Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Религия. Война за Бога - Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов

ModernLib.Net / Джейсон Берри / Деньги Ватикана. Тайная история церковных финансов - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 7)
Автор: Джейсон Берри
Жанр:
Серия: Религия. Война за Бога

 

 


Беседуя с группой посетителей из Бельгии 6 сентября 1938 года, Пий XI почти со слезами сказал: «Когда бы мне ни приходилось читать слова «жертва отца нашего Авраама», это всегда меня глубоко трогает. Обратите внимание: мы называем Авраама нашим патриархом, нашим предком. Антисемитизм невозможно примирить с этой возвышенной мыслью, с той достойной вещью, которую эта молитва выражает… Антисемитизм недопустим. В духовном смысле все мы – семиты». Отец Стурцо, изгнанный вождь запрещенной Католической партии, позаботился о том, чтобы эти слова папы были опубликованы в бельгийской газете[160].

Однако такая позиция Пия XI не повлияла на коллективное сознание католиков. Ватикан не публиковал эти его слова. В Курии сторонники фашистов работали бок о бок со священниками более широких взглядов. Антисемитизм был проклятием клерикальной культуры, которая отражалась на содержании католических журналов США и Европы, включая Commonweal и America, в 1930-х[161]. Многие епископы, поддерживавшие «Новый курс», хранили молчание относительно Муссолини или нападок на евреев Чарльза Каухлина, популярного «радиосвященника» из Детройта, пока его карьера не завершилась.

Когда Муссолини стал соратником Гитлера, Ногара начал вкладывать деньги в промышленные предприятия США, ценные бумаги и, после перемещения ватиканского золота на $7,6 миллиона из Лондона, в Федеральную резервную систему[162]. Италия вместе с Германией готовилась воевать. Пий XI презрительно относился к «варварскому гитлеризму» и «мифу о расе и крови». Когда в 1939 году он скончался, Муссолини сказал: «Наконец-то этот упрямый старик мертв»[163]. Когда в 1945 году закончилась война, партизаны-антифашисты поймали Муссолини вместе с его любовницей, казнили их и повесили их тела вверх ногами в Милане.

Кардинал Пачелли стал Пием XII. Эудженио Пачелли был сыном ватиканского юриста и финансового консультанта пап Пия IX и Льва XIII. Он был связан долголетней дружбой с одним выдающимся врачом Рима, евреем, в доме которого, будучи юношей, он не раз участвовал в трапезе шаббата. В 1916, будучи молодым монсеньором, он писал черновик заявления Бенедикта XV в поддержку польских евреев[164]. Оказавшийся понтификом на осадном положении во время Второй мировой войны, Пий XII отдавал указания священникам, монахиням и нунциям (в частности, Анджело Ронкалли, который тогда находился в Стамбуле, а позднее стал папой Иоанном XXIII) помочь евреям избежать депортации в нацистские лагеря смерти. Если он не произнес публичного осуждения Гитлера и нацизма, это объясняется «недостатками самого папства и доминирующей культурой католичества» – такой вывод делает Джон Корнвелл в своей книге с провокационным названием «Понтифик Гитлера»[165]. Позже, в издании в мягкой обложке, Корнвелл отказался от некоторых своих критических суждений; тем не менее, его книга показывает, насколько спорными для историков и еврейских деятелей являются вопросы об антисемитизме Ватикана и самой крупной европейской церкви и о том, можно ли было остановить холокост. Дискуссии на эту тему повлияли на отношения католиков и иудеев, так что даже было отложено решение поднятого вопроса о канонизации Пия[166]. Тем не менее в 1940 году Альберт Эйнштейн прославлял его как защитника евреев, а после его смерти о нем хорошо отзывалась Голда Меир, тогдашний премьер-министр Израиля. На протяжении тринадцати послевоенных лет на международной арене Пий оставался символом мира. Что бы мы ни думали о молчании Пия XII относительно Гитлера и нацизма в военные годы, две мировые войны превратили пап в миротворцев, а во времена Иоанна Павла II они также стали защитниками прав человека. Кульминационным моментом этой перемены стало выступление Павла VI перед Генеральной Ассамблеей ООН в 1965 году, когда папа, воздев руки, воскликнул: «Да не будет новой войны! Да не будет войны никогда!»[167] Как сильно изменились папы с тех пор, как Pio Nono жаловался британскому послу на то, что ему не позволяют казнить ни одного бунтовщика в Папской области.

За то столетие, когда совершилась такая трансформация, изменилась и финансовая система Ватикана: из религиозной монархии, пытавшейся вернуть себе утраченные владения – Рим и Папскую область, – она превратилась в надежную экономику Святейшего Престола, опиравшуюся на лепту св. Петра и приносившую доходы от вложения капитала в инфраструктуру города Рима даже в те десятилетия, когда папы формально оставались ватиканскими узниками. Разумеется, ни итальянцы, ни какие-либо другие верующие Америки не стали бы возражать против такого использования этих средств, если бы они даже о том знали, поскольку они вовсе не хотели видеть своего папу в лохмотьях. Благодаря компенсации, выплаченной Муссолини, Бернардино Ногара создал странную форму религиозного капитализма, вкладывая деньги в экономику Рима, в золото и иностранные рынки. В 1942 году Пий XII создал Банк Ватикана.

3

Начало бунта

Нельзя сказать, что Питера Борре терзала проблема бедности, однако он верил, что должен исполнять свой христианский долг. В результате строительства жилья для малообеспеченных вдоль Мистик-Ривер вырос самый крупный в Новой Англии район бедноты. Борре видел, что священник прихода Св. Екатерины Сиенской отец Боб Боуэрс не просто «завлекает» беднейшее население в церковь, но делает для него гораздо больше. Он включил в богослужение гимны на испанском. Роуз Пайпер восхищалась Бобом Боуэрсом, священником с молодым лицом и седыми волосами, который говорил о достоинстве человека и искренне стремился принять в приход выходцев из Доминиканской республики и Пуэрто-Рико. Борре нравилась энергичность, с которой действовал отец Боб, сделавший из запустевшего прихода место, в котором кипела жизнь.

Приход Св. Екатерины Сиенской располагался в начале улицы Банкир-Хилл. Поднявшись по холму, на котором располагался Чарльзтаун, можно было увидеть церковь Св. Марии – здание в стиле Тюдоров, расположенное за площадью с остроконечным обелиском, устремленным в небо. Стоило пройти еще несколько кварталов, и ты попадал к церкви Св. Франциска Сальского, где помещался наиболее изолированный из трех приходов, глубоко пропитанный ирландским духом.

Боуэрс организовал раздачу еды голодным и курсы изучения английского, который на добровольной основе преподавал доктор еврейского происхождения. Многие неквалифицированные рабочие, ходившие на эти курсы, не имели бумаг о гражданстве. «Он строит хорошую церковь», – говорила себе Роуз. Она понимала, что ее еженедельное пожертвование в $10 помогает Боуэрсу управлять этим живым приходом. Думая о судьбе отца Боуэрса через тридцать лет, весной 2003 года Роуз выписала чек на $100 для пенсионного фонда священнослужителей.

Борре полагал, что после выплат на урегулирование 552 жертвам сексуальных злоупотреблений со стороны священников, чем занимались отважные юристы, денежные запасы церкви оскудеют, так что новому архиепископу придется долго восстанавливать положение. Он считал Боуэрса несколько сентиментальным либералом, но в то же время ценил его работу в приходе и понимал, что этот священник вкладывает все свои силы в общую жизнь.

Боуэрс, теплый и общительный пастырь с открытым умом, черпал вдохновение в радикальном свидетельстве Католического рабочего движения Дороти Дей, члены которого жили в лачугах бездомных и при благотворительных столовых. Он с симпатией относился к латиноамериканской теологии освобождения и принимал участие в помощи жертвам чернобыльской катастрофы в Советском Союзе. Боуэрс видел в Иисусе миротворца и считал, что мир есть живая движущая сила надежды.

Боб Боуэрс родился в 1960 году в семье юриста и вырос в Бостоне, у него было трое старших братьев, благодаря которым он уже имел восьмерых племянников и племянниц. Окончив в 1982 году Бостонский колледж и получив степень бакалавра гуманитарных наук, Боуэрс поступил в семинарию Св. Иоанна в Брайтоне, которой заведовала архидиоцезия. Став священником, он получал назначения в достаточно спокойные приходы, где, за исключением одного случая, его хорошо принимали. До св. Екатерины Сиенской он служил в Милтоне в десяти километрах от Бостона.

Кардинал Лоу дал Боуэрсу новое назначение два дня спустя после теракта 11 сентября 2001. Утомленный сухими богослужениями в Милтоне, священник входил в канцелярию при блеске множества телеэкранов. На них самолеты врезались в башни, из которых вырывались клубы дыма и огня.

Седоволосый и толстый Лоу, которому тогда было шестьдесят девять, с улыбкой поднялся из-за стола. Боуэрс чувствовал, что он слишком молод, чтобы звать кардинала «Берни», как то делали его коллеги постарше, и решил воспользоваться обращением «Ваше высокопреосвященство». Лоу был важным человеком в Бостоне, который близко знал многих политиков, банкиров и генеральных директоров компаний. Но многие священники замечали, что он хранил эмоциональную дистанцию, был погружен в себя; многие объясняли это тем, что он рос единственным ребенком, который во многих ситуациях чувствовал себя центром мироздания. В 1985 году, когда Лоу решили сделать кардиналом, несколько сот жителей Бостона отправились в Рим. На торжественном приеме во дворе Североамериканского колледжа Лоу заявил: «Мы живем в самый яркий момент существования церкви после Реформации»[168].

Отчасти яркость момента заключалась в том, что Лоу стал членом Конгрегации епископов в Риме: так он стал участвовать в назначении новых американских иерархов. Префект Конгрегации епископов кардинал Джованни Баттиста Ре встречался с папой Иоанном Павлом II еженедельно по субботам, он видел, что папа уважает Лоу, и вел себя подобающим образом[169]. Лоу, ставивший епископов, ежемесячно посещал Рим. По вечерам в Бостоне он обходил больницы, навещая пациентов, и не жалел времени на беседы с капелланами. В целом Лоу неплохо относился к своим священникам, хотя он казался холодным и надменным. На конференции духовенства, посвященной каноническому праву, Лоу прервал одного из докладчиков и заявил: «Отец, пока я в этой архидиоцезии, я есть канон»[170].

В прошлый раз Боуэрс встречался с Лоу в 1996 году, когда молодой священник просил перевести его в другое место: он делил приходской дом с пастырем-алкоголиком, что делало всю его жизнь невозможной. Лоу послал его в Милтон, где ему отлично жилось. Но Боуэрс не мог забыть о священнике-пьянице. Он написал статью для National Catholic Reporter о своих злоключениях.

Я хочу поделиться с вами пережитым. Какие-то люди не знают, как и зачем заниматься пастырской работой. Они предпочитают титулы и внешнее обличье, относительно которых никому не нужно давать отчета. Я знал таких людей. Мы даже были коллегами. Я надеялся на сотрудничество. Я полагал, что мы будем поддерживать друг друга. Я не думал, что мы лучше прочих. Но я не ожидал, что ко мне будут относиться хуже, чем к прочим.

Если вы не священник и никогда им не были, вам трудно будет понять, о чем я говорю. Я и сам это с трудом понимаю. Я глубоко разочарован. Я считал, что священники следуют за Иисусом и совершают ошибки. Я не знал, что ошибкой была сама мысль о том, что все священники следуют за Иисусом. Иные священники следуют за властью. И они рождают разочарование.

Не слишком ли сурово я сужу? Моему сердцу от этого и смешно, и грустно. Священники, которые не делятся, не умеют делиться любовью. Это деспотичные пастыри, которые знают, что их слово – закон. Это гнилые установления, которые отталкивают людей – отталкивают от Евхаристии, от власти, от возможности участвовать в управлении и вносить свой вклад. Они не слушают ничего, кроме слов отрицания. Им не нужно слушать.

Возможно, эти люди чего-то боятся или сильно ранены. Но я их перестал оправдывать.

Это не сетования на «кризис призвания». Дело не в тяжелой работе и ее трудных задачах. Мы не жалуемся на целибат и особый путь с точки зрения пола, ни на те роли, которые играют в церкви мужчины и женщины. Все эти вещи лишь усугубляют уже существующий невыносимый опыт разочарования. Мы просто хотим выжить[171].

Кардинал Лоу послал Боуэрсу письмо с требованием объяснить, почему тот написал эту статью. Боуэрс был готов дать объяснения, и Лоу вызвал его к себе. Три кузины Боуэрса были монахинями, а двое двоюродных дедушек – священниками. Он рассказал Лоу, как разительно его жизнь со священником-пьяницей отличалась от того, чему его учили в семинарии, – напившийся пастырь однажды почти на него нападал. Он говорил о своих разногласиях с некоторыми старыми священнослужителями, преисполненными самодовольства. Лоу слушал. Когда Боуэрс закончил, Лоу сказал: «Я тебя рукоположил и готов сделать это снова». Вопрос был исчерпан. Лоу сказал то, что хотел сказать: отец, больше не нужно писать о проблемах.

Боуэрс уходил из канцелярии с двойственными чувствами.

Лоу, свободно говоривший по-испански, был защитником цветных иммигрантов, поселившихся в Бостоне. Он родился в Мексике в семье офицера ВВС США и много раз переезжал со своими родителями. Берни Лоу был выбран президентом в средней школе на Виргинских островах, где большинство среди учеников составляли черные, затем учился в Гарварде, по окончании которого поступил в семинарию. Будучи молодым священником в штате Миссисипи в 1960-х, он стоял в первых рядах среди борцов за гражданские права, а затем в диоцезии Джексона его сделали монсеньором, поскольку он занял правильную позицию в истории. Какое-то время он поработал на Конференции епископов в Вашингтоне, а затем был поставлен епископом и несколько лет возглавлял небольшую диоцезию в Миссури. В 1984 году папа Иоанн Павел II сделал его архиепископом Бостона – региона, где было около 144 городов и селений и примерно 2 миллиона католиков. Лоу заявил, что его архидиоцезия покроет расходы на материнство или поможет усыновить любого нежеланного ребенка. В 1985 году он стал кардиналом, после чего уже немногие люди называли его «Берни». Он предпочитал обращение «Ваше Высокопреосвященство».

Его бескомпромиссное осуждение абортов и гомосексуализма не способствовало его популярности среди либералов. Однако он укрепил связи с иудейскими лидерами и публично защищал бедняков, независимо от их гражданства. Консервативные католики возмутились тем, что он дал причастие сенаторам Теду Кеннеди и Джону Керри, которые были сторонниками абортов. Кардинал поддержал конгрессмена Джо Кеннеди, желавшего аннулировать брак, чтобы оставаться добрым католиком после второй свадьбы. Этот процесс десять лет рассматривался в судах Ватикана, а затем конгрессмену было отказано, после того как первая его жена, Шейла Роч Кеннеди, подала свою грамотно составленную апелляцию. Она вспоминала об этом процессе в своих мемуарах 1997 года, носящих название «Пошатнувшаяся вера». После того как Ватикан признал ее позицию справедливой, она назвала этот процесс «крайне нечестным». «Подобные суды, – писала она, – в Америке используют всё, что угодно, будь то неудачный день, смерть твоей золотой рыбки или то, что двадцать лет назад, вступая в брак, ты был не в себе. И тех, кто пытается защищать брак, обычно женщин, на таких судах не слишком слушают»[172].

В своих проповедях Лоу растягивал гласные, что придавало ему серьезности. Его манеры общения были обворожительными. Однако в 1992 году он показал свою другую сторону – свою авторитарность, – когда он набросился на СМИ в связи с освещением в них истории Джеймса Портера, бывшего священника, чьи преступления дорого обошлись диоцезии Фолл-Ривер, когда Портер попал в тюрьму. Потеряв самообладание, что случалось с ним крайне редко, Лоу заявил: «Мы передаем средства массовой информации, особенно Globe, силе Божией»[173]. Но можно было заметить, что внутренне он не вполне уверен в себе. В 1998 году Лоу согласился позировать художнице Ченнинг Тиме, которая готовила выставку «Лица Бостона». Тиме, не принадлежащая к Католической церкви, с естественным любопытством отнеслась к кардиналу; они добродушно беседовали на протяжении двух сеансов, пока он сидел в определенной позе. Затем художница показала ему готовый рисунок, и Лоу он понравился. «Что самое трудное в вашей работе?» – спросила она его.

«Суд – решения, которые я должен принимать», – ответил он. И затем, как бы предчувствуя мрачные будущие времена, добавил: «Но это только половина дела. Другая половина – тот суд, пред которым я сам однажды предстану»[174].

Дым из развалин башен-близнецов все еще подымался над Манхэттеном, когда Боб Боуэрс снова беседовал с кардиналом. Он сказал, что ему нравится приход в Милтоне, где он прослужил уже почти шесть лет. Лоу сказал, что в Чарльзтауне приход Св. Екатерины борется за свое выживание. Боуэрс все время служил в приходах для средних классов и богатых людей, но он мечтал служить бедным в духе Дороти Дей. Лоу тихо закрывал по несколько церквей в год там, где из-за перемен оставалось слишком мало людей, так что приход не мог свести концы с концами. «Спасите школу», – сказал ему кардинал.

– Приход идет ко дну?

– Этот приход никогда не будет закрыт, – заявил Лоу.

Кардинал вручил священнику ключи и конверт. Так Боуэрс получил свое новое назначение. Ни слова не было сказано о финансовом состоянии прихода и о том, что он должен отчислять диоцезии от своих сборов. Если приход не платил вовремя, у долгов могли нарастать проценты. Лоу простил долги нескольким бедным приходам. Боуэрс не думал о финансах. Он был полон решимости заняться первоочередными делами – стабилизировать приход и спасти школу.

Св. Екатерина Сиенская – это самый бедный из трех приходов, расположенных на территории в три квадратные мили; в других приходах большинство составляли белые. Боуэрс поселился в трехэтажном приходском доме, где было 28 комнат (включая все необходимое для пяти спален); этот дом напоминал о былых временах благополучных священников, а сейчас использовался лишь отчасти. Монахини, которые некогда бесплатно преподавали, исчезли, в школе осталось около 120 учащихся, большинство из них белые. Изучив ситуацию, Боуэрс узнал, что около семидесяти пяти детей из прихода ходят в приходскую школу за пределами Чарльзтауна. Семьи иммигрантов из Доминиканской республики и Пуэрто-Рико, составлявшие треть его прихода, были слишком бедны, чтобы платить за обучение, однако из-за ее репутации школа отталкивала белое население.

В этой церкви сменилось несколько священников. «Одного арестовали за то, что он избил домработницу в прошлом приходе, – вспоминал Боуэрс. – Другой был таким глубоким интровертом, что не мог даже разжечь огонь. Мне досталось гиблое место, – и с улыбкой добавлял: – Именно о таком я мечтал». На воскресные службы приходили самые разные люди. Около трети из них были старыми ирландцами, предки которых жили здесь много поколений, еще треть говорила по-испански и в основном состояла из бедняков, кроме того, там были зажиточные люди, такие как Питер Борре, жившие на перестроенной верфи.

Мир пошатнулся 6 января 2002 года, в день Богоявления, когда группа расследования Globe, возглавляемая Уолтером В. Робинсоном, начала публиковать материалы о том, как Лоу и подчиненные ему епископы на протяжении последних шестнадцати лет перемещали священников, совершивших сексуальные преступления против детей. Эти статьи были как гром среди ясного неба для Боуэрса и пастырей Бостона и его окрестностей, которые, как и миряне, кипели негодованием против Лоу и его подручных.

Многие священники были этим подавлены; после каждой новой публикации они все больше испытывали стыд, становясь перед алтарем. Лоу приносил публичные извинения. Но адвокаты пострадавших вместе с Globe копали все глубже, так что в СМИ имя кардинала Лоу стали связывать с жертвами преступлений. Подобно воинам на холме в «Макбете», жертвы выходили вперед и призывали Лоу к ответу.

Один из пострадавших, Артур Остин, ежедневно приходил к собору и стоял около него, как еврей у Стены Плача, так что он стал сенсацией для СМИ, которые задавали вопросы о том, не скрывают ли епископы и каких-то еще священников. 4 марта Лоу попал на обложку журнала Newsweek с подзаголовком «80 священников Бостона обвиняются в сексуальных преступлениях против детей – новая охота на души в Америке». В эти холодные дни Артур Остин, стоявший у собора Св. Креста, говорил: «Я чувствовал себя Сизифом – меня наказывали не за плохое поведение, но за то, что я говорил правду»[175].

Католический мир Бостона переживал смертные муки. Во время мессы отец Боуэрс замечал, что язык тела прихожан передает тревогу, а их каменные лица показывают, что они чувствуют себя преданными. В начале одной воскресной проповеди он сказал, что ему нужно послушать их. И люди заговорили: они выражали ярость против кардинала и епископов, которые посылают преступников в новые места, где у них будут новые жертвы. «Это мерзавец Бернард Лоу!» – воскликнул один мужчина. Окружающие сказали: «Тс-сс!» Но Боуэрс его не останавливал.

В СМИ заговорили об отставке Лоу, кардинал был в замешательстве.

В конце апреля Лоу отправился в Рим встретиться с папой Иоанном Павлом и семерыми другими кардиналами США, поскольку скандал уже упоминался в заголовках газет всего мира. Множество журналистов собралось в Ватикане. Боуэрс следил за событиями с помощью Globe и теленовостей.

Иоанн Павел страдал от паркинсонизма. Его лицо было отечным, тело скрюченным, он плохо говорил – когда-то он был крепким папой с харизматическим даром, а сейчас как бы воплощал в себе слабость и изолированность структур управления церкви. Дрожащим голосом он зачитал статью в газете и сказал, что эти сексуальные преступления – «вопиющий грех в глазах Божиих». Но он здесь же стал оправдывать епископов, заговорив о «нехватке общих знаний, а также порой неверных советах специалистов по клинической психологии, из-за чего епископы принимали неверные решения», – во всем виноваты специалисты. Церковь стремится «найти более надежные критерии», продолжал он, а пока им не следует забывать о «силе христианского обращения… о радикальном решении оставить грех и повернуться к Богу» – выразив этими словами надежду на исправление некоторых священников, совершивших сексуальные преступления.

Папа не понял сути дела, решил Питер Борре, наблюдавший за этим по телевизору.

Он думал о том, есть ли у кого-то план действий.

«Люди должны знать, что среди священников и монашествующих нет места тем, кто причиняет вред юным людям», – заявил Иоанн Павел.

Но как это сочетается со словами о «силе христианского обращения»[176]? Будут ли педерасты лишены сана? Как суды Ватикана намерены в данном случае осуществлять справедливость?

Кардиналы в критическом положении

Живущие в ином мире, чем Боуэрс и бесчисленные священники Бостона, кардиналы и члены Курии, близкие к папе, удалились для проведения тайного совещания. О Лоу говорить перестали. Борре качал головой. Если Лоу не удастся оправдаться перед Ватиканом, с ним все кончено. Вся эта история напоминала ему Уотергейтский скандал.

23 апреля 2002 года на дневном закрытом собрании в Дворце Апостолов под роскошными фресками Болонской залы Лоу приносил извинения папе с его внутренним кругом и своим собратьям кардиналам. До этого газета Los Angeles Times приводила слова анонимного кардинала о том, что Лоу должен подать прошение об отставке. Репортер Ларри Стеммер смог поговорить с Рожером Махони, кардиналом Лос-Анджелеса, после чего интересующиеся сделали вывод, что этот высокий долговязый иерарх, который служил мессу на похоронах Френка Синатры, убедив его ранее исповедаться, не признает Лоу достойным оставаться в рядах князей церкви[177].

Кардинал Дарио Кастрилльон Ойос выразил иное мнение. Этот уроженец Колумбии, замечательный лингвист, излучающий доверие, спал на постели папы Пия XII[178]. Кастрилльон был префектом Конгрегации по делам духовенства и носил в себе классический латинский дух авторитаризма – был религиозной версией caudillo, диктатора. Он проклинал СМИ за их антикатолические выпады. На пресс-конференции за несколько недель до встречи кардиналов Кастрилльон изумил журналистов, заявив, что данный кризис коренится в «пансексуализме и сексуальной распущенности», которыми пропитана американская культура[179].

В 1992 году отец Роберт Трупия, которого обвинили в сексуальных преступлениях относительно подростков, вступил в борьбу с епископом Таксона. Специалист по каноническому праву, Трупия подал прошение в Конгрегацию духовенства, где он утверждал, что расследование под руководством епископа Мануэля Морено основывалось на предвзятом мнении епископа. Трупия написал Морено письмо, в котором он говорил, что уже «не отвечает за себя», и грозил рассказать публике о том, что он вступал в половую связь с покойным епископом и что они двое вместе с третьим священником совершали половой акт с тинейджером-наркоманом. Трупия, которому тогда было сорок два года, просил в обмен на свое молчание отправить его на пенсию с хорошей характеристикой. Морено предложил ему лечь в психиатрический госпиталь. Предшественник Кастрилльона смягчил приказ епископа, предоставив священнику оплачиваемый отпуск. Трупия обратился в Апостольскую сигнатуру, ватиканский аналог Верховного суда. Морено нанял церковного адвоката в Риме, чтобы тот защищал его позицию. Новый префект Конгрегации духовенства (сам специалист по каноническому праву) показал свою власть, обратившись 13 декабря 1996 года с письмом к Морено, где он потребовал «найти «разумное решение» для этой проблемы»[180].

Мы настоятельно призываем Ваше Преосвященство начать осмысленные переговоры с монсеньором Трупией о предложенных им условиях решения проблемы. При этом мы также рекомендуем Вашему Преосвященству… чтобы требование о возмещении убытков не предъявлялось снова в будущем в результате каких-либо новых решений.

Морено написал Кастрилльону: «Как мы полагаем [позиция Трупии], наносит ущерб верующим, а также его «жертвам» прошлого… мы не можем предоставить монсеньору Трупии «свободу», поскольку не знаем, будет ли он относиться к священству с должным уважением и верностью». 31 октября 1997 года Кастрилльон пишет ответ: «Касательно ущерба, нанесенного незаконным указом, Конгрегация считает, что за это несет ответственность Ваше Преосвященство со 2 июня 1996 и далее. Предпочтительнее было бы… разрешить эту проблему беспристрастно», – эти слова подразумевают, что Морено должен сделать так, чтобы Трупия вышел на пенсию с хорошей характеристикой. Кастрилльон также выразил желание, чтобы Морено оплатил расходы Трупии на судебный процесс и посоветовал использовать его как консультанта по вопросам канонического права! Ответное письмо к Кастрилльону епископа Морено отражает понятное чувство разочарования:

«На прошлой неделе я поставил Конгрегацию в известность о том, что мы подали судебный иск относительно действий монсеньора Трупии в середине 1970-х относительно алтарника, тогда несовершеннолетнего. Речь здесь идет о вполне серьезном, а не воображаемом риске.

Я нахожусь в недоумении относительно указаний Конгрегации о компенсации ущерба. Я выплачивал монсеньору Трупии заработную плату в полном объеме и оплачивал страховку машины, о чем Конгрегации хорошо известно. Мне не сообщили никаких подробностей, так что я даже не смогу оправдываться в случае обвинения в причиненном ущербе.

Монсеньор Трупия покинул свой пост и не имеет права туда возвращаться.

Я с глубоким уважением отношусь к деятельности Конгрегации по делам духовенства, тем не менее, для решения этого вопроса я был вынужден обратиться в Сигнатуру».

«Когда я увидел эти документы, – вспоминает адвокат из Таксона Лайн Кедиган, который вел дела нескольких жертв Трупии, – я подумал: это же просто золотая жила! Знаю, это звучит ужасно, но здесь в тесных рамках клерикального мира Морено изо всех сил пытался предотвратить скандал, а Кастрилльон продемонстрировал всю глубину испорченности»[181]. Трупия покинул Таксон с условием, что он будет ежемесячно получать чек на $1475, и нашел себе жилье в окрестностях Вашингтона. Он стал консультантом по каноническому праву диоцезии Монтерея в Калифорнии – пока жизнь ему не отравил судебный иск в Аризоне. Потрясая письмом Кастрилльона как пресловутым дымящимся ружьем, Кедиган потребовал от Трупии выплатить $14 миллионов компенсации его жертвам. Когда наконец Ватикан в 2004 году лишил Трупию сана, диоцезия Таксона, сославшись на 11-ю главу Кодекса, попросила о защите от банкротства на фоне исков тридцати трех других жертв сексуальных преступлений, по большей части совершенных другим священником. В итоге диоцезия выплатила нужную сумму в $22 миллиона[182].

В день встречи по неотложному делу в Ватикане в 2002 году кардиналы, вероятнее всего, не знали о том, как Кастрилльон потерпел фиаско в деле Трупии (статья Майкла Резендея о Трупии в Boston Globe вышла несколько месяцев спустя). Но итальянцы, собранные на совещании, понимали, что американцы несут большие финансовые потери. Пока кардиналы обсуждали вопрос о том, что они поведают внешнему миру после совещания, Кастрилльон коснулся реальной темы: надо выразить свое несогласие.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11