P. S.

…Кстати, отношения Толстого и Тургенева – чрезвычайно интересная тема. Они старались понять и принять друг друга, но, очевидно, это было невозможно, – они были во всем противоположными людьми. Кроме того, Толстому претило отношение Тургенева к женщинам. Он писал в дневнике: «Тургенев скверно ведет себя с Машей. Свинья!» Маша – это сестра, Мария Николаевна.

Отношения закончились скандалом – Тургенев и Толстой завтракали у Фета…

«Тургенев и Толстой завтракали…» звучит, как будто это Хармс: «У Пушкина было четыре сына и все идиоты»…

Тургенев и Толстой завтракали у Фета, поспорили о воспитании детей, дело дошло до оскорблений, и они решили стреляться на дуэли. Но дуэли так и не было, они просто прекратили знакомство.

…Тургенева вообще любопытно описать с современных позиций. Его детство и юность просто иллюстрация к Фрейду. Его мать была сильной, жестокой женщиной, и у нее было яростное желание подавить в сыне мужчину. Иногда она даже называла его «моя дорогая дочка»… и в полном соответствии с Фрейдом у нее вырос слабый сын, привыкший защищаться от любых требований и обязательств, не желающий брать на себя ответственность. Тургенев был известен невероятной необязательностью – приглашал на обед друзей и сбегал, вынуждая их расплатиться, из гостиниц съезжал, не заплатив… Взрослым сам называет себя «тряпкой», и, по современным меркам, он просто горе семьи.

И если перечитать Тургенева… я имею в виду посмотреть, как личность писателя проецируется в текст… Ася?.. До свидания, дорогая.

Здравствуй, Ася!

Илья ждал несколько дней, потом задал вопрос. Они втроем гуляли по Летнему саду, Ася была еще очень слаба, и Зина с Ильей держали ее с обеих сторон за руки.

– Диплом, распределение, библиотека… Лет через десять я все еще буду сидеть на абонементе в библиотеке… – сказал Илья, – а ты, Зина, придешь ко мне, попросишь почитать что-нибудь интересное, не узнаешь меня и скажешь: «Какое у вас доброе и славное лицо! Почему вы до сих пор не в нашем кругу, не в кругу настоящих людей?»

– Островский? «На всякого мудреца довольно простоты»? Глумов? – уверенно сказала Зина.

Илья покачал головой.

– Нет, Островский! – покраснела Зина.

– Фу, как стыдно, принцесса!

– Ой! Да! Стыдно! Шварц!.. «Тень»! – сказала Зина, и они посмотрели друг на друга и рассмеялись.

– Твой папа говорил о журналистике, он так легко говорил об этом, как будто это возможно… Он сказал: «Вам нужно стать журналистом». Это действительно мое! Перемена участи, перемена судьбы! А если бы я сразу же ответил – спасибо огромное, я хочу! Твой папа действительно помог бы? – спросил Илья. – А он вообще обо мне что-нибудь говорил? К теме моего будущего, случайно, не возвращались, журналистика не была упомянута?..

– Нет. Папа сказал: «Этот молодой человек мог бы иметь неплохие перспективы».

– Условное наклонение. Понятно. Я, конечно, не надеялся, что это было предложение, но… надеялся.

Илья улыбнулся. Ради Аси его согласились принять в этом доме. И совет – это уже все, что ради Аси было для него сделано.

– Не обижайся. Зинин папа в тот момент искренне думал, что хочет помочь, – сказала Ася. – Подумай сам, неужели такой человек, как Зинин папа, ради меня будет звонить, просить – ради меня?.. Нет, конечно нет… Я же все-таки не его дочь!

– Ася не его дочь, – повторил Илья и подмигнул Зине. – Ася не его дочь, а ты – его дочь.

– Люсьен дю Рюбампре, Жюльен Сорель, Дюруа и другие – все действовали через женщин, – улыбнулась Зина.

– Тебе нужно бросить меня и соблазнить Зину, – улыбнулась Ася.

– Теперь я понял, это было не предложение, а искушение… Если поставить вопрос «Ася или Зина?», Люсьен дю Рюбампре, Жюльен Сорель, Дюруа и другие однозначно сделают правильный выбор: бросят Асю и попробуют получить все – журналистику – через Зину…Но если бы все эти ребята видели Асю… – улыбнулся Илья. Почему-то они все улыбались, как заведенные.

Ася сделала «обиженного олененка», потом счастливого олененка, и Илья уже серьезно сказал:

– Ну, что же… Буду сидеть на абонементе, пить чай с тетеньками… потом сам превращусь в тетеньку. Присмотрю какого-нибудь читающего ребенка, стану советовать ему книжки: «Прочитай, дружок, „Белеет парус одинокий“, а потом я тебе дам „Хуторок в степи“…»

Зина радостно сказала:

– А у меня есть приятная новость. Папа сказал, что ты можешь к нам приходить. Придешь как-нибудь с Асей, – выпьем чаю с мамой, может быть, и папа присоединится… А если хочешь, зайди один, тогда это будет именно твой визит папе.

– Спасибо, – кивнул Илья, и Ася сказала – спасибо.

– Лучше Илья придет один, без меня. Тогда это будет не «пить чай с мамой», а именно его визит твоему папе. Твой папа к нему привыкнет, потом прочитает его роман, потом его напечатают, потом, потом… суп с котом! – Ася засмеялась и, подогнув ноги, как ребенок, повисла между Ильей и Зиной. – Потом все узнают, что ты – гений!

P. S.

Ася?.. Я тебе клянусь, чем хочешь, – моей целью был вовсе не Илья!

Я совершенно осознанно построила интригу у тебя за спиной. Я хотела… это невероятно, чего я хотела!

Я хотела стать в нашей тройке первой, я хотела стать главной для вас обоих. Я хотела растолкать вас, усесться между вами и взять вас обоих за руки – стать вам обоим самой близкой.

Я не виновата, я совсем не умела быть третьей! Есть люди, которым никак не подходит быть втроем, для этого нужен такт, умение стушеваться, отойти на время в сторону. Ты, Ася, легко могла бы быть и первой, и наблюдателем чужого счастья, – ты могла быть любой, а я не могла, не умела.

Для меня было невыносимо мучительно быть не самой любимой! Когда я ловила ваши взгляды, страсть, нежность, мне казалось, что я Фирс, что меня забыли в заколоченном доме!

Познакомив Илью с папой, я одним махом переставила всех персонажей на другие, правильные места. Я больше не была просто незначащей третьей, я – через папу – стала очень важным человеком для Ильи, важным человеком для вас обоих! Я больше не была третьей!..

Я не виновата, что события вышли из-под контроля!..

…После встречи с моим папой Илья сказал мне: «Я тебя люблю».

Тебе, Ася, он никогда не говорил «я тебя люблю», а мне сказал!

Здравствуй, Зина.

Я понимаю.

Здравствуй, Ася.

Нет! Ты не понимаешь! Никто не может понять другого человека.

Папа разрешил Илье брать почитать книги.

…При следующей встрече Илья еще раз закинул в Писателя крючок своего необыкновенного обаяния и вытащил – книги. Ни будущее Ильи, ни рукопись не упоминались, словно и не было никакого разговора о журналистике, и никакой рукописи не было найдено на диване, но Илье фантастически, невероятно повезло – Зинин отец допустил его к своей библиотеке.

Зинин отец разрешил читать свои книги чужому, пусть даже славному, влюбленному в литературу мальчику – это было чрезвычайно странно. Он нервничал, злился, постукивал по столу, когда чужие глаза начинали шнырять по полкам, а уж дать почитать – никому, никогда!.. А тут вдруг – пожалуйста, приходи и бери, прочитаешь – меняй на другую, как в районной библиотеке. Необъяснимо. Ну, разве что его растрогал рассказ о маленьком октябренке, которого дразнили «девчонкой-печенкой».

Только полностью погруженный в литературу человек, не прочитавший еще Платонова, Набокова, Булгакова, может представить себе изумление, восторг, ошеломление, дрожь в теле и туман в голове, когда тебе говорят – приходи и бери Платонова! Набокова! Булгакова!..

Илье разрешалось взять одну книгу, только одну и никогда две. Он медленно бродил вдоль полок, рассматривал книги, вытаскивал одну, гладил, открывал, подчитывал, как будто надеясь схитрить и прочитать ее прямо тут, у полок, вздыхал, ставил обратно и вынимал другую. Некоторые книги нельзя было выносить из кабинета, например сборник Булгакова 1925 года «Дьяволица», библиографическую редкость. Илья смотрел на Зининого отца просящим взглядом «я только глазками», тот отвечал возмущенным взглядом «ты же не можешь читать прямо тут, в кабинете!».

Илья мог читать прямо тут, в кабинете. Если бы ему разрешили, он поселился бы в кабинете под столом. Домработница тетя Ира называла Илью «этот, хорошенький, который у нас на абонементе».

И вдруг… Все всегда происходит «вдруг». Спустя две недели «абонемента» вдруг…

– Знаешь, что происходит с человеком, чей первый роман прочитал знаменитый писатель? От которого зависит все? – шепотом сказал Илья. – Что было с Пушкиным, когда старик Державин его заметил?.. С Гоголем, когда Пушкин его все-таки принял?.. С Мопассаном, когда его похвалил Стендаль?.. С тобой, когда тебе ставят пятерку за сочинение?!

Зина пожала плечами:

– Я думаю: «Все правильно, у меня и должна быть пятерка».

– Ну, а мне хочется плакать, кричать, смеяться, взлететь!..Неужели он так и сказал – «талантливо»?! Ты точно не врешь?

– Вру, – кивнула Зина, – я вру из жалости, на самом деле он сказал «ужасно». Сколько раз повторять: он – сказал – «весьма талантливо». Папа вчера вечером взял, а утром вернул! Всю ночь читал. Он никогда не читает начинающих, в лучшем случае проглядывает начало и финал, а тебя всю ночь читал!..

– Всю ночь! Читал!..Я гениальный! Талантливый! Я хороший! Неплохой! Я – не самый ужасный! Я – присылайте нам ваши новые произведения, – веселился Илья.

Она солгала. На самом деле отец отозвался о романе не равнодушно, но и не так горячо. Он сказал: «В таком виде никому не нужно, но есть дар, и можно развить».

Зина и сама очень внимательно прочитала роман. В романе Ильи были приведены рассуждения Толстого о том, что есть любовь, а что половое чувство, и посреди реальных исторических персонажей была вымышленная героиня, воплощение чистоты, совершенно равнодушная к полу. Зина прочитала и подумала – эта девушка похожа на нее, надо же, как совпало!..

– Между прочим, я в этом радостном событии не последний человек! Это вообще-то я все устроила!..

Илья словно не услышал или не захотел говорить об этом. Помолчал, затем показал Зине книгу, которую держал в руке, – смотри, что я взял у твоего папы, Мариенгофа…

– Ты мог бы сказать мне «спасибо»!.. – потребовала Зина. – Скажи мне «спасибо»!

– Спасибо, Зина, ты можешь испортить любую радость, – сердито сказал Илья. – Нет, ну какой у тебя все-таки плохой характер! Требуешь формального «спасибо», как будто не понимаешь, как я тебе благодарен, особенно за это… – Илья показал на Мариенгофа. И ехидно добавил: – Знаешь, Зина, ты очень странный женский экземпляр. Ты красивая, у тебя манеры… ты сама прекрасно знаешь, какое производишь впечатление, и при этом у тебя комплексы размером с дом! Все время болезненно следишь, достаточно ли тобой восхищаются, как будто делаешь смотр своим солдатикам. К тому же у тебя просто плохой характер: ты высокомерная, холодная, злая, ты не такая, как Ася! Я тебя люблю.

– Хватит меня анализировать… – обиделась Зина. – …Что?.. Что ты сказал?.. Это откуда цитата?

– Я тебя люблю, – повторил Илья, глядя на книгу, как будто сказал «люблю» Мариенгофу.

– Папа уже разговаривал… с теми, от кого зависит, когда твой роман напечатают, – заторопилась Зина.

Она опять солгала. Отец ни с кем не говорил о романе Ильи. Услышав это неожиданное «я тебя люблю», Зина не смутилась, не удивилась, не обомлела от счастья – не почувствовала ничего, что полагается чувствовать, когда говорят «я тебя люблю», только страх, страх, что Илья любит Асю больше, чем ее… Ей захотелось что-то дать Илье взамен «я тебя люблю», как будто для его любви было недостаточно ее самой. Илья же сказал – у нее комплексы размером с дом.

…Когда отец сегодня утром сказал «есть дар», на Зину мгновенно накатил душный жар. Отец никогда еще не говорил так определенно – дар. Обычно он говорил – «несусветная чушь, очередная бездарность» или, в крайнем случае «не так страшно, как можно было бы ожидать»… Значит, Илья действительно гений…

…Гений, но – Асин!.. Нечестно, что все лучшее – Асе! Она должна отнять его у Аси, во что бы то ни стало вырвать ее руку из его руки и вставить свою, как в детстве – тянуть чужую игрушку, пока не отнимешь!

P. S.

Ну, гадость же, какая гадость!

Я была не хуже других, – хорошая девочка с нормальными понятиями о добре и зле. Папа вырастил меня на хороших книгах, ненавидела Карабаса, презирала Дуремара, хотела быть как герои советских детских книжек. Илья говорит, что все эти советские детские книги создавали для детей моральные императивы, четко определяя некий кодекс – что хорошо, а что плохо. В общем, папа не учил меня, что, когда хочешь получить чужое, нужно царапаться и кусаться, – и взять, что хочется.

На мне тогда была твоя синяя юбка и наш самый любимый свитер, зеленый с синим воротником, мне его мама из Венгрии привезла.

Привет, Ася!

– Зачем ты мне рассказала? Лучше бы я не знала, – сказала Ася. Та, первая вспышка отчаяния, когда ей показалось, что за ее спиной происходит другая любовь, не повторилась, и теперь она просто пыталась примениться к новым обстоятельствам, – может быть, лучше не знать?

– А если бы я промолчала, ты бы сказала, что я предатель?!..Промолчать и правда было бы не вполне порядочно… – сказала Зина строгим голосом, каким объясняла Асе алгебру и физику. – Кстати, выражение «не вполне порядочно» не имеет смысла, порядочность, как осетрина, не бывает второй свежести, а только первой. А я порядочный человек.

Ася посмотрела на Зину с сомнением, как на бандероль, которая пришла к ней по ошибке.

– Я больше не буду с ним встречаться… Он твой… – сказала Ася.

Девочки делили Илью, как в детстве последнюю конфету. Зина отдавала мрачно, боялась – отдаст, а вдруг потом сама захочет? Ася отдавала с размаха – на, возьми, и так же легко забирала обратно.

– Илья спит со мной, а тебе говорит «я тебя люблю»… – в который раз повторила Ася. – Он спит со мной, целует меня, и ни разу не сказал мне «я тебя люблю», а тебе сказал!.. С тобой спать нельзя, с тобой другие отношения… Ты его Прекрасная Дама!..

– Зато у него к тебе страсть, а я не вызываю у него вообще никакого желания, он даже за руку меня ни разу не взял… – возразила Зина. – У нас как в психологическом романе начала века… Или нет, это Айрис Мердок. Смутные желания, неосознанные мотивы, герой любит обеих, к одной у него страсть, а с другой…

– А с другой… он думает, что любит ее, а на самом деле он любит книги… – засмеялась Ася. Во всем, что не касалось уроков, у Аси был очень быстрый ум. Она смеялась – это был единственный способ не плакать, и все уступала и уступала Илью Зине. – Хочешь? Хочешь, бери его себе?..

– Хочу, – деловито сказала Зина. – Ну что, договорились?.. А может быть, мы обе с ним расстанемся?

– Да, лучше мы обе, – согласилась Ася. – Я позвоню и скажу ему…

Телефон стоял на столике в прихожей. Зина вытолкнула Асю в прихожую, протянула ей трубку – звони.

– И позвоню!.. – решительно сказала Ася. – И скажу: «Дорогой Илья, мы обе не хотим больше тебя видеть, привет тебе от Айрис Мердок».

Ася набрала номер, подержала трубку в руке, осторожно положила на рычаг, тоскливо сказала:

– И я больше никогда его не увижу?

Зина обняла Асю, погладила ее по голове.

– Ася?.. Завтра последний экзамен.

…Обе, и Зина, и Ася, получили на экзамене по английскому пятерки, Зина успела написать и свою тему – «Ленинград – город трех революций», и Асину – «Успехи СССР в покорении космоса». Они уже были, можно сказать, студентки. Зину ждали на филфаке, будто она будущий лауреат Нобелевской премии, Асю ждали в Академии художеств, – у всех членов приемной комиссии были работы Асиного отца.

P. S.

Ася?..

Наверное, ты права… Ты права. Илья сказал «люблю» не мне, а папиным книгам. Он влюбился не в меня, а в папины книги: в Платонова, Замятина, в «Доктора Живаго», «Воспоминания» Надежды Мандельштам, изданные в Нью-Йорке, в ее «Вторую книгу», изданную в Париже, ее нельзя было выносить из кабинета.

«Доктора Живаго» Илья прочитал, потом вернул, но не смог окончательно расстаться, – еще раз взял-прочитал-поменял у папы на другую книгу. А потом уже просто приходил и подчитывал. Некоторые страницы он знает наизусть, как стихи, – выучил в туалете у нас дома, бегал в туалет с книжкой и сидел там, пока мама или тетя Ира не начинали покашливать у двери.

Так и менял, пока не выучил наизусть.

Ася!

Ася хотела нарядиться на выпускной вечер первоклассницами – школьные платья, белые передники, огромные белые банты, но Зина не согласилась, и они были в нарядных белых платьях, как положено. У Зины платье с рукавами-фонариками и пышной юбкой из особенного отдела не для всех в Гостином дворе, – во двор, направо, на второй этаж, у Аси платье с рукавами-фонариками и пышной юбкой из Америки, – Жанна-Марианна купила у спекулянта.

Выпускники на сцене, родители в зале. Зинин отец, такой знаменитый, учителя и родители на него пальцем показывают: «Смотри, кто это…» – «Неужели это он…», рядом Зинина мать в вечернем платье, полная гордости, но не дочерью-отличницей, а знаменитым мужем. Сидят в первом ряду.

Асин отец – на него пальцем не показывали, но все, кому нужно знать, знали, какой он знаменитый, рядом с ним его любовница Жанна-Марианна в джинсах и красном кожаном пиджаке, нарядная, взволнованная. Рядом с Жанной-Марианной Илья. Сидят в последнем ряду, с краю.

Девочки, Зина и Ася, ждут, когда Асю пригласят выйти вперед и торжественно выдадут аттестат. Зине аттестат уже выдали – одной из первых, она же отличница, гордость класса. Учительница литературы смотрит на них неодобрительно – даже на выпускном вечере они болтают не переставая, ни-ка-кого уважения ни к че-му! Вот скажите, – неужели за десять лет не наговорились, о чем им разговаривать?!

О чем они разговаривали – все о том же, уступали Илью друг другу.

…Ты бери его себе – нет, ты бери его себе, он твой – нет, он твой, я, чур, первая, Зиночка – а я, чур, вторая, Асечка…

…Пусть он сам выбирает…

…Мы не знаем, кого он выберет, а кому будет больно…

…Нам обеим будет больно. Ты не сможешь радоваться, если мне будет плохо, и я не смогу…

…И мы потеряем друг друга…

…Мы с тобой не можем потерять друг друга…

…Мы с тобой как один человек. Одна любит разговаривать, а другая любит любить. А один человек может иметь роман с другим человеком: у нас с тобой будет роман с Ильей…

…У нас будет любовь втроем…

…Это будет идеальная любовь…

…Мы разделим: одной духовную любовь, а другой физическую…

…Это как будто «я за тебя сделаю математику, а ты за меня рисование»…

…Союз выдающихся личностей, возвышающихся над обыденностью…

…Вера Павловна, Лопухов, Кирсанов… Тургенев, Полина Виардо и ее муж; Некрасов и Панаевы; Гиппиус, Мережковский и Философов; Блок, Андрей Белый и Любовь Менделеева; Маяковский и Брики…

…Но это все союзы «двое мужчин и одна женщина». Женщина дает одному мужчине любовь и секс, а другому любовь и дружбу. А если две женщины и мужчина, то мужчина недодает одной секс, а другой дружбу. Все женщины хотят быть единственными…

…Мы не как все…

– Тише! – шикнула Зина. – Молчи! Сейчас мой папа будет выступать.

Зинин отец медленно поднялся на сцену, зал зааплодировал. Аплодировали долго.

– …Вам, сегодняшним выпускникам-комсомольцам, предстоит сделать нашу великую Родину еще сильнее, краше, богаче… Важнейшее условие развития народного хозяйства – это ускорение научно-технического прогресса…

Зинин отец говорил долго, и Ася не выдержала:

– А что, секс тоже втроем?..

– Любовный союз втроем – это не обязательно секс втроем. Это метафизический союз, в котором главное – духовная близость и уважение, – прошипела Зина. Любовь, идеальная любовь, любовь физическая, любовь духовная, любовь втроем… Слово «любовь» прозвучало столько раз, что она уже перестала понимать его смысл. И невозможное, нелепое вдруг стало реальным – одной одно, другой другое. Она не хочет спать с Ильей, а Ася хочет, вот пусть и спит. Ей духовную любовь, Асе физическую.

– …Именно вашим знаниям, вашей эрудиции предстоит решить социально-экономические проблемы развитого социализма. Успехов вам, ребята, на вашем большом пути!.. – Под громкие аплодисменты Зинин отец сошел со сцены.

После торжественной части все перемешались, Зинина мать разговаривала с Жанной-Марианной о кожаном пиджаке – спрашивала, не может ли она достать ей такой же, но черный, а Зинин отец разговаривал с Ильей.

После торжественной части все перемешались. Зинин отец разговаривал с Асиным отцом, рассказывал о тенденциях в советском искусстве, в том числе в изобразительном искусстве, – доброжелательно и немного свысока, как начальник талантливому, но нерадивому подчиненному. Асин отец кивал, прикидывая, удобно ли предложить почти классику глотнуть коньяка из его фляжки, Зинина мать разговаривала с Жанной-Марианной о кожаном пиджаке – спрашивала, не может ли она достать ей такой же, но черный. Ася разговаривала с учительницей литературы. «Зина твоя тот еще фрукт, а ты не такая уж плохая девочка», а тот еще фрукт Зина разговаривала с Ильей, за руку тащила его к отцу: «Пойдем к папе… Почему неудобно? Удобно! Он скоро уедет на конференцию, потом отдыхать, потом у него книга выходит, поговори с ним сейчас, ну, хочешь, подойдем к нему вместе… Папа!.. Илья хочет сказать тебе спасибо!»

– Большоеспасибо, – в одно слово произнес Илья.

– Я мог бы договориться о публикации – не всего романа, конечно, избранных глав. В журнале «Аврора» вас устроит?

– Большоеспасибо…

– Но одна публикация не решит вашу судьбу. У вас, несомненно, есть дар, который можно развить… Но у вас ведь есть и практические задачи – распределение, работа? Так вот работа – в штат журнала «Аврора», редактором отдела молодежной прозы… и самому там напечататься, одно другому не мешает. Стратегически более правильно начать с чего-нибудь поменьше – рассказ, небольшая повесть. А потом уже выстрелить романом. Вступить в Союз писателей.

«Большоеспасибо», – машинально пробормотал Илья и только спустя секунду понял, о чем говорит Зинин отец. Союз писателей? Ему вступить в Союз писателей? Ленинградское отделение Союза писателей… В голове пронеслись любимые имена: Толстой, Маршак, Чуковский, Тынянов, Шварц, Зощенко, Каверин, Федин… Ему, наверное, послышалось! Это просто нереально, этого не может быть… Самому стать писателем?.. Как Толстой, Маршак, Чуковский, Тынянов, Шварц, Зощенко, Каверин, Федин?..

– Но все зависит от того, чего именно вы хотите… Вот вы бываете у Аси. Это привлекательное общество для молодого человека… так сказать, цвет неофициальной культуры… Совершенно неподходящая среда для молодого способного человека! Вы можете добиться реального успеха – здесь, дома, а не увлекаться химерами…Но в любом случае, роман прекрасный – для начинающего, конечно… и когда-нибудь непременно… Вы мне нравитесь, я бы хотел, чтобы Зина встречалась с кем-то вроде вас… У вас есть дар, который можно развить…

Илья смущенно кивнул и посмотрел по сторонам, как будто поискал вокруг еще одного себя, а Зина принужденно улыбнулась и решительно двинулась по направлению к Асе.

– Я знаю, как правильно поделить Илью.

Ася посмотрела на Зину, как на фокусника, который только что распилил на две половины ящик с девушкой, а она выскочила оттуда живая-невредимая и – целая!

– А как ты хочешь? Как правильно? – доверчиво спросила Ася.

– Любовь втроем – неправильно. Я так не хочу. Мне быть с ним – неправильно. Я его не люблю, я ничего не чувствую, когда его касаюсь, он не мой мужчина…Правильно, что он твой навсегда.

P. S.

Ася?.. Какой там «союз выдающихся личностей, возвышающихся над обыденностью»? Я украла Илью, стащила, как конфету со стола, как только ты отвернулась на минутку.

Гости на нашей свадьбе думали: «Свадьба через месяц после выпускного вечера?!»

Глядя на обычную свадебную картинку – застенчивая невеста, счастливый жених, нежная подруга, держащая шлейф невесты, такие трогательные и «совсем еще дети», – гости украдкой бросали быстрый взгляд на мою фигуру. Забавно – среди гостей было много литераторов, все они искали глазами признаки беременности невесты, и никому не могло прийти в голову, что мы могли бы подарить им сюжет. И между нами троими, такими трогательными – испанский гранд, строгая дама и золотое облако, – «совсем еще детьми», было так много взрослого – страсть, лукавство, предательство.

Застенчивая невеста выходит замуж по любви – любви к себе. Боится упустить гения, но не только, – хочет, чтобы любимая подруга, у которой она украла гения, принадлежала только ей. Ведь если украсть, забрать чужое, то обокраденный остается с пустыми руками и болью в душе, и ему придется вновь любить вора, только его одного. В общем, застенчивая невеста хочет иметь все.

Счастливый жених любит папу невесты… Такой оригинальный вариант «Милого друга».

Да, я поймала Илью на папу, как на крючок.

Папа не намекал Илье: «Поменяй-ка ты, дружок, Асю на Зину, и у тебя будет все». Папа просто сказал, что думал: хорошо бы и мне достался такой человек, как Илья, способный, талантливый, свой, книжный… И папа помогал бы ему, направлял. Относился бы как к сыну…Но Илья был книжный мальчик и понимал, что это было не предложение, а искушение.

Папа просто сказал, а он просто поменял свою любимую Асю на моего папу, на журналистику, изданный роман и постоянный родственный абонемент в папину библиотеку. Чтобы прочитать все, что было у папы, – изданных за границей Битова, Аксенова, Искандера, Довлатова, Алешковского, Хлебникова, Ходасевича… а ведь было еще литературоведение – Виноградов, Жирмунский, Эйхенбаум… чтобы прочитать все это, ему нужно было на мне жениться.

…А может быть, все было совсем не так! Может быть, он вовсе не «милый друг»? Может быть, из всего, что сказал папа, Илья услышал только «есть дар, и можно развить» и подумал, что папа поможет ему развить дар? «Развить дар» – от этого невозможно было отказаться, на это можно было поменять Асю.