— Верно. Она скорее согласится вернуться с тобой, если найдешь, чем ее подкупить.

Слоан пронзил шурина свирепым взглядом.

— А тебе, кажется, все это представление чертовски нравится, не так ли?

Волк широко улыбнулся.

— Именно. Но я не злорадствую. Просто последнее время ты напоминал ожившего мертвеца. Рад, что в тебе проснулся интерес к жизни. Даже с похмелья ты выглядишь куда энергичнее, чем год назад.

— Брось молоть вздор! Интересно, будет ли тебе до смеха, если Хизер всадит в меня пулю?

Стоя у окна гостиной, Хизер упрямо твердила себе, что плакать нет причин, но слезы непрерывным ручейком катилась по щекам. Ей хотелось бежать, забиться, как раненому зверьку, в нору и зализывать раны. Как мог Слоан так бессердечно оттолкнуть ее?

Но ведь она всегда понимала, что ведет безнадежную битву, пытаясь завоевать Слоана Маккорда, человека, в душе которого царит мрак, а в сердце — горечь.

Хизер закрыла глаза и всхлипнула. Нет, хватит рыдать! Где ее достоинство?! Вместо того чтобы предаваться самобичеванию и жалеть себя, лучше подумай о будущем! По-видимому, нужно уезжать отсюда, и поскорее. Дело дошло до того, что утром она отправилась в город узнать, сколько стоит билет в один конец до Сент-Луиса. Но неожиданно для себя оказалась в редакции газеты «Роки ньюс» и побеседовала с издателем. Гас Макалистер был не только рад ее видеть, но и похвалил за работу над статьями Вернона и предложил постоянное место.

Пока Хизер не дала ему ответа: слишком свежи были раны, и у нее попросту не осталось сил принимать важные решения. Но скоро волей-неволей придется это сделать.

Конечно, с одной стороны, стоило бы согласиться: во-первых, это позволит Хизер считать себя относительно независимой и со временем выплатить Слоану остаток долга; во-вторых, придется покидать Дженну и ту жизнь, к которой она уже успела привыкнуть. И наконец, она каждый день будет видеть Слоана.

Хизер поднесла руку к губам, чтобы сдержать их дрожь. Сможет ли она вынести такое существование? Еще одна подобная сцена — и у нее просто сердце разорвется.

Невеселые размышления перебил негромкий стук в дверь. Хизер глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. И к тому времени, как вошла Кейтлин, успела взять себя в руки.

— Слоан приехал, — сообщила подруга. — Говорила я тебе, что так будет!

Сердце Хизер словно перевернулось.

— Хочешь увидеться с ним?

— Нет, но, думаю, придется.

— Он привез Дженну. Если хочешь, я присмотрю за ней, пока вы поговорите.

Хизер благодарно сжала ей руку. Что бы она делала без Кейтлин, своей надежной опоры?!

Та улыбнулась в ответ.

— Помни, Хизер, ты можешь жить в этом доме хоть до скончания века.

Едва подруга исчезла, Хизер поспешно вытерла слезы. Не хватало, чтобы Слоан увидел ее плачущей! Она все еще стояла спиной к двери, но, услышав шаги Слоана в коридоре, напряглась, как тетива. И только после того, как он еле слышно поздоровался, осмелилась повернуть голову. Суровое, непроницаемое лицо, но, кажется, похмелье все еще не выветрилось. Правда, Слоан побрился, но глаза отекли и налились кровью.

При виде жены в его взгляде промелькнуло смущение. Она впервые наблюдала, как муж нерешительно мнет в руках шляпу.

Неловкое молчание все затягивалось, и Слоан сконфуженно откашлялся. С чего начать разговор? Оба доведены до крайности. И Хизер, кажется, плакала… Никогда ему не было так не по себе в присутствии женщины. И кроме того, он еще не отошел от устроенного Волком разноса, а Кейт выглядела так, словно вот-вот потащит его на конюшню и задаст трепку!

Хизер, судя по всему, не собирается идти ему навстречу. Он хотел извиниться, убедить ее вернуться, но она сохраняла каменное молчание. Наверное, все еще злится на него, недаром каждый изгиб изящной фигуры дышит гневом и яростью.

— Хизер, — наконец выдавил Слоан, собравшись с духом, — насчет прошлой ночи… Прости, я ужасно сожалею… Не пойму, что на меня нашло. Я, похоже, был не в себе.

— Наоборот, — тихим измученным голосом возразила она, — По-моему, ты показал свое истинное «я». Недаром говорят: «in vino veritas».

— И что же это означает?

— Истина в вине. То есть что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Латинская поговорка… О, как некрасиво с моей стороны! Ты ведь терпеть не можешь «напыщенных слов».

Слоан пропустил ее слова мимо ушей, понимая, что заслуживает еще и не такого.

— Мне не стоило этого говорить. И если честно, я прошу прощения за все. С моей стороны это настоящая подлость!

— Странно, почему мне так трудно тебе поверить?

— Знаю, ты еще сердишься на меня, и не зря. Ты вправе презирать своего непутевого мужа. Но пожалуйста, попытайся хотя бы его простить!

Хизер долго не отвечала, и Слоан, испугавшись, умоляюще прошептал:

— Прошу тебя, вернись со мной. Сердце Хизер невольно дрогнуло.

— Зачем? Мне нет места в твоей жизни.

— Это не так.

— О, я совсем забыла. Конечно, я нужна тебе: как кухарка и экономка, воспитательница дочери… ну и конечно, кто будет писать тебе речи как не я?!

Слоан набрал в грудь побольше воздуха. Верно. Причины, по которым он женился, остались теми же. Дженне нужна мать, а ему — хозяйка политического салона. Но он хотел Хизер еще и по другим соображениям, слишком запутанным и туманным, которые боялся объяснить самому себе. Трудно отрицать, что Хизер занимает все больше места в его жизни. И предвыборная кампания тут ни при чем.

— Сначала это было именно так, но за последнее время… поверь, все изменилось. Другой жены мне не надо, Хизер.

Хизер нерешительно обернулась и едва не отпрянула, встретившись с его встревоженным взглядом.

— Ну а мне не нужен муж, который предает брачные обеты с салунными девками.

— Но ведь ничего не случилось!

— Ничего? — скептически повторила Хизер.

— Даю слово! Я напился, и Делла уложила меня спать в своей комнате, а сама послала за Джейком. Она знала, что мне никто не нужен, кроме тебя. Спроси ее, если не веришь!

Хизер несколько минут молча взирала на мужа, но, вспомнив о злополучной золотой монете, взвилась с новой силой:

— Тебе нужно мое тело, но вчера ты очень ясно дал понять, что отвергаешь мою любовь!

Слоан не ответил. Не мог. Хизер невольно отпрянула, прижавшись к стене. Он даже не понимает, как жестоко ранит ее! Гнев исчез, сменившись унылой безнадежностью.

— Слоан… ничего не выйдет. Ты сознаешь это не хуже меня. Думаю… нам стоит на время разъехаться. Пожить отдельно.

У Слоана словно язык отнялся. Такого он не ожидал. Он хотел избавиться от Хизер, истребить в ней все чувства к себе. И очевидно, ему это удалось. Он преуспел сверх всяких ожиданий!

— Хочешь сказать, что между нами все кончено?

— Я… так далеко еще не заглядывала. Но вероятно, это будет лучше всего. Больше так продолжаться не может. — Она помолчала и, набравшись мужества, продолжила: — Если тебя волнует долг, я по-прежнему намереваюсь вернуть тебе все до последнего пенни.

Слоан нетерпеливо отмахнулся:

— Плевать мне на деньги!

— А вчера говорил другое, — напомнила она. — И даже если тебе, как ты выражаешься, «плевать», то мне не все равно. Как-никак я должна тебе полторы тысячи долларов.

— Ты не должна мне ни цента. Все, что ты делаешь для Дженны, стоит неизмеримо больше.

Хизер пожала плечами и отвернулась, но у нее слишком наболело на душе, чтобы хранить гордое молчание.

— Возможно, это всего лишь больное самолюбие, но я не желаю быть тебе ничем обязанной. Гас Макалистер предложил мне хорошую работу. Ему нужен секретарь, человек, который мог бы вести счетные книги, все в таком роде. Конечно, придется проводить в издательстве целые дни, но и жалованье удвоится. Кейтлин разрешила мне жить здесь, с ней и Джейком.

Она уходит! Ускользает, без сожаления бросает его! Слоана охватила паника.

— А как насчет кампании? — пролепетал он.

— С кампанией? По-моему, уже все сделано. Ты больше не нуждаешься в моей помощи.

— Но как прикажешь объяснить избирателям, почему ты вдруг ни с того ни с сего переехала в дом моего брата?

— Вряд ли мое отсутствие может как-то повлиять на твои шансы стать сенатором. Во всяком случае, не больше, чем твое пьяное поведение.

Несколько напряженных мгновений Слоан молчал. Хизер наконец осмелилась взглянуть на мужа, и сердце ее сжалось при виде его потрясенного лица.

— Подожди хотя бы, пока не пройдут выборы, — глухо пробормотал он. Хизер отвела глаза. Слоан, разумеется, боится провалить кампанию и не попасть в сенат. — Можешь наказывать меня как хочешь, — добавил он, — но не будь жестока к Дженне. Она нуждается в тебе.

Хизер вздохнула. Даже зная, что Слоан намеренно взывает к ее совести, она не могла отрицать справедливости этого аргумента. Она нужна Дженне. Хизер расстроенно покачала головой. Жаль, что выхода нет. Как плохо, что не существует способа быстро, безболезненно порвать с мужем. Так получилось, что покинуть его — все равно что резать по живому.

— Хорошо, — с отчаянием прошептала она, — я вернусь с тобой на ранчо. И останусь, пока не пройдут выборы. — И, заметив, что напряженность в лице мужа уступает место едва заметному облегчению, подняла руку. — Но вернусь не как твоя жена, а как экономка.

— И что все это означает?

— Буду ухаживать за Дженной и выполнять всю домашнюю работу, но отказываюсь делить с тобой постель. Ты не коснешься меня. Ясно? — Слоан ошеломленно уставился на нее. — И я намереваюсь принять предложение Гаса. Таковы мои условия, Слоан. Если не согласен, придется поискать другую няню для Дженны.

Слоан понуро опустил голову. Трудно ожидать, что она сразу же простит его. Следует доказать, что он не лжет и в самом деле хочет ее. Но пока они будут жить в одном доме, у него хотя бы появится возможность убедить жену.

— Хорошо, — покорно кивнул он. — Если именно этого ты добиваешься, я согласен.

По дороге домой Хизер мучилась мыслью о том, не сделала ли она роковую ошибку, согласившись вернуться на ранчо «Бар М». Сердце разрывалось при воспоминании о том, как обрадовалась ей Дженна. Но постоянно находиться рядом со Слоаном — сущая пытка. Правда, сейчас он вел себя на редкость предупредительно и кротко. О таком муже любая женщина может лишь мечтать. Чересчур предупредительный. Чересчур кроткий. Чересчур добрый. Пытается загладить все оскорбления, какие нанес ей прошлой ночью. Но слишком широка пропасть — не перекинуть мост. Не нужно ей его лживого раскаяния. У него не хватает совести соврать, что любит ее!

Хизер уложила Дженну в постель и направилась в свою комнату. Первое, что она увидела, была блестевшая на полу золотая монета. Хизер почти со страхом наклонилась и взяла ее в руки. В памяти всплыли дерзкие слова Слоана: «Десять минут на спине — и деньги твои!»

Золото, казалось, обжигало пальцы, но Хизер решительно сжала монету, чувствуя, как ее острые края впиваются в кожу. Она сохранит ее как напоминание о роковой ночи, о трагедии своего брака…

И тут Хизер в ужасе сжалась, услышав стук в дверь. Ничего не поделаешь, придется открыть.

На пороге стоял Слоан, нерешительно глядя на жену. Какой же он красивый! Просто дух захватывает!

— Зашел спросить, не нужно ли тебе чего.

— Благодарю, у меня все есть.

Слоану не хотелось уходить, но он решительно сунул руки в карманы брюк, напомнив себе, что обещал не прикасаться к Хизер. Если дать ей время, она простит его. Ну а пока нужно держать в узде свои мужские желания. Ежеминутно бороться с потребностью схватить ее в объятия.

В наступившей тишине между ними возникло чувственное напряжение, неумолимо сгущавшееся и грозившее перейти в бурю.

— Доброй ночи, Слоан, — хрипло пробормотала Хизер и уже хотела отвернуться, как Слоан, не в силах совладать с собой, потянулся к ее руке.

— Хизер?!

Она выдернула руку и отпрянула.

— Не нужно!

— Ты не простишь меня? Хизер отвела глаза.

— Прощаю, но не хочу видеть тебя в этой комнате. Оставь меня в покое.

— Хизер… я же сказал, что сожалею. И прошу об одном: дай мне шанс показать, как раскаиваюсь.

Золотисто-вишневые глаза грустно блеснули. Хизер что-то протянула ему. Золотая десятидолларовая монета!

— Ты дал мне ее вчера, помнишь? В обмен на постельные услуги. — Голос женщины дрогнул. — Что ж, я с радостью возвращу ее тебе, если немедленно уйдешь. Заплачу за то, чтобы ты не смел до меня дотрагиваться. Я даже удвою сумму, если отстанешь от меня.

Она сунула монету ему в руку и, прежде чем Слоан успел опомниться, мягко, но решительно захлопнула дверь перед его носом.

С этого времени она намеренно избегала мужа. Несколько часов в день Хизер посвящала новой работе, хлопотала по дому, но хуже всего приходилось долгими тоскливыми вечерами. Теперь, когда у нее появился скромный доход, Хизер с надеждой смотрела в будущее, но все же следовало подумать о том, что она станет делать после выборов.

Хизер облегченно вздохнула, когда в конце недели приехал Ричард Уэлд, чтобы взять интервью у Слоана для денверской газеты. Появление гостя означало, что больше ей не придется в вынужденном молчании сидеть за ужином напротив мужа.

Похоже, Ричард заметил, что между ними не все ладно, поскольку за все два дня своего визита часто и испытующе посматривал на нее. Однако, прощаясь с ним, она набралась мужества спросить, нет ли в Денвере работы для леди в стесненных обстоятельствах.

— А я ее знаю? — осведомился Ричард.

— Д-да… разумеется. Я говорю о себе.

— Вы с мужем собрались переехать в Денвер после выборов?

— Не совсем. Я рассчитывала перебраться одна.

— Надеюсь, вы не вздумали бросить мужа? — сокрушенно ахнул Ричард.

Хизер потупилась, пытаясь скрыть краску унижения.

— Возможно, мы… мы попробуем некоторое время жить отдельно. Семейная жизнь пошла совсем не так, как мы оба ожидали.

— Разве? Да вы просто дурачите меня. В ту ночь, в доме губернатора, Маккорд глаз с вас не сводил. Выглядел словно пораженный любовью юнец! Готов был на все, лишь бы удержать вас рядом! — взволнованно воскликнул Ричард, но тут же, овладев собой, кивнул: — Я, конечно, сделаю все, что в моих силах. Без лишнего шума наведу справки и дам вам знать в ближайшее время. Договорились?

— Да, благодарю вас, — пробормотала Хизер.

Перед отъездом Ричард поделился с ней и Слоаном весьма любопытными новостями, которые могли бы повлиять на будущее супругов Маккорд.

— Возможно, вам будет интересно узнать, что Куинн Ловелл замешан в назревающем громком скандале. Я расследую предполагаемую попытку нашего кандидата подкупить судью, председательствующего на процессе по делу о махинациях с рудниками. Через несколько недель в газете появится серия моих статей.

Хизер знала, что ни о каких предположениях не может быть и речи: Ловелл наверняка виновен, но придержала язык. Если Ричарду удастся обличить Ловелла, тот потеряет немало голосов.

Но Слоан не был настроен так оптимистично. Взятки, сговор и даже убийство были обычным делом среди политических лидеров округа. Кроме того, его расстроил приезд Уэлда: слишком уже задевали Слоана знаки внимания, расточаемые красавцем репортером его жене. Но только на следующий день после отбытия Ричарда Слоан забыл о твердом решении держать себя в руках. Придя домой рано, он застал Хизер в кабинете вместе с Верноном. Оба, смеясь, обсуждали привезенную учителем книгу.

В глубине души Слоан сознавал, что ревность его беспочвенна. Общение с Верноном доставляло Хизер невыразимое удовольствие, одно из немногих, доступных ей после замужества и переезда на ранчо. Однако Слоану не давала покоя мысль, что другой дарит Хизер счастье, которого не может ей дать он, муж. Последнее время они почти не разговаривали, обмениваясь несколькими словами, касавшимися в основном Дженны или избирательной кампании. Он с трудом подавил желание сказать Вернону какую-нибудь грубость и, дождавшись ухода учителя, сел на диван рядом с женой, которая все еще не могла оторваться от чтения толстого томика.

— Что ты находишь столь забавным?

— Роман писателя-юмориста Марка Твена о приключениях мальчика на Миссисипи. Он так и называется: «Жизнь на Миссисипи». Я читала его несколько лет назад, когда он впервые был опубликован, но совсем забыла, какое это чудо. Может, и тебе понравится?

— Я тоже его читал. — И, поймав удивленный взгляд жены, Слоан сухо пояснил: — Представь, я действительно умею читать, герцогиня. Просто не всегда хватает времени.

Ее щеки расцвели нежным румянцем смущения.

— Я не это имела в виду.

И когда Слоан поднял с серебряного подноса, принадлежавшего еще его матери, фарфоровый чайник, поспешно пояснила:

— Это чай, а не кофе.

— Захотелось попробовать.

— Может, подогреть?

Она уже хотела встать, но Слоан положил ей руку на колено.

— Не стоит. Я так выпью.

Она впервые с той ночи позволила ему прикоснуться к себе, и Слоан счел это хорошим знаком. Но, боясь все испортить, занялся чаем и при этом не спускал глаз с читавшей жены.

Дружелюбное молчание длилось довольно долго, хотя мысли Слоана были совсем о другом. Она так прекрасна, что жестокая потребность, грызущая его, с каждой минутой становится невыносимее. Он не мог определить точно, когда она почувствовала его взгляд, но в какое-то мгновение Хизер подняла голову от книги. Их глаза встретились, и гнев, сердечная боль, отчаяние на секунду растаяли.

Слоан медленно отставил чашку. Он обещал держать руки подальше от Хизер, но, кажется, не в силах сделать это. Он должен коснуться ее, в очередной раз уступив своей страсти. Едва дыша, Слоан осторожно прикоснулся к ее щеке, и Хизер не отодвинулась. Сидела совершенно неподвижно, пока костяшки пальцев Слоана легко, как крылья бабочки, гладили ее кожу.

— Я… пора будить Дженну… — почти вскрикнула она.

— Дженна подождет, — пробормотал Слоан, обводя кончиком пальца контуры ее лица. И совершенно неожиданно для Хизер взял ее руку и прижался щекой к ладони.

Хизер оцепенела, не зная, как справиться с чувственным ознобом, пробежавшим по спине. И когда его теплый рот прижался к ее запястью, губы женщины полуоткрылись в безмолвном протесте.

Она боялась этой минуты. Опасалась собственного безволия. Страшилась мужа. Но, попытавшись что-то сказать, она немедленно осеклась, увидев пугающую нежность в глазах Слоана. Невыразимую. Трепетную. Хизер еще могла бы найти силы для сопротивления, если бы не это. Время, казалось, остановилось. Хизер не шевелилась. И Слоан, пойманный в ту же зачарованную сеть волшебства, тоже застыл. Он всего лишь хотел ощутить ее близость и тут же отпустить. Но теперь… теперь страстно, отчаянно мечтал поцеловать ее, добиться от Хизер признания в том. что она испытывает такое же безумное желание.

Сжав ладонями ее лицо, он чуть подался вперед и коснулся ее губ своими. Пламя, жгучее и беспощадное, взметнулось внизу живота, стало лизать его грудь, причиняя острую боль. Боже, помоги ему, он не может без нее! Взять ее сейчас, немедленно, прямо на диване. Ощутить ее мягкое тело, раздвинуть ноги, вонзиться в податливые глубины…

Но как ни велико было нетерпение, Слоан сдерживался, не желая брать жену силой.

Разжав руки, он стал медленно расстегивать рубашку. И только потом положил ее ладонь себе на грудь, на то место, где тревожно билось сердце.

— Я хочу тебя, — тихо обронил он.

Хизер прикрыла глаза. А он не подумал отступать и, повернув жену спиной к себе, начал расстегивать крохотные пуговицы на блузке, но дойти до конца ряда не хватило терпения. Он поспешно спустил с плеч тонкую материю. Хизер оставалась неподвижной, как мраморная статуя, но в ямочке между ключицами под пальцами Слоана бешено бился пульс.

Сильная рука накрыла мягкий холмик, и Хизер едва не упала в обморок.

— Я хочу делать тебя своей, снова и снова.

Что ей остается? Убежать? Скрыться?

Но желание уже боролось с паникой, туманившей голову. Попытайся Слоан принудить ее, она стала бы сопротивляться. Но он вел себя как потерявший голову любовник, который старался не столько брать, сколько давать. Готовый на все, чтобы угодить возлюбленной.

— Пожалуйста, позволь мне… — прошептал он, словно прочитав ее мысли. И когда отогнул ворот сорочки, обнажил ее груди, Хизер уловила, как он напряжен.

— Слоан…

— Ш-ш-ш, сердце мое…

Он не дал ей возможности запротестовать и мягко подтолкнул к дивану. Она вцепилась в его плечи, сама не понимая, хочет ли оттолкнуть или прижаться нему. Но ее тело предательски отозвалось на первое же касание: сосок превратился в твердый камешек, а между ног словно вонзилась стрела желания. Хизер глубоко, прерывисто вздохнула.

— Не надо…

Но сил противиться уже не осталось. Ни сил, ни желания. Она жадно впитывала жар и мощь, исходившие от этого великолепного, могучего тела.

Он стал ласкать ее языком, и Хизер слабо забилась в его объятиях. Когда он взялся за подол ее юбки, она не слишком убедительно запротестовала, но Слоан быстро заставил ее сдаться горячими поцелуями. У Хизер кружилась голова, туман застилал глаза, и окружающий мир мгновенно исчез. Губы Слоана проложили цепочку вниз, по обнаженной шее, ключице, к нежной окружности груди…

Когда он снова отыскал ее сосок, она уже была готова на все. Ничто не заставит ее отвергнуть настойчивый призыв этих губ, возбужденной плоти, неутомимого языка.

Хизер затрепетала, когда он настойчиво прошептал:

— Позволь мне любить тебя, милая.

Сжав ее налившиеся желанием груди, он принялся по очереди покусывать воспаленные соски, и последние слабые попытки отстраниться были забыты.

— Пожалуйста…

— Знаю, родная, знаю…

Он ласкал упругие груди, пока с ее губ не сорвался жалобный стон. Тогда он стал сосать распаленные маковки с такой силой, что стенки ее лона судорожно запульсировали. Пришлось закусить губу, чтобы не взмолиться о новых, еще более исступленных ласках.

— Господи, что ты делаешь со мной, — охнул Слоан, прижимаясь к ее бедрам своими, и Хизер непроизвольно выгнулась, жадно втягивая ноздрями запах его разгоряченной кожи. Он прав, противостоять этому желанию невозможно. Ее разум и воля бессильны перед ним.

Юбки ее взлетели вверх, алчная рука легла на пушистый холмик. И когда его пальцы отыскали прорезь в кружевных панталонах, она поняла, что поединок проигран. Остается лишь сдаться на волю победителя.

Слоан коснулся ее, но тут же отдернул руку. Она уже была бесстыдно мокрой, истекала хмельным соком любви, и он принялся потирать ее, намеренно пытаясь воспламенить еще сильнее.

— Сейчас я сюда войду, — властно объявил он. — Хочу ощущать, как ты сжимаешь меня. Жаркая. Влажная. Тугая…

Хизер тихо вскрикнула, когда его палец раскрыл тесно прилегавшие друг к другу лепестки, но ноги сами собой разомкнулись, подстегиваемые желанием. Слоан не спускал с нее горящих глаз.

— Не противься мне, милая. Дай себе волю. Делай со мной что пожелаешь.

И, встав на колени между ее раздвинутыми ногами, стянул панталоны и прижался губами к вздрагивавшему животу.

— Слоан… нет…

— Да. Ты жаждешь этого не меньше меня. Едва отросшая щетина чуть царапнула внутреннюю сторону ее бедер; он развел ее ноги шире.

— Я поцелую тебя… там… любимая…

И он завладел ее истосковавшейся по его губам пещеркой в головокружительном поцелуе. Только жалкие остатки гордости удержали Хизер от безумного крика.

Сжимая полные округлые ягодицы Хизер, он продолжал испепелять ее сладостными ласками, воспламенять каждым проникновением языка все нарастающий водоворот наслаждения. Чувствительная плоть чуть вздрагивала, сжималась и содрогалась, но он продолжал играть на ней, как на драгоценном инструменте, лизал, покусывал, сосал, и Хизер, всхлипывая, металась под ним. Цепляясь за его плечи, она молила остановиться, но он лишь что-то невнятно ворчал в ответ. А вскоре она окончательно забыла о стыдливости и скромности и мучительно алкала его прикосновений. Она умрет, если он сейчас остановится!

Хизер теряла сознание и разум в долгом, бесконечно долгом приливе наслаждения, пока его рот терзал ее, посылая острые, безжалостные молнии с каждым движением, рождая первобытную жажду экстаза.

— Я так затвердел, что взорвусь, если немедленно не утону в тебе.

Слоан не дал ей времени опомниться от сокрушительной разрядки. Его давно сдерживаемое желание рвалось наружу. Приподнявшись, он стал торопливо расстегивать брюки, пытаясь освободить восставшую плоть. Обжигая Хизер синими глазами, он подмял ее под себя и обжег раскаленным клеймом своей страсти.

— Слоан…

— Я не могу сейчас остановиться, — пробормотал он. — Слишком хочу тебя.

Шелковистая головка погрузилась в горячий бархат ее лона. Слоан застонал, а Хизер подалась ему навстречу. Но неожиданно он замер.

— Скажи мне, — раздался его гортанный голос. — Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя.

— Д-да, — выдавила Хизер, сгорая от желания вновь почувствовать в себе этот гигантский неумолимый стержень, достающий, казалось, до самого сердца. Ей хотелось закричать от глухого отчаяния, когда он неожиданно вышел из нее. Но Слоан немедленно снова ворвался, с еще большей силой. Хизер благодарно всхлипнула.

И то, что начиналось нежной прелюдией, превратилось в бушующий вихрь. Забыв обо всем, он снова сжал ее ягодицы и ринулся вперед, неукротимый, буйный, яростный, пронзая раз за разом ее беспомощное тело.

Они сжимали друг друга, как смертельные враги. Он брал ее настойчивыми, грубыми толчками, с восторгом ощущая полную власть над этой женщиной. Она принадлежит ему, и только ему!

Она рассыпалась миллионами легких сверкающих снежинок как раз за мгновение до того, как он последовал за ней. Сначала бурный шквал захватил жадными щупальцами ее, а потом и его. Ослепленный желанием, Слоан, сделал последний отчаянный выпад и с хриплым стоном отдался на волю экстаза.

Когда шторм стих, он обессиленно обмяк на ней, все еще изредка вздрагивая. Кожа поблескивала от пота, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

Оба долго молчали. Истомленная любовью и тоской, Хизер тихо лежала в его объятиях.

— Этого… этого не должно было случиться, — прошептала она наконец. И Слоан с упавшим сердцем понял, что его жена плачет. Утешить ее, обнять… но Хизер боязливо съежилась, едва он чуть крепче сжал руки.

— Я просила тебя не притрагиваться ко мне. И недоговоренность, непонимание, обида вновь вернулись, полосуя их острым ножом отчуждения.

— Ты горела не меньше меня, — с трудом выговорил Слоан. — И не стоит этого отрицать.

Он прав, и в этом вся беда!

Хизер со стыдом вспоминала, как самозабвенно отдавалась его ласкам. Она совершенно беспомощна против его вожделения, тает при одном взгляде на него. И ничем ей не защитить своего сердца. Ее любовь стала главным ее врагом. Оставаться здесь — обречь себя на медленное угасание.