Смит нервно сбил пепел. На камне рядом присел какой-то голубь; Смит перепугал его.
      - И ты, все эти годы... Именно так, как договорился с Евреем, так? Московская гекатомба тоже была планах?
      - Конечно. С самого начала. Эта тропка все еще слишком узкая.
      - Все еще? Так близко от завершения?
      - Какого завершения? Я же говорил тебе: это только начало.
      - Не понял, что ты имеешь в виду. Ведь вы же победили. Ну что с того, что потеряли Гданьск? Немцы всегда на него точили зубы; Гданьск - это ведь еще не вся Польша.
      Ксаврас покачал головой, как бы жалея собеседника.
      - В течение трех месяцев вся территория бывшей Надвислянской республики будет разодрана соседями. Мы потеряем все города. Краков и Львов практически исчезнут с поверхности земли. В концентрационных лагерях перебьют девяносто процентов боевиков АОП - немцы и русские, совместными усилиями. Но пока что пускай люди радуются, пока у них есть чему радоваться. Этот день они запомнят на всю жизнь.
      Смит подавился дымом, закашлялся.
      - Что ты говоришь, Ксаврас, что ты говоришь...?! Ведь вы же выиграли, выиграли! Для того же ты и Москву взорвал, и целый миллион человек убил?! Господи Иисусе!
      - Для того, именно для того. Нельзя было обойти этого. Таковыми были условия, необходимые для исполнения.
      - Исполнения чего?! Ксаврас, бога ради, чего т хочешь таким образом достичь? На кой ляд было это все, все эти смерти, раз с самого начала ты знал, что это не даст вам окончательной победы?!
      - Но ведь даст, даст, - Выжрын вернулся взглядом к панораме города; теперь он начал громко щелкать пальцами. - Через тринадцать лет, весной 2009 года, после великой кавказской ядерной битвы, в которой будет полностью разгромлена Вторая Армия Великого Китая, на Украине вновь будет поднято знамя Ксавраса Выжрына. Под ним объединятся Черный Вахудра, братья Прокомпичи, Машрахан и Гловин. К победе их поведет Конрад Псута; через месяц после его смерти США, Великобритания, Германский Рейх, Княжество Московское и Двенадцатая Республика официально признают существование независимой Польши, суверенности которой никто не станет угрожать в течение ближайших двухсот лет. Вот какова цель, вот какова награда.
      Смит слушал эти пророчества, вытаращив глаза.
      - Да о чем ты, блин, бредишь?! Что это еще за Вапудра, Помпоричи, Машапрата и так далее?! Кто такой этот Псута?!
      Ксаврас сложил руки за головой, потянулся, охнул.
      - Ведь ты же его знаешь, - буркнул он. - Сегодня я посадил его на вертолет, сейчас он уже должен быть в Силезии.
      Смит понял: Вышел Иной Конь Цвета Огня. Он.
      Он помотал головой. Безумие. Все это безумие!
      - Он знал?
      - Он все знает.
      Американцу это никак не укладывалось в голове, не укладывалось в слова.
      Он начал шептать:
      - Ксаврас, ты что, ты думаешь, кто ты такой? Бог?
      - Еще нет. Пока что нет. Но уже скоро, очень скоро. - Выжрын вонзил взгляд в Смита. - И это ты сделаешь меня им. Это ты превратишь меня в легенду, которая через тринадцать лет отвоюет свободную Польшу. Ксаврас Выжрын. Через минутку ты просто добавишь последний мазок. Это будет та самая религия, во имя которой будут проводиться битвы. Это я буду давать им силы. К моему имени станут они взывать. И с моей славой прибудет Конрад. Моей, мне, я, я, я... Приготовь шлем. Предчувствия усилились, страх стиснул Смита холодной, стальной рукавицей.
      - Что...?
      Выжрын поднялся и поглядел на американца сверху.
      - Все правильно. Сейчас ты заснимешь смерть Ксавраса..
      Смит, визжа, набросился на него. Но у него не было ни малейших шансов. Именно потому-то и нельзя было победить полковника в любом из столкновений - на кулаках, на расстоянии, в воздухе и на земле, в поле и на карте; он еще до тебя самого знает все твои движения, намерения, мысли.
      Сейчас же он попросту отступил на шаг и пнул левым боковым краем сапога в колено Айена. Связки треснули, в средине что-то хрупнуло и переместилось. Вопли Смита перешли в стоны; американец свалился на землю.
      - Успокойся! - рявкнул Ксаврас. - Уже поздно. Все равно ты бы не успел отбежать на безопасное расстояние.
      - Когда? - сквозь зубы прошипел от боли Айен.
      - В четверть второго.
      Смит лишь расплакался от бессилия. Он чувствовал, как натекает кровь в суставную сумку; колено напухало с ужасающей скоростью. Он не мог шевельнуть ногой, чтобы не вызвать нового приступа боли.
      - Ты завлек меня сюда... И я умру... О Боже, бомба, бомба, опять эта чертова бомба... Ксаврас, ты убийца!
      - Ведь ты же ничего не почувствуешь. Бомба взорвется над землей, неподалеку от нас. Мы просто испаримся. Опять-таки, у тебя не будет болеть нога.
      - Ты с ума сошел!
      - Про это ты уже говорил.
      Айен метался как в приступе горячки.
      - Но почему, почему, почему? Зачем эта бомба на Краков, что это даст, и вообще, по чьему приказу, Гумова? Так что это ему даст, ведь нет же никакого смысла...
      - Лично мне приходит в голову несколько объяснений. Но прежде всего это самый дешевый, самый экономичный с точки зрения Гумова способ обеспечить для себя западный фланг; армия ему нужна против китайцев, а с этой стороны на него никто нападать не станет, зная, что в случае чего получит по башке атомной бомбочкой, а ведь у Гумова их запас достаточный, это он себе позволить может, да и после Москвы мало кто станет отрицать его моральное право на месть.
      Полковник повернулся спиной к американцу, сунув свои багровые руки в карманы. Он стоял так и глядел на город. Смит со своей лягушечьей перспективы видел темный султан дыма от Вавеля, черной короной расстилающийся над головой Выжрына.
      Айен фыркнул гневным плачем и яростно выругался. Ксаврас оглянулся на него через плечо. И тогда американец увидал его лицо, атласную меланхолию в глазах - и чуть ли не завопил от страха, потому что это было точно то же самое, что видел он через объективы своего шлема на лице Выжрына, когда тот пытал и убивал генерала Серьезного.
      - Прости, - сказал Ксаврас тихо. - Я был должен.
      - Ну что ты был должен, что тебе было нужно, ты, сука?! - завыл Смит. - Что, должен был затащить меня сюда на верную смерть? Это был должен?
      - Да, - ответил полковник. - Варда в расчет не входил. Мне нужен был ты.
      - Ни хрена, его убил снайпер, когда он пошел посрать в кусты, а я попал в списки, потому что чертов Ковальский поломал ногу!
      Выжрын отрицательно покачал головой.
      - Я отправился за Вардой и выстрелил ему в голову. Пуля прошла навылет. Пулю и гильзу я забрал. Это должен быть именно ты.
      Смит уже только выл на одной и той же ноте; он не хотел слушать Ксавраса, не хотел что-либо знать, он ничего не хотел - вскоре он должен был умереть и ничего с этим поделать не мог.
      Выжрын опять уселся на траву. Он глядел на город, на людей. Над Краковом постепенно собирались низкие тучи; будет дождь. Где-то в районе Братской кто-то обнаружил пропущенный вчера запас фейерверков, и неожиданно над крышами распустилась комета искусственных огней.
      Более часа прошло, прежде чем Смит пришел в себя настолько, чтобы размышлять более-менее логически. Он потащился под камень, оперся на него спиной. Поправил антенну, положил компьютер на бедре. Связь с Нью-Йорком была открыта, но он даже и не знал, а что, собственно, передать людям из центра. Он лишь тупо пялился в спину находящегося в пяти-шести метрах Выжрына, который сидел столь неподвижно, как будто бы вообще уже перестал дышать.
      Смит потянулся за шлемом. Он знал - мелькало у него в голове - он все знал. А значит, не было никакой благодарности, я вовсе не спас ему жизнь, не защитил от пули Шмиги; не было никакой благодарности, и вообще не было каких-либо чувств. Разве что, за исключением одного. Или даже, тех немногих, которым вовсе и не нужно развиваться - признания подчиненности другого лица. Ведь чем мы для него являемся? Не равными же ему людьми; или это он сам вовсе не человек. Не может быть и речи о равновесии. Он сражается? Спорит? Гневается? Исповедуется? Играется? Стыдится? Радуется? Ничего подобного; никогда он не был способен к чему-либо подобному. Он только выбирает пути.
      Айен начал машинально манипулировать переключателями шлема.
      - Я не смогу заснять твою смерть, - тихо сказал он. - Вспышка и электромагнитный импульс выведут мою аппаратуру из строя.
      - Знаю, - ответил на это Выжрын. - Смерти они не увидят. Зато они смогут видеть меня на экранах своих телевизоров на мгновение секунды перед нею; время записи будет сравнено со снимками с военных спутников, и тогда они убедятся. Передашь столько, сколько будет можно. И оно даже лучше, что не до конца. Когда нет трупа, когда нет тела, когда нет чего исследовать, измерить, взвесить - вера растет. Здесь не нужны числа; тут нужны образы, картины. Просто-напросто, я вознесусь на небо.
      Смит взвесил шлем в руке, глянул на обделанный голубем ближайший камень.
      - Вот только я на все это не согласен. Ничего я не стану снимать. Не будет никакого прямого эфира, не будет никакой легенды.
      - Будет, будет.
      - Ты так уверен?
      - Иного будущего уже нет.
      - Ты так уверен?
      - Ты его уже не разобьешь. Вот Варда разбить мог. Немедленно, в первом же рефлексе он разбил бы шлем. Что ж, у него был весьма жесткий кодекс чести, опять же, он ненавидел меня.
      - Как будто я тебя не ненавижу?
      - Меня ты не ненавидишь. И никогда не ненавидел.
      Смит долго, очень долго держал в руке тяжелый шлем. Рука вспотела, потом задрожала, в конце концов шлем пришлось отложить.
      - Вижу, что ты обдумал все это весьма тщательно, - сказал он уже совершенно спокойным голосом. - Бог войны ХХ века. Мрачная легенда. А я должен быть твоим апостолом.
      - Каковы времена, таковы и боги, и таковы их апостолы. Только радиус воздействия твоего электромагнитного Евангелия будет несравненно большим; обращения же в веру будут проходить гораздо быстрее и, их будет намного больше.
      - Зато и вера будет намного мельче.
      - Естественно. И я знаю, что она вызовет. На мне еще сделают сумасшедшие деньги; еще продадут меня в миллиардах экземплярах; будут проклинать от моего имени и творить от моего имени зло. Но так происходит со всеми богами. Я же, по крайней мере, дам верующим в меня свободу, я дам им Польшу. И не каждое божество может похвастаться подобной результативностью, а? - Ксаврас рассмеялся, но как-то неуверенно. - Это хорошо, что я, наконец, могу поговорить с кем-нибудь откровенно. И уже не имеет значения, что сейчас скажу, это уже ничего не изменит, ничего не отвернет; ну, разве что Шмига, он бы мог. Но про это я тебе морочить голову не стану: есть тайны и тайны. После нашей смерти останется только один человек, который знает правду. - Он снова рассмеялся. - Да, именно так и делают богов.
      Начал капать дождь. Но они даже и не пошевелились.
      - Тринадцать лет... Какая бездна для вероятности. Ты, Ксаврас, ты снова продолжаешь врать. Помнишь, что я говорил тебе о хаосе? Ну сколько ты мог передать информации Конраду, чтобы обладать уверенностью, что тот с пути не сойдет? А?
      Выжрын оглянулся на американца, показав ему свои багровые руки; вновь на его лице была та самая неуверенная усмешка.
      - Это вовсе не стигматы, никакие не отличительные знаки. Их кодируют рецессивные гены. В отличие от тех, которые важны на самом деле. Ведь работами Жанно я интересовался неспроста.
      Смиту понадобилось много времени, чтобы понять. А поняв, застыв от изумления, он глянул полковнику прямо в глаза - как будто бы увидал над собой готовящуюся втоптать его в землю лапу дракона, указующий на него с небес Божий перст. Неизбежно, непонятно и ужасно. Можно только лишь закрыть глаза.
      - А почему у них... почему у них были другие имена?
      - Так было надо.
      - Ивана ты расстрелял собственноручно, еще ранее - послал под бомбы. И только не говори мне ничего о любви.
      - Мы все знали. И он принял это достойно. Нет ни жалости, ни печали. Это не самопожертвование, - Ксаврас стиснул багровый кулак. - Это жажда.
      Ветер принес с другого берега Вислы звуки хейнала2. Смит глянул на часы: одна минута первого - осталался час с небольшим. Кому он там хочет играть хейнал? Впрочем, еще и чертовски фальшивит.
      - Вообще-то говоря, по правде, ты и не должен был здесь умирать. Точно так же, как и Еврей: ты знал и мог этого избежать. Тогда зачем же ты приехал в Краков? Неужто и вправду не существует ни одного варианта будущего, в котором Польша свободна, а Выжрын - жив? Что? Не верю, - Айен горько рассмеялся под нос. - На самом деле, на самом деле ты прибыл сюда, чтобы не дожить до времени фактической власти. Может станешь отрицать? Ведь не удастся. Помнишь тот наш разговор в день смерти Ивана? Помнишь его? Ты же знал, что я прав. И чем ты мог мне ответить? Только лишь предсказав собственную смерть. Смерть, одна она тебя спасает. Ксаврас, Ксаврас... Неужто в своих видениях ты видишь себя таким уж чудищем? Неужто это самое последнее мгновение для ухода со сцены, прежде чем произойдет окончательная смена масок? Все время я был уверен, что спасения тебе нет. Но сейчас я уже в этом не уверен. Раз уж ты можешь сам себя приостановить и пожертвовать собой ради истин, которые сам не разделяешь, раз ради добра всех тех, кого сам презираешь, можешь перечеркнуть свою жизнь... Я верю в твою силу, Ксаврас. Ты, выбирающий пути. Я верю, что шанс у тебя мог быть, пусть даже сейчас ты видишь его совсем туманно или не видишь вообще; но ведь ты сам признался, что было такое время, когда и шансы независимости Польши полностью исчезли среди иных возможностей развития будущего. Так что это ничего не значит. Ты должен довериться силе своей воли. Ты мог бы и не умирать. Герои военного времени вовсе не те, что герои времени мирного эти миры абсолютно несовместимы, но ты, ты мог бы нарушить правило, у тебя одного имелась возможность сделать сознательный выбор. А ты отказался от него, сломался. Почему? Неужто таким уж отвращением переполнял тебя Выжрын-человек, который должен был заменить нынешнего Выжрына-бога?
      Понятное дело, что Ксаврас на это ничего не ответил, да и сам Смит не стал комментировать наступившее молчание.
      - Скажи мне хоть одно, - отозвался он через какое-то время. - Зачем была Москва?
      - Я уже говорил тебе.
      - Да, знаю: только такое будущее даст в результате свободную Польшу. Но мне важна именно причинно-следственная связь. Что такое было во взрыве города с миллионом его обитателей, что является неизбежным условием независимости твоей страны?
      - Не знаю. Я не могу проследить путь, проходимый каждым атомом, входящим в состав Земли. Связи имеются, потому что я их вижу, но не могу их все тебе перечислить, звено за звеном, всю цепочку причин и следствий.
      - Не знаешь. Не знаешь. Выходит, что ты просто доверился собственным видениям.
      - Пока что они меня не подводили.
      - А вот в этом на все сто процентов ты уверен быть не можешь.
      - Но теперь ты мне скажешь: веришь ли ты в мою победу через тринадцать лет?
      - Да.
      - Спасибо.
      - Не за что. Можешь взять даром. Я проклинаю тот день, когда услыхал о тебе впервые.
      Ксаврас завалился на спину, в мокрую траву, широко разбросал руки и захохотал.
      Смит не понял.
      - В чем дело?
      - Ты ответил мне репликой Щегла! - еле выдавил из себя заходящийся от смеха Выжрын. - Не помнишь? Слово в слово, именно то, что Щегол говорит Фортри в "Неуловимом", сразу же после того, как они взорвали тот самый поезд.
      Смит покопался в непослушной памяти.
      - Наверное забыл, - буркнул он.
      - Ну да. Конечно же забыл, - полковник постепенно успокаивался. - Ну да ладно. Нужно собираться. Почти пора.
      Выжрын поднялся, отряхнул штаны и рубашку, подошел к своему рюкзаку. Айен следил за тем, как Ксаврас переодевается в ту самую одежду, которая была на нем во время эфира после взрыва московской бомбы. Он даже натянул те же самые перчатки, а на голове был тот же самый берет. Потом он вынул зеркальце и долгое время приглядывался в нем, поправляя те мелочи, которые не нравились ему самому.
      В конце концов он повернулся к Смиту и отступил на пару шагов назад.
      - И как я выгляжу?
      Айен надул губы.
      - Пойдет. Ну, разве что немножко грязи на безрукавку и свитер, а то слишком уж чистенькие.
      Ксаврас поднял с земли горсть грязи и размазал по себе.
      - Сойдет?
      - О(кей.
      - Надевай шлем, надо проверить кадр.
      Смит надел. Он сидел под камнем, вытянув ноги вперед, ни пошевелиться, ни подняться он не мог. Хочешь - не хочешь, а придется снимать Выжрына снизу. Несколько минут он дирижировал Ксаврасом - поближе, подальше, вправо, влево, нет, там солнце, еще полшага назад - определяя самые оптимальные условия. К этому времени дождь перестал. В конце концов Айен решил, что ничего лучшего он уже не выдумает. Выжрын прочертил пяткой линию в земле, чтобы знать, где стать, когда придет время. А потом уселся рядом с Айеном.
      Они ждали.
      Евангелие от святого Еврея
      Одинокий бомбардировщик подлетел никем не замеченный. Никто не видел и падающей бомбы. В это время Ксаврас Выжрын стоял над рекой, радуя глаз видом города, над которым впервые за семьдесят шесть лет развевался польский флаг. Иностранный журналист брал у него интервью. В тот день Ксаврас Выжрын проснулся с нехорошим предчувствием. "Сейчас", - сказал он журналисту, но журналист, конечно же, не понял, и никто на свете тоже не понял. Ксаврас Выжрын раскинул руки. Бомба взорвалась. Его залил самый яркий свет, самый чистый из всех огней, выжег в камне черную тень словно крест, черный крест, который вы можете пойти и увидать, к которой можете прикоснуться собственной ладонью, к выжженной на веки веков в момент его смерти тени Ксавраса Выжрына.
      Апрель - август 1996 г.
      Послесловие автора
      Эпиграф, равно как и разбросанные по тексту не закавыченные цитаты, хотя и несколько искаженные, взяты из стихов Збигнева Херберта. Зато цитаты отмеченные: из Конрада, потому что Смит приводит его сознательно, что возможно, поскольку первое издание "Ядра темноты" ("Глаза циклона") появилось в 1902 году; а так же, ясное дело, из Апокалипсиса святого Иоанна в анахроничном переводе о. Августина Янковского, и именно этот перевод я посчитал наиболее соответствующим стилистике моего романа [ ... ], поскольку цитаты эти вначале переводились Смитом с современного альтернативного русского языка. Историю о приключениях сэра Джереми Боувза при дворе царя Ивана IV я взял из "Дневников Сэмюэла Пеписа" и считаю ее правдивой. Отношение Госдепартамента США к вопросу боев в Надвислянской республике основано на аутентичных высказываниях мистера Бернса, который на пресс-конференции 8 августа 1996 года представлял Государственный Департамент США, конференция касалась Чечни, и единственные сделанные мною изменения касаются географических названий и данных типа: даты, числа и т.д.
      Мой рассказ во всем совпадает с логикой альтернативного развития истории во всем, кроме языка; я отказался от его полной или же диалоговой альтернативизации, понимая, что задача создания в полном соответствии с законами филологии новых ответвлений русского и польского языков перерастает мои знания и умения - пускай даже здесь мы имеем дело с отростком этих ветвей относительно поздним, потому что произошедшим уже в ХХ веке.
      Примечание переводчика
      Зачем я взялся за перевод этих книг ("Пока ночь" и "Ксаврас Выжрын")? Первое, автор - парень молодой (1974 года рождения); второе - не англо-американец (Судя по нашему рынку, никакой другой фантастики в мире нет, Сапковский и Лем не в счет, потому что Сапек - это не фантастика вообще, а Лем... Про великих aut bene... , остальные же национальности не видны даже под микроскопом); третье - это фантастика, а не боевик с космическим антуражем. Хотелось, чтобы вы, читатели, порадовались. Если это так - я своей задачи добился.
      1 Глас народный, глас Божий (лат.).
      2 Хейнал - исторический музыкальный сигнал, который каждый полдень звучит над Краковом. По легенде, трубач, который увидал врагов и подал сигнал тревоги, был убит стрелой. Поэтому и хейнал прерывается на половине звука. (прим. переводчика)