Бесполая кукла всхлипнула и зарыдала.
      Он продолжал молчать.
      - Я отдал бы тебе все, что ни пожелаешь, когда бы знал, в чем тут дело. Для меня ты пахнешь Римом, а я боюсь и ненавижу римлян. Они убивают людей, угоняют в плен, сжигают их на кострах. Уходи! - воскликнула кукла. Уходи. Я избавлюсь от этого сна. Уходи, уходи прочь...
      Он оказался, кажется, внутри скалы - тут было что-то вроде естественной пещеры или это помещение было вырублено в скале людьми; свет давал канделябр с тремя светильниками. Помещение было не слишком просторным, зато людей в нем собралось много. Тут были матроны с головами, повязанными платками, или в газовых вуалях, здесь же присутствовали и люди, чьи нищенские отрепья свидетельствовали о том, что обладатели их были рабами низшего сорта. Здесь находились патриции, рядом с ними мальчик-подмастерье и девушка в деревенской одежде. А сам Вергилий словно бы находился где-то сзади, но чувствовал, что и за его спиной толпятся люди.
      Спереди, на возвышении, виднелся стол, на котором стояли сосуды, некоторые - привычного вида, назначение же иных оставалось загадкой. Возле стола появился старик - иссохший, седобородый, он взмахнул рукой и заговорил:
      - Потерпите еще немного, дети мои, и все это минует. Отчего они преследуют нас? Почему? Почему они изводят нас? Имеем ли мы мечи? Помышляем ли мы о мести? Бандиты мы или разбойники? Пираты или воры? Нет, дети мои. Мы слабы, нас мало, мы смиренны и миролюбивы. Мы пришли сюда, дабы с благоговением поклониться Господу нашему и Спасителю Даниилу Христу (*9), отдавшему плоть свою на съедение львам, и кровь его была испита ими, дабы мы чрез это обрели спасение и жизнь вечную.
      Собравшиеся произнесли слово, неизвестное Вергилию, - похоже, это был ответ на сказанное старцем.
      - Тех же, кто впал в ересь, - продолжил он, и голос его зазвенел, а лицо вспыхнуло гневом, - тех, кто хуже даже гонителей наших, тех, что говорят, будто не умер Господь наш и Спаситель Даниил Христос в львиной пасти... анафема им, анафема! - Остальные повторили все то же краткое слово. - И тем, которые утверждают, будто Христос придет вновь, но в ином обличий и умрет иной смертью, анафема и им! - И снова все тот же возглас. - Пусть они будут гонимы, пусть их преследуют, пусть тела их будут разодраны, а кровь разольется по песку! Господь Даниил страдал и умер ради них, а они отвергли его жертву! Да будут прокляты, прокляты, прокляты!
      Он тяжело перевел дыхание и вновь открыл было рот, чтобы продолжить речь, но тут внезапно вскрикнула девушка. Помещение наполнилось солдатами, без разбора хватающими всех, кто там находился. Старик отскочил назад Кадык его ходил ходуном, но вымолвить он не мог ни слова. Наконец он подался вперед со свирепым выражением на лице и протянул руки, чтобы на них надели наручники.
      Сердце Вергилия оцепенело, и, преисполненный холодным гневом, он ждал своего череда, но никто не тронул его. Никто его не заметил. Помещение зыбко всколыхнулось, подернулось дымкой и пропало.
      Мягкие, баюкающие звуки, похожие на шорох волн, выкатывающихся на берег, затихли. В закрытых глазах забрезжил свет. Вергилий проснулся. Наступило утро, солнце светило в окно - сквозь оконный переплет и прозрачные роговые пластины. Он снова был в своей комнате.
      4
      Передняя часть мастерской и лаборатории Вергилия занимала первый этаж дома на улице Драгоценной Сбруи, а задняя - еще два этажа. Там, в мягком полумраке, прорезаемом полосами света, падающего сверху (в нижнем уровне окон не было), Вергилий и держал речь перед своими помощниками.
      - Итак, мы собираемся изготовить магическое зерцало, - начал он, поставив ногу на низкую рабочую скамеечку. - Все вы если и не осведомлены об этой вещи, то по крайней мере встречали упоминания о ней в книгах... За спиной Вергилия громоздились огромные механизмы, их валы и колеса отбрасывали причудливые тени на пол мастерской, посыпанный свежим песком, что делалось дважды в день, дабы обувь не скользила, а также чтобы обезопаситься от возможного пожара. Когда Вергилий заговорил, один из находившихся в помещении мужчин обернулся и кивнул, показывая, что слушает, и вновь отвернулся, добавив тщательно отмеренное количество древесного угля в огонь, горящий под неким запечатанным сосудом. Время, в которое надлежит добавить очередную порцию топлива, также было тщательно выверено при помощи песочных часов. Это пламя горело день и ночь, и горение поддерживалось с величайшим вниманием, дабы соблюсти постоянство температуры на время всего процесса: горело это пламя уже четыре года, а оставалось - еще два, а потом в течение еще двух лет температуру под сосудом следовало постепенно уменьшать, после чего еще на полгода сосуд будет оставлен для охлаждения.
      - Изготавливается подобное зеркало из девственной бронзы, изготавливается тщательно, притом никто не может взглянуть на него во время работы, - продолжал Вергилий. - И тогда, при соблюдении всех условий, первый, кто взглянет в него, увидит там то, что более всего желает увидеть. Однако с помощью магического зерцала нельзя ни заглянуть в прошлое, ни увидеть будущее. Кроме того, воспрещено пытаться узреть наяву облик Бессмертного Бога. То, что надлежит увидеть, должно относиться к жизни земной, присущей миру смертных, тех, кто, словами Гесиода, "должен возделывать землю ради хлеба насущного или умереть".
      Напряженное молчание было скорее подчеркнуто, нежели нарушено щелканьем шестеренки, повернувшейся где-то в глубине комнаты. Один из слушателей, седовласый и седобородый Тинус, прокашлялся и сказал:
      - Со всей тщательностью следует определить час, благоприятный для начинания. Ибо предмет этот не только ремесленный, но и философский.
      - Но и ремесленный тоже, - вступил Иоанн, приземистый длиннорукий человек с телом, весьма похожим на бочонок вина. - Не буду вникать в подробности точек пересечения орбит, не стану говорить о звездах, узлах и часах, однако скажу, что глина должна быть лучшего качества, воск - из чистейших, руда - самая звонкая, и главное - не будем торопиться. И отливать, и охлаждать, и полировать следует тщательно и неспешно.
      Перрин же, молодой человек с открытым лицом, слегка запачканный сажей, высказался так:
      - Мастер, я чего-то не понимаю. Все, что сказано, - верно. Однако Иоанн говорит о том, какой быть руде, но о какой руде он говорит? За всю мою жизнь я не помню случая, когда бы на рынке в Неаполе появился хоть самый маленький кусочек руды. Если не говорить о тех крохах, которые вы, мастер, храните в своем кабинете, то в жизни я не видел, как эта самая руда может выглядеть. И какой смысл говорить о вычислении благоприятного часа, чем занимается Тинус, когда не видно, как нам сдвинуться с мертвой точки?
      Перрин был абсолютно прав. Медь поступала в Неаполь с Кипра - острова Афродиты, с острова, настолько богатого медью, "купрумом", что благодаря ей он и получил свое имя. Но путь на Кипр давно уже был перекрыт кораблями морских гуннов. По соглашению, морские гунны позволяли (за мзду, разумеется, стыдливо именуемую "оплатой конвоя") одну поездку флотилии на Кипр в год. С материка на Кипр и обратно. Разумеется, существовали и контрабандисты, которые обыкновенно использовали легкие, верткие суденышки, плавающие между восточной оконечностью острова и берегами Малой Азии. Но те обычно ограничивались легкими грузами, учтенными с точностью до унции, - золото, благовония, хорошенькие девочки.
      А медь, будучи тяжелым грузом, не ценилась слишком уж высоко. Риск был несоразмерен. Три быстрых ходки на легких суденышках, и капитан обеспечивал себя до конца своей жизни. А загрузить суденышко медью в количестве, оправдывающем риск, - означало добровольно отдать себя во власть пиратов, и, как закономерный итог, обнаружить себя на колу, и постепенно лишиться кожи, медленно сдираемой пиратами с жертв дюйм за дюймом. Пытаться же вступить в деловые переговоры с гуннами... охотников на это не находилось.
      А раз в год в море выходили большие галеры и галеоны и, в сопровождении охраны гуннов, медленно скрывались за горизонтом. Разумеется, на острове их загружали до предела, и все равно спрос не удовлетворялся никоим образом. Сия область контролировалась кучкой купцов, грузивших на корабли лишь то, что приносило максимальный барыш, и заказы ждали своей очереди годами. Да, в Неаполе были склады, забитые медью до потолка, но это, в основном, были слитки меди, меньшая же часть ее поступала в виде откованных пластин - для сельских мастерских, привыкших работать по старинке. Но и в этом случае речь шла не о руде.
      Эта медь не была уже девственной. К ней уже прикасались человеческие руки.
      Само же соглашение об "охране" кораблей (то есть разрешение на их пропуск) с превеликим трудом было заключено с тремя братьями предводителями пиратов. Вернее, с двумя из них. Можно сказать, что один, Осмет, был мозгом всей морской орды, второй, Отилл, их сердцем решительным и безжалостным военачальником, третий же, Байла, имел репутацию идиота или, по меньшей мере, полного ничтожества. Шансы изменить что-либо в условиях договора (которого братья и так придерживались не слишком охотно) были равны нулю. Пощады же к любому нарушителю команды черных и кроваво-красных пиратских судов не знали.
      - Медь - это наша вторая проблема, - вздохнул Вергилий. - Первая проблема - олово.
      Олово, в свой черед, поступало из Оловянных Земель, загадочного полуострова или, что более вероятно, острова, подобного Кипру. Но в свое время, да номинально и теперь, Кипр являлся частью Ойкумены, а Оловянные Земли к ней не относились никогда. Лежали они где-то далеко на северо-западе, в Великом Темном Море, за Тартессом. Легенд об Оловянных Землях всегда ходило в избытке, наверняка же ничего известно не было. И столь же ничтожными были сведения о Тартессе. Никто из обитателей Империи там не бывал (по крайней мере - не оставил записей), более того, ходил упорный слух, что Тартесса больше не существует, что он давно уже захвачен и разрушен. Такое вполне могло произойти, однако повсюду в Империи существовали небольшие колонии тартесситов, по древним уложениям имевшие права на автономию. Каждое подворье - так эти колонии назывались управлялось лордом-капитаном. Бытовало мнение, что личные богатства их невообразимы.
      - Итак, - повторил Вергилий, - наша первая забота - олово. Но в любом случае добыванием девственных руд займусь я сам. Вы же должны начать подготовительные работы. Не знаю, сколько времени они потребуют, так что начинайте незамедлительно. Я сделаю списки книг, имеющихся в моем распоряжении, вы их прочтете, обдумаете и перечтете заново. Займитесь вспомогательными материалами. Достаньте глину для изложниц, воск для форм, займитесь тиглями, топливом, режущими и шлифовальными инструментами. Со всем вниманием отнеситесь к любой мелочи, даже к полировальной пасте, и не стесняйтесь отвергать все, что окажется не самого лучшего качества. Для составления чертежей используйте лучшую тушь и лучший пергамент. И остерегайтесь любой грязи и каких бы то ни было ссор во время работы. - Он сделал паузу. - Мы будем не одни, - добавил Вергилий. - Помочь нам согласился доктор Клеменс.
      Это сообщение собравшиеся восприняли со смешанными чувствами. Конечно, они глубоко уважали Клеменса за его познания как в философских, так и в практических аспектах алхимии, однако присущие Клеменсу бесцеремонность и язвительность заставили их скорее поморщиться. "Лук! - кричал, например, Клеменс. - Какого рожна ты уплетаешь лук, когда работаешь с золотом?! Ты что же, хочешь превратить его в окалину? Нокс и Нума! Лук!!!" Близкое же знакомство доктора Клеменса с дистилляторами настраивало их скорее на иронический лад. "Ну да ничего, - подумал Вергилий, - скоро они свыкнутся с положением дел. А язвительность Клеменса окажется неплохим стимулом для всех".
      Еще несколько предуведомлений: суть проекта должна оставаться в тайне, работа хорошо оплачивается, и сумма будет поделена между участниками даже в случае неудачи всего проекта... и Вергилий оставил помощников, еще раз наказав им незамедлительно приступить к подготовительным работам.
      Тартесское подворье в Неаполе составляли, в основном, тартесский порт (весьма небольшая гавань) и тартесский замок - гигантское, противоестественное нагромождение камней. Подобного ему во владениях дожа не было. Миновав Главный порт и оказавшись уже на территории тартесского, Вергилий моментально уловил изменение ритма. Тут все жило медленней, спокойней. Все тут было... да, вот именно - бедней. Одно из судов стояло накренившись, и никого, похоже, это не волновало. Другое было вообще полузатоплено и погрязло в иле, а на юте уже успело пустить корни и вымахать довольно высоко деревце. Пара конопатчиков, не слишком утруждая себя, возилась возле небольшой шаланды. Жиденькая группа рабов грузила галеру.
      И все.
      На пороге жалкой лавки сидела старуха, ее грязный череп просвечивал сквозь редкие космы засаленных волос. То и дело она смахивала со лба прядь и что-то бормотала себе под нос. Занималась же она тем, что ощипывала тощую птицу. Проходивший мимо Вергилий не привлек ее внимания ни в малейшей степени.
      Говорили, что сам лорд-капитан практически недостижим, что на людях он появляется лишь при избрании нового дожа и еще один раз в году - в день, специально отведенный для этой цели. Тогда он принимает императорского легата, но и то, передав ему золотую цепь, лежащую на блюде, заполненном землей, водой, пшеницей, вином и маслом, тут же удаляется, оставляя для завершения аудиенции своего представителя.
      Никакой охраны внизу замка не было. Кажется, это сооружение действительно могло быть воздвигнуто гигантскими четырехрукими Циклопами в доисторические времена - такими громадными, высокими и несоразмерными между собой были ступени лестницы. Вергилий принялся карабкаться вверх, время от времени останавливаясь передохнуть, а заодно взглянуть по сторонам. Он еще никогда не видел Неаполь в подобном ракурсе: Везувий, над которым вьется едва различимый дымок, гора Сомма неподалеку, за ней Олений парк, голубые воды залива, Главный порт (его гвалт сделался теперь лишь отдаленным гудением), городские районы, ближние и дальние предместья. Лестница все время заворачивала, из стен то и дело выпирали камни казалось, сооружение держится только за счет тяжести верхних камней, а иначе - немедленно бы рассыпалось. То ли по мере подъема ступеньки становились круче, то ли сам подъем требовал всего внимания, чтобы не споткнуться в многочисленных выбоинах лестницы, образовавшихся за долгие годы, но по сторонам Вергилий уже не смотрел. Наконец лестница кончилась.
      Здесь стражи тоже не было, впрочем, Вергилий сразу и не понял, что добрался до верха, потому и на человека в красной мантии внимание обратил не сразу.
      Сначала он увидел перед собой ноги.
      Те стояли на камне, будто бы сами по себе, прямо посредине двора. Крепкие и сильные на вид, однако дрожащие. Без видимой причины их сотрясала нервная дрожь, мышцы ходили ходуном в непрекращающихся судорогах. Вергилий поднял взгляд.
      Человек, стоявший в центре двора, был облачен в традиционную одежду тартесситов - всю в вышивке и плиссировке, а поверх нее была накинута яркая пурпурная мантия. Едва увидев это, Вергилий заговорил:
      - Сударь, я ищу лорда-капитана... - Но, не успев закончить фразы, Вергилий умолк - он увидел лицо человека.
      "Этот человек слеп, этот человек глух, этот человек глядит в море и ждет корабля, который не придет никогда, - мгновенно, словно сгустком, пронеслось в мозгу Вергилия. - Этот человек был заклят стоять тут, стоять невесть сколько, и он будет стоять, пусть сами Небеса обрушатся на землю... - Человек перевел взгляд на Вергилия. - Этот человек безумен, подумал Вергилий, - он убил бы, меня, когда бы смог..." - Глаза человека были темно-зелеными, похожими на камни, покоящиеся под водой, и заполнены были чем-то еще более мертвенным, нежели безумие, и боль, гнездившаяся в них, казалась мучительней всех прочих болей. Губы беззвучно выдавливали оболочки каких-то слов, капелька пота, хотя день был вовсе не жарким, сбежала с его лба и повисла на кончике носа.
      - Сударь, прошу прощения за то, что потревожил вас, - тихо промолвил Вергилий и проследовал мимо.
      Завернув за угол, он обнаружил там еще двоих людей в тартесских одеяниях, но уже без мантий. Они появились из дверей, ведущих, похоже, внутрь самого замка. Он повторил свой вопрос.
      Оба удивились, кажется, не только сути вопроса, но и самому появлению незнакомца. Не останавливаясь, они прошли мимо Вергилия, и один из них, обернувшись, кивнул ему, предлагая следовать за ними. По дороге они переговаривались на языке, который, очевидно, был их родным. Они снова вышли на лестницу, уже другую, и сошли чуть вниз, в некое подобие прихожей, разве что без крыши; повернули направо, снова спустились вниз, прошли по небольшому балкону и, через очередной коридор, вошли в помещение, отчасти смахивающее на контору. Один из провожатых сделал жест, показывающий, что Вергилию следует дожидаться здесь, и оба зашли в следующие двери. Двери за ними затворились, и Вергилий остался один.
      Это помещение замка из всех, что прошел Вергилий, было первым, хоть как-то обставленным, да и то весьма скудно и нелепо. Здесь был ковер, какие используют вместо седел, расписанный парфянскими орнаментами и покрывавший что-то похожее на козлы с закругленными концами. Кроме ковра в помещении имелся стол, на столе лежала большая, похожая на кодекс законов книга, крайне обветшавшая; еще на столе имелась серебряная тарелка, на которой сохли корка хлеба и рыбий скелет. Обстановку довершала кожаная ширма поперек комнаты. Чувствуя, что усталость в ногах после тяжелого подъема начинает уходить, Вергилий вздохнул и расправил плечи. За ширмой кто-то пошевелился.
      - Я не знал, что тут кто-то есть, - раздался голос, и ширма отодвинулась в сторону. За ней было окно, и дневной свет хлынул в глаза Вергилию, на мгновение его ослепив и заставив прикрыть глаза рукой.
      - Я жду лорда-капитана, - произнес он.
      - А... так идите сюда и ждите тут, здесь куда удобнее...
      За ширмой обнаружилась ниша со скамейками вдоль стен. Наконец глаза Вергилия привыкли к освещению, и он смог разглядеть незнакомца. В его речи был явственно ощутим акцент - пунический либо сирийский, одет же он был по последней неаполитанской моде и весьма изысканно. В манерах чувствовалось воспитание, выглядел он крайне благопристойно. А вот его возраст было невозможно определить. Он мог оказаться практически любым. Бледные-бледные голубовато-зеленые глаза. Сложение...
      - Меня зовут Ан-тон Эббед Сапфир, но здесь меня называют просто Огненным Человеком. Легко понять почему. Я - финикиец. Наша кожа впитывает в себя солнце, но совершенно не загорает. "Финикийцы" - это примерно и означает "огненные люди". - Эббед Сапфир махнул рукой и лениво растянулся на лавке. Помолчав, он добавил: - Лорда-капитана... странно, я, например, его никогда не видел...
      Проговорив все это, жестом руки он предложил Вергилию насладиться видом, открывающимся из окон замка. Тут в помещении появился тартессит с курчавой бородой, который, жестикулируя обеими руками, дал знак Вергилию следовать за ним. Вергилий мгновение помедлил, финикиец же не обратил на вошедшего ни малейшего внимания.
      - А кто был тот, в пурпурной мантии? - спросил Вергилий, обернувшись к Огненному Человеку.
      Тень мимолетной тревоги скользнула по безмятежному лицу финикийца.
      - Не спрашивайте ни о чем и не вмешивайтесь, - ответил он и вновь отвернулся к окну, глядя на вытянувшиеся вдоль побережья предместья.
      - А? - вдруг закричал курчавобородый тартессит. - А? Лорд-капитан?! Почему?! - И здесь голос его внезапно сорвался на визг, он визжал, словно роженица - взахлеб, совершенно не отдавая себе отчета в том, что кричит. Тело его забилось на полу в агонии.
      Мимо Вергилия пронеслась пурпурная мантия. Курчавобородый затих, финикийца и след простыл. Тот человек, что стоял на камне в центре двора, бежал теперь с отчаянным криком во внутренние двери. Он кричал что-то странное, неартикулированное, бессвязное, что нельзя было счесть речью ни на одном из существующих языков и наречий. С его меча стекали капли крови. Вергилий бросился вслед за ним.
      Все это показалось ему ночным кошмаром - бесконечные коридоры, гигантские стены, полумрак, чадящие факелы, отдающиеся эхом крики безумца, который в любой момент мог остановиться, развернуться и ринуться на преследователя. Время от времени он оглядывался, и ничего от человеческого выражения на его лице уже не было. Безумец остановился, и тут Вергилий споткнулся и упал, ударившись головой о камни. Безумец снова ринулся прочь, но зацепился краем мантии за выпирающую из стены скобу для факела, дернулся, ткань затрещала, порвалась, мантия осталась висеть на стене, а ее владелец побежал вперед. Вергилий вскочил, подхватил мантию и, держа ее в одной руке, на бегу отчаянно пытался отцепить от своего пояса письменный прибор.
      Неожиданно они оказались в анфиладе комнат, светлых и богато обставленных, добежали до конца, дверь в торце анфилад распахнулась человек, сидевший в последней комнате за столом, поднялся с расширенными от ужаса глазами. Безумец взвыл и ринулся на него. Вергилий бросился следом и швырнул вперед мантию с привязанным к ее углу письменным прибором, потом резко остановился и подался назад.
      Мантия захлестнула шею безумца, он рухнул на пол, на миг обездвиженный, Вергилий воспользовался этим, кинулся сверху и, придавив безумца к полу весом своего тела, вывернул его руки назад.
      И только теперь отовсюду хлынули люди. Один из них занес меч...
      - Хорошее, крепкое вино, - своим гортанным голосом произнес лорд-капитан. - А еще я добавил сюда немного лекарственных настоев. Однако вино следует пить, а не держать в чашках.
      Вергилий пригубил. На вкус вино было странноватым и действительно чуточку пахло травами. Оно слегка горчило, и, против воли, Вергилий поморщился. Тут же, словно бы вместе с этой дрожью, слабость его покинула.
      - Зачем он сделал это? - осведомился гость. - Чего хотел добиться?
      Лорд-капитан вздохнул и поморщился:
      - Объяснять все - довольно долго. Да и тогда придется объяснять и сами объяснения. Скажу кратко: тут замешаны женщина, месть и прочие мотивы, распространяться о которых мне не хотелось бы...
      Сидя, лорд-капитан выглядел громадным. Гигантская голова, крепкий подбородок, широкие плечи. А вот ноги у него были коротки, вдобавок, он еще и прихрамывал. Вергилию пришла на ум мысль, что, возможно, именно поэтому хозяин редко показывался на людях. Волосы блестели сединой, щеку пересекал шрам.
      - Раньше повсюду было полно стражи, - продолжил тартессит, - чтобы предотвратить то, что произошло сегодня. Но я, решив, что никакой опасности нет, удалил их всех. И вот, гляди-ка, опасность... совершенно ниоткуда. Но расскажите теперь о себе, только честно. Кто вы, зачем искали меня?
      Комната была обставлена изысканно, богато, но все же казалась чуть-чуть ветхой, неуловимо запущенной.
      - Магическое зеркало... никогда о таком не слыхивал. Магия... Понятия не имею о магии. Короли, Каре, медь - все эти вещи не слишком привычны для меня. - Лорд-капитан встряхнул своими кудрями и глубоко вздохнул. - А вот олово... Да! Олово - другое дело. Тут я все понимаю. Нет, лорд-капитан не продаст вам олово, однако же он сможет помочь... Итак, Вергилий... Ученый. Маг. Сколько же олова тебе нужно?
      Медленно, со всей тщательностью выбирая слова, Вергилий объяснил, что олова требуется немного - столько, сколько уместится в ладонях... но это олово должно быть девственным.
      - Я понял, - кивнул хозяин, - ты объяснил мне все очень подробно, и я понял. А теперь я объясню тебе все - столь же тщательно и не спеша. Представь себе, что ты сидишь в своем доме и тебе что-то потребовалось. Как ты поступишь? Пошлешь раба на рынок. Скажешь ему: "Ступай, принеси мне это". Очень просто, не так ли? Но с тобой все куда сложней. Товары добираются до нас не спеша, медленно едут от подворья к подворью. Девственное олово? Нет, руду сюда не везут. Олово прибывает в слитках, а откуда они берутся, не знаю даже я, лорд-капитан. Да, я могу попытаться достать его. Но ведь я всего лишь здешний лорд-капитан. В соседнем подворье от меня останется только имя. А еще дальше - там, где подобное олово можно раздобыть, от меня не останется и имени. Здесь я вправе распоряжаться жизнью и смертью людей. А где-то вообще не имею ни малейшей силы. У меня есть еще влияние в Риме, в Марселе оно куда слабей. Лед... ты знаком со льдом, доктор Вергилий? Берешь кусок и перекладываешь из руки в руку. А кусок - уменьшается. Тает. А потом и вовсе исчезает.
      "Но тает не только значимость одного человека, - подумал Вергилий. Похоже, что тает сам Тартесс, государство клонится к упадку, становится лишь тенью, призраком из прошлого. И сам лорд-капитан - вместе с ним. Однако же пока есть хоть какая-то возможность, пока хозяин не растерял еще былого величия, надо сделать так, чтобы он помог".
      - Я попытаюсь, - пожал плечами лорд-капитан. - Почему бы и нет? Дело представляется мне благородным. За три года, возможно, и удастся раздобыть твое невинное олово.
      - Сударь, - выдохнул Вергилий. - Три года - это слишком много. Даже три месяца могут оказаться роковыми.
      Слабая, кривая улыбка появилась на губах хозяина.
      - Доктор магии и прочих наук, ты что же, ограничен временем? Даже тебе оно не дает покоя и привязывает к себе? Что же тогда сказать обо мне? Ну да ладно. Огня сюда!
      Низкий голос гулко прозвучал в комнате. Вскоре появился слуга с факелами, и в их шипящем пламени гость и хозяин сошли вниз, проследовали теми же гигантскими, заворачивающими лестницами и оказались во внутреннем дворике, где стоял острый прогорклый запах. Человек, занятый тем, что складывал в бочку с водой куски мяса, взглянул на подошедших, не отрываясь от своего дела. "Сокольничий", - подумал Вергилий, увидев на запястьях человека широкие кожаные ремни. Но где же сами соколы Тартесса? И кто хотя бы слыхивал об их соколиных охотах? Да и весь вид дворика ни в малой степени не наводил на мысли об охотничьем дворе.
      Два старых человека - лорд-капитан и сокольничий - поговорили на своем языке, а затем развернулись и пошли в сторону приземистого деревянного строения, притулившегося возле каменной стены замка. Лорд-капитан дал знак Вергилию, чтобы тот следовал за ними. Внутри домика пахло как в любой конюшне, но отовсюду - с насестов, из клеток неслись птичьи голоса.
      - Это Хозяин Воздуха, - представил человека лорд-капитан. Вергилий поклонился. Хозяин Воздуха хмыкнул, не слишком, видимо, польщенный; когда же лорд-капитан продолжил: - Он сделает так, что твое сообщение будет отправлено, - принялся ожесточенно протестовать, как это можно было понять по его жестикуляции, поскольку все произносимые слова Вергилию были незнакомы.
      Продолжая бормотать, Хозяин Воздуха достал из клетки птицу, подобной которой Вергилий никогда не видел: золотую, с хохолком на затылке, что мягко стелился на лоб под указательным пальцем Хозяина Воздуха, поглаживающим птаху. Лицо его просветлело, и впервые за все это время он обратился к гостю.
      - Она была послана мне в яйце, - сказал он, нетвердо строя фразу, - их было два в выводке. Другое не проклюнулось. Я поднял, проверил. Таких птиц посылают только в крайней беде.
      - Беда уже пришла. Сегодня, - прервал его лорд-капитан. - И он, Вергилий, спас меня. Потому уверяю тебя: он имеет право на это послание.
      Казалось, Хозяин Воздуха готов был застонать. Задетый этим, Вергилий хотел было уклониться от чести, в чем бы она ни выражалась, - он и сам не понимал, что тут происходит. Но вспомнил о собственной беде, о собственной боли и смолчал.
      Хозяин Воздуха отвернулся и, бережно придерживая птицу, пошел в глубь птичника, откуда вскоре вернулся в компании двух сорокопутов, восседавших на его запястьях и свирепо поглядывающих по сторонам своими желтыми глазами. Лорд-капитан принял золотую птицу на раскрытые ладони, и птица взглянула на него. Он начал что-то говорить ей, а птица слушала. Он заговорил снова, сделал паузу и опять заговорил. Казалось, все время звучат одни и те же слова. Будто бы птицу в чем-то наставляли.
      - Что же, - на ум Вергилию пришла внезапная мысль, - золотая птаха перенесет мое сообщение? Она умеет воспроизводить речь, как попугай? И быстро она учится?
      - Нет. Разговаривать она не умеет.
      - Но зачем же...
      - Она отнесет твое сообщение, как если бы сообщение было моим. Она полетит, куда нужно, и напишет твои слова.
      _Напишет!_
      И лорд-капитан не верит в магию?!
      - Ну что же, довольно. Она все выучила. А эти две будут охранять ее в пути. Покончим с этим делом. Хозяин Воздуха.
      Тот нежно погладил всех трех птиц, дунул соколам в уши, поцеловал хохолки. И наконец развязал кожаные ремешки. Сорокопуты встряхнулись, расправили крылья, и золотая птица первой взмыла в воздух. Края ее крыльев сверкали в свете факелов. Она сделала круг над головами людей, еще один, третий... Соколы взмыли в небо, как стрелы, пущенные из арбалетов, и все три птицы исчезли в ночи. Возле ног Вергилия опустилось мягкое серое перышко, а где-то в вышине раздался мягкий вскрик, заглушенный шумом ветра, трепавшего и дравшего в клочья огни факелов.
      5
      Поблагодарив, Вергилий отказался от услуг факельщика, посланного проводить его до дому, и покинул тартесский замок. Только ощутив привычный сильный запах Главного порта, расслабился и дал волю мыслям... Что встретится на пути золотой птички и двух ее телохранителей?! Моря и штормы, скалы и леса - куда она летит, сколько ей лететь? Он не знал. Через просторы земные и морские, над лесами и торфяными пустошами, пересекая самые дальние рубежи Империи, за пределы Великой Ойкумены, до таинственной Ультимы Туле (*10) - самой дальней из известных стран, да, возможно, до этой таинственной страны, покрытой камнями и льдом... кто знает, где находятся Оловянные Земли?
      Птичка увидит то, что не видел никто из людей, увидит, как, подобное начищенному медному диску, из пучин восходит солнце, под ее крыльями ослепительно блеснут горные вершины. Великий лес, простирающийся далеко за пределы человеческого знания, и наконец, после многих дней полета и многих опасностей, после штормов и холода. Северных морей, где свои владения охраняют уже тюлени, а не волки...