О’Мелли с его белоснежной бородой, спокойным поведением и мягкостью казался всем миротворцем. Он встретился с жертвами священников, чем сделал еще один шаг к разрешению кризиса. Архидиоцезия согласилась выплатить $85 миллионов 542 жертвам преступлений священников; угроза банкротства уменьшилась, когда архидиоцезия вместе с Бостонским колледжем занялась продажей недвижимости кардинала. Но сам О’Мелли не спешил раскрывать своих затаенных мыслей насчет финансового кризиса. 13 февраля 2004 года Леннон в письме объяснил бостонским священникам, что архиепископ О’Мелли «сознательно избрал каноническую процедуру изъятия, а не слияния». При первой процедуре церковь закрывается, а ее собственность переходит к архидиоцезии. В случае же слияния с другим приходом активы закрытой церкви переходят к новой. Слова Леннона о том, что архиепископ «сознательно избрал… процедуру изъятия», говорили о том, что О’Мелли участвовал в составлении проекта реконфигурации. Архиепископ потребовал от лидеров восьмидесяти районов, чтобы к 8 марта они подали ему сведения о том, какие церкви на их территории можно будет закрыть.

Питер Борре, которому приходилось участвовать в деятельности корпораций, вынужденных закрывать предприятия, удивлялся холодной логике плана реконфигурации. На соответствующем приказе стояла подпись архиепископа, но все знали, что Леннона окружает группа советчиков, которые голосуют за то, какая церковь станет жертвой процесса. При сокращении в корпорации никто не решает голосованием вопрос о том, кого уволить, а кого оставить. «Изъятие» – термин канонического права, отдающий инквизицией. Он означает, что тебя выселяют из твоего духовного дома, а все деньги, которые ты вместе с твоими ближними принес в это священное место за долгое время, получает канцелярия, которая иначе не может отдать свои долги. «Это им отзовется», – думал Борре про себя.

Боуэрс договорился о встрече с архиепископом О’Мелли.

Новый прелат в своем монашеском облачении сидел за длинным столом. Шон О’Мелли выглядел подавленным. Он говорил медленно и так тихо, что Боуэрсу пришлось к нему подвинуться, чтобы расслышать его слова. Церковь, говорил он, оказалась в сложном положении и ей приходится проводить консолидацию приходов. Боуэрс яркими красками описал свой приход с его многообразием, сказав о дружбе бедных с богатыми и о его надежном финансовом положении. О’Мелли, будучи молодым диаконом, совершал миссионерское служение среди индейцев на острове Пасхи, неподалеку от Чили. Сердце прелата, изучавшего на последних курсах университета испанскую литературу, должна была согреть эта картинка: коричневые пуэрториканцы находят себе духовный дом в приходе Св. Екатерины Сиенской. По крайней мере, отец Боуэрс надеялся на это. Но пока он говорил о жизнеспособности своего прихода, О’Мелли слушал его сухо. «Мы вынуждены принимать трудные решения», – произнес он. Боуэрс хотел пригласить О’Мелли в свой приход. Может быть, он посетит Св. Екатерину и отслужит здесь мессу? «Да», – сухо сказал О’Мелли.

После ухода Боуэрса О’Мелли выглядел грустным и апатичным.

Как и предполагал Борре, многие люди с горечью думали о том, не закроют ли их приходы. 12 марта 2004 года группа по изучению положения, в деятельности которой участвовал Боуэрс, послала епископу Леннону «мнение меньшинства», главным автором которого был Вэл Малкехи. Документ содержал бесстрастный экономический анализ ситуации и набросок программы преодоления финансового упадка и создания условий для процветания района. С политической точки зрения этот документ обеспечивал Леннону прикрытие.

Одно поколение назад показатель посещения мессы составлял 45 тысяч в неделю, теперь по трем церквам Чарльзтауна вместе он равен 1500. Здесь было бы достаточно одной церкви. На обслуживание долга двух церквей в год расходуется $250 тысяч. «Роскошь содержания двух приходов означает, что местное сообщество отказывается от ежегодного дохода в $115 тысяч», – говорилось в отчете.

Поскольку прихожане из старинных местных семейств умерли или разъехались, демографические изменения вынуждают принимать меры. «Новые обитатели больше оценят финансово стабильный приход с энергичной культурой, чем тот, который просто пытается сохранить за собой историческое здание», – говорилось в документе. А затем отчет прямо касался той ситуации, с которой столкнулась бостонская архидиоцезия – и церковь Америки в целом:

Данный отчет оставлял открытым вопрос о том, как именно следует закрывать приходы, хотя между строк можно прочесть, что здесь должен действовать какой-то посредник.

Леннон не высказывался по поводу этого плана.

Два месяца спустя, 25 мая, канцелярия архидиоцезии разослала письма восьмидесяти трем пастырям с помощью почтовой компании Federal Express, что было немалым расходом на фоне финансового кризиса и при доступности электронной почты. Журналисты и люди с телекамерами собрались в приходском доме, чтобы стать свидетелями того момента, когда Боуэрс и его немногочисленные сотрудники и добровольцы, преимущественно женщины, воспримут эту новость. Получение письма было большой трагедией. Дрожащим голосом Боуэрс зачитал послание О’Мелли: приход должен быть закрыт. Каждый приход может обжаловать это решение, обратившись к архиепископу О’Мелли и, если тот откажет, в Ватикан. Но Боуэрс понимал, что Конгрегация по делам Духовенства вряд ли отменит решение архиепископа. Священник плакал перед телекамерами. На следующее утро на первой странице Globe появились две фотографии: О’Мелли зачитывает свое решение, Боуэрс со скорбным лицом.

Архидиоцезия пощадила два других прихода Чарльзтауна. Леннон и О’Мелли не придали значения выводам группы по изучению положения, которая указала, что на отсроченное обслуживание должно уйти ровно $1,73 миллиона. Закрытие одного прихода не решало проблем с долгами двух других. Самым мудрым решением здесь было бы создание одного объединенного прихода. Агенты реконфигурации, оставившие два прихода и закрывшие один, проигнорировали данные отчета чарльзтаунской группы.

«Многие приходы из обреченных на закрытие этим вечером совершают молитвенное бдение», – отметил Майкл Полсон, проницательный журналист, освещающий религиозную жизнь в Globe. Он попытался разобраться в причинах и масштабах закрытия:

На следующий день после этой публикации, 27 мая, стало известно, что папа Иоанн Павел II назначил кардинала Лоу пастырем – или «старшим священником», как говорят в Ватикане, – Санта-Мария-Маджоре, одной из крупнейших базилик Рима. Питер Борре знал, как корпорации стараются позолотить пилюлю, отправляя начальников в отставку, но подобное восстановление Лоу, который из обитателя монастыря в Мэриленде превратился в важное духовное лицо в Риме, казалось вопиющей несправедливостью перед лицом всех тех, кому он причинил страдания. Жертвы преступлений священников и активисты группы «Голос верных» подняли шум по этому поводу. Джон Л. Оллен, корреспондент в Ватикане для National Catholic Reporter, объяснял позицию Курии в газете Globe: «За этим стояло желание найти такое положение, в котором прошлое не было бы для него великим препятствием, но дать ему место, где он мог бы развернуть свои дары и где к нему продолжают относиться с уважением и почтением – отчасти потому, что он кардинал, а отчасти потому, что по мнению некоторых людей с ним поступили несправедливо»[206].

Для Леннона – а еще более для О’Мелли – это было ужасное время.

Разгневанные прихожане видели, что их церкви выставлены на продажу, в то время как предавший их Лоу был восстановлен и получил приятную работу в Риме. На следующий день архиепископ О’Мелли встретился со священниками архидиоцезии. Машины журналистов стояли около церкви Уэстона. Новая должность Лоу «подливает масла в огонь», сказал Боуэрс журналисту. «Это глубокий позор»[207]. Его слова должны были разгневать архиепископа, францисканца, который всерьез относился к обету послушания; разумеется, это был не слишком удачный ход для ведения переговоров. Но некоторые священники пылали гневом против Леннона, которого сам Лоу готовил себе в преемники, и задавались вопросом: знал ли Леннон, как Лоу распоряжался деньгами?

Отец Стивен Джосома пришел на встречу в глубокой печали. Его приход св. Сусанны в Дедхеме на острове Чарльз попал в список закрываемых лишь по той причине, что владел восемью акрами земли с тенистыми деревьями. В письме не было дано объяснений, почему этот приход решили подвергнуть изъятию. Он требовал ответа от имени своих прихожан. Закрывая встречу, О’Мелли говорил, что план закрытия приходов епископа Леннона был тщательно продуман; реконфигурация – болезненный процесс, приходы вправе требовать пересмотра решения, но священники должны оказать поддержку осуществлению этого плана.

Во время пятичасовой встречи архиепископ О’Мелли успокоил священников, сообщив, что никто из пятидесяти восьми священников, подписавших открытое письмо с требованием отставки Лоу, не понесет наказания. Закрытие приходов не дисциплинарная мера, подчеркнул он.

Служащие архидиоцезии раздали экземпляры руководства на 168 страницах, где говорилось о том, как рассчитаться с увольняемыми, куда девать священные предметы и что говорить журналистам. Священные предметы следует собрать в особом месте. «Вскоре после того, как двери будут закрыты, архиепископ Шон секуляризует здание церкви, так что его можно будет продать, – продолжало руководство. – Священные предметы будут удалены… После этого церковь можно будет продать для любого рода использования, за исключением использования в явно дурных целях»[208].

Во время перерыва отец Джосома сказал архиепископу, что он один из пятидесяти восьми священников, требовавших ухода Лоу. «Вы требуете от меня поступить наперекор моей совести, – сказал он. – С чем связано это решение: со мной лично или с недвижимостью?» «Ни с тем, ни с другим», – ответил О’Мелли. Газета Globe опубликовала список закрываемых приходов с оценочной стоимостью их имущества, при этом их справедливая рыночная стоимость составляла сумму порядка $100 миллионов. «Мы будем рады тому, если продадим их хотя бы по оценочной стоимости», – добавил О’Мелли. «Что же, давайте заключим сделку, – сказал отец Джосома. – Наш приход оценили в $320 тысяч. Я готов выписать вам чек на $600 тысяч. Вы получите вдвое больше». Священник протянул руку архиепископу. Тот засмеялся, но не стал жать протянутую руку. «И вы знаете, и я знаю, что этот приход стоит гораздо больше», – сказал Джосома. В ответ О’Мелли лишь загадочно улыбнулся.

В последнее воскресенье мая Питер Борре со своей тещей отправились на мессу в приход Св. Екатерины Сиенской. Церковь была полна народу: все хотели услышать, что им скажет отец Боуэрс. Журналисты также не забывали о приходе и освещали ход событий. Отец Боуэрс был настолько расстроен, что с трудом совершал богослужение. Он также боялся. Выступление против архиепископа дурно скажется на его карьере. После службы он предложил устроить обсуждение. «Давайте прочитаем розарий», – предложила какая-то женщина. Но люди плакали и злились, им нужно было выговориться.

Роуз Мэри Пайпер толкнула локтем в бок своего зятя. «Ты любишь рассуждать обо всем на свете. Скажи что-нибудь». Питер Борре поднялся и предложил составить прошение к архиепископу и предложить ему встретиться с прихожанами. Люди захлопали в ладоши. Измученный отец Боуэрс спросил: «Вы будете помогать в этом деле?»

«Я только что заявил, что буду», – ответил Борре, сам не вполне понимая, почему он так сказал.

С помощью Мэри Бет Борре, расставшейся с Католической церковью, Питер и другие добровольцы собрали около 3500 подписей прихожан. Теплым июньским днем Питер с двумя прихожанками вошел в канцелярию в Брайтоне, напротив Бостонского колледжа. Секретарь смотрел на них через стекло. В воздухе канцелярии висело напряжение. Борре понимал, что сотрудникам здесь в течение последних изнурительных восемнадцати месяцев приходилось нелегко. Он сообщил секретарше, что они пришли с прошением к архиепископу. Она глядела на него с тревогой. В этот момент в приемную вышел священник. Борре, не изменяя своим хорошим манерам, объяснил ему цель их визита. «Нас не интересуют прошения», – пробурчал священник.

«Что же нам делать с прошением?» – спросил Борре. Клирик, служащий канцелярии, ответил: «Засуньте его себе в жопу».

Священник удалился, оставив двух изумленных женщин и Борре в гневном недоумении. Они вышли на солнце. Питер сел за руль, чувствуя, как в нем подымается неукротимая ярость. Он считал римлян самыми антиклерикальными людьми на свете, что было связано с воспоминаниями о Pio Nono и историей господства Ватикана. Теперь же потерпела крах его вера в нынешнюю иерархию. Когда он позвонил из машины жене и сообщил, что его только что грязно оскорбил ублюдок в священническом воротничке, Мэри Бет могла почувствовать гнев в его голосе. В течение последующих нескольких дней гнев превратился в план борьбы, из-за которого ему придется вернуться в Рим, чтобы там снова столкнуться с той структурой власти, что некогда казалась ему священной.

Примечания