— Думаю, ты прав, — согласился Эрранд. — Так где, ты сказал, ведро?

К вечеру они расчистили полукруглое пространство перед очагом и нашли в груде хлама пару диванов, несколько стульев и приземистый стол.

— Послушай, может, у тебя найдется чего-нибудь перекусить? — произнес Эрранд. Его желудок говорил ему, что приближается время ужина.

Белгарат поднял голову от пергаментного свитка, который только что выудил из-под дивана.

— Что? — спросил он. — Ах да, конечно. Я чуть не забыл. Мы идем в гости к близнецам. У них сейчас наверняка готовится что-нибудь вкусненькое.

— А они знают, что мы придем?

Белгарат пожал плечами.

— Это не имеет значения, Эрранд. Ты должен усвоить, что друзья и близкие для того и созданы, чтобы неожиданно сваливаться им на головы. Это одно из основных правил: если хочешь прожить жизнь не перенапрягаясь, то, когда во всем остальном разлад, ищи поддержки у друзей и родных.

Близнецы-колдуньи, Белтира и Белкира, увидев их, были вне себя от радости, а «что-нибудь вкусненькое» оказалось аппетитным тушеным мясом, которое оказалось ничуть не хуже того, что готовилось на кухне у Полгары. Когда Эрранд сказал об этом, Белгарат удивленно поднял брови.

— А кто, по-твоему, научил ее готовить? — спросил он.

Прошло еще несколько дней, уборка в башне продвинулась настолько, что можно было впервые за десяток столетий начать отскребать пол. И тут наконец к ним заглянул Белдин.

— Чем занимаешься, Белгарат? — спросил горбун. Белдин был очень низкого роста, одет в потрепанные обноски и скрючен, как старый дубовый пень. Из его спутанной бороды и волос во все стороны торчали прутики и солома.

— Так, слегка прибираюсь, — немного смутившись, ответил Белгарат.

— Чего ради? — спросил Белдин. — Все же снова запачкается. — Он взглянул на наваленные у стены столетней давности кости. — Что тебе действительно пора сделать, так это пополнить запасы провизии.

— Ты явился сюда, чтобы давать указания?

— Я увидел дым из трубы и решил проверить, есть ли здесь кто-нибудь, или просто загорелся мусор.

Эрранд знал, что Белгарат и Белдин нежно привязаны друг к другу и что такие шуточки — их излюбленный стиль беседы. Он слушал, продолжая свою работу.

— Хочешь эля? — предложил Белгарат.

— Если ты сам варил его, то нет, — немедленно отреагировал Белдин. — Хотя тебе пора бы уже научиться варить приличный эль, раз ты его так много пьешь.

— Но последняя бочка была совсем недурна, — возразил Белгарат.

— Помои и то вкуснее.

— Не беспокойся. Этот эль я взял у близнецов.

— А они знают, что ты его взял?

— А какая разница? У нас все равно все общее.

Белдин поднял мохнатую бровь.

— Они делятся с тобой едой и питьем, а ты с ними — голодом и жаждой. У вас действительно все общее.

— Разумеется. — Белгарат, болезненно поморщившись, обернулся к Эрранду. — Послушай, — сказал он, — ты что, уже не можешь остановиться?

Эрранд поднял голову от каменных плит, с которых усердно соскребал грязь.

— Тебе что-то мешает? — спросил он.

— Конечно, мешает. Разве ты не знаешь, что ужасно невежливо продолжать вкалывать, когда я отдыхаю.

— Я постараюсь это запомнить. Сколько ты собираешься отдыхать?

— Да убери ты эту щетку, Эрранд, — приказал ему Белгарат. — Этот кусок пола уже с десяток веков в таком состоянии. День-два погоды не сделают.

— Он очень похож на Белгариона, правда? — заметил Белдин, разваливаясь в кресле у огня.

— Вероятно, это влияние Полгары, — согласился Белгарат, нацеживая две кружки эля. — Она портит всех, с кем встречается. Хотя я по мере сил пытаюсь устранить влияние ее предрассудков. — Он серьезно взглянул на Эрранда. — По-моему, этот будет посообразительнее Гариона, но у того больше авантюризма. К сожалению, Эрранд слишком хорошо воспитан.

— Я уверен, что ты с этим легко справишься.

Белгарат перелез в другое кресло и протянул ноги к огню.

— Чем ты тут занимался? — спросил он горбуна. — Мы не виделись со дня свадьбы Гариона.

— Я решил, что кто-нибудь должен присмотреть за ангараканцами, — ответил Белдин, яростно поскребывая у себя под мышкой.

— И что?..

— Что — «что»?

— Что у тебя за мерзкая привычка чесаться прилюдно! Что поделывают ангараканцы?

— Мурги все еще не могут прийти в себя после смерти Таур-Ургаса, — рассмеялся Белдин. — Он полностью сошел с ума, но держал их всех в кулаке, пока Хо-Хэг не разрубил его саблей пополам. Его сын Ургит — никудышный король. Его вряд ли будут слушаться. Западные гролимы уже не способны действовать. Ктучик мертв, Торак мертв, и гролимам остается лишь смотреть на стены или плевать в потолок. По-моему, сообщество мургов на грани полного развала.

— Замечательно. Я всю жизнь считал одной из своих главных задач избавить мир от мургов.

— Я бы не торопился праздновать победу, — хмуро возразил Белдин. — После того как до Закета дошла весть о том, что Белгарион убил Торака, он перестал делать вид, что все ангараканцы едины, и повел своих маллорейцев на Рэк-Госку. Он от него камня на камне не оставил.

Белгарат пожал плечами.

— В этом городе все равно не было ничего хорошего.

— Сейчас в нем еще меньше хорошего. Закет, кажется, считает, что чем больше людей распнешь и посадишь на кол, тем другие будут умнее. Он украсил этими наглядными пособиями то, что осталось от стен Рэк-Госку. Куда бы он ни отправился в Хтол-Мургосе, он всюду оставляет за собой кресты и колы.

— По-моему, я способен стоически перенести известия о бедствиях мургов, — с шутливым почтением ответил Белгарат.

— А по-моему, тебе следует трезво оценить ситуацию, Белгарат, — ворчливо отозвался горбун. — С мургами мы, может быть, и сами справились, но люди неспроста говорят о «бесчисленных ордах безграничной Маллореи». У Закета очень большая армия, и он контролирует большую часть портов на Восточном побережье, так что он может переправить столько войск, сколько захочет. Если ему удастся стереть мургов с лица земли, то он и его уставшие от безделья солдаты окажутся на южных подступах к нам. Закету, видимо, уже приходят в голову подобные мысли.

Белгарат хмыкнул.

— Когда придет время, тогда об этом и побеспокоимся.

— Да, кстати, — вдруг с ироничной усмешкой произнес Белдин. — Я выяснил, что значит этот апостроф перед его именем.

— Чьим именем?

— Закета. Ты не поверишь, но он указывает на слово «Каль».

— Каль Закет? — Белгарат недоверчиво уставился на него.

— Возмутительно, правда? — хихикнул Белдин. — Как я догадываюсь, у маллорейских императоров сразу после битвы при Во-Мимбре появилось тайное желание присвоить себе этот титул, но они всегда боялись, что Торак может пробудиться и наказать их за подобные притязания. А теперь, когда он умер, очень многие маллорейцы называют своего правителя Каль Закет — по крайней мере те из них, кто хочет сохранить голову на плечах.

— А что значит «Каль»? — поинтересовался Эрранд.

— Это ангаракское слово, которое значит «король и бог», — объяснил Белгарат. — Пять столетий назад Торак сместил маллорейского императора и самолично повел свое войско на Запад. Все ангараканцы — мурги, надракийцы и таллы, а также маллорейцы — называли его Каль Торак.

— И что произошло потом? — с любопытством спросил Эрранд. — Я хочу сказать, когда Каль Торак покорил Запад?

Белгарат передернулся.

— Это очень давняя история.

— Но ее все равно можно рассказать, — ответил Эрранд.

Белдин пронзил Белгарата острым взглядом.

— Как он тебя, а?

Белгарат задумчиво взглянул на Эрранда.

— Ну ладно, — сказал он, — короче говоря, Каль Торак завоевал Драснию, восемь лет держал в осаде Алгарийскую крепость и прошел через Улголанд к равнинам Арендии. Западные королевства встретили его в Во-Мимбре, и он был сражен в единоборстве с Брендом, ривским сенешалем.

— Но не убит.

— Нет. Не убит. Бренд разрубил его голову мечом, но не убил. Торак погрузился в сон до тех пор, пока на трон в Риве не сел другой король.

— Это был Белгарион, — подсказал Эрранд.

— Правильно. Ты знаешь, что потом произошло. Ты сам там был.

Эрранд вздохнул.

— Да, — печально проговорил он.

Белгарат снова обратился к Белдину.

— Ну ладно, — сказал он. — И что же происходит в Маллорее?

— Да почти все как всегда, — ответил Белдин, отхлебнув эля и громоподобно рыгнув. — Бюрократия — тот клей, на котором все держится. В Мельсене и Мал-Зэте по-прежнему плетутся интриги и заговоры. В Каранде, Даршиве и Гандахаре назревает восстание, а гролимы все еще боятся приблизиться к Келлю.

— Значит, гролимская маллорейская церковь все еще действует? — В голосе Белгарата слышалось удивление. — Я думал, что светская власть предприняла те же шаги, что и в Мишрак-ак-Тулле. Как я понимаю, таллы уже начали жечь костры с гролимами вместо дров.

— Каль Закет отдал приказания в Мал-Зэт, — объяснил ему Белдин, — и армия вмешалась, чтобы остановить кровопролитие. В конце концов, если ты объявляешь себя императором и богом, тебе нужна церковь. А Закет, видимо, думает, что сподручней использовать уже существующую.

— А что об этом думает Урвон?

— Урвон сейчас вообще притих. До прихода армии маллорейцы отменно развлекались, подвешивая гролимов на железных крючьях. Урвон сейчас сидит в Мал-Яске и не высовывается. Я подозреваю, что его императорское величество, Каль Закет, оставил его в живых только по недосмотру. Урвон скользкий тип, но он не дурак.

— Я с ним никогда не встречался.

— Ты ничего не потерял, — хмуро произнес Белдин. Он протянул кружку. — Не хочешь еще плеснуть?

— Ты так у меня весь эль выпьешь, Белдин.

— Тогда ты украдешь еще. Близнецы никогда не запирают двери. В общем, Урвон — ученик Торака, так же, как Ктучик и Зедар. Он, однако, не обладает ни одним из их достоинств.

— У них нет никаких достоинств, — отвечал Белгарат, протягивая ему наполненную до краев кружку.

— По сравнению с Урвоном есть. Он прирожденный блюдолиз и подхалим несчастный. Даже Торак его презирал. Но, подобно всем людям с этими очаровательными чертами характера, как только он немного дорвался до власти, то сделался абсолютно невменяемым. Ему мало поклонов в знак уважения; он хочет, чтобы перед ним падали ниц.

— Ты его, как видно, недолюбливаешь, — заметил Белгарат.

— Я терпеть не могу этого рябого ублюдка.

— Рябого?

— У него на лице и на руках есть абсолютно бесцветные участки кожи, видимо, у него какое-то серьезное заболевание — он весь покрыт пятнами. Меня тоже кое-кто считает уродом, но Урвон способен даже тролля напугать до смерти. В любом случае, если Каль Закет вздумает сделать гролимскую церковь государственной религией и выбить на алтарях вместо лица Торака свое, ему для начала придется иметь дело с Урвоном, а Урвон не вылезает из своей норы в Мал-Яске, со всех сторон окруженный гролимами. Закет не сможет до него добраться. Даже мне не удается к нему приблизиться. Я пытаюсь это сделать где-то раз в сто лет в надежде, что кто-нибудь из его стражи потеряет бдительность и мне посчастливится запустить ему в кишки железный крюк. Но больше всего я хотел бы повозить его мордой по раскаленным углям.

Белгарата удивила злоба, которой пылал горбун.

— Так это все, чем он занимается? Сидит, затаившись, в Мал-Яске?

— Если бы! Урвон даже во сне плетет интриги и строит заговоры. Последние полтора года, с тех пор как Белгарион пронзил мечом Торака, Урвон только и делает, что сеет повсюду смуту, пытаясь сохранить то, что осталось от его церкви. Существуют какие-то древние полуистлевшие предсказания — гролимы называют их пророчествами — в местечке под названием Ашаба в Карандийских горах. Урвон раскопал их и теперь истолковывает по-своему. По его понятиям, они предсказывают возвращение Торака — будто бы он не умер, а воскреснет или переродится.

Белгарат фыркнул.

— Какая чушь!

— Конечно, чушь, но он же должен был что-то предпринять. Гролимская церковь билась в конвульсиях, как обезглавленная змея, а Закет готов был всех схватить за горло, лишь бы сделать так, чтобы каждый поклон каждого ангараканца был адресован только ему. Урвон позаботился о том, чтобы почти не сохранилось копий этих ашабских пророчеств, и теперь он придумывает всякую околесицу, утверждая, что вычитал это в древней книге. Вот что, вероятно, удерживает Закета от решительных действий, а возможно, император просто переусердствовал в своем стремлении украсить каждое встречающееся ему на пути дерево одним-двумя мургами.

— Тебе не трудно было передвигаться по Маллорее?

Белдин оскорбленно фыркнул.

— Нет, конечно. Никому не приходит в голову вглядываться в лицо калеки. Большинство людей даже не скажут, из Алорны я или Мараги. Они ничего не видят, кроме моего горба. — Он поднялся со стула, подошел к бочонку и снова наполнил кружку. — Белгарат, — с очень серьезным видом произнес он, — название Ктраг-Сардиус тебе что-нибудь говорит?

— Сардиус? Ты хочешь сказать, сардоникс?

Белдин пожал плечами.

— Маллорейские гролимы называют это Ктраг-Сардиус. А в чем разница?

— Сардоникс — это драгоценный камень оранжевого цвета с молочно-белыми прожилками. Не то чтобы он очень редкий или очень привлекательный.

— Это как-то не очень согласуется с тем, что я слышал про него от маллорейцев. — Белдин нахмурился. — По тому, как они произносят слово «Ктраг-Сардиус», я понял, что это единственный в своем роде камень и что он обладает каким-то могуществом.

— Какого рода могуществом?

— Точно сказать не могу. Все, что я сумел понять, это то, что любой гролим в Маллорее продаст свою душу за возможность держать его в руках.

— А может, это просто какой-то внутренний символ, связанный с борьбой за власть, которая там происходит?

— Возможно, и так, но почему его тогда называют Ктраг-Сардиус? Помнишь, они называли Шар Алдура Ктраг-Яска? Должна же быть какая-то связь между Ктраг-Сардиусом и Ктраг-Яской, верно? А если она существует, то нам следует ее поискать.

Белгарат долго глядел на него, а потом вздохнул.

— Я надеялся, что после смерти Торака мы сможем немного отдохнуть.

— У тебя был на это целый год, — возразил Белдин. — Еще немного — и ты совсем закиснешь.

— Иногда ты бываешь просто несносным, тебе об этом говорили?

Белдин, плотно сжав губы, отвратительно хмыкнул.

— Да, — согласился он. — И не раз.

На следующее утро Белгарат начал разбирать огромную кучу сваленных в беспорядке пергаментных свитков, пытаясь привести в систему вековой хаос. Эрранд какое-то время молча наблюдал за стариком, а потом переместился к окну. В миле от них возвышалась еще одна стройная башня, выглядевшая спокойно и безмятежно.

— Можно я погуляю? — спросил он у Белгарата.

— Что? Да, конечно. Только далеко не убегай.

— Не убегу, — пообещал Эрранд, выходя на площадку, откуда в прохладную темноту спускалась винтовая лестница.

Утреннее солнце бросало косые лучи на покрытые росой луга, а в сладковатом воздухе пели и кружились жаворонки. Бурый кролик выпрыгнул из густой травы и преспокойно уставился на Эрранда. Затем он уселся на задние лапки, а передними принялся скрести свои длинные уши.

Но Эрранд вышел из башни не затем, чтобы просто поразмяться или поглядеть на кроликов. У него была определенная цель, и он решительно зашагал по зеленому росистому лугу в направлении башни, которую видел у Белгарата из окна.

Он не рассчитал, что будет роса, и к тому времени, когда он приблизился к одиноко стоявшей башне, ноги его отяжелели от сырости. Он несколько раз обошел вокруг каменного строения, хлюпая ногами в промокших сапогах.

— Я все ждал, когда же ты придешь, — раздался ровный голос.

— Я был занят — помогал Белгарату, — извинился Эрранд.

— А ему была нужна помощь?

— Трудно начинать что-то делать в одиночку.

— Хочешь подняться?

— Если можно.

— Дверь с другой стороны.

Эрранд обошел башню и обнаружил вывернутый из стены камень, за которым скрывалась дверь. Он вошел в башню и поднялся вверх по лестнице.

Комната на верху башни была похожа на комнату Белгарата, но все же между ними существовали определенные различия. Так же, как и в башне Белгарата, здесь был очаг, в котором плясали языки пламени, но огонь горел сам по себе, без дров. Сама комната казалась до странности пустой, поскольку владелец этой башни хранил свою утварь, инструменты и пергаменты в воображаемом месте, откуда он при необходимости мог их извлечь.

Владелец башни сидел у очага. У него были белоснежные волосы и борода, плечи покрывал просторный голубой плащ.

— Подойди к огню и высуши ноги, мальчик, — мягко произнес он.

— Спасибо, — отвечал Эрранд.

— Как дела у Полгары?

— Очень хорошо, — сказал Эрранд. — Она счастлива. По-моему, ей нравится семейная жизнь. — Он придвинулся поближе к огню.

— Не сожги сапоги.

— Я осторожно.

— Хочешь позавтракать?

— Было бы здорово. Белгарат иногда об этих вещах забывает.

— Еда на столе.

Эрранд поглядел на стол, на котором появился горшок с горячей кашей, которого там раньше не было.

— Спасибо, — поблагодарил он, подойдя к столу и придвинув стул.

— Ты пришел о чем-то поговорить?

— Нет, — ответил Эрранд, взяв ложку и принимаясь за кашу. — Я просто решил, что надо бы к тебе заглянуть. В конце концов, это твоя Долина.

— Как вижу, Полгара научила тебя хорошим манерам.

Эрранд улыбнулся.

— И многому другому.

— Тебе хорошо с ней, Эрранд? — спросил владелец башни.

— Да, Алдур, очень, — ответил Эрранд, продолжая расправляться с кашей.