Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера

ModernLib.Net / Юмористическая проза / Линн Джонатан / Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера - Чтение (стр. 24)
Автор: Линн Джонатан
Жанр: Юмористическая проза

 

 


Когда встреча уже подходила к концу, в кабинет, постучавшись, вошел наш посыльный – принес результаты последних общественных опросов. Плохие новости. Рейтинг опустился еще на три пункта. Нет, не правительства, а мой личный!

Что же я делаю не так? Хамфри считает, это лишний раз доказывает, что я все делаю именно так, как надо, поскольку почти все вроде бы правильные с точки зрения политической популярности действия, по его твердому убеждению, обычно заканчиваются управленческими катастрофами.

Неужели все это из-за моих неудачных попыток добиться сокращений оборонных расходов? Нет, вряд ли. В британских супермаркетах и пивных барах такие вопросы не обсуждаются. Да и в центральной прессе главная тема сейчас – эта чертова шавка, которая умудрилась потеряться на артиллерийском полигоне! Может, мне лучше на время забыть об оборонной политике и переключиться на что-то более актуальное? Например, на меры по спасению той собаки…

Наше совещание по основному вопросу подошло к концу. Правда, с нулевым результатом. Оставалось только переговорить с Хамфри с глазу на глаз. Насчет того самого деликатного дела… Поэтому я сказал своему главному личному секретарю, что нам с секретарем Кабинета надо обсудить несколько секретных вопросов, связанных с безопасностью, и кивнул в сторону двери.

– Вас не затруднит, Бернард?

Он послушно подошел к двери и… внезапно распахнул ее настежь! Затем внимательно осмотрел все вокруг, видимо, чтобы убедиться, что никто не подслушивает. Поняв, что он меня не так понял, я попросил его оставить нас одних.

Вид у него при этом был весьма подавленный, и нетрудно понять, почему: два раза в течение всего одного дня его просят покинуть помещение! Но, боюсь, ни у Джефри Гастингса, ни у меня не было иного выбора – не сообщать же ему, что сэр Хамфри, секретарь Кабинета, подозревается в серьезнейшем государственном преступлении!

После того, как Бернард вышел, мы минуты две молчали, так как я не знал, с чего начать разговор. Хамфри ждал, не проявляя никаких признаков нетерпения.

– Хамфри, – наконец-то решился я. – Нам надо кое о чем поговорить. О чем-то очень секретном.

И снова замолчал. Секретарь Кабинета сочувственно наклонился ко мне.

– Господин премьер-министр, может, мне лучше выйти? – предложил он. – Так вам будет легче говорить.

– Это очень, очень серьезно, поверьте, – повторил я.

На его лице тоже появилось серьезное выражение.

– Очень серьезно и очень секретно?

Я утвердительно кивнул.

– Скажите, Хамфри, имя сэр Джон Хальстед вам что-нибудь говорит?

– Само собой разумеется, господин премьер-министр. Он умер не далее, как три недели назад. А десять лет назад был объектом специального расследования, связанного с утечкой секретной информации, проводить которое, собственно, пришлось вашему покорному слуге, поскольку старый лорд Макивер, к сожалению, впал в слабоумие.

Я поинтересовался, нашел ли он тогда что-либо компрометирующее.

– Естественно, нет, – ответил он и довольно усмехнулся.

– Почему естественно нет? – спросил я.

– Ну, прежде всего, Джон Хальстед был одним из нас. Мы не один год были с ним добрыми друзьями. Во-вторых, вся эта скандальная история была неимоверно раздута нашей падкой до сенсаций прессой. И в-третьих, главная задача всех внутренних расследований, связанных с вопросами безопасности, – это постараться не найти никаких доказательств.

– Даже если под угрозой находится безопасность королевства?

Он рассмеялся. Искренним смехом.

– Господин премьер-министр, когда возникает реальная угроза национальной безопасности, к делу подключают Специальный отдел. Внутренние расследования правительства нужны только для того, чтобы заткнуть рот прессе. Их единственная цель – дать премьер-министру возможность встать перед парламентом и с чистой совестью сказать: «Мы провели полномасштабное расследование и не нашли никаких доказательств, подтверждающих указанные обвинения».

– Ну а, предположим, что-нибудь подозрительное все-таки обнаружится?

– Господин премьер-министр, подозрительным может считаться все, практически все, что происходит с нашим правительством. Например, тот факт, что вы попросили вашего главного личного секретаря оставить нас одних для секретной беседы, вполне может рассматриваться, как подозрительный.

Сначала меня это, признаться, удивило, но потом я понял: он абсолютно прав! Тем более, что, по мнению Хамфри, все дело было не более чем «пустышкой», ловко использованной писаками с Флит-стрит для смакования очередной скандальной сенсации.

Его поведение было настолько самоуверенным, что мне невольно представилось, как глупо он себя почувствует, когда узнает то, что известно мне. Что ж, посмотрим.

– Скажите, а случайно нет такой возможности, что сэр Джон Хальстед все-таки передавал какую-либо секретную информацию Москве? – осторожно начал я.

– Нет, это невозможно, – категорически возразил он. – Вне всякого сомнения!

– И вы готовы под этим утверждением подписаться? Даже ценой своей репутации?

– Без малейших колебаний.

Что ж, по-моему, пора наносить решающий удар.

– Знаете, Хамфри, боюсь, мне все-таки придется вам сказать, что сэр Хальстед шпионил в пользу Москвы, причем далеко не один год…

Секретарь Кабинета явно растерялся. Но ненадолго. Потому что тут же вызывающе произнес:

– Не верю! Кто мог предположить такое?

Я сочувственно ему улыбнулся.

– Кто?… Он сам. Оставил нам весь свой личный архив вместе с чистосердечным признанием. «МИ-5» полностью все подтверждает.

Хамфри лишился дара речи. Почти в буквальном смысле. Таким я своего секретаря Кабинета еще никогда не видел. И, признаюсь, мне это доставило искреннее удовольствие. Затем он что-то бессвязно залепетал, пытаясь произнести хоть что-нибудь внятное, и, наконец, сказал:

– Но… Господи ты боже мой… То есть, я хочу сказать, он ведь был…

– Один из нас? – с готовностью помог я ему.

– Ну конечно же… – Он начал понемногу приходить в себя. – Да, но это, безусловно, вызывает множество вопросов…

– Безусловно, вызывает, – охотно согласился я с ним. – Поэтому вот вам первый из них. Почему, интересно, вы не задали ему этих самых вопросов? И почему, скажите на милость, ваше расследование так быстро и, главное, так легко его полностью оправдало?

До него наконец-то дошло: мои вопросы касаются прежде всего лично его!

– Вы хотите сказать… Неужели… – снова растерянно залепетал он и смертельно побледнел.

Я заметил ему, что все это выглядит на редкость подозрительным, и заодно поинтересовался, почему он не провел расследование, как положено. Ведь, судя по данным секретного досье, того самого совершенно секретного досье, в распоряжении Хамфри были все свидетельства на удивление долгого пребывания Хальстеда в Югославии. А вскоре после его возвращения оттуда несколько наших агентов из «МИ-5», работавших за железным занавесом, почему-то были сразу же арестованы и бесследно исчезли.

Кроме того, в деле также фигурировала одна не совсем обычная переводчица, с которой сэр Хальстед проводил очень много времени. Я попросил Хамфри рассказать мне, что ему удалось про нее выяснить.

– Она оказалась русским агентом, и мы знали об этом. Русскими агентами являлись почти все югославские переводчики. Если, конечно, они не работали на ЦРУ.

– И вы даже не удосужились проследить ее дальнейшую судьбу?

– У меня было полно куда более важных дел!

Я обвиняюще посмотрел на него.

– Через три месяца после тех событий она переехала в Англию и поселилась в Оксфорде, всего в ста пятидесяти ярдах от дома сэра Джона Хальстеда. Они были добрыми соседями все последующие одиннадцать лет.

Хамфри был полностью деморализован. Хотя сдаваться, судя по всему, не собирался.

– Но за всем же не уследишь, все не проверишь, сами понимаете… К тому же, никогда не известно, что именно может стать известным. Ну а если вдруг возникают очень серьезные подозрения, то следует… то лучше всего…

Он почему-то запнулся, но я помог ему закончить предложение.

– Провести соответствующее внутреннее расследование. Вы, кажется, это имели в виду?

Короче говоря, вся защита Хамфри сводилась к тому, что сэр Хальстед дал ему свое слово. Слово джентльмена. А слово джентльмена проверке не подлежит. Особенно если вы вместе учились в Оксфорде!

Я поинтересовался, проверял ли он Энтони Бланта.

– Но это же совершенно иное дело, – возразил он. – Ведь Блант закончил Кембридж!

Терпеливо выслушав все его не совсем внятные оправдания, я счел необходимым довести до его сведения, что данная проблема затрагивает не только покойного сэра Джона Хальстеда, но и ныне действующего секретаря Кабинета.

Мои слова повергли его в ужас.

– Но вы же не думаете… Вы просто не можете думать… То есть… Я же совершенно не говорю по-русски. Ни единого слова!

– И тем не менее, вы должны признать, – прервал я его, – что все это выглядит, по меньшей мере, как некомпетентность или даже сговор. В любом случае…

Я намеренно оставил предложение незаконченным, поскольку его подтекст был и без того предельно ясен. Сэр Хамфри выглядел полностью убитым.

– Сговор? Господин премьер-министр, я даю вам слово, что ни о каком сговоре не может быть и речи.

– Слово джентльмена? – не скрывая иронии, переспросил я.

– Естественно. Слово оксфордского джентльмена! – торопливо поправился он.

Лично меня это не очень устраивало, поэтому я как бы мимоходом поинтересовался, как поживает его любимый цветочный садик.

Он немного расслабился и даже начал с увлечением рассказывать мне о своих великолепных розах, но потом до него дошел весь скрытый смысл моего вроде бы невинного вопроса.

– Нет-нет, господин премьер-министр, все что угодно, только не отпуск по уходу за садиком, заклинаю вас! – взмолился он.

– А почему бы и нет?

– Потому что речь идет о моей репутации.

– Мне кажется, вы уже поставили ее под сомнение своими категорическими заверениями в невиновности сэра Джона Хальстеда, не так ли?

Затем я предупредил его, что мне придется много и серьезно думать о своих дальнейших действиях. Например, о необходимости встретиться с предыдущим секретарем Кабинета сэром Арнольдом Робинсоном, послушать, что он скажет о том, как следует проводить подобные внутренние расследования в отношении секретаря Кабинета. В заключение я настоятельно порекомендовал сэру Хамфри ни в коем случае не обсуждать этот вопрос с Арнольдом до тех пор, пока я сам не переговорю с ним.

Он всячески заверил меня, что даже не подумает об этом.

(Что заставило Хэкера предупредить сэра Хамфри о том, что он намерен обсудить этот вопрос с сэром Арнольдом? Почему он поверил его заверениям, что тот сам не переговорит с сэром Арнольдом первым? Эти вопросы до сих пор остаются для историков чем-то вроде вечной загадки. Достаточно сказать, что сэр Хамфри встретился с сэром Арнольдом буквально в тот же вечер за дружеским ужином в клубе «Атенеум». Подробную запись их беседы нам посчастливилось отыскать в личном архиве сэра Арнольда. – Ред.)

«Встретился с Эплби в нашем клубе. Он был необычно возбужден и обеспокоен. Причины своего чуть ли не панического настроения он раскрыл мне уже после первой рюмки бренди. Очевидно, премьер-министр и Джефри Гастингс из „МИ-5“ думают, что Хамфри тоже может быть русским шпионом, поскольку именно он в свое время снял с Хальстеда все подозрения, а тот сейчас почему-то во всем признался.

Хамфри попросил меня дать ему совет. Я ответил ему, что все зависит от того, являлся ли он вражеским агентом на самом деле или нет. Мои сомнения, похоже, его здорово шокировали, но я объяснил ему, что надо всегда смотреть на вещи шире и с открытыми глазами.

Хамфри выдвинул в свою пользу несколько довольно сильных аргументов.

1. Он не из Кембриджа.

2. Он семейный человек.

3. Он один из нас.

4. Он провел на государственной службе всю свою сознательную жизнь.

5. В отличие от Джона Хальстеда, он никогда не верил в такие понятия, как Дело с большой буквы. Более того, по его собственному признанию, он вообще никогда ни во что не верил.

6. В отличие от Хальстеда, у него никогда не было собственных идей – особенно оригинальных идей.

Все эти аргументы можно считать довольно убедительными, но не окончательными.

Вместе с тем, однако, вопрос о том, является ли сэр Хамфри Эплби на самом деле шпионом или нет, в краткосрочном плане не имеет особого значения. В силу чего я полностью с ним согласен в одном: мы должны проследить за тем, чтобы это ни в коем случае не стало достоянием гласности.

Конечно, теперь, когда я являюсь президентом Движения „За свободу информации“, мне значительно легче предотвратить утечку информации в прессу. Да, предоставление секретных сведений русским – это серьезно. Но не менее серьезно предоставление таковой кому бы то ни было! Собственно говоря, предоставлять информацию даже Кабинету может быть делом куда более серьезным, чем передавать ее Москве.

Ключевым здесь можно считать то, что скандал подобного рода может серьезнейшим образом ослабить авторитет нашей госслужбы. Это, в свою очередь, неизбежно приведет к тому, что они, политики, как и в Америке, обязательно захотят назначать своих партийных бонз заместителями или даже постоянными заместителями министров. А потом высшие должности в госаппарате постепенно заполнятся людьми, которые будут послушно исполнять все то, о чем их попросят политики. Это чудовищно! Нет таких секретов, переданных Москве, которые смогли бы причинить хоть одну десятую того ущерба Британии, какой неизбежно следует ожидать, если ею будут управлять так, как того захочет Кабинет. Соответственно, Хамфри ни в коем случае нельзя признаваться, даже если он полностью виноват. Я ему так и сказал.

Он упорно продолжал стоять на своем, мол, ему совершенно не в чем признаваться. Так это или не так, не так уж и важно. Но сейчас ему необходимо всячески отрицать свою вину. Так сказать, в интересах дела. Что я ему и порекомендовал.

Он меня пространно поблагодарил. Я повторил, что исходил исключительно из интересов Британии. Не более того. Правда, если он не виновен в шпионаже, то уж в некомпетентности виновен несомненно.

Впрочем, признать свою очевидную вину в некомпетентности он тоже отказывается. Причем счел необходимым напомнить мне, что именно я назначил его тогда исполнительным секретарем внутреннего расследования по делу Хальстеда. Более того, высказал предположение, что я весьма прозрачно намекнул ему о нежелательности обнаружения каких-либо прямых свидетельств виновности Хальстеда.

Естественно, я категорически опроверг это – у него нет никаких письменных доказательств! Нет и не может быть, поскольку я всегда тщательно заботился об этом. Кроме, само собой разумеется, стандартного меморандума, который в подобных случаях я рассылаю всем без исключения, напоминая о необходимости не упускать ни единой мелочи, не „благоговеть“ перед чинами и титулами, следовать духу и букве закона и добиваться правды, какой бы неприятной она ни казалась.

К тому же копия того меморандума имеется в архивах Кабинета, поэтому возможное устное обвинение Хамфри фактически не может иметь юридической силы.

Тем не менее, я попросил его дать мне требуемые заверения, что мы больше ничего не услышим о моей якобы причастности ко всей этой крайне досадной истории. Затем мы вернулись к вопросу его некомпетентности. Я сказал ему, что хотя мы оба, возможно, знаем, что он сделал именно то, чего от него ожидали, объяснить это политикам будет довольно трудно.

Он спросил меня, обязательно ли политикам об этом знать. Мы оба согласились, что этого, по возможности, следует всячески избегать. Но оставалась главная опасность – наш премьер-министр, который может захотеть делиться всем этим с любым, кого встретит.

Этого Хамфри ни в коем случае не должен допустить! ПМ вполне может сообщить обо всем этом Кабинету, а те, в свою очередь, могут захотеть отстранить Хамфри от должности секретаря Кабинета и даже лишить председательства в комиссии по военным захоронениям!

Хамфри, видно, никогда, не рассматривал такие поистине ужасные последствия. А следовало бы! Честно говоря, мне все равно, что случится с ним лично. Им вполне можно пожертвовать, чего я не стал от него скрывать. Ему это, конечно же, очень не понравилось, однако, увы, так оно и есть.

И, тем не менее, хотя потеря самого Хамфри – отнюдь не самая большая потеря, мы не можем допустить, чтобы политики считали, будто высших государственных служащих можно вот так просто снимать с должности за некомпетентность! Тогда нам всем придется ходить по тонкому льду. Мы можем потерять десятки наших парней. Возможно, сотни. Даже тысячи!

Поэтому я посоветовал Эплби постараться, хорошо постараться и в ближайшие же несколько дней сделать себя настолько ценным в глазах премьер-министра, чтобы тому никак не захотелось бы с ним расставаться. Затем мы обсудили, что сейчас является для ПМ главным, и пришли к единодушному выводу: конечно же, популярность, что для наших политиков является главным всегда и в любое время.

Самая свежая и актуальная, на наш взгляд, тема сейчас – это спасение собаки, заблудившейся на артиллерийском полигоне в районе Солсбери. Я посоветовал Хамфри максимально эффективно использовать представившуюся возможность».

(В личном дневнике сэра Хамфри содержится лишь краткая ссылка на содержание вышеприведенной беседы. Возможно, ему просто не хотелось лишний раз афишировать тот факт, что сэр Арнольд считал его «расходным материалом». Это, возможно, задевало сэра Хамфри куда больше, чем предположение, что он мог быть шпионом. Зато он значительно более подробно отразил свою встречу с постоянным заместителем МО сэром Норманом Копытом, во время которой сделал предложение, явно основанное на совете сэра Арнольда Робинсона. – Ред.)

«Вчера встречался с Арнольдом в нашем клубе „Атенеум“. Он дал мне пару довольно ценных советов, как помочь ПМ повысить его рейтинг до конца этой недели.

По мнению Арнольда, единственное, что ему следовало бы сделать в этом отношении, – это заняться спасением той самой заблудившейся собаки, о которой сейчас взахлеб пишет вся наша пресса. Неужели он считает, что мне следует посоветовать премьер-министру проползти по артиллерийскому полигону с миноискателем в одной руке и пакетом „Чаппи“ в другой?

Сегодня ко мне заскочил Норман Копит. Ему очень хотелось узнать, как его министр выкручивался на заседании Кабинета.

(Являясь секретарем Кабинета, сэр Хамфри Эплби присутствовал на всех его заседаниях, в то время как все остальные постоянные заместители – только если их специально для этого приглашали. – Ред.)

Я передал ему, что, несмотря на недовольство членов Кабинета, его министр все-таки отказался пойти на сокращение оборонных расходов. Норман был очень доволен.

Взамен я попросил его оказать мне небольшую услугу в одном очень деликатном вопросе. Он предположил, что речь пойдет о крылатых ракетах или химическом оружии, поэтому весьма удивился, узнав, что меня интересует всего лишь судьба собаки, заблудившейся на артиллерийском полигоне в Солсбери.

Норман уверен, с этим не будет никаких проблем, поскольку все под контролем: собака сдохнет с голода где-то к концу недели, и армия устроит ей трогательные похороны сразу же за воротами полигона. У него даже готов сценарий, включая фотосъемку часовых, почетного караула и командира полигона, утешающего плачущую девочку-сироту. Корреспонденты будут просто в восторге, и уже на следующий день эти снимки появятся во всех воскресных газетах.

Внимательно выслушав его, я предложил попытаться спасти собаку.

Реакция Нормана была более чем бурной – он чуть не свалился со стула. Затем, чуть успокоившись, заявил, что это было бы слишком опасно и потребовало бы по меньшей мере:

(а) роту саперов с миноискателями;

(б) отделение военных ветеринаров с усыпляющими дротиками;

(в) вертолет (или, возможно, два вертолета) со специальным подъемным оборудованием;

(г) счет на сотни тысяч долларов.

И все это ради собаки, подобную которой за пятерку можно приобрести в местном зоомагазине?!

Поскольку мне все это было хорошо известно и без него, я продолжал настаивать на своей просьбе. Спросил Нормана, есть ли какие-либо шансы спасти собаку. Хотя бы теоретические. Ответ Нормана не заставил себя ждать – теоретически можно сделать все, что угодно. Если есть деньги! Но… в данном случае, это практически невозможно – его министр никогда не согласится выбросить сотни тысяч долларов на спасение какой-то собаки… Да еще на виду у всей мировой прессы!

Но Норман видел только саму проблему. Я же перевернул ее и предложил ему реальную возможность: а что если премьер-министр лично санкционирует эту операцию по спасению? По своей собственной инициативе. Тогда ведь ему будет куда труднее настаивать на сокращении оборонных расходов, разве нет?

Норман немного помолчал, видимо, обдумывая услышанное, затем широко улыбнулся. Да, похоже, мой план полностью удался. Я кратко перечислил ему требуемые условия:

1. Хэкер не должен знать реальной стоимости операции до того, как она будет успешно закончена.

2. Подготовку к операции следует начать немедленно и максимально скрытно.

3. Вся заслуга за нее должна принадлежать Номеру 10 и лично ПМ.

Полное и безоговорочное согласие Нормана не заставило себя ждать».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
27 июня

Сегодня, впервые после своей отставки, к нам в Номер 10 вернулся сэр Арнольд Робинсон. Хотел конфиденциально побеседовать со мной о Хамфри. Очевидно, он уже побывал в «МИ-5», потому что сразу же сказал мне, что считает это дело весьма неудачным. Я пошел еще дальше и назвал его катастрофическим. Впрочем, Арнольд тут же назвал это сильным преувеличением.

– Все что угодно, только не катастрофическое, господин премьер-министр. Поскольку оно никогда не выйдет наружу.

– Вы хотите сказать, что некоторые вещи становятся катастрофическими, только если о них становится известно? – поинтересовался я.

– Естественно.

Возможно, он и прав. Когда дело не становится известным, оно считается просто затруднительным, а не катастрофическим. (Если бы секретарь Кабинета оказался шпионом, это считалось бы весьма затруднительным политическим делом. – Ред.)

К счастью, оно на самом деле оказалось не катастрофическим, так как появились новые убедительные свидетельства. Совершенно кстати сэр Арнольд захватил с собой одно из конкретных доказательств того, что сэр Хамфри не был шпионом.

– В «МИ-5» буквально только что обнаружили вот этот документ. Среди личных бумаг Хальстеда.

Он протянул мне листок. Я прочитал его со смешанными чувствами, которые трудно вот так сразу объяснить: облегчение, радость и, может быть даже, веселье.

«28 октября

Очередная встреча с этим самодовольным тупицей Эплби. Снова обвел его вокруг пальца. Он даже не догадался. И не задавал по-настоящему серьезных вопросов. Судя по всему, не удосужился даже прочитать отчет „МИ-5“. У него в голове столько опилок, что пустить ему пыль в глаза – просто детская игра».

Большего удовольствия мне пока еще не доставляло чтение никакого иного документа.

Логично предполагая, что мое искреннее удовольствие было вызвано самим фактом оправдания секретаря Кабинета, Арнольд хотел забрать у меня свой листок, но я настоятельно попросил его подождать. Тогда Арнольд, пожав плечами, предложил считать дело закрытым, поскольку, по его мнению, расследовать, собственно, больше было нечего. Хотя, по моему мнению, вопрос о некомпетентности все еще оставался.

– Господин премьер-министр, мы все совершаем ошибки, – не совсем уверенно пробормотал он.

– Да, но не такого масштаба! – решительно возразил я. – Вам не кажется, что мне стоит его уволить?

Такую возможность Арнольд не счел нужным даже обсуждать.

– Вряд ли, господин премьер-министр, – коротко заметил он.

– Почему вряд ли? – поинтересовался я. – Хотите сказать, что госслужащих нельзя увольнять? Никогда и ни при каких обстоятельствах?

Бывший секретарь Кабинета ненадолго задумался. Затем осторожно ответил:

– Если они заслуживают этого, то да, безусловно можно. Иногда даже нужно! В принципе. Но… не на практике.

А почему это, интересно, в принципе можно и даже нужно, а на практике нельзя? Он охотно объяснил, что прежде чем Хамфри уволить, необходимо провести внутреннее расследование. А все расследования о некомпетентности государственных служащих неизбежно возвращают нас к ошибкам, совершенным в прошлом самими министрами. Впрочем, если мне так этого хочется, он готов лично возглавить соответствующую беспристрастную комиссию.

Что ж, это меняет дело. Поскольку руководителем Хамфри в течение нескольких последних лет был не кто-либо, а именно я, то, вовремя вспомнив известную мудрость, что благоразумие есть высшая доблесть мужества, искренне поблагодарил сэра Арнольда за его «вклад в дело справедливости», распрощался с ним и попросил пригласить ко мне Хамфри.

Как только он вошел, я первым делом облегчил ему душу, сообщив, что с него сняты все подозрения в шпионаже. Хамфри, само собой разумеется, был очень рад и попросил объяснить, чему он этим обязан.

– Некоей записи сэра Джона Хальстеда.

– С его стороны это очень любезно, – произнес Хамфри.

Мне все это начинало доставлять явное удовольствие.

– На самом деле? – не скрывая иронии, спросил я. – Мне почему-то сразу показалось, что вам это понравится.

– Господин премьер-министр, а можно на этот документ посмотреть?

– Конечно же можно. Хотя лучше всего его послушать. – И я начал медленно, с выражением его зачитывать.

«28 октября. Очередная встреча с этим самодовольным тупицей Эплби. Снова обвел его вокруг пальца…».

Хамфри заметно покраснел.

– Так, ясно. Благодарю вас, господин премьер-министр, – и он протянул руку к документу.

– Нет-нет, подождите, Хамфри, это еще не все. Дальше приводятся еще более сильные доводы в вашу пользу. Например:

«Он даже не догадался. И не задавал по-настоящему серьезных вопросов. Судя по всему, не удосужился даже прочитать отчет „МИ-5“… У него в голове столько опилок, что пустить ему пыль в глаза – просто детская игра».

Я поднял глаза на Хамфри и улыбнулся.

– Ну разве это не прекрасно? Полагаю, теперь у вас есть все основания быть на седьмом небе от счастья.

Он нервно прищурил глаза. От возмущения у него даже чуть заметно затряслись губы.

– Я всегда говорил, что Джон Хальстед никогда не умел разбираться в людях, – прорычал он.

Я изобразил на лице явную обеспокоенность.

– Вы хотите сказать… этим словам не следует верить? Неужели он лжет?!

Поняв, что сам себя загоняет в угол, Хамфри был просто вынужден признать неизбежное. То есть что в словах Хальстеда нет ни капли лжи. Хотя продолжал настаивать, что у него просто не хватило ума, чтобы понять тонкую технику допроса, которую применял к нему Хамфри. Так называемый бесконфликтный подход…

Я понимающе кивнул.

– Значит, вы просто убаюкивали его бдительность?

– И да и нет, – осторожно согласился Хамфри, видимо, усмотрев в моих словах скрытый подвох. И поспешно добавил: – Впрочем, как я понимаю, теперь все это позади, так ведь?

– Вы имеете в виду обвинение в сговоре? Да, само собой разумеется, – сказал я и, хотя Хамфри облегченно вздохнул, продолжил: – Правда, остается еще вопрос о некомпетентности…

Он нервно облизал свои губы.

– Господин премьер-министр, ради всего святого…

– Хамфри, – отеческим тоном произнес я. – Скажите, вот вы, лично вы потерпели бы подобную некомпетентность от того, кто с вами и на вас работает?

– Но ведь это было так давно! – взмолился он. – Мы все тогда работали в обстановке огромного стресса. Кроме того, мне одновременно приходилось выполнять немало других, не менее обременительных обязанностей…

– По-моему, у вас немало других, не менее обременительных обязанностей и сейчас, – с угрозой напомнил я ему.

Очевидно, осознав значение моих слов, Хамфри тут же попытался исправить положение. Кстати, когда его припирают к стенке, он становится на редкость покладистым и нередко весьма полезным человеком.

– Господин премьер-министр, – уже совершенно другим тоном обратился он ко мне. – В последнее время я много думал о том, как можно повысить ваш рейтинг популярности…

Его неожиданное предложение меня, конечно же, сразу заинтересовало, и я с нетерпением стал ждать продолжения.

– Сильному правительству всегда требуется популярный премьер-министр!

Безусловно! И что дальше?

– Мне кажется, вам следует срочно сделать что-нибудь по-настоящему популярное.

Его прописные истины начали меня несколько утомлять.

– Конечно же, следует. Но что именно?

Впрочем, то, что он предложил, оказалось совсем не тем, чего я ожидал.

– Мне кажется, господин премьер-министр, вам следует лично инициировать и возглавить операцию по спасению той бедной собачки, которая заблудилась на артиллерийском полигоне в Солсбери. Более популярного хода сейчас, полагаю, не придумать.

Сначала все это мне показалось, мягко говоря, несерьезным.

– Популярный-то популярный, но ведь, наверное, жутко дорогой?


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33, 34, 35, 36, 37, 38, 39, 40, 41, 42, 43, 44, 45, 46