ГЛАВА 36

Выглянувшая из-под парусинового полога Фиалка первой увидела незнакомцев. Она испуганно вскрикнула, и Мартин тотчас же вскочил на ноги, выхватив из-за спины меч. Отбросив в сторону тент, он приготовился к бою.

Хват, зажав лапой Фиалке рот, сам изумленно смотрел на множество огромных неизвестных ему существ, окруживших челнок.

— Великие Сезоны! — пробормотал он. — Откуда взялось это стадо морских кошмаров?

Большие, сильные и подозрительно моргавшие темными глазами звери плотным кольцом окружили лодку. Мартин занес меч, чтобы отпугнуть их и заставить отодвинуться чуть подальше. Двигаясь быстро, но очень плавно, Грат поспешила опустить лапу Мартина, негромко сказав ему:

— Отложи меч, Мартин. Это морской народ. Лучше их не злить. Не делай резких движений, не то они просто сбросят нас в воду и утопят.

Мартин опустил оружие, не отрывая взгляда от незнакомых зверей.

— Что будем делать дальше? — шепотом спросил он у выдры.

Та отложила лук и стрелы и показала незнакомцам, что она безоружна.

— Давай я попробую с ними поговорить, — сказала она Мартину. — Морской народ иногда приплывал к тем местам, где жила моя родня. Они по-нашему не говорят, но я их вроде немного понимаю. Да, вспомнила: наши называли их тюленями.

С этими словами Грат выскользнула из челнока и направилась к самому крупному и солидному на вид из окруживших лагерь тюленей. Тот бесстрастно смотрел на нее немигающими глазами и лишь чуть покачивал головой, что получалось у него весьма величественно.

Грат согнулась в три погибели, изо всех сил стараясь двигаться так, чтобы ее голова не поднималась выше головы главного тюленя. Сложив лапы вместе, она несколько раз похлопала ими перед собой и произнесла что-то вроде «Бр-бр-бр-динь! Дза-а-а-ар!» Тюлени заволновались и закрутили головами, явно удивленные тем, что какая-то выдра умеет говорить на их языке. Одним взглядом главный тюлень восстановил тишину. Мартин тем временем успел подойти к Грат и тихонько спросил ее:

— Что ты сказала этому великану?

— Естественно, я поздоровалась с ним. «Бр-бр-бр-динь» — это что-то вроде «добрый день». И еще я его назвала словом «дза-а-а-ар», и там очень важно тянуть букву «а». Чем дольше ты ее тянешь, тем с большим уважением получается обращение. А вообще это что-то вроде «царя» или «короля». В общем, тяни букву «а» — и проявишь уважение к его величию. Тихо, он сам хочет нам что-то сказать.

Тюлень царственно посмотрел на них сверху вниз и произнес:

— Э-э-это ммм-не ту-у-ут дза-а-а-ар. Я-а-а лед гора-а-а. — Свои слова он пояснил движением головы, словно окидывая взглядом весь айсберг.

Грат поклонилась и, закрыв глаза, почтительно ответила:

— Дза-а-а-а-ар ту-ут ты-ы-ы.

Похоже, такой ответ понравился тюленьему королю. Он поднял здоровенный ласт и звонко шлепнул им себя по груди.

Грат объяснила:

— Вообще-то все я не поняла, но, судя по всему, он сказал, что это его остров. Я, мол, король этой ледяной горы. Ну а я попыталась ему втолковать, что он очень большой король и что этот остров действительно принадлежит ему.

— Интересно, как бы втолковать ему, что мы не претендуем на этот остров? — озаботился Мартин.

Грат подумала и сказала:

— Попробуй произнести: «Ту-ут не-е ммм-не-е». Хуже не будет.

Мартин сделал шаг вперед под внимательными взглядами тюленей. Сначала он почтительно похлопал ладонями перед собой, как это делала Грат, а затем, сам не ожидая от себя такой дерзости, пару раз хлопнул себя по груди, словно передразнивая предводителя тюленей. Отступать было некуда, и Мартин заявил:

— Дза-а-ар Мартин. Ту-ут не-е ммм-не-е. То есть не мой это остров, — добавил он напоследок.

Похоже, его выступление развеселило тюленьего короля. Тот, махнув в сторону Мартина огромным ластом, в свою очередь передразнил его:

— Ту-ут не-е ммм-не-е. Ту-ут ммм-не.

Выбравшись из челнока, Хват присоединился к Мартину и Грат.

— Ну, ребята, похоже, дела не так плохи. Если у этих гор мяса и жира есть чувство юмора, то с ними, может быть, удастся договориться.

Заяц коротко разбежался и не без изящества подкатился по льду к предводителю тюленей на одной лапе. Не слишком почтительно поклонившись, он тем не менее во всю глотку заорал тюленье приветствие.

— Дза-а-а-ар, старина, дза-а-а-а-ар, понятно? — разнеслось над островом. И чтобы уж совсем доходчиво подчеркнуть свое почтение перед предводителем, Хват наклонил вперед уши и похлопал ими, а затем, не удержавшись, почмокал губами, передразнивая мимику тюленей.

Тюлени хохотали до упаду в прямом смысле этого слова. Кое-кто, не удержавшись на гладком льду, соскользнул с берега обратно в воду. Мартин поспешил урезонить Хвата:

— По-моему, на сегодня достаточно представлений. Еще не хватало отвечать, если вдруг кто-нибудь из этих мешков помрет от смеха или лопнет, что, похоже, намеревается сделать наш главный «дза-ар», как у них это называется.

Когда смех утих, предводитель тюленей обвел взглядом своих подданных и, словно спрашивая их мнение, вопросительным тоном произнес всего одно слово:

— Та-а-ащи-имм?

На мгновение тюлени задумались, а потом, захлопав ластами и показывая почему-то в основном на выдру, хором повторили:

— Та-а-ащим-имм! Та-а-ащи-имм! Ва-а-алли-у-умм! Грат пожала плечами и, обернувшись к Мартину, сказала:

— Понятия не имею, что они задумали.

Впрочем, выбирать друзьям особо не пришлось. Их вежливо, но очень настойчиво подтолкнули к лодке, позволив собрать все вещи, лежавшие на льду. Предводитель тюленей одним ударом хвоста снес весло, удерживавшее челнок на берегу, и легко столкнул долбленку на воду. Остальные тюлени, вооружившись сплетенными из морских водорослей канатами, продернули их через носовое кольцо и весельные уключины лодки и потащили ее прочь от ледяной горы. Пассажирам оставалось только гадать о том, куда тянут их судно, и удивляться скорости, с которой передвигались в воде тюлени, такие неповоротливые на твердой поверхности льда. Первым нарушил молчание Хват:

— Все это, конечно, замечательно, но хотелось бы быть уверенным в том, что эти ребята знают, куда они нас тащат.

Хват тем временем проводил ревизию оставшихся продуктов.

— Ну, куда бы мы ни плыли, я не желаю путешествовать на голодный желудок. Посмотрим, что нам удастся приготовить в таких стесненных условиях.

— Эй, смотрите, смотрите! — закричала Фиалка, покапывая куда-то в открытое море.

Мартин не поверил своим глазам.

— Это что… то есть кто это такие?

Грат видела «их» всего один раз в жизни. Завороженно глядя на гигантские силуэты вдалеке, она рассказала:

— Когда были живы мои родители, мы иногда забирались далеко-далеко на север, и однажды я видела этих морских животных. Это было весной, и они подплыли почти к самому берегу. Мама сказала, что их называют китами. Ни на суше, ни в море нет никого больше, чем они. Когда они дышат, то выбрасывают из головы целые фонтаны брызг. А хвосты у них, по меньшей мере, размером с кроны двух столетних дубов. Да вы сами посмотрите!

А смотреть действительно было на что. Киты то всплывали, показываясь на поверхности и выпуская фонтаны брызг, то уходили в глубину, предварительно взмахнув гигантскими хвостами над морскими волнами. Чуть-чуть придя в себя от удивления, Мартин пошутил:

— Представляю себе, как я буду рассказывать Ролло, что видел рыб размером больше, чем все наше аббатство!

Тюлени продолжали неутомимо тащить лодку за собой, и вскоре туман окончательно рассеялся, оставшись за кормой тонкой полоской вдоль горизонта. Сориентировавшись по солнцу, Мартин встревожился.

— Смотри, — обратился он к Грат, — они тащат нас на север.

Та пожала плечами:

— Похоже, ничего не поделаешь. Отвязать сейчас лодку — значит остаться посреди открытого моря в долбленке, которая перевернется на первой же серьезной волне. Да и еды у нас совсем мало. А тюлени, похоже, твердо вознамерились доставить нас хоть куда-то. Остается только ждать, пока не покажется земля. А тем временем можно и перекусить. По-моему, Хват уже все приготовил.

Все принялись за скромный ужин, состоявший из ячменных лепешек и ежевичной наливки. Ели молча, каждый думал о своем. Больше всех удивлялась произошедшему за последние дни Фиалка. Ведь для нее это было первое путешествие за пределы аббатства, и оно сразу же оказалось настолько опасным и полным приключений.

ГЛАВА 37

Полная луна ярко освещала тропу к церкви Святого Ниниана. По тропинке между тенями от деревьев быстро продвигалась вперед внушительная компания выдр и речных землероек. Каждый зверь был вооружен либо пращой, либо копьем, либо шпагой, либо луком со стрелами. Возглавляли колонну Лог-а-Лог и Длинная Лапа. Рядом с ними, мужественно превозмогая боль от еще не заживших ран, шествовал Командор. Вскоре между деревьями показалась полуразрушенная колокольня древней церкви. Лог-а-Лог, поправив пояс со шпагой, прибавил ходу и сквозь зубы процедил:

— Ну все, вроде почти пришли.

— Ребята, это вы? — неуверенно спросил чей-то голос. Все мгновенно остановились и оглянулись. Тот же голос вновь послышался из темноты:

— Я здесь, в канаве. Помогите мне выбраться!

Наклонившись к канаве, шедшей вдоль тропы, Командор вместе с дочерью без труда вытащили дрожащего и перепачканного летописца Ролло. Все еще стуча зубами от страха и холода, он поведал им ужасную историю:

— На нас напали. Белочка, мышка и ежиха добежали сюда гораздо раньше нас, и на них напала целая стая галок. Мерзкие, кровожадные птицы! Когда мы подходили к церкви, Сноп услышал, как наши подружки там стонут. Он приказал мне оставаться снаружи, а сам бросился внутрь здания. Оттуда доносились душераздирающие крики, едва слышные сквозь гвалт галок. Потом я еще увидел, как Сноп просто выбросил через дверь Пижму и Краклин и прокричал, чтоб они бежали за помощью в Радволл. Мне было за ними не угнаться, и они помогли мне спрятаться здесь, в канаве. Что было потом — я не знаю, только гвалт галок раздавался со стороны церкви. А затем наконец я услышал ваши голоса.

Оставив с летописцем Командора, который не мог быстро бежать дальше из-за своих ран, отряд бросился вперед по тропе.

Не остановившись по дороге ни на секунду, сборный отряд ворвался в развалины древнего здания. Галки так и прыснули во все стороны, услышав боевой клич:

— Рэдво-олл!

В самом центре помещения Скруво — предводительница стаи — и еще две ее приближенные терзали лежавшего ничком на полу Снопа, нанося ему ужасные раны своими острыми клювами. Длинная Лапа с такой силой огрела Скруво копьем, что оно едва не сломалось от удара. Предводительница галок погибла на месте. Две другие мучительницы пали, пронзенные двумя ударами шпаги Лог-а-Лога. Вскоре большая часть стаи навсегда осталась в старой церкви. Лишь немногим удалось улететь, и они постарались скрыться как можно дальше от Страны Цветущих Мхов.

Когда Командор и Ролло добрались до развалин, все было уже кончено. Несколько землероек рвали на бинты свои туники и перевязывали раны Снопа, прикладывая к ним размоченные целебные травы. Шкипер поспешил к лежавшему на земле другу.

— Он жив?

Лог-а-Лог пожал плечами и сказал:

— Да, в нашей сове еще теплится жизнь, хотя, честно говоря, я не понимаю, как он выдержал весь этот кошмар. Ему досталось столько, сколько хватило бы, чтобы убить троих из нашей компании. Я насчитал с полдюжины галок, с которыми он расправился до нашего появления. Да, за свои сезоны я видел немало крепких ребят, но таких, как наш Сноп, мне встречать не приходилось.

Окрестности церкви Святого Ниниана огласил душераздирающий крик, вырвавшийся из груди Ролло. Он увидел, как из развалин вышла Длинная Лапа, держа в лапах крохотное израненное тельце. Лог-а-Логу пришлось удерживать Ролло, который все рвался подбежать к выдре и кричал:

— Нет, только не это! Только не Пинким! Скажите мне, что она жива! Умоляю вас!

Длинная Лапа не скрывала слез. Она прижимала неподвижное тельце к себе, словно младенца.

— Бедная малышка! В памяти друзей она останется живой навсегда, — сказала выдра.

Лог-а-Лог вынужден был удерживать Ролло до тех пор, пока Длинная Лапа, уходившая по тропе в сторону Рэдволла, не скрылась из виду. Огромным усилием воли заставив себя успокоиться, летописец вытер слезы и обратился к Командору и вождю землероек Гуосим:

— Друзья, можете вы выполнить одну мою просьбу?

— Конечно! — в один голос ответили Лог-а-Лог и Командор. — Проси все, что хочешь.

Ролло ткнул пальцем в сторону развалин:

— Постарайтесь разыскать жемчужину. Скорее всего она лежит в гнезде главаря этой галочьей банды.

Предположение оказалось верным, и поиски не заняли много времени. Вскоре из полуобвалившегося дверного проема церкви вышел Командор и протянул летописцу красивую розовую жемчужину.

— А теперь у меня к вам будет еще одна просьба, — сказал Ролло. — Я хочу, чтобы вы подожгли это здание и спалили его дотла.

— Сжечь? — на всякий случай переспросил Командор, и в его голосе слышалось удивление. Он не ожидал от миролюбивого летописца такого сурового требования.

Ролло, ни минуты не колеблясь, повторил:

— Да, сжечь дотла. Чтобы от этого здания остались только груда пепла и тяжкие воспоминания. Слишком зловещим стало это место. Я читал в летописях аббатства, что уже дважды враги Рэдволла использовали эти руины как свое убежище. Впервые это случилось во времена Маттиаса Воителя, потом здесь прятался Слэгар Беспощадный — во времена Маттимео, когда я был еще совсем маленьким. И вот в третий раз этот дом стал прибежищем воров и убийц. Сожгите его.

Следующее утро выдалось тихим и солнечным. Пелена молчания легла на Страну Цветущих Мхов. Даже неутомимые птицы и те притихли. Ежиха Тизель и барсучиха Аума стояли на площадке южной стены аббатства и смотрели на то, как над лесом поднимается густой столб черного дыма от догорающего здания древней церкви. Кивнув в сторону пожарища, Аума сказала:

— Командор и его команда остались там следить, чтобы здание сгорело дотла, но огонь при этом не перекинулся на лес. Тизель, ты не могла бы приготовить несколько корзин с едой, чтобы передать им завтрак? Ежиха кивнула:

— Само собой. Приготовлю побольше, учитывая аппетит наших приятелей-выдр.

— Только позаботься, чтобы кто-нибудь помог тебе это все донести.

Вспомнив о том, что произошло накануне, ежиха разрыдалась.

— Бедная, бедная маленькая мышка! Какая ужасная смерть! Она была такой молодой, еще совсем ребенок. Я, конечно, не воин, но всей душой надеюсь на то, что галки получили по заслугам от Лог-а-Лога и выдр.

— Об этом можешь не беспокоиться, — сказала Аума, погладив ежиху по колючей голове. — Птицы дорого заплатили за нанесенное нам зло. Лог-а-Лог рассказал мне, что вчера происходило около церкви, и, судя по всему, пройдет еще очень много сезонов, прежде чем мы опять услышим крик галки в окрестностях нашего аббатства.

Общая скорбь по поводу смерти Пинким была столь велика, что Ауме пришлось облачиться в мантию настоятельницы и потребовать, чтобы на похороны никто не приходил, — утрата слишком тяжела для всех. Вдвоем с Длинной Лапой они выбрали место в укромном уголке аббатского садика и выкопали могилу, в которую положили по маленькому подарку от всех обитателей аббатства. Затем последовала недолгая, но искренняя церемония прощания, сопровождавшаяся звоном колоколов, языки которых были обмотаны бархатом для смягчения звука.

Несмотря на все протесты сестры Цецилии, Краклин, Пижма и Ролло ушли из лазарета и встали у окна, выходившего в сторону сада. Краклин, так часто распевавшая дуэтом с Пинким, на этот раз пела в одиночестве. Отражаясь от стен, песня эхом разносилась по всему аббатству, проникая в каждый его уголок:

Гленнер и сестра Цецилия вновь проводили убитых горем друзей в лазарет. Они легли каждый на свою кровать, погруженные в тяжелые мысли. Наступило время полдника, но они так и не притронулись к еде.

Через некоторое время, ближе к вечеру, скрипнула дверь и в лазарет вошел брат Хиггли Стамп с большим, полным вкусной еды подносом. Привычно шмыгнув носом, кухонный брат сказал:

— Добрый вечер. Извините за беспокойство, но я больше не мог терпеливо ждать, пока вас тут потчуют крапивной отравой совершенно незаслуженно, Я думаю, кое-что вкусненькое вам не повредит.

Еж поставил поднос на стол, но на него никто даже не посмотрел. Брат Хиггли печально покачал головой:

— Эх, если бы Пинким была жива, она бы вам задала трепку за эту бессмысленную голодовку!

Краклин возразила ему слабым голосом:

— Нет, Пинким разделила бы вместе с нами наше горе, потому что мы — ее друзья… Я хотела сказать, мы были ее друзьями.

Тут Ролло сделал над собой усилие и, сев на кровати, громко сказал:

— Что значит «были»? Ты хочешь сказать, что мы больше не друзья Пинким?

Тут в разговор вступила и Пижма:

— Ролло, Краклин вовсе не это имела в виду. Мы всегда будем друзьями Пинким, ее самыми близкими, самыми любящими друзьями.

На лице брата Хиггли появилась загадочная улыбка.

— А я знаю, как вы можете всем доказать, что вы настоящие друзья несчастной Пинким.

Краклин и Пижма хором воскликнули:

— Как?

Глядя в окно, брат Хиггли с совершенно серьезным видом сказал:

— А очень просто. Ведите себя так, как сегодня: лежите целый день и ничего не ешьте. Того и гляди, уморите себя голодом и весьма скоро воссоединитесь со своей погибшей подругой.

Не зная, как будет воспринята его шутка, еж напряженно посмотрел на Ролло. К его радости, Ролло понял глубокую мудрость, скрытую в этих простых словах. Летописец молча подошел к столу, сел на табуретку, налил себе кружку наливки и взял большой кусок пирога. Приступив к еде, он сказал:

— Я полагаю, что мы должны дальше искать «Слезы Всех Океанов». Для этого нам потребуются силы. Поэтому я своей властью старшего по возрасту требую: вы можете молчать, но при этом обязаны есть.

Давно уже Пижма и Краклин не слышали, чтобы старый летописец говорил так убежденно. Не смея ослушаться, они тоже подошли к столу и принялись за еду. Ролло подбросил четвертую жемчужину в воздух, поймал ее и положил на стол.

— Видите? Пинким пожертвовала жизнью ради нее. Теперь мы втроем должны отыскать остальные две, которые могут потребоваться нам, чтобы обменять их на жизнь аббата Дьюррала. Не знаю, как вы, но лично я не собираюсь сдаваться. Хороши бы мы были в глазах Пинким, доведись ей увидеть нас минуту назад: стонущие и ноющие, валяемся на кроватях вместо того, чтобы продолжить дело, за которое она отдала жизнь. И это вы называете достойным друзей поведением?

Пижма с размаху ударила кулачком по столу, да так сильно, что хлебная тарелка, подпрыгнув, раскололась пополам.

— Мы найдем эти жемчужины! Во что бы то ни стало! — во весь голос заявила ежиха.

Краклин, в свою очередь, яростно распушила хвост и объявила:

— И когда мы их найдем, то вколотим их в глотки тем, кто похитил наших друзей! Одну за другой!

Брат Хиггли, смущенно улыбаясь, поспешил выскользнуть из лазарета, бормоча себе под нос:

— Ничего себе разговорчики! Кто бы мог представить. Услышать такое от двух лучших воспитанниц аббатства! Ну да ладно: едят — и то хорошо.

ГЛАВА 38

Пижма разломила желудь и, достав из него клочок пергамента, стала читать вслух:

Дочитав стихотворение, Пижма добавила: — Тут рядом со стихами столбик каких-то цифр, на мой взгляд совершенно несуразный. Вот послушайте: четыре из четырех, два из двух, три из двух, пять из трех, пять из двух, восемь из двух. — Поглядев последний раз на пергамент, ежиха сунула его под нос белочке. — Вот, подруга, это по твоей части. Насколько я знаю, задачка как раз в твоем духе.

Спокойно дожевав кусок пирога, Краклин с вызовом посмотрела на Пижму и спросила:

— Что, думаешь, не справлюсь?

Привычно поглядев на нее поверх очков, Ролло вздохнул и сказал:

— Мы на тебя очень надеемся.

Отхлебнув морса, белочка многозначительно помолчала и вдруг выпалила:

— Ну тогда вы двое простофиль, потому что у меня нет ни единой догадки, ни единой мысли, ни единой зацепочки, как можно разгадать эту белиберду.

Трое друзей несколько секунд молча смотрели друг на друга, а затем вдруг одновременно рассмеялись. Воткнув большую ложку в салат, Ролло заявил:

— Ну, если мы, по-твоему, двое простофиль, то ты просто голова безмозглая. И вот в таком составе мы будем расшифровывать этот ребус.

Поднимаясь по лестнице в лазарет, Командор выдр столкнулся с сестрой Цецилией, спускавшейся вниз. Как и подобает воспитанному зверю, он приветливо помахал хвостом и осведомился:

— Прошу прощения, я хотел бы заглянуть к Снопу. Как он себя чувствует? Наверное, спит и старательно залечивает раны?

Сестра Цецилия бросила на Командора недовольный ледяной взгляд.

— Хм! — таков был ее ответ.

Продолжая оставаться вежливым зверем, Командор церемонно кивнул и уточнил:

— Прошу прощения, «хм», видимо, подразумевает какую-то оценку состояния его здоровья? Но, к сожалению, я не знаю, как это соотносится непосредственно с моим другом. Бедняге вчера так досталось, что еще ночью он был на пороге смерти. Так что я действительно волнуюсь за него и прошу сказать, как он себя чувствует. Цецилия была явно не в духе.

— Этот… этот ваш… совенок! Час назад он проснулся, отказался от всякого лечения и, более того, вылил миску с лучшей, свежей, теплой крапивной похлебкой прямо в окно лазарета. Если вы хотите узнать, как он себя чувствует, то не стоит утруждать себя и подниматься по лестнице в лазарет. Поступите проще: спуститесь вниз, на кухню, он сейчас там, в окружении выдр, землероек и всякой мелюзги. Вся эта компания готовит и одновременно пожирает все, что попадается им под лапу или под крыло. — Фыркнув напоследок, сестра Цецилия проследовала вниз по лестнице.

Действительно, брат Хиггли и ежиха Тизель пренебрегли заведенным порядком и на целый день предоставили кухню всем желающим приготовить что-нибудь вкусненькое. Естественно, теперь там царил полный хаос. Сноп с Арвином как раз доедали здоровенный фруктовый пирог.

В это время Лог-а-Лог готовил землеройскую кулебяку. Но как только он раскатывал тесто, Гурбал и другие кротишки растаскивали его по частям, чтобы приготовить свое любимое лакомство — «недокроты» — пирожные из теста, меда, клубничного варенья и свежих ягод ежевики.

Выдры, Командор и Гленнер в это время вовсю занимались приготовлением своего любимого блюда — креветочного супа с перцем.

Сестра Цецилия привела матушку Ауму на кухню и обвиняющим жестом воздела к потолку лапы:

— Ты только посмотри, что здесь творится! Эти стены никогда не видели подобного безобразия!

Матушка Аума прошлась по кухне, подошла к столу, где остывали первые готовые «недокроты», и попробовала один из них.

— Хм! А что? Очень даже вкусно! Цецилия, да пусть веселятся! В конце концов, в последнее время на долю обитателей аббатства выпало столько горя и скорби… Особенно это важно для тех, кто помладше. И пусть это будет не оплакиванием кончины несчастной Пинким, а праздником в честь той веселой жизни, которую она прожила.