Глава 1

Полупустая комната с малочисленной испуганной мебелью и при дневном свете производила удручающее впечатление бесцветной сиротливостью. Ночью она вообще казалась филиалом заброшенного кладбища. Давно пустовавший дом изредка служил временным пристанищем для транзитных путешественников. В случаях, когда им не повезло со знакомыми или отдаленными родственниками в этой богом забытой деревне.

Кассандра привыкла к съемным квартирам, сохранившим от временных жильцов скомканные салфетки, ворохи старых газет и толпы пыльных призраков. Вчера, осматривая комнату в утомленном свете закатного солнца, она нахмурилась, только когда заметила скучный блин офисных часов с отвалившейся минутной стрелкой. Это ей кое-что напомнило. Однажды у нее был однорукий хронометр. Старинный, едва не прошлого века агрегат, с облупленной «золоченой» инкрустацией, рыночными гирьками вместо родных отвесов и косолапыми трубочистами. Тот ветеран посеял стрелку часовую.

Воспоминание не из приятных. Однако раздражало другое. Шагнув к стене, она сняла пластиковую коробку и вынула батарейку, мерное «тик-так» умолкло. Через минуту густая тишина разбавилась хаотичными звуками. Костлявый стук ветки в оконное стекло. Шелест тяжелого от зрелого лета плюща, увивавшего стену снаружи. Тревожные вскрики птиц.

Удовлетворенно кивнув, гостья вернулась к продавленной софе и устало вытянула ноги на тускло-желтый столик с бледными кругами от стаканов. Открывая бутылку, она от души понадеялась, что до завтра для всех умерла.

Настойчивый звонок бесцеремонно прервал тяжелое забытье. Допотопный, еще с диском вместо клавиш, телефон разрывался громоподобной трелью гомеровской сирены. Отодрав от подушки голову, тридцатилетняя Кассандра Сент-Джонс дотянулась дрожащими пальцами до трубки. Автоматной очередью оттуда пошла взволнованная речь констебля Мофли. Разлепив веки, Сент-Джонс взглянула на электронный циферблат ручных Casio. Какого черта этому идиоту понадобилось в два сорок пять ночи?

– …жно дозвониться, инспектор Джонс, – на расстоянии вытянутой руки слова хотя бы можно разобрать. – Срочно выезжайте, мы ждем вас. Доктору Элдену позвонили, он будет… Уже подъехал!

– Ничего не трогать. – Сент-Джонс говорила так глухо, что на той стороне возникли сомнения, туда ли дозвонились. – Скоро буду.

Отряхивая голову от ночного кошмара, она скинула ноги с линялой кушетки. Щиколотка стукнулась о деревянное ребро, заботливо подставленное журнальным столиком. Возмущенно зазвенели стакан и бутылка.

Плохо. Очень плохо. Слишком долго обходилась без сна, позарез надо выспаться. Раз без обуха спиртного заснуть невозможно, пришлось напиться в одиночестве, а здесь такая буча… Впрочем, кому какое дело до ее проблем со сном.

Кассандра бросилась одеваться, впотьмах отыскивая одежду и чертыхаясь. Довольная круглая луна освещала комнату через окно. Черные пятна скользили по голым стенам. Тень металась, как встревоженный паук в банке. Длинные руки и ноги змеились, повторяя движения. Ну вот, готова всего через одну тошнотворную минуту. У самых дверей вспомнила про блокнот и повернула обратно. Но тут…

Она давно привыкла к потусторонним шумам, морально готова была к глюкам, но такого не ожидала. Закрыв глаза, досчитала до пяти, открыла и снова увидела, что стоит на краю пропасти с уже занесенной над бездной ногой. Затхлая пыль моментально заполнила рот вместо слюны. Она опять закрыла глаза, повернулась на сто восемьдесят градусов и вышла. К черту блокнот.

Через полчаса новый инспектор деревушки с весьма символичным названием Полпути уже ехала на место преступления. Горячо надеясь, что это всамделишный криминал, а не спасение кошки, залезшей на дерево, или бескровная драка забулдыг в местном пабе. С тех пор, как ее перевели в глушь из Большого Города, жизнь остановилась и преступники вымерли.

Сволочь этот капитан. Из убойного отдела, где раньше пахала Сент-Джонс, ее сослали сюда не без его помощи. Вот же гад! Мы будем скучать без тебя, Сент-Джонс, ты настоящий мужик! Подонок. Сначала шантаж, потом «будем скучать». Всем широко известно, как именно ее называли за глаза. Железная челюсть. Гончая. Настоящая Сука. Отдам все зубы, что они устроили грандиозную попойку в честь перевода.

Как только она сошла с поезда, подоспел острый приступ основательно забытой астмы. Так, прямо с вокзала она попала к доктору Элдену. Удачно для знакомства, ничего не скажешь…

«Это у вас впервые?» – спросил тот, бережно передавая ингалятор. Какая к черту разница, с тоской простонала она мысленно. Беда не приходит одна.

«Занятно. Знаете, есть такое народное поверье. Увлекаюсь фольклором, так, для себя – извинился он. – Астма – это болезнь „бессмертных“. Рыцарей, которые предназначены для службы королю Темного Двора. Еще до рождения они вдохнули иной воздух. Поэтому наш, человеческий, им не подходит».

Местный доктор, высоченный пожилой господин, счастливый обладатель пышных бакенбард и благородных бровей опереточного отца, с нескрываемым добродушием взирал на свежеиспеченную пациентку. Он имел вид человека, давно уже ничему не удивлявшегося, но который тем не менее искренне жаждет и готов удивляться постоянно.

Заметив его снисходительную улыбку, Кассандра едва не передернула плечами, но сдержалась. Рядом с доктором даже злобная королева гоблинов чувствовала бы себя всего лишь раскапризничавшимся от легкой простуды ребенком. А растрепанная, щуплая и угловатая как подросток пациентка и без того выглядела просто девчонкой.

Впрочем, доктор Элден мог смотреть свысока почти на всякого, таким гигантским ростом и величественной осанкой он обладал. Существенную роль в создании благородного образа играли старомодный костюм-тройка, цепочка от часов, которая поблескивала на внушительном животе, и сбитая трость из американской вишни с янтарным набалдашником в виде черепа.

Никто бы не сказал, как сильно поразил доктора вид хрупкого тела. Судя по следам, за короткую жизнь оно перенесло огонь, воду и медные трубы. И еще массу испытаний, избиений, травм. Сколько шрамов, бедная девочка, сколько боли.

Поведение девушки, поза прирожденного бойца, сжатые кулаки ясно иллюстрировали решимость отразить удар или нескромный вопрос. А также предупредить готовый сорваться возглас жалости или сострадания. Мудрый доктор деликатно покряхтел, изображая старческий скрип изношенной мебели.

Кассандра плевать хотела на то, какое впечатление произвела на доктора. Сначала унизительное внутреннее расследование, затем ссылка в место, которое кишмя кишит сумасшедшими. Даже самые приличные из них выглядят слабоумными, как этот коновал, например.

«Вовремя» освободилось место начальника полицейского участка в этом захолустье, а Кассандра имела несчастье когда-то родиться именно здесь. Пометку в личном деле сочли достаточным основанием для того, чтобы прежний владелец кабинета, забитого удочками и другими принадлежностями для рыбной ловли, передал дела новому инспектору.

Не было никаких дел. В основном престарелый детектив Леонард Стрейд, словоохотливый коротышка в мятом костюме, катал мрачную Кассандру по округе, изобиловавшей лесами и болотами. Глуповатая улыбка не покидала круглого лица. Жизнерадостная физиономия, похожая на печеное яблоко, выдавала заядлого рыболова, больше привыкшего в любую погоду сидеть на берегу с удочкой, чем в офисе полицейского участка.

– Э-э-э… кхем-кхем, – покашлял доктор, когда вечером Кассандру по его настоянию завезли на повторный осмотр. Без этого Стрейд категорически отказывался уходить на пенсию. – Леонард доложил о… том, что передает бразды, так сказать, правления. Вернее, правосудия. Ха-ха, как вам, у правосудия есть бразды. – Кассандра и не думала отвечать на шутку вежливой улыбкой. – Н-да. Со своей стороны, я без всяких просьб… Вы можете всячески рассчитывать на меня, юная ле… дорогая моя… Сент-Джонс.

Шины яростно заскрипели, когда автомобиль резко развернулся, пролетая крутой поворот. Кассандра повела плечами и прикрыла правый глаз. Стальная игла, пронзившая висок, все не таяла. До утра от спиртного не осталось бы намека, но сейчас, в четвертом часу ночи, выпитый вчера виски давал о себе знать адской головной болью и съезжающей изредка картинкой, за которой не успевал фокус зрения.

Из бокового стекла оглянулось фосфоресцирующее призрачное лицо – ее собственное отражение в зеленом свете приборной панели. Резко и противно, как дверной звонок в арендуемой квартире, зазвонил телефон. Призрак дернулся вслед за Кассандрой.

– Слушаю… Нет. Занята. И нет, я не валяюсь в стельку пьяная под забором, не угадала. Так что не спеши открывать свой виски двадцать пыльного года… Слушай, у меня вызов, отвяжись… Какая к черту осторожность, в этой деревне скорее динозавра встретишь, чем бандита. Да черт его знает… Все, я не могу больше говорить. Не могу и не хочу. Не утруждайся звонить, я не буду принимать звонки. Тебе того же.

Внезапно свет фар полоснул белый лоскут женской фигуры. Отчаянно завизжав тормозами, машина попыталась вырулить и увернуться от неминуемого столкновения с женщиной.

Последовал тупой удар тела о капот. В полной тишине отчетливо слышались короткие гудки незакрытого телефона. Несколько минут Сент-Джонс не могла оторвать лоб от ледяного ребристого руля. Матернувшись сквозь сжатые зубы, она без всякой надежды распахнула дверь и вышла из автомобиля.

На первый взгляд все было нормально. Кроме уродливой вмятины на правом переднем крыле да разбитой, но все еще исправно горящей фары. Пнув шину, детектив обреченно достала фонарь и начала осматривать землю. Повреждения на машине не оставляли простора воображению – кого-то она сбила, это факт.

Тишину прерывали только шелест листьев в высоких кронах деревьев и такой же слабый шорох железнодорожного состава, ехавшего за несколько миль отсюда. Звук уезжавшего поезда был слышен в любой точке пространства, замкнутого полукружьем ветки железной дороги, огибавшей Полпути. В центре железного обода тяжелой мокрой тушей лежали неосушаемые болота, из-за которых сделали неэкономичный крюк.

Облака, быстро пролетавшие по небу, лишь ненадолго прятали луну, торопливо сбегая с места преступления. Ночные птицы, кратко вскрикнув где-то над самой головой, тоже скрывались, ужасаясь происшедшему.

Сент-Джонс ругалась уже не переставая, злясь на себя, темноту, тошноту и головокружение, которые все не выветривались довольно прохладным ночным ветерком.

Вдруг в дрожавший свет фонаря выплыло нечто, что совсем недавно было более живым, чем все, что окружало детектива сейчас. Вопреки ожиданиям, это оказался не человек.

Присев рядом с грудой мертвой плоти, Сент-Джонс неловко прикоснулась к шелковой шерсти убитой лани. Шея закинута под неестественным углом, из груди торчит окровавленная кость, тонкие и прочные ноги безвольно поджаты под круглый тяжелый корпус. Белоснежная полоска вела по шее к узкой изящной голове. Проследив фонариком по жемчужной дорожке, детектив всмотрелась в замшевую мордочку мертвого животного. Огромные миндалевидные глаза влажно сверкали глянцем. Приблизившись почти вплотную, девушка заглянула в них. Лань, вдруг встрепенувшись, забилась в судороге, будто пробитая током. Молния ужаса ударила Кассандру, но она только прижала колотившуюся голову к земле, вспотевшими ладонями ощущая костяную силу смерти.

– Фак, фак, – задыхаясь, прошипела она, когда почувствовала, что беспорядочные движения прекратились. Отвалившись в сторону, невольная убийца поискала в карманах ингалятор. Острый ледяной штырь ментола проколол натянувшиеся до предела легкие, и воздух со свистом вырвался из груди.

Вытерев испачканные в сырой земле руки о теплый еще махровый бок, она отряхнула колени. Погасив плясавший сумасшедшую джигу фонарик, села в машину и тронулась дальше. К этому моменту злость уже кипела и переливалась через край, дожидаясь подходящей жертвы.

Глава 2

На перекрестке ее обошла полицейская машина. Единственный криминалист в участке тоже гонит к месту преступления. Как знать, вдруг констеблю Мофли, разбудившему начальника, повезет, и дело действительно серьезное. Иначе недотепа сильно пожалеет о том, что родился на этот поганый свет.

У Монастырской Пустоши Сент-Джонс пересидела отчаянный приступ тошноты и вышла в переливающиеся всполохи синего и красного. Сирена на машине Элдена, спокойно курившего рядом, казалась нейлоновой заплатой на мешковине деревенской ночи.

– По какому поводу вечеринка? – угрюмо поинтересовалась Сент-Джонс у деревенского доктора, исполнявшего обязанности судмедэксперта одновременно с пользованием местных больных, – только не говорите, что вся массовка из-за малолетних хулиганов, которые распивали пиво в этом уединенном месте.

– К сожалению, нет… Выглядите так, словно повстречались с Белой Дамой.

Вынув трубку изо рта, он пустил струю бледного дыма в сторону. На мгновение похолодевшей Кассандре показалось, что мутные клубы сгустились в женщину, которую она чуть не сбила. В горле пересохло, дыхание остановилось. Секунду, одну из самых долгих, что ей довелось пережить, видение не рассеивалось. Кассандра безмятежно отвела взгляд, вынула из кармана ингалятор и задышала так, будто сделала самый первый глоток воздуха в жизни.

– Посмотрите. Мы ни к чему не прикасались. – Указав рукой, доктор пропустил даму первой туда, где мощный луч прожектора, установленного прямо на земле, перебивал цветное мельтешение проблескового фонаря.

В этом свете все становилось призрачным и непривычным, обрастая незнакомым мясом и новыми глубинами. Черная острая трава, белые растрепанные кусты… Угрожающе темный лес затаился у опушки, как хищный зверь в засаде. Дальше начинался заповедник – глухая чаща из гигантских елей.

В центре пустоши, отделявшей дебри от обжитого пространства деревни, стоял каменный крест. Он сохранился с тех времен, когда почти вся округа была приписана разоренному впоследствии монастырю. Впрочем, судя по рунам, вырезанным на кресте, сам камень был еще старше.

Сент-Джонс вспомнила это место. Ее предшественник, отправленный на пенсию, в первый же день, передавая дела, организовал экскурсию по местным достопримечательностям, рыбным местам и форелевым ручьям. Жест вежливости.

Сейчас крест выглядел иначе. Хотя отнюдь не благодаря изменившемуся освещению. Шагов за пять в нос ударил знакомый металлический запах. Волосы на затылке зашевелились, и чья-то ледяная ладонь легла на обнаженную шею.

На старинном камне, будто вытесанном из скалы гигантами, висел труп. Не сразу сообразив, что именно в нем было неестественным, Сент-Джонс заставила себя продолжить движение.

Издали казалось, что человек затянут в темный, скупо поблескивавший костюм из облегающего латекса. Приблизившись, Кассандра поняла, что дело не в одежде. Более того, труп был не просто обнажен. Привязанное вверх ногами тело было освежевано. Кожу сняли начиная с лодыжек и заканчивая запястьями рук.

– Что, уже открыли охотничий сезон? – Она не узнавала свой голос.

– Лицо и руки не тронули, – скорбно заметил Элден, – иначе бы на опознание ушла уйма времени.

– Чертовски вежливо. Выходит, они хотели, чтобы мы были в курсе, кто это. Ну и?..

– Дик Логан. Парень, совсем молодой. – Доктор печально вздохнул, будто это был его любимый внук. – Живет один в собственном доме. Когда-то я был опекуном его матери. Занимается строительством, ремонтом и всем подобным.

– Приводы, аресты?

– Ерунда. Пустячные драки с местными мальчишками… – Доктор слегка замялся.

– Что-то еще или он пай-мальчик из церковного хора?

– Да так, жалобы от местных. Видите ли, мы живем здесь одной большой семьей, самые добрососедские отношения…

– Чьи жалобы? – Сент-Джонс для начала нетерпеливо оглянулась.

– Их отозвали в тот же день.

Теперь Кассандра развернулась к доктору и уставилась исподлобья тяжелым взглядом.

– Ходжесы, – вздохнув, сдался тот.

– Ммм… Ходжесы, Ходжесы. Это не их лавка в деревне? Такая вывеска забавная с окороками. Дайте угадаю, торгуют мясом?

– Они самые.

– Поздравляю, господа, у нас появился фаворит в скачках. Серьезная заявка на финиш, как находите?

– Это хорошие люди.

– Угу, чудесные, я верю. Отличные специалисты своего дела, наверняка. – Она обходила резной крест вокруг, прикидывая, какой силы должен быть преступник и сколько ему понадобилось помощников. – Причина, время?

– Часа три назад, судя по температуре печени. Кожу, вероятно, сняли посмертно. Причину смерти выясню по вскрытии. Можно… снимать?

– Через минуту, дайте насладиться зрелищем.

Достав фонарик, она осмотрела землю у подножия креста. Трава примята, но без луж крови. Похоже, его принесли из другого места… зачем кожу снимать? Гребаное ритуальное убийство? В этой-то глуши.

– Кто обнаружил?

– Егерь.

– С тремя свидетелями как минимум, надеюсь. Если он везунчик, то один из них будет местным епископом.

– Я был один. Искал Дженни, – из темноты в круг света выступила подавляюще огромная фигура в полувоенной форме с ружьем за спиной. Кассандра покосилась на оружие. В Городе огнестрельное не носят с таким достоинством и спокойствием. – Она захромала.

– Наш славный лесничий Джейкоб Бурдэлен, – представил врач, – живет в сторожке. Хороший человек.

– Кто такая Дженни? Фамилия, адрес… – скрипнула зубами Сент-Джонс. Что, они здесь допрашивать свидетелей не умеют?! В понятии доктора «хороший человек» – это диагноз. Смертельный.

– Дженни – самка оленя, я за ней наблюдаю, – голос у Бурдэлена был такой густой и сочный, что позвоночник вибрировал, эхом отзываясь на раскаты низких обертонов.

– Я ничего не трогал, сразу позвонил доку, – продолжал он. Кассандре неожиданно захотелось спрятаться у высокой основательной фигуры, как у каменного утеса во время бури.

Она непроизвольно подалась к егерю. Звук его голоса вынул иглу из глаза и виска. Злость куда-то улетучилась вместе с остатками спиртного и каменным одеялом головной боли. Нехотя отвернувшись, детектив еще раз обшарила траву под крестом.

– Этот чертов Логан, похоже, страдал малокровием, – буркнула она через плечо.

Ответил доктор:

– Осмелюсь предположить, что убили не здесь.

– Ну, старина, кожу снимали точно тут, – по-деловому заметил Джейкоб, – вот зарубка. Обоюдоострый нож. На пятке скол.

– Где-где? – не поняла Сент-Джонс.

– На пятке ножа. Найдите нож, я скажу – тот или нет.

– Ясно. Еще один эксперт по холодному оружию. Какого черта труп не зарыли попросту в лесу. Или не бросили где-нибудь в болоте, – с ходу пришло в голову еще несколько способов скрыть убийство и спрятать концы в воду.

– Раз вопросы риторические, можно снимать? – Элден обиделся. Наверняка заметил, что детектив еще не совсем протрезвела… черт с ним и старосветскими правилами хорошего тона.

– Да, если не желаете оставить это украшение до Рождества. – Она решилась кивнуть. Голова не отвалилась и не покатилась в сторону, как пустая тыква. – Когда порадуете результатами?

– Часа через три, – доктор с сомнением посмотрел на Сент-Джонс, – четыре… буду готов. Думаю, да.

Тело сняли с креста. Пару раз констебля в резиновых перчатках, державшего скользкое мясо, стошнило. Сент-Джонс отошла за свою машину и повернула разгоряченное лицо к ночи.

– Хотите, я вас довезу? – Голос лесничего обладал особенными проникающими свойствами. Любопытно, можно ли услышать звук самого большого церковного колокола, находясь внутри него?

– С чего бы это? – огрызнулась она.

– Думаю, так будет лучше.

Ответ Джейкоба вызвал невольную улыбку. Ого, да так взрослые говорят с детьми, без пояснений и аргументов.

Он сразу понял, что иначе с ней ничего не добьешься. Будет делать то, что считает нужным, даже мертвая. Поэтому ни объяснять, ни показывать, насколько заинтересован, лесничий не собирался. Разговаривать с Кассандрой было так же сложно, как общаться с диким раненым животным. Прежде всего, надо доверять. Быть на равных.

В свою очередь, у Кассандры не было никакого желания сопротивляться странному лесничему. Какого черта, пусть везет. Что угодно, лишь бы не возвращалась головная боль. Никто не оглянулся, когда они сели в помятую машину детектива и уехали с пустоши.

Глава 3

– Где, вы говорите, сбили Дженни? – нарушил егерь молчание.

«Ничего я не говорила», – для формы возмутилась про себя Кассандра, но, осмотревшись, ответила:

– Дальше, – она стихла. Бурдэлен говорил ничуть не осуждающе, буднично. Все равно не скрыть, от него тем более.

Ну и в чем фокус? Она покосилась на спутника из-под ресниц. В здоровенных ручищах руль выглядел игрушечным. Крепкие, смуглые пальцы с короткими круглыми ногтями бережно, будто песочный кренделек, обхватывали ребристый обруч. Может, в этом дело. По сравнению с ним она иначе видит себя. Маленькой, хрупкой, как все остальное на его фоне. Н-да, деревня не для средних. Здесь вечно чувствуешь себя то карликом, то гигантом. Выбивает, когда привычная система координат теряет пригодность.

С самого прибытия сюда она погрузилась в какой-то туманный хаос, липкую серую жижу, турбулентные потоки которой упраздняли ориентиры. Верх, низ, хорошо, плохо. В этом и подвох? Еще позавчера была твердая уверенность в том, кто она такая и чем занимается, что для нее важно и зачем живет. Сегодня ощущения – как в точках разрыва, исключительно малых моментах, отделявших одну жизнь Кассандры от другой. В неизмеримо огромные мгновения смерти.

Кассандра избегала задумываться о прошлом. Как-то сестра Сара в приюте Святой Терезы упоминала о Блаженном Августине. Монахиня-урсулинка в крахмальном клобуке и огромных очках с роговой оправой любила заняться просвещением воспитанниц после ужина в общей трапезной. Говорила о разных вещах. О математике, например, или небесной гармонии Коперника. В прежней светской жизни она была физиком-астрономом и преподавала в гимназии небольшого итальянского городка. «Августин, – говорила она, – считал, что нет никаких трех времен. Нет прошлого, настоящего или будущего. Есть настоящее прошлого, настоящее настоящего и настоящее будущего. То есть память, реальность и мечты».

В те времена Кассандра еще пыталась понять, что означают ее смерти. Есть ли они? Были, собственно? Если все, то есть вообще все, что было, есть и будет, происходит в ее голове сейчас, то что же она такое? И что же такое ее настоящее?

Вот этот странный егерь, он есть сейчас? Каким он был прежде, до Кассандры, да и был ли вообще? Почва становилась все более зыбкой. Дно превращалось в потолок. Песочные часы переворачивались. Девушка погружалась в сон. Из неверной, опасно раскачивающейся лодки полусна она выбросила лот, чтобы проверить глубину трясины:

– Чертова скотина выскочила на дорогу.

От лесничего шел особенный дух. Хвойный, сырой, немного горьковатый. Отчетливо слышалась знакомая кисловато-острая нота пороха.

Бурдэлен заполнил собой салон автомобиля полностью. Со всех сторон Кассандру окружило его присутствие. Так вата обкладывает хрупкое стекло в коробке для перевозки на дальние расстояния.

– Искала помощи, – кивнул егерь. – Все равно погибла бы. В последнее время зверье совсем рехнулось. Бросаются под машины, многие больны или ранены. Ученые говорят: эпидемия. Синдром чего-то там латинского. Отродясь такой напасти не было…

– Вот. Где-то здесь, – неуверенно огляделась она, потом откинулась на спинку и закрыла глаза.

Бурдэлен вышел, оставив ее в благословенном одиночестве. Видимо, она забылась, потому что, открыв глаза на резкий звук, с трудом подавила возглас ужаса. Сквозь лобовое стекло на нее уставились мертвые глаза.

– Какого черта, – кубарем выкатилась Кассандра из машины. Впрочем, разгневаться по-настоящему сил не хватило.

– Надо отвезти ко мне в сторожку. – Джейкоб на миг оглянулся, продолжая заниматься делом. Лесничий привязывал тушу на капот. Четкие, ладные движения, никакой суеты, ни намека на обвинение. – Иначе шкуру совсем повредят.

– Кто? – Она осеклась, заметив рваную рану на горле.

– Думаю, волки. Яйцеголовые… хм-хм, ученые их тут разводят. Н-н-ну, хищникам помешали. Хорошо, что мы успели, хотя шкура все равно подпорчена, вряд ли можно будет сделать чучело. – Бурдэлен говорил, будто беседовал сам с собой. Будто не было рядом детектива. Будто только ночь была свидетелем. А, ладно… все равно. Кассандра снова попыталась уснуть, как только машина двинулась в ночной лес.

Джейкоб вел молча, вглядываясь во тьму за стеклом. Люди… Звери куда лучше. Он провел целую жизнь в лесу, наблюдая природу. Опыт, острый глаз и животная интуиция говорили, что, приглядевшись к следам в траве и на коре деревьев, можно прозреть истину.

Среди людей его опыт оказался малопригоден. Страх. Мучительные вопросы без ответов. Новые категории – время, смерть – раньше он о них и не знал. Оттолкнувшись от одного берега, к другому Джейкоб так и не пристал. Волшебный дар тайного языка животных и растений исчез. Но при этом не стал он больше понимать и деревенских. Тогда он начал избегать их осознанно. От прежнего мира ему остались мертвые чучела. Эта же городская дамочка не принадлежала ни к миру прежнему, ни к привычному теперь, хотя и не ставшему своим. Чужая. Новый начальник полиции, странная, хрупкая, еле живая, сухая и такая далекая от всего одушевленного, отныне решала его участь.

Она была таким судьей, который не смилостивится и не остановится, чтобы совершить то, что она считала правосудием. Еще одно понятие из прежде незнакомых. Во время оно не было для него ничего неправильного. Все было хорошо. Жизнь ли, смерть ли. Лето, зима. День или ночь. Все было хорошо, все было прекрасно и нужно. Старые добрые времена. Раньше он увидел бы в этой изможденной женщине привычную усталость, меткие свинцовые глаза, одиночество. Сейчас же он видел опасность. Почти неминуемую гибель для себя и нее.

– Думала, что сбила человека, – тихо произнесла Кассандра, не открывая глаз. Глубже нырнув в кресло и выше натянув воротник куртки, она почувствовала себя как в коконе. Безопасно, тепло, уютно. Странный он тип все-таки… – Женщину, если точнее.

– В белом?

– Что? – Она окаменела.

– Здешнее привидение. Дама в белом. Очень плохой знак. – Он покачал головой, обдумывая слова и оценивая, насколько безопасно говорить правду. – Послушайте, а что, если вам укатить отсюда?

– Уехать? – остолбенела Кассандра.

– Да, именно. Как можно дальше. На другой конец света. Я же вижу болезнь, она вас ест.

– Да что вы себе… – тут Кассандра вздохнула. – Больна я или нет, никого не касается. Мне надо делать свое дело, вот и всё.

– Что вам сейчас нужно, так это берег теплого океана, например Индийского. Езжайте и никогда сюда не возвращайтесь.

– В бюро путешествий подрабатываете? – Трудно было поверить, что Бурдэлен шутил с такой серьезной миной.

– Такая встреча к неминуемой смерти. – Он снова обратился к белому куску дороги, высвечиваемой фарами. Помолчав, вздохнул и едва не усмехнулся своей наивной надежде избежать катастрофы. – Хотя, кто знает, наверняка уже поздно…

– Да что за сказки такие, что за Дама?

– Неужели не слышали? Это первое, что рассказывают о наших местах.

– Выкладывайте.

– Говорят, это призрак Эмили Барт. Умерла века полтора тому назад. – Оглянувшись на девушку, он пояснил: – Та самая знаменитая поэтесса. Местные думают, что она бродит здесь. В центре парка стоит дом ее семьи. Моя сторожка была частью усадьбы Бартов.

– Ах, ну да, были какие-то распроклятые стихи. – Вспоминать бессмысленные байки, которые рассказал ее предшественник, не было никакой охоты. Кассандра уже качалась на волнах прерванного сна. Блаженство, головная боль прошла. Все ясно, она попала в рай.

– Эй, вы что, засыпаете? – Лесничий потряс ее за локоть.

Задремавшая было Кассандра машинально чуть не врезала ему. На удивление ловко схватив ее за кулак, он успокаивающе забормотал на неведомом языке, каким говорят с раненым животным. Ну и здоровенная же у него лапа, почти всю ее руку прикрыла от запястья до локтя.

– Зайдете выпить чаю?

– Да… э-э-э, спасибо. – Медленно выплывая из омута дремы, Сент-Джонс размяла затекшую шею. Начинало светать. Какого черта, мать его, он позволяет себе прикасаться к ней? И какого она ему это позволяет?

Выйдя из машины, она огляделась. Острый воздух холодного утра пронзил смятые сном легкие и туго забитую песком недосыпания голову. Плотная стена тумана стояла позади каменного строения с белыми ставнями и хрестоматийной шпалерой чайных роз у входной двери.

– Добро пожаловать, – тепло улыбнулся лесничий, широко распахивая тяжелую дубовую дверь с позеленевшим кольцом.

– Никогда не запираете? – хмуро заметила детектив, проходя мимо него в дом. Хозяин оказался даже выше, чем она оценила вначале. Верно все семь футов, ну и великан!

– Здесь редко кто ходит. Вам крепкий, – он, прищурившись, оглядел ее с ног до головы, будто снимая на глазок мерку, – без молока, без сахара?

– Точно. Спасибо.

– Всегда угадываю, – простодушно похвалился он. Огонь в печи загорелся сразу. Комната была одна, очень просторная, чистая, обставлена простой мебелью. – Вы пейте, а я пока сниму Дженни с капота.

Отпивая крепкий черный чай, почти идеальный, она присела к добротному столу и продолжила осматривать комнату. В одном углу за ширмой стояла железная кровать невероятной длины, в другом верстак с инструментами. Над ним висели какие-то старые снимки и вырезки из газет. На стенах развешены чучела животных.

– Занимаюсь таксидермией. По-любительски, – пояснил он, когда вернулся. – Иной раз попадаются такие красивые звери.

– Настолько красивые, что их так и хочется убить? – звякнув чашкой, встала Кассандра.

– Смерть странная штука. – Он вздохнул, вытирая кровь с рук так просто, как хозяйка, затеявшая пироги, вытирает муку. – Для людей одна, для животных другая.

– Смерть всегда смерть. Из деревни ни на шаг. – У самых дверей она перешла на официальный тон: – Вы проходите по делу убийства Дика Логана как свидетель. Пока.

Джейкоб никак не отреагировал на ее слова.

– Езжайте прямо до развилки. – Выйдя на крыльцо, он махнул рукой, в которой все еще держал окровавленную ветошь. – Там поверните направо. Слышите, направо, а не то заедете прямо в трясину.

– В трясину, мать твою растак, – бормотала она сквозь зубы, – как будто я и так не увязла в этом проклятом болоте по уши!

Глава 4

Вот тебе и тихая деревня. Если у них на второй день для нового детектива такое припасено, что же будет дальше? Судя по тому, как они обращаются с трупами, здесь обитают затейники с большой фантазией. Жизнь в этой глуши обещает быть насыщенной. И будь она проклята, если еще и долгой. Закрою это дело и прочь отсюда, твердо решила Кассандра.

Показались первые домики уютной, как чашка утреннего какао, деревушки. С виду это было райское местечко. Не подумаешь, что здесь живут люди с достаточно крепкими нервами, чтобы разделывать своих соседей, как ягнят. Ну да, несколько патриархальный дизайн домов. Немного меньше машин, чем обычно даже для сельской местности. А так, на первый взгляд, совершенно обыкновенная дыра.

По случаю воскресной службы в церкви оглушительно звонили колокола. Прихожане расходились небольшими группами, оглядывая машину Кассандры и кивая друг другу, прежде чем, приторно улыбаясь, поздороваться с ней. От чего такое ощущение, что все уже в курсе, кто она такая?

Благолепная атмосфера воскресного утра растворила осадок от мрачных картин предыдущей ночи. Тень креста с хоругвью трупа на нем растаяла без следа. Но Кассандра знала, что кто-то из тех, кто сейчас чинно прогуливается по этой милой деревне с добротными домиками и цветущими палисадниками, способен на редкое по жестокости убийство.

Она ехала очень медленно, чтобы рассмотреть все в деталях. У одной из лавок ошивались несколько верзил. Ага, это как раз мясник. Гигант с косматой бородой стоял на пороге магазинчика, сложив мощные руки на груди. Закатанные по локоть рукава обнажали окорокоподобные руки и кулаки-гири. Он снисходительно наблюдал, как двое его отпрысков флиртуют с проплывавшими мимо девицами.

А вот и дом, где жил и принимал пациентов доктор Элден. Перед входом красовалась вывеска в виде черного цилиндра. «Хоть бы скальпель к шляпе пририсовал», – раздраженно подумала Кассандра, прежде чем дернуть веревку дверного звонка. Никто не ответил. Разумеется, дверь была не заперта. Гостья вошла, не дождавшись приглашения.

– Я надеялся, что вы отдохнете, инспектор. Впрочем, хорошо, что рано. Хотел осмотреть вас еще раз. Были новые приступы? – Приятно быть рыбой на крючке у чуткого рыболова.

Она, демонстративно не отвечая на вопросы, далекие от дела, стояла, сложив руки и терпеливо сжав губы.

– Тогда чаю. – Доктор только сел за стол и не терял надежды позавтракать.

– Нет. Ни кофе, ни какао, ни молока, – помедлив, она добавила: – Спасибо.

– Вот какие взрослые получаются из детей, которым никто не сказал, что сладкое – это вкусно. Поэтому вы не считаете вкусным вкусную еду?

– Да что там! Представьте, мне забыли сказать, что вкусное – это вообще хорошо, – усмехнулась Кассандра.

– Благословен пудинг! – В столовую каравеллой на полных парусах выплыла розовая и кругленькая жена доктора Элдена с пудингом на подносе. Это была забавная старушка с мелкозавитыми кудельками сиреневых волос и ветхозаветным кружевным передником. – Как говорится в поваренной книге, прийти в гости, когда к столу подают пудинг, – это все равно, что испытать самый счастливый момент в жизни.

– Спа-си-бо, – раздельно произнесла девушка.

Доктор, обреченно вздохнув, снял салфетку и повел ее в рабочую половину. Миссис Пудинг осуждающе вздыхала им вслед.

– Не знаю, как вам показалось, но я действительно очень рад, что вы приехали к нам. В последнее время над деревней повисло какое-то зло… И так остались почти одни старики, а тут еще поветрие злобы и недоверия. Все, прежде искренне любившие друг друга, стали нетерпимы, раздражительны, подозрительны. Просто чашка Петри, рассадник ненависти и пороков.

– Добро пожаловать в мой мир, – пробубнила Кассандра. На первый раз она решила простить доктора за лишние проволочки. – Что там за жалобы на Логана были?

– Братья Ходжесы задиры, но хорошие мальчики. Было несколько драк, так, ерунда. Пара синяков, ушиб ребра, сломанная щиколотка. – Доктор невольно осекся, вспомнив шрамы на боках и спине Кассандры.

– Часто они избивали Логана с такими последствиями? – не обратила внимания на заминку она.

– Вообще-то, травмы были у них. Впрочем, их отец дело замял. – Элден пожал плечами, не понимая, почему ее так заинтересовали добропорядочные, в высшей степени…

– Ну что же, удивите меня, доктор. – Она бросала отрывистые реплики, внимательно осматривая тело, которое лежало распростертым на металлическом столе в препараторской.

– Если вам так угодно, мадемуазель. – Надев физиономию фокусника, доктор Элден, картинно вышагивая, подошел к трупу. – Дело сделано профессионалом. Я имею в виду то, как снимали кожу. Вот взгляните, подкожно-жировой слой почти не поврежден…

– Это понял бы любой выпускник кадетской школы или начинающий мясник, – высокомерно-насмешливо остановила Элдена Сент-Джонс. – Что-нибудь пооригинальней.

– Н-ну хорошо. А как вам такое: причина смерти – пулевое ранение. Нашел пулю в правом предсердии. Стреляли в спину, – в тон ответил доктор.

– Оружие? – по достоинству оценила факт Кассандра.

– Не могу сказать. А вот пуля действительно занятная. – Он со звоном положил на лабораторный поднос рваную каплю металла.

– Калибр тридцать пятый, – пожала плечом мало впечатленная девушка. – Револьверная пуля, обычная, хотя постойте-ка…

– Вот именно. Пуля серебряная. Девяносто две и две десятых доли, если точнее. Остальное медь и никель, – щегольнул Элден.

– Занятно. Много тут у вас охотников на нечистую силу?

– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Игра ему разонравилась.

– Начинаю привыкать к непониманию. Кровопотери значительные?

– Крови почти не осталось. Позвольте поинтересоваться… Вы осмотрели место преступления?

– Осмотреть осмотрели, да. Но всего лишь место, где нашли труп, а не точку убийства. Надо прочесать всю округу. Найти место преступления, лучше всего орудие убийства или хотя бы нож, хромой на одну пятку.

– Душенька, э-э-э-э… Детектив-инспектор Сент-Джонс, – окликнул ее уже на пороге доктор, – надеюсь, вы носите с собой ингалятор.

– Само собой, док, – кинула она через плечо и про себя добавила: – «Сдался он мне, как запасной гроб».

Глава 5

Летнее деревенское утро сияло так, будто из последних сил притворялось, что ничего страшного не произошло. Притворялось, надо признать, успешно. Кассандра, щурясь от яркого света, опустила солнцезащитные очки со лба на коротковатый, усыпанный золотой корицей веснушек нос.

– Вот здесь жил Дик Логан. – Мофли указал на дом, к которому вела дорожка с запущенными кустами вездесущих роз.

– Один? – Кассандра неприязненно оглянулась на мелкорослого констебля. Он был почти так же румян и свеж, как этот цветущий летний день. Мофли был из тех деревенщин, что выглядят так, будто с самого рождения каждое утро съедают десяток яиц и выпивают пинту молока. Они так и пышут здоровьем, только успевай отворачиваться. Но вроде бы парень толковый.

– Отца у него не было. – Полицейский заметно смутился. – То есть никто его не знал… ну понимаете, как это бывает… – Он окончательно сбился и замолчал. Да, похоже, она погорячилась, приняв его за «толкового».

– Мать?

– Камилла. Уехала, когда Дику еще пятнадцати не было, – четко ответил он, но тут же отвлекся на лирику: – Настоящая трагедия.

– Драма, – поправила Кассандра.

– Что?

– Трагедия, это когда все умирают. – Она уже с некоторым любопытством оглядывала констебля. И что, неужели теперь таких вот берут в полицейскую академию?

Встретив ее поощрительный взгляд, он с радостной поспешностью продолжил:

– Вообще, она не из тех, кто живет в обычной деревне.

– Да, из каких же она?

«Надеюсь, этот, вслед за доктором, не будет петь сказочки о врожденном дружелюбии и неслыханной добропорядочности здешних жителей».

– Ну как сказать. Это знаете, как мы в школе проходили историю Древней Греции. Так вот, ей надо было там жить. То есть не в большом городе даже, а в те времена, когда жили герои всякие.

– Хотите сказать, она гречанка по национальности? – Холодная волна глухого раздражения начала подниматься в Кассандре.

– Да нет же, нет, – поспешил Мофли, тут же начав путаться: – То есть я точно не знаю, кто она по национальности…

Он всерьез уже было задумался над этим. Кассандра вернула его в колею разговора:

– Так что там с ее ориентировкой?

– Ну я и говорю. Там были типы, в Древней Греции, которые могли запросто выбросить своих детей в… не помню. Яму или пропасть. Если считали, что они не потянут на супергероев. Суровая женщина, одним словом. А еще там одна была, так она своих детей убила, сварила и скормила… кому-то.

– Медея. Знаете, доктор несколько иначе отзывался о ваших местных нравах и обычаях. Вы утверждаете, что некто в вашей деревне сварил из кого-то обед?

– Нет, что вы! Я хотел сказать, что она не похожа на остальных. На нормальных. Но сам Дики был отличный малый, – горячо заверил констебль.

Кассандра тяжко вздохнула. «Нормальные» люди, ага. Похоже, с нормальностью в этом убогом местечке дефицит. Она с тоской отвела взгляд от яркого образца этой самой «нормы».

– Мы учились вместе, – продолжал заливаться констебль. – Он был капитаном команды по гандболу. Такого классного форварда в жизни не видел! Ему вроде предложили играть за команду графства, мог бы стать профессионалом. Но…

– Какая трогательная привязанность к родным местам.

– Да, – согласился констебль, – в этой глуши живут только старики да те, кто не может отсюда уехать.

– Значит, он уехать не мог. Почему? – упорно продолжала копать Кассандра. Хоть что-то полезное как абориген он должен ведь сказать.

– Наверное, из-за своей девчонки.

– Угу. Мисс Ходжес, братья которой писали жалобу, – кивнула она.

– Никто не принимал эти жалобы всерьез с самого начала, – горячо заступился Мофли, не подозревая, что неуклюже пытается разрушить стройную систему косвенных улик. – Они тоже классные спортсмены, но не настолько. Вот и взъелись на него из-за сестры.

– Так за что они души не чаяли в Логане, в чем именно его обвиняли? – Похоже, теперь с Древней Греции констебль с печальной склонностью к романтизму переключился на Шекспира.

– В совращении, – констебль поморщился, произнося слово, гадкое на вкус. – Но сейчас Лили Мэй уже совершеннолетняя, в любом случае…

– Ясно. – Сент-Джонс постучала пальцами по рулю и посмотрела на часы. – Криминалиста пришлете в дом, если через час ничего не найдете на Монастырской Пустоши. Сейчас можете ехать дальше на прочесывание. В случае чего немедленно сообщайте.

Он, кивнув, вышел из машины и пересел в автомобиль, следовавший за ними. По-хорошему, туда бы сейчас отделение спецов с поисковыми собаками, а не одного жалкого провинциального криминалиста и дурака констебля без опыта и мозгов… Махнув рукой, Кассандра взглянула на резиденцию Логана.

С виду строение было совершенно нежилым. К нему вела тропинка с разбуянившимися сорняками – редкое явление среди вылизанных и выстриженных газонов этой игрушечной деревушки. Давно уж не беленные стены с потемневшими от времени балками крест-накрест свидетельствовали о запустении и солидном возрасте постройки.

Немного постояв у калитки, Сент-Джонс толкнула дверцу и пошла к дому. Сначала обошла его кругом. Никаких следов взлома или нежданного проникновения. Но зато в стороне, так, чтобы не привлекать чужие взгляды, стоял накрытый брезентом фургон. Заглянув под брезент, детектив увидела аккуратненький трейлер, который мог бы заменить небольшой семье уютный дом, скажем, в дальнем путешествии на случай попытки скрыться от правосудия. Здесь он смотрелся так же неуместно, как новенький фарфоровый зуб в беззубой челюсти столетнего старца.

Сент-Джонс вернулась к осмотру дома. Окна были тщательно занавешены изнутри. Снаружи рассмотреть хоть что-то не было никакой возможности – даже со стороны, противоположной дороге. Там, где должна располагаться кухня, плотные жалюзи настолько заржавели, что было очевидно – их не открывали уже несколько лет. В этой заброшенной развалюхе обитал человек, который зарабатывал на жизнь строительством и ремонтом? Ну-ну, посмотрим, как там внутри. Кто знает, возможно, именно здесь его пристрелили.

Тому, что дверь не заперта, она нисколько не удивилась. Видимо, в этой местности не знают о существовании воров-домушников. Зато где-то в округе точно обитает убийца. Хладнокровный, жестокий. С крепкими нервами и желудком. Положим, выстрелить в спину мальчика может всякий ублюдок. Почти всякий. А вот снять с мертвого человека кожу…

Дверь открылась, страшно заскрипев, поцарапав при этом напряженные нервы детектива. Черт, какое место неприятное. Еще раз вздохнув, Кассандра ступила в слепую тьму.

Столб жирного утреннего света, густо смешанного с ароматами столетних трав и птичьим щебетом, отважно разрубил темноту, обнажив коридор со старой мебелью и плетеной циновкой на полу. Фрагмент помещения, безжалостно выхваченный светом, был словно вырезан из утробы пустого дома.

Сент-Джонс достала карманный фонарик и закрыла дверь. Немного переждав, пока глаза привыкнут к внутренней полутьме, она включила осмелевший свет фонарика и начала осмотр.

Обстановка была старомодной. Где-то сорокалетней давности. Видимо, мать, пока жила с сыном, не особенно следила за уютом. Чего же ожидать от подростка, который жил сам по себе. Брошенные дети меньше всего заботятся о порядке и чистоте, это Сент-Джонс знала точно. Когда она ребенком оказалась на улицах большого и страшного города, совершенно одна на подавляюще людных улицах, то очень быстро отрезвела от опьяняющей радости свободы.

Глава 6

Вторая смерть Кассандры. Четырнадцать лет

Тяжелый звук упавшего на камни тела наполнил Вселенную. К ногам прохожих упала девочка. Прямо с неба. Скрюченная фигурка вдруг отворилась, будто старинная шкатулка. Из приглашающе откинувшейся дверцы руки толстым диванным валиком выкатилась кукла.

Резко завизжала шедшая мимо женщина с руками, полными бумажных пакетов. Уронила скрипичный футляр юная музыкантша, важно шагавшая по тротуару. Со всех сторон послышались возгласы зевак. Тоненькая рыжая девочка подобрала упавшую куклу и вышла из толпы, которая становилась все гуще и плотнее. В центре уже никто не понимал, зачем все сбежались. Вроде бы кому-то привиделось, что кто-то упал с крыши, но ни свидетелей, ни трупа не оказалось.

Кассандра машинально шла на единственный звук, возникший сразу после удара тела о камни мостовой. Невзрачная старуха, катившая перед собой магазинную тележку без одного колеса. Плетенная из проволоки корзинка на колесах была до отказа заполнена всяким хламом. Алюминиевая спица с точностью метронома царапала тротуар. Трескучий голос бродяжки вторил ей:

– Прочь, прочь от этого дурного места. Мертвых детей мне еще не хватало! Да, да, да… А что Бэсс? Никто не позаботится о ней, пока она не доберется до родного дома, ни единая живая душа в этом пропащем мире. Где-то ждет меня мой любимый сынок с красавицей женушкой и щекастыми внучатами. То-то они обрадуются, когда я привезу все мои богатства. Одни часы чего стоят! Ведь это настоящее золото, только тсс! Никому ни словечка. Если не скажешь, я дам тебе пастушку, она все равно немного поржавела и покосилась, вот отвалится совсем, и я отдам ее тебе. Может быть, даже насовсем. Да что там! Не всякий пожилой человек придет в дом своего сына с такой помощью! О нет! Знавала я обормотов, которые сами норовили сесть на шеи детей. Но я-то не такая. Нет уж, увольте! Я смогу себя обеспечить, клянусь святой Терезой. И еще кое-что оставить после себя родным, да-да! Да. Да… Я достопочтенная вдова Элизабет Джейн Мак-Артур, а не кто-нибудь в этом роде… Извольте запомнить!

Ухватившись слабой рукой за рваный подол грязного пальто, Кассандра неверными шагами поплелась в следующую свою жизнь. В хвосте жалкой процессии моментально пристроилась лохматая тварь, отдаленно напоминавшая собаку. По чистой случайности Бэсс всегда называла это несчастное создание собакой. Так ее в скором времени привыкла называть и Кассандра.

Собака эта, видимо, когда-то была милым щенком и кличку носила соответствующую – Чеши-Брюшко например или Шарик. Однако, потерявшись и оказавшись на улице, быстро приобрела привычки дикого зверя и выглядеть стала так, что мало кто отважился бы по доброй воле погладить клочковатую свалявшуюся шерсть. Глаза ее вечно слезились, разорванное ухо висело грязной тряпицей над худой несчастной мордой.

К Помоечной Бэсс это подобие волка прибилось давно, верно подумав, что вдвоем будет безопаснее. Кассандра понимала, почему Бэсс не дает нормальную кличку. Придумать настоящее имя значило привязать к себе это существо невидимыми связями и страдать в случае их разрыва. Привыкать ни к чему нельзя. Это первое правило выживания на улицах.

Одна. Теперь она совсем одна. Страх и одиночество. Чувство незащищенности, почти оголенности, завладело Кассандрой с тех пор как некому стало готовить ей завтрак, следить за уроками и беспокоиться о режиме сна.

Постоянное чувство голода и холода. Мучительное желание выспаться (наследство от «нормального» детства, отравленного ночными приступами астмы) и невозможность этого даже в ночлежке под колючим хлорированным одеялом. Правда, в жестком коконе не давали уснуть уже не удушающие липкие пальцы болезни, а неизбывное горе потерь. Да и в ночлежку попадать удавалось не каждую зимнюю или осеннюю ночь. Родные предали беспросветно домашнюю и беспредельно уязвимую Кассандру. Избалованная хрупкая девочка, обычно чересчур опекаемая, как все дети, больные от рождения, очутилась в жестком как протез, промозглом и голодном одиночестве улиц Города.

Не скоро Кассандра научилась выискивать теплые гнездовья отдушин метро, у которых можно было устроиться на ночлег. Не скоро она приняла правила улиц, где прав тот, кто сильнее. Не скоро она поняла, что красота, нежность, правильность – это удел защищенных стенами своих домов да бумажниками с деньгами и кредитками «законных» людей. Не скоро поняла, что у детей здесь нет льгот и привилегий.

Астма, шамкающая беззубым ртом старуха, забивающая своими седыми космами горло Кассандры, сначала издали понаблюдав, как справляется жертва с новой жизнью, отступила в серый мглистый туман уличных тупиков и темные сырые подвалы заброшенных ткацких фабрик. С тех пор как девочка научилась выживать в одиночестве, болезнь беспокоила все реже и реже, пока совсем не исчезла, как утренний туман июльским полднем.

Помоечная Бэсс была вполне безобидна. Сумасшедшая ведьма обитала в темных переулках, не рискуя выбираться из них даже по ночам. А днем и вовсе отсыпалась где-нибудь в подвале. Неизменным ее атрибутом была тележка, украденная в супермаркете и декорированная целлофановыми пакетами, фонариками самых развеселых цветов, узлами с грязным тряпьем и консервными банками всех форм и степеней помятости.

Старуха была безвредной, но ее мало кто терпел. Все из-за длинного языка. Болтала она без умолку. Каждому встречному и поперечному рассказывала вымышленные истории счастливой прошлой жизни, преисполненной достоинства, любящих родных, и несчастной настоящей, в которой не было ни единого существа, сочувствовавшего ее страданиям.

То ли маленькая бродяжка Кассандра напомнила ей персонажа из мифического прошлого, то ли она воспылала материнской любовью, но именно к ней Помоечная Бэсс испытывала такое чувство, которое единственное и заставляло ее прийти в свой ум или хотя бы замолчать.

А тишина была часто необходима. Когда полиция рыскала по переулкам в поисках свидетелей ограбления табачной лавки на углу. Когда случайно пробалтывался о дилерах или об источниках дури забалдевший доходяга-наркоман.

Короче, Кассандру признали единственным способом управления старухой, поэтому ее так часто привлекали к этому нелегкому делу. Чаще других девочку оставляли сторожить Бэсс и ее тележку. Чаще других заставляли прятать в тележке краденное.

Пока однажды Кассандра не нашла Бэсс повешенной на чугунных воротах в проходном дворе. Выцветшие глаза старухи уставились на Кассандру. Сквозняк из подворотни трепал лохмотья, обвисшие на вялом полном трупе. На шее висели часы, с которыми старуха никогда не расставалась. Гирьки раскачивались в такт мертвому телу. Еще секунда – и обмершая от страха Кассандра услышала знакомый трескучий голос:

– Ты ведь обещала стать на путь истинный, дитя мое, – погрозила пальцем-сарделькой Бэсс. – Так запомни же. Вернусь из гостей к своему сыночку, проверю.

– Я отомщу за тебя. Клянусь всеми твоими святыми! – ответила ей дрожащим от напряжения голосом Кассандра.

– Вот уж не думаю, мелкая тварь, – так же тихо проговорил Гарри Уотерс, наблюдая картину прощания девочки с грязной старухой со стороны. – От щенков я избавляюсь до того, как им посчастливится стать волками. Билли, Джим, разберитесь с падалью и девчонкой. Канализация все растворяет.

Несмотря на то что Кассандра вовсе не была уверена в том, что не умрет и на этот раз, страха не было. Она не очень думала о том, почему не погибла уже давно. Не думала, сможет ли не умереть и в этот раз. Факт собственного бессмертия еще не успел занять прочное место в ее голове.

Ей так сильно заломили руки за спину, что, кажется, хрустнула пара костей. Не лень же так стараться, ввиду того что ее все равно собирались убить. Исполнительные, сволочи! А потом сбросили в люк канализации. Кассандра падала, привязанная к тяжелому телу Бэсс. Она падала так долго, что должна была уже давно пролететь сквозь землю. Она даже успела почувствовать, как все еще ужасно воняет грязная вязаная кофта старухи. Но вот плеска от удара о сточные воды она так и не услышала.

Люк тут же заварили. Несколько искр упало вслед за Кассандрой, сгорая на лету и превращаясь в мертвые черные окалины, – очередное многоточие между двумя ее жизнями.

– Ненавижу зло, – прошептала Кассандра, перед тем как изо всех сил постучать в тяжелые деревянные ворота со старинным чугунным кольцом. Сверху могильной плитой угрожающе нависала зеленоватая от времени медная табличка: «Святой Терезы католический приют для девочек».

Глава 7

Око фонарика рыскало по серым стенам с отставшими обоями, пыльным коврикам и жестким квадратным креслицам. Луч мутного света, замусоренного миллионами пылинок, вырывал у тьмы разнородные предметы, которые все вместе можно было назвать просто хламом. Ага, телефон! Обернув платком руку, Сент-Джонс нажала на кнопку автоответчика.

Тишина. Потрескиванием ответила кнопка записи звонков. Никто не звонил Дику. Никого он не ждал. Но у него хотя бы был дом. Судя по данным, девушка. Мальчик не был так уж одинок.

Блуждающая прореха света скользнула с аппарата на столик рядом. Место старых журналов на нем занимала вскрытая пачка чипсов. Крошки рассыпались млечным путем к кромке стола и продолжались дальше по коврику у дивана.

На диване-кушетке валялись бумажные комки и пустые пачки сигарет. Развернув рыхлый снежок смятого листа, детектив прочла первую строку незаконченного письма: «Дорогуша Лили Мэй, ты представить себе не можешь, насколько я тебя обожаю. Ты моя крепость. Через окна буду делиться с тобой радостью неба. В башне грустить. В залах мы попируем…» В эпистолярном жанре Ромео не блистал. Остальная писанина ненамного отличалась от начала.

Допотопный магнитофон валялся рядом с телефоном. Кроме той, что находилась внутри, рядом кассет не было. Немного отмотав ленту назад, Кассандра нажала кнопку «play». Сквозь шорох и треск затертой едва ли не до дыр ленты она расслышала голоса:

– Я тебя очень люблю. – Нежный и тонкий, почти детский голосок говорил с выражением, будто читал стишок на рождественском утреннике.

– А я тебя люблю очень-преочень, – всерьез и пылко бросился убеждать в ответ мужской, от непривычки к нежностям спустившийся в самый низкий диапазон.

– Нет, это я тебя очень-преочень! – не сдавался голосок, переливаясь хрустальным смехом.

– А я тогда как?

– А ты еще больше!

– Согласен!

– Когда-нибудь, очень скоро, мы будем вместе всегда. Никто больше не сможет заставить нас расстаться даже на минуту, даже на секунду.

– Да! Мы срастемся как два близнеца. Даже как один человек с двумя головами и…

– И одним сердцем! Потому что ты же помнишь, я отдала тебе свое. Навсегда.

– Я тебя очень люблю.

– Нет, это я тебя очень.

– А я тебя еще больше.

– Хорошо, ты победил.

– Согласен, любимая…

«Дальше в том же духе. Тьфу, сопли на сиропе. Ну почему разговоры всех влюбленных такие глупые? Ясно, что не лекции им друг другу читать по экономической социологии, но не такое же дерьмо!» – Кассандра тяжело вздохнула. На жестоко изнасилованную и совращенную с малолетства девчонка не похожа. Да и криков о помощи на этой слюнтяйской пленке скорее всего нет. Надо будет поручить прослушать ее в участке. Хоть Мофли, к примеру. Ему уже не повредит, а Кассандра после повторного прослушивания этого бреда, пожалуй, сама готова будет убить всех, кто это наговаривал.

Осмотр продолжился. Но раздражение не проходило. Надо же, занесла нелегкая в Полпути! Деревня просто валила с ног своими странностями. Кроме того, что заселена была по преимуществу людьми или огромного роста, или просто карликами. Что-то среднее, видимо, было дурным тоном.

От пыли першило в горле. Безобидная щекотка разрослась в огромный ватный ком, сквозь который с сиплым свистом воздух продирался в легкие и обратно. Только этого не хватало! Судорожно шаря по своим карманам, задыхавшаяся девушка лихорадочно соображала, где она оставила ингалятор, выданный доктором Элденом.

Наконец маленький цилиндр объявился в кармане пиджака. Бросив фонарик на пол, Кассандра схватила ингалятор и со стоном вдохнула ледяной эфир. Через пару минут хрипы сменились размеренным тяжелым дыханием. Мелко дрожавшая рука медленно отерла холодный пот со лба.

Яростный, хотя и короткий приступ закончился так же внезапно, как начался. Неужели это снова возвращается? Ну почему сейчас… А впрочем, какая разница. Разве важно когда – сейчас, или через год, или через десять лет. Когда-нибудь болезнь должна была вернуться: сейчас, значит, сейчас. Кассандра с тоской прикусила губу, чтобы не застонать от огорчения. Боль помогла опомниться.

Буду делать свое дело, пока… Пока есть возможность, а там будь что будет. Тщательно закрыв ингалятор, Кассандра положила его обратно в карман и похлопала рукой, запоминая, чтобы в следующий раз не метаться как идиотка в никчемной панике. Если приступы неизбежны, нужен контроль. Всегда надо себя контролировать, говорила сестра Сара воспитанницам в приюте, все остальное в воле Господа, на которого и следует уповать.

Луч фонарика уже совсем не дрожал.

В следующий момент Сент-Джонс увидела то, чего в этом доме быть не могло. Кукла с фарфоровым личиком, золотыми волосами и круглыми синим глазами. Именно такое удивленное выражение, застывшее на грани ужаса, Кассандра не видела с самого детства. Сент-Джонс протянула руку и прикоснулась к мертвенной прохладе расписного фарфора. Все точно так, как она помнила. Острый бугорок носика, впадины огромных глазниц, выпуклые круглые щечки.

– Лилиан! – ошеломленно прошептала она и, забыв про платок, схватила куклу похолодевшими пальцами.

– Какого черта вы делаете в моем доме? – раздался резкий холодный голос.

Глава 8

– Немедленно прекратите наставлять на меня вашу дурацкую железку!

– Кто вы? – твердым голосом спросила в ответ Сент-Джонс, стараясь, чтобы ствол пистолета не так позорно дрожал.

– Нет уж, это вы кто? – громогласно переспросила высокая, как башня, женщина лет сорока, с красивым гордым лицом и седой прядью в черных волосах, обрамлявших тонкое благородное лицо. В молодости она была, верно, красавицей и сейчас еще могла бы ею считаться, не будь ее глаза столь надменно холодны, а голос жестким, словно колючая проволока.

– Я детектив-инспектор отдела криминальных расследований Кассандра Сент-Джонс, расследую здесь преступление. А кто вы? – с профессиональным спокойствием спросила в ответ девушка. Говорила она тона на два тише, но металла в голосе было не меньше.

Сент-Джонс бросила контрольный взгляд в сторону двери, из которой так внезапно появилась ее собеседница. У священников есть нюх на неисправимых грешников. У хищников – чутье на больных животных. Наметанный глаз Кассандры определил, что перед ней не человек, а сплошная рана, которая пузырилась ненавистью и злобой. Как раз из такого теста выпекаются убийцы.

– Это мой дом, и никто, слышите, никто не имеет права рыться в вещах без моего разрешения! – В конце фразы голос взвился почти до истерики.

– Спокойно, спокойно. – Кассандра попыталась воспроизвести тон голоса, которым говорил егерь. – Это дом Дика Логана, я занимаюсь здесь официальным расследованием. А вот ваше имя я услышу сейчас и здесь или через полчаса, но уже в полицейском участке. Итак?

– Я Камилла Логан. Это мой дом, и, если Дик натворил глупостей, это не дает никакого права врываться сюда и угрожать оружием. – Женщина непримиримо скрестила руки на груди, хотя говорила уже значительно тише и спокойнее.

Не будь у Сент-Джонс богатого опыта общения с лжецами всех мастей, она бы вряд ли заметила легкую заминку, перед тем как женщина представилась. В металле голоса почувствовалась почти не заметная ржавчина. Едва ли Камилла знает о смерти сына, но что-то она пытается скрыть.

Это была очень высокая и стройная фея Моргана, яркая представительница породы великанов, населяющих Полпути наряду с кланом коротышек. Женщина выдающихся способностей, если судить по внешности и отношению к своей персоне.

– Насколько я в курсе, вы уже лет десять не живете ни в этом доме, ни в этой деревне, – осторожно начала Сент-Джонс, убрав пистолет в кобуру. Она испытующе прищурилась, оглядывая собеседницу.

– Это никого не касается! – живо откликнулась Камилла, с независимым видом усевшись на диван, предварительно смахнув бумаги и объедки прямо на пол. – Говорите, зачем пришли, или убирайтесь. Мне действительно недосуг шататься по вашим участкам.

– Замечательно, – сделала формальную уступку Кассандра. – В таком случае сначала скажите, когда вы вернулись.

– Ну, допустим, сегодня, – презрительно скривив губы, женщина уточнила: – Утренним поездом.

– А причина вашего возвращения есть или…

– Или, – вызывающе дерзкий тон был сам по себе оскорбителен. Особенно удачно он сочетался с подчеркнутой вежливостью вопросов.

– Когда вы в последний раз общались с вашим сыном? – Кассандра плевала на тон, главное – получить ответы.

– Слушайте, я ничего не понимаю. Какое отношение к выходкам моего сына имеет наше с ним общение? – взвилась Камилла. Она вскочила с дивана и стала нервно ходить по комнате, одновременно пытаясь прикурить сигарету и собирая газеты, тарелки и коробки из-под пирогов. Все это женщина перекладывала с места на место, нисколько не создавая порядок в хаосе, а напротив, усугубляя разгром, царивший в неуютном заброшенном жилье.

– Ответьте на мой вопрос, – посоветовала Сент-Джонс, цепким взглядом следя за маневрами хозяйки дома. Сестра Сара была бы довольна сдержанностью бывшей воспитанницы.

– Не помню точно, – наконец сдалась Камилла. Ей удалось зажечь сигарету, она с видимым наслаждением затянулась и через минуту резко выдула струю дыма.

– А вы постарайтесь вспомнить, хотя бы приблизительно.

– Похоже, Дики действительно что-то серьезное натворил… – Казалось, хозяйке этой халупы впервые пришла в голову мысль побеспокоиться о сыне, а не о себе. Она сосредоточенно размышляла. Затем подняла голову и, глядя прямо в глаза детективу, отчеканила: – Я разговаривала с ним в последний раз перед самым отъездом из этой чертовой дыры. Сказала ему, что поехала в магазин и скоро вернусь. Но на самом деле в багажнике уже лежал чемодан, а в кармане билет на поезд.

– И это было?..

– Около десяти лет тому назад, больше я с ним не разговаривала. Не переписывалась и не виделась, – с вызовом вскинула Камилла свою прекрасную голову, ожесточенно встряхнув иссиня-черной копной волос. Возможно, седая прядь в таких беспросветно черных волосах не совсем натурального происхождения. Уж больно драматический эффект она имеет.

– Понятно. Благодарю вас. – Сказать про Дика все равно придется, но Кассандра предпочла бы предоставить это доктору или констеблю.

– И всё? Вы не намерены мне объяснить причину допроса и обыска?

– Ну хорошо, – недолго поколебавшись, сдалась Сент-Джонс. Не очень-то вежливо, не отвечать на заданный вопрос. – Сегодня ночью найден труп молодого человека, в котором опознали Ричарда Стэнли Логана, двадцати двух лет, проживающего по Миднайтчерри-стрит, одиннадцать.

Глава 9

Внимательный взгляд серебристо-серых глаз детектива не заметил ни капли изумления в лице Камиллы от услышанных слов, ни доли сомнения в страшных фактах, ни секунды слабости или замешательства. Или у Камиллы Логан не было сердца, или… она уже была в курсе. Хотя кто знает, такие цельнометаллические женщины, как она, вряд ли будут падать без чувств или разражаться рыданиями при известии о смерти единственного сына.

«Но все же она чертовски хорошо держится. Даже для человека с нервами в виде нейлоновых канатов». Детектив еще раз посмотрела на Камиллу.

– Извините, что пришлось сообщить вам столь печальное известие. – Сент-Джонс сделала последнюю попытку пробиться сквозь каменное бесчувствие необычной женщины: – Как давно вы находитесь в доме?

– Что? – как бы собираясь с мыслями, переспросила Камилла. Возможно, она все же не так уж бессердечна. – Да… пару часов, наверное.

– Заметили изменения? – «Смешно, она столько лет здесь не была!» – Следы взлома или борьбы?

– Его убили. Его убили, ведь правда? – Мать посмотрела на детектива с осадком уверенности, не растворимой в надежде.

«А возможно, она самая великая актриса во всей этой паршивой вселенной», – подумала Сент-Джонс.

– Смерть не была естественной. – Девушка вздохнула. «Его, видите ли, сначала подло застрелили в спину, а затем освежевали как ягненка на сельской ярмарке». Она продолжила допрос с упорством шахтера, вырубающего в граните выход из заваленного шурфа: – Осмотритесь внимательно. Быть может, пропали какие-то вещи, ценности?

– Какие ценности? Какие к черту ценности, – затравленно простонала Камилла и, повалившись на диван, начала завывать, осознав амплуа, в котором она оказалась на сцене. – Это я виновата! Я во всем виновата…

– Успокойтесь, принести воды? – подыграла Кассандра.

– Да-да, там на кухне… – махнула из-за завесы черного шелка Камилла, так скоропостижно превратившаяся из жесткой и холодной мегеры в талантливо раздавленную горем мать.

«А может, это шок», – честно предположила Сент-Джонс, пройдя в указанном направлении. Она осмотрела кухню, такую же грязную и неухоженную, как весь остальной дом, в поисках чистого бокала. Следов борьбы, крови не видно. Кружки, стоявшие на столе и в мойке, трогать не стала. Открыв буфет, предварительно накинув платок на руку («чччерт, снова пошла на осмотр предполагаемого места преступления без перчаток!»), она нашла стопку одноразовых пластиковых стаканчиков и, налив в один из них воды, вернулась в гостиную.

– Спасибо, – едва внятно пробормотала Камилла, не открывая лица.

– Вам есть где переночевать? Сюда скоро придет эксперт, надо осмотреть дом.

– Нет. Мне негде остановиться, – тусклым голосом ответила присмиревшая Камилла. – Если можно, я бы предпочла дождаться, когда они закончат, и остаться здесь.

– Можно, – поразмыслив, разрешила Кассандра.

– А где… Где он? – Мать не решилась назвать сына по имени.

– В морге, у доктора Элдена. Вы можете туда…

– Нет! – вскрикнула Камилла, будто ей предложили променять одну из конечностей на протез или продать почку за полпачки жевательного табака. Сент-Джонс готова была поставить фунт на кон, что крик был испуганный. – С детства боюсь мертвецов.

– Да тело уже опознали, в принципе, нет необходимости видеть его. Дом доктора находится на… как там черт эту улицу…

– Я знаю, где он. Доктор Элден был моим опекуном, – проговорилась Камилла, но тут же пожалела об этом. Трудно было представить эту женщину нескладной девочкой в брекетах. Скорее всего, она родилась уже с дизайнерской сединой и зубастая, как акула.

С улицы послышались звуки подъезжающих машин и зерненый шорох шин по дороге. Гомон птиц сразу же вернул свои права на слух всех, кто имел уши, как только заглохли неделикатные моторы.

На пороге показался констебль. Ослепнув от внезапной смены освещения, он озирался, усиленно тараща глаза и благоразумно не решаясь войти внутрь, представляя собой великолепную мишень на фоне дверного проема.

– Все в порядке, констебль, – поторопилась Сент-Джонс обозначить свое присутствие в полумраке гостиной. – Я здесь беседовала с Камиллой Логан. Эксперт с вами?

– Да, инспектор Сент-Джонс, – старательно закричал констебль, будто в темноту звуки распространяются так же тяжело, как взгляд. – Они готовы приступить. Мы ничего не наш…

– Замечательно, – прервала его детектив. – Пусть он приступает, а вы, миссис Логан, езжайте к доктору Элдену.

– Я не хо… – вскинулась Камилла, вообразив себя королевской коброй, вместо безутешной матери потерявшей горячо любимого сына.

Детектив прервала ее так же безапелляционно, как и констебля:

– Вам следует прийти в себя, возможно, доктор Элден даст что-нибудь успокоительное, а мы в это время постараемся управиться. – За неимением дудочки факира, Кассандра воспользовалась самым своим сладким голосом: – Думаю, дружеское слово в трудную минуту вам пригодится.

– Тогда… хорошо, но там, на втором этаже, моя спальня. Так вы можете не беспокоить ваших специалистов. Весь второй этаж был закрыт, и за последние десять лет я первая туда зашла. Можете убедиться, там только мои вещи.

– Хорошо, мнэ-э-э, спасибо за сотрудничество. Постараемся причинить как можно меньше гребаного беспокойства. Вы даже не заметите, что мы осматривали дом, – напоследок успокоила Камиллу детектив.

Не сдержав молнию подозрительного взгляда, та вышла, драматично всхлипнув напоследок и едва не сбив с ног констебля.

Глава 10

Когда Камиллу, которая с театральной украдкой утирала глаза и с довольно правдоподобной судорожностью прижимала к груди сумку, увезли к Элдену, Сент-Джонс сурово воззрилась на констебля.

Корбет Мофли стоял на кирпичной дорожке, ведущей к дому, где уже орудовал криминалист. Спец деловито расставлял картонные таблички с цифрами у кружек, на которых могли быть отпечатки, скомканных писем, которые потом ему предстояло прочесть, подозрительных или просто странных предметов, которые могли иметь отношение к преступлению.

– Ну, что там с чертовым осмотром? – Кассандра вовсе не собиралась сменять свой гнев на милость.

– Э-э-э… прочесали квадраты, отмеченные на карте. Ничего из того, что просили искать, не нашли, – потоптавшись, просипел Мофли и тут же с горячностью бросился оправдываться. Словно мальчик, который объяснял маме, каким образом разбилась банка с земляничными пенками без его прямого участия: – Простите, я не виноват! Не заметил, что вы не одна в комнате…

– Впредь будьте предельно внимательны во время исполнения своих чертовых обязанностей. Это может стоить жизни вам, – Сент-Джонс отвернулась от констебля и посмотрела на небо, – или вашему напарнику.

– Да, я все понимаю, я… – живо вообразив гибель гипотетического напарника, он тут же забыл проступок. Все с тем же виноватым выражением лица констебль продолжил: – Надо же, Камилла Логан здесь!

– Вовремя, да?

– Действительно! Как раз к похоронам Дика. Если бы мать не успела попрощаться с сыном, было бы ужасно грустно… – В поисках подтверждения своей трагической мысли он обратился к воплощению истины в последней инстанции.

– Хм-хм, – ответила истина довольно неприязненным тоном.

Что ничуть не смутило констебля. А также ни на секунду не запятнало ореол славы, светящийся вокруг головы лучшего детектива легендарного убойного отдела. Это наверняка ввиду особой везучести констебля Корбета Мофли в их глушь прибыла крутая Сент-Джонс. Он-то чувствовал, что наступил его звездный час, и именно ему (конечно же, под руководством и предводительством столичной знаменитости) суждено раскрыть страшнейшее преступление века – злодейское убийство отличного парня Дика Логана.

Работать под началом классного спеца, да еще по такому делу – редкая удача для простого деревенского парня. И хороший трамплин в будущее! На вершине этого трамплина Мофли уже мнил себя в должности шефа полиции Полпути.

Этот тихий мальчик, и не думавший страдать из-за своего маленького роста, всегда мечтал о чем-то «великом». О карьере начальника местной полиции, например. Во всем остальном он был скромным и добрым малым. Немного даже простоватым, что сам охотно признавал. Но карьера, но работа, думал он, будут у него действительно значительными.

Он жил с матерью, рано записавшейся в старушки и давно переселившейся в удобную мягкую обувь, больше похожую на домашние тапочки. Лицо у нее всю жизнь было такое, будто несчастную раз и навсегда испугали. Она каждое утро пекла своему чаду блинчики, искренне веровала в то, что грандиозные планы сыночка когда-нибудь обязательно исполнятся, хотя с некоторым опасением ждала этого часа. По вечерам вязала у окна, дожидаясь со службы Корбета, как раньше дожидалась его возвращения с уроков. Перед ужином они молились и делились нехитрыми происшествиями небогатой на события жизни. На ее скромный взгляд, у сына не было ни одного недостатка.

С тех пор как он с гордостью повесил в гостиной диплом об окончании кадетской школы, куда уезжал впервые в жизни, оставив мать на два года, миссис Мофли смирилась с тем, что выбранная дорога самая лучшая для человека с его способностями.

Корбет гордился тем, что твердо, чуть ли не наизусть знает свод правил участковых. Он был первым помощником у предыдущего начальника участка, а мама пекла всему участку кексы на Рождество. С первого момента появления Сент-Джонс Мофли понял, что час пробил и теперь он точно достигнет поистине государственного размаха в службе.

Еще он слышал, что у Кассандры была чертова уйма напарников и никто не выжил, кроме крутого детектива бессмертной Сент-Джонс, в тех передрягах, в которых им довелось побывать. «Вот счастливчики, – думал о них Корбет, – быть свидетелем раскрытия преступлений, положить жизни во имя справедливости, закона и королевы, что может быть лучше?!»

– Констебль, о чем размечтались, – резкий окрик спустил его с небес. Сент-Джонс хмуро уставилась на Корбета в ожидании ответа на простейший вопрос. Не дождавшись, она закатила глаза и обреченно приказала: – Садитесь в машину.

– Есть! Куда едем?

– В церковь. Я слышала, у вас там чудный органист. – Не оглядываясь на Мофли, застывшего с отвисшей челюстью, она вздохнула: – К Ходжесам, Мофли, к Ходжесам. Я только загляну на минуту к эксперту в дом.

– Может, лучше сначала оформить ордер? – погрустнел констебль, отлично помнивший тумаки, полученные от братьев Ходжесов во время учебы в школе. Там было принято лупить малышню из младших классов, а Корбет из-за своего роста подходил под «новобранцев» будучи даже в третьем классе, то есть проходил «обучение» по третьему кругу.

– Да вы что, совсем ополоумели?! Мы всего лишь зададим несколько вопросов, вот и все. Назовем это не допросом, а скажем, беседой, – едва ли не по слогам пояснила Сент-Джонс. Безнадежно махнув рукой, скрылась в доме. – Я хочу, чтобы вы сняли все, слышите, все отпечатки в этом доме. Особенно на втором этаже.

– Сделаю, босс, – кивнул флегматичный криминалист, он же фотограф, основательно припудренный черной пылью.

Кассандра так и не поняла, где он живет. Было сильное подозрение, что в лаборатории на втором этаже здания участка, прямо над ее кабинетом. Во всяком случае, он всегда находился «под рукой», а это удобно. Только вот имя молчуна пока все время ускользало из памяти. Оно так соответствовало его бесцветной долговязой фигуре, что вполне хватало обращения в третьем лице. Скорее всего, его так и звали – «третье лицо».

Но тут она осознала, что вот уже несколько минут бесцельно бродит по дому, раздраженно потирая горячий лоб. Какое жаркое лето. Так что там бишь она хотела? Эти ритмичные щелчки фотоаппарата выводили ее из себя не меньше, чем мерное тиканье часов.

– Кстати, куда вы дели эту чертову куклу? – вспомнила она.

– Какую куклу? – на полдюйма приподняв бровь, обозначил удивление криминалист, не отрывая глаз от объектива камеры.

– Ту, что лежала на этом чертовом диване.

– Все лежит в пакетах в коробке номер три, – три щелчка подряд прозвучали как звук затвора на пистолете.

– Но здесь нет ничего похожего на куклу, – осторожно проговорила Кассандра.

– Значит, ее там и не было, – пожал плечами болтун, продолжая заниматься своим делом.

– Нет. Это значит, что чертова стерва забрала ее с собой, – задумчиво поправила его девушка. – Еще это значит, что она не хотела, чтобы мы обратили на это внимание.

Глава 11

Всю дорогу к дому, где проживала большая семья Ходжесов (отец, трое сыновей и прелестная «дорогуша Лили Мэй»), детектив размышляла над этим странным фактом. Странность была даже в квадрате. Удивительно было найти куклу, точную копию той, что была подарена когда-то Кассандре матерью. Вещь, которая появилась впервые где-то там, в далеком и счастливом детстве, уже почти полностью стертом из памяти грязной ветошью последующей скитальческой жизни на улицах.

Но еще удивительней было увидеть детскую игрушку в доме, где жил юноша, не имевший ни сестер, ни детей… Есть вероятность, что она была привезена Камиллой, но немодная игрушка ручной работы, а не произведенная на фабрике так не вязалась с обликом и манерами этой женщины. Ее сумка и одежда сделаны качественно, имели громкие ярлыки и уж конечно стоили уйму денег. Ей скорее подошел бы новомодный автоматический щенок, чудо японской электронной промышленности. Старенькая и потрепанная кукла шла как траур под ногтями к французскому маникюру.

– Вы там осторожней, – решился констебль. – Они всегда были задирами, а после того как Джейкоб взял их в добровольную лесную дружину, вовсе стали считать всех, кто ниже их ростом, охотничьей дичью. Особенно Сайрус и Огастес, эти просто буйные.

– Выше нос, я вас в обиду не дам, – подбодрила девушка Корбета. – Вообще, запомните на будущее, что все можно решить хорошими манерами.

Они подъехали к дому, в одной половине которого располагалась мясная лавка, а в другой жила семья Ходжесов. Магазинчик был закрыт, к удивлению Кассандры. Разве уже обеденное время? Обойдя опрятный палисадник, полицейские постучали в дверь.

– Ну? – угрожающе нахмурившись, вопросил здоровенный детина, открывая дверь после третьего звонка в пудовый колокол.

– Э-э-э, – заблеял из-за спины Кассандры констебль. – Это инспектор Сент-Джонс.

– Детектив-инспектор, – откорректировала Кассандра.

– Именно, – поправился Мофли.

Мощные надбровные дуги, низкий лоб и смуглая кожа в сочетании с черной щетиной, пробивавшейся почти по всему лицу с крутыми скулами и широкой нижней челюстью, навевали воспоминания о картинках в школьных учебниках про неандертальцев или как их там? Что-то дикое было в том, кто так недружелюбно взирал сейчас сверху вниз на непрошеных гостей.

– Отдел криминальных расследований, Кассандра Сент-Джонс, – девушка подняла к первобытно рубленному сканеру открытое удостоверение со значком. Констебль предусмотрительно прятался за ней.

– Ну и?.. – с уважением, которого достоин разве что прошлогодний снег, повторил здоровяк.

– Надо задать несколько вопросов вам и вашей сестре. Если не возражаете.

– Какого черта? – начинал терять терпение гостеприимный хозяин.

– Почему-то мне кажется, что нам лучше побеседовать здесь, а не в участке. Хотя, возможно, я ошибаюсь… – задумчиво проговорила Сент-Джонс.

– Что там за возня, Огги? – раздался рев последнего бизона, загнанного ковбоями в диких прериях. Отодвинув Огастеса с дороги, показалась его устаревшая, но не менее впечатляющая версия.

– Да вот. Корбет Мофли притащился с какой-то… хотят перетереть о погоде, – давясь хохотом, пояснил сынок, будто рассказывая детский анекдот.

– Ну так не держи людей на пороге, – сказал отец, заглянув в удостоверение. – Добро, хк-хм, пожаловать, мисс мнэ-э…

– Детектив-инспектор Сент-Джонс, – подсказала девушка, проходя вслед за радушным хозяином под настороженным взглядом Огги.

– Чем могу? – свирепо прорычал хозяин, указав предварительно на кресло у камина. Сам он остался стоять напротив, опершись мощной рукой на каминную полку со стадами фарфоровых пастушек и овечек, с которыми составлял удивительный по сказочности воздействия контраст.

– Я должна перекинуться парой слов с вашей дочерью, мистер Ходжес. – Кассандре все это уже порядком надоело. С одной стороны, она была почти уверена в причастности хозяев к преступлению. Но с другой – ей было любопытно взглянуть на людей, которых доктор навязчиво рекомендовал как «хороших», во всей красе.

– О чем?

– Могу я увидеть мисс Ходжес?

– Хм-хм, – прочистив горло, задумчиво протянул Ходжес, с сомнением оглядывая хрупкую девушку, будто серьезно прикидывая, может ли она причинить вред его дочери. Или он размышлял над тем, как быстро сможет скрутить в бараний рог этакую пигалицу. – Только в моем присутствии.

– Разумеется, если вы настаиваете, – легко согласилась Сент-Джонс.

– Сайрус! – взревел мистер Ходжес так, что фарфор на полке испуганно зазвенел, а несколько пастушек и дам в кринолинах едва не грохнулись в обморок от ужаса. – Позови-ка сюда Лили Мэй и малыша тоже.

«Замечательно, с братиками тоже неплохо было бы перемолвиться парой слов», – искренне порадовалась Сент-Джонс, оглядев уютную, на удивление чистенькую гостиную. В обстановке, невинных картинах с сельскими пейзажами, кружевных белоснежных занавесках чувствовалась заботливая женская рука.

Глава 12

По прошествии нескольких секунд просторная комната стала вдруг очень тесной. От одновременного присутствия четырех исполинских мужчин разного возраста, но почти одинаковой атлетической комплекции Сент-Джонс непроизвольно поежилась и встряхнула головой, пытаясь разогнать густую от тестостерона атмосферу физической силы.

Смуглые черноволосые или чернобородые (и на то и на другое запаса волос не хватало) гиганты представляли собой отменную иллюстрацию здорового образа жизни, усиленных тренировок со штангой в сочетании с деревенским питанием и примечательной породой.

Все они были разными – кто стриженный коротко, кто с баками или гладко выбритый, кто с бородой или щетиной, – но одновременно не вызывали никаких сомнений в принадлежности к одной семье. Создавалось ощущение, что перед Кассандрой вовсе не четверо мужчин, а один и тот же первобытный человек, только в разных ипостасях и разного возраста.

Н-да, если их сестренка сохранила наследственные черты, то у Дика Логана очень странные вкусы в выборе любимой «дорогуши». Он, видать, оригинал – и смерть, и любимая у него чудные.

– Добрый день, – раздался хрустальным перезвоном нежный голосок.

Девушка, вошедшая в комнату, оказалась полной противоположностью своим родственникам. Она была похожа на них так же, как дитя фиалковых эльфов, которое подкинули в колыбель семьи горных троллей, походит на своих приемных родителей.

Это волшебное создание обладало роскошными золотыми волосами, огромными голубыми глазами с длиннющими черными ресницами и совершенными кукольными чертами лица. Однако она была не просто красива. Девушка, подобно очень редким красавицам, искажала пространство вокруг себя – а это участь далеко не многих… Непрошеная жалость к вошедшей сразу же начала ржавчиной разъедать закаленное сердце Кассандры.

– Вот, дочка, с тобой хотят поговорить, – нежно проворковал отец, аккуратно беря дочь за руку и целуя ее в белоснежный фарфоровый лоб. – Ты только не бойся, мы все будем рядом с тобой.

– Здравствуй, Лили Мэй! – подал голос находившийся тут же, как оказалось, констебль.

– Здравствуй, Корбет. Как мило, что ты зашел, – мягко улыбнулась ему сказочная дева. Улыбка не оставляла ни капли сомнений в том, что она действительно рада увидеть этого растяпу. – Как поживает твоя матушка?

– Спасибо, хорошо, Лили Мэй. – Голос Мофли таял, как сливочное масло на июльском солнце.

Детектив с подозрением оглянулась на констебля, стоявшего за спинкой ее кресла, и, раздраженно покашляв, призвала сотрудника к официальному тону и хоть немного более серьезному выражению лица. Это возымело эффект, но салфетка глуповатой улыбки все же осталась на круглой и довольной тарелке лица Корбета, который не спускал восхищенных глаз со своей богини Бланманже.

Смотреть и правда было на что, справедливости ради признала Сент-Джонс. Редко ей доводилось видеть таких нежных, чистеньких и миленьких девушек. Все больше попадались образины визжавших за решеткой проституток или физиономии преступников, скорее похожих на братцев этой принцессы.

Пленительный аромат скромных цветочных духов незримым облаком парил вокруг Лили Мэй. Вся она от макушки, на которой по законам жанра должна была покоиться маленькая золотая корона, до кончиков розовых ноготков, видневшихся сквозь позолоченные ремешки изящных плетеных сандалий, была совершенством.

Пожалуй, только платье – длинное и скромное – чересчур уж обыгрывало ее образ «принцессы роз». Наверняка взрослой девушке не особенно приятно наряжаться в одеяния из розовой тафты и белоснежных кружев, о которых мечтают разве что восьмилетние девочки.

Судя по пастельной тени меланхоличности в огромных глазах, лишь немного недостаточной для того, чтобы стать полноценной грустью, волшебная дева отдавала себе в этом отчет. Кроме грусти, ее взгляд выражал еще и настороженность, так что Кассандра поняла, что отнюдь не зря наведалась к этой потрясающей с первого взгляда девушке.

– Здравствуйте, мисс Ходжес, – с осторожностью, с которой ступала бы по цветочной поляне, заговорила Сент-Джонс. – Хотела задать вам несколько вопросов.

– Я вас внимательно слушаю, – обезоруживающе просто согласилась Лили Мэй, предупредительно подняв руку в сторону отца. Этот скромный знак дивным образом усмирил готовый сорваться с его языка рык, к которому, казалось, уже приготовился воздух, заранее подстраиваясь под грубые волны низкого голоса.

«Какое полезное свойство, – подумала про себя Сент-Джонс, – любопытно, возымеет ли такое же замораживающее действие на ораву диких мужланов этот жест в исполнении кого-нибудь другого?»

– Я буду чертовски признательна, если вы припомните, когда в последний раз виделись или разговаривали с Ричардом Логаном.

– С ним что-то случилось, верно… – Крупная слезинка скатилась из правого глаза Лили Мэй. Вздох нежным шелестом оборвался в мертвой тишине комнаты. – Глупая, глупая Лили Мэй. Конечно же, иначе быть не могло…

– Почему вы так решили? – опешила Сент-Джонс. Никто из жителей деревни еще не должен был знать о ночном происшествии, на это она дала совершенно четкие указания сотрудникам полиции.

– Скажите мне, умоляю вас, – девушка продолжала ронять крупные бриллианты слез, но только из одного глаза.

За окном раздались угрожающие перекаты грома. Внезапно потемнело так, что, казалось, день, совсем недавно начавшийся, решил досрочно закруглиться и свернулся в непроглядную полночь. Еще несколько секунд – и ошарашенный констебль, отвернувшись от окна, с торжественностью дворецкого провозгласил:

– Пошел дождь!

– Сначала ответьте на мой вопрос, мисс Ходжес, – хрипловатым голосом продолжала настаивать детектив.

– Папа… оставьте нас, пожалуйста, одних, – велела изумительная Лили Мэй.

Недовольно прочистив горло, но все же не произнеся ни слова, отец кивнул сыновьям, и комната сразу увеличилась в несколько раз. Потрясающие способности к дрессировке диких животных.

– Корбет, пожалуйста, ты тоже, – царственно кивнула Лили Мэй констеблю, и тот, забыв испросить позволения старшего по званию, так же на цыпочках, как все остальные мужчины, оставил Лили Мэй наедине с детективом.

Сент-Джонс вздохнула. Ну что же, пуделей она может дрессировать с тем же успехом, что диких львов и медведей. Шорох дождевых капель, бьющих по стеклам окна, был слышен более отчетливо, чем закрывающаяся за последним выходившим из комнаты человеком дверь.

Глава 13

– Итак? – Лили Мэй смотрела на детектива, роняя слезы.

Когда в вашем присутствии начинают плакать, вы невольно чувствуете себя не в своей тарелке. Хотя слезы такая штука, которая поддается инфляции почище денег. Очень уж быстро они обесцениваются, причем, как у тех, кто их видит, так и у тех, кто их проливает. Это только в стихах они «вымывают пробки прошлых несчастий из глаз души», а в жизни для чего их только не используют…

– Вообще-то, это была моя реплика, – пожала плечами детектив, но все же ответила: – Вчера ночью на Монастырской Пустоши нашли тело Ричарда Стэнли Логана. Мне очень жаль. А теперь, пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Кода я видела его, внутри меня словно переворачивалась золотая рыбка.

– Последняя рыбка перевернулась?.. – едва сдержав рвотный позыв, уточнила Кассандра.

– Вчера вечером. Без пяти минут шесть. Потом разговаривала с ним по телефону незадолго до полуночи. Это всё.

– Вы же не просто обменялись прогнозами погоды на завтра. О чем беседовали, – не удержавшись, Кассандра добавила: – Если опустить слова «люблю» и «очень-преочень».

– Вы не любили.

Девочка уже не смотрела на детектива. Что может понять мертвый человек в делах живых? Да и какая теперь разница. Больше ничего не имеет значения для Лили Мэй. Она безнадежно покачала головой и проговорила механическим голосом заводной куклы:

– Мы с Дики любили друг друга, собирались убежать. Пожениться, жить вместе, путешествуя в трейлере по миру. Я бы готовила ему кофе по утрам, штопала носки. Он бы что-нибудь чинил добрым селянам по пути. Какие мы были дети…

Лили Мэй горько усмехнулась. Детектив тоже. Странные мысли вместо соломы заполняют эту прелестную головку, как оказалось.

– Что же произошло взамен? – Кассандра все с большим интересом всматривалась в собеседницу. Казалось, та находится в трансе и пересказывает события одной из своих прошлых жизней. Например, так: звалась Марией Антуанеттой, скакала на балах, споткнулась на эшафоте – бац! – голова покатилась в корзину…

– Он не пришел. Я целую вечность прождала у калитки в сад, за домом у яблони… Потом вернулась в дом, отец и братья ничего не заметили. Они спрятали мамино распятие, которое висело над моей кроватью сколько себя помню. Наверное, надеялись, что без него не уеду. Знаете, что я помню о мамочке? Она давно уже умерла, несчастный случай… Ничего, – девушка удивленно пожала плечами, – неужели Дика тоже забуду?

– Как вы думаете, кто мог желать ему зла? – Кассандре более интересны события посвежее, да и с Логаном случился отнюдь не несчастный случай.

– Никто, кроме моих братьев, – тихо вздохнула девушка. – Они ненавидят его. Всегда ненавидели. Мужчины, – безнадежно махнула она рукой.

– Об этом я и хотела поговорить с ними, – зацепилась Кассандра.

– Они лучше языки проглотят, чем расскажут вам. – Лили Мэй вскинула глаза. Мокрые ресницы слиплись и в виде лучей звезды расходились в стороны от синего сверкающего глаза. – Поговорю с ними сама. Обещаю, если они действительно что-то знают, я вам расскажу.

– Ок. – Сент-Джонс достала визитку. – Вот мой телефон, звоните в любое время. Слышите, в любое. Не могу дать вам больше суток, учтите. Будьте осторожны.

– Мне теперь все равно, – потухнув, безвольно пожала плечом девушка. – Нет, не подумайте, братья не причинят мне вреда. Они слишком любят меня, в этом все и дело… всегда дело только в этом, не правда ли?

– Не знаю. – Не умела Кассандра разговаривать с людьми по душам. Вежливо – сколько угодно, сестра Сара была бы довольна. А вот откровенно, да о тонких материях…

– Я не виновата в том, какая есть, ведь правда же? Ну почему ко мне все так относятся, будто… Будто я могу сделать их счастливыми. Когда я сама так несчастна. Это как проказа, только наоборот, все только и мечтают заразиться… Скажите, вам часто в детстве говорили, что вы красивая? – Проигнорировать ее вопрос было все равно, что не ответить ребенку на вопрос, где после смерти оказался его любимый щенок.

– Нет, – пожала Сент-Джонс плечами, из вежливости немного подумав.

– А говорили, что вы умная?

– Иногда, – не сдержав улыбку, ответила Сент-Джонс. Пару раз признавали за ней такое свойство. Пожалуй, это было самым приятным из того, что она запомнила о своей первой жизни.

– Мой отец постоянно говорил, какая я красивая, как похожа на мамочку… А Дики… он единственный, кто разговаривал со мной как с человеком взрослым. Как с человеком.

– Мне очень жаль, – повторила еще раз детектив, не зная, что на это можно сказать. Наверное, любимых терять очень больно. – Одиночество – удел взрослых, все будет хорошо.

– До свидания, – героически взяла себя в руки Лили Мэй. Горько вздохнув, она аккуратно расправила платье на коленях и сложила руки лодочкой. Крупные капли катились по щеке. Ровные струйки дождя текли по оконному стеклу.

Ходжесы в полном составе собрались проводить вышедшую из гостиной Кассандру. На стенах прихожей висели головы оленей и даже пары волков – отличная работа Бурдэлена. Она исподлобья бросила оценивающий взгляд на внушительный караул. Мужчины расположились в прихожей в стратегически выгодных позициях. Огги слегка поддел ногой дверь, отчего та, хищно лязгнув, с грохотом закрылась.

– Вы здесь новенькая, так что, дамочка, глядите в оба. – Мрачная ухмылка отца многажды усиливалась на лицах сыновей. – Боюсь даже вообразить, что может случиться с человеком в такой глухой местности. Да еще как-нибудь ночью.

– Ну вы, главное, не паникуйте, если заблудитесь, – доброжелательно посоветовала Кассандра. – В случае чего я всегда могу устроить вам уютную камеру. Надежные замки и длительный срок фирма гарантирует, так что никто никого в этой глуши не обидит.

– Хм, вы мне даже начинаете нравиться, – хозяин скривил рот.

– Ух ты, – вежливо оценила такое признание Кассандра. – Но я, пожалуй, повременю умирать от счастья.

– Не спешите, не спешите…

– Подожду немного. Как минимум, до тех пор, пока не засажу за решетку убийцу Логана.

– Да за это медаль надо давать. И денежный приз в придачу, – подал голос младший из юношей. Он встрял со щенячьей наглостью, едва ли не виляя хвостом от удовольствия и азарта. Отец не ожидал, что взрослая беседа прервется таким терьерским наскоком, и даже проявил признаки удивления, для чего едва ли не со скрипом приподнял мощную бровь на полмиллиметра.

– Ага! Или охотничий кубок, – загоготал вслед и другой брат. Он не видел, как именно папаша отнесся к нарушению субординации.

Вероятно, со спины отец менее красноречив, позлорадствовала Кассандра.

– Сайрус, о чем она лопочет? – нахмурился отец уже обеими бровями. Для лучшего обзора он повернулся к сыновьям всем корпусом.

– Мы ни в кого не стреляли, – струхнул младший.

– Ты болван, Хорнби, какого черта я не отрезал тебе в детстве язык?! – взвыл Сайрус.

– Спокойно, дамочки. – Кассандра даже развеселилась. Ну и тупые придурки. – Вы лучше подумайте, что и как будете говорить мне при следующем свидании.

В гробовом молчании Кассандра подошла к дверям. Взявшись за ручку, она ласково добавила Огастесу:

– Ножку подвинули бы. А то ушибетесь ненароком. Опять. Я слышала, Логан вас несколько помял при последней встрече. Вы поэтому жаловались на него в полицию?

– Будьте вы прокляты, вы и ваш паршивый докторишка-трепло! – совсем вскипел юноша. Но братья вовремя перехватили его, когда он дернулся к Кассандре. Дверь с неменьшим грохотом закрылась теперь уже перед его носом.

Как только гости отъехали, отец прорычал:

– А теперь вы мне все расскажете, и упаси вас бог скрыть от меня хоть на полпенни.

Никто в деревне не сомневался в том, что мясник был самым гордым, любящим и щедрым родителем для своих сыновей. Но мальчики, хоть и были горячи, хоть и не могли похвастать особенным умом, не внушали ему столько опасений, как Лили Мэй. Так же как сам Ходжес, каждый из мальчиков уже сейчас мог выжать сок из дубовой ветки в конкурсе силачей на ежегодной деревенской ярмарке. А вот доченька с самого рождения была беззащитна, хрупка, ранима, словно весенний цветок. Вылитая мать. Она так же легко может оставить родных.

Поэтому отец постоянно и непрерывно боялся за девочку, иногда вскакивая посреди ночи от ужаса, что уже потерял ее. Старик Ходжес передал свой страх сыновьям. Но они защищали и боялись за нее, скорее бессознательно подражая отцу, полностью доверяя его опыту и непререкаемому авторитету.

Только отец знал истинную причину. Только он видел злой рок, висевший многотонным камнем над этой ангельской белокурой головкой с огромными глазами. В мутных липких ночных кошмарах он видел, что камень опустился на дочь, что он размозжил тонкие косточки, размолол хрупкие пальчики и смешал с кровью золотистые локоны.

Ненависть к Логану, причастному к роковым обстоятельствам, была так ясно ощутима почти каждую минуту, что он чувствовал ее тяжесть на плечах и от этого уже давно ходил сутулясь, будто все время носил на себе каменные жернова с заброшенной мельницы у лесного озера.

Ходжес всегда знал, что катастрофа случится. И вот теперь, посмотрев поочередно в глаза всем своим сыновьям, он отчетливо понял – все. Это произошло. Больше он ничего не сможет сделать. Черный ураган, сердцем которого была Камилла, эта злая женщина, наконец зацепил его семью, его детей и уже тащит весь их спокойный, уютный мир куда-то в бездну, из которой не выбраться будет никому. От первого же слова, произнесенного Сайрусом, сердце великана, покачнувшись на самом краю пропасти, рухнуло в глухую темную бездну будущего.

– Камилла Логан приехала, отец. Хорнби видел ее только что у дома доктора. А вчера мы с Огги пристрелили чудовище. Прости, что не послушали тебя, но мы были уверены, что на этот раз все сработает. – Он остановился, впуская в свою речь слабый звук сдавленных рыданий из гостиной и шелест дождя с улицы. – Так и вышло.

Устроившись в машине, детектив задумчиво постучала пальцами по бардачку. Вопросительно взглянув на трепетно притихшего Мофли, она недовольно поморщилась:

– В чем дело, узрели дух святой? В участок.

– Я говорил, это настоящие бандиты, – с долей некоторой гордости проговорил констебль. – Удивительно, что они не убивают всех подряд направо и налево.

– Если бы мы имели дело с трупом человека, забитого насмерть дубинками, я бы теперь точно знала, в какую сторону смотреть. Но… боюсь, что деликатность, сомнения и столовые приборы чужды вашим любимчикам, как и всем натурам, так сказать, дионисийского склада.

– Я безумно счастлив, что могу учиться, наблюдая работу такого классного, такого… – задохнулся от восторга Мофли.

– Трогайте, Мофли, трогайте.

Глава 14

Всю дорогу до участка Мофли изводил детектива восторгами по поводу Лили Мэй. Какая она красавица! Какая милая и добрая девушка! Ей всего семнадцать лет, а она уже четвертый год становится Королевой Роз на ежегодном цветочном фестивале!

Только благодаря титаническим усилиям воли Сент-Джонс сдерживалась, чтобы не задушить констебля до того, как они подъехали к участку. Там она узнала, что для жесточайшего убийства в столетии есть более веские основания, чем надоедливые комментарии к визиту в дом Ходжесов.

– Инспектор Сент-Джонс, – поспешила встать беременная секретарша, бросив на стол вязание чего-то микроскопического из пушистого голубого мохера.

Со всей резвостью, доступной ее миниатюрной фигуре, украшенной воздушным шаром огромного живота, она выскочила из-за стойки и встала, преградив дорогу в кабинет.

И почему это, если преступник или подозреваемый, то непременно великан и явно не дурак, а если помощник Кассандры, то как пить дать – карлик со странностями? Что за подлый закон такой? Впрочем, отчего-то злодеи чаще выглядят умниками, а добряки глупцами, это, пожалуй, во всем остальном мире так, вынуждена была признать она.

Кассандра уже дала себе слово избавиться от всего наследства детектива Стрейда – включая коллекцию рыболовных крючков на стене кабинета, беременной секретарши (не имеющей звания и должности некоей штатской Элспет Маллишаг), а также бестолкового констебля Мофли. Список был внушительным, но эти двое уверенно занимали самые верхние позиции. Маллишаг еще и за восторженное приветствие в форме признания, что не может видеть детской ладошки, не испытав непреодолимого желания поцеловать ее. Ну и работнички.

– Вас ждут! – Элспет торжествовала, что не могло не настораживать. Ее огромные, почти круглые глаза смотрели на Кассандру, умоляя не догадаться до поры до времени о сюрпризе.

– Кто? – Сент-Джонс подозрительно воззрилась на заполненную по самое горлышко Элспет.

– Помощник из окружного управления! – радостно сообщила после театральной паузы Элспет и широко распахнула дверь перед детективом.

– Крайне интересно знать, зачем он здесь появился, – развернувшись на сто восемьдесят градусов, уставилась Сент-Джонс на Мофли.

Остолбеневшая секретарша внезапно оказалась в арьергарде происходящего. Лицо констебля заметно утеряло здоровый деревенский румянец.

– Констебль отправил туда по факсу отчет о ночном происшествии! Еще утром, когда вы осматривали бедного Дики… тело, – проинформировала Элспет, потеряв надежду на то, что Мофли сможет выдавить из себя что-то более членораздельное, чем неясное блеяние.

– Похвальное рвение и многообещающее проявление инициативы, – прошипела Сент-Джонс, испепеляя взглядом Мофли, теперь уже мучительно запунцовевшего. – С чьего чертова позволения они были проявлены?

– Но ведь так положено, – снова пришла на помощь бесценная Элспет. – Стандартная форма четырнадцать дробь два «Особо жестокие преступления».

– Дррробь два, – обрадованно брякнул Мофли.

– Ах вот, значит, как! – сузила глаза Сент-Джонс и обдала несчастного Мофли волной такого ледяного отвращения, что тот рухнул бы на месте от ужаса, не будь здесь Элспет. Бедняжка могла бы испугаться обморока, а в ее положении очень опасно беспокоиться…

Слава богу, Сент-Джонс, развернувшись на каблуках, уже переступила порог кабинета и захлопнула дверь так стремительно, что ветер пошевелил волосы на голове Мофли, едва не колом стоявшие от страха.

– Добрый день, – мрачно приветствовала Сент-Джонс посетителя, поднявшегося с кресла, как только дверь распахнулась.

Это был выглаженный, хрустяще-чистенький молодой человек в дорогом светло-сером костюме и великолепной рубашке. На вид ему было немногим более тридцати. Умные и спокойные глаза смотрели сквозь оправу элегантных очков. Портфель в руках и небольшой чемодан у ног были из одной коллекции и одного песочного цвета.

«Очень… мило. Только таких чистюль мне здесь и не хватало, – мысленно простонала Кассандра, – этот будет совать свой прекрасный нос во все подробности и не упустит ни единого шанса выслужиться перед начальством».

– Здравствуйте, – просто ответил гость. Тихий и мягкий голос выдавал человека, которого нелегко вывести из себя. Кричать он, скорее всего, вообще никогда не пробовал. – Мое имя Гейбриэл Хиндерсом. Как только я услышал, что у вас здесь произошло, напросился приехать. Так повезло, что я был рядом.

– Редкая удача… для нас, – с отчаянной готовностью согласилась Сент-Джонс, аккуратно усаживаясь в кресло начальника и не предлагая гостю сесть. – Чему обязаны, смею спросить?

– Догадываюсь, мало кто любит, когда руководство вмешивается в ход расследования. – Гость мягко улыбнулся, ничуть не возражая против того, чтобы стоя продолжать беседу. – Но понимаете, это дело может оказаться не таким простым, как кажется на первый взгляд. И я могу оказаться не столь бесполезным, как можно предположить.

– Мистер ХиндерсоН, – подчеркнула искаженное произношение фамилии Сент-Джонс бесконечно доброжелательным голосом. – У меня не было еще и двадцати четырех часов на расследование, о какой помощи может идти речь?

– Дело в том, что это не простое убийство…

– Уважаемый мистер ХЕндерсом, что может быть о нем известно вам такого, чего бы не знала я? – прервала его девушка. – У вас есть опыт расследования? В каком вы звании?

– Э-э-э, видите ли…

– Ну хоть какое-то звание у вас есть?

– Нет. Да. Нет…

– Ясно. Гражданский, – радостно кивнула Сент-Джонс. О чем думают в окружном управлении? Они там вообще думают?

Агент был спокоен не только потому, что от природы редко выходил из себя. Всю свою жизнь он был «отличным парнем», которого одинаково легко принимали и начальство, и сокурсники-коллеги, так что он привык к этому и теперь даже с любопытством наблюдал реакцию Кассандры на свое появление.

– Дело в том, что я специалист именно по таким делам, – он опять запнулся и, вздохнув, грустно покачал головой, поняв безнадежность убедить Сент-Джонс в своей полезности. Но не такой он был человек, чтобы не продолжать даже заведомо бесполезные попытки. – Я консультант-криминалист Скотланд-Ярда, веду протоколы особых расследований на местах. Закончил спецшколы Интерпола и ФБР, специализируюсь на серийных преступлениях. Но мой конек ритуальные…

– Фактов, подтверждающих ритуал, нет, – остановила его Сент-Джонс, ожидая еще одного самого последнего «дело в том», чтобы выставить гостя из кабинета и вообще из деревни. Самым своим мягким и доброжелательным тоном, после которого ее шеф в убойном отделе начинал биться головой об стену, она закончила: – И вообще, можете передать, что у меня все под контролем.

– Детектив Сент-Джонс!!! – ворвался со страшным криком констебль, дико вращая глазами: – Убийство!

– В чем дело, Мофли? – не успев переменить голос, поинтересовалась детектив, осторожно скосив глаза в сторону Хиндерсома, чтобы проверить эффект появления экзальтированного констебля.

– Старуху-кукольницу убили!

Глава 15

– Еще раз медленно и раздельно – кого убили? – ласково переспросила Кассандра. Стойкость Гейбриэла Хиндерсома в столь драматической ситуации внушала уважение.

– Ну, ее, Гвен Оуэн, владелицу кукольной лавки «Голова Мавританки»… – Мофли запнулся, оглянулся на Гейбриэла и отчеканил, словно на параде: – Солар-Лейн, тридцать четыре. Зарезали! Пришпилили к прилавку ножом.

– Едем туда, – тяжко вздохнула Сент-Джонс и добавила: – Не вы, констебль. Мистер Гавриил, не будете ли вы столь любезны… ну и всякое такое.

– Ну пожалуйста, я буду вести себя тихо как мышка, – в полном отчаянии взвыл Мофли. Оглянувшись на агента, он с надеждой добавил: – Как мертвая мышка.

– Исключено, – жестко отрезала Кассандра.

– А… как же тогда я? – растерянно пролепетал констебль. Кассандра могла бы поклясться, что он пустил слезу. Не полицейский, а сплошное чувствилище, гадость какая. Эх, надо вовремя отворачиваться. Да вообще как можно реже смотреть в его наивные детские глаза.

– А вы снова обратитесь к вашим писательским талантам и составьте отчет о посещении дома Ходжесов. Поднимите все их заявления.

– Есть, – воспрянув, козырнул Мофли.

Скрипнув зубами, многострадальный детектив Сент-Джонс стремительно вышла из кабинета. Села в автомобиль, завела мотор. Только тогда пришла мысль, что она, пожалуй, не знает, куда именно ехать. Хлопнула соседняя дверца, и агент Хиндерсом вопросительно взглянул на Кассандру.

– Прямо, второй поворот направо, недалеко от дома доктора Элдена, – любезно подсказал он.

– Откуда?..

– Полпути мне немного знакомо. Осматривал в частном порядке местные древности. Имеющие отношение к ритуалам, разумеется. А еще раньше пару раз провел здесь неподалеку летние каникулы.

– М-ну… будем считать, что вы уже принесли пользу, – хмуро констатировала девушка. «Боже! Летние каникулы, подумайте. Такой правильный, что хоть справочник по нему пиши „Каким должен быть идеальный ребенок“. Бывает же счастливое детство у людей», – едва не сплюнула от презрения Кассандра. – Хоть какую-то.

Лавку кукольницы она узнала издали. Смоляной шар со стеклянными глазами и соломенными волосами, заплетенными алыми лентами, болтался у витрины пасторального домика. Вывеска имела отдаленное сходство с головой преступника, основательно вываренного в смоле и повешенного на городских воротах до следующей казни.

Подъехав ближе, Сент-Джонс увидела, что стены, ставни и балки были расписаны буколическими орнаментами. Рассмотрев поближе и голову, она с отвращением заметила, что ее белоснежная улыбка была обеспечена двумя рядами речных ракушек, выложенных на месте рта.

– Черт! – неожиданно для себя вслух выругалась девушка. – Проклятая ведьма.

– Вы знаете, вероятно, так и есть. Не беглый каторжник, – задумчиво отметил ее спутник, тоже разглядывая вывеску.

– Хм. Разве не такие чучела сжигали во время охоты на ведьм? – Яркие ленты полоскались о стекла широкой витрины, в которой были выставлены всевозможные игрушки.

– Да, именно такие, – подтвердил агент. – Странная вывеска. Даже для этих мест… Давно хотел на нее взглянуть еще раз. Некоторые источники утверждают, что это настоящая человеческая голова. Жила здесь когда-то ведьма, которую невзлюбили добрые селяне. В соответствии с обычным ритуалом, ее посадили на стул и бросили в озеро. Утони она, это стало бы лучшим доказательством ее невиновности. Но чародейка, по свидетельствам очевидцев, выбралась из воды невредимой.

– Повезло.

– Не совсем. Чудесное спасение стало неоспоримым доказательством ведовства, и ей отрубили голову. Останки несчастной засмолили и вывесили у въезда в деревню. Тело сожгли, прах развеяли над озером, где проходило испытание. Протоколы хранятся в архиве местной церкви. Увлекательнейшее чтение, – серьезно заверил агент. – Прошло много лет, прежде чем оставшуюся голову обвязали соломой, украсили лентами (довольно милыми, не находите?) и стали использовать как вывеску для лавки игрушек.

– Может, вам известно, что за ведьма такая была? Фамилия, еще чего доброго? – «Черт его знает, ну а вдруг!»

– Дама была из чужих мест. Не совсем понятно почему, но ее именовали Черной Ведьмой. От «черной» магии, вероятно, – предположил агент. Он почти разочаровал собеседницу: – У меня по этому поводу есть одна теория. Имени, данного при крещении, не сохранилось, вряд ли уроженка местного прихода. Ее поймали непосредственно за совершением злодеяния. Эта расправа могла бы войти в энциклопедию как самый поздний процесс по делу о колдовстве. Но состав жюри внушает сомнения знатокам.

Колокольчик, подвешенный к дверям, пронзительно зазвенел, когда они вошли в лавку. Внутри был всего лишь один человек, но он создавал столько шума и неразберихи, словно десятки куриц с отрезанными головами носились внутри магазина, поднимая пургу из перьев.

– Лавка закрыта, убили, убили, – кинулась к ним большеглазая бледная женщина, нервно сжимая переплетенные пальцы рук, до странности напоминавшие птичьи. Облачена она была в серое шерстяное платье и легкий желтый шарфик. Красные лаковые туфли неприлично сияли в свете электрических ламп. Серые канцелярские нарукавники и карандаш, заложенный за ухо, дополняли образ. – Где же, кто же нам поможет?

– Детектив-инспектор Кассандра Сент-Джонс, – разворачивая одновременно полуулыбку и удостоверение, девушка шагнула вперед. – Как вас зовут? Что именно произошло?

– Та самая Кассандра? – Имя произвело странное действие. Женщина вынула карандаш из-за уха и впервые посмотрела на вошедших осмысленно. – Но я не готова так скоро… Простите великодушно, меня зовут Уна. – Немного повертев карандаш в пальцах, она машинально вернула его на место. – Беднейшая и всенесчастнейшая Уна Крайн, – снова скороговоркой представилась женщина, уверенно присев в реверансе. – Скромная, посильная помощница Гвен Оуэн во всех смыслах. Пойдемте же, пойдем туда. Ах, это невыносимо ужасно!

Не удивляясь подобному приветствию, Кассандра пожала плечами. Они все здесь сумасшедшие. Уна вела себя так, будто в голове у нее был невидимый тумблер, при помощи которого кто-то ее переключал с одной фазы на другую. То она двигалась несколько замедленно и говорила вполне вменяемо. То вдруг вся всполошится, нахохлится, и ну давай бегать вокруг полицейских, размахивая руками и лепеча вздор. Маленькая фигурка в сером между тем увлекла их вглубь лавки.

Пробираясь мимо забитых стеллажей, на которых теснились многочисленные коломбины и пьеро, медвежата и кролики, а также не поддающиеся биологической идентификации комки из меха и кружев, но зато с глазами и ушами, процессия шла сквозь магазин к прилавку, темнеющему в глубине зала.

Мельком оглядывая заваленные странными существами полки, Кассандра еще раз окинула взглядом Уну. Это была миниатюрная, затянутая в серую шерсть с черными шевронами с ног до головы горбунья. Огромный угловатый горб сидел на спине хрупкой женщины с таким довольством и сознанием собственных прав, что казалось, даже платье было скроено, вытачано и тщательнейшим образом подогнано именно к нему, а не к фигуре его обладательницы.

Для своего физического недостатка Уна передвигалась весьма проворно. Она встревоженно металась по лавке, как диковинная птица в вольере. Бросалось в глаза, что магазин довольно велик для скромного заведения, торгующего игрушками в заброшенной деревне.

– Вот, – всхлипнув, остановилась Уна и указала дрожавшей лапкой на прилавок.

Глазам прибывших предстала картина по драматичности, обилию темно-красного цвета и черным теням, густеющим вокруг, достойная кисти Рембрандта.

На прилавке полированного дерева возлежала сухонькая старушка с пушистыми белоснежными волосами, нежной кожей желтоватого оттенка и мельчайшими морщинами. Ее черные глаза были распахнуты и устремлены в благородно подкопченный временем потолок. Руки судорожно схватили края столешницы. Справа в грудь был воткнут нож. Кипенная некогда манишка алела широко расплывшимися пятнами крови.

У задней стены за прилавком стоял шкаф с диковинами. Собственно, это были препараты, которых Сент-Джонс, понавидавшаяся всякого в лабораториях и моргах, не видела прежде никогда. Скромно выстроившись в ряд, стояли запаянные колбы с формальдегидом. Внутри них находились органы, а чаще конечности людей разного возраста. Невообразимая для такого рода деятельности фантазия обуревала создателя препаратов, заставляя изобретать безумные сюжеты для натюрмортов из мертвых тканей и органов.

Женская кисть с изящно отставленным мизинцем демонстрировала великолепный перстень с драгоценными камнями, которые переливались всеми цветами радуги в скудном свете фонариков полицейских. В соседней колбе очаровательная младенчески пухлая ножка с микроскопическими белыми пальчиками ступала по изумрудно-зеленому мху. На ножке были тончайшие кружева, и казалось, что прямо сейчас выскочит из-за колбы прелестный ребенок в гипюровом костюмчике, чтобы укомплектовать свое тело потерянной деталью.

Замечательно. Это что, детский магазин игрушек или любимое заведение патологоанатомов со стажем и без чувства юмора?

– В-о-о-о-т, – неожиданно взвыла горбунья, надрывно всхлипнув. – Бедная, бедная моя, дражайшая Гвен! Уна, говорила она мне, судьба моя записана в книге смерти. Я знала, что это произойдет сегодня.

– Что именно вы знали? – настороженно переглянулась с агентом Кассандра. Расследование этого убийства грозило побить все рекорды по скорости раскрытия преступлений.

– Сломался ноготь! – трагически всхлипнула Уна.

– Что?!

– Ночью мне приснилось, будто я сломала ноготь, а утром, представьте, я заметила, что и вправду его сломала! Когда такое происходит, в мире нарушается паритет.

– Пари… – Кассандре казалось, что она перестает понимать родной язык.

– Равновесие, – услужливо нашелся с подсказкой Гейбриэл, доброжелательно оглядывая старушку. Он достал блокнот и, весьма убедительно похлопав по карманам, попросил горбунью: – Будьте любезны, одолжите ваш карандаш.

– Именно, – любезно передав спрошенный предмет, одобрительно кивнула Уна. «Как приятно менять нелестное мнение о молодежи в лучшую сторону!» – говорил весь ее вид.

– Одну секундочку. Из-за вашего дурацкого маникюра произошло убийство? – сузив глаза, уточнила Кассандра.

– Я бы не был столь категоричен в отрицании иррациональной веры в плохие приметы, – осмелился еще раз вмешаться Гейбриэл. – Давно замечено, что ноосфера…

– Итак, вспомните в подробностях ваш сегодняшний день, – гневно сверкнув в его сторону глазами, прервала лекцию Кассандра.

– Я пришла на работу, а она уже здесь, – с готовностью четко отрапортовала старушка, хлопая немного проясневшими глазами.

– Вы здесь служите?

– Да, – почти полностью придя в себя, уверенно проговорила женщина. – Обычно, то есть как правило, я прихожу во второй половине дня. Мистрис неизменно работает с самого утра, а после чая уходит на свою половину, и дальше я уже справляюсь своими скромными силами сама.

– Вчера вы расстались при обычных обстоятельствах? – Сент-Джонс набрала номер криминалиста: – Немедленно в лавку игрушек… Итак?

– Да, все совершенно, абсолютно, в точности как обычно. Но в тот день…

– Необычные звонки незнакомых людей?

– Был один в высшей степени важный звонок. Я случайно слышала, как несчастнейшая Гвен разговаривала. Звонил предполагаемый владелец одной редчайшей игрушки, которую Гвен жаждала всем сердцем своим… хотела бы приобрести.

– Они могли договориться о встрече, скажем, на сегодня?

– Вполне, вернее, вероятно. То есть не исключено, – ответила Уна, дважды моргнув особенными желтыми глазами. – Но больше я ничего не знаю, клянусь вам и готова присягнуть. Никогда не подслушиваю чужих разговоров, не имею такой привычки. Провидение привело меня в ту минуту и донесло до скромного слуха моего крохотные обрывки, буквально намеки…

– Похвально. Оглядитесь внимательно, что-нибудь пропало? – Особой надежды на «птичьи» мозги единственного свидетеля не было, но чем черт не шутит, когда Бог спит.

– Я сразу заметила, вернее, мне показалось, впрочем, я не уверена, но осмеливаюсь догадаться, – страшным шепотом сообщила Уна, встав на цыпочки, чтобы быть ближе к детективам: – Исчезла Лилиан.

– Кто? – так же шепотом спросила Кассандра.

– Кукла! По имени Лилиан. Это наша священная миссия. Мистрис Оуэн разыскивала этих кукол на протяжении вот уже… многих лет. Эта была вторая из найденных ею. Она как будто бы, то есть мне так померещилось, а может и правда… в общем и целом, в некотором роде… она пропала.

Глава 16

– Ну, что думаете, Гейб? – машинально спросила Сент-Джонс у Гейбриэла, который так же, как и она, склонился над трупом и внимательно осматривал нож в груди. Уну предварительно отослали встретить криминалиста. Завладев карандашом и взволнованно размахивая руками, она упорхнула, щебеча бессмысленные восклицания.

– Лучше уж Гавриил, – поморщился он. – Странное дело.

– Что-нибудь из того, что мне самой не могло прийти на ум, – недовольно уточнила девушка.

– Мне нравится бывать на местах преступлений, – задумчиво и раздельно проговорил агент. – Когда все уже свершилось. Чувствуешь, что время остановилось, и ты повелеваешь прошлым.

– Ерунда, – не согласилась Кассандра, покачав головой. – Я люблю быть в гуще событий. Предпочитаю управлять процессом.

– В идеале нам бы с вами быть здесь до момента убийства. Предусмотреть истоки, учесть все детали, предупредить преступление.

– В идеале да, – легко согласилась Кассандра. В гипотетических рассуждениях она была не сильна.

– Кто такая Лилиан? – неожиданно спросил он.

– Мне нужен этот чертов нож, – мысль, засевшая в голове Кассандры, была так же тверда, как кусок железа.

– Я бы предпочел вынуть его из тела в лабораторных условиях, волокна в ране…

– Тогда я сама его выну, – кивнула Кассандра, достав носовой платок из кармана.

– Одну минуту, – вздохнул криминалист и аккуратно вынул из своего волшебного портфеля полевой набор криминалиста.

«В перчаточках, чистюля», – съехидничала Сент-Джонс про себя, наблюдая за четкими действиями агента. Тот осторожно потрогал место вокруг клинка, вошедшего в плоть, затем обманчиво легко вынул оружие, упаковал в пакет и, не глядя, протянул его детективу. Она подхватила нож и завернула в платок. А Хиндерсом быстро воткнул на место вынутого лезвия зонд.

– Видите, – показал он, – мы знаем направление удара. Это поможет представить внешность убийцы.

– И?..

– Человек физически сильный. Довольно высокий, выше шести футов уж точно. Свободно владеющий холодным оружием. Левша. – Оглянувшись на Сент-Джонс, он спросил: – Оружие отличное, идеально сбалансированное, обоюдоострое. Не охотничий, точно. Знакомый нож?

– Это я и собираюсь узнать.

– Возможно, больше выясним, внимательно осмотрев место преступления, – его быстрые пальцы уже бегали по прилавку, ближайшим стеллажам и телу.

– Скоро будет криминалист. Поможете ему здесь. Доктор Элден подъедет с минуты на минуту, а я подключусь к вам через… – она взглянула на свои часы, – часа полтора. Всё.

– Одну секунду, – вылез Гейбриэл из-под прилавка, куда нырнул незадолго до этого, и зашептал, стараясь не быть услышанным Уной: – Детектив, вы не заметили, что эта деревня несколько выбивается из стандартного ряда селений?

– Слушайте, я никогда не жила в деревне, что здесь такого странного? Вы вообще сюда прибыли не загадывать загадки, а разгадывать их, – начала раздражаться Сент-Джонс.

– Все жители имеют особенности более уместные, скажем, в цирке…

– По Мофли уж точно цирк плачет. С психиатрической клиникой в унисон, – ворчала детектив, выбираясь из лавки наружу, так и не дослушав агента.

– Э-э-э… я имел в виду Уну и эту бедную старушку, – пробормотал агент, снова ныряя вниз.

«Насчет Уны согласна. Любопытно, она и впрямь здесь работала? Выглядит недееспособной», – подумала Кассандра. Женщина сидела у дверей, всхлипывая и теребя платочек.

– Самое малое, что я могу вам сейчас сказать, берегитесь. – Уна схватила переступившую уже через порог Кассандру за рукав: – Призраки.

– Что, простите?

– Бойтесь призраков, которые пьют вино слез и едят хлеб горя. – Уна значительно кивнула и поджала губки бантиком.

Глава 17

Проплутав по немногочисленным, но узким и запутанным улочкам деревни не больше получаса, Сент-Джонс выехала на дорогу, которая вела в лес. «Надеюсь, Бурдэлен не ушел в поисках очередной Бэмби или… кого там?»

Мелькнула пустошь с каменным крестом. Кассандра старалась не смотреть в ту сторону. На стыке открытого пространства и леса намечалась заброшенная дорога. Поперек висела цепь с заржавевшей табличкой «Музей закрыт».

Выехав на тропинку, с которой открывался вид на дом лесничего, она облегченно вздохнула. До последней минуты Кассанадра не была уверена, что едет правильной дорогой. Остановив машину, несколько десятков ярдов она предпочла пройтись пешком.

Вокруг было чудо как хорошо. Свежий воздух, о существовании которого она не подозревала, живя в большом городе, вливался в легкие, заставляя распрямить плечи и откинуть голову. Шум леса, полный щебета птиц и стрекота кузнечиков, накрывал ее широкой рекой. Казалось, что слух улучшился сразу во много раз. Раньше она пребывала почти в полной тишине, не замечая привычный механический шум автомобилей, аудиомусор телевизоров и радио, гомон человеческой толпы. Почему все в один голос кричат о какой-то темной туче зла, нависшей над этим райским местом?..

– Еще раз здравствуйте, – прогудел Бурдэлен, выходя из-за дома с бумажным мешком. На мешке была напечатана надпись «Экологически чисто».

– Что это у вас? – хмуро поинтересовалась Кассандра. Даже в очень хорошем настроении выглядела она угрюмой и пасмурной, чем обычно с удовольствием отпугивала всех малознакомых с ее привычками людей.

– Уголь. Из умерших и поваленных деревьев я жгу уголь. Пользуется спросом. По сравнению с каменным выгорает быстрее, зато без копоти и сажи. И пахнет хорошо.

– Э-э-э, – протянула Сент-Джонс вспоминая, есть ли в доме, в котором она поселилась, камин. – Деревья умирают?

– А как же? Все живое умирает. А деревья не просто живые, они одушевленные. – Оглянувшись на скептически скривившуюся Сент-Джонс, он поманил ее к дереву, у которого складывал мешки. – Разве можно видеть дерево и сомневаться в существовании души? Вот посмотрите.

Сент-Джонс осторожно подошла к Бурдэлену, внимательно разглядывавшему красную сосновую кору. В этом волшебном лесу и рядом с таким умелым сказочником становилось сложнее делать вид, что она и без того пресыщена чудесами похлеще этих.

– Видите, душа дерева, это дриада. – Он указал левой рукой на шершавый, поросший мхом ствол дерева.

– Да это же просто ящерица, – усмехнулась девушка.

– Но разве вы не заметили серебряный перстень на ее хвосте?

– Нет, я ничего не заметила, – перестала улыбаться Сент-Джонс, вспомнив колбы в магазине игрушек. Доктор тоже был левшой. Да черт ее подери, если она не была единственной правшой на ближайшие десять миль.

– Тогда вы вряд ли человеческое личико у этой ящерки разглядели, – сокрушенно вздохнул Джейкоб. Улыбнувшись так, что девушка совсем запуталась в попытках понять, говорит он серьезно или шутит, Бурдэлен предложил: – Хотите чаю?

– Можно. – Двинувшись в дом вслед за хозяином, она добавила: – У меня к вам дело.

Пока он заваривал чай, Кассандра подошла к верстаку. Над ним висели пожелтевшие и свернувшиеся листки с хозяйственными записками, вырезки из газет, несколько выцветших фотографий. На одной из них, старой, свадебной, была изображена пара. Приглядевшись, Кассандра удивленно подняла бровь. Очень высокий крепкий мужчина и пригожая девушка в практичном темном свадебном платье, фате и… с бородой.

– Слушаю. – Джейкоб внимательно посмотрел на нее, протягивая чашку.

– Хм-хм. – Она сначала отпила глоток чудесного чая, обхватив кружку обеими руками. – Ничего так себе пойло.

С улицы донесся страшный грохот, похожий на выстрел. Кружка мгновенно очутилась на верстаке – а в руках детектива – пистолет. Выскочив из дома, Кассандра, держа оружие на вытянутых руках, водила им из стороны в сторону. Вслед за ней вышел и Бурдэлен, он был просто слегка озадачен.

– Что за шутки? – Кассандра слегка расслабилась, хотя оружие не убрала.

– Не понимаю… Кажется, это за домом, там я жгу уголь, пойду взгляну.

– Я с вами. – Кассандра пошла вслед за хозяином.

Действительно, чуть поодаль дымилась куча, присыпанная землей.

– Возможно, дерево было с дуплом. Бывает, рана зарастает смолой, а полость внутри ствола потом при сжигании трещит, как ураган. Вернемся в дом?

– Здесь у вас весело.

Лесничий ждал, когда гостья насладится напитком. Из плотной толщи летнего дня едва-едва дополз глухой шорох поезда с окружной железной дороги.

– Странные вы здесь все какие-то. Живете, будто, кроме этого леса и деревни, больше нет никакого мира кругом, – расслабившись, проворчала Кассандра. Чудесный напиток немного вязал, приклеивая язык к нёбу. Слегка подкопченный древесный аромат прогуливался внутри горла.

– А разве есть? – философски пожал он плечами в ответ.

Сент-Джонс вынула из кармана нож, завернутый в платок, и, словно ребенка, осторожно распеленав его, выложила на стол. Как зорко ни выслеживала она в лице и огромной фигуре лесничего тень беспокойства или царапину вины, но ничего подозрительного не заметила. Спокойно, почти безмятежно отвечали его глаза, уверенно и сдержанно лежали руки с длинными и смуглыми пальцами на столе.

– Да, это он, – без малейшей заминки кивнул он, даже не сделав попытки прикоснуться к ножу. – Арестовали мальчиков?

– Кого?

– Убийц?

– Нет, нашли еще одну жертву, – печально вздохнула девушка. – Спасибо, вы нам помогли.

– Не за что, – пожал плечом лесничий.

– Ну хорошо, я поехала, – допив в полном молчании чай, Сент-Джонс нехотя встала. Очень уж приятно было так вот молча наслаждаться горячим чаем, спокойно размышлять и никем не быть прерванной.

– Заезжайте. За углем или просто так, – помахал ей вслед лесничий. – Не сверните в болота!

– До свидания, – бросила в ответ Кассандра, направляясь к машине. Когда машина отъехала, на земле осталось черное жирное пятно вытекшего бензина.

Вернувшись в дом, Бурдэлен рухнул у стола на колени:

– Зачем, зачем всё это…

– Для спасения твоей жалкой шкуры. Ты, тупица, проболтался и даже не заметил этого. Надеяться на то, что и она не заметит, глупо. Не беспокойся. Больше она не сможет навредить нам. – Тот, кто прятался за ширмой, удовлетворенно кивнул.

Глава 18

Кассандра ехала по лесной дороге и думала о том, что удастся найти агенту в лаборатории. Эти его слова про цирк… А ведь Ходжесы и правда как раз для цирка скроены, типичные силачи или борцы. Нет, скорее всего, не цирк, а зоопарк. Этакий парк занимательных людей, необычных и удивительных. Чертова кунсткамера. Преступления они тоже непростые совершают, затейники. Нет чтобы попросту! Вот же тебе, детектив Сент-Джонс, поди-ка разгадай преступление с вывертом. Ага, еще посмотрим, кто кого. Жаль только, под ногами будет путаться этот хлыщ из управления… Но ничего. Засажу его в препараторской, пусть ковыряется в трупах и уликах, авось и он на что сгодится.

Внезапно световой сигнал на панели замигал. Вот болван Мофли, не предупредил, что топливо на исходе. Выйдя из машины, она почувствовала прилив сил и эйфорию. Решив, что вполне способна дойти пешком до ближайшего дома и вызвать констебля из участка, Сент-Джонс пошла по дороге.

Похлопав себя по карману, нащупала баллончик ингалятора. Осматриваясь вокруг, она не могла определить, в ту ли сторону свернула на последней развилке. С виду эта дорога ничем не отличалась от той, по которой Кассандра проехала трижды за последние сутки.

За очередным поворотом она испытала непреодолимое желание сойти на обочину и пройтись босиком по шелковистой мягкой траве. А что? Почему бы и нет? Улыбаясь во весь рот, она разулась и сошла с тропинки. Идти было так приятно, что она начала напевать какую-то глупую песенку.

Постепенно ее заворожили растения и кусты вокруг. Она с таким вниманием рассматривала резные лепестки, что стало казаться, что сейчас как раз и можно бы различить физиономию дриады… А вот кстати забавный бледно-зеленый богомол важно прохаживается по прутику. Вдруг он тоже чья-то душа?

Тут ей действительно показалось, а потом она и совершенно уверенно признала, что увидела у богомола лицо. Вполне антропоморфный облик, правда, салатного цвета. Хитро прищурившись, богомол поглядывал на девушку. Однако он все время норовил отвернуться и перескакивал с ветки на ветку, заманивая в лес, дальше от дороги.

Зачем она бежала вслед за ним, Кассандра не понимала. Ну что она, в конце концов, сделает, если догонит этого… эту… гадость? Ни взять ее в руки, ни даже просто прикоснуться к этому монстру насекомого мира Сент-Джонс не смогла бы ни за какие сокровища.

«Арестовали мальчиков?» – голос Бурдэлена эхом колоколов стучал в голове. Кассандра похолодела, когда он затих, и послышался голос совсем другого человека.

«Я знала, что она уйдет».

Это был голос мамы.

«Зачем, ну зачем я родила ее именно в этом страшном месте? Доктор сказал, что она родилась мертвой, но малышка вдруг заплакала. Не было никаких проблем с беременностью, что же случилось? Врачи говорили, что такое бывает. Все хорошо, но рождается мертвый. Мертворожденный ребенок…»

Кассандра подумала, что ослепла. Она до боли широко открывала глаза, но все равно не видела ничего. Если кромешную тьму без единого блика можно считать видимой. А мама продолжала тоскливо шептать:

«Ей был год, когда мне приснился сон. Я сидела у порога, босая и полуодетая, когда пришел бродяга, чумазый и гадкий, заросший острыми сосульками грязных волос. Он хотел отобрать ее, он боролся со мной, но я держала ее изо всех сил. И тогда он сказал: „Все равно она уйдет от тебя, глаза у нее цвета пепла и золы“. Я упала к его ногам – отвратительным и волосатым. Мама, это значит, мне хотят навредить! Мама, мамочка, помоги мне!!!»

«Прекрати хныкать и не мели ерунды», – резко одернула ее бабушка.

Вдруг темнота стала сгущаться. Менялась ее плотность. Это было до того страшно, что Кассандру передернуло от одного предчувствия, что к ней что-то прикоснется. Прояснело, но тьма внизу булькала и шипела, как смоляное озеро-гейзер. Что-то пронеслось мимо, но так быстро, что девушка не успела зацепить изображение краем глаза. Вот еще и еще!.. Беззвучный крик вырвался из обледеневших губ Кассандры. Среди темного облака сверкнул белый лоскут. Затем снова и снова, и вот уже стремительная белая молния разогнала темное облако.

Кассандра смотрела на призрак. Старинная прическа с витыми блестящими от сахарной воды локонами, обрамлявшими некрасивое угловатое лицо. Черные глаза ничем не отсвечивали и были бездонны, как небо в безлунную ночь. Несколько великоватый рот улыбался. Огромные юбки белоснежного платья тихо шелестели. Видение раздвоилось, а затем умножилось еще и еще – и вот уже хоровод прекрасных дев в белоснежных платьях кружился вокруг Кассандры.

Кассандра рванулась, будто оттолкнулась от бортика бассейна. Сил немного прибавилось, но дыхание уже разрывало легкие и горло. Отчаянно замахав руками, словно пловец на финише, она рванулась и увидела за рассеявшейся немного мглой еще одного человека. Не отдавая себе отчета, она побежала к нему и тут же обрадованно поняла, что он тоже побежал к ней навстречу. Это была уже не девушка в белом.

Это была Кассандра. Или точная ее копия, больше похожая на отражение в огромном зеркале. Встречи с собой она хотела еще меньше, чем с черными и склизкими как слизни тенями. Глаза отражения были завязаны, из-под тряпки сочились кровавые слезы.

Кассандра закричала так, что голова ее едва не лопнула, и огромное зеркало, в котором отражались гигантские деревья с крючковатыми ветвями-руками, низкое небо с болотным туманом и ее отражением, треснув, раскололось пополам. В огромную черную трещину провалилась Кассандра.

На лету ее подхватил огромный волк. Под шерстью, в которую девушка вцепилась омертвевшими пальцами, переливались каменные мускулы. Это был огромный зверь. Он оглянулся на девушку, и желтый огонь волчьих глаз влился в ее глаза. Расцепив пальцы, Кассандра скользнула со спины зверя в пропасть.

Глава 19

Первая смерть Кассандры. Одиннадцать лет

– Кэрри, дочь моя, ты совсем рехнулась? Что ты сделала с ребенком, мать твою, – вопрошала бабушка, не успев пересечь порога. (Кассандре восемь, обычный день рождения.) – Что за бардак на палубе?

– Прости, мама, но Эвике отпросилась в отпуск…

– Что?! Ты тратишь деньги на приходящую прислугу?

Именинница с матерью все утро убили на плинтуса. Краска гораздо гуще лежала на полу, чем на холстах, натянутых на рамы. Причем лежала так же прочно, как теперь на руках и физиономиях уборщиц. Сколько бы времени на «приведение дома в человеческий вид» ни потратили девочка с матерью, бабушка всегда первым делом принималась за уборку «палубы». Пожилая сова в огромной клетке с подозрением недовольно наблюдала за суетой.

Потом следовал ритуал чаепития. Туда Кассандра не допускалась. Девочка терпеливо сидела под дверью и вслушивалась в неясные звуки. Смазанная ругань. Приглушенные всхлипывания: «…Я брошусь с крыши, и не будет больше у тебя никаких проблем!» Именинница со значением переглядывалась с ручной совой в клетке, стоявшей тут же у дверей.

– Тише, Уна, тише, – успокаивала встрепенувшуюся птицу девочка. Желтые глаза с высокомерным недоумением переводили взгляд на белую дверь. – У них серьезный разговор.

После «чая» женщины выходили с умиротворенными и просветлевшими лицами. Дальше следовал маленький праздник – раздача подарков, чаще всего оптом на несколько дат вперед. Болезнь не трепала девочку, по непонятным причинам отпуская свою добычу во время этих редких и всегда долгожданных визитов.

Бабушка ругалась всякий раз, как навещала свою непутевую дочь и больную внучку. В стихах и картинах она понимала мало и никакой пользы в них не видела. Потому страшно кричала и ссорилась с так и не повзрослевшей за свои двадцать с лишним лет Кэрри.

Через несколько дней, наведя порядок в захламленной всякой всячиной квартире, которая напоминала старый сундук, куда сбрасывали все ненужное на протяжении жизни многих поколений, бабушка уезжала. Она была военно-морским офицером, и отпуска ее были нечастыми и непродолжительными.

Налетев как ураган, нарушив их мирную и тихую жизнь, бабушка, казалось, исчезала из мира совсем. На бюро самовоплощалась пачка денег в скучном почтовом конверте. В туре макабрического вальса Кэрри проходилась по комнате, ловко останавливаясь как раз у толстого полированного бока с выложенными на нем медью инкрустациями. Заглянув в конверт, мать подмигивала Кассандре. После этого обе возвращались обратно в кровать, которая заправлялась только при бабушке, строить планы на покупку масляных красок, редких вкусностей или каких-нибудь новомодных лекарств.

В школу Кассандра не ходила. Астма. Ее обучением занималась изысканно воздушная, прозрачная до бесцветности, как изредка бывает у блондинок, мать. Томно истекавшие густыми и тяжелыми красками тропически яркие картины, которые писала Кэрри, совсем не продавались, поэтому жили на то, что выдавала бабушка.

– Скрипачка идет на репетицию, – передвигая палец по стеклу, отчитывалась Кассандра, поминутно убирая с глаз давно не стриженную по-беличьи рыжую челку. Если прищурить глаз и правильно наклонить голову, то можно представить, что девочка со скрипичным футляром шагала не по улице, а по мизинцу Кассандры. – Кэрри, думаешь, мне можно будет пойти в обычную школу в следующем году? Или послеследующем… ну хоть когда-нибудь…

– Какая ерунда! Всегда ненавидела школу, поэтому считай, что тебе крупно повезло, – не оборачиваясь, отмахивалась мать, расставляя под прямым углом пальцы, чтобы проверить перспективу и масштаб на очередном шедевре.

Послышался легкий вздох. Увидев печальное лицо и сосредоточенно сдвинутые кирпично-красные брови, Кэрри бросала кисти в разные стороны:

– А давай как будто мы с тобой две принцессы, которых злая колдунья заперла в башне. Хм… только бабушке не говори про эту игру. Ох, скоро ведь должен прийти доктор! Живо принимать микстуру! Э-э-э, не говори ему, что мы забыли принять эту гадость вчера. Сколько у нас с тобой секретов, ну разве это не здорово?!

Доктора приходили и уходили. Ночью снова начинались приступы. Удушье, как усердный подмастерье кузнеца, заставляло раздуваться и опадать слабенькую грудь девочки с отчаянностью, доступной разве что умирающим. Это так пугало мать, что непонятно было, кто из них ближе к смерти. В такие моменты, чаще наступавшие ночами, они становились самыми близкими людьми друг для друга. Может быть, ближе, чем двое последних людей во всем мире. Но все равно – не матерью и дочерью.

Чтобы как-то успокоить дыхание, сделать его более размеренным, девочка вслух читала самые совершенные стихи самых лучших поэтов. Мать, сжав ее холодные синие пальчики, шепотом повторяла рифмованные строки. Скоро снова должна упасть комета, словно ведьма, иногда твердила она заговор.

– В тот год, когда ты родилась, пришла комета. Мы с друзьями ездили по стране, всякие старинные селенья, вымирающие городки. Ты родилась в заброшенной деревне Полпути, на берегу прекрасного лесного озера. Правда-правда! Прямо на деревянных мостках. Наверное, тоже захотела посмотреть на эту красотищу. Заброшенный дом, старая мельница и призрак мертвой поэтессы. Роды принимал старенький доктор. Ты была настоящим чудом. Он так и сказал, это чудо, что ты выжила. Ты у меня самая необыкновенная в мире.

Кассандре исполнилось ровно девять, когда одной необычайно жаркой ночью на излете очередного приступа Кэрри потрясенно застыла. Строки, которые она только что произнесла вслед за дочерью, были дивными, волшебными и… незнакомыми.

– Кассандра, что ты сейчас сказала? – забывшись, трясла острые плечики дочери Кэрри. – Где ты их прочитала? Чьи они?

– Не знаю, – воздух с тяжелым свистом продирался сквозь связки туда и обратно, – сами пришли мне в голову. Они прохладные, правда?

Когда девочка заснула, а дыхание, едва слышное, но спокойное, сменило хрипы и натужные неровные вздохи, Кэрри записала стихи. Она точно знала, что не читала их дочери прежде. Так же точно, как то, что стихи были гениальны. Идеальные слова в идеальном порядке.

Мать жадно уверовала в талант больной девочки и заразила этой уверенностью дочь. Кассандра нараспев повторяла сошедшие к ней стихи. Она не могла жить без чистого холодного дуновения их совершенства так же, как не могла жить без кислорода. В отличие от воздуха, эта благодать не покидала ее и была более верным и надежным источником жизни.

Кассандра никогда не могла бы сказать точно, откуда у нее этот дар. Стихи рождались сами, как мыльные пузыри из трубочки, которую окунули в мыльный раствор, – пыталась объяснить она Кэрри. Кассандра писала стихи с легкостью, с которой иные дышали. Сам процесс дыхания давался гораздо тяжелее, чем сложение этих замечательных стихов.

Несобранная и действительно несколько невзрослая мать (была доля истины в упреках бабушки) взахлеб рассказывала многочисленным богемным знакомым о необыкновенном таланте дочери. Те скептически улыбались и пожимали плечами, нехотя соглашаясь прослушать или лучше просмотреть как-нибудь опусы «второй Эмили Барт». К их удивлению, оказывалось, что стихи Кассандры на самом деле поразительным образом перекликались с лучшими творениями поэтической звезды девятнадцатого века.

Как только тончайшая вязь стихотворений чудесной музыкой растворялась в воздухе, как только свежим ветром сдувало ухмылки с их лиц и крашенные челки со лбов, они благоговейно замолкали. Кристально чистым светом разливалась вокруг уверенность, что вот оно, то самое, настоящее, чего сами они так хотели достичь, но не могли. «Дух дышит, где хочет», – пожимали гости плечами.

У девочки дар. Все в один голос признавали, что только одному человеку за всю историю поэзии удалось достигнуть такой же безоговорочной высоты, откровения и таланта. Тем удивительнее было, что маленькая девочка смогла написать стихи, для которых той самой поэтессе пришлось родиться в прошлом веке, получить блестящее образование, стать любимой ученицей величайшего поэта и много лет писать очень по-разному, прежде чем дойти до степени напряженности, отчаяния и достоверности человеческих чувств, узнаваемых каждым, кто их читал.

Кэрри купалась в лучах дочерней популярности. Для нее, несостоявшейся художницы, эта заемная слава была бальзамом. Теперь к ней в гости могли запросто наведаться люди, носящие громкие имена и даже титулы. Ее стали приглашать на все значимые для людей искусства мероприятия – от открытия памятников до фестивалей всевозможных искусств.

На поэтическом фестивале, куда Кассандра поехала вместе с матерью, необыкновенные стихи, пронизанные непонятной тоской по ускользающей красоте бытия и неумолимо убывающей жизни, удивительные для маленького ребенка, которому только предстояло вступить в эту самую жизнь, получили гран-при.

Баюкая золотую арфу (тот самый приз), девочка ехала домой и думала. Думала о том, как хорошо быть не такой, как все. Как хорошо, что права оказалась мама, а не бабушка. Теперь с этим тяжеленным куском золота они никогда не «подохнут в жалкой канаве от голода и холода»…

Отныне тысячи людей за Кассандрой наблюдали так же внимательно, как когда-то она сама за незнакомой девочкой-скрипачкой. От этих пристальных осязаемых взглядов и постоянного надзора у бедняжки чесалась кожа. Отныне к ней приезжали знаменитые поэты и режиссеры, певцы и актрисы. К ней, а не к Кэрри. Это ничуть не изменило материнской гордости, с которой та взирала на свое чадо. Единственное пока. Примерно тогда появился в их жизни Пол. Доктор, лечивший Кассандру, вскоре нашел иную причину для визитов в их ставший шумным дом. Все чаще Пол с Кэрри оставался наедине, и, даже если вокруг было полно народа, они замечали только друг друга.

– Предлагаю поужинать сегодня в ресторане, – говорил, например, Пол, загадочно улыбаясь. Белоснежные зубы выгодно подчеркивали загар.

– Но… как же Кассандра? – озабоченно выуживая взглядом из моря гостей рыжую голову девочки, уточняла мать. – Ты ведь знаешь, я не люблю оставлять ее одну.

– Поэтому снова придет сиделка, – говорил он тоном фокусника, достающего из цилиндра белого кролика. – Для которой, кстати, уже оплачены курсы стенографии. А то, дорогая, не хотел тебя расстраивать, но твой почерк не очень понятен простым смертным. Мы же не решимся обеднить современную поэзию ни на одну строфу, ни на одну унцию.

– Ты смеешься надо мной?

– Ничуть, – благородно оскорблялся он. – Надеюсь, ты помнишь, кто самый большой поклонник таланта твоей дочери.

– Я тебя обожаю! – Кэрри ярким шелковым ворохом бросалась ему на шею.

– Есть одно «но». Тебе придется на время расстаться со своими драконами. – Пол с сомнением оглядывал красочных чудовищ на китайском халате Кэрри. – Спору нет, они восхитительны… на тебе. Но без обид, или я, или они.

– Ты опять смеешься надо мной! – радостно уличала она.

Молодая женщина (кое-кто иногда задумывался, не слишком ли молодая для такой взрослой девочки, какой была Кассандра?) подозревала, что он не относится к ней серьезно. Ведь он такой же правильный, как ее собственная мать. Правда, никогда не кричал на нее и не называл неумехой, неудачницей или разгильдяйкой.

Когда он в первый раз предложил ей выйти за него замуж, Кэрри не нашла ничего лучшего, чем, недоверчиво скривив янтарную бровь, переспросить:

– Ты серьезно или говоришь просто так?

– Никогда не решился бы сказать вслух то, о чем думаю несерьезно. Кажется, это запрещено законом в нескольких графствах.