Как-то моя знакомая, у которой имеется дочка пятнадцати лет, прибежала вся в слезах. С порога она прокричала что-то вроде «ичтомнеделатьнезнаю», бухнулась на табуретку и стала поглощать чай в неудобоваримых количествах и не заедая его ничем. На все наводящие вопросы она лишь мотала головой.

– Хорошо, – сказала ей я. – Выпей еще чашку и внятно объясни, что случилось.

Отдышавшись после этой чашки, подруга наконец-то выдохнула в меня все свое недоумение и боль:

– Если девчонка выкрасилась в черный с розовым, нацепила очочки, хотя с глазами у нее все в порядке, носит кеды с одним шнурком розовым и вторым черным, у нее с мозгами все в порядке?

– Если ты в свои сорок пять подстригла голову прядками и частично мелировалась, носишь черный топик с желтой отделкой и туфли с прозрачным каблуком – как с тобой? – спросила я в ответ.

– Но я же не пишу в дневнике, что жизнь – юдоль скорби? – зарыдала вновь подруга.

– Зато мне это постоянно говоришь и вот сейчас…э…плачешь, – пожала я плечами. – Значит – юдоль.

– Не опошляй моих материнских слез! – возмутилась она. – Я не потому, что все плохо, реву, а потому, что к тебе за советом пришла.

– Ох, – усмехнулась я на ее негодование, – неужто мои советы так отвратительны?!

Наконец-то подруга поняла, что это шутка. На губах появилось подобие улыбки. Кривой, правда.

– А теперь, пожалуйста, все по порядку, – попросила я.

А по порядку в изложении визитерши получалось, что с месяц назад ее дочка «совсем от рук отбилась», то есть резко изменила внешний облик, и этот облик матери совершенно не понравился. К тому же она (дочка то есть) стала водить дружбу с какими-то непонятными молодыми людьми (не потому непонятными, что выглядят странно, а потому, что не понять, кто они – мальчики или девочки). Но больше всего за судьбу ребенка мать заволновалась, когда на глаза ей попался забытый на диване дочкин дневник, а там на каждой странице про тоску и слезы, и про полное непонимание окружающих, и главное – слово «смерть» написано везде красным цветом и большими буквами. А в одной из последних записей есть кое-что и про самоубийство.

Подруга сделала, конечно, вид, что никакого дневника не читала, но на самом деле тут же дочкино творение отксерила и теперь пихала мне в руки этот плод детских раздумий.

– Ты только почитай внимательно! – лепетала она.

Я почитала.

«На алгебре схватила трояк. А те, кто с меня списал, – пару. После урока в коридоре эти неудачники сорвали с меня очки и хотели растоптать. Но тут вышла математичка. Они позорно бежали. Я надеялась тоже сбежать, но она ухватила меня за плечо и начала выговаривать, что я трояком снижаю успеваемость всего класса. Никто меня не любит. Никто меня не ценит в юдоли скорби. Вот возьму и умру, и пусть все они плачут. Интересно, как лучше умереть, чтобы ненасовсем?»

«Купила миленький рюкзак с тремя плюшевыми мишками. Покрасила волосы. Иду по улице, на меня оборачиваются. Думала, что это из-за рюкзака и волос, а какой-то дядька вдруг и говорит: завяжи шнурки, а то споткнешься. Как печально! Хочется умереть…»

«Дэн говорит, что нужно умереть в молодости. Тогда ты сохранишься в памяти прекрасным.

А если умрешь позже, то никто даже не поплачет. Слушала музыку. Плакала. Все так романтично…»

«На улице пристали два гота. Думали, что своя. Я была оскорблена. Разве я на них похожа? Они грубые».

«Восхищаюсь Дэном. У него вся рука в шрамах. Сколько раз умирал!!!!!!! Какой смелый!!!!!!!»

«Дэн сказал: котлеты любишь, значит? А если б твои мишки были живыми? Теперь больше мяса не ем. Поругалась с мамой. Плакала».

«В классе меня никто не ценит. Пришла сегодня в черной курточке с розовыми карманчиками, а Федорова мне говорит: и откуда такие страшные, как ты, только берутся? Федорова у нас считает себя гламурной. А я не хочу. Гламур – ацтой. Готы тоже ацтой. Эмо рулят!»

«Федорова изгваздала мой дневник. Прямо на странице написала „Дэн и Дана – два барана“. Я, конечно, страницу выдрала. А тут классная решила дневники собрать на проверку. Спрашивает: „Почему нет страницы?“ А я и сказать не могу, потому что из-за Федоровой, и придумать ничего не могу. Стою и плачу. Так мне и влепили пару за поведение. Теперь еще с мамкой разбираться. И почему я такая несчастная? Ничего, вот умру, и они еще об этом пожалеют!!!!!!!!!»

Ничего сверхопасного в этих записях я не нашла. Даже посмеялась немного.

Подруга очень возмущалась:

– Ты бесчувственное бревно! Моя дочка о смерти думает, а тебе только смеяться.

– Так о смерти не думают, – покачала я головой, – так рисуются. И вполне понятно. У твоей дочки переходный возраст и она – эмо.

– Эму? – переспросила подруга. – Она что – страус?

– Не эму, а эмо, – объяснила я. – Такое современное молодежное течение. Или, как говорят, субкультура. Забавные ребятишки. И практически все – подростки.

– Никогда не слышала, – удивилась она. – Хиппи знаю, панков знаю, металлистов знаю…

– Другое время – другие дети, – пришлось дополнить пояснения. – Хиппи почти не осталось, а панки видоизменились. Эмо и готы – самые близкие родичи панков. Твоя дочка эмо. Они милые, нежные, ранимые и очень романтично настроенные. И у них культ смерти не так сильно развит, как у готов. Так что бояться тебе нечего. Девочка как девочка.

– Девочки плюшевым медведям брюхо ножницами не распарывают, а потом черными нитками, как в прозекторской, не зашивают, – хлюпнула подруга носом, но уже спокойнее.

– Издержки имиджа, – усмехнулась я. – Положено эмогерлсам носить на сумке или рюкзаке игрушку со вспоротым брюхом, вот и дырявит, и зашивает, как после вскрытия. Ничегошеньки страшного! Что б ты говорила, если бы твоя дочка каждый вечер одевалась в черное и шла гулять на кладбище…

– А что…это еще впереди? – ужаснулась подруга.

– Нет, она же не гот, – сказала я. – Кладбище – это сугубо готичное место. Эмо туда не ходят. Они самые миролюбивые и лояльные из подростков. Насилие в любом виде отвергают. В этом слегка похожи на хиппи. Те тоже насилие ненавидели, пока, в конце концов, не выдержали издевательств и не навесили тумаков люберам. Тогда, помнится, даже милиционеры не верили, что мирные хиппи могут так отделать клетчатых драчунов с цепями. А после стычек с люберами мирные хиппи и с металлистами дрались. Мне как-то один металлист признался, что самое страшное зрелище, которое он когда-либо видел в своей юной жизни – мирный хиппи с монтировкой в руке и перекошенным лицом. Догадываешься, как нужно было довести людей, чтобы они отвечали насилием на угрозу насилия? И у эмо ненасилие пройдет. А пока…пока они будут писать в дневниках о тотальном непонимании и размышлять о ценности смерти. И в этом нет ничего опасного!

Подругу я успокоила, но не до конца. В глубине души она дочкиной субкультуры побаивалась. Периодически, когда страхи совсем одолевали, обращалась ко мне. И вопросов было так много, что мне пришлось поглубже заняться изучением молодежных субкультур и даже завести тетрадь для записей. Неудобно ведь было сказать подруге, что я чего-то не знаю. А когда ее дочка немного повзрослела, с похожими вопросами («Что делать?», «А это не смертельно?») стали обращаться другие приятельницы, с детьми помладше. И я завела еще одну тетрадь для ответов на вопросы обеспокоенных родительниц. Недавно я стала пересматривать эти записи и даже удивилась: в них оказалось много информации, полезной не только для моих знакомых.

Формальным поводом решить судьбу этих заметок стал криминальный случай, который произошел год назад в нашем городе: двое готов убили и съели девочку эмо. Как только сведения об этом кошмаре просочились в печать, знакомые мамы подростков кинулись ко мне со слезами и ужасом на лицах.

– Ты ж говорила, что эти детские увлечения совершенно безопасны! – стали они меня обвинять. – Под угрозой жизни наших детей!

Да, говорила. И еще раз повторю: принадлежность к субкультуре эмо или готов не делает детей потенциальными жертвами или убийцами.

Но родители мне не верили. Они боялись. И тогда я поняла, что пришло, наверно, время собрать весь накопленный материал и написать книгу. И начну эту книгу я не с современных молодежных течений, а с размышления о том, почему и как рождаются субкультуры и кто к ним присоединяется.

Что такое субкультура

Субкультура – это культура узкого круга людей, ответвление общей культуры. Субкультура всегда отказывается от части общей культуры, которая считается массовой. Людям, которые варятся в субкультурном бульоне, не нравится то, что нравится большинству, они читают другие книги, смотрят другие фильмы, пишут другие стихи, рисуют другие картины, то есть у них есть свое собственное кредо, которое отличается от понятого обществом и приятного обществу. Это не плохо и не хорошо, но шагать в ногу и вскидывать руку в едином порыве принадлежащие к субкультуре не будут. У них свои правила, свои взгляды на мир, своя жизнь.

Проще говоря, субкультурой можно назвать любое сообщество, члены которого по идеалам и внешнему виду резко отличаются от общепринятых норм. Например, во времена СССР общепринятыми молодежными нормами считались членство в пионерской, а затем в комсомольской организациях. То есть эти нормы были ориентированы на государственную идеологию. Все молодые люди, которые не желали быть похожими на официальную культуру, считались неформалами, эти молодежные группы совсем не приветствовались, напротив – с ними старались бороться. Но с «не такой молодежью» все равно ничего сделать не могли ни родители, ни даже милиция. У неформальной молодежи были свои любимые книги, фильмы, музыка, что вместе складывалось в идеалы. У неформальной молодежи (у каждой группы) были свои внешние опознавательные символы – значки, нашивки, украшения, прически, одежда. И именно это последнее (внешние отличия) в молодежном кругу вставало на первое место.

Взрослому человеку трудно объяснить, для чего нужно носить драные джинсы, длинные волосы и «пацифик» на одежде, если ты считаешь, что любовь лучше войны и все люди братья. Взрослый человек уверен, что идеалы могут быть любыми, а выглядеть ты должен так, как принято в обществе, то есть «цивильно». А для молодых людей следование общепринятым нормам подразумевает и следование общепринятой идеологии. Одежда и прическа – отличный повод показать остальным, каковы твои идеалы. Взрослые это понимают плохо. И совершенно напрасно они этого не понимают и не принимают. Когда-то и мне мама говорила: доченька, сними ты с себя эту дерюгу с кругом (знак «пацифика» на блузоне из холста), оденься в платьице, ты ж такая хорошенькая! Но свой блузон я стерегла свирепо, боясь (не без оснований), что если не буду в нем спать, так мама его разрежет на мелкие куски или выбросит. И уж тем более она не могла понять, зачем я новые, только что купленные в переходе на Гостином дворе, джинсы тут же «привела в полный порядок», то есть стерла колени до приятного белесого цвета и нескольких дыр. И другие родители того времени этого тоже понять не могли. Они готовы были признать, что джинсы – вполне пристойные штаны, но с отвращением смотрели на джинсы с белесыми коленками или дырками. А вот молодые люди, заполучив желанные джинсы, тут же принимались их «улучшать»! Для родителей наше «улучшать» было синонимом «портить». Но только эти «порченые джинсы» с прочими атрибутами «хипповости» сразу демонстрировали, какие идеалы молодой человек исповедует. «Клевая герла», – говорил исповедующий те же идеалы незнакомый молодой человек, имея в виду совсем не черты лица или фигуру. А что он имел в виду? Прикид и многочисленные знаки принадлежности к группе – бисерные браслеты («фенечки»), вышивки и нашивки в виде «пацификов», божьих коровок и одуванчиков, тесемку или полоску ткани вокруг головы («хайратник») и прочее.

Все правильно: сначала внешнее, потом – внутреннее. Ведь на улице-то сразу нужно понять, кто перед тобой – друг или враг. Учитывая сложные отношения между молодежными группировками, это вопрос самый важный. И когда панки (новое тогда течение) били уже застолбивших место под солнцем хиппи, то отбор они делали именно по внешнему виду: волосатый, с «пацификом» – значит, хиппи. Цивильные молодые люди при этом их совершенно не интересовали.

Не в последнюю очередь молодежные течения и распространялись благодаря эпатажному внешнему виду. Когда-то мне рассказывали, как родилось движение хиппи в провинциальном Армавире. (Потом я слышала аналогичные истории про Урюпинск или Жлобин.) Однажды некий безымянный хиппи, решивший странствовать автостопом, был высажен на трассе у городка Армавир. Поскольку со средствами передвижения ему очень не везло и из простого любопытства он вошел в город. Первыми хиппаря увидели двое местных мужиков. Они вытаращили глаза и стали отодвигаться от него, как от нечисти. Затем его увидел местный милиционер и тоже вытаращил глаза. «Ты кто? – спросил милиционер. – Мальчик или девочка?» Хиппи сказал, что он хиппи. Милиционер не понял, но засвистел. Тем временем образовалась некоторая толпа. С вопросами. Вопросы были такие: «Ты откуда?», «Ты что, шпион?», «Что у тебя на груди?»

Хиппи ответил, что он из Москвы, что он не шпион и что на груди у него «пацифик». Услышав про неприличный «пацифик», толпа под свист милиционера стала наступать. Хиппи только что забил косячок, настроение у него было чудесное. Но при виде диких местных мужиков и баб чудесное настроение тут же улетучилось. Он решил бежать. Как раз притормозил товарный поезд. Хиппи вскочил на платформу с углем и покинул негостеприимный городок. Через год в Армавире появились собственные хиппи. Для обмена опытом они посетили столицу нашей родины Москву…Первым армавирским хиппи был приятель того паренька, которому посчастливилось собственными глазами созерцать настоящего московского хиппи.

Это вам ничего не напоминает? А мне так даже очень напоминает. Когда-то я увлеклась дневниками конца XVIII–начала XIX столетий. Это были дневники, которые вели совершенно обычные люди того времени – семейные реликвии, чудом пережившие два непростых столетия. И вот что я там обнаружила.

Некий молодой человек из городка Воронежа совершил увлекательный вояж в революционную Францию (шел 1789 год). Молодой человек с нескрываемым интересом писал обо всем, что видел. Наиболее любопытные факты из дневника он приводил в своих письмах московским и петербургским приятелям. Огромное место в переписке занимало описание французской моды. То есть именно по внешнему виду молодой человек легко определял, кто из французов революционер, а кто обыватель. И ему так хотелось выглядеть революционером, что он хвалился своим друзьям одеждой, которую носит, и прической, которую выбрал. Известно, что мода на революцию стала переползать и в Россию. Это происходило медленно, но происходило. И, очевидно, масштабы перемен были достаточно велики среди культурного населения, иначе бы зачем императрице Екатерине Великой издавать указы, запрещавшие не только чтение некоторых революционных книг, но и ношение некоторых видов одежды?! Так что в молодежной среде мода может стать синонимом образа мыслей. И сначала новые веяния охватывают внешний вид, а потом уж следуют другие изменения – интеллектуальные, мировоззренческие, политические. В XVIII веке на это уходили десятилетия, в XIX – годы, в XX – месяцы, а в наше время – недели или даже дни. Правда, как относительно массовое течение новые веяния в нашей стране образуются и сегодня очень медленно. Но гораздо быстрее, чем три десятилетия тому назад. Тогда во всем мире уже почти десять лет как субкультуру хиппи сменила субкультура панков, а у нас только еще появлялись первые отечественные панки. Готы и эмо «опоздали» куда как на меньшее время – всего на пару лет. Прогресс, однако. И понятно, почему.

В эпоху Интернета все гораздо проще. Молодежные движения, родившись где-то, очень быстро становятся известными. И если в них имеется хоть что-то, кроме эпатажного внешнего вида, то они превращаются в массовые. Поскольку никакого официального молодежного движения («Наши» не считаются) у нас не существует, то молодежное общество делится все на тех же цивильных и неформалов (которых между собой принято называть нефорами). Каждое из молодежных объединений имеет свои внешние отличия и свое мировоззрение. Но мировоззрение это часто совершенно размыто, иногда оно распространяется только на какую-то одну сферу увлечений (например, анимэ).

К тому же эти движения очень сильно помолодели. Если в советские времена в ряды хиппи или панков вливались ребята лет так с 15, то теперь никого не удивят 12-летние неформалы, а то и младше. На одном из форумов эмо я нашла 10-летних эмогерлс. А говорить об убеждениях девочек 10—12 лет совершенно бессмысленно. Им важнее быть внешне похожими на понравившуюся молодежную группу. Разонравятся эмо – станут готами, разонравятся готы – кем-нибудь еще. Почему? Да потому что так сегодня модно. А для юного человека быть немодным – это диагноз и приговор.

И когда родители говорят детям, что нужно быть такими, как все, они сильно ошибаются.

«Всех» больше нет. «Все» – это усредненная серость. Это Зубрилка Зубрилкина с учебником алгебры вместо головы, даже если взрослые считают, что она гениальна и идет на золотую медаль. А если дети чем-то интересуются помимо школы и школьных оценок, они примыкают к той или иной субкультуре. И бояться тут нечего. С возрастом пройдет. Девяносто процентов малолетних эмо или готов станут к 20-ти годам вполне цивильными людьми.

Десять процентов так и застрянет в молодежной субкультуре. Потому что только десять процентов кроме внешней атрибутики воспринимают еще и идеалы своей группы. И для них это – жизненно важные ориентиры. Но большинство, выйдя из возраста тинейджеров, расстанется и с черно-розовой одеждой эмо, и с устрашающе черной одеждой готов, и широкими штанами рэперов, и с рваными прическами в стиле анимэ, и с заклепками и кожей металлистов. Они будут носить приличные костюмы с белой рубашкой и лакированные штиблеты или нарядные платья и туфли на шпильках. И они будут точно так же, как их родители, пугаться, когда их дети наденут странные наряды, начнут читать странные книжки и слушать странную музыку. Так что все совершенно нормальным образом возвращается на круги свои.

Эта книжка написана для родителей, которые забыли, что они когда-то были подростками. Для родителей, которые хотят понять своих взрослеющих детей. И для детей, которые хотят, чтобы их поняли. Милые дети, если эта книжка вдруг попала в ваши руки, прочтите ее (вам будет очень любопытно), а потом ненароком «забудьте» на своей постели. Пусть папа и мама «случайно» ее обнаружат и тоже прочтут. Это необходимо и для вас, и для них. Для вашего и родительского душевного покоя.

Это сейчас про эмо можно много прочитать. А в 2004 году про них знали только избранные. Так что не удивительно, что столкнувшись в одной тусовке с девицей, одетой в обтягивающую черную джинсу и черную же маечку с розовым сердечком, я ничего такого не заподозрила. Девица как девица, одежда как одежда, сразу зацепила взгляд только странноватая обувка – очень высокие пятнистые кеды, зашнурованные разноцветными шнурками, да прическа – неравномерно состриженная черная шевелюра – и обведенные черным глаза с искусно подрисованными «слезками». Девица оказалась штатовской по гражданству и проживанию, но отечественной по происхождению: родители увезли ее в Америку трех лет от роду.

– А такие, как мы, – спросила она, тыча себя в грудь, – на моей исторической родине имеются?

– А ты кто? – вяло поинтересовалась я.

– Я эмо, – ответила эмогерл.

Так вот я и узнала о существовании эмо. Правда, выводов не сделала. И даже не предполагала, что явление окажется столь массовым.

Девица хотя и была брюнеткой (возможно, крашеной), по уровню интеллекта мне, честно говоря, показалась блондинкой. Достаточно было понаблюдать, как она любовно обихаживает свои штаны и макияж, чтобы получить дозу полноценного отвращения. Но когда к ней присоединился такой же черно-розовый и со слезками на физиономии паренек в очочках, который постоянно оглядывал джинсу, не прилипла ли к шикарному черному цвету кошкина белая шерсть, да поглядывал на себя, красавчика, в зеркало и даже иногда подправлял обводку глаз, то я решила, что эмо, наверно, транссексуалы. Но паренек, напоминающий внешностью представителя сексуального меньшинства, меня разуверил (по-английски, поскольку русской крови он в себе не имел вовсе), что они с герлой просто так выглядят, а на самом деле они нормальные, только вот носят «унисекс». Я в 2004 году, честно говоря, не могла отличить этот «унисекс» на парне от одежды гомосексуалиста. Так что, mea culpa, то есть, моя вина. Юноши-эмо, действительно, не транссексуалы и не гомосексуалисты. Они просто любят вещи, которые по общепринятому стандарту мы относим к женским.

Сегодня меня одинаковая внешность эмо-девочек и эмо-мальчиков не смущает. Хотя различить их, конечно, непросто. Точнее, наши отечественные эмо-мальчики сами плохо понимают разницу между «унисекс» и гомосексуальной модой.

Догмат моды в подростковом сознании перешибает все мировоззренческие идеалы, которые по закону жанра должны иметься у порядочного, правильного эмо, которые на эмо-сленге именуются английским словом «тру», то есть, правильный, верный. В Интернете между эмо, которые «тру» и которые не «тру», идет постоянная дискуссия, больше похожая на войну или коммунальную склоку. Основной пункт разногласий – не мировоззрение, а как раз вопрос, можно ли «тру» эмо выглядеть не как эмо, меняет это или не меняет образ мыслей, то есть что важнее «пустой сосуд, в котором красота, или огонь, пылающий в сосуде»? Многие до хрипоты лаются, что огонь, конечно важен, но сосуд обязательно должен выглядеть подобающим образом. Аргумент непрошибаемый: а как иначе докажешь, что ты «тру» эмо?!

Позволю себе перенести дискуссию на страницы книги.

Итак, как должен выглядеть настоящий, «тру», эмо.

Эмогерлс и эмобойс

Требования, которые предъявляет эмо-мода к особям мужского и женского пола, – это, действительно, своего рода унисекс. В идеале эмо-бойс и эмогерлс не должны различаться, потому что эмо не имеет национальности, возраста и пола.

Эмо – это вечное дитя, жаждущее любви и счастья. Этому ребеночку может быть и десять, и сорок лет. Он может быть и русским, и финном, и китайцем, и даже аборигеном Андаманских островов. Он может быть и мальчиком, и девочкой, и гомосексуалом, и трансвеститом. Главное, чтобы человек был, а не киборг какой-нибудь. Но в реальности, конечно, все иначе.

Сами понимаете, как будет выглядеть широкоплечий эмобой со склонностью к полноте, если нацепит обтягивающие джинсы (как же, как же! Джинсы обязательно должны обтягивать!) хоть черного, хоть стандартно-синего цвета. И хотя считается, что эмо положено быть худеньким, точно он полжизни питался только духовной пищей, но в жизни эмо разные. Есть и тощие, и длинные, как телеграфные столбы, и коренастые, и толстые. Но если у эмо хоть что-то имеется в голове, он сам разберется, что ему надевать. Ну а если не имеется, тут уж ничем не поможешь.

Другая забавная аксиома гласит, что настоящим эмо подобает носить сочетание черного и розового оттенков. Если эмо мужского пола в силу своего пола с этим вполне справляются, то эмо женского пола стремятся к розовому, как дурная бабочка к липкой субстанции. Да, у них выдержана гамма – черное и розовое, только вот черного…э….чуть-чуть, а розового – море разливанное.

На самом деле черный и розовый просто несут одну конструктивную мысль: мир – дерьмо, а я – цветочек. Мысль, совершенно соответствующая подростковому восприятию неприятных сторон бытия, с которыми они начинают сталкиваться все чаще.

Черное – тьма, в которой эмо вынуждены существовать, потому что взрослые их не понимают, не могут или не хотят сделать их счастливыми, слишком много огорчений и печали подростки вынуждены воспринимать и переживать. Самое неприятное, что все должны пройти через эту тьму, чтобы выжить, и эмо, и не эмо. Эмо всего лишь отторгают миф о счастливом детстве. Для них отрочество – возраст несчастья, когда ты уже не ребенок, которому все прощается, но еще не взрослый, который способен ответить ударом на удар. Подросток от всех зависим. У него нет своих денег. Он не свободен принимать решения. Это не навсегда, но юным эмо кажется, что навсегда. А розовый – цвет любви, доверия, понимания.

«Я хороший, – говорит эмо, надевая одежду с розовыми деталями, – мне нужно говорить, что все будет замечательно, со мной нельзя поступать жестко. Я все еще ребенок, а ребенка нужно любить!»

Правда, когда эмогерлс нацепляют прикид, где мало черного и много розового, они сами не понимают, что говорят миру: «Я кукла Барби! Я капризная самовлюбленная пустышка. Я принцесса. Меня НАДО любить!» Словом, отрубить всем головы!

С цветами, кажется, разобрались. В принципе эмо хотят подчеркнуть одеждой, что они ранимые, нежные, неспособные дать отпор, то есть, что с ними нельзя разговаривать, исходя из права сильного. Розовое с черным – это своего рода фишка эмо, то, что отличает их имидж от близкородственных молодежных групп.

Другая особенность – имидж «маленького уродца», «ненужного ребенка-старичка», «отверженного», то есть страдальца с чистою душой, которого все бросили.

Излюбленная одежда эмо – всякого рода свитера или пуловеры, джемпера и кофты, точно снятые с чужого плеча, висящие мешком, связанные домашним способом. Это пристрастие к мешковатым вещам перешло к эмо от старших братьев по неформальной тусовке – от хиппи и диссидентов, для которых было совершенно не важно, как человек выглядит, а было важно – как он думает.

Для подавляющего числа эмо «как думает» как раз не столь и важно. Для них мешковатые свитера, скорее, напоминание о том, что они младшие и им достаются вещи старших братьев и сестер. По этой же причине эмо носят безрукавки и жилетки, из которых как бы «давно выросли», то есть на пару размеров меньше, чем необходимо: мы – дети, которые выросли из старых вещей. Старые пальто, мятые брюки (такие носят старички), порванные или потертые джинсы, вельветовые штаны в заплатках и заведомо коротковатые, пиджаки неярких расцветок – то, что эмо предпочитают «гламурным» вещам.

Обувь – простые черные ботинки, какие носили дедушки, либо кеды.

По сути, гардероб эмо – это гардероб, который легко набирается в любом сэконд-хэнде, самые простые и неприметные вещи, потертые, поношенные, зачиненные, прошедшие долгую историю. Этот гардероб дополняют всевозможные шарфы, перчатки с обрезанными пальцами, очки старомодного образца. Так в кино минувшей эпохи любили изображать интеллигентов, которые вынашивают блестящую мысль, не заботясь о внешнем виде. Только касательно эмо это ложь: как раз внешний вид им чертовски важен. «Стариковские» вещи выискиваются с упорством землеройки.

Голова продолжает имидж, так что прическа – штука важная. Хотя прическа выглядит намеренно неряшливо и неухоженно, этому первому впечатлению верить нельзя. Эмо тратят на поддержание неухоженности очень много времени. О голове они заботятся. Вы не представляете, как тяжело создать вид, что волосы растрепаны и спутаны, когда они тщательно причесаны. А главный пунктик эмо – волосы должны торчать в разные стороны, точно вы постоянно шарите у себя в голове, вычесывая умные мысли.

При этом они еще должны быть и прямыми. Осанна плойке! Этим нехитрым прибором бедняги эмо, которых угораздило родиться с кудряшками, часами приводят вьющиеся волосы в прямостоящее положение. Точно так же эмо, имеющие светлые волосы, красят их в черный или хотя бы более темный цвет, – в жизни эмо не должно быть ничего светлого, даже волос!

Эмо мужского пола любят также носить прическу под горшок, то есть часть волос срезана по лбу, над ушами и на ту же длину по шее. Некоторые носят бакенбарды в сочетании с бритым черепом и бородой. Бакенбарды – это печальное наследие Элвиса Пресли, лысый череп – наследие родоначальников – панков, а борода – возможно, генетическая память о старике Хэме. Такой вот коллажный боекомплект. Правда, большинство юных эмо обходятся без бакенбардов, бритого черепа и бород. Они выбирают пеп…извините, растрепанную прическу. В растрепанной прическе мальчиков волос столько же, сколько у девочек. Так что не удивительно, что папы и мамы путаются:

– Оленька, как зовут твою подружку?

– Я – эмобой Вася.

– Хм…хм…

Девочек эмо можно представить себе так, как попытался описать свою героиню Антон Соя: «Ее родные светлые волосы, цинично спрятанные под черной краской, существовали только в виде прядей на затылке. Зато спереди красовалась безумная розовая челка, такого же нежно-малинового оттенка, как и полоски на носках, которые в данный момент являлись ее единственной одеждой. Кити походила на плюшевого медвежонка: без капли лишнего – 50 килограммов непосредственности и бешеного темперамента. 1 килограмм, правда, похоже принадлежал украшениям из хирургической стали, которые, казалось, намертво были вкручены в тело подростка. Колечки в заостренных маленьких ушках, лабретты в ноздре и пухлой нижней губе, тоннели с плагами в мочках тех же многострадальных ушей, подковки в твердых девичьих сосках, навелла в пупке, барбеллы в языке…»

Итак, любимый стиль окрашивания – черный с розовым. Непременное условие – черная или черно-розовая, или просто розовая челка, закрывающая один глаз. Большое количество пирсинга. Тут у девушек-эмо большая путаница: стремясь сделать прическу «естественно растрепанной», они нередко делают анимэшные стрижки. Хотя поборники чистоты рядов эмо постоянно издеваются над рваными розовыми челками, искусственно выпрямленными кудряшками. Что же касается пирсинга, то сегодня это стиль общей молодежной моды, так же, как татуировки. По пирсингу и тату эмо отличить нельзя.

Гораздо лучше эмо отличаются по любви к значкам и игрушкам. Это необходимые атрибуты, без которых не обходится ни один юный эмо. Игрушки они любят плюшевые и прочие мягкие, подвешивают на рюкзаки или пояса (видела у одной эмо-герл пару слоников, аккуратно пришитых вместо помпона шапочки). Значки прикалываются везде, куда только можно. Нередко – прямо на штаны. У моей американской эмогерл все карманы были утыканы значками с символикой любви, мира и т. п. Дочка моей подруги полностью преобразила школьный рюкзак. Он буквально скрыт под значками – просто такая разноцветно-металлическая поверхность. Доконав материал, она перешла и на ремни. Кстати, эмо носят значки и на поясе, и на воротнике, и на шапках. Некоторые считают, что чем больше металла, тем лучше. С ними ругаются другие эмо, которые уверены, что значков нужно всего пару, чтобы соответствовали идеалам. Но большинство верит, что чем больше значков, тем эмо более «тру».

Они выбирают розовое сердце с поперечной трещиной или даже разодранное на части, любят черепа с костями, один или пару пистолетиков розового (черного) цвета с надписью «Bang–bang», черные пентаграммы на розовом фоне, рисунки героев мульт фильмов (японских или диснеевских).

Сумки предпочитают на манер почтовых или планшеток, тоже с морем значков, заклепок, пуговиц. Носят яркие силиконовые браслетики, снэпы, напульсники с шипами, крупные яркие бусы, детские совершенно заколки, часто с сердечками, звездочками, фигурками мультипликационных персонажей. Они приходят в восторг от матерчатых тапочек, раскрашенных в шашечку, полосатых гетр, таких же нарукавников.

Девушка из Сети по имени Инна выложила в Интернете такие заметки про эмо:[1]

«На днях видела в троллейбусе девочку-эмо. Говорила она эмоционально, нецензурно и очень жестко, сетовала на «урода», сделавшего ей татуировку. Говорит – больно и паршиво. Да, действительно, жаль ее.

Банду – эмо видела в «Рыбе Пиле». Они там совсем не редкость. Но тут, похоже, день был особенный (не школьные ли выпускные?): уж очень эффектно передвигались они ползком вдоль стен, разметав неизменно черные локоны. Потом увидела их на полу – зрелище завораживающее.

Может, и весьма попсово мое увлечение, но, признаюсь, облюбовала фонтаны на Московской. Приглянулись они и эмо. Тут они (по крайней мере, днем) выглядят бодрыми и довольными. Обливаются водой, осваивают скейты и ролики. Образцовая молодежь! Хожу – выжидаю, когда увижу эмо-юбки. Интересно, бывают ли они вообще? Хотя, джинсы, безусловно, надежней – вдруг вечер закончится в той же «Рыбе Пиле»?

Эмо-значки атаковали все киоски «Роспечати». Удивительная возможность буквально за тридцатник влиться в тему. По моим наблюдениям их обычно носят по 3–4 за раз. I’m emo. Emo-girl. Emo-boy. Не слишком-то разнообразно. Зато просто и выразительно. Рядом со значками продается журнал «Cool Girl».

Далее порадовал следующий диалог в гостях:

– Ну, что там она – опять эмит сидит? – спрашивает одна барышня про свою подругу, к слову, заядлую коммунистку.

– Извини, не понимаю, о чем ты, – говорю я, признавая свою беспросветную серость.

– Ну, это… Расстраивается, типа.

После такой расшифровки, понимаю одно – люди, не имеющие никакого отношения к эмо (ни внешне, ни по идеальным моральным устоям), считают себя очень даже эмо. Ну, или просто так говорят – для красного словца. Так что, дорогие мои, судя по стремительно развивающимся событиям, в ближайшем будущем все мы станем эмо. Хотим мы того или нет. Пойду, пожалуй, пару значков завтра все-таки втарю.

Итак, простите, но я не знаю, кто такие эмо. Не понимаю, что это значит. Похоже, эмо – это индустрия по продаже цветных ободков (желательно с кокетливым бантиком), узких джинсов (чтоб торчали трусы в клетку) и больших кед с яркими шнурками».

К сожалению, любое молодежное движение тут же осваивает индустрия моды. И эмо – не исключение. Но «тру» эмо считают, что настоящий эмо от созданного индустрией отличается все-таки образом мыслей.

Эмо, которые «тру»

Анонимный автор с одного эмо-сайта[2] опубликовал даже протест против предвзятого (и неправильного) отношения к эмо.

«Вот многие говорят, – пишет он, – что есть как бы три подкласса (эмо-позеры, эмо-тру, эмо-пендовки). Я думаю, что есть только один класс людей! Это люди, зависящие от музыки. Эмо – это не стиль и не мода. Эмо – это музыка в первую очередь!»

Далее он объясняет, как сам понимает расслоение внутри культуры эмо.

«Пендовки, – говорит он, – думают что надевая зеленые узкие джинсы и желтую майку со спанч-бобом, прикрепив при этом кучу значков и отпустив челку, они эмо… Если уж гнаться за модой, то красиво, а не обвешиваться с ног до головы значками и одевать все строго под эмо. Если девочка в 13—15 лет одевается как бы в стиле эмо чисто из-за шмоток, это ужасно…»

Поскольку сайт рассчитан на эмо, то автор дает им совет: одеваться по настроению: то есть, когда плохо и грустно – в темное, но чистое, а когда на душе праздник – во что-нибудь веселенькое.

Забавно, однако, читать, что дальше этот эмо тут же рекомендует ориентироваться только на дорогие вещи, замечательно подгоняя приоритеты эмо-стиля к гламуру.

Позеры, по его мнению, сильно портят впечатление об эмо (а настоящие эмо, по этому высказыванию, должны быть чистыми, опрятными и приятными внешне).

«Девочки и мальчики начитались форумов и стали считать себя эмо, – объясняет он, – часто видел ужасные статьи «Как стать эмо?» Там описывалось, что надо носить розово-черные вещи, отрастить челку, красить глаза и самое смешное, брызгать их что бы казалось как будто вы только что плакали, а еще носить с собой лук, что бы лучше плакать получалось. Но это так еще не глубоко мы зашли. А есть реальные позеры, им хочется, чтобы их кто нибудь пожалел или что-нибудь сделал для них. Они плачут на людях, режут вены, чтобы их стало жалко. Может быть они не такие плохие и им как и тру эмо хочется внимания, но не показывать же это на людях? Позеры создали впечатление для простых людей, что эмо – это суицидальная культура, что человек всегда в депрессии, ревет, режет вены на людях … Стало стыдно за то, что люди не понимающие, так позорят субкультуру нашу. Однажды спросил у девочки: «Слушай, а почему ты стала эмо?» Она ответила: «Просто моя сестра стала эмо, я тоже хочу». Меня это очень огорчило. В общем о эмо у всех впечатление очень плохое. А почему, например, эмо-кид стоит с пивом и пачкой сигарет? Это ужасно! Настоящие хорошие, добрые эмоционалы Стрит-Эйджеры ведут здоровый образ жизни». То есть, если бы эмо были опрятными и веселыми, вен бы прилюдно не резали, вели здоровый образ жизни и были включены в общественную жизнь, то и были бы они «тру».

Настоящие «тру» эмо от этих мыслей должны были бы отшатнуться. Или хотя бы удивиться. Стрейт Эджеры (а не СтритЭйджеры), действительно, существуют. Сами себя они считают истинными эмо, то есть «тру». Однако далеко не все эмо разделяют их идеалы.

Разберемся с идеалами СтрейтЭджеров.

Само их название «тру» происходит от сокращенного девиза этой ветки эмо: «True till death» – «Истинный до смерти». Другой их девиз: «Poison free, drug free» – «Свободные от ядов и наркотиков».

Само название СтрейтЭдж (Straight Edge, сокращенно sXe) переводится как «проверочная линейка, четкая грань». Оно появилось после одноименной песни группы Minor Threat. Быть Стрейт-Эджером – это проверять свои убеждения на прочность и идти по выбранному пути.

Символом движения стал крест. К христианству это не имело ровно никакого отношения. Просто в клубах на входе охранники требовали у подростков удостоверение личности и ставили несовершеннолетним крест на ладони несмываемой краской, чтобы им не продавали спиртное. У Стрейт-Эджеров как знак отказа от алкоголя появилась мода делать татуировки в виде такого креста. Они не только рисовали или татуировали кресты на руках, но и стали бороться в зале с курящими анашу, принимающими наркотики, пьющими алкоголь на их концертах. К движению тут же прилипли некоторые скинхеды, которые татуировали кресты на лбу и шли бить всех, кто, как им казалось, нарушает порядок на сейшенах.

В 1983 году знаменитый музыкант Ян Маккей создал недолго просуществовавшую группу Стрейт Эйджеров Embrace (они записали всего один диск). В Нью-Йорке в рамках движения появились группы Youth Of Today, Underdog, Token Entry, Bold, Gorilla Biscuits. Ян Маккей был не только основоположником «тру» эмо и движения sXe, он еще страстно любил кататься на скейтборде и был известен как один из лучших скейтеров США. Сам музыкант считал катание на доске свободным выражением своей индивидуальности: лучше кататься на доске, чем курить травку. Движение скейтеров по его примеру широко захватило музыкантов. СтрейтЭйдж до начала девяностых годов XX века получил название old school (старая школа).

СтрейтЭджеры считали, что:

1. Мышление должно быть позитивным.

2. Эмо должны строго следовать морали и здоровому образу жизни.

3. Они должны отказаться от любых наркотических или одурманивающих веществ (алкоголь, никотин, наркотики, даже тонизаторы).

4. Они должны быть честны по отношению к себе и окружающим (идеалы: семья на основе любви, секс на основе любви, верность в дружбе – некий рыцарский комплекс).

5. Они должны бороться против любого ущемления прав личности (против расовой, половой, возрастной дискриминации).

6. Они должны постоянно совершенствовать себя.

7. Они должны всеми способами отстаивать свободу и свободный выбор.

8. Они должны отказаться от всех веществ, которые изменяют сознание.

9. Они должны жить духовной жизнью.

10. Они должны не сворачивать с избранного пути.

Позднее появилась new school (новая школа) СтрейтЭджеров, и добавилась еще парочка пунктов. Начав с избавления от вредных привычек, СтрейтЭджеры отказались и от употребления мяса, большинство из них не просто вегетарианцы, а веганы, то есть не едят вообще никакой животной пищи. Чем дальше, тем яростнее они отстаивали свою истину, по поводу чего даже сказали твердо: есть только одна истина. Недаром группа Стрейт Эджеров нового образца Earth Crisis в песне «Stand By» недвусмысленно заявила, что «отныне не будет никаких компромиссов, если ты отказываешься измениться, ты виновен и должен быть уничтожен… Я не могу стоять в стороне и позволять умирать невинным созданиям».

Кроме этого появился принцип «сделай своими руками», то есть СтрейтЭджеры считают, что мебель, одежду, еду нужно делать самим, а не покупать в магазине. Сюда также входит издание журналов (изготовленных по принципу самиздата), своего сайта, радио, приветствуются любые поиски собственного стиля в музыке, живописи, литературе, театре и кино.

Огромную массу времени СтрейтЭджеры тратят на проведение акций протеста по наиболее обсуждае мым вопросам или акций, требующих мгновенного отклика на событие (например, широко известна акция СтрейтЭджеров «Еда вместо бомб», когда СтрейтЭджеры раздают пищу и организуют выступления музыкантов для людей, отвергнутых обществом – бомжей, беспризорников, бродяг). Некоторые акции носят экологический характер – в защиту животных, за охрану окружающей среды. Тут нужно учитывать, что акции Стрейт-Эджеров достаточно агрессивны. Они поддерживают такие организации как ANIMAL LIBERATION FRONT, EARTH FIST, SEA SHEPHERD, PETA, EARTH LIBERATION FRONT, DIRECT ACTION DEFENCE, то есть наиболее радикальные группы прямого действия. Так что, если вы убеждены, что эмо – это незадачливый плачущий подросток в кедах и черно-розовом прикиде, то не хотите ли увидеть бритого мужичка с бородой, готового драться за то, чтобы косметическая фирма не проводила проверку нового крема на животных? В отличие от акций гражданского неповиновения, которые проводили хиппи в период вьетнамской войны, эта акция предполагает достаточно агрессивное поведение – ты виновен и должен быть уничтожен!

Как видите «тру» эмо предстают как очень активное объединение людей. Совсем не нытики. «Тру» точно знают, чего хотят достичь, и какими методами будут реализовывать свои планы.

Это вполне серьезные взрослые, хотя и молодые люди, но уже далеко не тинейджеры. Среди них детей нет, разве что дети из собственных семей.

Основной принцип «тру» эмо: всегда оставайся собой, то есть защищай свои идеалы, разрабатывай свой стиль в одежде и в жизни, контролируй свои поступки и будь честен.

Все просто. Принципы нормального человека, достаточно зрелого, чтобы суметь их выполнить. Не ребенка. Эмо же, которых большинство, – конечно, дань моде. И права девушка, ответившая на вопрос на эмовском сайте[3] «Как вы относитесь к эмо?» такой репликой:

«Мое отношение к эмо (имо)? Этот вопрос уже бесить немного начинает!!! REAL! Все эти позеры и гонящиеся за модой глупцы просто загаживают, портят мнение о ЭМО в целом! Угадайте, какое первое слово о эмо я услышала? Эмо-мода – этим в большинстве случаев все и сказано! Да, есть исключения: люди, которые не будут сегодня эмо, завтра инди, вообщем не будут слепо следовать моде!!! И если завтра эмо будет не круто, они, несмотря ни на что, будут эмо – будут теми, кем они хотят быть, к чему стремится их душа. Я верю: они не пусты, как большинство людей в этом мире, в котором еще можно отыскать что-то необычайно прекрасное, истину, у них есть свой собственный мир, который продолжают делать с каждой новой минутой они сами, стереотипы на них не повлияют, а если что, будет друг, друзья, что поддержат, когда глаза устали гореть надеждой! О позерстве говорить мне жутко неприятно, ведь порождают эти низкие люди во мне не самые положительные эмоции, лучше конечно настраиваться на чето риал позитивное, а позитив это хорошо. Улыбайтесь чаще, будьте СКА;—). Но иногда не помешает смотреть правде в глаза, все мы знаем че такое горькая правда, а че сладкая ложь (сл. ложь – это ж не тру), нестыковочка получаецо, все эмовское позерство – это типичная сладкая ложь, ведь, бия себя в грудь и говоря «Я ИМО», они лгут, лгут самим себе, а еще и тру себя не стесняются называть, хотя, мне кажецо, слова типа тру именно позеры и напридумывали! В общем не уважаю я таких людей и точка. Но есть канешн люди, коим нравицо эмо-стайл, им просто нравятся шмотки и фсе, они не называют себя ИМО во всех смыслах. А лишь называют свой стиль – ЭМО! В этом ниче ужасного нет!»

Конечно, ничего ужасного нет. Кто бы спорил!

Имо или эмо?

Практически все, кто пишет об эмо, производят название субкультуры от английского слова «эмоции». То есть эмо – это люди, которые умеют сильно чувствовать и не боятся показывать свои эмоции. Музыка эмо – это музыка, которая перенасыщена эмоциями. Однако все гораздо забавнее.

Знаменитый музыкант Ян Маккей, собственно и положивший начало существованию всех эмо – от тру до современных кидов, использовал одно жаргонное словечко, если хотел сказать, что его собеседник полный лох. Словечко это звучало в английской транскрипции как «имо». И вот однажды группу Маккея пригласили выступить в прямом эфире. Музыканты сыграли и спели новые произведения, совершенно не похожие на известные стили в хардкор-музыке. Пели они тогда что-то вроде песен протеста, призывая к такой борьбе за мир, как в известном отечественном анекдоте: чтобы камня на камне от мира не осталось. Забавная была музыка. Ведущий программы слушал группу, слушал, а потом стал допытываться у гитариста, в каком стиле ребята играют. Гитарист не знал, в каком. Он знал точно, что стиль этот изобрел сам, и так до него никто еще не играл. Он стал рассказывать, что это новое направление в хардкоре, совершенно новый стиль, новая манера игры…Оно отличается тем, что в музыке больше скрима[4], она стала более порывистой. Это он первым упомянул особенности нового стиля: «Визг, плач, стоны, шепот, срывающийся на крик». Говорил он долго, а время эфира вот-вот должно было закончиться. Гитарист ничего не замечал, его, как говорится, несло. Но это заметил Маккей. Когда гитарист стал разливаться соловьем по новому кругу, Маккей подскочил к нему и ткнул в грудь пальцем, проговорив что-то вроде «ну, ты, ха-ха, имо». Ведущий навострил уши, наконец-то услышав ответ на свой вопрос. Он тут же обратился к Маккею: «Так вы говорите, этот стиль называется имо?» Маккей растерялся. Он только беззвучно открывал и закрывал рот, соображая, как бы это получше объяснить, что подразумевается под «имо», но так ничего и не придумал. Зато ведущий был счастлив: теперь он знал, в каком стиле играет группа. Так вот передача и завершилась. Название же закрепилось за новым стилем, прилипло к нему, и Маккей махнул на это дело рукой – имо так имо. Но поскольку музыка, действительно, была весьма эмоциональная, скоро имо превратилось в эмо. И до сих пор одни эмо называют себя имо, а другие – эмо.

Сам Маккей открещивается, что породил имо или эмо. «Если говорить о терминах, – рассуждает он в одном из интервью, – многие почему-то считают, что с первым альбомом Embrace появилось и такое направление в музыке, как «Эмо-панк»… И будто бы я дал это название. Это неправда, я никогда не употреблял приставку «emo». Знаете, у этого слова, действительно, занятная история. В 1985–86 годах в Вашингтоне существовала музыкальная тусовка, из которой вышли такие группы как Rites Of Spring, Embrace, Rain и множество других. Понятно, что многим циничным людям не нравился их стиль и…кто их разберет, что им не нравилось, но они издевались и подшучивали над такой музыкой, вот почему и стали называть ее «эмо-кор». Тогда играли хардкор, а поскольку на хардкор то, что играли группы, не было похоже, эти циничные люди смеялись – это не хардкор, а какой-то эмоциональный кор. Ха-ха-ха. Фанаты «правильных» групп хардкора шутку подхватили: если надо было обругать группу, ее называли «эмо-кором». А потом все уже забыли, что это насмешка и издевательство, и лет через пять стали использовать это слово для определения названия музыкального стиля. Само собой появились группы, играющие в этом стиле. Это на самом деле очень смешно и этого я понять не могу. Почему эмо-кор? Вся музыка изначально эмоциональна, дико ее называть «эмоциональная». Панк-музыка – она вся построена на эмоциях. Сегодня существуют группы, которые называют свое творчество «эмо-панком»…Я их слышал, но не нахожу их музыку какой-то особенно эмоциональной, музыка как музыка, точнее – просто поп-музыка. Я могу объяснить, зачем придумывается специальное название для такой музыки. Это делается для того, чтобы слушателю было проще понять, что он покупает. Обычная имиджевая стратегия. Но я-то здесь при чем?»

Может, и ни при чем. Но легенда красивая.

Если же рассматривать эмо с легендарной исторической стороны, то термин «имо» – весьма не лестный: он определяет имо – эмо как индивидов, которые «плохо врубаются» в ситуацию и выступают этакими не от мира сего «соловьями», в меру завернутыми на собственном внутреннем мире и ничего вокруг не слышащими. Ни о каком внутреннем дискомфорте, противоречивом восприятии мира и прочих благоглупостях и речи нет.

Но, став именем собственным нового течения, имо превратился постепенно в эмо, то есть в то, что подразумевал ведущий передачи – сперва в самоназвание поклонников нового стиля группы Маккея, а потом и в направление образа мыслей, создавшего узнаваемый портрет молодого человека, который, унаследовав многое от своих предшественников – хиппи и панков, получил и толику собственной индивидуальности. От хиппи эмо прихватили страстную любовь к свободе и восприятие мира как жестокого и безразличного к творческой личности. От панков – ненависть ко всякого рода условностям и рамкам. Но настоящие панки, которые мало заботились о том, какое впечатление на окружающих производят, равнодушные к морали как весьма стесняющему жизнь требованию со стороны общества, для эмо оказались слишком радикальными. Панки не боялись проводить разные (в том числе уголовно наказуемые и членовредительские) акции, они не отказывали себе в применении психотропных средств, уважали алкоголь и табак, не считали грехом воровство, то есть выглядели для нового поколения, из которого сформировались эмо, слишком грязными, дикими, агрессивными и непредсказуемыми.

Нужно учесть, что эмо как явление появилось, когда в самом обществе появились положительные яппи – умытые, хорошо одетые, образованные карьеристы. Эмо не могли вписаться в мир яппи, на их фоне они, конечно, выглядели полными неудачниками. Этот мир преклонения перед карьерным ростом и корпоративным духом им был противен. Они и создали свой мир, где главным стала эмоциональная окраска – искренность и честность в отношениях, стремление не к карьере, а к самореализации в творчестве или просто семье, но от «диких» панков они заимствовали склонность к эпатажу. Эпатаж, причем, был чисто внешний.

«Мы ничего не скрываем, – говорили своим видом эмо, – мы такие, какие есть. Мы показываем вам, как выглядит наша душа. Мы не боимся быть эмоциональными. Мы хотим, чтобы нас любили».

Собственно, обществу следовало усвоить: если человек выглядит, как несчастный внук, унаследовавший одни долги, которому негде спать и нечем расчесать шевелюру, то от этого внука не надо шарахаться, его нужно приголубить и понять, и тогда откроются богатства, которые таит его искореженная душа.

Общество усвоило: первые «внуки», сформировавшие движение борцов за гражданские, политические, экологические права человека и призывавшие погрязших в наркотиках и прочем ядовитом безобразии хиппи и панков отказаться от вредных соблазнов, стали называться имо. Но скоро им на смену пришли эмо – они слушали музыку в стиле эмо и с детским простодушием считали, что от всех прочих эмо отличаются, прежде всего, одеждой.

Так вот имо-эмо, просуществовав в западных странах больше десяти лет, преодолели однажды границу бывшего СССР. Это произошло уже после начала нового тысячелетия.

Культура или только музыка?

Молодежная субкультура, чаще всего, начинается с музыки. От того, какую музыку подросток слушает, зависит, как он себя идентифицирует. Хиппи, которые молились на Битлов и Вебера с его оперой «Иисус Христос Суперзвезда», были в этом плане несколько разборчивее. Для них оказывалось важнее музыкальных пристрастий то, как человек думает, что считает наиболее значимым. Образ мыслей и образ жизни были для них непреложным единством. Хиппи, который живет как хиппи, например, с 11 утра до 18 часов вечера – это полный бред. Нельзя часть дня ходить в драных джинсах и тащиться от травки, а вечером напялить цивильный костюм и отправиться в ресторан или хуже того – вечером «зажигать» в тусовке, а днем в цивильной одежде отсиживать рабочее время на рабочем месте. Конечно, у хиппи была своя любимая музыка, но она была только музыкой. Вот панка, наслаждающегося Шопеном, представить уже куда как сложнее.

А эмо начались с музыки определенного стиля, стали питаться этой музыкой и на ней полностью сформировались. Ради забавы зайдите на любой эмо-сайт и напишите в форуме, что вы слушаете, в основном, Битлов. Какими нехорошими словами вас тут же назовут! Хорошо, если кто-то сжалится и примет вас за неофита, сообщив, что Битлы – полный отстой, а слушать нужно Tokio Hotel.

Генерация эмо существует внутри понятной им по настроению и имиджу музыки. Это своего рода музыкальный коктейль. Тут вы найдете и тот же Tokio Hotel, и группы, играющие (или игравшие) в стиле панк-рок, поп-панк, индии-рок и т. п. Эмо считают своей всю музыку, которая способна вышибить у них соленую слезу, то есть это та самая эмоциональная музыка, которую гитарист охарактеризовал как «визг, плач, шепот, срывающийся на крик», все, что хоть немного имеет общего с музыкой, известной как скрим.

Тем, которые волнуют эмо, по сути, немного. Это связано с особенностью текстов песен, которые и так разнообразием похвастаться не могут. Эмо нравятся песни про несчастную любовь, про то, как человеку плохо и одиноко, как ему все время хочется умереть, как он это делает путем самоубийства, как после смерти у всех равнодушных обывателей вдруг открываются глаза – какого человека-то не стало! То есть любовь и смерть, непонимание и смерть. И все это в соответствующей аранжировке – с завываниями, шепотами, воплями, визгами. Как пишет один посетитель форума эмо: «Считается, что в тру-эмо-музыке должно быть два типа вокала – нечеловеческий анальный вопль на границе ультразвука, который может вынести моск неподготовленному слушателю в куда больших масштабах, чем ор грайндеров и труэ блэк митолиздов, и тихий голос. В подобного рода песнях поется про ангсты, кровь, (само) убийства, любовь, боль, страх и прочие архиважные для социума темы».

Поскольку огромное число современных музыкальных групп сочиняют песни именно в таком роде, то у эмо музыкальные ориентиры совершенно размыты. Они сами не понимают, какая музыка им нравится. Честно говоря, вся, которая скребет по душе. А каждого скребет свое. Если у панков и хиппи пристрастия лежали вне коммерческой музыки и их можно было выразить одним словом «андеграунд», то эмо любят всякую музыку. А учитывая, что музыка сегодня коммерциолизирована до предела, то почти все, что понимает и считает своим современный эмо, – музыка совершенно коммерческая.

Кроме музыки у эмо, собственно говоря, никакой иной культуры и нет. Трудно ведь назвать культурой какие-то начала мировоззрения – пусть это борьба за всевозможные права, отказ от наркотиков или здоровый образ жизни с его обязательной пропагандой. Эмо-литература отличается от просто литературы только тем, что главные герои и героини там эмо. Скажем, несчастный подросток из романа Сэлинджера «Над пропастью во ржи» мог бы оказаться вполне эмо, если бы автор надел на него эмо-прикид. Некоторые эмо очень даже понимают сэлинджерова героя. Он им близок, поскольку говорит о тех же проблемах, той же неустроенности, от которых страдают (или должны страдать) и сами эмо.

Живописи эмо тем более не существует.

Но это характерно вообще для субкультур. Как только в их недрах появляется талантливый писатель или художник, он перешагивает субкультурную границу, потому что становится интересен и всем остальным, а не только носителям субкультуры. Поколение битников, например, породившее целую плеяду очень талантливых писателей и поэтов, тут же и потеряло их как своего рода субкультурную собственность, их имена прочно вошли в историю американской литературы. То же самое случилось и с талантами, начинавшими творческий путь среди хиппи и панков. Талант нельзя запереть в рамках субкультуры. Но если хиппи и панки сильно изменили лицо искусства своими идеями или средствами выражения своих идей, то у эмо ничего подобного нет. За двадцать лет существования они «приоткрыли личико» только разве что в музыке, с чего и начинали. Но вокруг музыкальных пристрастий как раз и группируются подростковые тусовки.

Как-то, пытаясь понять эмо, я завела в сети разговор на тему «что есть эмо – особая культура или же сборище фанатов определенного типа музыки?». Обиделись. Стали сразу писать, что они – культура, но речь шла о музыке и только о музыке, об этих «воплях, шепотах, криках», и чтобы обязательно – любовь и смерть. Я не могу похвастаться широкими знаниями по истории современной музыки – если меня попросить перечислить сходу двадцать музыкальных групп, умолкну на восьмой. Так что, разбираясь с музыкальными истоками эмо, мне пришлось основательно прошерстить Интернет. Надеюсь, что, взяв на веру тексты по истории музыки эмо, я не сделала ошибок. Заранее приношу извинения, если что-то путаю. И заранее благодарю всех, кто выложил сведения о музыке эмо в сети.

Музыка эмо: исторические волны

Эмо-музыка началась в середине 80-х годов прошлого века как ответвление в панк-хардкоре. Во всяком случае, к 1984 году американский панк-хардкор приказал долго жить, перед смертью отметившись диском Minor Threat «Salad Days». После этого панковская музыка взяла курс на создание легкого металла. Появились группы, игравшие джангл-рок, мелодический рок, то есть все то, что в те годы любителями тяжелого рока и хорошего панк-рока воспринималось, как «сопли» и смерть рок-музыки вообще.

Именно в это время ломки старого и поисков нового и организовалась группа под названием Rites Of Spring. В эту новорожденную группу пришли музыканты из трех других групп – The Untouchables, Faith и Deadline. Они стали играть нечто, что один критик именовал «весьма эмоциональным исполнением». Другой критик по тому же поводу отозвался с ухмылкой: «Дерьмо, но как вопит!» Вопил, собственно, вокалист Rites Of Spring – Guy Picciotto. Как хороший панк он пел неистово, в диком темпе, то сипел, то скрежетал, то стонал. В моменты стонов голос у него становился совершенно женским. В этом и была фишка. Если бы Гай орал более мужественно, фанатов у него было бы меньше. А так можно было услышать, как хвалят вокалиста: он стирает границы между мужским и женским диапазоном голоса.

Следом за Rites Of Spring появилась еще одна «чисто эмоциональная» группа из США с альбомом «Zen Arcade». Эти эмо играли медленный вибрирующий рок и тоже завывали. Тексты были больше похожи просто на набор слов. Кто-то, боясь, наверно, обидеть музыкантов, назвал песни «несколько хаотичными». Боюсь, что «несколько хаотичные» тексты выглядели просто бессмысленными.

Летом 1985 года вокалист группы Minor Threat Ян Маккей стал петь в группе Embrace. Вот с этого момента все и завертелось. Музыка была шумной, ритмичной, тексты – простыми и понятными, но периодами Маккей срывался на «эмоции». А потом случилось то самое выступление в прямом эфире, когда Маккей произнес роковое «имо». И новый стиль в тогдашней музыке мгновенно обрел название – эмо-кор.

Ян Маккей стал знаменит не только созданием этого эмо-кора, но и созданием движения sXe, то есть того самого sXe, которое больше известно у нас как «тру» эмо и десять пунктов которого перечислены были несколько раньше. С этого момента эмо-группы полезли как из бездонного мешка.

В 1986 году в Аннаполисе родилась группа The Hated.Чуть позже в том же Аннаполисе появилась еще одна группа эмо – Moss Icon. Это, скажем, были пионеры эмо-музыки. Скоро эти группы было уже трудно перечислить: Tonie Joy, позднее в Born Against, Lava, Universal Order of Armageddon и т. д.

Музыка, которую они играли, отличалась переходами от мягких гитарных аккордов к неистовым и громким, вокалисты то шептали, то переходили на крик и плач. Старшее поколение новую музыку иначе как «кошачьим визгом» не называло. Кому-то больше нравилось играть легкую музыку, кто-то предпочитал побольше воплей.

Эмо-музыка разделилась на три стиля. «Хардкор Сан-Диего» (начало 90-х годов) играл эмоциональный хардкор. «Скримо» предпочитал побольше воплей (собственно, название переводится как «крик»). «Френч Скримо» отличался большей мелодичностью и мягкостью, не отказавшись от крика.

Но настоящим событием в эмо-музыке стал выпуск альбома «Diary» (Дневник) группы Sunny Day Real Estate. Шел 1994 год. Это был первый альбом никому не известной группы. Как ни странно, сразу появилось море поклонников, а альбом стали называть не иначе как откровением. Музыка была более мелодичной и мягкой, и понятно, почему: ребята из Sunny Day Real Estate очень любили индии-рок и гранж. Слушателям это тоже больше понравилось, чем яростный вокал восьмидесятых. Sunny Day Real Estate на ниве соединения стилей были первыми. За ними следом, мечтая ухватить свой кусочек американского пирога успеха, вылезли Christie Front Drive, Braid, Boys Life. Они играли настолько достойную массовой аудитории музыку, что стали непременными участниками эфиров на радио и телевидении. Появилось множество эмо-групп: Heroin, Angel Hair, Antioch Arrow, Universal Order of Armageddon, Swing Kids, Mohinder, Nod, Merel, 1.6 Band, Rye Coalition, Rorschach, Indian Summer, Evergreen, Current, Shotmaker, Portraits of Past, Julia.

Особняком стоит Нирвана Курта Кобейна. Личность самого Кобейна овеяна ореолом мученичества, поэтому не удивительно, что эмо считают Нирвану эмо-группой. Курт Кобейн покончил с собой 8 апреля 1994 года, находясь в глубочайшей депрессии. Он выстрелил себе в голову. До этого выстрела Курт пытался убить себя другими способами – большой дозой героина и таблетками. Это неодолимое стремление к смерти было связано как с личными проблемами Кобейна, так и с обвинениями продюсеров, что группа записала некоммерческий альбом. Вполне вероятно, что даже семейные проблемы были менее значимыми, чем давление со стороны продюсеров. И хотя Нирвана не похожа на эмо-группу (они, в основном, играли инди-рок), трагическая судьба сразу сделала Кобейна настоящим эмо. Впрочем, героем Курт стал не только для эмо, но практически для всего поколения девяностых. В душе Кобейн всегда оставался человеком андеграунда, он не желал становиться частью массовой культуры, мейнстрима.

Настоящие эмо-группы смотрели на это несколько иначе: в мейнстриме они не видели ничего дурного. В 90-х эмо стали делать замечательно коммерческие проекты. На слушателей выступление эмо-групп производило потрясающий эффект: это было подобие шоковой терапии. Как сами музыканты на сцене, так и зрители в зале обливались слезами, повинуясь эмоциональному всплеску, слушатели разражались ответными криками или напротив выходили с концертов примолкшими и разговаривали шепотом. Концерты эмо-групп стали давать отличные сборы.

А еще через десять лет коммерциализация стала неотъемлемой частью эмо-музыки. Например, популярные с 2000 года The Used или Funeral For A Friend запускались именно как совершенно коммерческие проекты. Считается, что группы относятся к пост-хардкору и пост-панку, хотя проще дать им более честное именование – попса. Один из англоязычных посетителей англоязычного эмо-сайта с грустью заметил, что «эта их эмо-музыка – просто испорченный панк-рок… Он ориентирован чисто на средний класс и на тинейджеров» и добавил в сердцах: «Ни на что эта музыка не годится, только для упившихся клерков на корпоративной вечеринке».