В стоустой молве и в песнях-преданиях реку Амгу якуты любовно зовут девушкой Амгой. Уже в начале пути, едва не повстречавшись с Алданом, она чисто струится меж высоких, подпирающих небо скалистых гор, через дебри гулко-звончатой тайги, по туманным просторам долин, мимо весёлых, пронизанных светом берёзовых рощ.
      Берега Амги исстари славятся тучностью. Широко разливаются здесь поля отборной крупнозернистой пшеницы, успевающей созреть до ранних заморозков. Это здесь, сколько хватает глаз, вольготно раскинулись луга, полные сочного разнотравья. Это здесь плодятся несметные молочные стада и бродят несчётные табуны полудиких лошадей. Потому-то издавна и расселился по её берегам род якутов.
      На западном берегу красавицы Амги, среди безлесой равнины, напоминая плавник, нанесённый весенним половодьем, чернеют вразброд избы деревни Амги, через которую идёт столбовая дорога из Якутска к восточным окраинам Якутии, к Охотскому морю. С чьей-то лёгкой руки про эту деревню пошла гулять песенка:
 
Это он, одноулочный наш,
С домами, гуськом бредущими,
С домами, без крыш, плоскими
Деревня-город-слобода.
 
      Слово «город» здесь — наполовину шутка, хотя слобода Амга всегда была самой крупной из улусных центров на восточном берегу Лены. Олёкминск, Верхоянск, Вилюйск и другие большие селения, официально утверждённые городами, лишь немногим превосходили Амгу размерами. Некоторые из них были даже мельче.
      Как и пелось в песенке, слобода имела единственную улицу, состоящую из беспорядочно разбросанных низеньких домов, большей частью без обычных островерхих крыш, не было здесь и заборов. Добротно крытые дома можно было перечесть по пальцам: кичливо возвышались несколько купеческих хоромин, да школа, да больница и особняком — церковь. Хотя и протянулись дома на две-три версты, всё же неловко казалось деревеньку об одну улицу величать городом. «Слобода» же нечто такое, что хоть и поменьше города, зато покрупнее деревни.
      В прошлые времена за пределы близлежащих улусов даже слух не выходил об этой слободе. Правда, одно время Амга приобрела мрачную славу как место ссылки Владимира Галактионовича Короленко, который написал несколько рассказов про жителей Амги, однако об этом знал лишь просвещённый люд.
      Но с тех пор как началась в Якутии борьба за власть между богатеями и беднотой, слобода Амга, незаметно прикорнувшая на берегу тихой речки, оказалась средоточием событий. Тут, на главной дороге края, задолго до Пепеляева рыскали отряды белых, и тут же у них на пути плотиной встала слобода Амга. На всю страну прогремела слава о красных защитниках Амги: лишённые связи со всем остальным миром и не надеясь на скорую помощь, они героически выдержали почти полугодовую осаду. Совсем не осталось боеприпасов. Защитники Амги были вынуждены вручную лить пули, даже смастерили деревянную пушку, и всё же вышли победителями. Весной 1922 года в Якутске, на митинге в честь героев, командующий вооружёнными силами республики Карл Карлович Байкалов сказал:
      — Красную Амгу знает Красная Москва!
      И вот к началу 1923 года Амга опять превратилась в камень преткновения: Сибирская добровольческая дружина генерала Пепеляева могла двинуться на город Якутск только в случае овладения Амгой. Внезапный налёт офицерского батальона полковника Рейнгардта открыл дорогу на Якутск. Вознося хвалу всевышнему, во всю мочь зазвонили колокола на церквах Охотска и Аяна, Нелькана и Усть-Мили. Вслед за авангардом с основными силами своей дружины генерал Пепеляев стремительным маршем шёл к Амге с тем, чтобы, не задерживаясь там и не давая красным собраться с силами для отпора, одним ударом овладеть Якутском. Красных отрядов на пути не было. В Чурапчу, где по данным разведки была дислоцирована значительная часть красных во главе с командиром Курашёвым, Пепеляев снарядил отряд генерала Ракитина с приказом не дать красным ни шагу ступить. На перехват отряда Строда, по сведениям двинувшегося из села Петропавловского к Якутску с задачей полного его уничтожения, излюбленным способом засад был послан опытный белобандит Артемьев. Войскам, захватившим Амгу, генерал приказал заблаговременно приготовить боеприпасы, продовольствие и транспорт.
      Наступил решительный момент. Около полугода назад, ещё в сентябре, было известно, что рано или поздно этот момент настанет. Сила на силу, примеривались с обеих сторон, как борцы перед схваткой, и они — наши враги, и мы — их враги. Первый удар выпало нанести им, и тут-то всё поднялось!
      Старик Аргылов рассчитывал отсидеться. Когда белые победят и настанет пора «собирать белок», он тут как тут вынырнет, как сухая щепка из водоворота. Но складывалось по-другому — на четвёртый день после взятия Амги ранним утром к Аргылову внезапно ворвался кривоногий вооружённый человек, одетый в волчью доху. Отбросив на затылок наползающую рысью шапку, он вместо приветствия застучал об пол прикладом и, срываясь на крик, спросил:
      — Где тут хозяин дома?
      Ааныс, взбивая мутовкой в горшке, бросила тревожный взгляд в глубину дома, а незваный гость уверенно направился в ту сторону, куда невольно показала ему взглядом Ааныс, и дёрнул лежащего к нему спиной Аргылова за плечо:
      — Вставай!
      Чтобы выиграть время и догадаться, кого принесла нелёгкая в такой час, Аргылов молча перевернулся на спину и сделал вид, будто протирает спросонья глаза. Голос был знакомый, но лица, которое смутно угадывалось между шапкой и шарфом, — такого лица Аргылов никогда не видел. Бросился в глаза глубокий шрам на левой щеке до виска и поблёскивающий маленький злой глаз. У Аргылова неприятно ворохнулось в душе.
      — Какие новости? — спросил старик.
      — Я к тебе не за тем, чтобы рассказывать новости! А ну, пошевеливайся!
      Аргылов порядочно струхнул, приняв чужака за красного: «А вдруг узнали, что был проводником у пепеляевцев?» Приглядевшись внимательней, он, однако, успокоился: на красного не смахивает. Те хоть и покрикивают для острастки, но всё же ведут себя иначе. Этот негодник определённо, беляк, свой, значит… Одно из двух: или наглец совсем не имеет понятия, с кем разговаривает, или попросту дурак. Ну, погоди у меня!
      — Вставай, поедем!
      — Куда?
      — В слободу.
      — А туда… зачем?
      — Господа велели доставить тебя.
      — Зачем?
      — Разве я знаю — зачем? Велят доставить — я доставляю. Скажут увезти — увезу, зарезать — зарежу, не поморщусь. Вот так возьму…
      Незнакомец нагнулся было к Аргылову, но старик вдруг пружинисто вскинулся, как прут-насторожка у сработавших силков.
      — Стой! Убери лапы!..
      Незнакомец отпрянул.
      «Зачем я им понадобился? — думал Аргылов. — Это же догадались вооружить круглого дурака! Нет уж, милые, с Аргыловым вам придётся теперь разговаривать вежливенько, с оглядкой. Дур-рачьё!»
      Аргылов проворно встал — не хотят ли они сообщить что-нибудь о сыне? Может, есть что-нибудь такое, чего нельзя передать через гонца?
      — Подожди меня там. Сейчас оденусь.
      Гость закосолапил в сторону камелька, неслышно ступая ногами в длинных курумах, сшитых мехом наружу. Подкравшись к Ааныс, он бесцеремонно опустил свой толстый грязный палец в горшок.
      — Ой! — воскликнула женщина.
      Незнакомец с ружьём облизал палец и удовлетворённо мыкнул. Затем небрежным жестом он отстранил хозяйку в сторону, цепко ухватил горшок и легко, будто в другой горшок, опрокинул его в себя. Опорожнив посуду, человек утёрся рукавом волчьей дохи и прошёл за печку. Чуть погодя он вернулся оттуда с большим куском жирной конской ребрины и вытащил из-за голенища длинный нож. Вцепившись зубами в мясо и ловко отрезая от куска у самых губ, он принялся жевать. Ааныс с испугом наблюдала за ним.
      Аргылов между тем оделся и взял с загрядки рукавицы.
      — Поехали!
      Сначала он вознамерился было поехать на своём коне, но раздумал: попадётся какой-нито паршивец да отнимет лошадь. На нужды войны…
      Попутчик всё ещё трудился над прихваченным с собою куском мяса. Аргылов взял у него вожжи.
      Проехав некоторое время молча, Аргылов спросил попутчика:
      — Как тебя зовут?
      — Хар-лам-пий… — с набитым ртом пробормотал тот.
      — Родом откуда?
      — Усть-майский.
      Аргылов быстро обернулся: не вор ли Харлампий? Он! Краем глаза взглянул на громадный нож в руках Харлампия: и впрямь не поморщится! Лет шесть-семь назад Аргылов видел его в улусной управе, Харлампий был пойман на краже скота. Это он! Вот почему давеча голос его показался знакомым. В те времена у него шрама не было, наверно, позже его схлопотал. Одежда явно с чужого плеча: рысья шапка мала, даже лопнула по боковому шву, рукава дохи чуть ниже локтя. Ясное дело — убивал и раздевал.
      Сопя и утробно вздыхая, Харлампий высосал мозг из костей и неожиданно манерным жестом бросил их вбок дороги. Вслед за этим Аргылов почувствовал, как сосед вытирает лезвие ножа о его спину. По телу старика прошёл озноб.
      — Старик, мы не едем, а ползём. Вдарь! С потягом, чтобы спина прогибалась! Чего жалеть, не век на них ездить!
      Схватив лозу, Харлампий яростно хлестнул, и лошадь понесла.
 
      Добравшись до слободы, они заехали во двор большого дома купца Корякина, где помещался штаб пепеляевцев. Не так хотелось бы Аргылову явиться в штаб. Ему хотелось бы на глазах у всех пройти под конвоем этого вооружённого разбойника: дескать, глядите, люди добрые, Аргылова повели в штаб насильно! Как знать, впоследствии, если обстановка изменится, это сослужило бы службу. Но случилось иначе. Завезя старика прямо во двор, Харлампий не дал ему времени ни оглядеться, ни отряхнуться, а сразу повёл в дом.
      —  командир, доставил! — отрапортовал он. Подражая военным, Харлампий попытался приставить винтовку к своим кривым ногам.
      — Разве мы сказали «доставь»? Тебе говорили «пригласи»! — Поднимаясь из-за стола, Сарбалахов обратил к Аргылову приветливое лицо. — О, старик Митеряй, здравствуй! Познакомься: ротмистр Угрюмов Николай Георгиевич.
      Услышав своё имя, русский военный приподнялся и лёгким кивком склонил голову, а Сарбалахов указал Харлампию на дверь:
      — Ты иди. Понадобишься — позовём.
      Харлампий нехотя повернулся и вышел, со стуком волоча винтовку по полу. Русский, презрительно скривив губы, молча проводил его взглядом.
      — Какие новости? — вглядываясь в лица хозяев, осторожно осведомился Аргылов.
      — Ждём их от вас, почтенный Митеряй. — Сарбалахов любезно усадил старика на стул.
      — Откуда новостям взяться у меня? — проговорил Аргылов, не спуская испытующего взгляда с лица Сарбалахова и пытаясь угадать: приятную или плохую весть предстоит ему услышать.
      Помолчали.
      «Мнутся чего-то. Может, беда какая…» — встревоженно подумал Аргылов.
      — Позвали зачем?.. — еле выдавил он.
      — Старик Митеряй, вы сами знаете, в чём нуждаются военные люди, — сказал Сарбалахов. — Мы пригласили вас как старшего и по возрасту, и по уму… Так что уж постарайтесь, выручите нас…
      Старика Аргылова, уверовавшего почему-то, что ему сообщат о сыне, льстивые слова Сарбалахова застали врасплох. Обрадовавшись вначале, он затем разозлился: «Только о себе заботятся, на мою беду им начхать».
      — О моём Бэлерии что-нибудь вам известно? — напрямик спросил Аргылов.
      — Н-нет…
      — Мой сын поехал с важным заданием. Вы о нём позаботились?
      — Заботимся, заботимся, да красные не тот народ, чтобы одолжить ключ от тюрьмы.
      — Не скалься! Давно ли вы обещали вызволить Валерия из беды? Что сделали? да «суох». Или вы уже вычеркнули его из живых?
      Заметив, что старик рассердился, ротмистр что-то сказал Сарбалахову. Тот пересказал разговор с Аргыловым, затем, выслушав русского, вновь повернулся к Аргылову — уже без улыбки.
      — Старик Митеряй, хотя вы и вправе сердиться, но всё же ошибаетесь: никто не намерен шутить. Все мы ходим по острию ножа. Мне могут сказать хоть сегодня: «Иди!» — и я пойду. Напрасно обвиняете нас, что не заботимся о судьбе вашего сына. Вчера направлен в Якутск человек с заданием вызволить Валерия из беды. Об этом знает также ротмистр Угрюмов.
      Ротмистр, услышав своё имя, снова закивал головой.
      «Врут! По глазам видно, что врут!» — отметил Аргылов.
      — Говорили же, что к Якутску пойдёте насквозную. Если бы поспешили, то могли бы застать в живых…
      — Потому мы и пригласили вас. Уж вы, почтенный…
      — Ладно-ладно! Как будто подговариваешь дурака…
      — Что вы, что вы? — Сарбалахов сокрушённо вздохнул, взглянул на собеседника и, уже приостывши, стал продолжать: — Так вот. Скорость передвижения зависит от наличия подвод…
      — Почему ты это рассказываешь мне? Учишь уму-разуму тупицу или выпрашиваешь у меня подводы?
      — Полноте, Митеряй, что за разговор!
      — Спрашиваете у меня подводы, так их нет у меня, подчистую забрали «товарищи». Правда, остался один конь, только на нём я сам езжу.
      — Этого не говори! Будь излишки, вы бы сами нам предложили…
      — Зачем же меня обхаживать, как девку? Я поболее твоего хотел бы спасти своего Бэлерия…
      — Желать на словах — этого мало!
      — Хватит мутить мне голову. Говори, что нужно!
      — Требуются подводы. Много подвод. Генерал Пепеляев отдал приказ, чтобы к его прибытию подводы были приготовлены. Мы должны этот приказ исполнить…
      — Затруднительно будет собрать много коней, — выразил сомнение Аргылов. — Лошадей нынче то белые, то красные требуют, да всё с угрозами. Остатки тягла у зажиточных под метёлку вычистили красные. Только бедняков обошли.
      — Бедняки ли они, голяки — нас не интересует. Нам нужны их лошади.
      — Голь на выдумки хитра — теперь они лошадей своих прячут в тайге, подальше от жилых мест.
      — Местный человек сумеет отыскать и спрятанное… Мы просим вас об одолжении, помогите собрать лошадей. Вчера наши люди вернулись с пустыми руками — все загоны оказались пустые.
      — Прихварываю я… — попробовал увильнуть Аргылов.
      — Уговоры и всё прочее мы берём на себя. Вы просто сидели бы в санях. Что-нибудь подскажете, посоветуете, где искать. К тому же поездка ближняя.
      Аргылов сидел поникнув: как тут увильнёшь? Этот отпрыск купца Сарбалаха весь в отца, подлец: ласковый, тихий, чистая сука! Обвёл вокруг пальца и завёл в тупик. Нет, нельзя Аргылову показаться людям в роли указчика!
      — Тарас, вы бы подыскали себе другого!
      — Мы доверяем только вам и надеемся только на вас. Останемся без подвод, будет плохо, уже тогда-то широко распахнутся ворота для наших бед! Каждый раз Пепеляевы объявляться не станут. Короче, придётся вам поехать.
      Считая, что разговор окончен, Сарбалахов повернулся к ротмистру и заговорил с ним по-русски. Выражая крайнее нетерпение, Угрюмов бросил несколько коротких фраз.
      Прислушиваясь к чужой речи, Аргылов задумался: обвинял их в медлительности, а они между тем торопятся — вон как приспичило, давай им подводы, как из души две души… И показалось Аргылову, что всё же нельзя не помочь. Дело даже не в совестливости, приходилось ему не морщась обделывать и не такие дела. Но сейчас Бэлерия, Бэлерия надо спасать! Поспеши Пепеляев, может, и вытащат его из беды. Если генерал проиграет войну, право слово, и жить-то не стоит. Во время засилья ревкомовцев голодранцы чересчур уж ликовали. Отобрать бы сейчас у них коней, то-то бы закрутились!