Ближе к полудню они нарвались на компанию великанов.

Гейр не успел понять, что творится. Земля дрожала. Кругом вились перепуганные птицы, но все охотники куда-то подевались. Не было видно ни одной живой души, даже ни одного пса. Одна трава.

Гест поглядел сквозь траву и обнаружил, что Гейр застыл у всех на виду, прямо на пути у великанов. Ругнувшись, он прыгнул на мальчика и вместе с ним укатился в мокрые кусты у ближайшей канавы.

– Что за?.. – громко спросил Гейр.

Гест ткнул его лицом в землю.

– Это еще что? – послышался гулкий голос великана. – Зверь, что ли? – Голос звучал встревоженно.

– Кролик, – предположил второй громоподобный голос.

– Крупноват он для кролика, – пророкотал третий. – Барсук, наверно. Давайте-ка попробуем его поймать.

Еще несколько великанов стали с треском и топотом ломиться сквозь кусты по краю канавы. У них были толстенные палки, и они тыкали этими палками во все подряд и кричали. Кусты качались. Земля тряслась. Гейр лежал, придавленный тяжестью Геста, и ему было очень неудобно и невероятно страшно. Оторвав лицо от торфяного дерна, он видел, как в канаву валятся куски берега. Вывернув шею в другую сторону и прищурясь, он видел дико трясущиеся ветви. Один раз на эти ветви с хрустом наступила громадная грязная ножища. Гейр сморщился. Тело над такой ножищей было, наверное, просто кошмарно огромное.

К счастью, великаны не заметили, где залегли Гест с Гейром. Потоптавшись кругом минут пять, они заскучали и, хохоча и рокоча, затопали прочь вдоль канавы. Берег понемногу перестал трястись. Гест осторожно сдвинулся. Гейр, красный и бурлящий от ужаса и негодования, выбрался из-под него.

– Это же были великаны! Почему ты их не убил?!

Гест задумался, как бы объяснить, что единственный способ обращения с великанами – это не иметь с ними никакого дела.

– Великанов гораздо больше, чем наших, – нашелся он. – Стоит нам обидеть великана, и они перебьют всех жителей Низин. Вставай.

Гейр понял, что сказал отменную глупость. При мысли об этом, а также о сотнях могучих великанов он так огорчился, что по лицу у него потекли слезы.

Гест взял его на руки и нес всю дорогу домой. По дороге он пытался втолковать Гейру про великанов.

– Они сильнее нас, Гейр, отлично умеют колдовать и от этого еще опаснее. И они воруют детей. Если бы они заметили, что ты там торчишь, они бы забрали тебя с собой. Я точно знаю. Они украли одну девочку с Ольстрова.

– А почему? – спросил Гейр. Из-за того, что его укачивало в теплых отцовских руках, он стал сонный и раздражительный.

– Наверное, они думают, будто лучше умеют растить детей, – объяснил Гест.

– Ну так скажи им, что ничего такого они не умеют, – предложил Гейр.

Гест вздохнул и объяснил Гейру – несколько раз, – что с великанами нельзя иметь никакого дела. Никакого.

– А особенно с нашими, местными великанами, – говорил он. – Понимаешь, ну, на них лежит проклятие. От этого они еще опаснее.

– А почему? – спросил Гейр и немедленно заснул, не успел Гест ответить.

Он проспал всю дорогу домой и не проснулся, пока Гест не сгрузил его на руки Мири. Гест не знал, запомнил ли Гейр хоть что-нибудь. Он решил, что скорее нет. Но ошибся. Хотя Гейр и не заговаривал больше о великанах, думал он о них часто. Особенно его озадачил тот неловкий, почти виноватый тон, которым отец говорил о проклятии. Но на охоту Гейр больше не просился.

Вообще-то и в самом Гарлесье, и в его окрестностях и так было чем заняться. Дети собирали плоды, помогали устраивать пиры и играли. Мудрицы и заклинатели давали им уроки. Адара учила их читать. Гест самолично следил, чтобы Айна, Гейр и Сири умели управляться с оружием. Детей наставляли, как исчезать из виду при появлении великанов.

– Не шевелитесь, и одежда вас скроет, – втолковывала им Мири. – Великаны плоховато видят. Куртки у вас цвета травы и Низин, так что просто падайте и лежите. Только не вздумайте даже пальцем пошевелить – и тогда все обойдется.

Совсем скоро Гейр научился проделывать это, не задумываясь. Ему было стыдно за то, как он вел себя на охоте.

Еще их первые уроки касались доригов. Детям снова и снова твердили, чтобы они не приближались к стоячей воде, не обезопасив ее. Их предупредили, что если у воды растет терновник, то доригов там нет. Первым делом их научили тем словам, которые прогоняли доригов из воды. Детей заставляли заучивать эти слова так, чтобы от зубов отскакивало. Им постоянно напоминали, что дориги меняют обличье и поэтому незнакомым животным доверять нельзя. Но тем словам, которые возвращают доригу его подлинный облик, детей не учили. Это запретила Адара.

Между тем обнаружилось, что Ясновидение у Айны и вправду очень сильное. Она предсказывала будущее на столько времени вперед, на сколько всякий желающий мог ее проверить. За предсказаниями к ней приходили постоянно. Она часто разговаривала об этом с Гейром, обычно по ночам. Айна сидела в постели, напряженно выпрямившись, потому что на нее давил груз ответственности. Ведь для Айны ее Дар был не меньшей загадкой, чем для всех прочих.

– Понимаешь, я не то чтобы знаю будущее, – объясняла она. – Меня нужно спросить. И тогда я сразу знаю ответ, но до этого я не знаю, что я его знаю. А больше я ничего не знаю, пока меня не спросит кто-нибудь еще.

Гейр понуро слушал ее и кивал. Когда Айна затевала такие разговоры, он сразу вспоминал, какой он обыкновенный.

– А хуже всего то, что мне могут задать неправильный вопрос! – продолжала Айна. – А я не пойму, что он неправильный! Вот, например, у меня спросят, будет ли вдоволь еды, а я скажу, что да. А окажется, что вдоволь еды будет потому, что нас почти всех перебьют великаны. Я вот этого боюсь. Понимаешь?

Гейр кивал и старался сочувствовать – хотя бы в меру своих обыкновенных способностей. Но не огорчаться при этом было трудно. А когда Дар обнаружился и у Сири, стало еще тяжелее.

Айна с Гейром поняли, что у Сири тоже есть Дар, примерно за год до того, как его обнаружила Мири. Было очень удобно спросить: «Сири, а где наш мячик?» – и немедленно получить ответ, что он застрял между вторым и третьим камнем четвертого колодца. Но дети держали язык за зубами. «Никому ни слова, – велела Айна. – Если этот гаденыш поймет, какой от него прок, он разбалуется еще больше».

Сири и вправду был избалован. У него были большие синие глаза, копна черных кудрей и очаровательная улыбка. Всеми этими тремя достоинствами он бесстыдно пользовался. Он мог добиться всего, чего хотел, от кого угодно – начиная от самого Геста и кончая глуповатым парнишкой, который раздувал меха в кузнице. Но Сири был не дурак. Он очень быстро сообразил, что никто не может находить потерянное так ловко, как он. И тайком от Айны и Гейра он стал бесстыдно пользоваться и этим тоже. Однажды Мири застала его в толпе детишек. Сири говорил: «Волчки и мячики стоят горсть орехов – горсть, Ланти, а не пять штук! – а за то, чтобы найти твой нож, Брад, я возьму медовую лепешку».

Дар Поиска был у покойной сестры Мири. Он встречался не так редко, как Дар Айны. Мири сразу смекнула, что происходит. Она разогнала детишек и за ухо отвела Сири прямо к Гесту.

– Ты знаешь, что тут вытворял твой сынок? – спросила она.

Гест посмотрел в синие глаза Сири.

– Ну, что? – отозвался он, изо всех сил стараясь говорить грозно. Сердиться на Сири толком не мог никто, кроме Айны и Гейра. Но Гесту удавалось хорошо притворяться. Коленки у Сири затряслись.

– Он просил целую медовую лепешку за то, чтобы найти нож, и я его за этим поймала! – объявила Мири. – А при этом, по моему разумению, у него, может быть, никакого Дара Поиска и нет! Спроси его, куда ты задевал тот наконечник от копья! Давай!

Гесту было непросто не рассмеяться при известии о предприимчивости Сири, но вопрос он задал, и задал сурово. Сири содрогнулся, не зная, отважится ли он соврать. Но любой Дар заставляет говорить правду – или вовсе молчать, а молчать Сири не посмел.

– Он у Гейра, – промямлил он. – Гейр им копает возле ульев.

Гест зашагал к пасечным воротам, рявкнул слова и выскочил наружу. Конечно, там оказался Гейр, который лепил куличики при помощи отличного охотничьего наконечника для копья. Пчелы вылетели из глиняных нор защищать Гейра, увидели, что это Гест, и улетели обратно. В итоге Гейру крепко влетело, а Сири получил такую же, двойного плетения, гривну, как у Айны.

– Но я же ничего не мог поделать! Правда! – отбивался Сири, когда Гейр пришел выместить на нем долю полученного наказания.

– А вдруг действительно не мог? – вступилась Айна. – Когда у тебя Дар, то говоришь, что спрашивают. Просто стукни его разок, чтобы не разбаловался.

Гейр был очень терпеливый. Он стукнул Сири всего два раза. Все равно было ясно, что Сири теперь неизбежно разбалуется. И правда – подарки, которые Сири получал за находки, соблазнили бы самого Бана Доброго.

– Если так пойдет дальше, он станет поганцем хуже Ондо, – мрачно сказала Айна.

– Хуже Ондо не бывает, – отозвался Гейр.

Но на самом деле Сири почти не изменился. Еще до того, как обнаружился его Дар, он получал столько внимания, сколько хотел, и был вполне счастлив. Изменился Гейр. Теперь он окончательно уверился в том, что несказанно обыкновенный. Он подозревал, что его родители втайне в нем разочаровались, особенно Гест. И стал часы напролет просиживать на своем любимом подоконнике, теребя простую золотую гривну на шее и уныло раздумывая, что же ему теперь делать.

Это был замечательный подоконник. Гейр полюбил его с тех пор, как подрос настолько, что смог туда забираться. Окно выходило на ульи, за которыми открывался вид на все Низины. Еще до того, как у Сири обнаружился Дар, Гейр пристрастился сидеть там в одиночестве, глядя на плоские великанские поля, леса и неустанно волнующиеся под ветром болотные травы, цвет которых менялся, когда менялась погода. С этого подоконника было видно, как плывет через Низины дождевая туча, обрушивая на землю белесовато-серую колонну. Снаружи под окном жужжали пчелы. Внутри мерно стучали ткацкие станки и болтали и смеялись ткачихи. Можно было одновременно вдыхать аромат Низин под дождем и солнцем и все домашние запахи Гарлесья – запахи шерсти, кухни, дыма, кожи, жилья. Но теперь Гейр просиживал на подоконнике столько времени, что все стали считать это окно его законным местом. Мало кто мог взобраться на него без разрешения Гейра.

Поразмышляв месяца два, Гейр понял, что можно перестать быть обыкновенным, если обрести мудрость, как у мамы. Посоветоваться с Адарой приходили со всех концов Низин. И она с удовольствием станет его учить. Эта мысль так воодушевила Гейра, что на один безумный миг он даже вообразил, будто станет заклинателем. Но сразу понял, что это невозможно. Особой склонности к музыке у Гейра не было, к тому же он должен был стать вождем после Геста. А вождю нельзя быть заклинателем. Зато обрести мудрость может кто угодно – стоит только захотеть учиться.

И Гейр с головой нырнул в учебу. По большей части это были слова. Гейр уже знал самые простые и полезные слова, которыми большинство его соплеменников и ограничивались: слова для расстегивания и застегивания, входа и выхода, просьб и разрешений, благословений и проклятий. А теперь он выучил новые слова и правила, по которым их можно было по-новому сочетать. Вскоре он обогнал даже Брада, сына Банота, и знал, как сделать так, чтобы зеленое золото поддалось ковке, как заставить хлеб расти, а травы – исцелять, как заговорить одежду, чтобы она скрывала своего владельца от посторонних глаз, и как предсказывать погоду. Затем, к радости Гейра, Адара начала учить его законам, которые стоят за всем этим, тайному знанию об узкой опасной тропе между Солнцем, Луной и планетами, без которого от слов посильнее не было никакой пользы. Гейр стал смутно понимать, что можно призвать силу чего угодно, нужно только знать, как и когда это делать.

Адара часто бывала им очень довольна. И всякий раз, когда она бывала им довольна, Гейр пытался улестить ее, чтобы она рассказала ему историю, которую им с Айной так хотелось услышать, – о том, как Гест выполнил три задания, но с точки зрения Адары. Но Адара ничего им не рассказывала. Она просто смеялась и заговаривала о чем-нибудь другом.

Благодаря обучению Адары и наставлениям Геста Гейр, по всеобщему мнению, получил прекрасное образование. Пришло время учебной охоты для детей и подросших щенят, и ожидалось, что Гейр покажет себя молодцом. Это было совсем не так, как на первой его охоте. Им посчастливилось наткнуться на стадо оленей, которые забредали в Низины довольно редко. Гейр пришел домой, шатаясь под тяжестью собственноручно убитой лани. Родители были довольны. Банот его хвалил. Гейр и сам был горд и доволен. Но дела это не меняло. Гейр все равно знал, что он обыкновенный.

Больше никто так не думал. В Гарлесье считали, что из троих детей Геста самый необыкновенный как раз Гейр. Вот когда Гейр наконец передумает на своем подоконнике все, что ему там приспичило, поговаривали гарлесяне, лучшего вождя будет не сыскать. Если бы Гейр заявил, будто он обыкновенный, ему бы просто не поверили. А Гейр, конечно, не стал бы об этом заявлять просто по врожденной сдержанности.

Гест тоже считал, что Гейр необыкновенный. Он так и не смог позабыть благоговения, которое охватило его при первом взгляде на величавого маленького Гейра. А теперь Гейр почему-то решил не вести себя как прочие дети, а часы напролет просиживать на этом своем подоконнике.

– Что же такое с мальчиком? – спрашивал Гест у Адары.

– Ничего, – неизменно отвечала Адара. – Просто любит побыть один.

Гесту это было непонятно. Он любил жить в окружении друзей. А непонятное всегда его раздражало. Он старался уладить все по-честному, но Гейр все равно чувствовал, что Айну и Сири отец любит больше. Это было видно. Гейр понимал, что отец в нем разочарован – ведь он оказался такой обыкновенный. Все чаще он уходил на подоконник, лишь бы не встречаться с Гестом. А чем больше времени он проводил на подоконнике, тем хуже Гест его понимал. Когда Гейру исполнилось двенадцать, в Гарлесье не нашлось бы двух других людей, которые понимали бы друг друга хуже, чем он с Гестом.

Вскоре после двенадцатого дня рождения Гейра в Гарлесье с визитом явился Ондо. С ним прибыли его мать Каста, его кормилица Фанди и два его друга – Скодо и Пад.

– Вот был бы Ондо не таким гнусным, – вздыхала Айна, – мы бы заставили его рассказать про три отцовских задания.

Но Ондо был гнуснее некуда. От него не удавалось добиться ничего, кроме многозначительной ухмылки да еще смешков от Скодо и Пада. Своих двоюродных братьев и сестру Ондо презирал. В его глазах не было существа совершенней, чем Ондо из Отхолмья, и он не терпел никого, кто осмеливался затмевать славу этого совершенства. Айна и Сири затмевали ее своей Одаренностью, поэтому Ондо ненавидел их всем сердцем. Но больше всех он ненавидел Гейра. Из-за безудержной похвальбы Мири Ондо знал, что Гейра считают самым необыкновенным из трех детей Геста, и уже за одно это его надо было бы презирать. Но и без Мириной похвальбы Ондо, возможно, сосредоточил бы свою ненависть именно на Гейре. Дар, как у Айны и Сири, дело другое; но какое право имеет Гейр, у которого Даров не больше, чем у самого Ондо, глядеть на него с этаким важным оценивающим видом? От этого большой и сильный Ондо сразу чувствовал себя маленьким. А еще от этого Ондо начал смутно, но все тверже понимать, что Гейр куда ранимее остальных двух. Благодаря этому обстоятельству, а еще тому, что Гейр был больше чем на год моложе и на полголовы ниже ростом, он и стал идеальным двоюродным братом для задирания.

В этот раз Ондо, заручившись поддержкой Скодо и Пада, которых Айна прозвала «мерзкими жабятами», задирал Гейра без устали. Он не давал ему продохнуть. Ондо не ограничивался пинками исподтишка и выкручиванием рук в темных углах. Это был нескончаемый поток намеков, насмешек и оскорблений: намеков на то, что у Гейра не все дома, насмешек над тем, как он любит сидеть на своем подоконнике, и напоминаний о том, что Гест родом из нищего и странноватого Ольстрова. «У тебя дурная ольстровская кровь, – твердил Ондо. – Ты точно не умеешь менять обличье?» При этом Ондо никогда не отходил слишком далеко ни от своих крепких дружков, ни от Касты или Фанди, так что у Гейра не было никакой возможности даже стукнуть его разок как следует. Приходилось терпеть. Гейр был глубоко несчастен. Айна и Сири, со своей стороны, страшно злились, но тоже ничего не могли поделать. Все трое считали дни до того, как Ондо отправится домой.

Осталось всего три дня, когда Ондо пришел к ним в дом с Фанди – ему нужен был Сири, потому что Фанди потеряла хороший золотой наперсток. Айна, Гейр и Сири как раз прятались дома от Ондо. Увидев его, все трое вздохнули.

– Наперсток у тебя в кармане, – холодно сказал Сири Фанди.

Вообще-то Гест запретил Сири просить подарки, но Сири надеялся, что Фанди что-нибудь ему предложит. Все остальные обязательно предлагали.

Ондо покровительственно бросил Гейру:

– У тебя-то никакого Дара нет, правда?

Гейру это было настолько нож острый, что он потерял дар речи.

– У тебя тоже! – быстро ответила Айна.

Ондо понял, что сумел обидеть Гейра. Он так обрадовался, что не обратил на Айну никакого внимания. Он поглядел на свои ногти и стал беспечно полировать их о рукав куртки.

– А, – сказал он. – При моем положении в обществе Дары не нужны.

Гейр представил себе, как хватает Ондо за золотую гривну, выволакивает из дома, тащит по лестницам наверх и швыряет лицом в ближайший улей. Если бы рядом не было Фанди, он бы попробовал так и сделать. Фанди кивала и улыбалась, будто все они были задушевные друзья, но Гейр прекрасно понимал – при малейшей опасности она поднимет крик до небес и позовет Касту. Пришлось утешиться, грозно шагнув в сторону Ондо. Ондо оглянулся в поисках Скодо и Пада и вспомнил, что их тут нет. Он побледнел, и гнусная усмешка стала уже не такой уверенной. Гейр с презрительным видом отодвинул Ондо в сторону и зашагал через все Гарлесье к своему подоконнику. Жаль, что он раньше не понял, какой Ондо трус. Тогда выносить все это было бы легче.

Оставшиеся в доме Айна и Сири решили поквитаться с Ондо, несмотря ни на какую Фанди.

– Не советую тебе так разговаривать с Гейром, – сказала Айна. – Если бы мы не знали, что ты просто тупой, как пробка, то давно наложили бы на тебя слова.

Сири решил, что Фанди все равно не допустит никакого насилия, и, осмелев, сочувственно добавил:

– Да ты, Ондо, не только тупой, как пробка. Ты еще и страшный как я не знаю что. У тебя уши торчат.

При этих словах Сири даже разрумянился от собственной отваги. Он мечтал высказаться уже несколько лет. Уши у Ондо стояли стоймя, как у овцы. К несчастью, Фанди обиделась не меньше Ондо. Она испробовала все мыслимые способы пригладить эти уши, но они всякий раз одерживали верх. Поэтому, когда Ондо в ярости двинулся на Сири, она не стала его удерживать.

– Ну, погоди! – сказал Ондо.

Сири отшатнулся. Ему стало нехорошо. Ондо грозно нависал над ним, а Сири по горькому опыту знал, какой Ондо мастер делать больно тем, кто меньше. Он понимал, что, если Фанди будет просто стоять сложив руки, не миновать ему взбучки.

– Айна! – отчаянно пискнул он.

Айна ужасно боялась Ондо, но все равно бросилась на помощь Сири. Фанди поймала ее за руку. Фанди была сильная.

– Вот что, Айна, веди себя как подобает даме, – велела она.

Ондо бросился на Сири, а Сири метнулся к двери. Фанди отпихнула Айну и преградила ему путь. Сири стало очень страшно. Но он и разозлился тоже – и за себя, и за Айну, а особенно за Гейра. Он повернулся к Ондо и Фанди и пустил в ход Дар, о наличии которого даже не подозревал.

Он ничего не сказал. Он даже вроде бы ничего и не сделал. Но Фанди вскрикнула. Она схватилась за голову, и лицо у нее пожелтело. А Ондо – Ондо странно взвизгнул и так и застыл, вытянув руки, чтобы схватить Сири.

– Ну чистый рак! – говорила потом Айна.

Не в силах двинуться и ошалев от ужаса, Ондо выкрикнул самое страшное из известных ему оскорблений:

– Ах ты… ах ты, паршивый дориг!

Сири ошарашенно глядел на врагов, и у него тоже лицо стало странного цвета. А потом он выбежал из дома и спрятался за покрывалами.