Румыны, которые чувствуют, что они могут взять себе Бессарабию только у слабой, потерпевшей поражение России, естественно, будут поддерживать Петлюру. Долг союзников попытаться примирить эти две враждебные точки зрения, что представляется вполне возможным. Все законные стремления могут быть удовлетворены в пределах единой России – государства, состоящего из нескольких автономных государств на основе федерации. Такое российское государство будет представлять собою меньшую угрозу для будущего мира всех стран, чем обширная централизованная царская монархия. И сейчас как раз такой момент, когда в силу того критического положения, в котором находятся все существующие в России партии и все ее военные силы, создается возможность, с помощью мудрого применения политики союзников, дать событиям такой именно поворот. Политика, цель которой разъединить, расчленить Россию, если временно и окажется успешной, не сможет добиться прочных результатов и приведет только к целой серии сменяющих одна другую войн, из которых в конце концов выйдет объединенная милитаристическая Россия для того, чтобы существовать или под знаменем реакции, или знаменем большевизма. Вот почему все усилия должны быть сделаны, чтобы направить события по такому руслу, которое может привести к федерации областей России, с тем, что все предубеждения как против местной автономии, так и против общего единства будут отброшены.

Падение режима Бела Куна среди всеобщего возмущения и презрения, и та легкость, с какой совершилось его падение, были тяжелым ударом для престижа большевистской системы мировой революции. Влияние этих событий на общее положение должно быть полностью учтено».

Дальше к северу, по левую сторону от украинских войск Петлюры, находится польский фронт. Поляки за последние четыре или пять месяцев, все время наступая, нанесли много чувствительных поражений большевикам, которые поплатились значительными потерями оружием и людьми. В настоящее время польский фронт во многих своих пунктах находится уже на русской земле, и поляки предлагают союзникам сделать выбор между двумя следующими возможными линиями поведения:

Но опасности, грозившие Деникину, росли вместе с его победами. Он принял на себя ответственность за очень большую часть России, не обладая при этом ни моральными, ни политическими, ни материальными ресурсами, необходимыми для восстановления в стране благоденствия и спокойствия. Население, приветствовавшее его войска и боявшееся большевиков, было в то же время чересчур напугано всем, что оно пережило в эти последние годы для того, чтобы реагировать более или менее энергично на его приближение. Ответственность за управление большими городами и провинциями в этот период всеобщей нужды и замешательства, в тяжелых транспортных условиях, при сокращении торговли, – вся эта ответственность пала на простого, мужественного офицера, только незадолго перед тем впервые почувствовавшего вкус политической деятельности и перегруженного и без того задачами по организации армии и ведением военных действий. Те смешанные политические элементы, которые были сгруппированы вокруг него, были слабы, и их мнения по самым существенным вопросам резко расходились. Некоторые советовали ему развернуть императорские знамена и идти в наступление во имя восстановления монархии. Только таким образом, говорили они, можно будет противопоставить большевизму лозунги, одинаково понятные всем. Но большинство его советников и офицеров заявило, что они не потерпят этого. Другие советовали ему объявить, что земля будет оставлена в руках захвативших ее крестьян. Им возражали: «Но чем же в таком случае мы будем лучше большевиков?» Но наибольший раскол вызвал вопрос о политике по отношению к отпавшим от России странам и провинциям. Деникин стоял за целость России. В силу этого в войне против Советской России он являлся врагом своих собственных союзников. Прибалтийские государства, борясь за свое существование против большевистских войск и их пропаганды, не могли иметь ничего общего с русским генералом, не желавшим признавать их прав на независимость. Поляки, которые в этой войне с Советами имели самую многочисленную и сильную армию, понимали, что на следующий день после победы, одержанной совместными усилиями, им придется самим защищаться против Деникина. Украина была готова сражаться с большевиками за свою независимость, но ее нисколько не прельщала военная диктатура Деникина.

На каждой стадии войны эти противоречия вызывали появление трудных задач, которые сбивали всех с толку. Деникин не мог с ними справиться. Но было ли это не по силам также победоносным союзникам? Разве они не могли настойчиво, согласным путем продолжать начатое ими дело? Разве не могли сказать и Колчаку и Деникину: «Ни одного патрона до тех пор, пока вы не заключите соглашения с пограничными государствами и не признаете их независимость или их автономию, в зависимости от того, как это будет решено в отдельных случаях». А оказав такое серьезное давление на русских вождей, разве они не могли использовать все свое влияние на то, чтобы объединить военные операции всех государств, находившихся в войне с Советской Россией? А если нет, то в таком случае не лучше ли было бы уже гораздо раньше предоставить событиям идти своим чередом? Без сомнения, Междусоюзный комитет по русским делам, который я еще в феврале предлагал организовать, был бы тем именно учреждением, которое могло очень помочь делу в том случае, если бы майские декларации «Великих пяти» Колчаку были проведены в жизнь. Но все было очень плохо согласовано и во всем чувствовалась вялость, непоследовательность и нередко даже противоречия.

Я употребил все свое влияние на то, чтобы предупредить всякие эксцессы и добиться согласованных действий. 18 сентября я писал: «Крайне важно, чтобы генерал Деникин не только сделал все от него зависящее, чтобы не допустить еврейских погромов в освобожденных областях, но чтобы он выпустил прокламацию против антисемитизма». Далее, 20 сентября я заявил: «Безусловно, очень важно добиться улучшения в отношениях между украинцами и Деникиным. Необходимо всячески стараться избегать такого положения вещей, которое заставило бы Деникина продолжать посылать войска против Петлюры»… «По сообщению из Москвы, зеленая гвардия численно растет и организуется во многих пунктах, и если бы их не пугали репрессии со стороны белых, то они могли бы быть использованы против большевиков. Вполне ли это уяснил себе Деникин?..» 9 октября я телеграфировал Деникину, убеждая его удвоить усилия, чтобы подавить антисемитские чувства и этим оправдать честь добровольческой армии, а 7 ноября писал, что: «Я содействовал образованию сильной русской и англо-русской промышленной группы, надеясь таким образом развить торговлю и кредит в деникинском тылу». В сентябре наступление враждебных большевикам армий дошло до своего кульминационного пункта. Колчак все еще был в Сибири со своей армией и даже предпринял маленькое наступление. Юденич, главнокомандующий северо-западными русскими военными силами, главная база которых находилась в Ревеле, двигался к Петрограду, Финляндия, вполне вооруженная, ожидала только какого-нибудь самого слабого поощрения со стороны великих держав для того, чтобы в свою очередь двинуться на Петроград. По инициативе морского министерства флотилия моторных лодок, часть британской эскадры, блокировавшей Балтийский залив, прорвалась в Кронштадтский порт и совершила исключительный по смелости поступок, потопив во внутренних водах два русских военных корабля. Линии деникинских войск охватывали уже весь юг России и решительно двигались на север. Соглашение между ним и Украиной при энергичной поддержке Польши могло бы решить дело. Но все разбилось вдребезги. Колчак выбыл из строя; финны, разочарованные поведением союзников, пребывали в бездействии; Юденич, один, без поддержки, потерпел поражение. Польша оставалась инертной. Деникин сражался с Петлюрой, и его войска одержали бы полную победу над украинским лидером, но как раз в это самое время его собственный растянутый фронт был прорван большевистским контрнаступлением. Слабые, расстроенные, колеблющиеся, находившиеся в полном замешательстве армии и государства, охватывавшие кольцом Советскую Россию, были неспособны к согласованному нападению. В течение ноября деникинские армии растаяли, и весь его фронт быстро исчез, как будто то была пантомима в цирке. Я приведу выдержку из меморандума, который я написал по этому поводу 15 сентября:

Из сказанного выше ясно, что существовали такие элементы, которые, если бы они действовали согласно, легко могли бы достигнуть успеха. Но среди них не было никакой согласованности, и это в силу полного отсутствия какой бы то ни было определенной и решительной политики среди победоносных союзников. Некоторые стояли за войну, другие – за мир. В результате не было ни мира, ни войны. Стоило им начать войну на одном фронте, как они уже торопились заключить мир на другом. Если они поощряли военные действия Колчака и Деникина и помогали им и деньгами, и людьми, то они не оказывали абсолютно никакой помощи ни Финляндии, ни прибалтийским государствам, ни Польше. Предложения о создании единой, согласованной системы командования для противодействия большевикам были отклонены. В июне Колчаку дано было обещание от имени пяти полномочных представителей великих держав, что они будут продолжать посылать ему военное снабжение всех видов, но с тех пор союзники только и делали, что отзывали свои войска, находившиеся на русской территории. Два раза в течение этого года Финляндия была готова идти на Петроград, соединившись с армией Юденича и с эстонцами, но ни малейшего поощрения в этом направлении она от союзников не получила. Польша была готова продолжать энергичную борьбу с большевиками, но союзники лишь охладили ее готовность к активным действиям. Что касается малых государств, то им было заявлено, что они могли заключать или не заключать мир по своему усмотрению, но что ни на какую помощь со стороны союзников они рассчитывать не могли.

Все эти действия союзников могли быть совместимы только с политикой мира или полного нейтралитета, но никак не с политикой войны, которая проводилась на других секторах того громадного кольца, которым была охвачена Советская Россия. Тем временем большевикам удавалось постепенно увеличивать свои войска. Эти войска были несравненно слабее, чем те, которые могли быть выставлены против них, но так как они находились в центре круга, они могли легко, в пределах транспортных возможностей, производить частичное наступление и во многих случаях брать верх над своими противниками. Вот почему, как раз в то время, когда Деникин укреплялся и твердо становился на ноги, Колчак был разбит и его армия потерпела поражение.

В течение последних пяти месяцев силы Деникина постепенно крепли, и его армии достигли большого успеха, но в это время неприятельские силы, сражавшиеся против него, получили большие подкрепления, благодаря неудаче Колчака и тому, что прекратилось всякое серьезное давление на большевиков на западном или европейском фронте. За последние три месяца все те очень значительные военные силы, какие большевики могли отозвать с колчаковского, польского и прибалтийских фронтов, подкрепленные теми, которые они могли теперь перебросить на южную часть деникинского фронта, – все другие резервы, – сделали их армию в количественном отношении более значительной, чем армия Деникина, и в силу этого деникинская армия, которая все еще остается лучшей армией, растянутая на фронте длиною больше, чем в 1200 миль, повсюду уже отброшена этими превосходными силами неприятеля. Хотя еще будет немало сражений и сила сопротивления деникинской армии еще очень значительна, но тем не менее она может быть разбита и потерять свое значение, как военный фактор. Публично сделанные декларации о прекращения помощи Деникину, отсутствие какой-либо моральной поддержки и решительных действий, чувство заброшенности, сознание, что союзники оставили его на произвол судьбы – все это может создать для деникинской армии такие условия, которые приведут к окончательной гибели. Уничтожение армии Колчака и гибель его правительства являются теперь уже совершившимся фактом, и вся громадная территория Сибири до Байкала будет или захвачена большевистскими армиями, или станет жертвой анархии. Лишь к востоку от Байкала находятся японские войска. Туркестан и провинции центральной Азии уже находятся под властью большевиков, которые уже угрожают Персии и интригуют в Афганистане. Если предпринятые вовремя согласованные усилия союзников легко могли бы поддержать Колчака, дать Деникину полный успех и дать возможность Юденичу совместно с эстонцами и финнами, овладеть Петроградом, то в настоящее время большевики уже не очень далеки от полного военного успеха на всех фронтах. Мы имеем теперь дело с положением вещей, проистекающим из всего вышесказанного. Инертность поляков дала возможность большевикам сконцентрировать свои силы против Деникина. Поражение Деникина даст им возможность – если они этого захотят – сосредоточить свои силы против поляков. Рост сил Деникина и усилия его армий ослабили давление на прибалтийские государства и дали возможность Финляндии оставаться в бездействии. Происходящее ныне на деникинском фронте вызвало уже большие перемены на всей балтийской территории. Большевики резко переменили тон в переговорах с малыми государствами, и они совершенно правы, если учесть их военные успехи. По мере ослабления Деникина увеличивается тревога латышей, литовцев и эстонцев. По последним телеграфным известиям, Финляндия мобилизует 100 тыс. чел. для охраны своих границ. Половины этого количества два месяца назад было бы достаточно для того, чтобы совместно с армией Юденича взять Петроград. Падение Деникина сделает большевиков хозяевами Каспийского моря и объединит их с турецкими национальностями – с Энвером, Мустаффа Кемалем и другими во главе. В связи с этим давление большевиков в Персии и опасности, угрожающие Афганистану, не замедлят принять более конкретные и дерзкие формы.

Нам говорят, что задумываться о будущем и делать предсказания – бесполезно. Тем не менее о некоторых определенных и близких последствиях гибели Деникина нельзя не подумать заранее. До сих пор было очень просто высмеивать усилия Деникина и впадать в пессимизм и равнодушие. До сих пор союзники сражались с большевиками, главным образом, русским оружием. Но что произойдет, когда русских армий больше не будет? Беспроволочный телеграф сообщает нам о словах Зиновьева, дающих ясное понятие о том влиянии, которое имел на умы большевистских лидеров опьяняющий вихрь военного успеха, выпавшего на их долю. «Мир, – сказал он, – которого должна добиваться Россия, не будет миром социалистическим, но миром буржуазным». Требования, предъявляемые большевиками к Эстонии, угроза Финляндии, в которой она уже отдает себе отчет, положение в центральной Азии, а также на границах Индии – вот те первые последствия, иллюстрирующие мои слова.

Итак, вместо того чтобы при помощи правильно согласованных мероприятий, без каких-либо дополнительных жертв людьми и деньгами позаботиться о создании антибольшевистской, цивилизованной, дружественной Антанте России, что было вполне в наших силах, – мы скоро будем иметь дело с милитаристической большевистской Россией, живущей только военными планами, глубоко враждебной Антанте, готовой работать вместе с Германией и уже во многих случаях сорганизованной немцами. Мысль о том, что Польша может служить достаточной преградой для такой опасности, совершенно призрачна. Равным образом не обоснована и та мысль, что Польша, защищаясь на Востоке, когда будут уничтожены все прочие антибольшевистские силы, может служить одновременно оплотом против Германии на Западе. Где искать мудрость в политике, которая пытается усилить Польшу деньгами и вооружением союзников и в то же время спокойно относящейся к поражению Деникина и к вытекающей отсюда возможности переброски большевистских армий, которые благодаря этому могут утроить и учетверить силы тех, с кем Польше предстоит воевать? Где справедливость или логика в том, чтобы не только признавать каждое государство, оторвавшееся от Российской империи, но и гарантировать ему независимость и безопасность, и в то же время – отказываться признавать и подавать помощь тем крупным территориям и народонаселению южной России, которые создали деникинскую армию и этим самым проявили себя вне всякого сомнения антибольшевистскими.

Было бы ошибочно думать, что в течение всего этого года мы сражались на фронтах за дело враждебных большевикам русских. Напротив того, русские белогвардейцы сражались за наше дело. Эта истина станет неприятно чувствительной с того момента, как белые армии будут уничтожены, и большевики установят свое господство на всем протяжении необъятной Российской империи.

Как только выяснилась неудача Деникина, та крайне нерегулярная поддержка, которую оказывали ему великие державы, была совершенно прекращена. 3 февраля 1920 г. мне пришлось известить генерала Холмана о необходимости откровенно сообщить Деникину о создавшемся положении: «Я не имею права более давать ему надежду, что британское правительство окажет ему какую-либо дальнейшую помощь сверх той, которая уже была обещана. Равным образом британское правительство не воспользуется своим влиянием для образования коалиции поляков, прибалтийских государств, Финляндии и т. д. и Деникина – против Советской России. Объясняется это тем, что у британского правительства нет такого количества людей и денег, которое было бы достаточно для того, чтобы довести подобное предприятие до успешного окончания и что оно не хочет побуждать к тому других, не имея достаточных средств, чтобы поддержать их. Британское правительство, с полного согласия со стороны французского правительства, готово предложить лимитрофным государствам известную поддержку в том случае, если они подвергнутся нападению со стороны Советской России… Бесполезно обсуждать мудрость и правильность этой политики. Я полагаю, что так именно и будет. Обычно говорят, что лимитрофные государства борются исключительно только за свою независимость, тогда как Деникин борется за власть в России. Мы не можем предпринять никаких дальнейших шагов для того, чтобы помочь в достижении этой цели, хотя мы ей и симпатизируем… Теперь на очереди стоит главный вопрос, как спасти от кораблекрушения все, что возможно».

Я надеялся теперь найти хотя бы временное убежище для той массы эмигрантов, которые бежали на юг от мести красных. Казацкие территории на Дону и в Кубани, с их ярко антибольшевистским населением, могли бы образовать целые независимые, автономные области. Если бы это не удалось, оставался Крым. На этом плодородном полуострове собрались остатки разбитой деникинской армии и несколько сотен тысяч гражданских эмигрантов, очутившихся вскоре в самых тяжелых материальных условиях. В течение нескольких месяцев после гибели Деникина защитой Крыма руководил генерал Врангель – новая фигура исключительной энергии и качеств, человек, чересчур поздно занявший место среди белых вождей. Некоторая моральная помощь в виде нескольких пулеметных выстрелов дана была британским флотом, – официально занятым оказанием помощи потерпевшим, – с целью не допустить вторжение большевиков в Крым с моря. Но в июле те болота, которые представляли собою природную защиту, высохли, а военные силы, охранявшие Крым со стороны суши, были разбиты. Крым был взят[52], и началось отчаянное, беспорядочное бегство эмигрантов в Константинополь. Не хватало судов и для половины охваченных паникой масс. Дикий неприятель с ликованием вскоре покончил с их последними отчаявшимися защитниками. Эпидемии оспы и тифа образовали новый союз – союз со штыками и с голодом. Суда, нагруженные обездоленными и зараженными людьми, нередко умирающими и даже мертвыми, – одно за другим прибывали к столице Турции и без того нищей, переполненной и разрушенной. Занавес был опущен во время последнего действия этой ужасной драмы. Британские войска и моряки, английские и американские филантропические общества отдали все, что у них было для помощи эмигрантам, союзные державы отводили свои взоры в сторону и затыкали свои уши. Они многого не хотели знать и, подобно Наполеону при Березине, могли только сказать: «Voulez vous oter mon calme?»[53] Смерть милостива; ее милостью воспользовались многие.

Такова была помощь, которую победители в великой войне могли уделить России.