– Когда герр оберстлейтенант ждет пушки?

– Через час-другой.

– То есть между 14.00 и 15.00.

– Точно, мой добрый друг, вы можете прийти сюда еще раз.

– Если положение к тому времени не изменится, я приду. – Я отдал честь и пошел обратно со своим связным. Интуитивно мы держались поближе к остаткам стен и ныряли в укрытие, как только звук пушечного выстрела и приближающийся звук снаряда говорили о том, что разрыв сейчас будет где-то рядом. Когда я смог оглядеть себя, я был покрыт грязью и мокр от пота – я понял напыщенные манеры господина из другого рода войск. Они не были настроены на оскорбление, а мы не обижались – мы были пехота, «кузнечики», как некоторые нас называли. Пехота в этой бесконечной стране проходила пешком тысячи километров, а им нужно было прочно вцепиться в землю. Они не могли при случае быстро собраться и отправиться в следующую атаку. В этих частях на конной тяге все делалось с неторопливостью пешехода. Как бы то ни было, их отношение меня не задевало.

Когда я вернулся на командный пункт, я рассказал Ули о ситуации с соседом слева. С батальонного КП вернулся обер-ефрейтор Вильман. Майор Циммерман старался добыть нам поддержку тяжелым оружием. 3-й батальон гауптмана Риттнера, действовавший на другом берегу Царицы, тоже пострадал от пулеметного огня из южного крыла здания и не мог продвигаться дальше. Унтер-офицер Павеллек передал мне ломтик хлеба и чашку холодного кофе. Я проглотил все в один присест. Я не мог не думать о самоходных пушках. Лишь с их помощью мы можем атаковать и взять здание. А даст ли их в наше распоряжение оберстлейтенант фон Хольти? Что бы ни случилось, я собирался через час еще раз навестить его. Появился обер-фельдфебель Якобс, желающий узнать, что с нашим левым соседом. Лейтенант Фукс со своими солдатами застрял перед зданием, там же был фельдфебель Гроссман. Лишь удар самоходными пушками напролом или приход темноты мог вывести их из затруднительного положения. Солнце безжалостно светило на город. Воздух дрожал, повсюду стоял сладкий запах разложения. Казалось, в нашем секторе все было мертво. С тыла я мог невооруженным глазом различить нескольких товарищей. Они нашли тень, чтобы укрыться, и почти не двигались. Вокруг тяжело разливалось напряжение.

На моем КП появился адъютант командира батальона лейтенант Шюллер, с ним был связной, обер-ефрейтор Марек.

– Ну, Берт, как дела на фронте? Командир приказал мне лично оценить ситуацию.

– Что ж, Йохен, со времени моего последнего рапорта в батальон ничего не изменилось. Наши солдаты влезли в мышеловку. К счастью, сейчас у меня в потерях лишь один легкораненый. Без поддержки артиллерии мы до темноты не продвинемся ни на шаг. А сможем ли мы действовать в темноте – это еще вопрос.

– Могу сказать от имени командира, что, по его мнению, сегодня мы не можем рассчитывать на огневую поддержку чем бы то ни было. Дивизия собрала все имеющиеся стволы на правом фланге, должна участвовать даже наша 13-я рота. Они там намерены пробиться до Волги – чего бы это ни стоило – и уничтожить противника. Тот бой слышен и отсюда.

Я, конечно, заметил, что самые громкие звуки доносились справа от нас. Получалось, что оба противника собрали все пушки в одном и том же месте. Также большое оживление царило слева от нас, у центра города. Звуки оттуда шли с большего расстояния, чем наш «концерт», звучащий буквально по соседству. Здесь играли пара паршивых пулеметов врага и автоматы, а также несколько винтовок. Их стрельба не была особенно громкой, так что, когда они попадали, это наносило больший урон. В такой критической ситуации у солдата на фронте для различения противника, лежащего прямо напротив, есть только глаза и уши. Лейтенант Шюллер, наблюдая в бинокль поле боя, обернулся ко мне с тревогой в голосе:

– Берт, мне не нравится состояние командира, он совсем желтый и выглядит и действует апатично. Боюсь, у него желтуха.

– Черт, только этого нам и не хватало: потерять папу Циммермана! Надеюсь, все не так плохо. Если получится, вечером зайду на командный пункт. Доложи герру майору, что я ходил проведать соседа слева, Ауфклерунг-абтайлунг-171. Там ждут два «штурмгешютце». Увидим, насколько это нам поможет. Пока, Йохен, береги себя.

По моему сигналу обер-ефрейтор Неметц встрепенулся и пошел за мной. Дорога к левому соседу была уже знакома. Перебегая широкую асфальтированную улицу, служившую линией разграничения, я услышал низкое рычание двух моторов и лязг гусениц о твердый грунт. Радостные, мы побежали ближе к источнику звука, звучавшего в наших ушах, как музыка. Это наши товарищи! Я увидел их на соседней улице. Старательно прикрывая друг друга, в нашу сторону ехали два штурмовых орудия. Я помахал им руками. Первая машина – выглядевшая настоящим исполином – остановилась. Из командирского люка высунулась голова. Я увидел копну белокурых волос и два ярких глаза, вопросительно смотревших на меня.

– Лейтенант Холль, компанифюрер семь-двести семьдесят шесть.

– Лейтенант Хемпель.

– Герр Хемпель, вы должны нам помочь! Вы не сойдете вниз на минутку?

В два рывка белокурый лейтенант оказался передо мной. Он был на полголовы выше меня.

– Где пожар?

– Мы тут маемся уже добрых восемь часов. Не можем двинуться вперед. С этого высотного дома, верх которого виден через вон тот пролом, русские пулеметы господствуют над всей округой. Вас вызвали, чтобы облегчить участь разведбата-171.

– Да, правильно, мне нужно доложиться оберстлейтенанту фон Хольти – я ищу его командный пункт.

– Герр Хемпель, вам это не понадобится, если обе ваших машины пойдут за мной и помогут взять этот чертов дом и уничтожить противника. Когда этот кошмар закончится, вы сможете доложить о себе в батальоне, но думаю, тогда вы им на сегодня уже не понадобитесь.

Мои слова, кажется, убедили лейтенанта.

– Ладно, герр Холль, я вам помогу. Что вы предлагаете?

– Если вы пройдете за мной до следующего перекрестка, нам надо будет повернуть налево по этой асфальтированной улице. Вы видите тот дом впереди в 400 метрах по правой стороне улицы? Я с тремя солдатами пойду за вашим орудием, четверо остальных пойдут за вторым. Подавите врага в левом крыле и стреляйте во все, что увидите; второе орудие будет делать то же самое с правым крылом. Все нужно делать так быстро, чтобы противник не смог понять, что в него попало. В случае любой неожиданности мы прикроем вас с тыла.

– Ладно, договорились. Когда вы двинетесь, я первым делом дохожу до следующего перекрестка. А пока я дам указания второму орудию.

– Неметц, ты слышал наш план. Быстро беги на командный пункт. Павеллек и Вильман пойдут с тобой за первым орудием. Я тоже там пойду. Обер-фельдфебель Якобс с тремя солдатами из своей роты пойдет за вторым орудием. Скажи Якобсу, что мы штурмуем левое крыло, а он берет на себя правое. Ты все понял?

Уже на бегу он прокричал:

– Так точно, герр лейтенант!

– Герр Хемпель, моему связному понадобится 15–20 минут, чтобы добраться до моих солдат, а им – пробраться незамеченными к нам. Я собираюсь подойти к перекрестку как можно ближе, но чтобы меня не видели те, кто засел в доме. Медленно следуйте за мной и по моему сигналу вставайте. Когда я несколько раз сожму руку, это сигнал «вперед» – и без остановки двигайтесь к цели.

– Все ясно, герр Холль. Удачи!

Сцена разрушений: поле боя, на котором 24 сентября 1942 г. дрались Холль и его люди

Штаб LI армейского корпуса: 16.45 24 сентября 1942 г.

В 07.00 LI АК начал атаку на вражеский плацдарм по обоим берегам Царицы…

В частности:

В тяжелых боях за каждый дом 267-й ПП подошел к Царице на 300 метров. Оборона по району устья Царицы, району железной дороги на юго-запад от него и по северной части острова на Волге (остров Голодный. – Прим. пер.).

71-я ПД атаковала после тщательной подготовки VIII авиакорпусом. В городском секторе к северу от устья Царицы – состоящем в основном из кирпичных зданий и многочисленных многоэтажных сооружений – сопротивление противника заметно сильнее, чем в других районах города. За каждое здание и фабричный корпус приходится вести самые упорные бои.

Я осторожно пробирался вперед, используя любое укрытие по дороге. «Иван» не должен ничего заметить. Оба штурмовых орудия медленно двигались за мной. Когда я добрался до перекрестка, то дал оговоренный сигнал остановки. В бинокль я видел, как Павеллек и Вильман ползут вдоль улицы. Теперь им будет очень просто присоединиться ко мне, когда я пройду мимо них, двигаясь за первым «штурмгешютце». Я также видел, что обер-фельдфебель Якобс с тремя солдатами уже на месте и с ними мой связной. Они дошли до Павеллека и ждали нашего появления. Я еще раз осмотрел широкую и прямую улицу. Вдоль правой стороны стояли деревянные столбы, с которых свисали электрические провода, некоторые были повалены и лежали на земле. К ним все еще были присоединены провода. Приходилось следить за тем, чтобы не увязнуть в них. Я стиснул правый кулак и несколько раз ткнул им вперед. Оба орудия медленно покатили вперед. Командиры были внутри, опустив крышки люков. Когда орудие лейтенанта Хемпеля выкатилось на середину перекрестка, оно развернулось на юг, и я прыгнул за него. Я бежал трусцой за орудием, так что у меня было укрытие от русских и я мог отдать приказ своим людям, когда мы с ними поравняемся. Громовой раскат бросил меня на колени. Оружие лейтенанта Хемпеля обнаружило цель и сделало первый выстрел. Второй выстрел последовал сразу же после первого. Второе оружие тоже начало обстрел цели, правого крыла здания. После неожиданного первого я уже спокойнее воспринимал оглушительные выстрелы обоих орудий. Никогда раньше я не стоял так близко к ним. Но они оказывали моим товарищам столь нужную помощь. Мы миновали Якобса, Павеллека и их бойцов. Согласно моему приказу, отданному через Неметца, они присоединились к нам. Теперь за каждым оружием шло четыре пехотинца. Я прокричал Неметцу:

– Неметц, беги к лейтенанту Вайнгертнеру! Когда мы дойдем до здания, он должен подняться в атаку во всю ширину сектора. Оставайся с ним, пока тоже не подойдете к зданию.

– Так точно, герр лейтенант, вас понял!

Все происходило просто молниеносно, мы бегом двигались за ведущими огонь орудиями. Из здания больше не велся огонь, из-за которого весь день нам было так тяжело. Мы подошли к дому, уворачиваясь от проводов, которые натягивали движущиеся машины. До входа на левой стороне здания оставалось еще 30 метров. Правый вход лежал в ста метрах дальше.

– Якобс, нам нужен скоординированный удар. Я возьму левый вход, ты берешь правый. Понятно?

– Ясно!

«Штурмгешютце» встали, их оружия были готовы стрелять по обоим крыльям здания.

– Гранаты готовы? Все готовы? Пошли!

Мы как можно быстрее побежали вперед. Несясь вперед, я видел, что все были на ногах и бежали к дому. Мы добежали до входа. Наверху ничего не было слышно. Деревянная лестница вела вниз в подвал. Шум доносился оттуда. «Павеллек, прикрой меня сверху с Вильманом. Пойду посмотрю, что там».

Я держал готовую к броску гранату и в два прыжка спустился до самого низа. Через открытую дверь проходил слабый дневной свет. Я подождал, пока глаза привыкнут к слабому освещению в ближней ко входу комнате. Из полуоткрытой двери шел слабый свет. Я пнул дверь, готовый бросить гранату и схватиться за автомат. Комната была набита людьми. Женщины с детьми на руках, старики, старухи, мальчики и девочки – все со страхом смерти смотрели на меня; все плакали и кричали в замешательстве.

Как можно громче я заорал в комнату «Тихо!». Суматоха моментально прекратилась, все глаза обратились ко мне.

– Кто-нибудь говорит по-немецки?

Короткое перешептывание, и через толпу ко мне протиснулся старик и сказал:

– Я немного понимаю по-немецки.

– Тогда скажите всем своим людям, что им нечего бояться. Мы не воюем с женщинами, детьми и стариками.

Он перевел сказанное на русский.

Я продолжил:

– Все солдаты, прячущиеся здесь, должны выйти ко мне по одному и сложить оружие. С вами ничего не случится! Остальные будут оставаться в подвале и ждать дальнейших указаний.

Когда старик перевел, из дальнего угла вышли семь солдат. Их вывели наверх и разоружили. Тем временем в подвал спустился и Павеллек. Будучи родом из Силезии, он говорил по-польски и мог сказать этим людям, чего я от них хотел. Я чувствовал, какое облегчение испытали эти жалкие создания, когда они поняли, что германские солдаты ведут себя не так, как говорит их пропаганда. Павеллек сказал старику, что он отвечает за поддержание порядка. Когда мы вернулись на первый этаж, я видел, что всего мы захватили семнадцать русских. Около двадцати отступили к соседнему зданию. Фельдфебель Гроссман и лейтенант Фукс мгновенно заняли сторону здания, обращенную на восток. К нашему облегчению, у нас было всего трое раненых и ни одного убитого.

Было почти 17.00. Оба «штурмгешютце» ждали в засаде и несли дозор в направлении неприятеля. Тем временем мимо нас двинулся сосед слева. В нашем секторе не было слышно почти никакого шума боя. Я пошел к нашим чудесным спасителям:

– Герр Хемпель, от имени моих людей я хотел бы выразить вам самую сердечную благодарность за вашу превосходную поддержку. Сами видите, какое чудо совершило ваше вмешательство.

– Герр Холль, мы лишь исполнили свой долг, как вы и ваши люди.

– Ну, вы прекрасно справились. Но как насчет завтрашнего дня? Двигаться вперед с вашей помощью нам будет легче.

– Вы абсолютно правы. Я доложу о вас командиру и попробую узнать, получится ли завтра вам помочь. Если командир будет согласен, я не смогу быть у вас раньше девяти ноль-ноль.

– Ничего – главное, что вы вообще придете. Мне доложить вашему командиру, как вы с вашими солдатами помогли нам?

– Не нужно. Командир знает, что мы выполняли свой долг.

– Ну, тогда, надеюсь, до завтра. Всего хорошего!

– Спасибо, вам также!

Завелись моторы, и оба орудия медленно поползли в тыл. Надеюсь, завтра мы их увидим.

Я вернулся в дом и обратился к Вайнгертнеру, который вместе с Павеллеком допрашивал русских пленных:

– Ну, Ули, что говорят наши пленные?

– Не много, они меня с трудом понимают. Они обороняют здание с примерно 40 солдатами. Ими командовал лейтенант. Когда орудия стали стрелять, лейтенант и половина личного состава отступили.

– Тогда ночью надо быть особенно внимательными. Неметц, ты уже знаешь нашего левого соседа. Возьми троих – кого назначит фельдфебель Гроссман, – и отведите пленных туда. Мне не с кем их оставить. Скажи оберстлейтенанту, что нам нужен каждый солдат.

Ули был доволен:

– Фантастика, Берт, все прошло как по маслу! Не думал, что сегодня мы сдвинемся хоть на метр. Когда ты появился с двумя самоходками – все стало просто, как на учениях.

– Да, Ули, но с одной разницей: у нас не было возможности начать пораньше или отрепетировать. Надеюсь, лейтенант Хемпель завтра придет. Сразу за домом – перекресток, и не знаю, заметил ли ты: чем ближе к Волге, тем крупнее здания; деревянных домов больше не видно. Это означает, что придется быть еще осторожнее, враг может быть за каждым углом, в каждом подвале или на верхнем этаже. Проверь, чтобы на переднем крае все было в порядке и чтобы не было никаких неожиданностей. Унтер-офицер Павеллек в твоем распоряжении. Я иду с Вильманом на КП батальона, доложить майору.

– Понял, удачи.

Штаб LI армейского корпуса: 19.45 24 сентября 1942 г.

В Сталинграде после тяжелых боев за каждый дом войска, наступающие с целью очистки сектора у устья реки Царицы, смогли закрепиться на захваченных позициях. Занята половина намеченной территории. Район к югу от Царицы в основном наш. Командование корпуса надеется, что, несмотря на крайнюю истощенность рот, к завтрашнему дню очистка территории будет закончена.

Возвращаясь с Вильманом на командный пункт батальона, я посмотрел на часы. Было семнадцать ноль-ноль. Я шел по тому месту, где днем шел бой (внимательно смотря по сторонам – никогда не знаешь, откуда появится «Иван»), где часами лежали мои товарищи. Было пусто – только трупы, которые уже начали разлагаться, одиноко торчащие печи и посуда, лежащая рядом с ними. Повсюду громоздилось дымящееся дерево. Такой уровень разрушения был возможен только в результате бомбежек. Артиллерия такого не делает. Было еще светло, когда я дошел до КП, он был все там же, в женской тюрьме ГПУ. Я нашел командира, майора Циммермана, там же, где я его видел днем раньше. Я почувствовал, что никуда не уходил из части и что даже не вернулся после полных суток на переднем крае. Увидев майора, я встревожился. Он выглядел точно так, как утром сказал лейтенант Шюллер. Лицо командира было желтое, как айва, он выглядел вялым, и его явно лихорадило. Я отдал честь:

– Хотел бы сообщить, что при поддержке двух самоходных орудий мы достигли назначенной цели. Задание выполнено!

Он выдавил из себя улыбку, я заметил, что ему трудно разговаривать.

– Спасибо, Холль. Докладывайте.

Я рассказал о том, что произошло за день. Он внимательно слушал.

– Шюллер, вернувшись с вашего КП, уже сообщил о том, насколько тяжело ваше положение. Несколько раз здесь появлялись связные. Мы перепробовали все, чтобы добиться для вас поддержки, но ваши запросы постоянно отклонялись. К югу от нас в окружении засели русские, упираясь в берег Волги, и сегодня их нужно было уничтожить. Надеюсь, это уже произошло и тяжелое оружие завтра снова будет в нашем распоряжении.

– Я тоже на это надеюсь, герр майор. Завтра нам еще будут нужны оба штурмовых орудия. В уличных боях нет ничего эффективнее. Лейтенант Хемпель постарается завтра быть здесь. Для нас жизненно важно, чтобы в полку или дивизии понимали важность этой поддержки.

– Сделаю, что смогу, Холль.

– Спасибо, герр майор!

– Да, Холль, меня сильно приложило, если вы заметили. Вдобавок к лихорадке чувствую себя вымотанным до предела. По указаниям врача вечером я должен ненадолго оставить батальон. Меня заменит майор профессор доктор Вайгерт (немцы очень щепетильны в вопросе ученых степеней и часто упоминают их приставкой к фамилии. – Прим. пер.). Вы с ним уже познакомились при формировании дивизии в Кенигсбрюке. Он сейчас в офицерском резерве и, надеюсь, появится не один.

– Нам они точно не помешают, герр майор. Вы позволите поговорить с лейтенантом Шюллером?

– Да, давайте.

Я вышел в смежную комнату, столь же скудно освещенную. Здесь располагался батальонный штаб. Лейтенант Шюллер составлял ежедневный рапорт в полк. Солдат пытался связаться с кем-то по полевому телефону. В комнате было не больше оживления, чем в любой гражданской конторе, – вот только выглядело все совершенно по-другому.

Я поприветствовал фельдфебеля Рупрехта, долгие годы бывшего душой штаба, и других товарищей, которых я не видел с прошлой ночи. Наши дружеские приветствия были искренни. Мы все знали, через что прошел каждый из нас.

– Йохен, добудь мне что-нибудь перекусить, умираю с голоду. – Желудок громко заявлял о своих правах. Я совсем о нем забыл.

– Как только, так сразу, Берт! Мы пытаемся связаться с полком, чтобы командир смог заказать на завтра штурмовые орудия. Пока что линия не работает.

«Катушечник», как у нас непочтительно звали связистов, доложил адъютанту, что связь с полком установлена. Лейтенант взял трубку: «Говорит командный пункт второго батальона. Обер-лейтенанта Крелля, пожалуйста». Я слушал с удивлением. Мой старый друг Руди Крелль снова в полку?!

Этот старый силезец был дивизионным «О-два» (первым помощником начальника генерал-адъютантской службы. – Прим. пер.). Я собирался спросить Йохена, когда Крелль вернулся в полк.

Снова заговорил лейтенант Шюллер:

– Добрый вечер, герр обер-лейтенант, есть ли рядом с вами герр оберстлейтенант Мюллер? С ним хотел бы поговорить майор доктор Циммерман. Как там у вас? Сейчас получше, чего нельзя было сказать еще пару часов назад. Но вот-вот появится связной с дневным донесением. Подождите минутку, тут кое-кто хочет с вами поговорить.

Шюллер правильно понял мою жестикуляцию и передал мне трубку.

– Приветствую, дорогой Руди!

Короткое молчание на том конце линии, и радостный голос ответил:

– Ух ты, Берт! Мы вчера слышали, что ты вернулся. Я уже кое-что рассказал о тебе оберстлейтенанту Мюллеру. С нашей нехваткой офицеров, выросшей в последние дни, мы рады каждому новоприбывшему, особенно если это старые испытанные товарищи.

– Давно ли в полку оберстлейтенант Мюллер?

– Недели две. Оберст Гроссе и его адъютант, обер-лейтенант Кельц, убыли в отпуск. Оберстлейтенанта Мюллера прислали на замену из офицерского резерва, а меня назначили адъютантом, раз уж я из этого полка.

– Кто еще с тобой?

– Обер-лейтенант Полит и лейтенант доктор Хоффман.

– Я их обоих знаю. Руди, давай пока прервемся – наши командиры хотят поговорить. Береги себя, скоро увидимся.

Трубку передали командиру. Унтер-офицер Йерш, который тоже был в батальоне с самого формирования, принес мне кофе и сандвич.

– Спасибо, Йерш, век не забуду. – Я с удовольствием разделался с сандвичем. Теплый кофе был хорош. Я обернулся к своему связному: – Неметц, ты уже поел?

– Так точно, герр лейтенант, обо мне уже позаботились. Вот фельдфебель выкатит свою «гуляш-пушку» на передний край, и у нас будет горячее.

Ладно, увидимся с нашим старым шписом, гауптфельдфебелем Михелем, двумя его поварами и водителем позже. Меня пять месяцев не было в роте, и мне было интересно, те ли это люди, кого я знал. Я спросил Неметца. «Все старики остались в обозе, герр лейтенант, даже ваш конь Мумпиц». Мой старый четвероногий друг Мумпиц все еще жив, чудесно! Может быть, я скоро проедусь на нем. Интересно, узнает ли он меня? Мы были друзьями, я и этот маленький плотный мерин из бывшей чехословацкой армии. Имя ему подходило («пустяк» или «вздор») – он сбросил с себя многих. Но мы друг другу нравились и понимали друг друга.

Меня не было на КП уже два часа. Пора было возвращаться на передний край. Лейтенант Шюллер, бывший с командиром, вернулся в комнату:

– Берт, герр майор хочет еще раз с тобой поговорить.

Я вышел в соседнюю комнату и доложил о себе.

– А, вот и вы, Холль! Я поговорил с командиром полка. Он сделает все возможное, чтобы оба штурмовых орудия завтра были у нас. Противник, окруженный справа от нас, сжат до предела, так что он убежден, что артиллерию завтра развернут в нашем секторе. Сообщите солдатам, чтобы не было неожиданностей.

– Так точно, герр майор. Поскольку противник, возможно, не ответит, что-нибудь достанется и нам.

– Надеюсь. А сейчас возвращайтесь в часть. Завтра меня заменят. Дорогой Холль, желаю вам всего наилучшего, и да будет с вами бог. – Он смотрел на меня серьезно, протягивая руку на прощание. Я вытянулся, ответил на рукопожатие и вынужден был несколько раз сглотнуть, перед тем как ответил:

– Я тоже желаю вам всего наилучшего, герр майор, быстрого выздоровления и дальнейшего здоровья. – Отдаю честь, разворачиваюсь кругом и выхожу. Увижу ли я еще этого человека, которого я почитал и уважал? При всей своей строгости, он заменял нам отца. Но раздумья мои были недолгими. Этой ночью командиром должен был стать майор профессор доктор Вайгерт, которого мы знали как «папа Вайгерт». Он был типичным университетским профессором. Первую войну он служил капитаном, после этого преподавал в университете Бреслау и был признанным авторитетом в истории германского искусства. Как и его предшественнику, ему было 45 лет, но характерами они были непохожи. Майор доктор Циммерман отдавал приказы кратко, по-военному; майор профессор доктор Вайгерт также мог отдавать приказы, но разговаривал он так, словно обращался к студентам. Солдаты и офицеры ценили и уважали обоих.

Оберстлейтенант (подполковник) барон Артур фон Хольти, командир 171-го разведывательного батальона

Я попрощался с другом, лейтенантом Шюллером, и другими штабными работниками и отправился на передовую со своим связным Вильманом. Вскоре глаза привыкли к темноте. Тут и там в ночное небо поднимались сигнальные ракеты. Они показывали, где примерно находилась линия фронта. «Швейные машинки» «Ивана» жужжали над головой, бросая легкие бомбы. Для простоты мы пошли по широкой асфальтовой улице, по которой несколько часов назад ехали «штурмгешютце». В нашем секторе было тихо. Обстрелянные солдаты знали, что дозоры с обеих сторон смотрят на передний край, навострив уши, насторожив все чувства. Если бы они заметили что-то подозрительное, они сразу же подняли бы тревогу. Ошибка вызвала бы ужасные последствия и привела бы к смерти и их, и их товарищей. Из-за малой дистанции до неприятеля – 30–50 метров от дома – требовалась двойная бдительность. Окрик «Стой, кто идет? Пароль!» служил доказательством того. После того как мы повторили пароль, часовой позволил нам подойти. Ничего серьезного без нас не произошло.

Штаб 1-го корпуса 6-й армии: 20.30 24 сентября 1942 г.

Расположение сил противника:

Устье Царицы: 92-я стрелковая бригада, недавно подтверждена идентификация 111-й стрелковой бригады.

К северу от устья Царицы: боевые группы из разбитых частей 10-й дивизии НКВД, 244-й стрелковой дивизии, 115-го укрепрайона, 42-й стрелковой бригады, в дополнение к городской гражданской обороне из примерно 80 человек, набранных из рабочих и коммунистов.

От здания слышался легкий лязг. Прибыл Михель со своей полевой кухней, и отделения получали горячую пищу и сухие пайки, чтобы продержаться до следующего подвоза. Если бы прибыла почта, ее бы тоже раздали.

Шпис увидел меня, подошел и негромко отрапортовал. Я поблагодарил его и протянул руку:

– Ну, Михель, как дела, в обозе все в порядке?

– Так точно, герр лейтенант. Мы рады, что вы вернулись в роту.

– Я тоже. Жаль, что в роте осталось так мало стариков. Сейчас они бы пригодились.

– Унтер-офицер Павеллек уже приготовил паек для герра лейтенанта.

– Хорошо, но я лучше съем свой суп на кухне.

Три старых, проверенных лица ухмыльнулись мне, не отвлекаясь от работы. Они поняли мой дружеский шлепок по плечу. Я как будто не уходил. Ячменная похлебка со свеклой была вкусной, как никогда. Колбасы на добавку в этот раз не нашлось. Но какую бы еду мы ни получали от двух поваров – один мясник, другой пекарь, – они всегда выдумывали что-нибудь вкусное.

Я повернулся к Михелю и сказал ему, что после окончания раздачи он должен прийти ко мне на КП.

На командном пункте я увидел своего друга Вайнгертнера, а также Павеллека и Неметца. Ули доложил, что на передовой все в порядке. Было тихо. Я обернулся к Павеллеку:

– Юшко, мне здесь нужны лейтенант Фукс и фельдфебель Гроссман, а также обер-фельдфебель Якобс. – Потом я повернулся обратно к Ули и рассказал ему о смене командиров и что мне не нравится состояние здоровья майора. Появился гауптфельдфебель Михель и доложил, что он с кухонной командой уходит.

– Очень хорошо, Михель, по дороге сбереги своих людей и нашу «гуляш-пушку». Ты знаешь, где примерно мы будем завтра. Если нам повезет – наверное, уже на Волге, если нет – где-нибудь между здесь и там. Ну, берегите себя.

Михель бодро отдал честь и исчез. Фельдфебель Гроссман пришел вскоре после обер-фельдфебеля Якобса, за ним пришел и лейтенант Фукс.

Штаб LI армейского корпуса: 22.30 24 сентября 1942 г.

Неприятельский плацдарм по обоим берегам Царицы в южной части очищен от противника, за исключением западного берега Волги и нескольких участков самой Царицы…

В частности:

94-я ПД успешно очистила сектор города к югу от устья Царицы до жилого района на берегу Волги и изгиба Царицы, обращенного на северо-восток. Противник все еще удерживает оставшийся берег большими силами.

В тяжелых боях 71-я ПД 24.9. вышла на следующую линию: мост через Царицу 35а1 – овальная площадь – улица к северо-востоку – южный край театральной площади – Театр (исключительно) – северный край площади партийных зданий – берег Волги 46с2. Противник упорно сражается за каждый дом. По показаниям пленных, группы сопротивления возглавляются опытными командирами и комиссарами. Раз за разом обнаруживается активное участие населения. Из-за ожесточенности боев пленные берутся редко. Потери противника очень высоки…

Потери на 24.9.:

94-я ПД: убитых – 1 оф., 19 уоф. и рядовых;

раненых – 54 уоф. и рядовых.

71-я ПД: убитых – 1 оф., 18 уоф. и рядовых;

раненых – 2 оф., 52 уоф. и рядовых.

Трофеев и пленных на 24.9.:

398 пленных, 2 уничтоженных танка, 25 пулеметов, 2 противотанковые пушки, 11 противотанковых ружей, 14 минометов, 85 автоматов, сбито 3 самолета.

– Ну, господа, начнем наше совещание: вы, как и я, знаете, как сегодня обстояли дела. В моей роте два легкораненых и один тяжелый. Легкораненые остаются в роте. Каковы ваши потери, герр Фукс? Ни одного? Превосходно! Перед тем как мы обсудим планы на завтра, хотел бы передать привет от нашего командира. Я был в батальоне. Герр майор доктор Циммерман заболел желтухой, его сегодня сменит майор профессор доктор Вайгерт. Герр Вайнгертнер и я знаем доктора Вайгерта с Кенигсбрюка. Когда формировалась дивизия, лейтенант Вайнгертнер даже был командиром взвода в 14-й роте у гауптмана Вайгерта. Думаю, нам повезло. Кто знает, как бы новый командир сошелся с нами и с войсками.

Лейтенант Рудольф Крелль, О2 94-й пехотной дивизии

Ули счастливо сказал:

– «Папа Вайгерт» о нас позаботится. Он чудесный малый!