Глава 13

Роберт стоял в гостиной Брэдфорд-Холла. В его ушах все еще звучали слова судьи, принесшего страшную новость. Человеку снесло полголовы, его невозможно опознать, но, без сомнения, он с Боу-стрит. На нем красный жилет сыщика с Боу-стрит.

«Похоже на ограбление, но мы должны провести следствие. Ваш конюх страшно перепугался — еще бы, обнаружить тело! Нам необходимо немедленно оповестить его светлость».

— Не могу представить, зачем сыщик оказался в развалинах, — обратился Роберт к стоявшему у камина Майлсу. — Но какова бы ни была причина, это происшествие ужасно.

— Возможно, Остин знает этого человека, — предположил Майлс. — Все выяснится завтра, когда мы приедем в Лондон.

— Да. Я распорядился подать карету, как только рассветет. Я не сказал матери и Каролине, почему мы едем, но они, слава Богу, всегда рады съездить в город. — Роберт почесал переносицу. — Не мог же я им сказать, что Мортлин нашел в кустах тело, а убийца, быть может, разгуливает на свободе. Конечно, мама заупрямилась, не желая нарушать свадебное путешествие Остина и Элизабет, поэтому я очень тебе признателен за приглашение остановиться в твоем городском доме.

— Мне очень приятно. — Майлс залпом допил бренди.

— Я рад, что последние гости, включая леди Пенброук, уехали сегодня утром, — продолжал Роберт. — Это избавило нас от неприятной необходимости извиняться перед ними.

— Действительно, — согласился Майлс, наливая и опрокидывая еще один бокал бренди.

Роберт с удивлением уставился на него:

— Ты себя хорошо чувствуешь?

— Прекрасно. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что за последние пять минут ты практически опорожнил графин бренди.

— Полагаю, что просто немного разволновался.

Роберт кивнул:

— Очень хорошо тебя понимаю. — Он взглянул на часы. — Почти полночь. Я иду спать. Предлагаю последовать моему примеру.

— Я тоже скоро пойду. Спокойной ночи.

Как только Роберт вышел, Майлс налил себе еще изрядную порцию бренди. Опершись на каминную доску, он смотрел на горящие поленья и пытался понять, что делал в Брэдфорд-Холле сыщик и кому понадобилось его убить. Ничего не было ясно, кроме того, что Роберт, Каролина и их мать должны уехать отсюда, пока не разъяснится эта тайна. У него забилось сердце: если что-нибудь случится с Каролиной…

Он проглотил половину налитого бренди и закрыл глаза. Нет. С Каролиной ничего не случится. Он сам об этом позаботится. Но сначала ему придется пережить предстоящее пятичасовое путешествие.

Пять часов в карете с Каролиной. Пять часов он будет сидеть так близко, что сможет дотронуться до нее, пять часов он будет вдыхать ее нежный аромат.

Пять часов настоящей пытки.

Уже сама эта мысль возбуждала его. Одно дело — избегать ее в толпе, и совсем другое — притворяться равнодушным в карете. Да еще на глазах ее брата и матери.

Черт возьми, когда она успела вырасти? Он тысячу раз видел ее и никогда не обращал на нее внимания. Для него она всегда оставалась «малышкой Каролиной» — до того вечера пару месяцев назад, когда он танцевал с ней вальс. Он не мог забыть этого танца. В его объятиях она казалась созданной для него одного, и, как он ни старался, это ощущение не покидало его. Как и аромат ее духов.

Майлс закрыл глаза, и перед ним возник образ Каролины. Что он почувствует, целуя ее прекрасные губы? Каков их вкус?

Он поспешно открыл глаза и одним глотком допил бренди.

«Черт! О чем это я думаю?»

Если бы только Остин заподозрил, что он позволяет себе плотские мысли о Каролине, он бы, прищелкнув пальцами, воскликнул: «Голову ему оторвать мало!»

Он должен подавить эти безумные желания. Каролина не та женщина, с которой можно было бы поразвлечься, а он предпочитал именно таких. Поскольку он не собирается становиться мужем Каролины, ему остается только забыть об этом безумии. Никакой жены, ни в коем случае. У него не было намерения оказаться связанным по рукам и ногам, как это случилось с его отцом и его второй женой — сварливой гарпией, отравлявшей ему жизнь до конца его дней.

После того как Каролина покинет его дом, у него уже не будет необходимости видеть ее, слава Богу, до начала следующего сезона. Да и тогда он сумеет избежать встреч с ней.

В дверь постучали.

— Войдите.

Вошла Каролина и закрыла за собой дверь.

Майлсу показалось, что в комнате стало нечем дышать.

— Добрый вечер, — сказала она, направляясь к камину, где стоял Майлс, и нерешительно улыбаясь. — Я искала Роберта.

— Он ушел спать.

Майлс пытался не смотреть на нее, но ему это не удавалось. Пламя камина освещало ее тонкие черты и блестящие золотистые волосы. Всплывшее в его памяти чувство — то, с которым он держал ее в объятиях, — снова охватило его, вызвав горячую волну желания.

— Не позволяйте мне задерживать вас, Каролина, — произнес он, многозначительно кивнув в сторону двери.

— Вы на что-то сердитесь, Майлс?

Он отвел от нее взгляд и стал смотреть на огонь. Да, он сердился. Сердился на себя за то, что не может погасить это безумное желание. Да, он действительно сердился.

— Нет, Каролина. Я не сержусь.

— Я вам не верю.

Он снова посмотрел на нее. И это было ошибкой. Она испытующе, с нежностью и тревогой, смотрела ему в глаза. Ее грудь виднелась в глубоком вырезе корсажа, и пряди уложенных по моде золотистых волос обрамляли ее лицо. Внутри у него все горело, а панталоны казались тесными. Она была чертовски красива. И он желал ее. Боже, как он желал ее!

— Вы называете меня лгуном?

— Нет, конечно, нет. Меня просто беспокоит, не сделала ли я чего-нибудь, что рассердило вас.

— Нет, вы ничего не сделали. — Майлс глотнул бренди, продолжая смотреть на нее. Он понимал, что надо остановиться и не пить так много. Он чувствовал, что у него начинает кружиться голова.

Каролина с сильно бьющимся сердцем наблюдала за ним. Она старалась казаться спокойной, но в ней росли напряжение и неуверенность. Зная, что Роберт ушел спать, она хотела воспользоваться удобным случаем и остаться наедине с Майлсом в надежде, что он сделает какой-то шаг ей навстречу, но его сердитый и хмурый взгляд заставил ее проститься с этой надеждой.

Ладно, она готова взять дело в свои руки. Она всю свою жизнь любила его. Пришло время показать ему, что она уже не маленькая девочка. Ей нечего терять, кроме гордости, и она с радостью пожертвует ею, если взамен получит Майлса.

— Я рада, что вы не сердитесь на меня, — заметила она со смехом, который, как она надеялась, звучал беззаботно, — потому что я хочу попросить вашего совета, если вы не против.

Майлс ничего не ответил.

— Это довольно деликатный вопрос, — настойчиво продолжала Каролина.

— Спросите вашу матушку, — далеко не дружелюбным тоном предложил он.

— О, я не могу спросить об этом маму.

— Тогда спросите Остина. Или Роберта.

— Невозможно, — заявила она, махнув рукой. Подавшись вперед, Каролина доверительно объяснила:

— Видите ли, они мужчины.

Майлс повернулся и с удивлением посмотрел на нее:

— А кто же, черт побери, я?

— О! Ну конечно, вы тоже мужчина. — Она и глазом не моргнула, услышав от него ругательство. — Но вы не такой. Понимаете, вы мне не брат.

Майлс не понимал. Совершенно не понимал. Он знал, черт возьми, что не был ей братом! Он знал это слишком хорошо.

— В чем же вам нужен совет? — спросил он устало. Может быть, если он уступит ей, она уйдет и оставит его в покое. Тогда он сможет сосредоточиться на чем-то другом, а не думать о ней.

— Мне нужно узнать о поцелуях.

— Что вы сказали? — изумился он.

— Я сказала, что хочу узнать о поцелуях. Как вам известно, на прошлой неделе одним из наших гостей был лорд Блэкеншип. У меня есть основания думать, что он питает ко мне нежные чувства и может сделать предложение.

— Блэкеншип? Чарльз Блэкеншип?

— Да.

— Он говорил об этом с Остином?

— Нет. По крайней мере я так не думаю.

— Что же заставляет вас считать, что он собирается сделать вам предложение?

— Он поцеловал меня.

— Он — что?

— Он поцеловал меня.

— Где?

— В библиотеке. — Каролина моргнула. Майлс едва сдержался.

— Я хотел спросить, куда он поцеловал вас — в руку или в щеку?

— О нет. Он поцеловал меня в губы.

— Он — что?

— Кажется, вы плохо понимаете меня. Вы стали страдать глухотой?

— Разумеется, нет, — с негодованием ответил Майлс. — Просто не могу поверить, что вы позволили ему целовать вас таким образом.

Она склонила голову набок:

— Правда? Почему же? Лорд Блэкеншип знатен, богат, добр и хорош собой.

— А не староват ли он для вас?

— Он только на два года старше вас. Но я не об этом хотела поговорить.

— В самом деле? — Его голос напоминал звериный рык.

— Нет. Я хотела узнать, почему, когда Чарльз целовал меня, я ничего не почувствовала. Пожалуй, только скуку.

К своему удивлению, Майлс ощутил облегчение.

— Скуку? В самом деле? Какая жалость!

— Из разговоров с подругами я поняла, что не всегда бывает скучно, когда тебя целуют джентльмены. Очевидно, некоторые джентльмены умеют делать это вовсе не скучно. — Она посмотрела ему в глаза. — Это правда?

— Откуда, черт побери, мне знать?! — Ему захотелось ослабить ставший слишком тугим узел шейного платка. Чертов слуга чересчур его затянул. И пропади все пропадом, когда здесь успело стать так жарко?

— А вы скучно целуетесь, Майлс? — спросила она, делая к нему шаг.

— Не имею ни малейшего представления. Я себя никогда не целовал.

Он осторожно отступил на шаг. Его плечи уперлись в каминную доску, не позволяя двинуться дальше. Каролина сделала еще шаг, другой и остановилась перед ним. Глядя на него блестящими глазами, она предложила:

— Почему бы вам не поцеловать меня, и тогда я вам скажу.

— Это весьма неприличное предложение, Каролина, — ответил он, с неудовольствием сознавая, что ему хочется это предложение принять.

Она положила руки ему на грудь:

— В чем дело, Майлс? Вы боитесь, что ваши поцелуи окажутся скучными?

Он героически боролся с собой. Прикосновение ее рук приводило ею в смятение.

— Посмотрите на меня, — прошептала Каролина. Молча, сжав губы, он смотрел поверх ее плеча.

— Поцелуйте меня, — выдохнула она.

— Нет.

— Обнимите меня.

— Ни за что.

Он скрипел зубами и молил Бога дать ему силы. Он должен отойти от нее. Схватив ее за руки, Майлс хотел оттолкнуть ее. Но тут он взглянул на нее…

И это его погубило.

В ее полных слез глазах он прочитал трепетное желание. Решив сохранить благородство, Майлс взял ее за плечи, чтобы оттолкнуть от себя, но она приподнялась на цыпочки и прижалась к нему.

— Пожалуйста, Майлс! Пожалуйста… — Она дотронулась мягкими губами до его подбородка — без помощи Майлса выше дотянуться она не могла.

Ее мольба и слезы словно стрелы пронзали его сердце. Он потерял самообладание и с мучительным стоном припал к ее губам.

Боже, помоги! Была ли когда-нибудь другая женщина для него столь сладостна? Было ему с кем-нибудь так хорошо? Она шептала его имя и крепко обнимала его за шею.

Не спеша, с наслаждением Майлс знакомил ее с наукой поцелуев. Каролина была неопытна, но очень хотела научиться и оказалась способной ученицей. Когда он провел кончиком языка по ее нижней губе, она сделала то же самое. Она изумленно ахнула, когда в теплей глубине своего рта ощутила его язык, но не прошло и минуты, как она уже ласкала его, а Майлс все крепче прижимал ее к себе.

Наконец он поднял голову. Каролина стояла, прижавшись к нему и спрятав лицо у него на груди.

— Боже мой! — прошептала она. — Это было…

— Ошибкой, Каролина. Большой ошибкой. — У него дрожал голос, сердце учащенно билось. Снова опустив голову, он зажмурил глаза и попытался взять себя в руки. Он все еще прижимал к себе Каролину и понимал, что она должна была заметить его эрекцию, но она не пыталась отстраниться от него. Наоборот, прижималась все сильнее; Ему хотелось бы обвинить во всем случившемся выпитое бренди, но он не мог себя обманывать.

Больше всего на свете он жаждал поцелуев Каролины. И благодарил Бога, что сумел удержаться и не позволил себе больших вольностей. Он содрогнулся, подумав, что сделал бы Остин, узнай он, как его самый близкий друг целовал его невинную сестру. Не исключалась и дуэль на рассвете.

Каролина подняла голову:

— Как вы можете говорить, что это была ошибка? Это было чудесно.

Майлс заставил себя отступить на шаг.

— Этого не должно было произойти. Этого не случилось бы, если бы я не выпил слишком много.

— Разве вам не понравилось? — с обидой и недоумением спросила она. — Разве так может быть? Это был самый прекрасный момент в моей жизни. И разве вы не чувствовали того же, что и я?

Боже, мог ли он отрицать это? От их поцелуя он едва устоял на ногах, но он не может, не должен признаваться ей в этом.

— Этот поцелуй ничего не значил, совершенно ничего. — Майлс заставил себя солгать, и сердце у него сжалось, когда он увидел на ее глазах слезы.

— Не значил? — дрожащим голосом прошептала она.

Каролина повернулась к нему спиной, явно стараясь взять себя в руки. Ему хотелось обнять ее, отказаться от своих слов, но он заставил себя стоять опустив руки и не говоря ни слова. Он должен проявить твердость. Она слишком молода. Слишком невинна. Конечно, она — не для него. Единственный способ получить Каролину — это жениться на ней. А он не собирался жениться ради удовлетворения минутной похоти. Он со своим вожделением отправится к любовнице и останется беззаботным холостяком.

— Итак, вы удовлетворены ответом на вопрос о поцелуях? — небрежным тоном осведомился Майлс, пытаясь сделать вид, что не придает значения случившемуся.

Каролина глубоко вздохнула и резко повернулась. Она смотрела ему в лицо — глаза ее, все еще мокрые; метали молнии.

— Да. Вам будет приятно узнать, что ваш поцелуй нельзя назвать скучным, — заявила она дрожащим от волнения голосом. — Но называть то, что произошло между нами, не имеющим значения — в высшей степени нечестно! — Она передернула плечами. — Настоящее притворство!

Прищурив глаза, он посмотрел на ее раскрасневшееся лицо.

— Вы называете меня лжецом? — спросил он во второй раз за вечер.

— Да, Майлс. Я называю вас лжецом. — Каролина направилась к двери, бросив уничтожающий взгляд на все еще заметную выпуклость в его паху. — И притом очень неумелым лжецом.

Она выбежала из комнаты, а он ошарашенно смотрел ей вслед.

Боже милостивый, какое сокрушительное поражение!

Какая потрясающая женщина!

И что же, черт побери, ему теперь делать?

Глава 14

Остин проснулся, сквозь сон почувствовав нежное прикосновение рук. Он с трудом приоткрыл один глаз и был вознагражден великолепным зрелищем нежной округлости груди, увенчанной розовым соском. Решив, что это требует внимания, он открыл второй глаз и, к своему восторгу, увидел и почувствовал свою обнаженную жену, которая сидела рядом, осторожно поглаживая его.

Она словно каштановым облаком была окружена своими роскошными волосами, падавшими ей на плечи, спускавшимися по бедрам, вьющиеся концы их касались ее ног.

То, что эта картина возбудила его, нисколько не удивило Остина — все последние три дня он пребывал в таком состоянии.

Но сегодня все переменится. Остин обратился на Боу-стрит, и ему сообщили, что до сих пор никто не получал от Джеймса Кинни никаких известий.

А вчера поздно вечером пришло новое письмо от шантажиста, в котором тот требовал, чтобы Остин приготовил фантастическую сумму в пять тысяч фунтов и ждал дальнейших указаний. Остин допросил мальчишку, принесшего письмо, и узнал, что «франка» выложил за доставленное по адресу послание целый шиллинг. Заплатив оборванцу крону, Остин узнал также, что этот самый «франка» часто посещает несколько заведений в порту. Описание человека, которое дал мальчишка, не оставляло сомнений: это Гаспар. Остин собирался днем посетить упомянутые места в надежде встретиться с негодяем лицом к лицу. Поэтому, как бы восхитительно ни проводил он время со своей женой, настала пора заняться другими делами.

— Доброе утро, ваша светлость, — поздоровалась Элизабет и, наклонившись, поцеловала его. — Или, может быть, мне следовало сказать «добрый день»?

Она осторожно пощекотала его живот. Стоило ей дотронуться до него, как Остина охватывала волна удовольствия, заставлявшая его мышцы сокращаться. Мозг же напоминал ему, что он собирался встать и заняться совершенно другими делами.

— Ты собираешься снова заснуть?

— Я проснулся и весь в твоем распоряжении, — заверил ее Остин.

Его голос перешел в хриплый вздох, когда она, сидя на нем, сжала его в своей шелковистой влажной глубине. Протянув руку, он за волосы пригнул ее голову и прижался к ее губам. Язык проскользнул внутрь, рука гладила ее бедра. Его пальцы ласкали ее, и она тяжело дышала. Ее оргазм наступил быстро, поглощая все ее существо. Уткнувшись лицом в его плечо, Элизабет снова и снова повторяла его имя и словно таяла в его руках.

После этого он перевернул ее и теперь лежал сверху, между ее раскинутыми ногами.

Опершись на руки, Остин смотрел на ее прекрасное лицо, медленно и ритмично двигаясь, пока она не начала беспокойно извиваться. Она абсолютно не таилась от него. С распущенными волосами, в приступе страсти, Элизабет выглядела поразительно эротично. Глубокий стон вырвался из его груди, когда она обхватила его своими длинными ногами и впилась пальцами в его мощные плечи.

— Остин, — простонала она, изгибаясь под его телом, и, достигнув вершины блаженства, сжала его ногами.

Остин в последний раз погрузился в нее, извергая семя в самую глубину. Затем, не выпуская ее, он повернулся на бок и прижался к ее благоухающим волосам.

— Вот это действительно приятное пробуждение, — прошептал он, снова обретя дар речи. Легкими движениями он гладил ее поясницу и округлые ягодицы.

— И для меня тоже приятное, — лукаво улыбнулась она, вызвав у него ответную улыбку.

Да, эти три дня были самыми счастливыми в его жизни. Они выходили из дома всего лишь один раз, накануне: неторопливо проехались в карете по Гайд-парку, а затеи полюбовались витринами магазинов на Бонд-стрит. У модного ювелира Остину понравились бриллиантовые с жемчугом серьги, и он купил их своей жене, несмотря на ее бурные протесты. Затем Элизабет заметила маленькую книжную лавку на мощеной улице и затащила в нее Остина.

— Ты говорила, что не любишь ходить по магазинам, — поддразнил он, когда она стала выбирать книги.

— Я не люблю покупать вещи, а это книги.

Остин не был уверен, что понимает, в чем тут разница, но был счастлив доставить ей удовольствие. Он купил ей более дюжины томов и с удивлением отметил, что ее больше обрадовали книги, а не фантастически дорогие серьги.

За исключением вчерашней прогулки, они проводили все время исключительно в его спальне. Обнаженные. Познавая друг друга. Наслаждаясь друг другом. Сливаясь телами. Им даже приносили еду в спальню, и в парадной столовой они только обедали. Но как только обед заканчивался, они скрывались в своем, только им принадлежавшем мирке, где он обучал жену искусству страсти и где ему открылось, что, имея многих любовниц, он никогда не испытывал такой нежности, как это было с Элизабет.