- Чего ты так боишься? - рассмеялась она. - Нет, я просто умру со смеху! Не спеши так, под ноги я тебе кидаться не стану. Хай сдал номер, можешь войти. Ну и физиономия у тебя!..
      Я улыбнулся ей и открыл дверь в кабинет Мэйсона. При виде меня, хотя скорее следовало бы сказать, при виде моей сумки, он раздвинул губы, что в данном случае означало улыбку. Я сел и положил сумку на стол. Хай наклонился и достал из стола два бокала. Он терпеть не мог пить виски из картонных или пластиковых стаканчиков, что было весьма распространенным обычаем в конторах, и с этим обычаем он боролся как только мог. А мог он многое, вследствие чего в редакции "Дневных новостей" пили с изяществом. Хай нажал кнопку интеркома и сказал:
      - Сара, я...
      - Занят, знаю. Ведь я видела новую сумку Оуэна, - прервала она его.
      Мэйсон отключился и подмигнул мне.
      - Она просто феноменальна, - сказал он, и слова его были совершенно искренни. - Без нее мне давно бы пришел конец. Если бы она вдруг захотела уйти, я был бы готов дать ей жалование выше своего, поскольку она нужнее здесь, чем я. Я скорее женюсь на ней, но не отпущу.
      - Она об этом знает? - спросил я, наливая в его бокал.
      - Конечно.
      - Тогда почему она не пытается уйти?
      - Честно говоря, не знаю. Какая-то загадка женской души. Ну! - Он поднял бокал.
      Мы оба сделали по большому глотку. Хай больше всего ценил первый глоток, последующие уже не столь приходились ему по вкусу. Когда-то я этого не понимал, потом, какое-то время спустя, вынужден был признать, что во многом он прав.
      - Ну?
      Я поднял бокал и посмотрел сквозь золотистую жидкость на окно. Свет завяз в сосуде, но подрагивал, пытаясь освободиться.
      - Лиретта Ней. Меня интересует то, чего я могу о ней не знать.
      - Aга! Ну что ж... Это тоже женщина, душа которой полна тайн. Тебя интересует вся ее биография? - Хай смочил губы в бокале, а потом, словно желая быстрее с этим покончить, залпом выпил остальное.
      - Пусть будет так...
      Он ненадолго задумался.
      - Двадцать шесть лет. Родилась на юге. Родители разведены, воспитывал отец, директор приюта. Когда-то говорили, что пребывание вместе с теми детьми наложило отпечаток на Лиретту и ее игру, что якобы из-за этого она столь мягкая, пронзительная. Не знаю... в приюте была самодеятельность и все такое... Ну, ты понимаешь...
      Я кивнул, допил свой виски и схватился за бутылку. Хай покачал головой и полез в стол. Достав точно такую же бутылку, он откупорил ее, налил и с удовольствием отпил глоток.
      - Потом ее встретил некий Хикс и сунул в фильм Дента "Страшный полдень". Тут и открылся ее талант, и Хикс продал ее Гибсону. Он до сих пор ходит оплеванный, а Гибсон вообще перестал работать и занимается только своей звездой, но должен признать, что получается это у него превосходно. Каждый ее фильм приятно отягощает их карманы.
      - А что насчет той внезапно случившейся с ней перемены?
      - Где-то тринадцать месяцев назад она исчезла. Гибсон поднял шум, поставил на ноги полицию по всей стране. Сперва мы думали, что он решил с помощью шума в прессе сдуть пыль со звезды - это никогда не помешает - но оказалось, что она и в самом деле пропала. Публике мы скармливали что могли - будто какой-то поклонник похитил ее и держит где-то в деревне, потом греческий миллионер, потом разные варианты мести бог знает за что. Меня от всего этого тошнило, но приходилось печатать, поскольку другие тоже не отставали. Через две недели ее нашли в летнем домике в Маннаха-Бич.
      - Домик, конечно, до этого проверяли?
      - Ясное дело! Она сказала, что ничего не помнит, оказалась в больнице на обследовании, у нее взяли столько анализов, что, кажется, даже пришлось делать переливание, чтобы восполнить потерю крови, и ничего не вышло. Она вернулась домой и сразу же уехала в длительный отпуск. Гибсон постарел на десять лет, боясь, что ему придется вернуться к обычной работе, истерия публики закончилась, уже зажигались новые звезды, а Лиретта отказывалась выйти на съемочную площадку. Потом она вернулась и сразу же стала причиной скандала - это ты, наверное, помнишь?
      - Гм... помню, но каждый рассказывал по-своему, так что я так и не знаю, что там было на самом деле.
      - Пытки! Садизм. Вот что было на самом деле. - Мэйсон поудобнее развалился в кресле, ожидая должного эффекта. Я должен был по крайней мере присвистнуть. Так я и сделал, хотя мне мешала сигарета, которую я только что сунул в рот.
      - Она обустроила такой подвальчик, что сам Торквемада бы ей позавидовал. Она и еще две куколки обработали там полтора десятка человек, прежде чем дело начало дурно пахнуть. Платила она щедро, но, когда они сделали одной из клиенток клизму из бочки с электролитом и та сыграла в ящик, кто-то проболтался. Но проболтался столь аккуратно, что шум действительно был, но неизвестно, по какому поводу. Впрочем, никто бы не поверил, что нежная мисс Ней - садистка самого тяжелого калибра. Едва все немного утихло, она сделала это еще раз; жертва, к счастью, осталась жива, и скандал был не столь громким.
      - Погоди, погоди! А что полиция? Где это было?
      - В Юте. Полиция - ничего, поскольку те две взяли вину на себя. Им еще осталось по семь лет за решеткой.
      Мэйсон покачивался в кресле, гордый собой. Я выпустил в потолок длинную струю дыма, превращавшуюся в большое облако у самой лампы. Хай перестал раскачиваться и оперся локтями о стол.
      - Что-нибудь еще?
      - А есть еще что-нибудь? - ответил я вопросом на вопрос.
      - Собственно, ничего. На экране она стала другой - это ты знаешь. Она перестала быть невинной добродетелью, начала быть собой. Но это тоже понравилось зрителям, они и дальше толпами идут на каждый ее фильм, хотя не всегда те же самые. Впрочем, это не беспокоит ни ее, ни ее импресарио зритель это зритель, лишь бы у него были баксы.
      - Какие-нибудь сплетни?
      Он слегка поморщился и задумался. Постучал ногтем по пустому бокалу, но, когда я хотел налить, остановил меня жестом руки.
      - Она уволила свою старую горничную. Симпатичная старушка, но от интервью отказалась. Видимо, она все еще любит свою хозяйку и не хочет причинять ей вреда. Мы оставили ее в покое.
      - Я хотел бы с ней побеседовать, дай адрес.
      Он наклонился к большому терминалу, встроенному в правую сторону стола, постучал по клавишам и, распечатав текст, смял листок и небрежно бросил его в мою сторону. Я поймал его и, не разворачивая, спрятал в карман. Зная, что сейчас он меня не отпустит, я снова закурил и стал ждать. Молчание несколько затянулось, но наконец он безразличным тоном спросил:
      - Скажи, зачем тебе это?
      - Еще сам не знаю. В самом деле.
      - Так я тебе и поверил. Стал бы ты так просто покупать "Тома"! - Он фыркнул и посмотрел на меня взглядом, не оставлявшим сомнений.
      - Ты же знаешь - если бы у меня что-то было, оно было бы и у тебя. В наших отношениях ничего не поменялось. - Я встал и потянулся до хруста в суставах. - Пока!
      Я повернулся и вышел, подняв вверх палец. В приемной я немного поколебался, но, в конце концов, это нужно было сделать.
      Я остановился рядом с Сарой. Она удивленно посмотрела на меня.
      - Можно тебя кое о чем попросить? Это для меня очень важно.
      - Говори, - спокойно сказала она, вовсе не удивившись. У меня мелькнула мысль, что все вокруг прекрасно владеют собой и здраво рассуждают, лишь я один дурной, как козел.
      - Я бы хотел, чтобы ты позвонила по одному номеру через несколько дней и занялась человеком, который там находится. Хорошо?
      - Конечно. Какой номер? - Она запустила органайзер.
      - В том-то и дело, что сейчас я тебе этого сказать не могу. Знаешь... Только если я не позвоню через четыре дня, тогда позвонишь ты.
      Она встала из-за стола и отошла от окна. Склонившись над клавиатурой, я ввел номер телефона в лесном домике, велел назвать "Маски" Гармонта, и запрограммировал звонок через сто часов. Потом отошел от стола и поблагодарил Сару. Она хотела что-то сказать, но не успела - я вышел и направился к лифту. В автомобиле я развернул бумажный комок. Эльза Кинг жила рядом со мной, и я поехал слегка кружной дорогой, чтобы миновать свою улицу. Остановившись на парковке перед супермаркетом, я вошел внутрь и смешался с толпой вокруг маленькой сцены, на которой полуодетая мулаточка выла что-то о превосходном кофе, то и дело швыряя пакетики в толпу. Я протолкался на другую сторону, петляя, добрался до противоположного выхода и вышел почти напротив дома, номер которого сообщил мне терминал Мэйсона. Миссис Кинг жила на самом верху, над офисом маленькой компании "Ли Квинтон", что свидетельствовало о том, что Лиретта Ней не была чересчур щедрой. Или миссис Кинг была исключительно скупой. Второе оказалось неправдой. Как только она открыла дверь, окинув меня внимательным взглядом и слегка наморщив от удивления лоб, я отбросил все подозрения относительно ее бережливости. Это каждой мелочью подтверждала ее квартира, маленькая и чистенькая, хотя слегка неубранная.
      - Прошу прощения за беспорядок, но я послезавтра уезжаю и постепенно собираюсь. Я нашла работу недалеко от города, где живет моя дочь. Наверное, переберусь туда насовсем, но сначала хочу посмотреть, что и как. Но у вас ко мне какое-то дело, даже я знаю, что детективы не ходят просто так по домам... - Она смотрела на меня с нескрываемым любопытством, словно не до конца разглядела еще в дверях.
      - Вы работали у мисс Ней, верно?
      Она вздрогнула, словно от испуга, стиснула кулаки и воинственно задрала подбородок.
      - Ничего не скажу! Не позволю повредить девочке! - пискнула она.
      - Вы меня неправильно поняли. - Я состроил обиженную гримасу. - Я вовсе не хочу причинить ей какой-либо вред. У меня есть основания считать, что нехорошие люди каким-то образом принуждают мисс Ней совершать поступки, которых она никогда в жизни бы себе не позволила. Не знаю, как они это делают, может быть, шантаж...
      Она смотрела на меня с все возрастающим доверием и в конце концов не выдержала:
      - Наверняка все так, как вы говорите! Ведь она бы и мухи не обидела! Она чистый ангел, а журналисты такое о ней пишут, что даже читать страшно. Наверняка с ней что-то сделали. - Она заломила руки. - Пожалуйста, защитите ее!
      - Потому я и здесь, миссис Кинг. Но я слишком мало знаю, у меня только разные подозрения. Вы можете мне помочь. - Я доверительно наклонился к ней: - Кто-то может ее шантажировать?
      - Упаси Господи! Чем?
      - Вы ее давно знаете?
      - Почти с рождения. Я нянчила ее с двухлетнего возраста. Потом вела хозяйство у мистера Нея, когда Лири выросла. А когда приехала сюда и у нее хорошо пошли дела, она взяла меня к себе, и с тех пор я всегда была с ней. Она всегда была... такая... - Она начала всхлипывать, оглядываясь в поисках платка. Я пошел в ванную и принес ей несколько.
      - А что насчет того исчезновения? Может, ее похитили?
      - Не знаю... Лири говорила, что потеряла память, что ничего не знает и не помнит. Будто она неожиданно очнулась в своем домике и потом ее нашел какой-то мужчина.
      - А потом она изменилась, да? - Я пытался вытянуть из нее как можно больше, опасаясь, что ей вдруг станет жаль свою принцессу и она замолкнет.
      - Она была больна, - убежденно ответила старушка. - Она очень переживала. Сначала больница, потом она отдыхала дома, но что это за отдых? Все время кто-то приходил, журналисты бродили вокруг дома и снимали. В конце концов мистер Гибсон отправил нас в отпуск. Но Лири постоянно нервничала, у нее все из рук валилось, она всего боялась. Так продолжалось месяца два, а потом стало получше, только... - Она прижала платок к лицу. Я немного подождал и спросил:
      - Может, кто-то у нее побывал, и с этого все началось?
      - Откуда?.. Она никого не принимала, не отвечала на телефонные звонки. Только однажды сказала, что устала и хочет, чтобы я ушла. Заплатила мне за год вперед, и все... Я себя плохо почувствовала и была там еще один день, и Лири страшно на меня из-за этого разозлилась. Я ее понимаю... - Она скривила губы, словно маленькая девочка. Я понял, что она не скажет мне ничего, что, по ее мнению, могло бы повредить Лиретте.
      - Она выбросила своего любимого мишку на помойку... - пробормотала Эльза Кинг.
      - Откуда вы знаете?
      - Я нашла его там и забрала. Хочу его как-нибудь при случае отдать, наверняка она по нему скучает.
      Не мог же я сказать несчастной, что ее солнышко теперь любит потрошить живых куколок. Я встал.
      - А может, вы ей его отдадите? Вы с ней увидитесь?
      - Ну... да. Конечно, могу отдать.
      Она засеменила в другую комнату и вскоре вернулась с солидных размеров медведем-коалой, каких тысячи в Австралии и Гонконге.
      - Я его немного почистила. Отдадите?
      - Обязательно. Спасибо за беседу. - Я вынул медведя из ее руки, видя, что она начинает колебаться.
      - Я буду молиться, чтобы вам все удалось.
      Не открывая больше рта, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость, я поклонился и быстро вышел. В лифте я поднял с пола надорванный пластиковый пакет и сунул туда мишку. Выйдя, я купил в киоске газету и в который уже раз просмотрел объявления. Снова ничего. Бросив газету в урну, я пошел к машине. Несмотря на все усилия, я не мог отыскать в голове никаких идей на сегодня. Поехав куда глаза глядят, я добрался до открытого кинотеатра, заплатил за въезд, включил звукоусилитель и откинул спинку кресла. Устроившись поудобнее, я ткнул в кнопку вентилятора, чтобы дым не мешал смотреть, и, закурив, стал ждать конца фильма, начала которого не видел, поглядывая по сторонам. Машин было не слишком много, да и те, стоявшие тут и там, выглядели пустыми. Какая-то тень промелькнула позади моей машины; не меняя позы, я сунул руку в щель между креслами и сжал рукоятку "биффакса". Кто-то постучал в боковое стекло, я повернулся.
      - Тебе не холодно, котик? - Отвратительно размалеванная рыжеволосая девица наклонилась к окну, демонстрируя обширный бюст. Я отрицательно покачал головой. - Дай хотя бы сигарету, - не унималась рыжая.
      Я достал пачку, опустил стекло и, подавая ей сигареты, спросил:
      - Что сегодня идет?
      Рыжая прикурила от моей зажигалки и выпустила дым над крышей. Она вела себя очень культурно, этого я не мог не признать.
      - Старые комедии, Лорел и Харди, Чаплин, Китон, Меник, братья Маркс, Кодисил и Рэмбо. Мне нравится.
      Она отошла на несколько шагов и встала на цыпочки, пытаясь найти какую-нибудь машину, владелец которой был бы занят только созерцанием экрана. Свет фар сзади падал ей на плечи; она быстро сорвалась с места и поспешила к новому клиенту. Девочки с хорошим киношным вкусом. Работа формирует интересы. Обернувшись, я увидел, что в той машине отопление, видимо, работает похуже моего, поскольку она почти сразу же села в нее, а затем снова устремил свой взгляд на экран.
      Когда я подъехал к гостинице, было двадцать минут девятого. Под предлогом, что мне нужно поставить машину на парковку, я вошел в холл через задний вход и, стоя в дверях, огляделся по сторонам, хотя это и не имело особого смысла. Субъект, с каблуком которого я имел счастье близко познакомиться, завалил всю работу, и приятели наверняка отправили его на дно океана с ведром бетона на ногах. Однако я все же решил не пренебрегать разумной осторожностью.
      Стараясь не слишком бросаться в глаза, я прошел через холл и вошел в ресторан, где быстро поужинал, после чего переместился в бар. Втиснувшись в угол между колонной и стеной, я позвал бармена и заказал мартини с двойным лимоном. Присев на табурет, я сделал глоток из высокого стакана.
      - Ну и везет же мне! - послышалось сзади.
      Несколько секунд я сидел неподвижно, надеясь, что эти слова обращены к кому-то другому. К сожалению, повезло в данном случае не мне. Почувствовав легкое прикосновение к плечу, я обернулся.
      Лиретта Ней, лауреат платинового "Оскара", садистка и неблагодарная душа, наверняка была великой актрисой. Тот, кто в состоянии был забыть разыгравшуюся несколько часов назад сцену и стоять с невинной миной, искренне радуясь встрече, заслуживал подобного определения - или я не Оуэн Йитс, частный детектив, охотник за двойниками.
      - О! - удивился я. Я полагал, что сыграл неплохо, но Лиретта быстро развеяла мое заблуждение.
      - Не притворяйся. Ты на меня злишься, и ты прав... Слипинг! - бросила она бармену, и тот невозмутимо отошел, но я столь же невозмутимым оставаться не мог. Она посмотрела на меня и рассмеялась. - Сейчас ты, по крайней мере, ведешь себя искренне... Я могу тебя называть по имени? Можешь звать меня Ли, или Лир, или как хочешь. - Она не глядя взяла поставленный перед ней барменом низкий широкий хрустальный бокал со светло-желтой жидкостью и слегка смочила в ней губы. - Я вела себя ужасно, я знаю, но ты, пожалуй, еще хуже.
      Я чувствовал, как моя броня плавится и стекает на пол под взглядом серых глаз. Сосредоточившись на коктейле, я допил его и кивнул бармену.
      - Не о чем говорить, - медленно сказал я, ничего не уточняя.
      - Может, и так. Я только хотела тебе объяснить, что я не такая же, как на экране - это я, наверное, могу? А все ожидают, что я именно такая, как Эйли из "Детей осени".
      - Что ты не такая, я уже знаю, - буркнул я, наблюдая за приближающимся барменом.
      - Я и не извращенная садистка, как пишут в газетах, - совершенно спокойно ответила она.
      - Ясное дело. - Я затушил сигарету и взял стакан. - Скажи это той, которой ты сожгла внутренности. И тем двум, которые смотрят сейчас на небо в крупную клетку.
      - Все это чушь, но я не могу ничего доказать. - Она сказала это так, что если бы я не знал, кто она по профессии, то тут же отмел бы всяческие подозрения и немедленно извинился бы за минутную слабость. Я не смотрел на нее, сосредоточившись на ее словах. Легче почувствовать фальшь в голосе, чем во взгляде, впрочем, большинство лжецов выдает выражение лица. А она либо говорила правду, либо была исключительной лгуньей, и я склонялся ко второму. - Я окружена ложью и чаще всего говорю и делаю то, чего от меня ожидают. Твоя глупая история... Я в нее вовсе не поверила и подумала, что у тебя какая-то другая цель. А поскольку ты мне понравился, я решила, что мы могли бы провести какое-то время вместе. Может быть, я неверно тебя оценила... Во всяком случае, мне хотелось бы, чтобы мы стали друзьями, спокойно закончила она.
      Я посмотрел на нее. Она наверняка была не глупа, и потому все это не было похоже на шитую белыми нитками ложь, скорее... Скорее, черт побери, на правду! Она явно почувствовала, что я начинаю поддаваться, поскольку добавила:
      - Ничего больше сказать не могу, мне нечем оправдаться.
      Она несколько перестаралась, но была столь обрадована успехом, что даже не заметила выражения моего лица. А оно явно изменилось, ибо меня давно уже никто так не гипнотизировал... Нет! Недавно! Груки! Неплохой дуэт... Я позвал бармена и спросил, не найдется ли у него пачки "Дромадера". Вскоре он принес сигареты, я открыл пачку и предложил сигарету Лиретте. Она отказалась, все еще грустная, непонятая, обиженная, предающаяся воспоминаниям о сыплющихся на нее несчастьях.
      - Не знаю, что обо всем этом думать, - задумчиво сказал я.
      - Понимаю. - Она посмотрела на меня так, что три четверти мужского населения - впрочем, как и я сам пять минут назад - пали бы перед ней ниц, умоляя позволить им поцеловать краешек ее платья.
      - Сомневаюсь. Ты должна была бы быть мужчиной. - Я кивнул бармену и попросил бутылку "Клуб 1999" в номер триста пятьдесят два. - Но допустим, что между нами мир, что означает ровно то, что означает. Роман кинозвезды и посредственного детектива может случиться только на экране. До свидания. - Я слез с табурета и направился к выходу.
      В холле я ускорил шаг и почти подбежал к стойке портье.
      - В машине, на которой я сегодня ездил, осталась сумка. Пожалуйста, отнесите ее ко мне в номер и положите содержимое на кресло. Очень прошу, побыстрее.
      Портье наклонился к микрофону и повторил мою просьбу. Я поблагодарил и направился к киоску, где купил целую пачку журналов и газет, потом спустился на этаж ниже в медпункт и сменил повязку. Заодно я показал руки врачу, тот смыл пленку, осмотрел и наложил новую.
      - Заживает прекрасно, мне тут делать нечего. Два дня, и вы об этом забудете. - Он был весьма деликатен и лишен любопытства. "Видимо, зарабатывает столько, что может позволить себе такую роскошь", - подумал я и, поблагодарив, вышел из кабинета. Решив дать мисс Ней еще несколько минут, я выкурил внизу сигарету. Если мои предположения были верными, она должна была с кем-то связаться - либо с шантажистом, либо с кем-то из приятелей - и посоветоваться относительно дальнейших шагов. Так я рассуждал, а поскольку чувствовал, что мой мозг работает словно правительственный компьютер, полностью ему доверился. Через десять минут я поднялся на лифте на свой четвертый этаж и вошел в номер. В кресле сидел медведь-коала. Я взял его в руки, оглядываясь в поисках более подходящего места, и в конце концов поместил его между столиком и кроватью. Сняв пиджак, я отстегнул кобуру, вынул из пистолета патроны, вставил обратно обойму и повесил кобуру на спинку кресла. "Элефант" я положил на окне, за жалюзи. Сев в кресло, я включил магнитофон, нашел какую-то спокойную музыку и откупорил виски. Налив дюжину капель на дно бокала, я развернул газету и закурил.
      Через полчаса я начал от скуки просматривать прессу по-настоящему, а в бутылке несколько поубавилось содержимое. Я выключил магнитофон и сбросил ботинки.
      В пакете с покупками я нашел мягкие тапочки, при виде которых у меня почему-то возникла мысль о том, чтобы принять душ. И когда я уже стоял в дверях ванной, звякнул дверной звонок. Я медленно подошел к двери и посмотрел в глазок.
      Она стояла перед дверью, с сумочкой через плечо. Облизнув губы, я открыл. Мы стояли друг напротив друга, но недолго - Лиретта сделала два шага и ловко прошла между мной и дверным косяком. Я закрыл дверь и пошел следом. Она остановилась перед столиком и взяла бутылку.
      - Ты меня не дождался, - сказала она с претензией в голосе.
      Подойдя к бару, она достала бокал, вернулась и встала передо мной:
      - Мне самой себя обслуживать?
      Я откашлялся и вынул бокал из ее руки. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, в это могло бы продолжаться и дольше, если бы зависело только от нее. Но я не собирался облегчать задачу. Налив ей и себе, я подал ей бокал и показал на кресла; она уселась на то, что ближе.
      Я сидел, взбалтывая напиток в бокале. Темная, коричневая, как дубовая кора, жидкость омывала стенки, оставляя на них тонкий слой, который, прежде чем стечь на дно, восполнялся очередной плывущей по стенке волной. Я покачивал рукой то быстрее, то медленнее, волны, соответственно, поднимались выше или ниже; так я забавлялся минуты две, не глядя на Лиретту. Какое-то время она терпела, но, видимо, ее не увлекало так, как меня, преобразование поступательного движения во вращательное; поставив свой бокал, она наклонилась надо мной, положив руки мне на плечи, и какое-то время стояла, касаясь лбом моего лба. Потом забрала у меня бокал и присела, взяв меня за руки.
      - Почему ты меня не любишь? Зачем ты стараешься как можно сильнее меня унизить, вынуждаешь меня вести себя подобно проститутке?
      - Потому что ты проститутка и есть. - Я погладил ее по голове. - И мне хочется, чтобы ты была собой, такой, какая ты на самом деле, - улыбнулся я.
      Я держал улыбку на лице довольно долго, ожидая, что она заедет мне в физиономию, а при напряженных мышцах это не так больно.
      - Наверное, я должна была бы тебя ударить. - Она не изменила позы, не прикрыла колени юбкой, не дрогнула. - Видимо, так, по твоему мнению, должна вести себя оскорбленная невинность, да? Я не невинная.
      Я слегка дернул плечом в знак согласия.
      - Никто тебя в этом не обвиняет. Всякая глупость имеет свои границы. Мои пальцы соскользнули с ее головы и вплелись в волосы на шее.
      Поглаживая кожу на ее шее, я ощутил под пальцами какую-то гладкую цепочку, намотал ее на палец и потянул к себе, желая разглядеть подвеску. Меня охватила уверенность, что это нечто важное - такие предчувствия слишком редко меня подводили, чтобы я мог ими пренебрегать. Я потянул цепочку еще выше, но она за что-то зацепилась. Все это время мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Мой взгляд - надеюсь - ничего не выражал, ее же - молниеносно менялся, от сожаления и грусти до обещания, которого я не мог понять.
      - Если уж ты начал меня раздевать, то лучше начни с чего-нибудь другого. Цепочку я сниму последней, - медленно сказала она.
      Вопреки собственной воле и тому, что я о ней знал, в полном противоречии с принципами, которых я придерживался всю жизнь, мне вдруг страстно захотелось швырнуть ее на кровать, разодрать на ней одежду и целовать так, чтобы после каждого поцелуя оставался кровоподтек. И я все больше был убежден, что должен быстро поддаться желанию, поскольку поддамся ему все равно, может быть, только в большей или меньшей степени превратившись в безвольную тряпку. И еще в одном я был уверен: она прекрасно знает, какая внутренняя борьба происходит сейчас во мне, я не был лишь уверен, радует это ее или беспокоит. В исходе же происходившей внутри меня борьбы между совестью и желанием она наверняка не сомневалась, поскольку медленно встала, повернулась и направилась к кровати. Ей нужно было пройти четыре или пять шагов, но за это время она успела полностью избавиться от одежды. Однако я не видел, когда она сняла цепочку и где ее спрятала. Склонившись над Лиреттой, я сразу заметил отсутствие цепочки, но поиски ее решил отложить на потом.
      Очередную сигарету я закурил лишь два с половиной часа спустя. Лиретта, что мне понравилось, закурила другую, а не стала - как это часто любят делать любовницы в фильмах - вынимать ее у меня изо рта. Я сел, свесив ноги на пол и уставившись в окно, и передвинул сигарету языком, чтобы дым не попадал в глаз. Позади меня висела тишина.
      Я обернулся и посмотрел на Лиретту.
      Она лежала на спине, впервые за два часа, подложив руку под голову и с сигаретой во рту, как и я. Глаза ее были закрыты, волосы, остававшиеся пушистыми и мягкими, несмотря на слегка вспотевший лоб, разметались по подушке. Соски, еще несколько минут назад бывшие острыми и твердыми, разгладились, грудь мягко двигалась в ритме дыхания, гипнотизируя меня. Я с трудом отвел от нее взгляд и встал.
      - Что ты делаешь?
      Она повернулась ко мне, вынув сигарету изо рта и держа ее в пальцах руки, лежавшей на идеальной формы бедре. Похоже, все в ней было идеальным. Я вспомнил другую женщину - несколько дней назад ее фигура казалась мне столь же прекрасной.
      - Ты ведь меня тут не оставишь? - Она протянула мне сигарету.
      Я вынул ее из пальцев девушки и бросил в пепельницу. Затем наклонился и поднял с пола мишку.
      - Я в ванную. Держи. - Я подал ей медвежонка. - Чтобы тебе не было скучно.
      Она взяла его, не глядя. Я пошел в ванную и, встав перед зеркалом, посмотрел на собственное лицо. Лицо посмотрело на меня, я читал по его глазам. Глаза были слегка прищурены, словно мое отражение хотело выразить свое презрение к второразрядному детективу, который забавляется в постели с подозреваемой, мотивируя это необходимостью получить от нее информацию. Потом лицо посмотрело иначе, может быть, даже с легкой завистью - все-таки мне удалось! Сейчас я был вполне уверен, что та прекрасная самочка в постели - не Лиретта, или уже не Лиретта.
      Я наклонился и плеснул в лицо водой, затем причесался и, вернувшись в комнату, оделся, закурил и сел в кресло. Протянув руку назад, я нащупал выключатель магнитофона. Из углов комнаты полилась тихая музыка. Она была единственным, что пребывало в движении, все остальное замерло в неподвижности.
      Лиретта, прекрасная Лиретта, лежала с закрытыми глазами, детектив Йитс сидел, наблюдая за ней и обдумывая дальнейшие шаги, "биффакс" висел пустой, а "элефант" лежал на подоконнике и ждал. Другие, самые важные в этой статичной системе предметы были также неподвижны - одежда Лиретты, в которой она спрятала цепочку, и мишка, вид которого должен был быть ей небезразличен. Я встал, поднял платье и все остальное, разбросанное на трассе кресло - кровать. Цепочка нашлась в полушарии бюстгальтера. Я вытащил ее и сжал в левой руке. Па подвеску я не смотрел, но ее форму узнал без труда. Лиретта открыла глаза.
      - Мне одеться и убираться вон? - спокойно спросила она.
      - Вовсе нет! Тебе нравится мишка? - Я показал пальцем на игрушку.
      - Умеренно. - Она села, взяла медвежонка в руки и, осмотрев его, начала раскачивать, держа за ноги. - Зачем он тебе?
      Я вернулся в кресло, достал из пепельницы сигарету и затянулся. Нужно было ее затушить - она почти вся сгорела.
      - Не узнаешь?
      Она ответила почти мгновенно:
      - Такой же, как мой. То есть у меня был когда-то такой, потом я его выкинула. Я выросла. - Она встала и подошла к кучке своих вещей. Когда она начала одеваться, я раскрыл ладонь и посмотрел на подвеску. Два натянутых скрещенных лука без стрел. Я положил цепочку в карман.
      - Это мое! - Лиретта тряхнула головой, чтобы уложить волосы. - Зачем ты взял? - Она села на край кровати, надела туфли и протянула руку за своими сигаретами.
      - Кто ты такая? - спросил я, когда она выпрямилась и затянулась дымом.
      - Не понимаю. - Она удивленно посмотрела на меня.
      - Не ври, редко можно встретить столь хорошо понимающих друг друга людей, как мы сейчас. Ты не Лиретта Ней. Ты ее только заменяешь. Неплохо, но это не то же самое.
      Она слушала спокойно, с легким удивлением в глазах. Потом пожала плечами:
      - Я сумасшедшая, раз сюда пришла, но не знаю, когда и почему свихнулся ты. Не знаю, что ты имеешь в виду, не понимаю, о чем ты говоришь, и не могу тебе даже дать адреса хорошего психиатра. Похоже, что здесь мне больше нечего делать. - Она встала и, подойдя ко мне, протянула руку: - Цепочку!