Перед картой, на которой были отмечены районы действий маки, между Черчиллем, Борисом и мной разгорелся долгий спор. Черчилль, всецело поглощенный своими итальянскими операциями, хотел ограничить помощь маки областью Савойских Альп. Пришлось убеждать его, что помощь необходимо распространить на всю юго-восточную Францию - от Севенн до Юрской возвышенности. Однако вопрос о поддержке арденнских я бретонских маки Черчилль отказался изучить, ссылаясь на то, что она будет оказана другим союзником. И последнее: мы никак не могли договориться о количестве воздушных рейдов, поскольку начальник штаба авиации пускался на всевозможные увертки, и Черчилль, которому это надоело, положил конец нашему спору;
      - Сколько оружия может быть сброшено на парашютах за один рейд?
      - Для ста человек.
      - В таком случае обеспечьте в феврале двести добавочных вылетов.
      VIII. Лондон, февраль 1944 года.
      План помощи
      На следующий день на Беркли-сквер под председательством лорда Селборна французские и английские специалисты засели за работу. С французской стороны, помимо Бориса и меня, присутствовал полковник Пасси. С британской стороны - майор Мортон, личный секретарь Черчилля, бригадный генерал Мокл Ферримэн, Спорборг, ведавший подрывной деятельностью в Западной Европе, и коммодоры авиации Истоу и Торнтон.
      Помощь, оказанная Сопротивлению в ноябре, декабре и январе, была незначительной; средства, выделенные на эту помощь, оказались недостаточными, а плохая погода свела почти на нет предпринятые усилия. Что до французской разведки, то ее главным образом занимали внутриведомственные проблемы - объединение служб, созданных де Голлем, со службами Жиро; стремление добиться торжества своих концепций вопреки Сопротивлению и избежать какого бы то ни было контроля над своей деятельностью; склоки с собратьями по британскому СОЭ. Поэтому она не стала бить тревогу, не призвала на помощь "политиков", которые начали переговоры с британским правительством и добились того, чего разведка не могла добиться.
      Подобную линию поведения, вероятно, можно объяснить тем, что разведка недооценивала Сопротивление и остерегалась его, как о том свидетельствует, например, следующая выдержка из письма генерала Бийота, начальника штаба де Голля, которое было направлено в 1942 году Спорборгу: "Мы долго строили иллюзии относительно качественного потенциала Сопротивления. В частности, мы, вероятно, переоценили значение и эффективность групп Сопротивления, стихийно возникших во Франции..."
      И сам де Голль, с головой ушедший в роль непризнанного властелина, веривший в исключительность вождей и усматривавший в народном движении лишь нелепую неизбежность, не воодушевлялся этим движением и больше пророчествовал, чем действовал.
      Тысячи французов принимали участие в партизанской войне, и тысячи французов проникались идеей народного восстания. Но англосаксонские вожди и руководители Свободной Франции остерегались "вооруженного народа". Они усматривали двойную опасность в мечтах о преобразовании мира и в революционном пути, пагубном для социального порядка. Для военных внутренняя армия была лишь огромной консервной фабрикой, готовившей солдат ко дню высадки союзников.
      И вот теперь, когда эта армия наконец приступала (весьма осторожно) к военным действиям в тылу противника, приходилось изворачиваться, бороться с непреодолимыми материальными трудностями. Вооружение маки зависело от погоды, от четырнадцати безлунных ночей, пригодных для рейдов, от числа самолетов, от количества оружия и от количества имеющихся в наличии контейнеров.
      Безлунные ночи в феврале, безлунные ночи в марте, безлунные ночи в апреле - от них зависело число вылетов, число удач (из расчета: одна удача на два рейда, впрочем, мы всегда просчитывались); число контейнеров, погруженных на один самолет (самолет в зависимости от расстояния поднимал от десяти до пятнадцати контейнеров, весом в 150 килограммов каждый); расстояние до места назначения - то есть до районов, которые мы называли R1, R2, R3, (Марсель, Лион, Монпелье), или M - Бретань, D Франш-Конте{9}... вот о чем мы говорили в те дни и таковы были условия, в которых мы осуществляли перевозку.
      В пятницу 28 января 1944 года лорд Селборн и майор Мортон потребовали от коммодора Истоу, представлявшего министерство авиации, выполнения обязательств, взятых на себя премьер-министром: "Коммодор авиации Истоу сообщает, что общие материальные средства, предоставленные министром авиации на время безлунных февральских ночей, составляют:
      а) для обычных операций СОЭ:
      20 английских самолетов ("Галифаксов") и 12 американских самолетов.
      Он рассчитывает, что на этих 32 самолетах можно будет совершить 96 вылетов.
      б) Для вооружения маки:
      2 эскадрильи "Стерлингов", по 16 самолетов в каждой, итого 32 самолета;
      к этому надо прибавить 60 вылетов, уже произведенные 38-й авиагруппой.
      Коммодор авиации Истоу рассчитывает в общей сложности на 126 удачных вылетов..."{10}
      Речь идет о том, чтобы, исходя из договоренности с премьер-министром, поставить оружие на территорию, включающую Центральный массив, Юрскую возвышенность, район Роны-Альп, Прованс, Лангедок, Руссийон. Однако средиземноморские районы трудно снабжать из Лондона, зато легко из Алжира. Поэтому я просил сделать все возможное для оснащения алжирской базы, располагающей лишь незначительным количеством контейнеров и самолетов. "...Но, согласно сообщению коммодора авиации Торнтона, чтобы достичь хотя бы 40 успешных вылетов, из Северной Африки необходимо добиться взаимодействия с эскадрильями, базирующимися на Бриндизи, которые обычно доставляют вооружение для Балканских стран. Господин Черчилль дал согласие на использование этих самолетов при условии, чтобы не уменьшились поставки оружия соединениям Тито.
      По словам майора Мортона, премьер-министр настаивает, чтобы в ближайшее время, по возможности уже в феврале, были вооружены 20 тысяч партизан маки. Между тем перечисленные операции позволят вооружить приблизительно лишь 8 тысяч бойцов.
      Необходимо, следовательно, сделать серьезное усилие в марте".
      Каждый раз, когда задача, казалось, уже была решена, возникали новые проблемы: проблема посадочных площадок во Франции; проблема оснащения рациями, в которых испытывался острый недостаток; проблема самолетов для переброски подпольщиков. Между английской и французской разведками завязался спор: первая утверждала, что количество выделенных самолетов ввиду нехватки площадок превосходит нашу возможность приема снаряжения.
      Понадобилось более внимательное изучение этого вопроса и повторное совещание на следующий день. Англичане смогли предложить только "около 120 успешных вылетов" из Лондона, "около 15 успешных вылетов" из Алжира и 40 вылетов с оружием для Сопротивления. Заинтересованные районы Франции располагали сотнями посадочных площадок, что значительно превышало потребность в них.
      Намеченных мероприятий было далеко не достаточно. Одно дело - обещать, другое - выполнять обещания. Я попросил Черчилля снова принять меня. Когда я вошел в длинный зал заседаний военного кабинета, он сидел, съежившись в кресле перед огромным столом, и поэтому казался еще меньше. Черчилль слушал Мортона и еще какого-то офицера. Офицер этот - майор Иео Томас (которого я встретил в 1943 году на Монмартре с изменившим свою внешность Броссолетом), давний житель Парижа, единственный из французского отдела СОЭ, кто мог сойти за француза. Он всегда поддерживал требования Сопротивления. "Черчилль спрашивает господина д'Астье, удовлетворен ли он?
      Господин д'Астье отвечает, что очень признателен премьер-министру за предоставленную помощь, однако считает, что она недостаточна. Действительно, на первом совещании специалистов было решено, что Сопротивление не способно принять все оружие, намеченное к сбрасыванию на парашютах, но на последующих совещаниях была неоспоримо доказана слабая активность Королевского военно-воздушного флота, отчего весьма значительные резервы Сопротивления не могли быть введены в действие.
      Мортон поддерживает господина д'Астье и подтверждает, что положение действительно таково.
      Черчилль тогда заявляет: "Может быть, помощь, оказанная Англией, еще не оправдала надежд Сопротивления, но все же вооружение 16 тысяч человек является значительной поддержкой".
      Господин д'Астье отвечает: "16 тысяч - цифра чисто теоретическая, вероятно, вооружено не больше 10 тысяч человек".
      Черчилль сожалеет об этом, но в феврале еще было трудно сделать больше. Он спрашивает комиссара внутренних дел{11}, каковы будут нужды Сопротивления в марте.
      Господин д'Астье отвечает, что программа-минимум на март должна быть вдвое больше, чем принятая на февраль. Премьер-министр соглашается с этим и диктует Мортону категорическое указание, имеющее целью удовлетворить нужды Сопротивления. "Есть ли у вас еще какие-нибудь пожелания?" - добавляет он.
      Господин д'Астье говорит, что плохая погода может нарушить ход февральских операций. Чтобы избежать этого и по возможности добиться выполнения намеченной программы, необходимо в порядке исключения предоставить добавочные средства.
      Премьер-министр велит Мортону заготовить соответствующее распоряжение. Затем он спрашивает, какова численность вооруженных бойцов маки. Господин д'Астье полагает, что она не достигает и 5 тысяч человек. Коммодор Томас подтверждает это и сам называет цифру: 3 тысячи 500-4 тысячи бойцов, добавив, что недостаток в боеприпасах вызывает еще большее беспокойство, чем недостаток оружия. Необходимо сделать добавочное усилие для снабжения отрядов боеприпасами.
      Г-н д'Астье замечает, что для поддержания морального и физического состояния бойцов необходимо сбрасывать на парашютах пищевые концентраты. Черчилль дает на это согласие"{12}.
      Покончив с делами, Черчилль оживляется, говорит о Париже, городе-призраке, в котором так приятно провести время с друзьями и который вспоминается как анахронизм. "Знаете, от кого я только что получил письмо? От Молине". Премьер-министр расспрашивает меня о некоторых из своих старых знакомых, чье поведение он не одобряет. И все же у меня создается впечатление, что ветер и классовая солидарность быстро развеют это суждение, как уже развеяли его суждение о пораженцах и предателях.
      Когда Мортон уходит, Черчилль отпускает Томаса и ведет со мной беспорядочную беседу о наших взаимоотношениях и об общей ситуации. Он набрасывает, совсем в духе Мальбрука, картину подвигов французских войск в Италии: "Они удивительны. Офицеры рвутся в бой словно бешеные - их не удержать. Ваши колониальные войска сражаются лучше, чем они сражались в 1914 году. Они снова и снова отбивают потерянные было позиции. Американцы не могут прийти в себя от удивления... Ваши дела идут хорошо, но надо быть уступчивее... Я послал очень любезную телеграмму генералу де Голлю..."
      Провожая меня до дверей, он бормочет: "Если я вас попрошу кое о чем, вы это сделаете для меня?.. Нет, нет, вам это будет неприятно. Вы не сможете этого сделать. И все же, если вы встретите генерала Жоржа, передайте ему от меня привет..." На пороге, стараясь не начинать спора о чистке, он покидает меня, повторяя: "Don't take advantage of it... don't be too nasty"{13}.
      На следующий день после моей беседы с Черчиллем лорд Селборн довел до нашего сведения письмо, составленное приблизительно в следующих выражениях: "Мне сообщают, что намеченные нами на февраль операции не проведены, несмотря на мои обещания. Считаю необходимым заявить: я придаю огромное значение вооружению маки и хочу, чтобы было сделано все для выполнения обязательств, которые я взял на себя.
      Необходимо также, чтобы заранее были подготовлены мартовские операции. Их должно быть по крайней мере вдвое больше по сравнению с операциями, запланированными на февраль.
      Операции, по различным обстоятельствам не выполненные в феврале, должны быть перенесены на март.
      До моего сведения дошло также, что маки испытывают недостаток в боеприпасах в гораздо большей степени, чем в оружии. Прошу Бас сделать все необходимое, чтобы исправить положение".
      Теперь нам оставалось надеяться лишь на безлунные ночи и хорошую погоду. Операции начались. Я получил из технического управления разведывательных служб краткое сообщение: "В последнюю ночь успешно проведено три операции, доставлено во Францию 45 контейнеров, 4 агента, 68 миллионов франков..."
      Близится полнолуние, и это повергает нас в тревожное состояние. Атмосферные условия плохие. И все же в первые четыре ночи 69 вылетов прошли успешно. Осталось десять безлунных ночей - десять возможностей...
      Среди телеграмм из Франции получен сигнал бедствия - SOS. Это случилось впервые. Сразу возникают новые проблемы, появляются новые заботы: "Срочно. Атака маки Верхней Савойе очень опасна ввиду укрепления репрессивных сил десятью тысячами немцев. Даем приказ поддержать Савойю. Настоятельно просим присылать десантные войска, оружие, особенно ручные пулеметы, помочь авиацией. Поражение Верхней Савойе чревато серьезными последствиями для всего Сопротивления. Веркор уже сегодня под угрозой крупного наступления. Готовы выдержать борьбу, но чрезвычайно нуждаемся срочной помощи. Дотри".
      Перед лицом грозящей опасности я требую исключи-, тельных мер: дневных сбрасываний на парашютах, бомбардировок немецких колонн "Москитами" и использования французских авиадесантных частей. Британцы весьма сдержанно относятся к моим предложениям. Вопрос должен решаться Верховным главнокомандующим, и я напрасно пытаюсь привлечь к этой проблеме внимание премьер-министра. Несмотря на мои настойчивые призывы, бесконечные совещания ничего не дают. Я нахожу поддержку лишь у лорда Селборна.
      Об этой неделе у меня сохранились плохие воспоминания: тактическая поддержка отложена на неопределенное время, пока всеобщая помощь маки не дала почти никаких результатов.
      К девятому числу, когда осталось несколько безлунных ночей, лишь одиннадцати самолетам из ста восьми удалось выполнить задание. Число потерянных самолетов превышает норму. Службы СОЭ действуют менее охотно.
      Мне оставалось попытаться нагнать февральское опоздание в марте. Наше последнее совещание на Беркли-сквере закончилось составлением протокола, подтверждающего несостоятельность союзников, смягченную, однако, новыми обещаниями: "Господин Эммануэль д'Астье спрашивает, получен ли ответ на вопрос относительно дневных операций по сбрасыванию на парашютах, который он поставил на последнем совещании. Он настаивает также на фоторазведке, которая позволила бы произвести бомбардировки для оказания поддержки маки.
      Коммодор Истоу заявляет, что в настоящее время подготовляется карта районов действия немецкой истребительной авиации. Это позволит принять решение с полным знанием обстановки. Он сомневается в возможности производить сбрасывание вооружения и прочего днем и считает, что подобные операции весьма трудно наладить.
      Добиться на рассвете синхронных действий бомбардировщиков из Лондона и истребителей с Корсики, по его мнению, весьма сложно, к тому же на Корсике нет истребителей. Опыт показал, что с бомбардировщиков, оборудованных для сбрасывания на парашютах, приходится снимать часть обычного вооружения. Благодаря этому они становятся весьма уязвимыми. Были случаи, когда самолеты, вылетевшие для проведения сбрасывания на территорию Польши, на заре оказывались над Германией.
      Лорд Селборн предлагает, чтобы руководство Сопротивления указало какой-нибудь горный массив или плато, на котором можно было бы осуществлять массовые сбрасывания на парашютах, не зажигая сигнальных огней на земле. Сопротивление будет запрошено об имеющихся в этом смысле возможностях...
      Майор Мортон заявляет, что премьер-министра интересует только конечный результат. Когда он узнает, что из 165 вылетов только 11 завершились успехом, он будет рассматривать операцию по доставке вооружения маки как провалившуюся.
      Коммодор авиации Истоу докладывает о программе на март. Согласно указанию премьер-министра, число вылетов в марте следует по меньшей мере удвоить по сравнению с числом вылетов в феврале. Для этого нужно еще 44 самолета. Между тем дело обстоит следующим образом.
      Обученных экипажей: на самолетах "Галифакс" - 20, то есть 60 вылетов; на самолетах "Либерейтор" - 12, то есть 36 вылетов.
      Необученных экипажей (в феврале): на самолетах "Стерлинг" - 32, то есть 96 вылетов; в 38-й авиагруппе - 60 вылетов.
      Увеличение материальных средств в марте.
      Соединения бомбардировщиков: дополнительно 33 "Стерлинга", то есть 99 вылетов; 12 "Либерейторов", то есть 36 вылетов; за счет 38-й авиагруппы еще 30 вылетов; предположительно 15 "Стерлингов", то есть 45 вылетов. Принимая во внимание, что премьер-министр предполагал в феврале 126 вылетов, в марте можно легко достичь 252 вылетов. Дополнительные средства, выделенные на март, помогут восполнить февральский дефицит.
      Коммодор авиации Истоу заявляет, что начальник американской авиации в Северной Африке Икер предупредил его о своем согласии перебросить 9 самолетов из Бриндизи в Северную Африку, чтобы увеличить число рейдов над Францией, но у него нет соответствующих инструкций от командования. Инструкции будут запрошены в Вашингтоне"{14}.
      Я возвратился в Алжир. Самолеты и снаряжение, предоставленные там Сопротивлению, должны были позволить с меньшими трудностями снабжать юг Франции: расстояние оттуда меньше, ночи там лучше, и немецкая оборона слабее. Каждый раз, когда я покидаю Лондон, у меня создается впечатление, что я оставляю реальный, разумный мир, существующий по законам бесконечной войны, большое спортивное соревнование, которое ведется методично и с подобающим аскетизмом. Плохое настроение, бешенство, вызванные различного рода неудачами, и бессилие здесь неуместны. К тому же у меня появлялось такое чувство, будто я удаляюсь от Франции, лишаюсь возможности узнавать быстрее доходящие до Лондона вести из подполья, откуда в феврале до меня донеслась последняя весточка: От Клеанта{15} Мерлену{16}:"Бюро Совета Сопротивления приняло следующую резолюцию: БСРА вопреки решению Национального Совета Сопротивления и ЦК Сопротивления решило не допускать выдачи оружия сражающимся патриотам. Ввиду того что потайные склады оружия постоянно обнаруживаются немцами, а для патриотов, борющихся против гестапо и милиции, требуется оружие, ожидаем срочного аннулирования телеграммы БСРА за No 76 от 26\12. Ниже комментарий Клеанта:
      Это решение является выражением длительного недовольства всех групп Сопротивления недоверием и отказом со стороны САП, и особенно БОА{17}, распределять оружие и их попытками толковать вышеупомянутую телеграмму БСРА как указание ограничить выдачу оружия".
      Я оставляю все это, оставляю лондонские краски - и багряную тоже, которые вспыхивают в низко нависшем туманном небе, и снова направляюсь к солнцу, чтобы опять очутиться в обстановке маскарада, где некоторые то с большим, то с меньшим успехом стараются воплотить в себе власть покинутой страны.
      IX. Алжир, февраль - март 1944 года.
      Странная война
      В Алжире меня ожидали новые трудности. На этот раз причиной тому были не союзные, а французские службы. Но это другой рассказ, другой спор, о котором упомяну лишь вкратце, поскольку это прольет свет на наши взаимоотношения с Черчиллем, представляющие интерес для истории.
      Французская разведка изменила свои инициалы: из БСРА она превратилась в ДЖСС{18}. Ею руководил новый гражданский начальник - Сустель. Но дух ее отнюдь не изменился. Организация во главе со своим отцом Иосифом полковником Пасси - осталась столь же замкнутой.
      Правда, в Алжире был создан Комитет действия во Франции - маленькая, узкая организация для руководства операциями на оккупированной территории. Председательствовал в этом Комитете де Голль, в него входили Ле Трокер (военный комиссар), Мендес-Франс (комиссар финансов) и я. В нем также принимали участие: генерал Жиро, генерал Бийот, генеральный секретарь Комитета Национальной обороны, и Сустель.
      Собирался Комитет редко. Большинство входивших в него людей имело весьма приблизительное представление о партизанской войне, проявляло к ней незначительный интерес и относилось с пренебрежением к вопросам, связанным с этой войной. Первые заседания были посвящены главным образом ликвидации склок между службами генерала де Голля и генерала Жиро, распределению обязанностей и составлению планов действий.
      Эти скучные совещания предоставляли де Голлю случай для произнесения исторических речей, которые всех радовали. Например, его ответ Жиро, когда последний выразил протест против присутствия на совещании гражданского чиновника Сустеля: "Если это вас шокирует, мой генерал, его можно одеть в генеральский мундир..."
      Однако Комитет действия, такой, каким он являлся тогда, не мог рассеять неприятного чувства, которое оставалось от деятельности разведок во Франции, в Лондоне и в Алжире. Сохраняя некоторые иллюзии, я попытался было предпринять кое-какие шаги в отношении руководящих лиц, а затем и общего руководства. Но безуспешно.
      Единственным желанием как Сустеля, так и Пасси было ускользнуть от какого бы то ни было политического контроля. Де Голль, их повелитель, облек их своим доверием, и они не желали ни перед кем отчитываться. Полновластные хозяева всей подпольной работы во Франции и всей агентуры, они доводили до нашего сведения лишь то, что хотели довести{19}.
      Вскоре я добился декрета, принятого Комитетом на заседании 3 марта, который устанавливал порядок взаимоотношений различных отделов разведки с Комиссариатом внутренних дел: Статья 1. Комитет действия во Франции настоящим определяет функции комиссара внутренних дел в вопросах, относящихся к действиям во Франции.
      Статья 2. Комиссар внутренних дел через Генеральное управление разведывательных служб берет под свой контроль все отделы, занимающиеся Францией, и, следовательно, он вправе требовать представления ему любых сведений и документов, относящихся к действиям во Франции, исходящих или полученных этими отделами.
      Статья 3. В рамках решений, принятых Комитетом действия во Франции, комиссар внутренних дел вправе руководить отправкой во Францию гражданских миссий. Связь с организациями Сопротивления также входит в его компетенцию.
      Статья 4. Мероприятия, связанные с военными действиями и способные оказать влияние на отношения с организациями Сопротивления или иметь какие-то политические последствия, доводятся до сведения Комиссара внутренних дел. В случае если по поводу таких мероприятий с его стороны возникнут возражения, решение по спорному вопросу будет вынесено Комитетом действия...
      Однако декрет этот, подписанный де Голлем, Ле Трокером и Жакино, так и остался на бумаге, зато подействовал на соответствующие отделы, как красная тряпка на быка. Ампутированные телеграммы продолжали поступать ко мне с опозданием; о прибытии или отправке миссий меня больше не уведомляли.
      Мне казалось, что я сделаю шаг вперед, если добьюсь, чтобы к Пасси был прикомандирован представитель Сопротивления. Этим представителем должен был стать Раймон Обрак, чье мужество и инициатива ни у кого не вызывали сомнения. Однако назначение Обрака, к которому де Голль отнесся враждебно, не состоялось. Оно было отклонено Комитетом во время одного из моих пребываний в Лондоне, после того как выступили Анри Френе и Рене Мейер, заявившие, что в Комиссариате внутренних дел работает слишком много евреев. Так в Алжирском комитете проявился постыдный расизм, жертвой которого стал герой Сопротивления, а выразителем - очень влиятельный еврей{20}.
      Наконец положение так обострилось, а Пасси так зарвался, что я вынужден был подать в отставку и просить генерала де Голля либо принять ее, либо отстранить Пасси от руководства разведкой. Генерал сделал вид, что соглашается, но тут же назначил Пасси начальником штаба генерала Кёнига, а несколько недель спустя подчинил руководству Кёнига все специализированные на работе во Франции отделы лондонской разведки.
      Пришлось работать в таких условиях. Службы Комитета действия во Франции в тот период возглавляли, безусловно, прилежные, но все еще не пришедшие в себя от удивления полковники. В училище они не изучали партизанскую войну и писали теперь учебные пособия по ее ведению, составляли плавы и рапорты. Многие товарищи были бы поражены сегодня, читая эту военную литературу: план "Кайман", рожденный эрудицией отличника военного училища, или "рапорт о саботаже", составленный службами Рене Мейера, министра транспорта, имевший целью скорее сохранение подвижного состава, чем приведение его в негодность.
      Так от одной странной войны мы переходили к другой, и алжирская гора, к которой были обращены взоры Сопротивления, каждую неделю рождала мышь.
      Теперь окончательные результаты февральских безлунных ночей были у меня перед глазами: 160 вылетов, из них 58 удачных. А вот что они значили или должны были значить - для Сопротивления: 48 тонн взрывчатки, 11 тысяч автоматов, 7 тысяч револьверов, около 50 тысяч гранат и, кроме того, небольшое количество тяжелого снаряжения.
      Приблизительный итог периода, когда мартовская луна пошла на ущерб, куда лучше: 372 попытки, из них 142 удачных; только лондонская база переправила 250 тонн оружия и боеприпасов. Но надо было положить конец деятельности отдельных офицеров, которые создавали тайные склады оружия, а также изменить систему распределения этого оружия, слишком часто основанную на политических симпатиях и антипатиях распределяющего{21}.
      До самого конца подпольной борьбы разведка старалась напустить побольше тумана... И ни бог, ни черт, ни сам де Голль не могли найти концов в этом тумане.
      Благоприятное для военных операций время года вселяло в нас счастливые надежды.
      На Востоке весеннее генеральное наступление советских войск закончилось форсированием больших рек. На юге были окружены десять немецких дивизий, граница Буковины перейдена, советские войска подходили к границе Чехословакии. В Италии линия фронта стабилизировалась. На Германию англосаксы обрушивали теперь по тысяче - тысяче пятисот самолетов в один рейд, сбрасывавших до трех тысяч бомб... Однако основная надежда французов была на обещанный второй фронт, который никак не открывался.
      В Алжире, помимо работы Ассамблеи, занятой вопросом организации власти на местах после освобождения Франции, большие волнения вызывали процесс вишийского министра внутренних дел Пюшё и вероятный уход генерала Жиро, чье поведение во время процесса поразило даже его лучших друзей.
      На следующий день после казни Пюшё я ожидал на вилле "Глицинии" приема, во время которого должен был перед своей новой поездкой в Лондон переговорить с де Голлем. Из кабинета де Голля вышел Ле Трокер. Де Голль был бледен. Прежде чем вынести окончательное решение, он провел беспокойную ночь. Он мне сказал буквально следующее: "На наших руках кровь. Надо сплотиться и работать, работать..." Что до меня, то я думал о драме французов, о тех, кто нес за нее ответственность, о других смертях и бедах, о другой крови.
      За несколько дней до того я получил из Лондона от начальника моего кабинета Жоржа Бориса следующую телеграмму: "На Беркли-сквер состоялось совещание. В результате сообщения, сделанного ближайшим сотрудником Вашего именитого собеседника{22}, стало ясно, что последний изменил свою точку зрения на поддержку со стороны Сопротивления: он больше не рассчитывает на действия маки, подобные операциям Тито.
      Принимая во внимание вышесказанное, он оставляет на усмотрение верховного командования вопрос о помощи, которую следует предоставить маки. Тем не менее он все же не отказывается от своих прежних обещаний, считая, что программа на март уже не подлежит никаким изменениям.
      Итак, помощь в апреле и в последующие месяцы зависит скорее от Верховного главнокомандующего, чем от Вашего именитого собеседника. Мнение же Верховного главнокомандующего предположительно следующее:
      1. Желательно усилить постоянные удары по коммуникациям противника.
      2. Желательно всячески мешать переброске тактического резерва противника в момент высадки.
      3. Желательны согласованные действия всех партизанских отрядов в нужный момент.
      Англичане полагают, что в связи с параграфами 1 и 2 дальнейшее вооружение партизанских отрядов весьма полезно".
      Лишь значительно позже я понял внезапный и мимолетный интерес, проявленный Черчиллем к маки Южной зоны.
      В декабре 1943 года, за несколько недель до наших переговоров в Марракеше, состоялось Тегеранское совещание.
      На этом совещании Черчилль обязался провести весной или летом на французской стороне Ламанша операцию, названную "Оверлорд". Кроме того, было высказано мнение о желательности вспомогательной операции на юге Франции или в Адриатическом заливе, которая будет предшествовать операции "Оверлорд". В конце концов, как об этом пишет Черчилль в своей книге "Вся правда должна быть сказана", Рузвельт высказал следующие соображения: "Президент тогда заметил, что следует обратить сугубое внимание на хронологическую последовательность операций. Любая операция в восточном Средиземноморье отодвинет, по всей вероятности, "Оверлорд" на конец июня или июля. Лично он был против такой оттяжки, если можно ее избежать. Он предложил, чтобы эксперты изучили возможность нанести удар на юге Франции в период, предложенный Советским правительством, то есть до "Оверлорда", придерживаясь при этом основного принципа: указанная операция должна состояться в условленные сроки.
      Москва ответила: опыт двух последних лет научил Советы, что большое наступление редко дает положительные результаты, если оно ведется только в одном направлении. Предпочтительно вести наступление по двум или нескольким направлениям. Противник, в таком случае, будет вынужден рассредоточить свои силы, и несколько атак, произведенных в непосредственной близости одна от другой, могут быть сконцентрированы в один удар, что увеличит силу наступления в целом. По ее мнению, эту тактику можно с успехом применить и в данном случае.
      В принципе такая точка зрения не вызывала с моей стороны возражений".
      X. Лондон, апрель 1944 года.
      Лицевая сторона и изнанка