Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Тайны Парижа. Том 2

ModernLib.Net / Исторические приключения / Дю Понсон / Тайны Парижа. Том 2 - Чтение (стр. 9)
Автор: Дю Понсон
Жанр: Исторические приключения

 

 


      Через час, окончив обзор зала, во время которого посетители не раз, при каждом новом варваризме толстого немца, обменивались улыбками и взглядами, переговорив о Бадене и его окрестностях и о Париже, они очутились во дворе замка на пороге красивой готической залы, служащей обыкновенно для завтраков туристам.
      Арман ни разу не перешел границ строгой воспитанности. Как остроумная светская женщина, Маргарита непринужденно обратилась к молодому человеку и сказала ему, смеясь:
      — Завтра, кажется, танцуют в казино, и вы, конечно, найдете возможность, согласно светскому обычаю, представиться вашей покорной слуге.
      Молодой человек поклонился.
      — А пока, — продолжала она, — в силу необходимости, — она указала рукой на столовую, где находился всего-навсего один стол, — вы позволите мне, милостивый государь, предположить, что мы уже встречались с вами где-нибудь в Париже, и пригласить вас позавтракать со мною.
      Арман предложил графине руку и провел ее в столовую. Благодаря медлительности прислуги завтрак продолжался чуть не до трех часов пополудни.
      Арман был очаровательно остроумен, а его обычная задумчивость, в глазах графини, сообщала ему большую привлекательность.
      Он был чрезвычайно внимателен к маленькой девочке, почтителен и любезен с графиней. Он не назвал себя, не спросил имени графини д'Асти, но они болтали о стольких предметах, что невольно назвали несколько фамилий, в салонах которых зимой встречается «весь Париж».
      — Сударыня, — сказал Арман, — я уже имел честь танцевать с вами у маркизы де Р… Конечно, я не осмеливаюсь обращаться к вашей памяти и не имею дерзости надеяться, что вы…
      — Боже мой, — прервала его графиня с чарующей улыбкой, — простите, если память мне несколько изменяет, и позвольте избавить вас от обязательных комплиментов. Но раз это так, то мы познакомились с вами окончательно, и я оставляю вам на завтра вальс.
      — Первый? — спросил он шаловливо-веселым тоном.
      — Хорошо, пожалуй, хоть первый. Надо же загладить перед вами мою забывчивость.
      Арман вздохнул, давая понять графине, что сам он хранит живейшее воспоминание о бале маркизы. Графиня была женщиной, и этот вздох не был ей неприятен. Но в то время, как она хотела продолжать разговор в легком тоне, которым велась до тех пор их беседа, раздался удар грома, от которого задрожали своды готической залы.
      Пока графиня и ее юный спутник беседовали, громко смеясь при смешных выражениях привратника, служившего им за столом, погода, бывшая утром такой прекрасной, мало-помалу изменилась. Небо покрылось свинцовыми тучами, в сосновом лесу пронесся глухой ропот, обычный перед грозою. Удар грома и молния, блеснувшая в темных облаках и осветившая высокие окна, навели страх на графиню, и она вскрикнула.
      В эту минуту и в то время, как Арман поднимался с места, вошел кучер.
      — Госпожа француженка… пора ехать… ехать сейчас… гроза… — коверкал он слова.
      Баденские немцы-кучера говорят по-французски еще хуже, чем привратники и проводники.
      — Что ты говоришь? — переспросил Арман по-немецки.
      —Я говорю, — повторил кучер, — что скоро будет гроза, в замке нельзя ночевать, а деревня далеко. Надо ехать сейчас, а то лошади боятся грозы.
      — Черт возьми!
      — Дорога очень плохая.
      Арман перевел слова кучера встревоженной графине. Затем он прибавил:
      — Вы мне позволите, сударыня, проводить вас?
      — О, конечно.
      — Этот кучер, подобно всем немецким кучерам, ужасный трус. Если он от страху не будет в состоянии справиться с лошадьми, то я займу его место, и клянусь, что вы доедете до Бадена без малейшей неприятности.
      — О! Я в этом совершенно уверена, — смеясь, ответила графиня.
      Она уже признала в Армане тот тип молодого человека, который в Париже называют «gentleman de cheval», то есть лучшим кучером в мире.
      Графиня поместилась в карету со своей горничной и девочкой, кучер занял на козлах свое обычное место. Что касается Армана, то он вскочил на седло и поехал рядом с каретой.
      Кучер ударил по лошадям и пустил их сразу в галоп. Но не отъехали они и четверти версты от замка, как несколько капель дождя упали на землю. Кучер с видимым беспокойством начал сдерживать лошадей.
      — Гроза! — проговорил он.
      — Все равно, поезжай, — приказал ему Арман. Раздался второй удар грома, и одна из лошадей взвилась на дыбы и заржала, выказывая все признаки сильного страха.

XXI

      Когда под влиянием страха или гнева понесет непородистая лошадь, то остановить ее бывает в тысячу раз труднее, чем любого кровного рысака. Эта истина малоизвестная, но неоспоримая.
      Сын полковника ошибался, уверяя графиню, что он берет ответственность за ее безопасность на себя. Молния, сверкнувшая в небе, заставила подняться на дыбы немецкую клячу, и она заразила своим страхом и английского жеребца Армана — подарок Дамы в черной перчатке. Арман был искусным наездником, но ему пришлось употребить некоторое время, чтобы успокоить своего коня. Упряжные лошади в испуге помчались. Кучер тотчас потерял голову и вместо того, чтобы задержать лошадей, бросил поводья и принялся звать на помощь.
      Дорога в том месте, где понесли лошади, была так узка, что молодому человеку пришлось отказаться от своего намерения держаться около дверец кареты. Он остался позади нее. Это место было действительно самое опасное из всего пути. Налево гора крутым скатом спускалась к дороге, и между нею и дорогой не было даже канавы. Направо — страшно глубокая пропасть прихотливо извивалась, образуя острые выступы.
      Арману удалось, наконец, справиться со своей лошадью, но его охватила дрожь при виде опасности, грозившей графине. Карету, опередившую его метров на сто, несли взбесившиеся лошади точно ветром, причем потерявший от страха голову кучер даже не пытался сдержать их. К тому же вожжи, выпав у него из рук, били по ногам лошадей.
      Арман пустил свою лошадь за каретой, настиг ее и попытался было ее перегнать, но тщетно. Дорога была так узка, что проехать рядом с экипажем по правой стороне ее и не скатиться при этом в пропасть было совершенно невозможно. К тому же стоило хоть одной лошади уклониться в сторону на дюйм, и все неминуемо полетели бы в бездну.
      Волосы у Армана встали дыбом. Дорога делала страшно крутые повороты и только благодаря какой-то счастливой случайности лошади, несмотря на страшный испуг, поворачивали так же правильно, как если бы кто умелой рукой направлял их. Но, несмотря на отчаяние, которое еще усиливалось благодаря крикам графини и ее горничной, которые обе высунулись из кареты, молодой человек сохранил некоторое присутствие духа и внимательно следил за беловатой полосой дороги с ее причудливыми изгибами по горному хребту. Его проницательный взгляд заметил за четверть версты впереди кареты крутой поворот, образовавший тупой угол. Было очевидно, что если лошади повернут по-прежнему по дороге, то само Небо хочет спасти графиню.
      Луч надежды, надежды дерзкой, почти безумной, охватил Армана.
      Он все еще мчался за каретой в нескольких шагах от нее.
      Примерно в ста метрах от рокового поворота кучер, дошедший в своем страхе до исступления, соскочил с козел в сторону ската, надеясь таким образом спастись. Но несчастный раздробил себе голову о пень дерева, торчавшего на два фута от земли, и попал под ноги лошади Армана. Но Арман не остановился. В пятидесяти метрах от поворота он быстро задержал свою лошадь, давая экипажу время повернуть.
      Это было делом одной секунды, но она показалась Арману вечностью, так как он ждал, что вот-вот тяжелый экипаж накренится и свалится в пропасть.
      Бог спас, однако, графиню. Лошади не свернули с дороги и помчались галопом по новому направлению. В первый раз за все время они очутились наискось от Армана. Он схватил пистолет, прицелился в правую лошадь и выстрелил. Лошадь упала, убитая наповал. Другая протащила ее еще несколько шагов, и карета остановилась… Графиня была спасена.
      С этого места дорога расширялась, и молодой человек мог подъехать к карете… Горничная лежала без чувств. Что касается графини, то она, несмотря на испуг, не растерялась и, прижимая к сердцу своего ребенка, воскликнула с таким выражением благодарности в голосе, которое трудно передать:
      — Ах, вы мой спаситель… и моей девочки!
      Арман соскочил на землю и, привязав коня к дереву, поспешил выпрячь лошадь, чтобы избежать новой катастрофы.
      — Сударыня, — произнес он прочувствованным голосом, — мне кажется, сам Бог помог нам.
      Арман был бледен. Графиня протянула ему руку.
      — О, благодарю вас! — воскликнула она.

Часть V. РОМАН ФУЛЬМЕН

I

      Несколько минут они молча смотрели друг на друга, оба взволнованные и трепещущие. Армана охватило странное ощущение, которое в науке называется «ретроспективным ужасом». Он взглядом измерял глубину бездны, куда каждую минуту могла слететь карета, и ни он, ни ребенок, который лишь смутно представлял себе ту опасность, которой они подвергались, ни сама графиня — не могли произнести ни слова. Это оцепенение, впрочем, длилось недолго. Их привела в себя мысль о несчастном кучере. Графиня вышла из кареты, дав понюхать соли своей горничной.
      Арман отправился обратно по дороге и дошел до того места, где лежал кучер; он был мертв.
      Арман окликнул его, приподнял, положил руку на его сердце и уверился, что он умер тотчас после падения.
      — Он умер, — сказал Арман, возвращаясь к графине д'Асти.
      — Боже мой! — вскричала она. — Как мне выразить вам мою благодарность, что было бы с нами без вас!
      Арман улыбнулся.
      — Разве вы уже не обещали мне вальс?
      — Ах, это прелестно! — воскликнула она, становясь опять парижанкой, то есть шутливой в беззаботной сразу же после пережитой опасности. — Ну, что ж? Раз этой награды достаточно для вас, то я заставлю вас еще гордиться.
      — Каким образом?
      — Я буду вальсировать только с вами.
      — Завтра?
      — Всегда… весь сезон.
      И она снова протянула ему руку.
      — Берегитесь! — воскликнул Арман, осмелившись запечатлеть поцелуй на маленькой ручке, украшенной очаровательными розовыми ноготками. — Берегитесь, сударыня!
      — Чего?
      — Граф д'Асти убьет меня: он приревнует.
      — Он? — воскликнула графиня с оттенком презрения, которого не могла скрыть.
      И она прибавила насмешливым тоном:
      — В таком случае вам осталось жить еще сто лет. «Вот оно что, — подумал молодой человек, ошибочно
      объяснив себе значение высокомерного тона, — графиня, кажется, питает весьма малое доверие к храбрости своего супруга».
      Графиня улыбалась, Арман шутил. Будучи истыми парижанами, они забыли на миг и место, где они находились, и миновавшую опасность, и свое затруднительное и вместе с тем комическое положение, забыли все — до смерти кучера включительно. Но дождь полил снова как из ведра, и графиня спросила:
      — Далеко ли мы от Бадена?
      — В двух верстах.
      — Что же мы теперь предпримем?
      — Чтобы выбраться отсюда?
      — Да.
      — Я уже предлагал вам свои услуги в качестве кучера, а теперь повторяю свое предложение.
      Он снял с убитой лошади сбрую и впряг своего благородного коня в смешной экипаж, который в Бадене называют каретой. Затем он, смеясь, обратился к графине со словами:
      — Согласитесь, сударыня, что мой полукровный конь обладает прекрасным характером, если без малейшего негодования примиряется с обязанностью наемной клячи. Но вообразите себе подобный выезд в Елисейских полях.
      — Как! — воскликнула графиня. — Вы сядете на козлы?
      — Это необходимо.
      — Но ведь идет дождь…
      — Вы одолжите мне ваш зонтик.
      Арман действительно вскочил на козлы и уверенной и смелой рукой пустил эту странную пару — клячу и коня в две тысячи экю — по крутой дороге, спускающейся к Бадену. Через час импровизированный кучер уже вез графиню по Лихтентальской аллее.
      Граф д'Асти, зная, с какой стороны должна была подъехать его жена, прогуливался по аллее.
      — Вот и мой муж, — заметила графиня, — остановитесь, пожалуйста!
      Арман задержал лошадей. Граф подошел, до крайности удивленный всем происходившим.
      — Друг мой, — сказала графиня д'Асти мужу своим нежным голоском, — поклонитесь моему кучеру с уважением, он, право, этого заслуживает.
      Граф раскланялся, не понимая, каким образом Арман мог очутиться на козлах. Но графиня, которая на глазах света всегда показывала, что очень любит своего мужа, пригласила его сесть в карету, сказав:
      — Теперь, когда вы поздоровались с этим господином, поблагодарите его: он спас нашу девочку и меня…
      И она прибавила, обращаясь к Арману:
      — Не довезете ли вы нас, любезный кучер, до дверей нашего дома?
      Несколько минут спустя карета остановилась перед домом, занимаемым графом д'Асти. За это время графиня успела сообщить своему мужу о трагических событиях дня. Граф рассыпался в благодарностях перед Арманом, в то время как графиня говорила ему:
      — Вы знаете, мы ждем вас к обеду… в шесть часов. Арман поклонился.
      — Позвольте мне переменить костюм, — сказал он.
      И в то время, как графиня поднималась к себе, опираясь на руку мужа, а лакей графа д'Асти отвозил карету, Арман позвонил у ворот соседнего дома, в котором поселились 'Дама в черной перчатке и майор Арлев и где он сам снимал квартиру во втором этаже. Майора не было дома. Но Дама в черной перчатке ожидала Армана в комнате с темными обоями, откуда она выходила лишь по вечерам, в темные ночи, чтобы подышать свежим воздухом в тени развесистых деревьев своего сада; она сидела в кресле и читала, когда Арман подошел к ней.
      — Ну что? — спросила она. — Видели вы ее?
      — Графиню?
      — Да. Говорили с ней?
      — Я сделал больше… я спас ей жизнь!
      — Вы говорите правду?
      Злобная радость сверкнула в глазах мстительницы.
      — Честное слово! — подтвердил Арман.
      И он рассказал о своей встрече, быстром знакомстве с графиней, смерти кучера, о драме на большой дороге, словом, все, что случилось. Он рассказывал просто, со своей обычной меланхолией. Она внимательно слушала его, и, пока он говорил, лицо этой непонятной женщины все больше и больше озарялось жестокой и насмешливой улыбкой.
      — А, — наконец проговорила она, — дело идет быстрее, чем я предполагала.
      И она прибавила после минутного молчания:
      — Через неделю она полюбит вас. Арман вздрогнул.
      — Боже мой! — воскликнул он. — Что вы мне прикажете еще?
      — Завтра, — сказала Дама в черной перчатке, — мы совершим одну попытку.
      — С какой целью?
      — С целью заставить ее полюбить вас!
      Молодой человек был бледен как полотно и сидел, опустив глаза вниз.
      — Вы завтра будете на балу, — продолжала она, — вас вызовет на дуэль один человек… он будет драться с вами…
      — Но кто он?
      — Какое вам до этого дело, если он мой раб?
      — Должен я убить его?
      — Нет, он ранит вас… легко… это будет незначительная царапина… Но только он вызовет вас таким образом, что графиня д'Асти услышит весь разговор от слова до слова… и не сомкнет глаз всю ночь… О, — прибавила она с дьявольской улыбкой, — если женщина почувствует симпатию к мужчине, то она удесятеряется в ней от каждой опасности, грозящей ему.
      — Боже мой, Боже мой! — прошептал Арман. — Какую роль вы заставляете меня играть!
      Молодая женщина ответила ему насмешливым взрывом смеха, который проник до глубины его души.
      — Уж не влюбились ли вы в нее? — спросила она. — В таком случае вы свободны…
      — Ах, графиня! — воскликнул Арман, которому эта насмешка причиняла невероятную боль.
      Он опустился на колени.
      — Вы отлично знаете, — продолжал он, — что человек, полюбивший вас, будет вечно любить только вас одну.
      — В таком случае, — сказала она, — повинуйтесь!

II

      Арман оделся и в шесть часов вечера отправился к графу д'Асти. Дама в черной перчатке потребовала, чтобы он принял приглашение, и дала ему несколько наставлений перед его уходом.
      Когда Арман вошел к д'Асти, графиня в ожидании обеда писала какое-то длинное письмо. Она уселась перед маленьким столиком, стоявшим в амбразуре окна. Граф стоял около камина и по обыкновению был задумчив и печален. Маленькая девочка возилась, играя на ковре.
      Письмо графини было следующего содержания:
       «Милостивая государыня и любезный друг.
       Со времени моего отъезда из Парижа я не известила еще вас о себе. Но не обвиняйте меня в неблагодарности: я не забыла вашего внимания и услуг, которые вы мне так великодушно оказали. По приезде сюда я сначала устраивалась, потом была озабочена ребенком и болезнью мужа.
       Притом я, столь гордящаяся привязчивостью своего сердца, довольно ленива писать. Иногда для меня бывает истинным наказанием написать десяток строк тем, кого я люблю и ради кого я не поленилась бы сделать лишних верст двести.
       Но Небо строго к неблагодарным, даже когда они грешат только в лени, а предупреждение, которое мне было дано сегодня, заставляет меня взять перо в руки с тем, чтобы поблагодарить вас.
       Я переживаю уже второй несчастный случай менее чем в месяц.
       Я чуть не погибла у дверей вашего дома три недели назад. Сегодня я вновь счастливо избежала грозившей мне смерти.
       Графиня передала о приключении на дороге в Эберштейн. Она не знала имени своего спасителя и помнила только, что его зовут Арманом; во время завтрака ее маленькая дочка с очаровательной наивностью ребенка спросила его: «Как тебя зовут, дядя?»
       «Арманом», — ответил он.
       Графиня называла его этим именем и рисовала его портрет с большими подробностями и чрезвычайно точный. После описания уже известных нам событий графиня продолжала письмо в следующих выражениях:
       «Вы были печальны, угнетены и сильно страдали, дорогая мадемуазель Фульмен, в то время, как я покидала Париж. Я не осмелилась спросить вас о причине вашей печали, но мне кажется, что я угадала ее… Вы питаете, вы должны питать в глубине вашего сердца какое-то горе.
       Поверьте, и я выстрадала много… Да и кто избегнул этой участи? Но для исцеления душевных страданий я не знаю лучшего средства, чем перемена места. Не следует жить наедине со своим горем, таить его в глубине души… Нужна смена впечатлений, а для этого надо, наняв почтовую карету, предпринять путешествие.
       Я хочу сделать вам предложение. Вы говорили мне, что получили шестимесячный отпуск в Опере. Отчего вы проводите его в Париже? Приезжайте лучше в Баден. Граф д'Асти нанял дом, достаточно обширный для того, чтобы вы, не стесняя себя, могли поселиться в нем, а потому я прикажу приготовить для вас комнаты.
       О! Я знаю, что вы ответите на мою просьбу длинным смущенным письмом; вы скажете, что вам, артистке, нельзя столь открыто стать другом светской женщины. Но если я принадлежу к этому разряду, а вы к первому, то я прибавлю при этом, что вы — известность, а у меня нет предрассудков.
       К тому же я двумя словами поставлю вас в невозможность отказать мне. Эти слова чудовищно эгоистичны: «Я скучаю».
       Приезжайте; мы будем совершать прелестные отдаленные прогулки, приезжайте через неделю. Ваши комнаты будут готовы, а та, которая называет себя вашим другом, будет ожидать вас в Страсбурге на почтовой станции.
       Жму ваши руки.
       Графиня д'Асти».
      Пока графиня писала, Арман обменялся несколькими незначительными словами с господином д'Асти. Граф не спросил его имени, а лакей, доложивший о нем и которому молодой человек назвал себя «Арман Леон», так ловко проглотил это простое имя, что граф не расслышал его.
      Когда графиня запечатывала письмо, ей доложили, что обед подан. Граф взял с камина канделябр, а Арман предложил руку графине, и все трое перешли в столовую.
      — Вы простите меня, не правда ли, — спросила графиня, садясь и указывая Арману место по правую руку от себя, — что я так запросто обхожусь с вами? Но я так ленива писать, что не решаюсь пропускать редкие порывы вдохновения.
      Арман улыбнулся.
      — Я только что написала благодарственное послание. И это вы, — продолжала она, обращаясь к Арману, — были тому причиной.
      — Я?
      — Подождите, я объясню вам.
      Граф д'Асти и Арман с недоумением посмотрели на графиню.
      — Вы суеверны? — спросила она.
      — Но… это зависит…
      — А я — да. И убеждена в одном.
      — В чем?
      — Что опасность, грозившая мне сегодня, исходит свыше, как предупреждение.
      — По какому поводу?
      — Я была неблагодарна.
      И графиня рассказала, не называя имени Фульмен, все, что произошло с нею три недели назад.
      — Кто же такая та особа, в дом. которой вас перенесли? — полюбопытствовал граф.
      — Молодая, обворожительная, умная и необычайно добрая женщина.
      — Но кто же она такая?
      — Танцовщица в Опере. Арман вздрогнул.
      — Как ее зовут?
      — Фульмен.
      Арман покраснел и смутился.
      — Вы ее знаете? — спросила графиня, от которой не ускользнуло это внезапное смущение.
      — Да, немного… — ответил Арман. — Я встречался с нею раньше… даже ужинал с ней…
      — Вот и прекрасно! — со смехом воскликнула графиня. — Вы можете возобновить знакомство… Она через неделю будет здесь.
      — Фульмен?
      — Да.
      Арман почувствовал страх и сильно побледнел. Он, как врага, избегал теперь эту женщину, которая дала ему столько доказательства своей любви и привязанности.
      — Я пишу ей, — продолжала графиня д'Асти, обращаясь к мужу, — что приглашаю ее провести с нами хоть месяц. Имеете вы что-нибудь против этого?
      Графиня произнесла эти слова сухим тоном, который ясно показывал, что она задавала этот вопрос только для вида.
      — Ровно ничего, — ответил граф.
      И графиня д'Асти, не догадываясь об истинных отношениях Фульмен и Армана, перевела разговор на посторонние предметы, предположив, что молодой человек пользовался раньше расположением танцовщицы.
      Видеть в своем доме гостя было для графа д'Асти редким счастьем: графиня была вынуждена в этих случаях обращаться со своим мужем таким образом, как если бы они жили между собой душа в душу. После обеда граф предложил Арману сыграть партию в вист. В десять часов молодой человек был еще у них.
      — Мой милый рыцарь, — обратилась к нему графиня в ту минуту, когда он поднимался с места, — не забудьте же, что завтра вальс за вами.
      — Ах! Графиня… — пробормотал Арман.
      — Не забывайте также и дорогу к нашему дому. Арман поклонился еще раз.
      — Где вы поселились: в отеле или в частной квартире? — спросил его граф.
      Молодой человек улыбнулся.
      — Я ваш сосед, — ответил он.
      — Неужели! Где же вы живете?
      — В доме рядом.
      — С нашим?
      — Совершенно верно.
      — А мне говорили, что он снят каким-то русским вельможей, — удивился граф.
      — Да, майором Арлевым.
      — И вы живете у него?
      — Майор, старинный друг моего отца, — сочинил Арман, — предложил мне поселиться у него. Мой отец долго жил в плену в России, — прибавил молодой человек.
      Граф вздрогнул.
      — Да и я, — прибавил Арман, не знавший о прежних сношениях своего отца с графом, так как Дама в черной перчатке не нашла нужным давать ему на этот счет какие-либо сведения, — родился там.
      — Вы, значит, русский? — воскликнул граф.
      — Моя мать была русская.
      — Простите меня, дорогой гость, — проговорил он, — но, может быть, я знаю вашего отца.
      — Возможно.
      — Если бы я знал ваше имя, — прибавил граф, смущенно улыбаясь, — однако лакей забыл, кажется, доложить о вас.
      — О, нет, но он проглотил мое имя, — рассмеялся Арман.
      — Ваше имя?
      — О, оно крайне просто: меня зовут Арман Леон.
      — Леон! — повторил граф д'Асти, побледнев и весь дрожа.
      — Мой отец, полковник Леон, — продолжал молодой человек, — возвратился во Францию в 1822 году, пробыв в России более десяти лет.
      Граф д'Асти весь побагровел. Однако гостиная была так слабо освещена, что ни графиня, ни Арман не заметили внезапного беспокойства графа; между тем он поспешил прибавить с деланным спокойствием.
      — Полковник Леон? Я часто слыхал эту фамилию, очень часто… но лично я не был знаком с вашим отцом. Простите меня, что я спросил вас; мне показалось, что у вас есть некоторое сходство с одним старым офицером времен Империи, моим большим приятелем, полковником Бекманом.
      Арман простился с графиней. Граф д'Асти проводил его до решетки сада, выходившей на улицу. Затем он поспешно вернулся и прошел в гостиную. Графиня была еще там. Она распечатала письмо к Фульмен и прибавила в постскриптуме: «Я знаю теперь, дорогой друг, имя моего очаровательного и элегантного спасителя. Это сын полковника времен Империи. Его имя Арман Леон».
      Граф д'Асти вошел в гостиную и сел у камина по-прежнему задумчивый и грустный.
      — Разве вы рассчитываете принимать этого молодого человека? — спросил он.
      — Если ему вздумается… изредка… но к чему этот вопрос?
      — Но ведь… я не знаю его.
      Графиня д'Асти холодно взглянула на своего мужа.
      — Послушайте, — заметила она, — объяснитесь!
      — Мне он не нравится.
      — Вы слишком разборчивы. Это прекрасно воспитанный и очень умный молодой человек.
      — У него фатоватый вид.
      — Я этого не нахожу.
      — И я не чувствую особого желания принимать его. Графиня д'Асти засмеялась.
      — Неужели вам пришло в голову ревновать? Вот было бы оригинально…
      Она повернулась к графу спиной, продолжая смеяться, и прибавила:
      — Очень оригинально… по правде сказать.
      — Сударыня! — воскликнул граф дрожащим от гнева голосом.
      — Милостивый государь, — возразила ему графиня, — вы знаете, что по отношению ко мне у вас нет более права ни ревновать, ни быть влюбленным… Покойной ночи!
      Графиня взяла свечу и удалилась, оставив своего супруга одного в гостиной, совершенно ошеломленного злостью и страхом, как бы сын полковника не узнал его прошлого.
      Опасения графа, однако, не имели никакого основания, потому что, как известно, Арман не был посвящен в ужасное таинственное прошлое своего отца.

III

      На следующий день в Баденском казино был танцевальный вечер. Все приглашенные, или почти все, знали друг друга в лицо и по имени.
      Графиня д'Асти явилась на бал около десяти часов. Не успела она войти, как какой-то молодой человек, до тех пор разговаривавший со стариком, направился ей навстречу и поклонился. Это был Арман. Старик был майор Арлев.
      — Графиня, — произнес молодой человек, пожимая руку графа, который, повинуясь взгляду жены, протянул ему свою, — позвольте представить вам моего хозяина, а вашего соседа, майора русской службы графа Арлева.
      Майор и графиня д'Асти обменялись несколькими банальными фразами, и граф Арлев откланялся. Почти в ту же минуту раздались первые звуки вальса. Графиня взяла Армана под руку.
      — Кто расплачивается с долгами — богатеет, — смеясь, сказала она. — Пойдемте танцевать.
      И, обернувшись к мужу, она прибавила.
      — Так как вы не танцуете, то можете идти играть. Вы видите, у меня есть кавалер.
      Граф поклонился, не сказав ни слова. Затем вместо того, чтобы оставить танцевальный зал, как этого, очевидно, желала графиня, он сел в углу на стул, пожирая глазами Маргариту де Пон, которую он страстно полюбил с того самого дня, когда она возненавидела его. Графиня танцевала с неподражаемой грацией, томно облокотившись на руку своего юного красивого кавалера.
      Граф д'Асти переживал адские мучения. Накануне он высказался против Армана только из опасения, как бы сын полковника не был посвящен в тайны общества «Друзей шпаги». Но сегодня другое чувство волновало его. Граф ревновал. Ревновал именно потому, что жена лишила его этого права. Он ревновал, что теперь она танцует с Арманом, а тот, по-видимому, был влюблен в нее.
      Но не один граф д'Асти не отрываясь следил взглядом за молодой женщиной и ее кавалером, которые продолжали танцевать. Человек, с ног до головы одетый в черное, со смуглым лицом, выдававшим в нем испанца или итальянца, не терял из виду этой пары ни на одну секунду; он не танцевал и ни с кем не обменялся ни одним словом. Когда замерли последние звуки вальса, этот человек, до сих пор стоявший неподвижно, прислонясь к одной из колонн, поддерживавших потолок залы, двинулся навстречу Арману. Молодой человек вел в это время графиню д'Асти на место. Итальянец сначала низко поклонился графине, потом обратился к ее кавалеру:
      — Если не ошибаюсь, вы господин Арман Леон?
      — Да, — ответил Арман, вздрогнув.
      Молодой человек догадался, что перед ним таинственный противник, о котором его накануне предупредила Дама в черной перчатке. И Арман испугался, не за себя, не за дуэль, которая должна была быть в конце концов комедией, — но за графиню.
      Та заметила мгновенный испуг своего кавалера, смуглое лицо и холодный взгляд незнакомца, который даже не удостоил ее взглядом. Графиня д'Асти сразу поняла все и побледнела.
      — Милостивый государь, — продолжал итальянец с сильным южным акцентом, — вы сын полковника Леона?
      — Да, милостивый государь.
      — Вы были в Италии год назад, если не ошибаюсь? Арман утвердительно кивнул головой и сказал:
      — Я нахожу ваши вопросы слишком настойчивыми, и так как я не имел чести ни разу встречаться с вами до сегодняшнего дня…
      Итальянец язвительно рассмеялся.
      — Я маркиз делла Пиомбина, — пояснил он.
      — Что ж из этого следует?
      — Я приехал в Париж нарочно, чтобы встретиться с вами.
      — Со мной?
      — И, не застав вас там, явился в Баден.
      Арман чувствовал, как дрожит рука Маргариты де Пон, лежавшая на его руке.
      — Продолжайте, милостивый государь!
      Арман произнес эти слова довольно сухо, как бы желая сказать: «Мне кажется, что вы довольно плохо распоряжаетесь вашим временем».

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25