Глава 2

Аллен ждал ее на вокзале в Натчезе.

При виде знакомой фигуры Грейс почувствовала, как к сердцу прилила волна нежности. Она повернулась к чете Граймзов и сжала ладони Марты:

— Всего хорошего. Надеюсь, мы скоро встретимся.

Марта виновато взглянула на Чарльза и, в свою очередь, пожала руку Грейс.

Грейс высунулась в окно и помахала Аллену. Это был плотный, почти тучный мужчина лет сорока, с седеющими бакенбардами и добрыми карими глазами.

— Грейс! Грейс!

Каждая черточка его лица выдавала волнение. Она радостно улыбнулась и, выйдя из поезда, подбежала к нему.

— Как я рад тебя видеть! — воскликнул Аллен.

— Ну как ты тут? — спросила Грейс.

— Да все нормально, — ответил Аллен, но она все же успела заметить тень, промелькнувшую в его глазах. — По крайней мере теперь.

Грейс нахмурилась, пытаясь понять, что он имеет в виду.

Аллен нанял носильщика-негра, чтобы тот отнес ее чемоданы в ожидавшую их коляску. Он помог Грейс сесть и, усевшись сам, взял вожжи. Грейс стала осматривать раскинувшийся перед ней город. Белые деревянные домики, обнесенные штакетником, и тщательно ухоженные садики придавали этой части Натчеза приятный облик, однако вдалеке, на холме, высились трубы какой-то фабрики и серый дым клубился над ними, уходя к горизонту.

— А где же река Миссисипи?

— Вон там, в той стороне, — махнул рукой Аллен. Он легонько дотронулся до кончика ее носа:

— А это еще что? Грейс улыбнулась:

— Очки, Аллен. Ты что, не видишь? Он хмыкнул:

— Могу я поинтересоваться, для чего они тебе? Разве твое зрение ухудшилось?

Она рассмеялась звонко, беззаботно:

— Что ты, Аллен, со зрением у меня все в порядке. По правде говоря, это необходимая составная часть облика безупречной гувернантки.

Он усмехнулся, взял ее руку и нежно пожал.

— Мне очень недоставало вас, мисс О'Рурк. Она ответила без колебаний — Аллен был ее самым близким другом:

— Мне тоже недоставало вас, Аллен Кеннеди.

— Как прошла поездка?

— Да так, ничего особенного. Аллен, ну как там у тебя? Ты так много рассказывал мне в письмах о школе. Я просто не могла дождаться, когда увижу ее.

Аллен замялся, прежде чем ответить:

— Да в общем-то все нормально.

Грейс внимательно посмотрела на него.

Она знала, в основном из газет, что преподавать в южных штатах не слишком легкое дело. Новая система образования была учреждена республиканским конгрессом сразу же после войны. Она встретила яростное сопротивление на местах, как, впрочем, и большинство «левых» постановлений республиканцев.

Большинство южан были завзятыми демократами, боровшимися за отделение; теперь все, чем они жили, рушилось у них на глазах. Сразу после войны они под руководством Эндрю Джонсона, приняли безжалостный «черный кодекс», который на практике превращал только что освобожденных негров в экономических и политических рабов.

Федеральное правительство взялось за реорганизацию Юга, начав ее с трех законов о реконструкции 1867 года.

Согласно этим законам, над южными штатами устанавливался военный контроль. Мятежники немедленно лишались всяких прав, а новые правительства штатов вынуждены были принять Четырнадцатую поправку, которая давала освобожденным неграм основные гражданские права, в том числе и на голосование. Благодаря голосам негритянских избирателей республиканцы получили большинство в правительственных органах южных штатов, хотя во многих местностях демократы были достаточно сильны, чтобы контролировать районные и окружные органы власти или по крайней мере более или менее влиять на них. По словам Аллена, именно так обстояло дело в Натчезе, где демократы занимали несколько административных постов — таких, например, как пост шерифа.

Он писал ей каждую неделю, однако в письмах в основном говорил об успехах своих учеников, детишек освобожденных негров, или описывал красоту природы в Миссисипи. Грейс чувствовала: он о чем-то умалчивает, но не могла догадаться, о чем именно.

— Давай я расскажу тебе об имении Мэлроуз, — предложил Аллен. — Баркли — одна из богатейших плантаторских семей в Натчезе. Мэлроуз к» началу войны был колоссальной плантацией. Естественно, основная культура — хлопок. Но Баркли, как и другие богатые южане, не упускал случая вложить деньги в промышленные предприятия Севера. Теперь поместье занимает земли штатов Миссисипи и Луизианы, хотя Луиза Баркли предпочитает жить в своем доме в Натчезе и проводит там большую часть года. Луизе было всего шестнадцать, когда она вышла замуж за Филипа Баркли, уже немолодого человека. Она овдовела вскоре после войны, Филип умер во сне, дожив до весьма преклонного возраста.

— Так, значит, война не отняла у них Мэлроуз?

— Нет, Филип был слишком богат. Говорят, у них не возникло проблем с налогами. Мэлроуз, как я слышал, процветает. — Аллен как-то странно скривил губы.

— Что с тобой?

— Ничего, — ответил он, пытаясь улыбнуться. — Я только надеюсь, что у тебя все будет хорошо, Грейс.

— Обо мне можешь не беспокоиться, — сказала она твердо.

Проделав утомительный путь по жаре, по пыльной дороге, они наконец прибыли в Мэлроуз. Дом, в стиле позднего Возрождения, был построен из красного кирпича, его фасад украшали массивные белые колонны и белый фронтон. У Грейс все сжалось внутри, когда они покатили по мощеной извилистой подъездной аллее.

— Аллен, как ты думаешь, они не узнают о том, что случилось в Нью-Йорке? — спросила она, вдыхая густой, пьянящий аромат магнолий.

— Нет, если ты будешь только учить детей и ничего более, — ответил тот мягко, с оттенком упрека в голосе.

Грейс перед отъездом дала себе слово не заниматься публичной агитацией в Натчезе. Но сейчас она поняла, что обманывает себя. Она никогда не сможет отказаться от дела, в которое верит. Во всяком случае, ей нужно вести себя здесь очень осторожно.

Перед внушительной парадной дверью Аллен оставил Грейс вместе с вышедшей им навстречу молоденькой негритянкой лет пятнадцати. Ее звали Кларисса, и она была одной из его учениц. Он пообещал в воскресенье отвезти Грейс в церковь, а потом вместе пообедать.

Служанка проводила Грейс в просторный, с высокими потолками холл, отделанный деревянными панелями.

— Подождите здесь немножко, мэм, — сказала Кларисса, сверкнув белозубой улыбкой. Грейс тотчас же прониклась симпатией к девушке. Но она ждала уже добрых полчаса. К тому времени, когда появилась Луиза Баркли, Грейс кипела от досады, хотя и старалась не показывать этого.

Луиза была приблизительно ее возраста, черноволосая, синеглазая и очаровательная — настоящая южная красавица. Как только они вошли в маленькую изящную гостиную, она внимательно с головы до ног оглядела Грейс. Луиза была сама элегантность и энергия; ее утреннее платье с низким вырезом выставляло напоказ чуть ли не всю грудь — белоснежную, словно цветы магнолии за окном. Золотые гребни сдерживали волну локонов, уложенных в искусном беспорядке. Она обмахивалась китайским веером ; шелк, соединяющий резные сандаловые пластины, был украшен искусной ручной росписью.

Грейс стояла неподвижно, все тело ее болело после утомительного путешествия, очки запотели от влажности и оттого, что ей было жарко в плотном костюме. Хотелось снять очки, чтобы видеть получше, но она не решалась. Волосы под шляпкой намокли от пота, струйками стекавшего в ложбинку пышной, хотя и тщательно затянутой груди. Грейс сразу почувствовала, что Луиза тщеславна, надменна и требовательна. Она боялась вздохнуть, боялась, что не выдержит проверки, и в то же время злилась, что ей приходится терпеть все это. Луиза веером указала на голову Грейс:

— Может, вы все же снимете шляпу?

Грейс подчинилась, еле сдерживая свой вспыльчивый ирландский нрав, и опустила глаза, чтобы Луиза не заметила ее ярости.

— У вас рыжие волосы! Открытие это, казалось, потрясло Луизу. Грейс молчала.

— Вы не упоминали об этом в своем письме. Я знаю по опыту, что рыжеволосые женщины очень распущенны. Мои дочери должны находиться только под хорошим влиянием… Что ж, по крайней мере вы не молоды.

Грейс прикусила губу. Обычно она спокойно относилась к вопросу о своем возрасте; она ведь даже старалась выглядеть постарше, чтобы ее приняли на эту работу. Но тут вдруг почувствовала, как устала оттого, что люди вечно напоминают ей о ее годах. Грейс вспомнила, как Марта Граймз спросила, замужем ли она, и как это неприятно кольнуло ее. Но, наверное, следует с этим смириться. Она действительно старая дева — ей двадцать семь лет.

— Ладно, все равно сейчас у меня нет выбора, — передернула плечами Луиза, — должен же за девочками кто-то присматривать. Вы будете обучать их шитью, вышиванию и хорошим манерам — каждый день, с десяти до часу. Обед ровно в час пятнадцать. После обеда они могут поспать. С трех до пяти вы будете заниматься с ними чтением и географией. Ужин для детей в шесть. Вы можете есть с ними или вам будут подавать ужин в комнату. Завтрак у детей в девять. Вы можете завтракать отдельно, если пожелаете. В субботу, я думаю, вы будете устраивать для них какие-нибудь развлечения — пикники и тому подобное. В воскресенье у вас выходной. Ханна покажет вам вашу комнату и представит девочкам. Грейс не могла заставить себя ответить «Да, мэм» этой женщине, но ей, к счастью, не пришлось этого делать, так как миссис Баркли быстро вышла и вместо нее появилась статная негритянка лет сорока, за которой по пятам следовала Кларисса.

Ханна, сверкая белыми зубами, приветливо улыбнулась Грейс.

— Вы не волнуйтесь, все будет хорошо, — успокоила она новую гувернантку. — Вы только держитесь от нее подальше, и все у вас пойдет как по маслу. Хозяйке нравится воображать себя королевой, и ей охота, чтоб и остальные так думали.

Грейс улыбнулась, довольная, что нашла хотя бы одного союзника.

— Меня зовут Грейс О'Рурк, сказала она, протягивая руку Ханне.

Негритянка заморгала, потом засмеялась.

— Женщинам — жать руки? — Она отмахнулась. — Пойдемте, вы, должно быть, устали. Вы уже познакомились с моей дочкой, Клариссой?

— Да, мы уже знакомы. — Грейс опустила руку. — Почему бы женщинам не пожимать друг другу руки, когда они встречаются или знакомятся? Мужчины ведь пожимают.

«Перестань, Грейс, — тут же осадила она себя. — Не начинай все сначала».

Ханна взглянула на нее изумленно:

— Да мы-то ведь не мужчины. Кларисса, поди принеси что-нибудь вкусненькое для мисс О'Рурк, ну хоть холодного лимонаду и кусочек того пирога, что испекла сегодня кухарка.

Грейс, хоть и не без труда, прикусила язык.

— Хорошо, мам, — пискнула Кларисса, глядя на Грейс широко раскрытыми, полными любви глазами. Она опять улыбнулась во весь рот и бросилась выполнять приказание матери.

Комната Грейс находилась на втором этаже, в самом конце коридора. Вероятно, ей отвели самую крохотную комнатушку в доме, но это не смущало Грейс.

Она оглядела стены, дотронулась до обоев пальцем. Ткань. Синяя, с белым узором. Грейс осторожно провела рукой по замысловатой резьбе одного из столбиков кровати, застланной льняными простынями. Дерево было прохладным на ощупь. Ханна проследила за ее взглядом.

— Вы что, никогда не видели москитной сетки?

Грейс покачала головой. Покрывало было белое, отделанное по краям кружевами. Стояло тут и большое, уютное, обитое темно-синим плюшем кресло с маленькой скамеечкой для ног — в нем, наверное, так хорошо читать по вечерам; и прекрасный комод соснового дерева с кружевной салфеткой, фарфоровым тазиком для умывания, кувшином и зеркалом. У другой стены стоял небольшой секретер. Ей захотелось немедленно сесть за него и начать писать. Тут был и громадный платяной шкаф розового дерева. Грейс подошла к окну.

Внизу зеленела лужайка, спускавшаяся к конюшням, коптильне и леднику. За ними виднелось еще какое-то строение. Небо было необычайно синее, ни облачка. Грейс, улыбаясь, повернулась к Ханне.

— Бог мой, да вы прехорошенькая, когда вот так улыбаетесь! — воскликнула Ханна. — Спорю, что без очков вы просто красавица!

Грейс вспыхнула. Она знала, что более чем привлекательна. Это страшно отравляло ей жизнь. Ее всегда считали миловидным ребенком, а к восемнадцати годам она стала поистине очаровательной. Это было ужасно. Из-за красивой внешности мужчины никак не желали принимать ее всерьез. Она вовсе не хотела, чтобы они глазели на нее, гонялись за ней, пытаясь залезть под юбки, ведь она собиралась совершить что-то значительное в жизни. По какому-то странному капризу Господу вздумалось наградить ее этим золотым водопадом волос, хорошеньким личиком и тоненькой, стройной фигуркой с пышной грудью. Это казалось насмешкой, ведь ей приходилось постоянно прилагать усилия, и немалые, чтобы скрыть свою привлекательность и иметь возможность относиться к жизни с надлежащей серьезностью.

— Это и есть новая гувернантка?

Грейс увидела на пороге комнаты девочку лет десяти, по всей вероятности, старшую мисс Баркли, Мэри-Луизу. Она была точной копией матери.

— Здравствуй, — сказала Грейс с приветливой улыбкой. Мэри-Луиза скрестила на груди руки и вздернула подбородок:

— Какое гадкое платье! Грейс молча смотрела на нее.

— Тш-ш-ш, тише! — одернула девочку Ханна. Мэри-Луиза засмеялась:

— Но ведь оно и правда гадкое. Я шью наволочку для подушки. А стежки все неровные. Иди помоги мне. Грейс не сразу поняла.

— Что? Какая подушка?

— Это твоя обязанность, — с заносчивым видом заявила девочка, — помогать мне.

— Мисс О'Рурк приступает к работе завтра, Мэри-Луиза, — начала было Ханна.

— А ты замолчи, глупая негритянка! — крикнула девочка. — Тебе что, нечем заняться? Да если бы мама узнала, что ты тут стоишь сложа руки и ничего не делаешь, она бы тебя сразу выгнала! А если б это было несколько лет назад, она бы высекла тебя как следует, чтобы ты мне не указывала! Но ничего! Может, тебя все-таки проучат ночные мстители.

Ханна стиснула зубы, но в глазах ее мелькнул страх.

— Ну, это уж слишком! — вскричала Грейс и схватила Мэри-Луизу за руку. — Сию же минуту извинись — сначала передо мной, а потом перед Ханной.

Девочка уставилась на гувернантку, ее голубые глаза расширились от изумления:

— Что?

— Я жду твоих извинений, и мисс Ханна тоже.

— Во-первых, — процедила Мэри-Луиза, — я скорее умру, чем стану извиняться перед какой-то ленивой негритянкой.

Грейс отшатнулась. Чего она ожидала? Это ведь не Нью-Йорк, а глубокий Юг. Мэри-Луиза воспользовалась моментом и выскочила из комнаты.

— Ничего, ничего, мисс О'Рурк, — пробормотала Ханна. — Когда будете готовы, спускайтесь вниз и поешьте чего-нибудь. Джон принесет ваши чемоданы.

И она вышла.

Грейс в жизни не видала таких безобразных манер у ребенка. Разрешат ли ей наказывать девочек? Господи, если нет, как же она справится с маленькой нахалкой? Она с облегчением вздохнула, когда в коридоре послышались шаги и вошел Джон, неся два небольших чемодана. За ним семенил мальчик лет шести с ее саквояжем.

— О, Джон, большое вам спасибо, но ведь этот саквояж слишком тяжел для ребенка.

— Я всю дорогу тащил его сам, — похвастался малыш, и белые зубки ослепительно сверкнули на его круглой темнокожей рожице.

— Не болтай, пока к тебе не обратятся, — одернул его отец. — Пожалуйста, не сердитесь на него, мэм.

— Что вы, я совсем не сержусь, — быстро сказала Грейс.

Мальчик только что был так горд собой, но теперь, после слов отца, печально понурился. Грейс с улыбкой наклонилась к нему и спросила:

— Как тебя зовут?

— Джеффри, мэм.

— Большое тебе спасибо, Джеффри, за отличную работу.

Смущенный и довольный, он переступил с ноги на ногу.

— Если вам еще что-нибудь понадобится, вы просто позовите меня или Ханну, — сказал Джон, выходя и подталкивая перед собой сынишку.

Грейс пошла посмотреть, где находится классная комната, и обнаружила ее в конце коридора. Это, по-видимому, была еще и детская. Здесь Грейс увидела младшую мисс Баркли; Маргарет-Энн, шестилетняя девчушка, удивительно походила на свою сестру, разве что была более пухленькая. Она сидела на полу и играла с куклой, которая явно стоила бешеных денег. Прервав игру, она подняла глаза и стала разглядывать Грейс.

Та улыбнулась и, подойдя, опустилась на корточки возле нее.

— Здравствуй, Маргарет-Энн. Какая красивая кукла! Я твоя учительница.

— Она моя, — сказала малышка, крепче прижимая к себе куклу. — И я терпеть не могу учиться. Я не хочу читать.

— Я тоже не слишком любила уроки, представляешь? Особенно когда мне было столько же лет, сколько тебе сейчас.

— Я терпеть не могу учиться, — упрямо повторила девочка, и глаза ее наполнились слезами. — Я не хочу читать!

— Сегодня уроков не будет, Маргарет-Энн, — сказала Грейс как можно спокойнее, поднимаясь с пола. — Но завтра мы начнем заниматься, и ты увидишь, как это весело и интересно.

— Я не хочу заниматься! — крикнула Маргарет-Энн и так швырнула куклу, что та пролетела через всю комнату и ее фарфоровая голова от удара об пол раскололась.

Грейс молча смотрела на чудесную золотоволосую куклу с разбитой головой.

Маргарет-Энн вскрикнула и выбежала из комнаты.

Грейс вздохнула — начинались неприятности — и вышла вслед за ней.

— Мама, мама! — всхлипывала Маргарет-Энн, исчезая за поворотом коридора.

Грейс бросилась за ней. Только этого ей не хватало — чтобы ребенок в слезах прибежал к матери, когда она еще и двадцати минут не проработала здесь. Она завернула за угол и — бух! — налетела на живую стену — жаркое, мускулистое тело мужчины. Сильные руки обхватили ее, прижимая к мощным, стальным бедрам и твердой как скала груди. Лицо ее уткнулось в тонкую белую рубашку, чуть влажную от пота. Острый мужской запах ударил ей в ноздри. Широкие ладони нежно, уверенно сжимали ее бедра. Он засмеялся — низко, раскатисто:

— Так что это у нас здесь стряслось?

Глава 3

Грейс пришла в себя.

Она стояла, тесно прижавшись к мужчине… к незнакомому мужчине. Руки его беззастенчиво, ласково поглаживали ее бедра. Сердце ее бешено колотилось, колени подгибались, внутри все как будто таяло. Он снова рассмеялся — все тем же глубоким, раскатистым смехом. Упершись кулачками ему в грудь, Грейс оттолкнула его.

И подняла глаза.

Она тотчас же узнала его.

Не из-за его потрясающей внешности — чудесно вылепленных скул, прямого, с широкими, нервно подрагивающими крыльями носа, чувственных, суливших наслаждение губ, синих, как сапфир, глаз и золотистых, словно солнечные лучи, волос, но оттого, что из всех людей, собравшихся в особняке вам Хорна в тот вечер два года назад, он был единственным, кто нашел ее забавной. Он один смеялся так, будто вопрос о женских правах — всего лишь шутка! Не говоря уж о том, что в тот раз — так же, как и сейчас, — он вертел ее, словно мешок с бобами, перекинув через плечо и бесстыдно похлопывая по заду. Да-да, она ничего не забыла! Грейс не знала, как его зовут, но она знала его.