Нечай пожал плечами:
      – Чего ж не переписать…
      Это не в часовне литургии служить.
      – По две копейки за лист заплачу, хорошие деньги. Листов сорок выйдет, а мне два раза надо: один мне, другой – Туче Ярославичу.
      – Афонька, небось, гривну за страницу просил? – хмыкнул Нечай.
      – Просить он, может, и просил, да кто б ему столько заплатил! – захихикал староста, – нет, честно скажу – по пять копеек он брал. Жадный, собака. Так как? Возьмешься?
      – Возьмусь, возьмусь, – успокоил его Нечай, – бумаги только дай с запасом, чернил… Перьев сам найду. А то по полушке за лист бумаги отдам – от твоих хороших денег ничего не останется.
      – Это – как скажешь, это я понимаю, – согласился староста, – сто листов тебе хватит? Что не испишешь – себе оставишь, тоже барыш.
      – Хватит, – кивнул Нечай. Писал он чисто и испортить бумагу не боялся.
      После обеда староста битый час показывал ему, что писать в отчете, дал тот, что писал Афонька в прошлом году, исчирканный и исправленный. Все четыреста дворов Рядка: дети, жены, коровы, лошади, овцы, кузницы и мастерские, дома, сараи – отчет включал всё.
      – Вот тут умерших я вычеркнул просто, а если ребенок народился – я вписал. А вот тут, смотри, у Семена лошадь пала, я ее вычеркнул. Так он молодого конька купил, я зачеркивание перечеркнул. Понятно будет?
      Нечай хмыкнул.
      – Вот тут написано, сколько за что боярину причитается. Ты уж посчитай, ладно?
      – За два алтына, – кивнул Нечай.
      – Ладно, за два алтына, – вздохнул староста, – только хорошо посчитай, мне ж расплачиваться с ним надо.
      – Хорошо посчитаю, не бойся.
      Нечай собрал прошлогодние листы, а бумаги и чернил староста пообещал с внуком прислать под вечер.
      – Долго писать-то будешь? – спросил он на выходе.
      – Неделю, не меньше. Нормально?
      Вообще-то Нечай мог переписать это за пару дней, если начинать утром, а заканчивать вечером, но куда ж ему торопиться?
      – Ой, что ты! Не спеши! Афонька месяц писал!
      Нечай только усмехнулся: батюшка не только жадный, но и ленивый.
      Тяжелая чужеземная монета жгла ему карман, мысли о службе у боярина не давали покоя: внутри кипело негодование. Да за что ж? Конечно, надо отказаться, но кто же знает Тучу Ярославича? Так позарез ему дьякон потребовался? Ведь если боярин разозлится, что ему стоит отправить Нечая в архиерейский дом или к воеводе, где с его клеймом на щеке быстро разберутся? И хоть в монастырскую тюрьму он попал под чужим именем, все равно дознаются, кто он и откуда сбежал.
      Тоска, и страх, и горечь – Нечай сжимал кулаки и скрипел зубами. Оставалось только напиться, и он свернул к трактиру.
      Там его ждали: весь Рядок узнал о том, что произошло вчера в лесу. Нечай растолкал всех, отмахиваясь от их расспросов, и залпом выпил полную кружку вина. Но и это ему не помогло, и он добавил к ней целую кружку горькой рябиновой настойки. Набравшись до шума в голове, он вывалился из трактира, несмотря на протесты мужиков и возбужденных их рассказами проезжих. На улице давно стемнело, и чем заняться, Нечай себе не представлял.
      От хмеля злость его стала только сильней, зато страх растворился окончательно. Нечай хотел немедленно отправится в усадьбу и послать боярина куда подальше с его службой, но вовремя остановился: кто его знает, может, боярин и сам передумает, зачем раньше времени лезть на рожон.
      Но стоило ему выйти на дорогу, как он нос к носу столкнулся с Дареной – разумеется, совершенно случайно!
      – Как хорошо, что я тебя встретила! – улыбнулась она и скромно потупила глаза.
      – Ну? – тяжело вздохнул Нечай.
      – Ты, говорят, Туче Ярославичу оборотня помогал ловить? – Дарена посмотрела на него и восхищенно закатила глаза.
      – Ну?
      – Пойдем сегодня с нами, а? Слышал, позавчера у бани человека убили?
      – Слышал, – ответил он.
      – Пойдем, пожалуйста! Парни боятся, никто с нами идти не хочет!
      Она врала так откровенно, что никого не смогла бы обмануть. Нечай хотел вернуться в трактир и позвать кого-нибудь из парней: да они бы с радостью побежали за девками куда угодно, а уж защищать их от оборотня – и подавно. Но тут вспомнил, как хотел выследить невидимку. Выслеживать кошмарных существ из леса уже не хотелось, но хмель кружил голову, и удали хватало! А главное – злость требовала выхода. Да пусть его лучше сожрут кровожадные твари, чем он станет дьяконом! Изловить одну и притащить к боярину – пусть после этого попробует заикнуться о службе!
      – Нечего туда ходить по ночам, – проворчал он на всякий случай, – сидели бы по домам и гадали бы у мамок под боком.
      – Ты не понимаешь… – она стукнула ногой в аккуратном сапожке, – Если черт рядом ходит – значит и гадание самое верное.
      Нечай огляделся, вздохнул и ответил:
      – Ладно, приду. Когда?
      – Да к полуночи и приходи, как в прошлый раз. Мы как раз натопим, вымоем! – она сияла, – мы тепло натопим, может, ты немножко поласковей с нами будешь, а?
      – Посмотрим, – сказал он. Вино будоражило кровь, и Дарена не казалась такой уж неприятной, – топить-то вам без меня не страшно будет?
      – Ничего, как-нибудь! – довольно рассмеялась она и чуть не вприпрыжку побежала своей дорогой.
      Он хотел крикнуть вдогонку, чтоб она не смела распускать по Рядку слухи о себе и о нем, но было поздно – Дарена скрылась за поворотом, Нечай только хохотнул ей вслед.
 
      Домой он заявился, шатаясь и еле стоя на ногах – выпитая залпом настойка разошлась по жилам окончательно, а в тепле его совсем развезло.
      – О! Залил глаза! – встретила его Полева, – ни стыда ведь ни совести, мама! Посмотрите на эту рожу!
      Нечай улыбнулся и легонько потрепал ее по щеке.
      – Цыц, баба, – шепнул он ей в лицо, скорчив рожу: Полева тихо взвизгнула и присела от страха.
      – Так ее, сынок, – кивнула мама, – распустила язык.
      Мишата поднялся ему навстречу, но не усмотрел в нападении на жену ничего опасного.
      – Ну? Что староста-то сказал? – спросила мама – вообще-то она испугалась, когда рассмотрела Нечая как следует.
      – А ничего не сказал. Работу дал, – Нечай швырнул на стол завернутые в полотенце бумаги.
      – А боярин-то что за службу предлагает? – спросил Мишата.
      – Не знаю, – соврал Нечай и сел на лавку – у него кружилась голова. Вообще-то к хмелю он был непривычен, и водку в последний раз пил еще с разбойниками, да и там ее не жаловал.
      Стены избы поплыли перед глазами, и от воспоминания о службе у Тучи Ярославича захотелось поплакать. Маме, что ли, пожаловаться? Он бы непременно так и сделал, если бы Полева, отойдя подальше в угол, снова не начала ворчать.
      – У, злыдень на нашу голову! Посмотрите дети на дядьку своего любимого! Вот пьянь-то подзаборная!
      Нечай цыкнул на нее еще раз, она спряталась за спину Мишаты, но не замолчала:
      – Чему детей-то учишь? Как на печи весь день валяться да чужой хлеб задарма трескать?
      Только тут он вспомнил о десяти рублях чужеземной монетой, поковырялся в кармане и хлопнул ею по столу:
      – На, братишка, корми меня не задарма. Хватит на первое время?
      Мишата привстал и посмотрел на монету во все глаза.
      – Ты где это взял, а?
      Мама тоже подошла поближе, и вокруг стола собрались трое племянников, разглядывая монету – золота они, наверное, никогда не видели.
      – Не украл, не бойся. Туча Ярославич за одну услугу дал. Честные деньги.
      – Ой, батюшки, – мама села на скамейку, – да за какие ж услуги такие деньжищи дают, а?
      – А не скажу, – хохотнул Нечай.
      Потом Мишата макал его головой в бочку с водой во дворе, потому что Нечаю стало совсем плохо. Нечай помнил только, что сопротивлялся, но не сильно. Помнил еще, что его рвало, а брат заставлял его пить воду. В себя он пришел только за столом, когда мама вытирала ему голову полотенцем, а Мишата пихал ему в рот кусок хлеба с соленым огурцом.
      – Что ж ты, братишка, не закусываешь? – довольно мирно ворчал Мишата, – или это на радостях, что деньги получил, а?
      – Много ли радости в деньгах? Были деньги – и нету у меня денег, – вздохнул Нечай, хрумкая огурцом.
      Мама легонько стукнула его по затылку:
      – Непутевый…
      – Ну и непутевый, – согласился Нечай.
      Полева помалкивала с тех пор, как увидела золотую монету, и Нечай, глянув на нее, снова скорчил ей рожу, но на этот раз она только недовольно отвернулась.
      К ночи Нечай вспомнил, что обещал Дарене прийти сегодня в баню. Он достаточно протрезвел, и теперь его мучило похмелье: от собственной глупости голова заболела еще сильней. Ладно ходить по лесу за деньги, но в баню-то чего его потянуло? Оборотней ловить? Да десяток конных, вооруженных людей и то испугались!
      Конечно, баня – это не лес. Но и там погиб человек, и там кто-то стучал в двери и невидимкой ходил кругами! И глупые девки продолжают там гадать? Чокнутые! Если и идти туда, то только за тем, чтобы увести из по домам и как можно скорей! Нечай застонал и уперся лбом в стол.
      – Что, братишка? Голова болит? – спросил Мишата. Он уже лег, Нечай же от скуки рассматривал бумаги старосты – спать ему совсем не хотелось.
      Нечай поднял голову.
      – Ничего, – ответил он, – поболит и перестанет.
      – Да ладно, сейчас поправим голову-то. Погоди.
      Мишата встал, зажег еще одну свечу и полез в подпол с двумя кружками в руках. Нечая едва не стошнило, когда он услышал, что брат цедит в кружки вино. Интересно, Мишата сменил гнев на милость из-за десяти рублей? Или просто пожалел брата? В детстве Мишата Нечая любил. Его все тогда любили, как ему казалось. Мысль о десяти рублях стала Нечаю еще более неприятна, и забота Мишаты показалась притворством.
      – Во, – Мишата высунулся из подпола и поставил кружки на пол, – и огурчиков еще.
      – Не надо, – скривился Нечай.
      – Давай-давай. А то ведь и не уснешь!
      Но легкое вино действительно помогло: мрачные мысли вылетели из головы, прошла тошнота и головная боль. Мишата надеялся допытаться, что это Нечай сделал для Тучи Ярославича, но Нечаю говорить об этом вовсе не хотелось, и брат от него отстал. Нечай отговорился тем, что хочет проветрить голову, оделся и ушел из дома: Мишата давно зевал и посматривал на лавку, где спала Полева.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.