Весь день Лина провела у миссис Мердо. Дом соседки был очень похож на бабушкин, только гораздо опрятнее. В гостиной стояли диван, пышное кресло, обитое ворсистой полосатой тканью, и большой стол, совсем не такой шаткий, как у Лины. На столе красовалась корзина, а в ней лежали три репки, и у каждой один бочок был нежно-лиловый, а другой — белый. Должно быть, подумала Лина, миссис Мердо положила их на видное место не только потому, что собиралась приготовить на ужин, но еще и потому, что они были такие красивые.
      Лина полулежала на диване, вытянув ноги, и миссис Мердо принесла мягкое серо-зеленое одеяло и укрыла ее.
      — Так тебе будет теплее, — приговаривала она, заботливо подтыкая одеяло со всех сторон.
      Но Лина не чувствовала холода. Зато она чувствовала печаль, а это ведь почти одно и то же. Как приятно ощущать мягкое одеяло — как будто кто-то нежно обнимает тебя. Миссис Мердо дала Поппи поиграть со своим длинным лиловым шарфом, сварила грибной суп-пюре с картофелем, а Лина до вечера бездельничала — просто валялась под одеялом, свернувшись калачиком. Она думала о бабушке, которая прожила такую долгую и, в общем, счастливую жизнь. Потом немного поплакала и уснула, а проснувшись, поиграла с Поппи. День был немного странным, но по-своему уютным — словно маленькая передышка между концом одного этапа жизни и началом нового.
      Утром следующего дня Лина встала и начала собираться на работу. Миссис Мердо приготовила на завтрак свекольный чай и тушеный шпинат.
      — Скоро День песни, — заметила миссис Мердо, когда они сели завтракать. — Ты хорошо выучила свою партию?
      — Да, — ответила Лина. — Я помню ее еще с прошлого года.
      — Мне в общем нравится День песни, — сдержанно признала миссис Мердо.
      — А я его просто обожаю! — с жаром воскликнула Лина. — Мой самый любимый день в году.
      Раз в год жители города собирались вместе, чтобы пропеть хором три великие песни Эмбера. Даже воспоминание об этом заставило Лину приободриться. Она наскоро закруглилась с завтраком и облачилась в свою красную куртку.
      — Не беспокойся о Поппи, я о ней позабочусь, — сказала соседка, провожая Лину к дверям. — А когда ты вернешься вечером, мы обсудим, как нам жить дальше.
      — В каком смысле?
      — Ну, вы же не можете жить вдвоем с Поппи, правда?
      — Почему не можем?
      — Разумеется, не можете, — отрезала миссис Мердо. — Кто же будет сидеть с Поппи, пока ты разносишь свои сообщения? Знаешь что, перебирайтесь-ка вы ко мне. У меня есть свободная спальня, и довольно симпатичная. Посмотришь? — Она распахнула дверь в дальнем конце гостиной, и Лина заглянула внутрь.
      Никогда в жизни не видела она такой уютной комнаты. Большая кровать была покрыта выцветшим голубым одеялом, а в изголовье высились четыре пухлые подушки. Рядом с кроватью стоял комод с ящиками, ручки которых были сделаны в форме капелек, а над комодом висело зеркало. Коврики, устилавшие пол, были всех оттенков голубого и зеленого, а в углу нашлось место крепкому квадратному столу и стулу с высокой спинкой, похожей на маленькую приставную лестницу.
      — Это будет твоя комната, — сказала Эвелин Мердо. — Твоя и Поппи. Вам придется спать в одной постели, но она, как видишь, достаточно широкая.
      — Как же здесь мило, — прошептала Лина. — Вы так добры, миссис Мердо!
      — Пустяки, — энергично сказала миссис Мердо, — элементарный здравый смысл. Тебе нужна комната. У меня она есть. Давай беги, вечером увидимся.
      Прошло три дня с тех пор, как Лина и Дун видели в туннелях неизвестного, а официального сообщения все не было и не было. Если этот человек действительно нашел путь из Эмбера, он предпочел сохранить свое открытие в тайне. Лина никак не могла понять почему.
      Она снова бегала по городу, разнося сообщения, и ей казалось, что настроение людей за последние дни стало еще более сумрачным. У продовольственных магазинов стояли длинные молчаливые очереди, а прохожие на перекрестках сбивались в кучки и о чем-то судачили вполголоса. Во многих витринах — с каждым днем таких витрин становилось все больше — появились таблички «Закрыто» или «Открыто только пн, вт». Свет то и дело начинал мигать, и тогда горожане замирали на месте и в страхе поднимали глаза к фонарям. Но они, помигав, опять загорались ярко и ровно, и люди переводили дыхание и бежали дальше по своим делам.
      Лину ни на минуту не оставляло странное чувство. Куда бы она ни бежала, в голове у нее в такт шагам, подобно маятнику, колотилась одна и та же мысль: «Я одна на белом свете, я одна на белом свете».
      Конечно, это было не совсем так: у нее была Поппи, у нее были подруги. У нее, в конце концов, была миссис Мердо — нечто среднее между подругой и близкой родственницей. Но Лина чувствовала, что за последние три дня она стала гораздо старше. Сегодня она ощущала себя едва ли не мамой Поппи. Судьба ребенка всецело зависела от нее.
      Но к вечеру ей надоело жалеть себя, и она стала представлять себе свою новую жизнь у миссис Мердо. Она думала о зелено-голубой спальне и уже воображала себе, как развесит там свои картинки. Последняя, нарисованная голубым карандашом, будет, вероятно, смотреться особенно выигрышно — она ведь так подходит по цвету к коврикам. Она притащит из дома обе свои подушки, и тогда вместе с теми, что лежат на голубой кровати, их получится целых шесть. Может быть, в чулане найдется какое-нибудь старое голубое платье, и можно будет сшить наволочки для этих подушек? Комната в голубых и зеленых тонах, квартира, в которой царит полный порядок, плита, на которой всегда есть горячая еда, а тебе еще и одеяло так уютно подтыкают на ночь — все это наполняло Лину чувством покоя. Жизнь в комфорте, почти в роскоши! «Я так благодарна миссис Мердо за ее доброту, — думала Лина. — Я еще не готова остаться в этом мире одна-одинешенька».
      Уже в самом конце рабочего дня ей поручили доставить сообщение на Лэмплинг-стрит. На обратном пути, пробегая мимо складов, Лина увидела, как из дверей конторы выходит Лиззи. Ее рыжую голову невозможно было не узнать.
      — Лиззи! — окликнула ее Лина.
      Лиззи как-то дернулась и, не оглядываясь, пошла прочь. Наверное, не услышала, подумала Лина и снова крикнула:
      — Лиззи, подожди!
      На этот раз было очевидно, что Лиззи слышит, однако, вместо того чтобы остановиться, она лишь ускорила шаг. «Что происходит?» — недоумевала Лина. Она догнала подругу и схватила ее сзади за куртку.
      — Лиззи, да это же я!
      Лиззи замерла как вкопанная, а потом медленно обернулась.
      — О! — произнесла она. На лице ее было написано смятение. — Это ты… Привет… А я думала, что это… Я не поняла, что это ты. — Она пыталась улыбнулась, но в глазах ее метался страх. — Я… я просто шла домой. — Она прижимала к себе небольшой мешок, набитый какими-то угловатыми предметами.
      — Я тебя провожу, — сказала Лина.
      — Да что ты? — воскликнула Лиззи. — Вот здорово! — Но как-то незаметно было, что она рада встрече.
      — Лиззи, у меня большое горе, — сказала Лина. — У меня бабушка умерла.
      Лиззи искоса взглянула на подругу.
      — Плохо, — пробормотала она, явно думая о чем-то другом. — Бедная ты, бедная.
      Да что с ней такое? Обычно Лиззи очень интересовалась чужими несчастьями и вполне моглаискренне посочувствовать, если, конечно, не была погружена в этот момент в собственные проблемы. Лина решила сменить тему:
      — Что у тебя в мешке?
      — Да так, кое-какие мелочи, — быстро ответила Лиззи. — Забежала после работы в магазин.
      — Правда? — Лина смутилась: она же своими глазами видела, как Лиззи только что вышла из складов.
      Лиззи ускорила шаг и стала жаловаться:
      — Сегодня было столько работы! Работать так трудно! Правда, Лина? Мне кажется, ра ботать гораздо труднее, чем учиться в школе, и совсем не так интересно. Делаешь одно и то же изо дня в день… Я так устаю! И как только ты не устаешь бегать целый день?
      Лина открыла было рот, чтобы объяснить, что любит бегать и вряд ли когда-нибудь устанет от этого, но Лиззи не ждала ответа.
      — Правда, в работе есть и кое-что хорошее. Угадай, что? У меня теперь есть парень. Я познакомилась с ним на работе. Я ему очень нравлюсь. Он вечно шутит, что у меня волосы такого же цвета, как раскаленная электрическая конфорка.
      — Это правда, — засмеялась Лина. — Ты выглядишь так, словно у тебя на голове пожар.
      Лиззи тоже засмеялась и слегка взбила рукой волосы, другой рукой прижимая к себе узел.
      — А еще он говорит, что я красивая, как красный помидор, — хихикнула она.
      Они шли через Торрик-сквер. На площади было полно народу. Люди возвращались с работы, у магазинов выстраивались очереди, а некоторые счастливчики уже торопились домой с пакетами. Несколько мальчишек сидели на земле, занятые какой-то игрой.
      — А кто он, твой парень? — спросила Лина.
      И в этот момент Лиззи споткнулась. Поглощенная мыслями о собственной красоте, она шла неестественной манерной походкой, вытянув губки бантиком и хлопая ресницами, и, конечно, не заметила выбоины в мостовой. Она споткнулась и растянулась на земле во весь рост. Ее мешок упал на мостовую, повалился набок, и из него во все стороны покатились консервные банки.
      Лина бросилась к Лиззи, чтобы помочь ей подняться.
      — Ты не ушиблась? — спросила она участ ливо.
      Но Лиззи не обратила на нее внимания: она ползала на четвереньках, собирая банки, причем делала это с такой скоростью, что было совершенно очевидно — ничего страшного с ней не случилось. Две банки закатились под скамейку. Еще одна — прямо под ноги мальчишкам, которые во все глаза смотрели, как взрослая девушка, словно паук, ползает по земле. Желая помочь подружке, Лина вытащила из-под скамейки две банки, мельком взглянула на этикетку, и у нее перехватило дыхание: на ней было написано «Персики». Лина уже много лет не видела консервированных персиков, и ни один из ее знакомых не видел. Она посмотрела на банку в другой руке: еще одно чудо — кукурузная паста! Лина до сих пор помнила, как единственный раз в жизни пробовала кукурузную пасту: ей тогда было всего пять лет, и это было потрясающее наслаждение.
      Послышался удивленный возглас. Лина подняла глаза. Один из мальчишек постарше высоко поднял банку над головой. Другие дети окружили его.
      — Смотрите-ка! — крикнул он еще раз. — Это же яблочное пюре!
      И ребята весело закричали на разные лады: «Яблочное пюре, яблочное пюре!» — словно никогда не слышали этих слов.
      Лиззи поднялась на ноги. Она собрала все свои банки, кроме тех двух, что подобрала Лина, и той, что была у мальчишек, постояла секунду, тяжело дыша, переводя глаза с Лины на детей и явно что-то прикидывая в уме, а потом улыбнулась широкой деланой улыбкой.
      — Спасибо, что помогли! — крикнула она. — Я нашла все это на дальней полке в магазине. Просто чудо, правда? Можете оставить себе.
      Она помахала мальчишкам, кивнула Лине и пошла прочь.
      Лина долго смотрела вслед подруге, а потом отправилась домой. Лиззин мешок не выходил у нее из головы. Случайно найти в магазине персики и яблочное пюре? Совершенно невероятно! Лиззи явно лгала. А если банки не из магазина, то откуда же? Ответ мог быть только один: из хранилищ. Каким-то образом Лиззи, работавшая на складах, заполучила это богатство. Интересно, она заплатила за них? И если да, то сколько? Или все это досталось ей бесплатно?
      В тот вечер миссис Мердо приготовила на ужин свекольно-фасолевое рагу. Когда Лина вытащила из карманов банки, соседка так и ахнула от изумления:
      — Где ты их взяла?
      — Мне дала подруга.
      — А у подруги они откуда?
      — Я не знаю, — смущенно ответила Лина. Миссис Мердо неодобрительно покачала головой, но не стала больше ни о чем спрашивать. Она вскрыла банки, и в этот вечер у них был настоящий пир: овощное рагу с кукурузной пастой и персики на десерт. Лина уже очень давно не ела так вкусно, но удовольствие было слегка подпорчено вопросом, на который она так и не узнала ответа: откуда же все это взялось?
      На следующее утро Лина отправилась на Броуд-стрит. До начала работы она хотела поговорить с Лиззи.
      Она заметила подругу за полквартала от складов. Лиззи неторопливо шла по улице, разглядывая витрины. Длинный зеленый шарф был обмотан вокруг ее шеи. Лина быстро догнала ее и окликнула:
      — Лиззи!
      Лиззи резко обернулась. Увидев Лину, она отпрянула и, не сказав ни слова, попыталась уйти. Но Лина поймала конец ее зеленого шарфа и резко дернула.
      — Лиззи, — сказала она снова, — постой-ка!
      — Это еще зачем? — нервно спросила Лиззи. — Я спешу на работу. — Она попыталась вырваться, но Лина цепко держала шарф.
      — Ты должна рассказать мне, где ты взяла те банки, — сказала Лина, понизив голос, потому что кругом было полно народу: двое стариков подпирали стену дома, разглядывая прохожих, мимо пробегала ватага смеющихся ребятишек, прямо перед Линой и Лиззи шла компания рабочих, направлявшихся на склады. Лине совсем не хотелось, чтобы ее услышали.
      — Я же говорила: нашла их на дальней полке магазина. Пусти меня! — Лиззи попыталась вырвать свой шарф из рук Лины, но Лина держала его крепко.
      — Это неправда, — сказала Лина. — Ни в одном магазине не могли бы заваляться такие вещи. Скажи мне правду. — И она еще сильнее дернула за шарф.
      — Прекрати! — взвизгнула Лиззи и вцепилась Лине в волосы.
      Лина вскрикнула от боли, но шарф из рук не выпустила. Сердито сопя и хватая друг друга за куртки, они неуклюже возились посреди улицы, толкнули проходившую мимо женщину, которая рявкнула на них, и в конце концов потеряли равновесие и повалились на мостовую.
      Лина засмеялась первая. Это было так похоже на их возню в детстве, когда подружки гонялись друг за другом, визжа и смеясь.
      И вот теперь, уже почти взрослые девушки, они снова сидят в куче мусора на мостовой. Через секунду Лиззи тоже захохотала.
      — Дура, — сказала она, пытаясь привести в порядок волосы. — Шарф мне порвала. Хорошо, я расскажу тебе. Я все равно собиралась. — Она склонилась вперед, уперев руки в колени, и заговорила почти шепотом: — В общем, у нас на складах работает такой Лупер. Он доставщик. Ты не помнишь его? Он учился на два класса старше нас — Лупер Уин дли.
      — Я знаю его, — сказала Лина. — Я доставляла его сообщение в свой первый рабочий день. Высокий, с длинной тонкой шеей, с большими зубами, смешной такой.
      Лиззи почему-то обиделась:
      — Я бы так о нем не отзывалась. Мне кажет ся, он красивый.
      Лина пожала плечами:
      — Не важно. Продолжай.
      — Лупер занят исследованиями складов. Он осмотрел все хранилища, которые не заперты. Он хочет знать, какова реальная ситуация, Лина. Он не такой, как большинство этих кошмарных работников, которые просто бродят туда-сюда, пока не кончится рабочий день, а потом идут домой спать. Лупер хочет знать, как все обстоит на самом деле.
      — И как же?
      — Он выяснил, что кое-где еще остались разные редкости. Немного там, чуть-чуть здесь. И ни одна живая душа об этом не помнит. Знаешь, Лина, — Лиззи еще больше понизила голос, — там внизу так много места! Некоторые хранилища в самом дальнем конце складов помечены в конторских книгах как пустые, и поэтому туда никто никогда не заходит. Но Лупер выяснил, что они не совсем пустые.
      — Значит, он берет оттуда разные вещи…
      — Совсем чуть-чуть! И очень редко!
      — И дарит их тебе?
      — Да. Потому что я ему нравлюсь. — Лиззи жеманно улыбнулась и снова поправила волосы.
      «Ах вот оно что, — подумала Лина. — Лупер, похоже, тоже ей нравится».
      — Но это же воровство, — сказала Лина. — И послушай, Лиззи, он же ворует не только для тебя. У него ведь есть магазин! И он продает там ворованные вещи! Причем за огромные деньги!
      — Он ничего такого не делает! — быстро проговорила Лиззи, но явно встревожилась.
      — Нет, делает! Я точно знаю, потому что я сама у него кое-что купила всего несколько недель назад. У него есть целая коробка цветных карандашей.
      — А мне он никогда не дарил цветных карандашей, — с досадой сказала Лиззи.
      — Он тебе и не должен ничего дарить! И продавать не имеет права! Тебе не кажется, что о еде, которую он нашел, неплохо было бы узнать всем жителям в городе?
      — Нет! — убежденно воскликнула Лиззи. — Послушай, Лина, если осталась всего одна банка консервированных персиков, этого же хватит только на одного человека, верно? Тогда зачем всем об этом знать? Все только передерутся из-за нее. И что в этом хорошего? Послушай. — Лиззи доверительно коснулась колена подруги. — Я попрошу Лупера, и он найдет что-нибудь и для тебя. Он сделает это, если я попрошу, я знаю.
      Неожиданно Лина словно со стороны услышала собственный голос:
      — Найдет? Что, например? Глаза Лиззи загорелись.
      — Он видел там две пачки разноцветной бу маги. И кое-какие лекарства от кашля. И це лых три пары девчачьих туфелек.
      Это были настоящие сокровища. Цветная бумага! И лекарства, и туфли… В последний раз ей покупали новые туфли почти два года назад. Сердце Лины забилось. Лиззи была права: если все в городе узнают, что на складах еще осталось некоторое количество этих прекрасных вещей, все сразу захотят получить их. Тут и в самом деле до драки недалеко. А если никто не узнает? Кому будет хуже от того, что у нее появится немного разноцветной бумаги или новые туфли? Она вдруг с такой силой захотела получить все это, что ей едва не стало плохо. Перед глазами у нее пронеслась картинка: полки в доме миссис Мердо забиты прекрасными вещами, и они с Поппи чувствуют себя гораздо счастливее и надежнее, чем все остальные в городе.
      Лиззи придвинулась поближе и еще больше понизила голос:
      — Лупер нашел банку ананасов. Он поде лится со мной, но я дам и тебе кусочек, если ты пообещаешь никому не рассказывать.
      Ананасы! Изысканное полузабытое лакомство, о котором рассказывала бабушка. Что плохого в том, что она попробует кусочек? Просто для того, чтобы знать, что это такое.
      — Я уже пробовала персики, яблочное пюре и еще вкуснятину, которая называется «Фруктовый коктейль», — шептала Лиззи. — И сливы, и кукурузную пасту, и смородино вое пюре, и спаржу…
      — Ты все это пробовала? — изумилась Лина. — Значит, там по-прежнему полно всяких деликатесов?
      — Нет, — мотнула головой Лиззи. — Не полно. Если честно, мы почти все уже прикончили.
      — Вы с Лупером? Лиззи кивнула:
      — Лупер говорит, что все равно скоро всему конец, так почему не пожить напоследок в свое удовольствие?
      — Но, Лиззи, почему именно вы должны всем этим пользоваться? Почему не кто-нибудь другой?
      — Потому что это мы нашли все это. И потому что у нас есть возможность это взять.
      — Мне кажется, это нечестно… — начала Лина, но Лиззи настойчиво повторила, словно разговаривая с непонятливым ребенком:
      — Ты тоже можешь все это получить. Я же об этом и толкую. Там еще осталось кое-что.
      Лина пыталась разобраться в себе. Что ее смущает? Несправедливость? Наверное, и в самом деле не совсем справедливо, что в распоряжении двух человек оказались вещи, которые желал бы иметь каждый. Но, в конце концов, банку консервированных персиков действительно невозможно поделить между всеми жителями города. Она не знала, как правильно поступить в таком случае, но твердо знала, что присвоить вещь только потому, что ты можешь это сделать, — неправильно. Она вспомнила похожую на смертельный голод алчность, которую испытала, когда Лупер показывал ей цветные карандаши. Это было отвратительное чувство. Лина не хотела желать какую бы то ни было вещь так сильно. Она встала.
      — Мне не нужно ничего от Лупера. Лиззи пожала плечами.
      — Что ж, ладно. Тебе же хуже, — проговорила она с деланым равнодушием, но на ее маленьком бледном личике была написана тревога.
      — В любом случае, спасибо за предложение, — сказала Лина и пошла прочь через Торрик-сквер.
      Она шла все быстрее и быстрее, а потом побежала.

      Примерно через неделю после того, как они с Линой видели под землей неизвестного, сумевшего открыть таинственную дверь, Дуну поручили прочистить засор в туннеле номер двести семь. Работа оказалась несложной. Он развинтил трубу, протолкнул в нее длинную тонкую щетку, и струя ржавой воды брызнула ему в лицо. Он снова собрал трубу, и делать больше было нечего. Дун решил прогуляться в туннель номер триста пятьдесят один и снова попытаться открыть дверь. «Странно, — думал он, — что до сих пор не появилось никакого официального сообщения о том, что найден выход из Эмбера. Вероятно, мы ошиблись: эта дверь ведет куда-то совсем в другое место».
      Он отправился на юг, добрался до перегороженного веревкой тупика в туннеле номер триста пятьдесят один, пролез под веревкой и пошел на ощупь в темноте. В глубине души Дун был совершенно уверен, что дверь, как всегда, будет заперта, и рассеянно думал о другом. Он думал о своей зеленой гусенице, которая стала вести себя как-то странно: отказывалась есть и неподвижно висела на стенке своей коробочки, втянув голову. О Лине, которую он не видел уже несколько дней. Интересно, где она сейчас? Размышляя об этом, он протянул руку к двери и вдруг почувствовал под пальцами нечто, что заставило его поспешно отдернуть руку, словно что-то ужалило его. Он осторожно протянул руку снова. В замочной скважине торчал ключ!
      Одну бесконечную минуту Дун стоял как вкопанный. Затем он повернул ручку, слегка надавил на дверь, и она беззвучно приоткрылась.
      Он заглянул в щель. То, что он увидел, заставило его разинуть рот от изумления.
      За дверью не было ни уходящей вдаль дороги, ни туннеля, ни лестницы. За дверью была ярко освещенная комната, размер которой Дун не смог оценить, потому что она была забита ящиками, коробками, мешками, узлами. Среди груд консервных банок валялись тюки с одеждой, высились пирамиды бутылок и штабеля коробок с электрическими лампочками, достававшие до низких сводов. Лишь в середине комнаты оставалось небольшое пространство, в котором было устроено нечто вроде крошечной гостиной: на полу лежал зеленоватый ковер, а на нем стояли стол и кресло. На столе была грязная тарелка с остатками еды, а в кресле лицом к Дуну сидел какой-то грузный человек. Он откинулся на спинку кресла и так запрокинул назад голову, что мальчик мог видеть только вздернутый вверх подбородок. Человек храпел. Потом он невнятно пробормотал что-то и пошевелился, и Дун, отшатнувшись, закрыл дверь. Но он успел узнать мясистое ухо, обрюзгшую серую щеку и приоткрытые синюшные губы.
      В тот день Лине пришлось доставить гораздо больше посланий, чем обычно. За последнюю неделю свет отключался пять раз подряд. Сами отключения были не очень страшными — Лина слышала, что самое долгое из них длилось четыре с половиной минуты, — но никогда еще аварии не следовали одна за другой так часто. Все в городе нервничали. Люди, которые в другое время с удовольствием прогулялись бы сами, чтобы повидать знакомых, теперь предпочитали послать сообщение. Иногда клиенты даже не выходили из дому, а окликали вестника из окон.
      К пяти часам Лина доставила тридцать девять посланий. По большей части они были похожи одно на другое: «Я сегодня не приду, решила остаться дома», «Завтра меня не будет на работе», «Зачем нам встречаться на Кловинг-сквер? Приходи лучше ко мне в гости». Горожане затаились, забились в свои норы. В кругах света под фонарями больше не собирались поболтать группки людей. В лучшем случае жители Эмбера останавливались на минутку, чтобы перекинуться вполголоса парой слов, и спешили дальше.
      Лина бежала домой, к миссис Мердо — они с Поппи уже переехали к соседке, прихватив все свои вещи, — как вдруг услышала, что ее кто-то догоняет. Она обернулась и увидела Дуна. Он так запыхался, что сначала не мог сказать ни слова.
      — Что такое? Что случилось? — спросила Лина.
      — Дверь, — задыхаясь, выговорил он. — Дверь в триста пятьдесят первом. Я открыл ее.
      Сердце Лины прыгнуло.
      — Открыл?!
      Дун кивнул, тяжело дыша.
      — Ты нашел выход? — не в силах сдержаться, вскрикнула Лина.
      — Тише! — прошептал Дун. Он огляделся, схватил Лину за руку и потащил ее в тень подальше от фонаря. — За этой дверью нет дороги из Эмбера. Зато есть большая кладовая.
      Лина изменилась в лице:
      — Кладовая? А что в ней?
      — Все, что душе угодно. Еда. Одежда. Консервы. Лампочки, целые штабеля лампочек. Все на свете. Коробки и ящики до самого потолка. — В его глазах горела ярость. — И посреди всего этого спал в кресле один наш общий знакомый.
      — Кто?
      Ужасная гримаса гнева исказила лицо Дуна.
      — Мэр Коул, — сказал он. — Дрыхнет себе в кресле, а перед ним на столе — пустая тарелка.
      — Мэр? — прошептала потрясенная Лина.
      — Да. У нашего замечательного мэра есть потайная кладовка в Трубах.
      Они уставились друг на друга, не в силах вымолвить ни слова. Потом Дун вдруг топнул ногой. Он был весь красный от злости.
      — Вот оно — решение, о котором он все вре мя нам талдычит. Оказывается, это решение для него одного, вовсе не для города. У него есть все, чего душа пожелает, а нам — то, что останется. Он и не думает о нас. Все, о чем он заботится, — это его толстое брюхо!
      Лина была так ошеломлена, словно ее ударили по голове.
      — Что же нам теперь делать? — пролепетала она.
      — Расскажем всем! — воскликнул Дун. Он весь трясся от гнева. — Расскажем всему городу, что наш мэр грабит нас!
      — Погоди, погоди. — Лина положила ладонь на плечо Дуна и постаралась сосредоточиться. — Пошли, — сказала она наконец. — Пойдем сядем на Хакен-сквер. Я тоже хочу тебе кое-что рассказать.
      На северной стороне площади стояли кружком Верные, хлопая в ладоши и распевая один из своих гимнов. В последнее время они, кажется, пели еще громче и радостнее, чем обычно.
      — Приходите и спасите! — выводили прон зительные голоса. — Близок счастья день!
      А в это время перед ратушей происходило нечто необычное. Около двух десятков человек ходили по кругу, неся высоко над головой лозунги, намалеванные на старых досках или на больших простынях. На плакатах было написано: «КАКИЕ решения, мэр Коул?» и «Мы требуем ОТВЕТА!». Время от времени демонстранты громко выкрикивали эти же слова. Лина спросила себя, обратит ли мэр на это хоть малейшее внимание.
      Дун и Лина нашли пустую скамейку на южной стороне площади и уселись на нее.
      — Послушай, — начала Лина.
      — Да слушаю я, слушаю, — проворчал Дун, хотя по его раскрасневшемуся лицу было видно, что он все еще в ярости.
      — Вчера я видела Лиззи. Она как раз выходила из складов. — И Лина рассказала Дуну о консервных банках и о том, чем занимается Лупер.
      Дун ударил себя кулаком по колену.
      — Вот чем они оба занимаются, вместе с этой твоей Лиззи, — поправил он.
      — Подожди, это еще не все. Помнишь, мне почудилось что-то знакомое в том человеке, который вышел из двери? Я вспомнила что. Походка! Он будто ныряет на ходу из стороны в сторону, и еще я узнала его волосы, черные, нечесаные и торчащие во все стороны. Я видела этого человека дважды. Не знаю, почему я его тогда сразу не узнала. Может, потому, что до этого я его видела только спереди.
      Я доставляла его сообщение в свой первый рабочий день.
      — Так кто же это? Кто это такой?! — Дун даже подпрыгнул от нетерпения.
      — Это Лупер. Лупер, который работает на складах. Парень Лиззи. Дун, — Лина наклонилась вперед, — он передал мне послание для мэра. И в послании говорилось: «Доставка в восемь».
      — Значит…
      — Значит, это он таскает для мэра разные вещи из хранилищ. А часть краденого дарит Лиззи, а еще что-то продает в своем магазине.
      — Ах ты! — вскричал Дун, хлопнув себя ладонью по лбу. — Как же я раньше не догадался! Там же есть люк в своде, в этом триста пятьдесят первом! Он ведет наверх, прямо в хранилища! Через него-то и лазит Лупер! Помнишь, что мы слышали в тот день? Сначала скрежет — это открылся люк. Потом глухой стук — это он бросил в люк мешок с добром. А потом такой звук, будто кто-то спрыгнул откуда-то сверху и тяжело приземлился.