3 июня 2010 года

Сколько? Сколько уже прошло времени? Сутки? Неделя? Больше? Столько вопросов, и ни одного ответа. Я проваливаюсь в сон, как в обморок, а когда прихожу в себя, ничего, кроме темноты, вокруг не вижу. Боль в черепе то накатывает, то отступает, то перемещается от глаз к затылку.

Когда я пришла в себя последний раз, то обнаружила рядом с железным ведром пластмассовую ёмкость с жидкостью. На ощупь это был литровый кувшин для подмывания, а внутри плескалось что-то затхлое с запахом плесени и ржавчины. Собрав все силы, я подтянула к животу больные затёкшие перебитые ноги и села. Держа правой рукой кувшин и зачерпывая ладошкой левой руки это подобие воды, я жадно напилась. Даже если эти нечистоты были родом из канализации, мне было всё равно, Оставшимися каплями я умыла лицо или, точнее сказать, размазала по нему грязь.

Невыносимая духота давила на мозг, джинсы прилипли к ногам – то ли от жары, то ли оттого, что я купалась в собственной моче.

Я пыталась прогнать страх и дурные мысли, чтобы не утонуть в них. «Думай о дыхании. Страха нет. Вдох-выдох». Какое-то время считала секунды, складывая их в минуты. Надоело. Сейчас июнь. На улице не так жарко. Почему же здесь такая жара? Да ещё этот отвратительный привкус во рту после воды.

Я закрыла глаза, в голове возникла картина: тёплые солнечные лучики, Бабочки, птички. Вдалеке – море. Рядом – Мартин, трётся своим мокрым носом об мои ноги. Я глажу его, треплю за ухом, прижимаю к себе, он благодарно виляет хвостом и тянется, чтобы лизнуть меня в лицо. Я весело смеюсь, целую и прижимаю его к себе ещё сильнее. Лёгкий ветерок играет моими волосами, нежно прикасается к коже. Мы встаём и по горячему песку бежим к воде.

Открыла глаза. Темнота. Горячие слёзы покатились по щекам. Плакать нельзя. Позвать на помощь? А кого? Некого звать. Он меня не убил, значит, я нужна ему живой. С какой целью? Должна быть какая-то причина. Я совершенно не помнила, как он меня схватил и приволок сюда. Кто-то другой, оказавшийся на моём месте, давно бы погиб от обезвоживания, боли, паники и удушья. Но я сильнее. Со мной вера. Я жива и дышу.

Нужно двигаться. Вытянула ноги, потянула носки на себя. Футболка задралась, стена оцарапала голую спину. Согнула ноги в коленях. Боль. Растёрла ноги. Что-то защекотало шею. Почесала. Я уже не вспоминаю про насекомых, не боюсь их. Пусть заползают куда хотят. В этом, признаюсь, сдалась. Но умирать не собираюсь, страшно. Страх в большинстве случаев помогает человеку избежать смерти.

Голова не перестаёт болеть. Наверное, был сильный ушиб. Отсюда и потеря памяти. Интересно, меня уже ищут? Митя уже заявил в милицию о моей пропаже. Или Мила. Или мама с папой. Организованы поиски, территорию прочёсывают: люди, собаки, вертолёты. Какую фотографию близкие выбрали для объявления о пропаже? Наверняка, одну из тех, где я улыбаюсь, где я молода и счастлива. Может, эта же фотография будет, перетянутая чёрной ленточкой, стоять на поминках. И на памятнике на краю кладбища. Стоп. Стоп. Я поёжилась. Нужно постоянно думать о чём-то хорошем, чтобы отвлекаться от мрачных мыслей.

Может, этот урод, который меня похитил, требует выкупа? Но у меня ничего нет. Мои родители не богачи, кроме квартиры и старой ржавой машины, у них нет ничего. Марку я фактически – никто, но думаю, что он мог бы помочь собрать нужную сумму. Никаких тайных сведений я не знаю, ведь работаю в ресторане, а не в секретном научном институте. Может, он будет надо мной издеваться и отрезать мне уши и пальцы? Проводить медицинские опыты? Насиловать? А может быть, я его знаю? Но голос его мне не знаком. Да он бы тогда надел маску. Ничего не ясно.

Мне нужно выжить, вдруг помощь уже близко? Я представила, что дверь выломают, забегут люди, посветят на меня фонариком. Вот, уже сейчас я их услышу. Нужно только дождаться… Но будет ли Митя искать меня?

Неожиданно память начала ко мне возвращаться: яркими вспышками приходили воспоминания того злосчастного последнего дня… Бедный Митя! Я наплевала ему в душу, наговорила много ужасных слов, накричала, потом хлопнула дверью, сбежала по лесенкам, села в машину. Что же дальше? Вспоминай!

Дождь. Сильный дождь. Льёт как из ведра. Стучит по крыше машины. На улице уже темно. Куда я так быстро еду? Видимо, куда глаза глядят.

Остановилась на заправке, купила бутылку спиртного. Столкнулась в дверях с каким-то колхозником, уронила ключи, подняла. Выругалась, села, поехала. Всё. Провал. Думай, Ева, думай!

Еду. Видимость плохая, почти нулевая. Дворники работают на предельной скорости, но от этого не легче. Я вся мокрая из-за дождя, по лицу градом катятся слёзы, всхлипываю отчаянно громко. Куда я еду? В каком направлении? Ну же! Полночь, даже дороги не видно. Фары не помогают. Где я? Какая-то сельская местность, поля, луга, леса. О боже… Я отхлёбываю из бутылки, прямо из горла… Включаю музыку на всю громкость… Пою! Пою и реву. Это истерика.

Я довольно далеко отъехала от города. Что это? Хм. Какой-то козёл пристроился сзади на своей помойке, едет и светит фарами. Я возмущаюсь, мигаю аварийкой и сигналю. Открываю окно и ору ему, чтобы перестал светить мне в задницу.

Он даже днём ничего бы не услышал. Господи, да мне же просто хотелось умереть. Я напрягла память: шок и жуткий стыд за своё поведение мешали думать. Давай. Давай вспоминай! Ещё раз: кто-то едет сзади. Судя по всему, на легковом автомобиле. Я кричу, ругаюсь. Жму педаль газа, отрываюсь. Как я только могла? Летела на бешеной скорости в никуда!

Нет! Нет! Я сама себе не верила: машину закидало по дороге. Помню свой крик. Визг шин. Я мокрыми пальцами хватаюсь за руль, пытаюсь вырулить, ударяюсь головой. Меня сносит в кювет, машина во что-то врезается. Открывается подушка безопасности! Всё произошло за считанные секунды. У меня шок. Я открываю дверь и выползаю наружу. Темнота. Дождь. Я, запинаясь, плетусь по мокрой траве, подхожу к дороге.

Вдалеке показались огни. Оборачиваюсь: мою машину хорошо видно, горят габаритные огни. Встаю на край дороги. Машина приближается. Наверное, та, что ехала вслед за мной. Радостно машу дрожащими руками. Кричу: «Эй, сюда! Сюда!» Автомобиль снижает скорость и освещает меня фарами, видно, что это отечественная «восьмёрка» или «девятка». Откидываю мокрые волосы с лица и отхожу в сторону.

Нет… За что?! Нет! Я слышу, как он давит на газ. Понимаю, что он едет на меня, кричу, пытаюсь отскочить, падаю в грязь. Слышу, как он разворачивается. Подо мной холодные мокрые мелкие камни, они хрустят и больно царапают руки. Из последних сил встаю, чтобы попытаться убежать. Свет. Яркий свет. И последнее ощущение: меня обнимает за талию сильным ударом железный капот. Бах! Я, как тряпичная кукла, делаю оборот в воздухе и безвольно приземляюсь на уже знакомые мне камни. Никакой боли, только падение в бесконечную чёрную бездну моего сознания.

От этого страшного открытия меня затрясло, левой рукой я обняла свои коленки. Слёз больше не осталось. Значит, меня хотели убить? Специально ехали за мной. Это явно не был случайный наезд, ведь автомобиль отъехал назад, чтобы осуществить свою вторую попытку.

О чём я только думала, когда отъехала так далеко от города? Какое было число? Тридцатое мая. Воскресенье. За полночь. Стало быть, уже как минимум тридцать первое. Это понедельник, и я должна была выйти на работу. Тогда девочки-администраторы в то же утро наверняка хватились меня и позвонили всем моим близким. Бедная мамочка! Она с ума сойдёт! Все будут переживать. А вот Мила точно перевернёт весь город вдоль и поперёк в поисках меня. Интересно, что почувствует Саша? Испугается? А Митя? Все будут пить успокоительные.

Тем же утром, тридцать первого, по-любому нашли и мою машину в кювете. Вернее, папину… Блин! Там же осталась бутылка, и все решили, что я была пьяна за рулём. Чёрт! Хотя, так и было. Как стыдно… Из-за этого же, а не из-за дождя я улетела с трассы. Сама во всём виновата. Они, наверное, исследуют следы от шин на асфальте, может, найдут капли моей крови и поймут, что случилось что-то страшное. Или подумают, что я, пьяная, вышла из машины и пошла прогуляться в лес? Тогда все будут ждать моего возвращения домой… Сколько же времени пропадёт даром! Нельзя терять веру, даже когда надежды совсем уже нет.

Казалось, что во рту всё загнило. Я провела языком по зубам. Покрытые вязким налётом, они удачно дополняли свалявшиеся жирные пряди волос, прилипшие к моим щекам. Всё моё тело стало липким и влажным, кожа неприятно зудела. Я никогда не любила ходить с друзьями в туристические походы именно из-за отсутствия минимальной гигиены и комфорта. В первый же день я начинала чесаться и мечтать о душе с горячей водой и мягким полотенцем. А теперь сижу в этом помещении, пахнущем тленом, и сама выгляжу и воняю не лучше. И выхода нет.

Время здесь остановилось. Может, оно идёт, но для кого-то другого. Кто – то живёт, влюбляется, женится, ссорится, мирится, дышит свободой. А моё время уже, может быть, совсем на исходе.

Кушать не хочется. Остаётся дышать и думать. Строить планы. Нужно попытаться найти выход отсюда прежде, чем он убьёт меня. Прежде, чем сойду с ума, как заключённый в одиночной камере. Из моих глаз беззвучно катились слёзы, пока я, путаясь, повторяла про себя таблицу умножения.

– Ты хотел убить меня, – проговорила я хриплым полушёпотом, – зачем?

Он стоял в проёме, облокотившись на дверной косяк и закрыв собой тонкую полоску света, проникавшую из соседнего помещения. Я знала, что рискую жизнью, затевая такие разговоры, но решила ему не грубить, чтобы не нарваться на жестокость.

– Я тебя поймал. – Он заржал, как конь, сотрясаясь всем телом. Судя по запаху, доходившему до меня, он был изрядно пьян. В руке у него болталась бутылка водки.

– Я всё вспомнила. Ты ехал за мной. А потом сбил.

– Да. – Опять этот дикий смех.

– Хотел убить?

– Да. – Он сделал шаг в мою сторону. Его штормило. – Приятнее быть твоим хозяином.

– Нравится держать взаперти?

– И наблюдать. – Его тон давал понять, что он безмерно доволен.

– Я хочу пить. Пожалуйста!

– Ты воняешь! – Он снова смеялся.

Шатаясь, он сделал ещё один шаг в мою сторону. Я инстинктивно вскочила, превозмогая боль. Сердце застучало так, что заложило уши. Я вся превратилась в страх.

– Всё. Пора.

– Что? – Я запаниковала и уже была готова вопить во всё горло. – Что пора?!

– Идти.

– Куда? – От страха мой голос превратился в хрип.

– На похороны.

– Нет-нет! Пожалуйста, не надо! – Я упала на колени, готовая на всё, лишь бы не умирать. – Я сделаю всё, только не убивай!

– Ха-ха! Дура! – Он вынул ключ, схватил меня за левую руку и надел на неё наручник, который отстегнул от батареи.

Меня чуть не вывернуло от внезапной близости с этим жестоким человеком. В нескольких сантиметрах от меня он казался уже не таким высоким, как тогда, нависая надо мной во тьме с ведром. От него по-прежнему несло перегаром, потом и дешёвым одеколоном. Грубо схватив за руки, он потащил меня за собой к выходу.

– Хотела пить? Сейчас выпьешь. За упокой.

– Прошу, не надо! – Я ревела и упиралась ногами, но была явно слабее него.

– За упокой моей матушки. Она лежит тут уже неделю и воняет. Сейчас выкопаем яму, зароем её, а потом и выпьем. – Он потряс бутылкой водки у меня над головой. – Иди!

При выходе из комнаты свет упал на его лицо. Я застыла: это был тот бомжеватого вида колхозник, который столкнулся со мной в дверях на заправке. Из-за которого я уронила ключи. Которого обматерила, стоя под дождём.

От следующего его толчка я споткнулась обо что-то мягкое и упала, чуть не вывернув руки, которые были сцеплены наручниками сзади. Боль пронзила спину. Я опустила голову вниз и обомлела: прямо подо мной лежал синий труп старухи с перекошенным лицом. На ней был надет клетчатый фартук. Он опять громко заржал, глядя, как я барахтаюсь, пытаясь встать с её тела, и кричу не своим от ужаса голосом.

13 апреля 2009 года

Безумный, безумный день! Все бегают, звонят, что-то хотят от меня. Работа кипит, а я кручусь как белка в колесе. Проведя почти бессонную ночь, я, как ни странно, сегодня великолепно выгляжу. И каждую свободную минуту думаю о нём… Его появление в моей жизни дало мне силы выдержать любое испытание и без страха смотреть в будущее.

Теперь я видела смысл в своём существовании. Единственное, чего мне хотелось весь день, побыстрее закончить дела и стремглав помчаться домой к телефону. Новое чувство окрыляет!

Утром за завтраком рассказала Миле обо всём, что узнала о Саше, и, конечно же, выслушала в ответ море критики. Ей не понравилось, что он безработный, а значит, и бестолковый, и бесперспективный. Я и сама это понимала, но почему-то меня это нисколько не испугало и не оттолкнуло. Просто Мила ещё с ним не общалась, иначе она бы увидела, как он остроумен, каким ключом бьёт из него жизненная энергия. Лично я разглядела в нём огромный потенциал.

Ещё ей не понравилось, что он не имел серьёзных отношений. Рассуждая на эту тему с пеной у рта, она пролила горячий кофе на брюки, отчего ещё громче заголосила и забегала. Мила прочитала мне целую лекцию о том, что такие бабники, как он, неспособные чувствовать, ещё ни одну женщину не сделали счастливой, и попросила меня пообещать, что я не влюблюсь.

Послушать мудрую подругу, держаться от Саши подальше, а потом всю жизнь корить себя за то, что, быть может, упустила своё счастье и единственную настоящую любовь? Нет, это не для русского человека. Мы, русские, не на чужих ошибках учимся, а исключительно на своих. Всё равно всё по-своему делаем. Не зря столько пословиц сложено на эту тему. Так что пока сама не обожгусь – ей не поверю. Хотя Милочка в девяноста девяти процентах случаев бывает права… Нет уж, в этот раз всё будет по-другому! Я буду счастлива!

В обед звонил Митька из больницы, жаловался, что его попу продырявили несколькими уколами, грозился сбежать оттуда. Я посочувствовала и обещала на днях навестить. После работы Мила заехала за мной на такси, и мы направились проведать Дашу.

Дашка – это вообще отдельная история. Мы познакомились ещё в школе, но дружбы сразу как-то не вышло. Дело было в третьем классе, хотя всё живо в памяти, будто произошло вчера. Не успела я перейти из другой школы, как на новом месте меня тут же измучили издёвками и дразнилками. Дашка сидела справа от меня и на уроках, перегибаясь через парту, изо всех сил дёргала меня за волосы. Она была самой крупной и самой наглой девочкой в классе, постоянно устраивала бойкоты и драки.

Я молча терпела все её нападки. Однажды на уроке старая учительница Анна Ивановна, увидев эти издевательства, не выдержала, вскочила, да так неловко, что с её стола повалились все книги… Она быстрым шагом приблизилась к Дарье и хлопнула ей книжкой по рукам.

Дашка ужасно испугалась и пристально уставилась на пожилую преподавательницу. Старушка же, в свою очередь, понимала, что такие забияки по своей природе, как правило, трусливы.

– Зачем ты сейчас обидела Еву?! – Учительница наклонилась, почти вплотную приблизившись своим носом к Дашкиному.

– Н-н-нет, извините, – глаза Даши округлились от ужаса и наполнились слезами, – я её не трогала.

Дрожащими руками она принялась мять уголок дневника.

– Значит, я лгу? – спросила Анна Ивановна, опустив шею ещё ниже.

– Нет-нет! Что вы! – Дашка втянула голову в плечи, чтобы не столкнуться с её крючковатым носом. На задней парте кто-то хихикнул.

Анна Ивановна продолжала пристально вглядываться в маленькие глаза испуганного ребёнка:

– Значит, признаешься?

Я сидела еле живая от страха. Мне казалось, что классная комната сужается, а её стены сейчас навалятся на мои плечи.

Между тем Дарья еле слышно произнесла:

– Да. – И в её глазах уже заблестели слёзы.

– Признаёшься?! Говори громче!

– Да-да. Извините…

Довольная произведённым эффектом, преподавательница вернулась на своё место:

– Решишь дома все задачи из новой главы. Принесёшь завтра. И пусть ещё хоть кто-нибудь из вас посмеет отвлекаться на моих уроках! Наказание будет ещё хуже. И, чуть не забыла, я вызываю твоих родителей в школу. А теперь записываем тему…

Анна Ивановна нагнулась, собрала упавшие учебники и, как ни в чём не бывало, продолжила занятие.

Когда прозвенел звонок, я неторопливо встала, не спеша забрала пальто из раздевалки, надела. Так же медленно вышла из школы и поплелась домой. За углом я заметила Дашу в окружении её подружек. Их было четверо. Я вся вспотела и шла в их сторону, как на эшафот. Они, переглядываясь, весело смеялись.

Я сглотнула слюну и ускорила шаг. В моей голове крутились картинки о том, как эти четверо буду пинать меня ногами. Решив не сдаваться, я подняла повыше свой старый розовый зонт.

Девочки удивлённо переглянулись. Даша принялась переминаться с ноги на ногу, не в силах скрыть своего волнения.

– Меня ждёте? Ну говори, ты, что тебе от меня нужно? – я сказала это громко, надменно, высоко задрав нос.

– Тебе несдобровать! – К Дашке быстро вернулось самообладание, её лицо пылало.

– Давай, бей! – Я сплюнула на траву.

Девочки безмолвно смотрели на мой искривлённый рот и ржавый зонтик, который я держала наперевес. Они испуганно отошли на шаг назад, Дашкина уверенность тоже поколебалась.

– Сейчас ты получишь! – В её голосе чувствовалась неуверенность и тревога, возрастающие с каждой секундой. Она напряглась для рывка, явно ожидая дать мне хорошую взбучку.

В следующее мгновение я со всего размаху огрела её зонтом по голове. Она грохнулась прямо в лужу. Не дожидаясь, пока маленькое чудовище успеет подняться, я отбросила в сторону свой портфель и изо всех сил вцепилась в её тёмные длинные волосы. Дашка, в шоке от случившегося, завопила на всю улицу, отчего её подруги бросились врассыпную.

Оттолкнув её от себя, я, тяжело дыша, наблюдала, как она барахтается в луже, пытаясь встать. Всё моё существо ликовало. Теперь все узнают, чего я стою! Никто не посмеет меня тронуть!

Дашка подняла голову и одарила меня тяжёлым взглядом униженного и проигравшего. Мне стало безумно жалко её, всё-таки по своей природе я была добрым человеком. Я наклонилась, чтобы помочь ей встать. Она неохотно протянула руку.

Так было положено начало большой дружбе. Несмотря на множество Дашкиных недостатков, мне было легко с ней общаться. Существовавшие в её характере минусы перекрывали большие жирные плюсы: искренность, чувство юмора, любознательность, оптимизм. В тот день я проводила её домой, помогла почистить одежду. А потом всю неделю оставалась с ней после уроков, помогая мыть полы в классе.

Вот так мы и шли по жизни рука об руку до сегодняшнего дня. Всем, кто видит Дарью в первый раз, кажется, что она высокомерная и необоснованно пафосная. Это верно лишь отчасти. Просто она избалованна и до сих пор витает в облаках. Её доброта не лежит на поверхности, как у Милы, она спрятана глубоко внутри и даёт о себе знать только в самый необходимый момент. В общем, к Даше нужно привыкнуть. Милка же привыкла!

Дашка открыла нам дверь, завёрнутая в махровое полотенце. Сказав, чтобы мы проходили, и шлёпая мокрыми ногами по полу, она скрылась в ванной. Дарья жила с родителями, и её это очень даже устраивало, потому что мама с папой полностью обеспечивали молодую ленивую красотку. Отучившись в университете, Даша пошла учиться на парикмахера-стилиста и сейчас уже проходила практику в салоне. Догадываюсь, что всё это она проделала для того, чтобы не искать работу по профессии, а может быть, она действительно видела своё призвание именно в этом.

Мы прошли в её комнату: везде бардак. Всё это как раз в её репертуаре! Мила растерянно покачала головой, раздумывая, куда бы присесть. На расправленной кровати лежала гора Дашкиной одежды. Тут и дорогая одежда, скомканная и мятая, тут и грязное нижнее бельё. Милка тыльной стороной ладони отодвинула от себя её трусики и присела на краешек простыни. Я отвернулась, чтобы меня ненароком не вырвало.