Штурмовики шлифовали боевое мастерство. Бывалые летчики все чаще задумывались над многими своими наблюдениями. "Как исключить потери от огня зенитной артиллерии или, во всяком случае, добиться их уменьшения? Перестать бы держаться, как слепой за поводыря, только самых заметных ориентиров на пути к цели вроде железных дорог и крупных населенных пунктов, где подстерегают вражеские зенитки, избирать маршрут посложнее, но безопаснее".
      В полках задавали тон авиаторы ищущие, инициативные, восстававшие против шаблона, неотвратимости потерь, ратовавшие за маневр, за тактическую грамотность каждого летчика, за его мастерство.
      * * *
      Много воды утекло с тех пор, как полки 284-й бомбардировочной дивизии вошли в состав воздушной армии и экипажи бомбардировщиков Пе-2 по приказу командующего генерала Пятыхина впервые направились в район Землянска. Тогда, впрочем, вылетали и другие самолеты - ночники. Два полка, вооруженные ими, ежедневно выполняли боевые задания.
      Теперь 284-я авиадивизия реорганизовалась в ночную бомбардировочную и в нее влились еще три полка - 638, 640 и 701-й. Такие изменения были продиктованы условиями и характером предстоящих операций на фронте.
      С начала мая 1943 г. 284-й авиадивизией командовал майор Григорий Прокофъевич Покоевой (в июле его сменил полковник Иван Андреевич Трушкин), заместителем по политчасти - начальником политотдела дивизии стал вместо старшего батальонного комиссара Тарасова подполковник Александр Николаевич Калинин.
      Обновилась дивизия, обновился и летный состав. Но боевые традиции жили в делах экипажей, осваивавших По-2 - этот неказистый с виду, маленький, но с большими возможностями самолет. На фоне новых боевых успехов Федора Савицкого, Гордея Голоцвана, Василия Малеванного, Аркадия Антиполихина, Моисея Амстибовского, Георгия Рылева, Владимира Шаляпина не меркла слава ветеранов, завоеванная в прошлогодних боях. Жила светлая память о коммунисте Артюше Огонджаняне, повторившем над Землянском подвиг Гастелло.
      Теперь уже мало кто из летчиков, как бывало в недалеком прошлом, критически оглядывал своего "коня", с горечью сравнивая его с внушительным бомбардировщиком Пе-2.
      По-прежнему называли фанерный самолет "кукурузником", но с большой теплотой и дружелюбием. Возникли новые названия: "всепогодный", "палочка-выручалочка" и даже "король воздуха".
      Действительно, сколько раз выручал этот "небесный тихоход" многих летчиков в самом, казалось бы, безвыходном положении, позволяя экипажу совершать порой невозможное.
      Своеобразной была обстановка, в которой ночные бомбардировщики готовились к ежедневным заданиям. Разведка обнаруживала передвижение вражеских войск по шоссейным, грунтовым и железным дорогам в районах Волхов, Мценск, Орел; Волхов, Хотынец; Орел, Кромы. Одиночные самолеты летали на бомбежку почти непрерывно. Экипажи попутно разведывали ночные аэродромы противника, скопления живой силы и огневые точки на переднем крае, которые становились объектами ударов артиллерии. И так каждую ночь.
      А на земле тоже не затихала напряженная фронтовая жизнь. Несколько месяцев назад в армейский полк связи влилось новое пополнение. Это были преимущественно девушки с предприятий, из колхозов и учебных заведений.
      На первых порах им приходилось трудно. Часами выстукивали они на ключе точки-тире, передавая строи цифр, или напряженно вслушивались в писк морзянки в наушниках - без хорошего слуха радистке не обойтись. Телеграфистки осваивали буквопечатающие аппараты. Всем хотелось скорее заслужить право сесть за СТ-35 и "Бодо", работать на радиостанции, дежурить на телефонном коммутаторе или в экспедиции узла связи.
      Прошло немного времени, и в документах штаба полка появилась запись: "Обученное специальности пополнение обеспечивает устойчивую связь на всех пунктах воздушной армии".
      В Военно-Воздушных Силах радиосвязь занимает одно из ведущих мест в боевой работе. На совместных учениях авиации с наземными войсками Брянского фронта радистам представилась возможность показать себя. В поддержании устойчивой связи с частями воздушной армии значительными были заслуги начальника коротковолнового приемо-передающего узла Сергея Александровича Козлова.
      Ответственность связистов возрастала по мере приближения дня начала операции, с которого открывалась бессменная вахта на вспомогательных пунктах управления, командных пунктах и пунктах наведения.
      ...Двухместный самолет приземлился неподалеку от собравшихся в кружок офицеров. Летчик, легко выпрыгнув из передней кабины, сказал своему пассажиру - девушке в аккуратно отглаженной гимнастерке с сержантскими погонами:
      - Вот вы и на месте. Видите, кто-то из начальства прорабатывает разведчиков? Может, и некстати попали. Но вы, видать, не из робкого десятка. Ни пуха ни пера.
      И он ободряюще улыбнулся.
      Девушка в ответ тоже улыбнулась, провела пальцами по поясу гимнастерки, тщательно расправляя складки, скосила глаза на свои сапоги, чуть-чуть заломила пилотку и, стараясь не споткнуться, направилась к группе. Однако чем ближе подходила она, тем ее шаг становился менее уверенным, а когда приблизилась к летчикам, под перекрестными взглядами тридцати пар глаз и вовсе стушевалась, залилась румянцем и с ужасом подумала, что забыла слова подготовленного рапорта. Все же, взяв себя в руки, она подошла к старшему по званию и скороговоркой доложила:
      - Сержант Надежда Журкина прибыла для дальнейшего прохождения службы в вверенной вам части. - Надя решила, что высокий грузный майор командует разведывательным полком.
      - На какую же это должность? - критически оглядывая девушку, спросил начальник штаба.
      - На должность стрелка-радиста, - снова покраснела она, поймав его иронический взгляд.
      - На тебе! - с усмешкой произнес майор. - В нашем полку, извините, девиц на такой должности сроду не бывало. Да вы небось сегодня в первый раз в самолет сели, и то в качестве балласта.
      Он хмыкнул, довольный своей остротой и реакцией на нее офицеров, среди которых послышался откровенный смешок.
      У Нади больно сжалось сердце. Однако она сдержала себя. Не говорить же ей сейчас начальнику штаба полка то, что уже десятки раз повторяла командиру дивизии, подстерегая его то на КП, то возле столовой, то на узле связи, твердя одно и то же:
      - Отпустите в летную часть.
      И не отступала, в какой уже раз слыша:
      - Вы, девушка, и так в летной.
      - Нет, в бой! Стрелком-радистом на Пе-2!
      Не открываться же ей, да еще при людях, этому неприятному майору в том, что волновало, не давало покоя долгие месяцы, - о своей цели, в которой видела теперь весь смысл жизни.
      - Я, товарищ майор, летала самостоятельно в аэроклубе и даже была инструктором-общественником, - вполголоса, но твердо сказала Журкина, не изменяя стойки "смирно". - Знаю азбуку Морзе. Смогу и стрелять, когда потребуется.
      - Как бы не так! В первом же вылете "мессеры" прикончат - вот и вся недолга. Или от холода закричите: "Ой, мама!"
      И, все более распаляясь, майор продолжал:
      - Покоя от вас нет. Каждый в воздушные стрелки норовит. От своих не отобьешься - то один, то другой с рапортом подкарауливает. Теперь и Вася, комсомольский вожак, в небеса задумал: оружейником, видите ли, ему служить наскучило. Из тира не выгонишь, от ключа не оттянешь!
      Его тираду внезапно прервал красивый лейтенант с чубом, закрывающим пол-лба:
      - Я с таким воздушным стрелком в бой не пойду.
      Несколькими минутами раньше Надя обязательно вспыхнула бы, а то и расплакалась. Сейчас, глядя прямо в глаза лейтенанту, она спокойно произнесла:
      - А я с трусом летать не собираюсь.
      Разорвись рядом бомба, это не подействовало бы так, как фраза, брошенная девушкой. Сразу будто ветром сдуло с лиц усмешки. Летчики поспешили отвести глаза: кто-то стал внимательно рассматривать защелку на планшете, а один не мог удержаться от вздоха. Лишь негромкий басок нарушил тягостную тишину:
      - Вот так отбрила. И кого? Пашу Хрусталева, орденоносного штурмана, аса разведки! Дивчина что надо, ее бы в нашу эскадрилью.
      Майору тоже стало не по себе. Он понял, что затеянные им "смотрины" принимают неприятный оборот, и, отдавая Журкиной предписание, виновато проговорил:
      - Вечером прилетит командир, доложите ему, а сейчас идите вон в тот дом под черепицей. Устраивайтесь на квартиру к связисткам.
      Журкина четко повернулась и отошла, глотая на ходу слезы, которые текли все сильнее, потому что сзади послышалось:
      - Зря обидели казака-дивчину.
      Теперь можно было дать волю слезам: их никто не увидит.
      Никогда потом, за все месяцы пребывания в полку, даже в самые трудные минуты она так не плакала, разве только тогда, когда не возвращался с задания кто-нибудь из полковой семьи, окружившей девушку заботой и вниманием.
      Прилетев из штаба армии, подполковник Н. П. Щенников долго беседовал с Надей. Или его там предупредили обо всех обстоятельствах, предшествующих направлению девушки в полк, или сам стал на её сторону, узнав о причинах, побудивших связистку добиваться своего, но дальше все пошло относительно просто.
      Утром на построении командир полка, представляя сержанта Журкину личному составу, сказал, что гвардейцы рады такому пополнению их дружной семьи, и не преминул заметить:
      - В воздухе не новичок, радио знает, стрелять научим.
      И, обращаясь к командиру эскадрильи майору Гаврилову, распорядился:
      - Месяц срока для ввода воздушного стрелка в строй. А вам, товарищ Сафронов, - повернувшись к начальнику связи полка, сказал командир, - нужно заняться с сержантом радиоделом. Пусть возьмет над ней шефство старший лейтенант Никулин. Дмитрий Егорыч многих радистов вывел в люди.
      Щенников коротко подытожил:
      - Хочет летать - будет летать. Экзамен в воздухе приму лично.
      Надя успешно сдала этот экзамен. И не только она одна. В ту пору стремились попасть в экипажи Пе-2 стрелками-радистами если не все, то многие механики, прибористы, оружейники. Их поддерживал секретарь комсомольского бюро старшина Василий Власов, который был твердо убежден в том, что место комсомольца на самых опасных участках, Он нашел себе союзника в лице парторга полка капитана Семена Михайловича Зайченко.
      Своей цели старшина добился. На первое задание вылетел в конце весны, немного раньше Надежды Журкиной, и вошел в боевой расчет.
      Вовремя прибыло в 32-й разведывательный авиаполк новое пополнение летчиков и штурманов. Не успели младшие лейтенанты перешагнуть порог штаба, как стали осторожно прощупывать обстановку, стараясь поточнее выяснить тревожащие их вопросы: "Скоро ли развернутся боевые действия на нашем фронте!", "В какую эскадрилью проситься, чтобы сразу пойти в разведку?", "Кто лучшие разведчики в полку!".
      Молодым офицерам отвечали без обиняков:
      - Начнете со школы ввода в строй. У нас хорошие учителя - всех не перечтешь. О боевом пути части и его героях скоро узнаете от ветеранов.
      Пополнение быстро втягивалось в ритм жизни полка. Виктор Богуцкий, Алексей Галкин, Тимофей Горячкин, Алексей Пульков, Василий Воропаев, Николай Уткин, Георгий Семенов, Борис Данько, Константин Рог, Лев Волков и другие - все пятнадцать молодых офицеров - на каждом шагу убеждались в том, что попали в крепкий, дружный гвардейский коллектив, который умеет и поддержать и потребовать.
      Началась учеба на аэродроме, в скромном штурманском классе, в воздухе, где учили по принципу "делай, как я" лучшие разведчики - командиры эскадрилий и их заместители Захар Маркович Иваненко, Петр Иванович Гаврилов, Тихон Михайлович Берестов, Иван Леонтьевич Михайлов, опытнейший штурман полка Николай Васильевич Баранов.
      Состоялось открытое полковое партийное собрание, которое посвящалось самому важному вопросу на фронте - боевой готовности.
      В полку теперь насчитывалось более ста членов и кандидатов партии сила, способная на большие дела.
      На собрании сидели рядом член ВКП(б) Дмитрий Никулин и беспартийный Захар Иваненко, коммунист Иван Багрич и отличившийся в боях комсомолец Александр Кривобоков, летчик-герой капитан Сергей Ямбарцев и скромная телеграфистка Раиса Бабурина, парторг эскадрильи, штурман звена, обстрелянный фронтовик Иван Злыденный и новичок Николай Уткин, бессменный член партбюро Николай Сергеенков, окруженный комсомольцами их вожак Василий Власов, строгий инженер полка Николай Алексеенко.
      Собрание проходило с высоким накалом. Здесь одновременно учили и учились, слушая выступление товарища. Общим для всех выступавших было высказанное от всего сердца желание взять на себя полную ответственность за исход боя. Шел откровенный разговор о том, что потери в вылетах на разведку не случайны, что происходят они по причине недооценки отдельными экипажами маневра и огня во время атак вражеских истребителей.
      Адресуясь в первую очередь к новому пополнению, командиры на фактах убеждали молодых летчиков и штурманов в необходимости тщательного изучения района предстоящих полетов. Много было сказано о значении сплоченности экипажа, вреде шаблона в методах и способах разведывательных полетов, об искусстве фотосъемок и о главном условии успешного полета - маневре.
      Никто в полку не терял драгоценного времени. Его использовали для глубокого усвоения разнообразных методов ведения разведки. Коммунист начальник связи эскадрильи - воздушный стрелок радист Дмитрий Никулин, был озабочен тем, чтобы возросло число снайперов эфира и огня. Старший дешифровальщик Хуснула Нагимович Уразаев хотел, чтобы полнота дешифрирования фотоснимков, производимого всеми специалистами отделений, была максимальной, а сроки выполнения - минимальными. Коммунист инженер Н. А. Алексеенко стремился так учить своих подчиненных, чтобы о каждом механике в полку можно было сказать: механик - золотые руки.
      * * *
      Всю весну и начало лета 1943 г. в штабе воздушной армии безотлучно находился заместитель командующего Военно-Воздушными Силами Красной Армии генерал-полковник авиации Г. А. Ворожейкин. Он не мог не вспомнить июльские дни минувшего года, когда в этих местах при его участии началось формирование воздушной армии. Генерал отметил разительные перемены. Тогда лишь несколько полков входили в ее состав, начинали вести боевую работу в чрезвычайно неблагоприятных условиях. Теперь территория дислокации частей разрослась в ширину и глубину. Чтобы изучить ее, требовалось значительное время. Тем не менее генерал Ворожейкин настаивал на усилении авиации Брянского фронта. Начальник штаба армии А. А. Саковнин, исходя из тщательных расчетов и учитывая ограниченное количество аэродромов, а также обслуживающих подразделений, высказывал мнение о необходимости увеличения лишь числа бомбардировочных полков, вооруженных самолетами Пе-2.
      - "Пешек" пока нет, - ответил Ворожейкин, - другие самолеты будут.
      Вскоре после этого разговора в армию прибыло еще одно соединение. Это была 313-я авиационная дивизия ночных бомбардировщиков под командованием полковника Александра Алексеевича Воеводина. Шесть ее полков - 690, 707, 765, 990, 997, 998-й (почти двести самолетов) разместились на полевых аэродромах прифронтовой полосы.
      Обстановка в частях дивизии как нельзя лучше благоприятствовала подготовке к боевым действиям. Учились с полным напряжением сил, совершили десять тысяч учебных вылетов, по 40 летных часов на каждый экипаж. Полезным дополнением к занятиям на земле и в воздухе были летно-тактические конференции во всех полках. Недаром накануне отправки на фронт дивизия получила высокую оценку от инспекции.
      Докладывая об этом начальнику штаба армии, полковник Воеводин добавил:
      - Укомплектованность самолетного парка восемьдесят пять процентов.
      - С таким процентом можно воевать, - удовлетворенно отметил генерал Саковнин. Дивизия производила на него хорошее впечатление.
      Двумя месяцами раньше по приказу Народного комиссара обороны воздушной армией начал командовать генерал-майор авиации Николай Федорович Науменко.
      Личному составу стало известно, что он в Военно-Воздушных Силах с 1927 г., прошел путь от командира авиаотряда и эскадрильи до командира крупного соединения. Как только началась война, Н. Ф. Науменко вступил в должность заместителя, а вслед за тем - командующего ВВС Западного фронта. Возглавлял 4-ю воздушную армию, участвовавшую в сражении на Кубани, где под станицей Крымская она нанесла фашистским воздушным эскадрам тяжелое поражение. Армия много сделала для завоевания господства в воздухе, чем обеспечила успешные боевые действия войск Северо-Кавказского фронта на Голубой линии и под Новороссийском. Именно там, в воздушных боях на Кубани, впервые стала применяться система наведения и управления авиацией на поле боя по радио.
      После реорганизации военно-воздушных сил Северо-Кавказского фронта Н. Ф. Науменко был направлен на Брянский фронт.
      Заместителем командующего оставался генерал Дмитрий Дмитриевич Попов. Незначительные изменения произошли в составе штаба воздушной армии, которым продолжал успешно руководить генерал-майор авиации Саковнин. Его заместителем был полковник П. Л. Котельников. Заместителем командующего по тылу стал генерал-майор авиации Петр Григорьевич Казаков. Как и раньше, продолжали работать каждый на своем участке генерал-майор инженерно-авиационной службы З. А. Иоффе, офицеры И. И. Фатеев, А. И. Тишинов, флагманский врач Е. А. Мещанинов, главный штурман Д. М. Петренко, помощник командующего по воздушно-стрелковой службе В. И. Дюжев.
      Весной во всех частях воздушной армии постоянно находились офицеры политотдела Л. Я. Пактер, Ф. П. Силаев, Ф. С. Загуменнов, Е. Я. Петухов, А. Д. Гусев, А. А. Гвоздев, Л. А. Саыадзе, К. Д. Трофимов, И. Ф. Бухонин, Д. В. Пестерев, В. И. Овчинников, Н. С. Орлов и другие, помогая партийным организациям решать насущные задачи подготовки к боям. Эти организации непрерывно росли.
      Глава третья.
      В преддверии великого сражения
      Как складывалась обстановка на советско-германском фронте весной и в начале лета 1943 г.?
      Все данные говорили о том, что обе стороны усиленно готовятся к активным наступательным действиям, которые должны развернуться в районе Курской дуги.
      Целью операции "Цитадель", разработанной немецко-фашистским командованием, было достижение решающего стратегического успеха, перелома в войне в свою пользу. Командование вермахта стремилось взять реванш за разгром на Волге. "Ни к одной операции второй мировой войны оно не готовилось так всесторонне, так старательно, как к битве под Курском"{10}.
      Советское Верховное Главнокомандование своевременно вскрыло планы противника, причем разведке удалось установить и общий замысел, и вероятные направления ударов, и группировки сил, в том числе авиационные группировки, состоящие из двух воздушных флотов, насчитывавших более 2 тысяч самолетов.
      Ставка решила обескровить противника мощной обороной носящей активный характер, а затем разгромить его в наступательных боях. Операцию против орловской группировки врага надлежало осуществить войскам Западного и Брянского фронтов. "Нами заблаговременно разрабатывалась наступательная операция на этом направлении, начало которой ставилось в зависимость от критического момента сражения на Курской дуге, писал в своей книге генерал армии С. М. Штеменко. - Такая операция, безусловно, являлась дополнительной и очень важной гарантией общего успеха советских войск. План ее получил условное наименование "Кутузов"{11}.
      В этих условиях задачи огромной важности возникали перед Военно-Воздушными Силами Красной Армии. В первую очередь нужно было завоевать господство в воздухе.
      Еще в апреле напряженные воздушные бои развернулись на Кубани. Активно действующая советская авиация захватила инициативу в районе плацдарма, которым овладели части наступающей 18-й армии. За неделю с 17 по 24 апреля летчики уничтожили 152 самолета противника. В последующем эта цифра была удвоена и
      утроена.
      Сражение за господство в воздухе продолжалось. Здесь наносили разящие удары по врагу Александр Покрышкин и его однополчане. В те дни газета "Красная звезда" поведала своим читателям о подвиге шести истребителей капитана Бориса Бугарчева, майора Алексея Рязанова, майора Ильи Шмелева, капитанов Николая Логвиненко, Григория Олейника и Сергея Сафронова. Они сбили 74 фашистских самолета.
      Вскоре эти летчики появились в небе Орловщины, сражаясь крылом к крылу с новыми товарищами по воздушной армии.
      Ставка приказала провести две воздушные операции, имеющие целью нанести серьезный урон вражеской авиации и облегчить советским ВВС завоевание господства в воздухе.
      Командующий Военно-Воздушными Силами Красной Армии в директиве от 5 мая 1943 г. потребовал нанести одновременный удар по нескольким аэродромам противника, где было установлено скопление самолетов. "Основную массу авиации противника, - говорилось в директиве, - подавить в первый же день. Поэтому в этот же день вражеские аэродромы должны быть подвергнуты повторным ударам, а ночью по ним должны действовать ночные бомбардировщики. В последующие два дня, не снижая упорства и настойчивости, продолжать поражение авиации противника как на основных аэродромах, так и на вновь обнаруженных воздушной разведкой"{12}.
      Первый массированный удар планировалось нанести внезапно утром б мая. К участию в первой операции привлекались пять воздушных армий.
      Командующий 15-й воздушной армией приказал 315-й истребительной дивизии бомбардировать орловский аэродром.
      У командира дивизии полковника Литвинова не вызвала сомнений целесообразность применения истребителей в качестве бомбардировщиков. Уже давно миновали те времена, когда иные командиры избегали использовать самолеты Ла-5 для таких ударов.
      Решение командира дивизии созревало по мере того, как он тщательно рассматривал рулоны с фотопленкой, срочно присланные разведывательным отделом армии. План налета был тщательно продуман. В нем предусматривалось участие нескольких групп "лавочкиных" 50-го истребительного авиаполка, наносящих удар в сопровождении истребителей Як-7 431-го авиаполка.
      На рассвете 6 мая два полка взлетели со своих аэродромов, собрались над Выползово, взяв затем курс от Черни на аэродром Орел.
      Летчикам удалось успешно выполнить задачу. Истребители появились над целями внезапно, зайдя на них с тыла, и сбросили бомбы. Зенитные средства противника в первые минуты не оказали противодействия. Лишь на втором заходе, когда началась штурмовка, заговорили огневые точки, появилось несколько "мессершмиттов" и "фокке-вульфов". С ними завязала воздушный бой группа командира эскадрильи капитана З. В. Циркунова, дав возможность экипажам "лавочкиных" продолжать выполнение задания. Четверка лейтенанта В. Ф. Гришкова быстро подавила огонь зенитных батарей.
      Работа летчиков дивизии над аэродромом Орел продолжалась не более 10 минут и завершилась такими результатами: 20 уничтоженных и 15 поврежденных самолетов Ю-88 и Хе-111.
      С наступлением темноты на тот же аэродром направились экипажи 284-й ночной бомбардировочной авиадивизии, продолжившие начатое истребителями.
      В последующие два дня истребители нанесли удар по другому аэродрому вблизи Солнцево (Ледна). Лидировала четверка лейтенанта Ф. Н. Гамалия. Она первая и нацелилась на стоянки. Летчики эскадрильи З. В. Циркунова избрали своей целью для штурмовки служебные помещения. Их сопровождала группа старшего лейтенанта А. С. Суравешкина. Уже после отхода от цели завязался воздушный бой, который носил ожесточенный характер. На этот раз потери противника на аэродроме и в воздухе были хотя и меньшими, но весьма существенными. Не вернулись на свой аэродром три наших самолета.
      Анализируя оба вылета, полковник Литвинов назвал действия групп Ла-5 успешными, в полной мере оценил умелое блокирование соседних аэродромов и подавление огня зенитных батарей, осуществленное летчиками 431-го авиаполка. Он отметил мастерство ведущих групп и с похвалой отозвался о молодых летчиках, которые хорошо проявили себя во время вылетов. Полковник заявил:
      - Особо отмечаю сержантов Любченко, Свинолупова, Морозова, Гаврилова, Говорухина. Эти истребители за короткое время стали полноправными членами коллектива.
      Положительную оценку получил от командующего воздушной армией опыт первого комбинированного налета ближних бомбардировщиков и истребителей, осуществленного ночью и днем.
      За три дня частями пяти воздушных армий было уничтожено и выведено из строя 506 вражеских самолетов, наши потери составляли 122 самолета. В целом операция отличалась большим размахом, решительностью действий и высокой результативностью.
      Вторая воздушная операция, июньская, проводилась меньшими силами. В ней участвовали только три воздушные армии - 1, 2 и 15-я.
      Тогда хорошо проявили себя летчики 1-го гвардейского истребительного авиакорпуса. Им была поставлена задача блокировать аэродромы противника, расположенные в районе Орла. Четко действовали полки корпуса, выполняя поставленную задачу. В точно назначенное время группа блокирования появилась над объектами. По заранее разработанному плану северный сектор района блокировала 4-я гвардейская авиадивизия, южный - 3-я гвардейская.
      Гвардейцы штурмовали цели на аэродромах под огнем зенитной артиллерии. Маневр помог им избежать потерь. Сравнительно нескоро, где минут через шесть, а где через десять, появились вражеские истребители. Частью сил наши группы вступили с ними в бой, остальные не допускали взлета истребителей противника с аэродрома.
      В разыгравшихся воздушных боях потери обеих сторон были значительными.
      Главный итог блокирования аэродромов орловского аэроузла содержался в отчете, подписанном командиром корпуса генералом Е. М. Белецким: "Задача, поставленная частям корпуса, выполнена. С блокируемых аэродромов ни один самолет противника не взлетел"{13}.
      Следует подчеркнуть, что такая задача выполнялась соединением впервые.
      Еще один удар по врагу нанесли летчики 315-й истребительной авиадивизии.
      Ее командир полковник Литвинов созвал руководящий летный состав сразу после получения приказа из штаба воздушной армии.
      Командир видит по глазам офицеров И. М. Игнатьева, Н. П. Назарова, В. М. Савоськина, А. В. Силкина, Ф. Н. Гамалия, А. С. Суравешкина, Н. Ф. Баранова, З. В. Циркунова, что они готовы выполнить приказ. Он еще раз внимательно оглядывает своих питомцев во время паузы, наступившей после его вопроса:
      - Кто поведет дивизию на карачевский аэродром?
      В такую минуту каждый из командиров, сидящих на табуретках в сельской избе, надеется, что Литвинов назовет именно его, но полковник уже принял решение:
      - Поведет капитан Баранов.
      Все одновременно поворачивают голову к штурману 431-го авиаполка, будто впервые видят этого ладного черноволосого капитана. А он, гордясь оказанным доверием, громко рапортует "Есть!", радостно улыбается и озабоченно запускает руку в шевелюру.
      - Главное, Николай Федосеевич, точно выйти на цель, удар нанести с одного захода, - продолжает командир дивизии. - Выбранный маршрут доложите мне.
      Баранову не терпится побежать в штаб части, чтобы засесть за карту-пятикилометровку. Район действий для штурмана не новый, однако сейчас необходимо прикинуть и так и этак, прежде чем решить окончательно, а потом доложить командиру: "Полетим здесь, и нигде больше".
      Среди возможных маршрутов наиболее подходящий тот, что пролегает северо-западнее Болхова через лесной массив, резко поворачивает невдалеке от Еленского на юг, выводит по направлению речки Рассеть к западной окраине Карачева. На пути - ни городка, ни крупного населенного пункта, придется только пересекать дороги. Трудный маршрут. Однако он обладает и преимуществами: противник будет дезориентирован, не зная, на какие аэродромы нацелились наши самолеты. К тому же мала вероятность напороться на зенитные батареи и встретиться с вражескими истребителями.
      Так размышлял штурман полка, облеченный сегодня большим доверием, отягощенный бременем ответственности за исход боевого вылета.
      Память цепко удерживала слова командира дивизии: "Выйти точно на цель". Только точно - иначе будет не удар, а холостой выстрел.
      В эти минуты Баранов уподобился шахматисту, который надолго задумался над решающим ходом. Он видел перед собой хитрого и подготовленного противника, ставил себя на его место, чтобы определить, какие меры предосторожности могут быть предприняты там, на аэродроме, забитом двухмоторными самолетами. "Врага надо перехитрить, обойти. Недаром ведь командир придает такое значение выбору маршрута".
      Долго просидит ведущий над картой. Наконец скажет себе: "Можно докладывать командиру" и облегченно вздохнет, услышав от него напутствие, высказанное с ободряющей улыбкой: "Счастливо!"
      Капитан Баранов с ведомым младшим лейтенантом Банько взлетают первыми в тот момент, когда в небе появляются Ла-5 соседнего полка, ведомые командиром эскадрильи старшим лейтенантом Игнатьевым.
      Поднимается группа "яков", ведомая Суравешкиным, и, разворачиваясь над рощицей, пристраивается к паре Баранова.
      - Ложимся на курс.
      Теперь конец всяким переговорам. Радиостанции молчат.
      Впереди, курсом на Будоговищи, идут эскадрильи "яков" 431-го истребительного авиаполка, точно выдерживающие между собой интервалы. Вблизи от них - группы Ла-5.
      Вся дивизия видна каждому участнику вылета, стоит лишь идущим впереди повернуть голову. Словно стаи перелетных птиц прочерчивают весеннее небо. Не часто приходится наблюдать такую картину, как сегодня. Какими словами описать чувства каждого, кто находится в кабине своего самолета, движимый одним стремлением - выполнить приказ. Какой воли и собранности требует от ведущего этот полет!
      Где-то над крутым поворотом небольшой речки Баранов пересекает линию фронта и ведет дивизию напрямик, к лесному массиву. Ведущий часто поглядывает на стрелки часов. Не лишний контроль, хотя чутье подсказывает летим точно по маршруту, цель появится в свое время.
      Хорошо бы сейчас спросить поочередно Гамалия, Назарова, Игнатьева:
      - Как идешь?
      Пальцы непроизвольно тянутся к кнопке запуска радиостанции, но Баранов тотчас отдергивает их - радиомолчание! К тому же он ловит себя на мысли, что тревожится напрасно, так как уверен в летчиках, идущих сейчас в боевых порядках групп.