В то время как флот возвращался в Копенгагенский порт, из Франции вторично пришла помощь из 2000 человек. Собран был военный совет. Офицеры, зная положение Данцига, не могли затрудниться в избрании плана действий. Все они объявили, что, несмотря на превосходство сил неприятеля, могут начать с ним решительный бой и что, если флоту не удастся пройти к городу, тогда можно будет, открыв из мушкетов огонь, завладеть береговыми фортами. Французы тем более считали нужным действовать решительно, что им надобно было исполнить святой долг — спасти жизнь короля Станислава. Поэтому флот их снова вышел из Копенгагена и показался в устье Вислы. На сей раз ему также суждено было проходить сквозь сильный перекрестный огонь батарей. Однако он выдержал канонаду и, под громкие приветствия жителей города, вошел с распущенными парусами в Данцигский порт. Французы и данцигцы теперь думали уже не о том, чтобы сразиться с русскими, которые, без сомнения, разбили бы их наголову, но о спасении короля Станислава Лещинского, за голову которого предварительно назначена была цена.

Станислав решил остаться в Данциге и разделить судьбу своих защитников. Вдруг пришло известие, что форт Вексельмунд капитулировал. Эта капитуляция заставила город подумать также о своей сдаче, и король Станислав первым из всех объявил данцигцам, что возвращает им данное ему слово умереть под стенами города.

Станиславу нужно было только знать, как бежать из города, окруженного со всех сторон русскими.

Тогда каждый предлагал ему свой план побега. Каролина Чанская, пфальцграфиня Померанская, говорившая по-немецки так же хорошо, как на своем родном языке, предложила Станиславу переодеться мужиком и уйти вместе с ней, как бы со своей женой (графиня хотела одеться крестьянкой), из города.

Было предложено еще другое средство, состоявшее в том, чтобы во главе ста человек пробраться под видом дезертиров сквозь ряды неприятеля. Но как то, так и другое средство не было принято. Третий способ к побегу Станислава был предложен маркизом Монти, французским посланником. Он казался наиболее приемлемым: маркиз предложил королю выйти из города, переодевшись с двумя или тремя человеками в крестьянское платье.

Решив избрать это последнее средство к спасению своему, Станислав отправился в воскресенье 27 июня к посланнику, чтобы у него переночевать и защитить себя от бомб, начинавших уже достигать той части города, в которой он жил. Но, прибыв в дом посланника, Станислав встретил одно из тех препятствий, которые нередко обнаруживаются в делах крайней важности: маркиз Монти мог достать весь мужицкий костюм, то есть старый, изношенный кафтан, рубашку грубого, толстого полотна, грязную, засаленную шапку и палку в виде трости, с круглым набалдашником, обшитым кожей, но не мог достать лишь одного, и почти главного, — сапог. Дать королю новую пару сапог значило бы выдать его первому попавшемуся ему навстречу шпиону. Посланник в продолжение двух дней смотрел на ноги всякого, кто проходил мимо окон его дома, дабы сделать выбор между новыми сапогами, которые могли выдать короля, и изношенными, надеть которые королю было бы не совсем прилично. Наблюдая таким образом за каждым проходящим, посланник заметил, что один из офицеров гарнизона имел именно такие сапоги, какие были приличны обстоятельствам. Но каким образом и под каким предлогом мог посланник просить офицера подарить ему эту пару сапог? Вот вопрос, который, при всем умении маркиза Монти вести дипломатические переговоры, ставил его в большое затруднение. Маркиз долго думал и наконец лучшим средством для этого счел подкупить денщика этого офицера, велеть ему украсть сапоги своего барина и принести их к посланнику.

Но если Монти сделал удачный выбор относительно качества сапог, зато он обманулся в размере ноги офицера: у офицера нога была маленькая, а у короля большая, так что когда Станислав стал надевать сапоги офицера, то нога его в них не лезла. Чтобы поправить положение, Монти приказал собрать все старые сапоги, которые были у него в доме. Из них выбрал одну пару — сапоги эти принадлежали камердинеру посланника.

Переодетый король, имея при себе двести золотых дукатов, вышел из дома маркиза Монти и на углу улицы встретил генерала Штейнфлихта, который, также переодевшись в крестьянина, ожидал его в условленный час. Тогда они оба пошли к коменданту. Комендант, швед по происхождению, находившийся в чине майора, вызвался содействовать побегу короля и, по сделанному предварительно соглашению, должен был находиться в нескольких шагах от рва. Майор действительно находился в означенном месте и ждал. Внизу у рва приготовлены были два челнока, в которых сидели трое людей, знавших, как они уверяли, окрестности и вызвавшихся отвезти беглеца в город Мариенвердер, принадлежавший Пруссии.

В десяти шагах находился караул, занимаемый сержантом и несколькими солдатами. Сержанту отдано было, вероятно, строгое приказание не пропускать никого, ибо Станислав два раза заметил, что он целился из ружья в майора, который хотел пропустить беглецов, не предупредив его об этом. Два или три раза майор, выведенный из терпения, хватался за пистолет, спрятанный в кармане своего сюртука, но он рассудил, что выстрел наделает шуму и поднимет большую тревогу, когда узнают об убийстве сержанта, поэтому решил обо всем ему сказать. Сержант потребовал тогда, чтобы король лично пришел к нему, дабы он мог узнать его в лицо. Станислав согласился на это: сержант поклонился и приказал солдатам пропустить Станислава и его свиту.

Майору не нужно было идти далее, поэтому Станислав отпустил его и сел в челнок вместе с генералом Штейнфлихтом. Король сам начал грести и надеялся, что на рассвете будет уже на другом берегу Вислы, чем и избавит себя от всякой опасности.

Но, отплыв с четверть мили, спутники короля, заметив на болоте хижину, объявили, что они уже довольно далеко отъехали, что теперь поздно и небезопасно продолжать путь до другого берега и что поэтому надобно будет остановиться и переночевать в этой избушке.

Как ни старался король уклониться от этого предложения, провожатые его настаивали на своем: надобно было уступить. Король вышел из лодки и вошел в избу. Он со вниманием осмотрел всех, кто в ней находился. Хозяином избушки был человек лет тридцати трех или тридцати пяти, простой, грубый, необразованный, принимавший вид начальника своих товарищей. Двое других, сидевших у него в избе, принадлежали к тому разряду бродяг, полусолдат, полуцыган, которых называют обыкновенно Sznapans и о которых мы дадим более ясное понятие, если скажем, что это название перешло во французский язык и переименовано в слово che.na.pan, то есть мошенник, негодяй. Четвертое лицо, которое король никак не надеялся встретить среди такого невежества и грубого состояния, было действительно лицом, не принадлежащим к этой компании. Это был обанкротившийся купец, который во избежание судебных преследований удалялся в Пруссию, под защиту правительства.

Все это заставляло беспокоиться беглеца-короля. Поэтому неудивительно, что он с некоторым страхом и нерешительностью вошел в избу и ждал с нетерпением дня. С наступлением утра король вышел из избы. Он находился в полумиле от Данцига, который русские войска продолжали бомбардировать, и с любопытством следил за результатом этого бомбардирования. Он весь день провел в нетерпении, ибо все ждал, когда оно кончится. По счастью, хижина, в которой он находился на временном постое, была так бедна и удалена от всего, что в нее никто более не приходил.

С наступлением ночи Станислав и его свита снова пустились в путь, и, после различных опасений и страха быть открытым, король прибыл наконец в Мариенвердер, едва не будучи пойманным русскими казаками, имевшими пикет на Нерингенском берегу.

Что касается французов, оставшихся в Данциге до дня сдачи этого города, то храбрость их была им зачтена в награду: от Русского и Венского дворов прислано было приказание не считать их военнопленными и разрешить пользоваться своими правами, как иностранцам. Императрица Екатерина II в особенности выказала им свое внимание, послав каждому французскому офицеру, находившемуся при осаде Данцига, мундир из отличного русского сукна, присвоенный его форме, с роскошным золотым и серебряным шитьем.

Таким образом кончилась экспедиция, оказавшаяся столь пагубной для короля Станислава Лещинского. В этой экспедиции Россия и Австрия нанесли постыдное поражение Франции. Русские войска настичь было нельзя и тем более с ними сразиться, ибо они стояли по ту сторону Вислы и Немана; зато с австрийцами можно было начать вражду в Германии и Италии.

Испания вызвалась оказать Франции помощь. В ту эпоху между Филиппом V и Людовиком XV не было даже и тени согласия. Рождение двух принцев заставило Орлеанский дом прекратить дальнейшие домогательства и требования и отняло у внука Людовика XIV всякую возможность надеяться на соединение этих двух королевств. Притом же Испания, как и Франция, желала унижения достоинства Австрийского дома. Не было ли у нее Неаполя и Пармы, на которые бы она могла претендовать в Италии?

Итак, Франция и Испания в союзе, и вот план кампании.

Одна армия пройдет через Лотарингию, Три-Епископства, направится к Филиппсбургу, этому ключу Германии, и приступит к осаде города.

Взяв этот город, она проникнет в центр Швабии и пойдет через германские владения подать руку Польше.

Другая армия перейдет, при содействии пьемонтцев, союзников Франции, через Альпы и пойдет на Милан. В то время как испанская армия высадится в Неаполе и пойдет с востока на запад, французская направится с запада на восток.

Главнокомандующими этими двумя армиями были: германской армии — герцог Бервик, итальянской — маршал Вильяр.

Герцог Бервик, Жан-Фиц-Джемс, был побочным сыном короля Иакова II и Арабеллы Черчилль, сестры герцога Мальбруга. Он родился 21 августа 1670 года, на седьмом году жизни был отправлен во Францию, воспитывался в Жюильи, Плесси и Ла Флеше. Первую свою кампанию он сделал в Венгрию, в 1703 году перешел во французское подданство, в 1704-м командовал войсками в Испании, в 1706-м был в походах в Испании, Фландрии и на Рейне. С 1719 года этот отличный воин пользовался спокойствием, но в 1735-м снова был назначен на войну. Ему было уже более шестидесяти четырех лет. Это был человек храбрый, неутомимый, чуждый страха и опасности.

Мы знаем, что в описываемую нами эпоху маршалу Вильяру было более восьмидесяти лет, но это был все тот же человек, с той же энергией, с той же надменностью и с тем же живым характером.

Под начальством герцога Бервика должны были состоять генералы:

Карл-Людовик-Август Фуке, граф Бель-Иль, внук того знаменитого Фуке, министра финансов, о котором мы говорили в прежнем сочинении нашем — «Людовик XIV и его век». Графу Бель-Илю так же пришлось встретить в жизни своей горе и несчастье, как и деду его Фуке. Произведенный во времена регентства в чин генерал-майора, он был назначен в поход в Испанию. Замешанный в деле Леблана, лишенный благорасположения к себе двора, он был заключен вместе с Лебланом в Бастилию в эпоху регентства герцога Орлеанского, и если был из нее освобожден, то с условием удалиться в свои земли. Наконец, в 1732 году он был произведен в генерал-лейтенанты и сделан командующим одним из увеселительных лагерей, учрежденных в том же году; другим генералом был Адриан-Маврикий де Ноайль, родившийся в 1678 году. В молодости своей он был известен под именем герцога Ажана. Ноайль служил корнетом в легком кавалерийском полку маршала Ноайля, в 1693 году получил эскадрон, в 1695-м был сделан помощником начальника легкой кавалерийской дивизии, в 1702-м — бригадиром, наконец, в 1704 году — генерал-майором и вскоре произведен в генерал-лейтенанты; третьим был Клавдий-Франциск Бидаль, кавалер д'Асфельд, сначала командир драгунского полка, в 1694 году бригадир королевской армии, в 1702 году генерал-майор и, наконец, в 1704-м генерал-лейтенант; наконец, граф Маврикий Саксонский, молодой человек лет тридцати семи — тридцати восьми, о котором мы говорили по поводу смерти актрисы Адрианы Лекуврер, так же незаконнорожденный, как и Бервик, имевший отцом сына короля Августа II, курфюрста Саксонского и короля Польского, недавно еще до этого умершего, и Авроры Кенигсмарк. Графу Маврикию Саксонскому было всего двенадцать лет, когда под ним была убита лошадь и прострелена шляпа в сражении при Турне. В бегстве при Мальплаке, когда ему было тринадцать лет, он в самом кровопролитном бою показал чудеса храбрости и мужества. Наконец, в шестнадцать лет, будучи захваченным врасплох неприятельским патрулем в деревне Трахнице, он, во главе нескольких солдат, оказал столь храброе сопротивление, что историки нашли справедливым сравнить его с сопротивлением, оказанным Карлом XII в Вендорах.

С этого времени граф Саксонский находился везде, где только представлялся ему случай обнажить свою шпагу: в Штральзунде, Белграде, Митаве и в других местах. Наконец, когда вспыхнула война с Австрией, он был послан в прирейнскую армию в звании командующего этой армией.

Пять принцев королевской крови отправились туда вместе с ним поддержать славу своего оружия. Это были граф Шароле, принц Конти, принц Домбский, граф д'Е и граф Клермон.

Генералами, находившимися под начальством маршала Вильяра, были: король Карл-Эммануил, родившийся в Турине 27 апреля 1702 года и признанный королем Сардинским и герцогом Савойским после отречения от престола отца своего Виктора-Амедея II; герцог Франческе Броглио, родившийся 11 января 1671 года. В 1687 году служил корнетом в кирасирском полку, в 1690-м произведен в капитаны, в 1693-м — в полковники, в 1702-м — в бригадиры, в 1703-м — в генерал-майоры, в 1707 году сделан начальником кавалерийского корпуса и, наконец, в 1710 году произведен в генерал-лейтенанты; наконец, Франческо де Франкето, герцог Коаньи. Родился 16 марта 1670 года; поступил на службу корнетом и дослужился до чина генерал-лейтенанта.

Двумя императорскими главнокомандующими были принц Евгений, главнокомандующий германской армией, и генерал Мерси, главнокомандующий итальянской армией.

Принц Евгений — известное лицо в истории. Мы знаем его как завоевателя Зента, Гохштедта, Ауденарда, Мальплаке и Петервардейна. Он был сыном от брака графа Суассонского с Олимпиадой Манчини, племянницей кардинала Ришелье.

Что касается Фердинанда-Карла де Мерси, родившегося в 1666 году, служившего волонтером при осаде турками Вены, бывшего поручиком в кирасирском полку, потом майором, потом полковником и, наконец, произведенного в 1719 году в генералы и сделанного сицилийским военным губернатором, то это был отличный военачальник, до самых мелких подробностей изучивший военную тактику.

Мы не будем слишком много распространяться об этой экспедиции, направленной в две противоположные стороны. Упомянем только главнейшие события и покажем их результаты.

На севере Лотарингия взята без боя; герцогство Бар получает гарнизон, осада Филиппсбурга уже начата; маршал Бервик убит во время этой осады ядром в грудь; осада продолжается под командованием д'Асфельда, Ноайля и в особенности графа Бель-Иля; через тридцать два дня после усиленного бомбардирования город сдается в глазах принца Евгения.

На юге французская и пьемонтская армии переходят через реку По, храбро маневрируют, не встречая никаких других препятствий, как только со стороны самого маршала Вильяра, который по своей гордости и упрямому характеру постоянно был против смелости движения войск и твердой решительности короля Карла-Эммануила. К счастью, маршал заболевает лихорадкой, болезнь со дня на день усиливается, несмотря на все пользования докторов, и он умирает.

Таким образом, обе французские армии лишились в самом начале кампании, и почти в одно и то же время, двух своих главнокомандующих, которых состарили не столько сорок лет, проведенных на войне, сколько двадцать лет, проведенных в мире и спокойствии, и которые, умирая, дают начало новым военным теориям, взамен прежних, уже устаревших.

Смерть Бервика и Вильяра дает кавалеру Фолару и графу Саксонскому случай к возвышению. Командование итальянской армией переходит поэтому к Броглио и Коаньи, а северной — к кавалеру д'Асфельду и Ноайлю.

Результатом перехода этих армий было то, что австрийцы быстро отступают до Пармы. Здесь только они находят позицию, на которой главнокомандующий их может держаться, чтобы ждать столкновения с неприятелем. Австрийцы не только ожидают французскую армию у Пармы, но и переходят от обороны к наступлению, с удивительным знанием развертывают свои колонны, атакуют французские войска сжатыми колоннами, разбивают Беррийский и Оверньский пехотные полки, как вдруг успех их оружия прекращается смертью графа Мерси, убитого пулей в висок. В рядах австрийцев заметны некоторое замешательство и беспорядок. Коаньи, дабы, не теряя времени, воспользоваться этим замешательством, командует атаку сжатыми колоннами по методу кавалера Фолара. Австрийцы, атаковавшие неприятеля, теперь сами атакованы им. Французские полки пробиваются в центр их армии и наносят им большой урон. Австрийцы рассеиваются, обращаются в бегство и оставляют восемь тысяч человек на поле сражения.

Людовик XV через девятнадцать дней узнает о взятии Филиппсбурга и о Пармском сражении. Д'Асфельд, Ноайль, Броглио и Коаньи сделаны им маршалами Франции.

Мы видели, что происходило при Филиппсбурге и Парме. Посмотрим, что происходит в Неаполе.

Инфант дон Карлос 29 марта высадился со своей армией на берег Италии. Неаполь без сопротивления отворил ему свои ворота. 10 мая он торжественно въехал в город и, как наследник всех прав своего отца на Королевство Обеих Сицилий, был встречен с почетом и торжеством деутатами итальянских королевств.

25-го числа того же месяца австрийцы, предводительствуемые генералом Висконти, были разбиты при Битонто. 15 июня эскадра из шестнадцати кораблей, наполовину французских и испанских, привозит новому королю подкрепление из восемнадцати батальонов пехоты и двух тысяч пятисот человек конницы. С этим подкреплением дон Карлос приступает к осаде Гаэты, которая 6 августа сдается.

Восемнадцатитысячный корпус переходит тогда к юго-востоку, чтобы вынудить Сицилию покориться дону Карлосу. Австрийцы оставляют все укрепленные пункты на этом протяжении. На твердой земле Кануа, на острове Сицилия Мессина и Сиракузы одни только держат сторону Австрии.

Через пять месяцев Королевство Обеих Сицилий переходит во власть Испании, и Австрия, за то что вмешалась в дела Польши и хотела избрать для нее нового короля, поплатилась Неаполитанским королевством — это королевство было у нее отнято.

В это же время австрийцам удается несколько отомстить за свое поражение. Отряд их нападает ночью, врасплох, на корпус маршала Броглио. Броглио не успел даже одеться и, чтобы спастись, должен был бежать без панталон. 19 сентября он отомстил за это австрийцам при Гуастале: они были так же разбиты, как и при Парме.

В конце июня 1735 года испанцы присоединились к французам и пьемонтцам. Австрийцы, имея против себя союз трех королевств, совершенно были изгнаны из Ломбардии. Одна только Мантуя осталась во власти австрийского императора.

В Германии французские войска стоят в виду Майнца и, хотя принц Евгений расположился лагерем между Гейдельбергом и Бруксалом, выгоняют на протяжении всего Палатината своих лошадей на пастбища, в ущерб кавалерии принца Евгения, лошади которой имели ощутимый недостаток в корме.

Все выгоды обеих кампаний — 1734 и 1735 годов — остались на стороне Франции.

Вследствие сего в Париже вышла брошюра, в которой вкратце говорилось относительно положения европейских государств.

Брошюра эта называлась «Игра Европы». К ней приложены были портреты главнейших игроков.

Вот ее содержание:

ФРАНЦИЯ. Извините, мне играть: я в руке.

ИСПАНИЯ. Я снес две дамы, мои три короля годятся.

САВОИЯ. У меня пять карт кряду одной масти и четыре туза, но мне недостает еще одной фишки.

ПРУССИЯ. Я только смотрю на игру.

ЛОТАРИНГИЯ. Я хотя и хорошо стасовал карты, но мне ничего не идет.

АВСТРИЯ. Скверные карты! Нет никакой игры! Боюсь репика .

ТУРЦИЯ. Я разорву карты, если будет идти такая игра.

АНГЛИЯ. Не моя очередь играть.

ПОРТУГАЛИЯ. Я не играю, зато даю взаймы друзьям моим деньги.

САКСОНИЯ. Карт на руке у меня хотя и много, но берет один только король.

ШВЕЙЦАРИЯ. Мы играем во все игры, лишь бы только нам платили за карты.

ИТАЛИЯ (ПАПА). Я не играю ни в какую игру, но устрою свой юбилей.

РОССИЯ. У меня нет ни короля, ни туза, зато оплачиваю всегда хорошо.

ГОЛЛАНДИЯ. По моим картам репика не будет, но я боюсь шлема.

Одна только Англия, которой не была очередь играть, со свойственной ей завистью смотрела на игру Франции. Граф Вальполь был приглашен в парламент для судебного объяснения. С тех пор как Испания завладела Неаполем и Сицилией, французские войска, расположенные у берегов По и Рейна, беспокоили вигов (whigs) .

Голландия, которая боялась шлема, просила английского министра втихомолку наблюдать за ней. Французы, завоеватели Филиппсбурга, завладели Бельгией. Чтобы коснуться Голландии, им стоило только протянуть руку… Но голландцы не забывали войн Людовика XIV.

Пруссия, которая только смотрела на игру, грозила, со своей стороны, вмешаться в игру в случае, если война примет слишком германский характер: Пруссия — защитница свободы Германии.

Валытоль, атаковавший с трех сторон, вынул из своего кармана секретный договор, заключенный им с кардиналом Флери, по которому кардинал соглашался на уменьшение сил французского флота и предоставлял англичанам господство над морями и всемирную торговлю.

Три державы, желая упрочить мир, предложили тогда свое посредничество.

Благоприятного результата достигнуть было очень легко: кардинал Флери не был министром воинственного характера, а австрийский император видел, что принц Евгений, действуя на войне против принципа, объявленного им в Венском кабинете, потерял уже наполовину ту силу, какой отличался прежде. Начались мирные переговоры, и 3 октября были постановлены следующие предварительные условия:

1) король Станислав отречется от польского престола, но будет, однако, называться королем и сохранит все свойственные его сану почести и титулы.

В то же время королю Станиславу отданы будут во владение герцогство Бар и, как скоро великое герцогство Тосканское достанется Лотарингскому дому, герцогство Лотарингское, которое будет этим домом оставлено.

Герцогство Лотарингское и герцогство Бар будут, после смерти короля Станислава, присоединены к Франции.

При этих условиях король Август признается королем польским; 2) великое герцогство Тосканское, после смерти настоящего владетеля его, будет принадлежать дому Лотарингскому. Все европейские державы будут гарантировать права его владений, Франция же обязуется отдавать ему отчет во всех доходах по Лотарингии; 3) королевство Неаполитанское и Сицилия перейдут во владение дона Карлоса, инфанта, который будет признан их королем; 4) королю сардинскому предоставляется выбрать, по своему произволу, Новаре и Тортоне или Тортоне и Вигеванаско; 5) все прочие владения, отошедшие от Австрии, будут ей возвращены.

Герцогства Пармское и Пьяченцкое ей уступаются. Все пункты в Германии, завоеванные французами, перейдут во власть Франции; 6) французский король будет гарантировать императору австрийскому прагматическую грамоту 1713 года; 7) наконец, с той и с другой стороны могут быть назначены особые депутаты для определения границ Эльзаса и Нидерландов.

5 ноября 1735 года в Германии и 15-го числа того же месяца в Италии было оглашено о прекращении враждебных действий.

Этот мирный договор известен в истории под именем Венского договора.

Замечательно то, что Франция по этому договору еще и поныне осталась тем, чем была в ту эпоху, несмотря на все важные политические перевороты, более ста лет потрясавшие Европу.

Таким образом, Франция еще и теперь, вместе с Эльзасом, покоренным Людовиком XIV, и Лотарингией, приобретенной Людовиком XV, принадлежит дому Бурбонов, а не республике Наполеона I.

Таким образом, королевство Пьемонтское, к владениям которого присоединилась впоследствии Генуя, увеличило свои владения двумя провинциями.

Таким образом, королевство Неаполитанское и Сицилия, покоренные младшей ветвью дома испанских Бурбонов, находились до последнего времени (1860 год) в руках короля Фердинанда, наследника этой младшей ветви.

Таким образом, несмотря на демократическую революцию во Флоренции, великий герцог Тосканский, представитель дома Лотарингского, возвращается в свои владения.

Наконец, герцогства Пармское и Пьяченцкое только после смерти великой герцогини Марии-Луизы выходят из-под власти Австрийского императорского дома.

Правда, мы ранее чем через десять лет увидим конец, хотя и не видели их начала, всех этих мелких государств, расположенных на полуострове.

Вся слава обеих этих кампаний — 1734, 1735 и 1736 годов — осталась за Францией, и внимание всей Европы было обращено на ее военные силы.

До сих пор мы говорили о событиях, совершавшихся за пределами Франции. Посмотрим, что происходило внутри ее.

Герцог Ришелье в описываемую нами эпоху вступил в законный брак с принцессой Елисаветой-Софией Лотарингской, дочерью принца Гиза, которая через девять месяцев после замужества произвела на свет сына, названного герцогом Фронсаком.

Граф Бель-Иль пожалован кавалером ордена Св. Духа.

Король делает маршалами Франции герцога Рива, маркиза Пюисегюра и принца Тенгри.

Наша прежняя знакомая, принцесса Шарлотта-Аглая Валуа, наследная герцогиня Моденская, возвращается в Париж.

Дофин, сын Людовика XV, которому еще только шесть с половиной лет, переходит под надзор мужчин.

Герцог Менский, сын госпожи де Ментенон и Людовика XIV, родившийся 31 марта 1670 года, умирает на шестьдесят шестом году жизни в своем замке Со.

Наконец, королева разрешается от бремени дочерью.

В продолжение этих трех лет театр исключительно находится в распоряжении Вольтера и Мариво.

Вольтер ставит на сцене свои гениальные пьесы «Альзир» (Alzire) и «Блудный сын» (1'Enfant prodique), а Мариво украшает театральный репертуар своими — «Наследство по завещанию» (Ie Legs) и «Ложное признание» (les Fausses Confidences).