трамвайный билет. Маршрут номер семь. Допустим, стало быть, убитая служанка, - если только она была служанкой, - жила вблизи тех мест, где проходит семерка. Это, правда, не обязательно, она могла проезжать там и случайно, но для начала надо принять хоть какую-нибудь версию, иначе не сдвинешься с места. Оказалось, однако, что семерка идет через всю Прагу: из Бржевнова, через Малую Страну и Новое Место на Жижков. Опять ничего не получается. Тогда мы взялись за купон. Из него хотя бы было ясно, что некоторое время назад эта девушка купила в посудном магазине товара на пятьдесят пять крон. Пошли мы в тот магазин...
      - И там ее вспомнили! - воскликнула Минка.
      - Что вы, барышня! - проворчал Соучек. - Куда там! Но наш полицейский комиссар, Мейзлик, спросил у них, какой товар мог стоить пятьдесят пять крон. "Разный, - говорят ему, смотря по тому, сколько было предметов. Но есть один предмет, который стоит ровно пятьдесят пять крон; это английский чайничек на одну персону". - "Так дайте мне такой чайничек, - сказал наш Мейзлик, - но чтоб такой хлам так дорого стоил..."
      Потом он вызвал меня и говорит: "Вот что, Соучек, это дело как раз для вас. Допустим, эта девушка - служанка. Служанки то и дело бьют хозяйскую посуду. Когда это случается в третий раз, хозяйка обычно говорит ей: "Купите-ка теперь на свои деньги, растяпа!" И служанка идет и покупает за свой счет предмет, который она разбила. За пятьдесят пять крон там был только этот английский чайничек. "Чертовски дорогая штука", - заметил я.
      "Вот в том-то и дело, - говорит Мейзлик. - Прежде всего это объясняет нам, почему служанка сохранила купон: для нее это были большие деньги, и она, видимо, надеялась, что хозяйка когда-нибудь возместит ей расход. Во-вторых, учтите вот что: это чайничек на одну персону. Стало быть девушка служила у одинокой особы и подавала в этом чайничке утренний чай.
      Эта одинокая особа, по-видимому, старая дева, - ведь холостяк едва ли купит себе такой красивый и дорогой чайничек. Холостякам все равно из чего пить, не так ли? Вернее всего это какая-нибудь одинокая квартирантка; старые девы, снимающие комнату, страшно любят красивые безделушки и часто покупают ненужные и слишком дорогие вещи".
      - Это верно, - воскликнула Минка. - Вот и у меня, Пепик, есть красивая вазочка...
      - Вот видите, - сказал Соучек. - Но купона от нее вы не сохранили... Потом комиссар и говорит мне: "Итак, Соучек, будем продолжать наши рассуждения. Все это очень спорно, но надо же с чего-то начать. Согласитесь, что особа, которая может выбросить пятьдесят пять крон за чайничек, не станет жить на Жижкове. (Это он имел в виду трамвайный билет с семерки.) Во внутренней Праге почти нет комнат, сдающихся внаем, а на Малой Стране никто не пьет чай, только кофе. Так что, по-моему, наиболее вероятен квартал между Градчанами и Дейвице, если уж придерживаться того трамвайного маршрута.
      "Я почти готов утверждать, - сказал мне Мейзлик, - что старая дева, которая пьет чай из такого английского чайничка, наверняка поселилась бы в одном из домиков с палисадником. Это, знаете ли, Соучек, современный английский стиль!.."
      У нашего комиссара Мейзлика, скажу я вам, иной раз бывают несуразные идеи. "Вот что, Соучек, - говорит он, - возьмите-ка этот чайничек и поспрошайте в том квартале, где снимают комнаты состоятельные барышни. Если у. одной из них найдется такая штука, справьтесь, не было ли у ее хозяйки до мая молодой служанки. Все это чертовски сомнительно, но попытаться следует. Идите, папаша, поручаю это дело вам".
      Я, знаете ли, не люблю этакие гаданья на кофейной гуще. Порядочный сыщик - не звездочет и не ясновидец. Сыщику нельзя слишком полагаться на умозаключения. Иной раз, правда, угадаешь, но чисто .случайно, и это не настоящая работа. Трамвайный билет и чайничек это все-таки вещественные доказательства, а все остальное только... гипотеза, - продолжал Соучек, не без смущения произнеся это ученое слово. - Ну, я взялся за дело по-своему: стал ходить в этом квартале из дома в дом и спрашивать, нет ли у них такого чайничка. И представьте себе, в тридцать седьмом домике служанка говорит: "О-о, как раз такой чайничек есть у нашей квартирантки!" Тогда я сказал, чтобы она доложила обо мне хозяйке.
      Хозяйка, вдова генерала, сдавала две комнаты. У одной из ее квартиранток, некоей барышни Якоубковой, учительницы английского языка, был точно такой английский чайничек. "Сударыня, - говорю я хозяйке, - не было ли у вас служанки, которая взяла расчет в мае?" - "Была, - отвечает она, - ее звали Маня, а фамилии я не помню". - "А не разбила ли она чайничек у вашей квартирантки?" - "Разбила, и ей пришлось на свои деньги купить новый. А откуда вы об этом знаете?" - "Э-э, сударыня, нам все известно..."
      Тут все пошло как по маслу: первым делом я разыскал подружку этой Мани, тоже служанку. У каждой служанки всегда есть подружка, причем только одна, но уж от нее нет секретов. У этой подружки я узнал, что убитую звали Мария Паржизекова и она родом из Држевича. Но важнее всего для меня было, кто кавалер этой Марженки. Узнаю, что она гуляла с каким-то Франтой. Кто он был и откуда, подружка не знала, но вспомнила, что однажды, когда они были втроем в "Эдене", какой-то хлюст крикнул Франте: "Здорово, Ферда!" У нас в полиции есть такой Фриба, специалист по всяческим кличкам и фальшивым име,нам. Вызвали его для консультации, и он тотчас сказал: "Франта, он же Ферда, это Кроутил из Коширже. Его настоящая фамилия Пастыржик. Господин комиссар, я схожу забрать его, только надо идти вдвоем".
      Ну, пошел я с Фрибой, хоть это была и не моя работа.
      Загребли мы того Франту у его любовницы, он даже схватился за пистолет, сволочь... Потом отдали в работу комиссару Матичке. Бог весть, как Матичке это удается, но за шестнадцать часов он добился своего: Франта, или Пастыржик, сознался, что задушил на меже Марию Паржизекову и выкрал у нее две сотни крон, которые она получила, взяв расчет у хозяйки. Он обещал ей жениться, они все так делают... - хмуро добавил Соучек.
      Минка вздрогнула.
      - Пепа, - сказала она, - это ужасно!
      - Теперь-то не так ужасно, - серьезно возразил сыщик. Ужасно было, когда мы стояли там, над ней, в поле, и не нашли ничего другого, кроме трамвайного билета и купона. Только две пустяковые бумажки.
      И все-таки мы отомстили за Марженку! Да, говорю вам, ничего не выбрасывайте. Ничего! Самая ничтожная вещь может навести на след или быть уликой.
      Человек не знает, что у него в кармане нужное и что ненужное.
      Минка сидела, глядя в одну точку глазами, полными слез. В горячей ладони она все еще нервно сжимала смятый купон. Но вот она в беззаветном порыве обернулась к своему Пепику, разжала руку и бросила купон на землю...
      Пепик не видел этого, он смотрел на звезды. Но полицейский сыщик Соучек заметил и усмехнулся грустно и понимающе.
      1928
      ПРЕСТУПЛЕНИЕ В КРЕСТЬЯНСКОЙ СЕМЬЕ
      - Подсудимый, встаньте, - сказал председатель суда. - Вы обвиняетесь в убийстве своего тестя Франтишека Лебеды. В ходе следствия вы признались, что с намерением убить Лебеду трижды ударили его толором по голове. Признаете вы себя виновным?
      Изможденный крестьянин вздрогнул и проглотил слюну.
      - Нет, - сказал он.
      - Но Лебеду убили вы?
      - Да.
      - Значит, признаете себя виновным?
      - Нет.
      Председатель обладал ангельским терпением.
      - Послушайте, Вондрачек, - сказал он. - Установлено, что однажды вы уже пытались отравить тестя, подсыпав ему в кофе крысиный яд. Это правда?
      - Да.
      - Из этого следует, что вы уже давно посягали на его жизнь. Вы меня понимаете?
      Обвиняемый посопел носом и недоуменно пожал плечами.
      - Это все из-за того лужка с клевером, - пробормотал он. - Он взял да продал лужок, хоть я ему и говорил: "Папаша, не продавайте клевер, я куплю кроликов..."
      - Погодите, - прервал его председатель суда. - Чей же был клевер, его или ваш?
      - Ну, его, - вяло произнес обвиняемый. - А на что ему клевер-то? Я ему говорил: "Папаша, оставьте мне хоть тот лужок, где у вас люцерна посеяна". А он заладил свое: "Вот умру, все Маржке останется..." Это, стало быть, моя жена. "Тогда, говорит, делай с ним, что хочешь, голодранец".
      - Поэтому вы и хотели его отравить?
      - Ну да.
      - За то, что он вас выругал?
      - Нет, за лужок. Он сказал, что его продаст.
      - Однако послушайте, - воскликнул . председатель, - это ведь был его лужок? Почему же было не продать?
      Обвиняемый Вондрачек укоризненно поглядел на председателя.
      - Да ведь у меня-то там, рядом, засеяна полоска картофеля, - объяснил он. - Я ее и покупал с расчетом, чтоб потом стало одно поле. А он знай свое: "Какое мне дело до твоей полоски, я лужок продаю Юдалу".
      - Значит, между вами были нелады? - допытывался председатель.
      - Ну да, - угрюмо согласился Вондрачек. - Из-за козы.
      - Какой козы?
      - Он выдоил мою козу. Я ему говорю: "Папаша, не троньте козу, а не то отдайте нам за нее полянку у ручья". А он взял и сдал ту полянку в аренду.
      - А деньги куда девал? - спросил один из присяжных.
      - Да куда ж их деть? - уныло протянул обвиняемый. - Убрал в сундучок. "Умру, говорит, вам достанется". А сам все не помирает. Ему было, наверно, уж за семьдесят.
      - Значит, вы утверждаете, что в неладах был повинен тесть?
      - Верно, - ответил Вондрачек нерешительно. - Ничего он нам не давал. Пока, говорит, я жив, я хозяин, - и никаких. Я ему говорю: "Папаша, купите корову, я тогда этот лужок распашу и не надо будет его продавать". А он ладит свое: мол, когда умру, покупай хоть две коровы, а я эту свою полоску продам Юдалу.
      - Послушайте, Вондрачек, - строго сказал председатель. А, может, вы его убили, чтобы добраться до денег в сундучке?
      - Эти деньги были отложены на корову, - упрямо твердил Вондрачек. - Мы так и рассчитывали: помрет он, вот мы и купим корову. Какое же хозяйство без коровы, судите сами. Навоза, и то взять негде.
      - Обвиняемый! - вмешался прокурор. - Нас интересует не корова, а человеческая жизнь. Почему вы убили своего тестя?
      - Из-за лужка.
      - Это не ответ.
      - Лужок-то он хотел продать...
      - Но после его смерти деньги все равно достались бы вам!
      - А он не хотел умирать, - недовольно сказал Вондрачек. Кабы умер по-хорошему... Я ему никогда ничего худого не сделал. Вся деревня скажет, что я с ним, как с родным отцом... Верно, а? - обратился он к залу, где собралась половина деревни. В публике прокатился шум.
      - Так, - серьезно произнес председатель суда. - И за это вы хотели его отравить?
      - Отравить! - пробурчал обвиняемый. - А зачем он вздумал продавать тот клевер? Вам, барин, всякий скажет, что клевер нужен в хозяйстве. Как же без него?
      В зале одобрительно зашумели.
      - Обращайтесь ко мне, а не к публике, обвиняемый, - повысил голос председатель суда. - Или я прикажу вывести ваших односельчан из зала. Расскажите подробнее об убийстве.
      - Ну... - неуверенно начал Вондрачек. - Дело было в воскресенье. Гляжу - опять он толкует с этим Юдалом. "Папаша, говорю, не вздумайте продать лужок". А он в ответ: "Тебя не спрошусь, лопух!" Ну, думаю, ждать больше нечего. Пошел я колоть дрова...
      - Вот этим топором?
      - Да.
      - Продолжайте.
      - Вечером говорю жене: "Забирай-ка детей да иди к тетке". Она - реветь. "Не реви, говорю, я с ним еще сперва потолкую..." Приходит он в сарай и говорит: "Это мой топор, давай его сюда!" Я ему говорю: "А ты выдоил мою козу". Он хотел отнять у меня топор. Тут я его и рубанул.
      - За что же?
      - Ну, за тот лужок.
      - А почему вы его ударили три раза?
      Вондрачек пожал плечами.
      - Да уж так пришлось, барин... Наш брат привычный к тяжелой работе.
      - А потом что?
      - Потом я пошел спать.
      - И заснули?
      - Нет. Все думал, дорого ли обойдется корова... и что ту полянку я выменяю на полоску у дороги, чтобы было одно поле.
      - А совесть вас не беспокоила?
      - Нет. Меня беспокоило, что земля у нас вразнобой. Да еще надо починить коровник, это обойдется не в одну сотню. У тестя-то ведь и телеги не было.
      Я ему говорил: "Папаша, господь вас прости, разве это хозяйство? Эти два поля прямо просятся одно к другому, надо же иметь сочувствие".
      - А у вас самого было сочувствие к старому человеку? загремел председатель.
      - Да ведь он хотел продать лужок Юдалу, - пробормотал обвиняемый.
      - Значит, вы его убили из корысти?
      - Вот уж неправда! - взволнованно возразил обвиняемый. Единственно из-за лужка. Кабы мы оба поля соединили...
      - Признаете вы себя виновным?
      - Нет.
      - А убийство старика, по-вашему, не преступление?
      - Так я ж и говорю, что это все из-за лужка, - воскликнул Вондрачек, чуть не плача. - Нешто это убийство? Мать честная, это же надо понимать, барин.
      Тут семейное дело, чужого человека я бы пальцем не тронул... Я никогда ничего не крал... хоть кого спросите в деревне, Вондрачека все знают... А меня забрали, как вора, как жулика... - простонал Вондрачек, задыхаясь от обиды.
      - Не как вора, а как отцеубийцу, - хмуро поправил его председатель. - Знаете ли вы, Вондрачек, что за это полагается смертная казнь?
      Вондрачек хмыкал и сопел носом.
      - Это все из-за лужка... - твердил он упрямо.
      Судебное следствие продолжалось: показания свидетелей, выступление прокурора и защитника...
      Присяжные удалились совещаться о том, виновен или нет обвиняемый Вондрачек. Председатель суда задумчиво смотрел в окно.
      - Скучный процесс, - проворчал член суда. - Прокурор не усердствовал, да и защитник не слишком распространялся... Дело ясное, какие уж тут разговоры!
      Председатель суда запыхтел.
      - "Дело ясное"... - повторил он и махнул рукой. - Послушайте, коллега, этот человек считает себя таким же невиновным, как вы или я. У меня ощущение, что мне предстоит судить мясника за то, что он зарезал корову, или крота за то, что он роет норы. Во время заседания мне все приходило в голову, что, собственно, это не наше дело. Понимаете ли, это не вопрос права или закона. Фу... - вздохнул он и снял мантию.-Надо немного отдохнуть от этого. Знаете, я думаю, присяжные его оправдают; хоть это и глупо, а "го отпустят, потому что... Я вам вот что скажу. Я сам родом из деревни, и когда подсудимый говорил, что поля просятся друг к другу, я ясно видел две разрозненные полоски земли, и мне казалось, что мы должны были бы судить... побожески... должны были бы решить судьбу этих двух полей. Знаете, как я поступил бы? Встал бы, снял тапочку и сказал: "Обвиняемый Вондрачек, пролитая кровь вопиет к небу. Во имя божие ты засеешь оба эти поля беленой и плевелом. Да, беленой и плевелом, и до смерти своей будешь глядеть на этот посев ненависти..." Интересно, что сказал бы на этот счет представитель обвинения? Да, коллега, деяния человеческие иногда должен бы судить сам бог. Он мог бы назначить великую и страшную кару... Но судить по воле божией не в наших силах... Что, присяжные уже кончили? - Председатель нехотя встал и надел свою мантию. - Ну, пошли. Введите присяжных.
      1928
      ИСЧЕЗНОВЕНИЕ АКТЕРА БЕНДЫ
      Второго сентября бесследно исчез актер Бенда, маэстро Ян Бенда, как стали называть его, когда оч с головокружительной быстротой достиг вершин театральной славы. Собственно говоря, второго сентября ничего не произошло; служанка, тетка Марешова, пришедшая в девять часов утра прибрать квартиру Бенды, нашла ее в обычном беспорядке. Постель была измята, а хозяин отсутствовал. Но так как в этом не было ничего особенного, то служанка навела порядок и отправилась восвояси. Ладно. Но с тех пор Бенда как сквозь землю провалился.
      Тетка Марешова не удивлялась и этому. В самом деле, актеры - что цыгане. Уехал, верно, куда-нибудь выступать или кутить. Но десятого сентября Бенда должен был быть в театре, где начинались репетиции "Короля Лира". Когда он не пришел ни на первую, ни на вторую, ни на третью репетицию, в театре забеспокоились и позвонили его другу доктору Гольдбергу - не известно ли ему, что случилось с Бендой?
      Доктор Гольдберг был хирург и зарабатывал большие деньги на операциях аппендицита - такая уж у евреев специальность. Это был полный человек в золотых очках с толстыми стеклами, и сердце у него было золотое. Он увлекался искусством, все стены своей квартиры увешал картинами и боготворил актера Бенду, а тот относился к нему с дружеским пренебрежением и милостиво разрешал платить за себя в ресторанах, что, между прочим, было не мелочью!
      Похожее на трагическую маску лицо Бенды и сияюшую физиономию доктора Гольдберга, который ничего, кроме воды, не пил, часто можно было видеть рядом во время сарданапальских кутежей и диких эскапад, которые были оборотной стороной славы великого актера.