Глава 17

Мгновение спустя комната наполнилась людьми. Вошли леди Клэрис с мисс Питен-Адамс; за ними следовала Имоджин под руку с Рейфом. Судя по всему, она смотрела на него с обожанием в попытке вызвать у лорда Мейтленда ревность, Как это предложила Аннабел. Ему, наверное, очень хотелось выпить. Тесс знала, какой настойчивой могла быть Имоджин.

— Я устроила очаровательный сюрприз! — с энтузиазмом сообщила леди Гризелда, обращаясь к леди Клэрис. — Маленький оркестр! В конце концов, танцы — это пища богов, как сказал Шекспир. — Она на мгновение задумалась. — Или это музыка — пища богов? Я всегда забываю.

Леди Клэрис положила руку на предплечье мисс Питен-Адамс.

— Дорогая, не будете ли вы так любезны помочь?

— «Любовь питают музыкой»[6], — послушно произнесла мисс Питен-Адамс. — «Двенадцатая ночь».

— Какая же вы образованная молодая женщина, дорогая моя! — воскликнула леди Клэрис, сияя улыбкой, словно гордая мамаша.

Мисс Питен-Адамс, самодовольно улыбнувшись, продолжила:

— «Играйте щедрей, сверх меры, чтобы, в пресыщенье, Желание, устав, изнемогло»*. По-прежнему «Двенадцатая ночь».

В полную противоположность своему поведению последних нескольких дней она буквально не отходила от жениха.

— Из вас, сэр, получится великолепный герцог Орсино, — говорила она Мейтленду. — Когда мы поженимся, я прежде всего поставлю всю пьесу с вами в заглавной роли!

— Я не силен в заучивания текстов, — заявил Мейтленд. Тесс не сомневалась, что он абсолютно правдив.

— Уверяю вас, что заучивать текст наизусть — это сущие пустяки! — воскликнула мисс Питен-Адамс. — Я, например, знаю все реплики герцога Орсино. — Она отпустила его руку и, встав в позу, стала декламировать:

Еще раз тот напев!

Тот, замирающий.

Ах, он ласкал мне слух, как сладкий звук,

Который, вея над грядой фиалок,

Крадет и дарит волны аромата.

Тесс не сразу поняла, что происходит. Очевидно, мисс Питен-Адамс решила пустить в ход тяжелую артиллерию, чтобы заставить жениха отказаться от своих планов с помощью поэзии.

— Я буду читать вам реплики каждый день… нет, и по вечерам тоже. Не пройдет и месяца, как вы проникнетесь духом Шекспира! — пообещала она.

На взгляд Тесс, Мейтленд посматривал на свою будущую супругу с явной неприязнью, но в этот момент в дальнем конце комнаты послышались звуки настраиваемых инструментов.

— Мы могли бы, пожалуй, потанцевать перед ужином, — заявила леди Клэрис, обмахиваясь веером.

— Разумеется! — воскликнула леди Гризелда. — Не следует раньше времени чувствовать себя старухой, леди Клэрис. Не успеешь оглянуться, как станешь старой!

Леди Клэрис обнажила зубы. В стае шакалов, возможно, это и могло бы сойти за улыбку.

Рейф со стаканом бренди в руке подошел к Тесс.

— Почему ваша сестра Имоджин так ведет себя? — громким шепотом спросил он.

— Не понимаю, о чем вы? — спросила Тесс, широко раскрыв глаза.

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — сказал он. В это время Имоджин принялась махать рукой с другого конца комнаты, подзывая его.

— Я не вижу ничего предосудительного в поведении своей сестры, — сказала Тесс, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Заставьте ее угомониться, Тесс.

— Не могу, — сказала Тесс. Как-никак он был их опекуном. И он должен был тоже способствовать защите Имоджин от Мейтленда.

— Почему не можешь? — резко спросил Рейф, осушив стакан.

— Я хочу, чтобы она избегала Мейтленда, — тихо сказала Тесс.

— А это означает, что она должна преследовать меня? я чувствую себя фаршированной уткой, в которую она вот-вот воткнет вилку.

— Рассматривайте это как часть ваших опекунских обязанностей, — посоветовала Тесс. И, когда Рейф открыл рот, чтобы возразить, добавила: — Она должна сохранить свое лицо перед Мейтлендом, Рейф!

Он застыл с открытым ртом.

— Леди Клэрис не нравится, что моя сестра испытывает нежные чувства к ее сыну, — сказала Тесс так тихо, что даже сама едва слышала свой голос.

— Вот оно что!

Рейф не был самым медленно соображающим джентльменом из всех, кого знала Тесс, однако он явно относился к категории тугодумов. Издав какой-то фыркающий звук, он куда-то направился. Тесс надеялась, что в сторону Имоджин.

Кавалеров для всех желающих танцевать не хватило, так что Тесс пришлось постоять в сторонке, наблюдая, как танцуют сначала рафти-тафти, потом вальс. Бюст Аннабел чуть не вываливался из платья Тесс. И хотя Аннабел заявила о своем нежелании выходить замуж за Фелтона, она улыбалась ему такой улыбкой, которая давала основания предполагать, что она могла передумать.

— Мы потанцуем еще после ужина, — крикнула Тесс леди Гризелда, — и тогда ты присоединишься к нам, дорогая. К тому времени мой братец, возможно, вернется из Лондона! — Она улыбнулась Тесс такой многозначительной улыбкой, что та вдруг поняла, почему отсутствует Мейн.

Он отправился в Лондон за кольцом. Возможно, за фамильным кольцом. Символом их будущего брака, означающим, что она принадлежит ему, символом их любви друг к другу.

Музыка продолжала играть, но Тесс незаметно выскользнула из комнаты.

Она шла но коридору, мечтая о том, чтобы вернуться к их простой жизни в Шотландии, где не было никаких шелков, способных превратить ее любимую сестру в ослепительную сирену, которая могла завладеть вниманием любого мужчины в радиусе нескольких миль, не говоря уже о мистере Фелтоне из Лондона. Ей хотелось снова оказаться в отцовском доме, где не было полированного мрамора, полированного розового дерева и утонченных улыбок. У нее защипало глаза от слез. Неожиданно дверь в гостиную за ее спиной распахнулась, и до нее донеслись звуки музыки.

Тесс резко повернулась, открыла дверь, расположенную справа от нее, и юркнула внутрь. Это было маленькое помещение, которое, очевидно, когда-то использовали в качестве музыкальной комнаты. В углу стояла арфа, рядом — стул, к которому была прислонена виолончель. Возле стены — небольшой клавесин. В нише, расположенной в дальнем конце комнаты, находилось окно, обрамленное шторами из алого бархата.

Тесс подошла к стоявшей возле окна скамеечке и посмотрела вниз. Мокрые от дождя булыжники, которыми был вымощен двор, казались в сумерках гладкими, словно были отполированы. Она проглотила комок, образовавшийся в горле. Казалось бы, ей не о чем плакать. Она выходит замуж за человека, который был очарован ее внешностью и восхищен ее характером. А это, напомнила она себе, было более чем достаточной основой для удачного брака. Ничего, что иногда, произнося все эти цветистые комплименты, Мейн выглядел таким безмозглым болваном…

Она тут же одернула себя: разве можно даже мысленно награждать такими эпитетами своего будущего мужа?

Тесс покачала головой. Следовало бы помнить, что ей очень повезло. Вполне возможно, что сестры сделают блестящие партии. Если Аннабел выйдет замуж за самого богатого человека во всей Англии, Тесс будет счастлива, как никто другой. Ведь правда?

Возле двери раздался какой-то шорох, и она, к своему ужасу, почувствовала, как по щеке скатилась слеза. Она сдвинула бархатные шторы, отгородив оконную нишу от комнаты, в надежде, что незваный гость, заглянув в комнату, уйдет.

Дверь открылась и закрылась. Судя по звуку шагов, кто-то пересекал комнату. В воздухе дрожал звук, который издала задетая струна арфы. Тесс лихорадочно глотнула воздуха и торопливо утерла еще одну слезу. Комната была оклеена обоями с изображением яблонь в цвету. Стараясь дышать как можно тише, Тесс прислонилась головой к яблоневому саду и сказала себе, что была бы счастлива оставаться здесь весь вечер. Когда она наблюдала, как Аннабел соблазняет мистера Фелтона, это ее раздражало. Раздражало — и все тут!

Шторы вдруг раздвинулись, и она вскочила на ноги.

Разумеется, с того самого момента, как он вошел в комнату, Тесс знала, кто это, хотя, обманывая себя, делала вид, что не знает.

Он взглянул на нее потемневшими глазами.

— Привет.

Тесс промолчала.

— Я, кажется, следую за вами повсюду, куда бы вы ни пошли.

Тесс вдруг почувствовала, что ее тело словно ожило, что кровь быстрее побежала по жилам и закружилась голова. Она продолжала молчать.

— Наверное, вы думаете, что я вас снова стану целовать, — сказал он.

Тесс заставила себя заговорить.

— Вы проявили весьма заметное пристрастие к этому роду занятий, мистер Фелтон, — ответила она.

— Это правда, — пробормотал он.

Он подошел к ней ближе. Тесс прижалась спиной к стене, сосредоточив внимание на дыхании. Его губы, его тело находились совсем близко от нее. Но она заставила себя не отводить взгляд.

— Я не буду больше целовать вас, Тесс, — сказал он. — Вы принадлежите другому. Не хотелось бы, чтобы это вошло в привычку.

Она почувствовала глубокое разочарование.

— Привычки могут быть неприятными, — согласилась она, опустив глаза.

— В конце концов, ведь это вы согласились выйти замуж за другого, — сказал он, любуясь тенью, которую отбрасывали на щеку ее густые ресницы.

Возле двери снова послышался шум. Он придвинулся к ней еще ближе, и они оба оказались спрятанными в оконной нише за бархатными шторами. Очевидно, защита репутации Тесс требовала, чтобы никто не узнал, что они находятся тут вдвоем без сопровождающей дамы.

По другую сторону шторы послышался женский голос, что-то говоривший на повышенных тонах.

В комнате становилось шумно и оживленно, как на Королевской бирже, однако Лусиуса это не волновало. Небо за окном совсем потемнело, но в сумрачном свете он все-таки мог видеть нежную щеку Тесс, плавно переходящую в маленький подбородок. И тень от ресниц на щеках. Она замерла, прислушиваясь к тому, что происходит.

Он наклонился и умышленно прикоснулся губами к ее уху.

— Конечно, чтобы не создавать привычку, — сказал он под шум голосов за шторой, — вы могли бы и сами поцеловать меня.

Губы Тесс против воли изогнулись в улыбке. Она только что начала прислушиваться к тому, о чем говорили за шторой.

Теперь говорил мужчина — не просто какой-то мужчина, а Дрейвен Мейтленд.

— Не могли бы вы мне объяснить, зачем вы затащили меня в эту комнату, мисс Питен-Адамс? Моя матушка этого не одобрила бы.

— Я должна поговорить с вами. Должна кое-что объяснить вам, лорд Мейтленд.

Послышался тяжелый вздох.

— Я предлагаю, — внушала ему мисс Питен-Адамс, — чтобы вы сообщили своей матушке, что мы с вами не подходим друг другу.

— Но я так не думаю, — абсолютно без всякого интереса сказал Мейтленд. — Я уверен, что мы в конце концов притремся друг к другу — У вас останется ваш Шекспир и все такое прочее, у меня будут свои дела. Я, несомненно, предпочел бы, чтобы было поменьше поэзии, особенно во время приема пищи. Это лишает меня аппетита.

— Мы не будем счастливы вместе. Я не буду счастлива. Последовала пауза, во время которой Мейтленд, очевидно, обдумывал сказанное.

— Если вы так думаете, то вам лучше расторгнуть помолвку, — сказал он без тени сожаления в голосе.

— Не могу, — сердито оборвала его она. — Вы не хуже меня знаете, что в руках вашей матушки находятся закладные на поместье моего отца.

— Что касается этого, то моя матушка совершенно ясно заявила, что перестанет субсидировать мои конюшни, если я откажусь от вас. Так что, увы, моя дорогая, мы, кажется обречены предстать перед алтарем.

— Но, лорд Мейтленд…

— Бесполезно обсуждать это дальше, — сказал он, бесцеремонно прерывая ее. — Когда мама выбрала вас, я так и сказал ей, что у меня нет никаких особых возражений против женитьбы на вас. Вы, кажется, тоже согласились. Так что нам, пожалуй, лучше сделать все, что требуется, потому что, если мы этого не сделаем, могут возникнуть неприятные проблемы.

— Неужели у вас нет ни капли здравого смысла?

— Чего нет, того нет, — не задумываясь, ответил Мейтленд.

— Вы были бы гораздо счастливее с Имоджин Эссекс. Она разделяет ваш интерес к лошадям. И что еще важнее — она вас любит!

— Я это заметил, — сказал он, кажется, даже с некоторой гордостью. — Но ей придется найти кого-нибудь другого.

— И вас это не заденет? Снова последовала пауза.

— Не особенно, — сказал наконец он. Тесс очень сожалела, что здесь нет Имоджин. Ответ Мейтленда звучал очень убедительно. Он и впрямь едва ли расстроился бы, если бы Имоджин вышла замуж за другого мужчину.

— В приданое за мисс Имоджин дают лошадь, — сказала мисс Питен-Адамс, пытаясь зайти с другой стороны. — Насколько я понимаю, это превосходный конь. Уверена, что он был бы отличным дополнением к вашим конюшням.

— Довольно! — сказал лорд Мейтленд. — Моя мама твердо решила, что я должен жениться на вас. Имоджин, хотя она достаточно красива, была бы для меня неудобной женой. Такого рода эмоции я могу принимать только в очень ограниченных дозах. Я полагаю, что мы с вами вполне подойдем друг другу. Имоджин же потребует от меня преданности совсем иного уровня.

Возмущенная Тесс чуть было не выскочила из-за шторы, но Лусиус приложил палец к ее губам.

Однако мисс Питен-Адамс не сдавалась.

— Я удивлена, что вы всецело подчиняетесь матери, — не скрывая презрительных ноток в голосе, заявила она. — Скажите, какое удовольствие получу я от замужней жизни? Неужели мне судьбой предназначено выйти замуж за маменькиного сынка, которым управляет, как хочет, его мамаша, потому что она распоряжается деньгами. Уверяю вас, о такой судьбе я никогда не мечтала! Но уж если так случится, то придется подчиниться моим условиям. Как только я возьму хозяйство в свои руки, вам придется обуздать свой азарт и перестать играть на скачках. Я уверена, что ваша матушка передаст мне контроль над домашними фондами. Ведь она так меня любит.

Хотя мисс Питен-Адамс сделала паузу, Мейтленд не сказал ни слова.

— Бедная дорогая матушка, — продолжала она. — Ведь она, овдовев, получила полный контроль над имуществом. Нельзя не согласиться, что ваш папаша был человеком предусмотрительным. И она тоже была согласна с ним, потому что, судя по всему, не сомневалась в вашей неспособности хранить две гинеи в одном кармане, не поставив тотчас одну из них на кон.

— Так вот каков ваш подлинный характер, который вы скрывали под всей этой образованностью! Вы обманули мою матушку! — воскликнул явно ошеломленный Мейтленд.

Глаза мистера Фелтона искрились.

— Вы обманули… вы обманули меня!

— Поскольку я могу на выбор быть либо расчетливой мегерой, либо образованной женщиной, сможете ли вы поспорить на то, какая из этих моих характеристик возобладает, когда мы поженимся? — После этих слов послышался звук открывшейся и закрывшейся двери.

Лусиус приложил губы к уху Тесс.

— Как вы думаете, они оба ушли? — еле слышно шепнул он. Его рука лежала на ее спине. Спина была теплая, даже горячая. Он испытывал с трудом преодолимое желание прижать ее к себе еще крепче.

— Тсс!

И вот мгновение спустя они услышали, как скрипнули сапоги, протестующе тренькнула задетая струна арфы. Дверь снова открылась и захлопнулась.

Лусиус снял руку с ее спины.

— Прогнозы для этого брака отнюдь не благоприятные, — сказал он, не делая попытки отодвинуться от нее или раздвинуть шторы. — Мисс Питен-Адамс, по-видимому, считает, что умственное развитие лорда Мейтленда остановилось на уровне одиннадцати лет.

— Было бы глупо не согласиться с ней в этом, — сказала Тесс. — Если бы только я была уверена в том, что Мейтленд в отчаянии не направит свое внимание на мою младшую сестру, я бы отнеслась с большим одобрением к ее попытке освободиться от него.

— Боже мой, — сказал Лусиус, — какие неожиданные кровожадные наклонности открываются у безмятежной мисс Эссекс.

— Я не безмятежная, — возразила Тесс.

— Ошибаетесь, вы безмятежная, — сказал он, явно довольный собой. — Вы всегда наблюдаете, думаете о других, не так ли? Вы многое замечаете.

— Не слишком лестное описание моего поведения, — сказала Тесс.

— Нет, нет. — Он медленно провел пальцем по ее щеке. — Я просто заметил, что вы по своему характеру наблюдатель. Вы скорее наблюдаете за происходящим, чем бросаетесь очертя голову в драку сами.

Тесс нахмурила брови.

— Похоже, вы наносите мне завуалированное оскорбление, — сказала она и протянула руку к шторам. Но он остановил ее, прежде чем она их раздвинула. Неожиданно он завладел обеими ее руками и поднес ладони к своим губам. Сердце у нее снова бешено заколотилось.

— Так, значит, я не прав? — спросил он, пристально глядя на нее.

— Конечно, не правы, — сказала Тесс.

— И вы не просто принимаете то, что происходит с вами: мои поцелуи, предложение Мейна выйти за него замуж…

— А что я должна делать? — спросила Тесс, глядя на него. Она даже не попыталась освободить свои руки. — Вы целуете меня ради развлечения, которое я не вполне понимаю. Но вы не проявляете желания жениться на мне, тогда как граф Мейн желает на мне жениться…

— И тоже делает это ради удовлетворения какого-то желания, которое не вполне вам понятно? — тихо произнес Лусиус, целуя ее ладони — каждую по очереди.

— Возможно, — сказала она. — Мой долг старшей сестры — выйти замуж, с тем чтобы каждая из сестер могла провести сезон в Лондоне. И все мои действия продиктованы не апатией, а простым здравым смыслом. Вы же, судя по всему, предполагаете действия, которые продиктованы излишним романтизмом. А это, сэр, не в моем характере. — На этот раз, когда она захотела освободить свои руки, он их выпустил. Они горели от поцелуев Лусиуса. Тесс вышла из ниши и обогнула арфу, лопнувшая струна которой свисала до пола.

Его взгляд жег ей спину, поэтому у двери она обернулась и сказала:

— Не знаю, какого рода действий вы ждете от меня! Неужели вы думаете, что всякий раз, когда вы ни с того ни с сего вдруг целуете меня, я должна мчаться к Рейфу с жалобами? Я не дитя, сэр! Или вы полагаете, что мне следовало бы принять ваше так неохотно сделанное предложение стать вашей женой? Это вы сочли бы не столь апатичным поступком, как то, что я согласилась принять предложение графа?

— Только в том случае, если вы хотели выйти за меня замуж, — сказал Лусиус.

Она игнорировала его слова.

— Вы сделали предложение крайне неохотно.

— Так, значит, критерием для принятия вами предложения является искренний энтузиазм? Вы принижаете мои поцелуи, потому что я целую вас с искренним энтузиазмом? И вы принимаете предложение Мейна, потому что… — Он замолчал.

Тесс кивнула и повернулась к двери.

— Вот именно. Он искренне желает жениться на мне. Возможно, вы переоцениваете степень власти, которую леди имеет над своим будущим, мистер Фелтон. Насколько я понимаю, для меня самое лучшее — это понаблюдать, кто из претендентов является самым искренним в своих намерениях, и выбрать этого мужчину.

Она ушла, а Лусиус стоял, уставившись на дверь, и на губах его играла улыбка.

Какой бы наблюдательной ни была Тесс, но на этот раз наблюдательность ей явно изменила.

Глава 18

Если и был на свете кто-то, кого Имоджин любила больше, чем Дрейвена, так это ее собственная кобылка Пози. Какое-то время Пози была любимицей папы. Ее уши шевелились взад-вперед, когда она прислушивалась к потоку ласковых слов, слетавших с папиных губ, когда он нахваливал ее красивые резвые ножки и ее холку победителя. Но папа вскоре утратил иллюзии в отношении Пози. Пози предпочитала кентер, а не настоящий галоп, особенно во время скачек. Короче говоря, она была лентяйкой.

— Она не хочет победы, — с отвращением сказал однажды папа. И с тех пор он проходил мимо стойла Пози, рассеянно потрепав ее по носу и никогда не замечая, как печально смотрят на него ее блестящие темные глаза, когда он, посмеиваясь, что-то нашептывает Балладино, которого он начал готовить на роль победителя, надеясь, что тот принесет им целое состояние.

Имоджин подождала, пока Балладино выиграл первую скачку (это было до того, как бедняга столкнулся лоб в лоб с другой лошадью во время тренировок и растянул сухожилие). И пока отец был окрылен победой, она попросила отдать ей Пози в личное пользование. Поскольку именно в этот день (Отец выиграл неплохие деньги, он был в отличном настроении и согласился. Не прошло и нескольких недель, как Пози начала радостно ржать при появлении Имоджин, а не отца. Имоджин, отправляясь в конюшню, никогда не забывала захватить для нее какое-нибудь лакомство или останавливалась, чтобы погладить ее морду.

Чистокровки бывают очень коварными. Имоджин видела, как папин призовой конь Своенравный слишком пристально наблюдает за ней. Он знал, что она боится его. Дождавшись, когда она утратит бдительность, он принимался жевать ее волосы или хватал желтыми зубами за полу плаща. Пози такое никогда и в голову не приходило. Она любила положить морду на плечо Имоджин, дуть в ее волосы и тихо сопеть, пока Имоджин стояла, прислонясь к ней и вдыхая ее лошадиный запах.

Короче говоря, Имоджин любила Пози, и если уж она не могла иметь мужчину, от которого у нее подгибались колени и кружилась голова, то у нее по крайней мере была Пози.

— Ах, Пози, — прошептала она, уткнувшись в гриву лошади. Пози тихонько заржала и немного обслюнявила предплечье Имоджин.

— Хотите, чтобы ее оседлали, мисс? — спросил старший конюх, появившийся в дверях и представившийся ей как Ридли. Это был высокий, очень худой мужчина, во рту у которого не хватало множества зубов. Как ни странно, отсутствие зубов делало его улыбку еще более жизнерадостной.

— Да, спасибо, Ридли.

Ридли вывел Пози во двор, проворно набросил на нее седло.

— Грум будет готов через минуту, мисс.

— Грум? — удивилась Имоджин.

Ридли кивнул, подтягивая подпругу Пози.

— Зачем? — спросила Имоджин. — Я привыкла справляться с Пози своими силами.

Ридли на мгновение задумался.

— В Лондоне, конечно, так не положено, — сказал он ей. — Молодая леди не должна появляться одна. Но возможно, если вы не выедете за пределы территории, принадлежащей его светлости, то никого и не встретите. Однако мне было бы спокойнее, если бы вас сопровождал грум или хотя бы ваша служанка.

— Я не хочу ни грума, ни служанки, — решительно заявила Имоджин. Прошлой ночью случились ранние заморозки, и когда она шла в конюшню, булыжники, которыми был вымощен двор, поблескивали под ее сапожками. Утренний воздух был прохладным и обещал прогнать подавленное настроение, в которое ее привела болтовня леди Клэрис о достоинствах мисс Питен-Адамс и пассивное отношение Дрейвена к его будущей женитьбе. — Я поеду одна, — повторила она.

Ридли кивнул с явной неохотой.

— Земля его светлости простирается к югу, насколько может видеть глаз, а к западу — до во-он тех деревьев, за которыми начинаются владения Мейтлендов, — сказал он. — На север не ездите, потому что река Вулли очень коварна, если не знаешь как следует местности. Не раз бывало, что люди срывались в воду с ее обрывистых берегов. Сказали бы, в каком направлении поедете, чтобы я мог послать кого-нибудь за вами, если не вернетесь.

— Я поеду к западу, — сказала она, глубоко вздохнув. Разумеется, она поедет на запад. Туда рвалось ее сердце. На западе был Дрейвен. — Я еду на запад и вернусь через час. У Пози свои соображения на этот счет: она не очень-то жалует холодную погоду.

— Вы сами замерзнете, если пробудете на воздухе дольше, — сказал Ридли, подсаживая Имоджин вверх на Пози.

Пози тряхнула головой и ударила копытом о землю. Имоджин улыбнулась Ридли.

— Пози не из тех, кого заставишь мчаться к реке, Ридли.

— И все-таки мне было бы спокойнее, если бы вы позволили сопровождать вас, — сказал Ридли, угощая Пози морковкой. — Не заезжайте слишком далеко, мисс.

Выехав из ворот, она повернула в поле. «Пересечь это поле, потом, возможно, еще одно, а там начнется земля Дрейвена», — подумала Имоджин. Утреннее небо было холодного голубого цвета — не серого, предвещающего снег, а чистого голубого, обещающего тепло к полудню.

Конечно, она могла прожить без Дрейвена. Конечно, могла. Вот только если бы он не был таким…

Она не могла закончить эту мысль. Он был всем: таким красивым, что при взгляде на него у нее щемило сердце и начинала кружиться голова; таким красноречивым, что она могла без конца слушать, как он говорит о скачках, о ставках и о прочих подобных вещах, разговоры о которых, когда их вел отец, утомляли ее до слез.

Пози брела через поле. Имоджин решила, что не позволит ни одной слезинке скатиться по щеке, потому что она, наверное, тогда сразу замерзнет. Она чувствовала, что нос у нее уже покраснел.

— Прибавь шагу, Пози, — умоляюще попросила она и хлопнула кобылу ногой по животу.

Пози фыркнула и чуть прибавила скорости. Потом она перешла на легкий галоп и помчалась по сжатому ячменному полю, серебристому от росы.

Стояла тишина, нарушаемая только топотом копыт Пози. Наверное, ей бы следовало уже повернуть назад, но вместо этого Имоджин направила Пози сквозь ограждение из тонких белоствольных березок на землю Дрейвена. Ее сердце билось с такой силой, что его удары отдавались в ушах. Пози тряхнула недоуздком. Она явно думала, что они пробыли на свежем воздухе слишком долго.

— Еще одну секунду, Пози, — сказала Имоджин, потрепав ее по шее. Пози ударила копытом о землю и снова тряхнула недоуздком. Она была в поту после короткой пробежки, и Имоджин знала, что кобылу следует вернуть в конюшню, прежде чем она остынет. К тому же смотреть там было не на что. Дрейвена не было видно, а стоял лишь огромный каменный дом. Он выглядел старинным и богатым, то есть обладал теми качествами, которые делали ее неподходящей невестой для Дрейвена.

Имоджин вздохнула. Она и Пози приблизились к цветникам, разбитым перед домом. Героиня одной книги, которую они с Тесс читали прошлым летом, шла через поля к дому одного из соседей. Ее бил озноб, и она в конце концов умудрилась заболеть. Девушка была достаточно сообразительна и свалилась с гриппом, дойдя до дома, в результате чего она и ее сестра оставались под соседской крывшей в течение нескольких недель, хотя они были бедны и совершенно не подходили для того, чтобы выйти замуж за джентльменов, проживавших в этом доме. Имоджин с надеждой несколько раз шмыгнула носом, но она отличалась до неприличия хорошим здоровьем, так что никаких признаков простуды не было заметно. К тому же она подозревала, что, даже если бы она заболела, мамочка Дрейвена просто засунула бы ее в экипаж и спровадила назад в дом Рейфа.

Пози стукнула по земле передним копытом и даже приподнялась на дыбы, выражая крайнее неудовольствие.

— Ты это прекрати, — сказала ей Имоджин. — Ридли будет потрясен твоим поведением!

Пози снова поднялась на дыбы, мир покачнулся назад, и Имоджин автоматически передвинула ногу, чтобы удержаться в седле.

Неожиданно ей в голову пришла одна мысль. Подвернувшаяся лодыжка. Если только она упадет с Пози, то наверняка что-нибудь повредит себе. Пози такая высокая лошадь. Ей, в сущности, даже не обязательно получать травму.

Она задумчиво посмотрела на землю. Тесс это не одобрила бы. Она бы подумала, что Имоджин спятила, если ей в голову приходят такие мысли. Но тут ей вспомнилось лицо Дрейвена и то, каким нежным взглядом он смотрел на нее вчера вечером. Если бы ей удалось провести с ним больше времени, то она наверняка смогла бы завоевать его сердце, несмотря на то что эта мисс Питен-Адамс возмутительно хороша собой.

И не успев додумать до конца эту мысль, она ослабила поводья, а Пози, немедленно воспользовавшись удобным случаем, поднялась на дыбы, замахав в воздухе передними копытами, словно какая-нибудь глупая полукровка. Имоджин автоматически укоротила поводья. И так же внезапно их ослабила. Секунду спустя она уже летела в бодрящем воздухе, и черные ветви березок с головокружительной скоростью промелькнули перед ее глазами.

Она шлепнулась на жесткую землю, не успев даже вспомнить, что хотела перестать быть такой безрассудной.

Секунду спустя она уже поняла, что притворяться, будто она получила травму, ей не придется. Лодыжка ее правой ноги болезненно пульсировала, как будто кто-то лил на нее кипящую воду. Пози оглянулась и посмотрела на нее, и она прошептала хриплым голосом:

— Иди! Иди к дому!

Пози с любопытством подошла ближе, но Имоджин, слишком занятая тем, что ругала себя за глупость и вспоминала, что терпеть не может боли, лишь повторила снова:

— Иди туда. Иди туда, Пози!

Пози повернула голову и взглянула на большой каменный дом, потом скачками помчалась в его направлении.