Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Чистое сердце (Пограничные бродяги - 3)

ModernLib.Net / Исторические приключения / Эмар Густав / Чистое сердце (Пограничные бродяги - 3) - Чтение (стр. 6)
Автор: Эмар Густав
Жанр: Исторические приключения

 

 


      У первобытных жителей Америки очень странный погребальный обычай. Они обычно не хоронят мертвых, а напротив, подвешивают их, так сказать, между небом и землей. Тщательно обернув мертвеца одеялами и бизоньими шкурами, они кладут его на нечто вроде платформы, сооруженной на шестах метров двадцати высотой, и предоставляют ему постепенно разлагаться от дождя, солнца и ветра. Хищные птицы непрерывно носятся стаями вокруг этих своеобразных могил, испуская пронзительные крики и устраивая ужасное пиршество на разлагающихся отвратительных телах этих мертвецов.
      Спустя два месяца после битвы при Серро-Пардо, в тот день, с которого мы снова начнем наш рассказ, приблизительно за час до захода солнца, в чудесное послеобеденное время сентября месяца, который индейцы называют Wasipi-Oni - месяц созревания овса, ехали шагом несколько всадников на прекрасных мустангах, разубранных по обычаю, принятому в прерии. Мустанги эти были ярко раскрашены и увешаны пучками перьев и множеством побрякушек. Всадники ехали по довольно неудобной и каменистой дороге по направлению к зимнему атепетлю команчей-антилоп и оживленно разговаривали между собой. Всадников было пятеро, все они были вооружены ружьями, топорами и кинжалами. На них были надеты белые коленкоровые блузы, которые носят индейские охотники, панталоны, в двух местах связанные тесьмой, меховые шапки и индейские мокасины. Но несмотря на этот наряд, обычный для индейцев, которые благодаря частому общению с американцами познакомились с зачатками цивилизации, нетрудно было узнать во всадниках белых - по их манерам и по светлому цвету их лица, цвету, который жгучие солнечные лучи были бессильны сделать таким же темным, как у коренных жителей этой страны. Немного позади всадников, шагах в двухстах, ехал шестой всадник, одетый в такой же костюм, как они, но в котором по первому взгляду можно было узнать настоящего краснокожего. Он был с непокрытой головой. Волосы его, собранные пучком на затылке, были выкрашены красной охрой и связаны ремнем из змеиной кожи, ястребиное перо, воткнутое за правым ухом, указывало на его принадлежность к высшему рангу среди соотечественников, а бесчисленные волчьи хвосты, привязанные к его пяткам, свидетельствовали о том, что это был знаменитый воин. Всадник держал в правой руке веер из целого орлиного крыла, а в левой руке - кнут с короткой рукояткой и длинным ремнем, какие обыкновенно носят индейцы-команчи. Всадники не предпринимали ни одной из мер предосторожности, обычных для тех путешественников, которые боятся засады или неожиданного нападения врага.
      Судя по тому, как они разговаривали между собой, а также по тем рассеянным взглядам, которые они иногда бросали по сторонам, скорее по привычке, чем из осторожности, нетрудно было угадать, что люди эти ехали по хорошо знакомой им местности, где они были в полной безопасности от чьего-либо нападения. Между тем, если бы они не были так сильно заняты разговором и взгляд их мог бы проникнуть в глубь леса, стеной стоявшего по обеим сторонам дороги, они бы заметили в некоторых ветвях движение, вряд ли вызванное диким зверем, находившимся вблизи, и увидели бы сквозь листву два сверкающих глаза, устремленных на них с выражением лютой злобы и ненависти. Но мы повторяем, что люди эти, известные во всей этой местности бесстрашные и ловкие охотники, настолько были заняты беседой и так были уверены в своей безопасности, что оставались слепы и глухи к тому, что происходило вокруг них, и совершенно изменили привычке людей, жизнь которых часто висит на волоске из-за одного неосторожного шага или опрометчивого поступка, привычке прислушиваться к каждому шороху, чтобы не быть захваченными врасплох.
      Подъехав к селению на расстояние выстрела, всадники остановились, чтобы дать время отставшему от них индейцу подъехать к ним. И действительно, заметив, что они остановились, индеец ударил кнутом свою лошадь и почти тотчас же присоединился к спутникам. Остановившись возле них, он спокойно стал ждать, чтобы с ним заговорили.
      - Что мы теперь должны делать, вождь? - спросил один из путешественников. - Как только мы обогнем выступ горы, торчащий точно мыс впереди нас, мы будем в селении.
      - Наши белые братья - храбрецы, и команчи-антилопы будут счастливы принять их и сжечь порох в честь их прибытия. Вождь поедет туда один, чтобы предупредить их о прибытии гостей.
      - Да, поезжайте туда, вождь! Мы подождем вас здесь.
      - Хорошо! Брат мой сказал правильно.
      Индеец, сильно ударив кнутом по крупу лошади, которая от этого рванулась вперед, вскоре скрылся за выступом горы, о котором говорили путешественники. Вытянувшись в линию, всадники стали ждать его возвращения. Не прошло и нескольких минут, как послышался шум, похожий на раскаты грома, и из-за поворота дороги показались индейцы верхом на лошадях. Они мчались во весь опор, размахивая пиками, стреляя из ружей и свистя пронзительно в iskochettas - боевые свистки, сделанные из человеческой берцовой кости и висевшие у них на шее.
      Охотники, со своей стороны, по знаку, поданному тем, кто, по-видимому, был главным среди них, стали гарцевать на своих лошадях, стрелять из ружей и оглашать воздух ликующими криками. Этот невообразимый и оглушительный шум, к которому примешался вой женщин и детей, прибежавших откуда-то, и лай полудиких собак, которых индейцы таскают всюду за собой, продолжался добрых полчаса. Было очевидно, что чужестранцы, которым индейцы оказывали такой горячий прием вопреки своему обыкновению держаться со всеми холодно и гордо, были большими друзьями этого племени. Если бы дело обстояло иначе, индейцы довольствовались бы тем, что выслали бы отряд встретить их при въезде в атепетль, и не стали бы беспокоить из-за них всех своих знаменитых воинов. Вдруг шум прекратился точно по волшебству, и индейские воины выстроились полукругом около белых охотников. Затем вперед выехали четыре вождя на великолепных мустангах. Эти вожди были в полном вооружении и раскрашены соответственно их воинскому званию. На головах их красовались mahch-akoub-hachka - головные уборы с перьями. Такие уборы имеют право носить только вожди высшего ранга, то есть те, которые скальпировали большое число людей. Плечи их были украшены великолепными mato-unk-nappinde, или ожерельями длиной в четверть фута из когтей гризли с белыми кончиками, а на их спины были накинуты плащи с широкими складками из шкуры белого бизона, раскрашенные с внутренней стороны красной краской. В одной руке каждый из них держал ружье, в другой - веер, сделанный из крыла белоголового орла.
      Эти воины в своих великолепных костюмах имели величественный и внушающий почтение вид.
      В продолжение семи или восьми минут индейцы и белые охотники стояли неподвижно друг против друга, не произнося ни слова, как вдруг со стороны селения показался всадник, ехавший быстрым аллюром. По костюму лесного охотника, а также по сопровождавшим его великолепным борзым в этом всаднике можно было угадать белого.
      При появлении этого нового лица индейцы разразились радостными восклицаниями:
      - Великий храбрец команчей-антилоп! Чистое Сердце! Чистое Сердце! кричали они.
      Приближавшийся воин был действительно Чистое Сердце - мексиканский охотник, который уже несколько раз появлялся в наших повествованиях.
      Сделав рукой знак приветствия воинам команчам, он присоединился к их вождям; те почтительно расступились, чтобы дать ему место.
      - Мой брат Черный Олень известил меня о прибытии в племя нашего друга, и я поспешил приехать, чтобы присутствовать при встрече, а также для того, чтобы приветствовать его и его товарищей.
      - Почему Черный Олень не сопроводил нашего брата, великого храбреца нашего племени? - спросил вождь.
      - Черный Олень остался в селении наблюдать за приготовлениями в хижине врачевания (Хижина врачевания - хижина для ритуального очищения, изгнания злых духов, являющихся, по верованиям индейцев, причиной всех болезней и несчастий.), - ответил Чистое Сердце.
      Вожди поклонились и не сказали на это ни слова. Тогда Чистое Сердце, подняв свою лошадь в галоп, приблизился к охотникам, которые, со своей стороны, сделали несколько шагов ему навстречу.
      - Добро пожаловать, Транкиль, - сказал Чистое Сердце. - Вас и ваших товарищей ждали с нетерпением.
      - Благодарю, - ответил Транкиль, пожимая протянутую ему руку. - Со времени нашей разлуки произошло много событий, и не от нас, конечно, зависит, что мы приехали так поздно.
      Пять белых охотников были действительно нашими старыми знакомыми: Транкиль, Ланей, Квониам, Джон Дэвис и отец Антонио. О том, как случилось, что американец Джон Дэвис и монах Антонио присоединились к трем лесным охотникам, мы расскажем читателю в свое время.
      Чистое Сердце, заставив лошадь сделать красивый вольт, взял Транкиля за правую руку, и они шагом двинулись к вождям.
      - Вожди племени Антилопы, - сказал он, - этот белый охотник - мой брат. Сердце его благородно. Рука его сильна. Язык его не раздвоенный. Он любит краснокожих. Он известен в своем племени как великий храбрец. Он мудрец, сидящий у огня совести. Любите его, так как всемогущий Творец, Владыка Жизни, покровительствует ему. Он снял кожу с его сердца, чтобы очистить его кровь и чтобы слова, которые он произносит, были достойны такого великого воина, как он.
      - О-о-а! - ответил на это один из индейских вождей, почтительно поклонившись белому охотнику. - Команчи - великие воины. Кто может измерить обширность земли, которую дал в их распоряжение Великий Дух? Они - вожди краснокожих, потому что они все великие храбрецы, и пятки их украшены многочисленными волчьими хвостами. Мой белый брат и его воины войдут в наш атепетль. Им будут даны хижины, лошади, и женщины понесут их оружие и позаботятся об их пище. Племя команчей-антилоп будет с этого времени насчитывать среди своих воинов еще пятерых храбрецов. Я сказал. Хорошо ли я говорил, могущественные люди?
      - Вождь, - ответил Транкиль, - благодарю вас за любезный прием, который вам угодно было мне оказать. Брат мой Чистое Сердце правдиво высказал вам те чувства, которые я питаю к вашему племени. Я люблю краснокожих, а команчей в особенности: они из всех обитателей прерий самые благородные и храбрые. Они справедливо носят название царей прерий, потому что лошади их и их воины ездят куда угодно, и никто не смеет им препятствовать в этом. От себя лично и от имени моих товарищей я принимаю ваше чистосердечно предложенное гостеприимство, и мы сумеем кротким и разумным поведением отблагодарить всех за эту большую милость.
      Когда Транкиль кончил говорить, самый главный вождь движением, исполненным благородства, сбросил с себя плащ, сделанный из кожи белого бизона, и надел его на плечи Транкиля. Остальные вожди, следуя его примеру, надели свои плащи на остальных охотников.
      - Воины и вожди могущественного племени команчей-антилоп, - сказал при этом главный вождь, обратившись к индейцам, продолжавшим стоять молча и неподвижно, - эти белолицые охотники - наши братья. Горе тому, кто их оскорбит!
      При этих словах вождя воздух снова огласился громкими криками индейцев, и они стали жестами проявлять живейшую радость. Может быть, радость эта и не была настолько искренна, насколько это могло показаться всякому, кто смотрел на ее проявление со стороны, и не была разделена всеми присутствующими в равной степени. Возможно, некоторым было неприятно, что лесные охотники были приняты в племя команчей, но те, которые испытывали по этому поводу неудовольствие, тщательно скрывали его от всех и даже были в числе тех, кто громче всех высказывал свою радость.
      Индейская политика, очень логичная в этом случае, как и во многих других, предписывает во что бы то ни стало искать сближения с белыми, которые своим умением владеть оружием и глубоким знанием обычаев прерии могли бы в нужную минуту оказать им этими качествами большую услугу. Например, это могло пригодиться в тех случаях, когда одно племя вступало в войну с другим племенем, а также во время их обороны против солдат, которых правительства цивилизованных стран посылают к ним, чтобы отомстить за набеги на земли, принадлежащие белым, - набеги, совершаемые ими очень охотно и приносящие непоправимые беды, - набеги, во время которых они совершают злодеяния неслыханной жестокости.
      После описанной нами сцены индейские вожди окружили белых охотников и вместе с ними и со своими воинами поскакали по направлению к селению. Не прошло и четверти часа, как вожди прибыли на место. При въезде в селение отряд был встречен Черным Оленем, вождями и старейшинами команчского племени. Не произнеся ни слова, Черный Олень, став во главе прибывшего отряда, привел его к площади, где находился ковчег первого человека. Здесь отряд остановился как вкопанный, и Черный Олень, встав у входа в хижину врачевания возле тотема, взял в руки священную трубку и, обратившись к Чистому Сердцу, сказал:
      - Кто эти белолицые, которые входят как друзья в атепетль команчей-антилоп?
      - Это - братья, которые просят позволения сесть у очага краснокожих, ответил тот.
      - Хорошо, - продолжал Черный Олень. - Люди эти - наши братья. Огонь совета зажжен. Они войдут с нами в великую хижину врачевания, сядут у огня совета и выкурят вместе с вождями трубку мира.
      - Пусть будет так, как решил мой брат, - сказал Чистое Сердце.
      Черный Олень сделал повелительный жест. Занавесь у входа в хижину раздвинулась, и вожди в сопровождении охотников вошли в хижину.
      Хижина врачевания была гораздо просторнее остальных хижин селения, и постройка ее была более тщательна. Шкура бизона, целиком обтягивающая хижину, была расписана красной и черной краской. На ней были изображены рисунки в виде кабалистических священных знаков, понятных только индейским шаманам или врачевателям, да еще самым важным вождям племени. Внутри хижины было совершенно пусто. В центре ее была вырыта круглая яма глубиной приблизительно в два фута, в которой лежало небольшое количество дров и углей, приготовленных заранее.
      Когда все вожди вошли в хижину, самый главный из них опустил входную занавесь. Тем временем воины оцепили хижину снаружи, чтобы не дать проникнуть в нее любопытным, пожелавшим бы узнать, что составляло предмет тайного совещания.
      Индейцы в высшей степени педантичны в соблюдении своих обычаев. В их правилах предусмотрено все до мельчайших подробностей, чего, казалось бы, трудно ожидать от этого полудикого народа, и каждое нарушение этих правил влечет за собой строгую кару.
      Чтобы познакомить читателя с этими странными обычаями, мы подробно опишем их.
      Итак, хотя Черный Олень знал как нельзя лучше, кто были белые, прибывшие в селение, потому что сам он служил им проводником, индейский этикет требовал, чтобы он встретил их соответствующим образом, иначе вожди племени непременно возмутились бы нарушением их национального обычая и сами приезжие, по всей вероятности, стали бы жертвами этого проступка Черного Оленя.
      Вожди молча сели на корточки посредине хижины, и самый главный из них подал Черному Оленю священную палочку, к концу которой был привязан кусочек горящей лучины, с помощью которой он зажег священный огонь совета.
      После этого в хижину вошел индеец, неся на плече священную трубку мира, которая, как мы уже говорили, не должна была ни в коем случае прикасаться к земле. Хранителей трубки мира обычно выбирали среди самых храбрых воинов племени: это были преимущественно люди, получившие во время сражения какое-либо серьезное ранение, лишившее их возможности принимать дальнейшее участие в войне.
      Чубук священной трубки мира делается из кленового дерева; в большинстве случаев он имеет длину в одиннадцать футов, его украшают перьями, стеклянными бусами и разными другими побрякушками. Сама трубка делается из красного камня, который встречается только в некоторых скалистых местностях, и индейцы отыскивают его там, несмотря на все трудности, с которыми сопряжены иногда такие поиски. Если камень попадется не совсем красного цвета, то его тщательно окрашивают красной краской.
      Индейцы зажигают трубку мира только в самых торжественных случаях, например, во время приема знатных гостей, объявления войны, выборов. Табак, который горит в этих трубках, называется морише и считается священным. В действительности это не что иное, как растение наркотического свойства, имеющее отдаленное сходство с никотином. Прежде чем употреблять этот табак, его моют, потом настаивают на водке, затем сушат и смешивают с обыкновенным табаком. Эти приготовления совершаются, как правило, шаманами или знахарями, только они одни имеют право хранить морише; но они, однако, не смеют пользоваться им для личного употребления.
      По знаку, данному Черным Оленем, Хранитель трубки поджег священный табак и протянул конец чубука Черному Оленю как главному вождю, продолжая вместе с тем держать трубку в руках.
      Черный Олень затянулся два раза и, выпустив дым на все четыре стороны, проговорил:
      - Ваконда, Творец всего живущего! Пусть запах морише ласкает твое обоняние. Взгляни на нас благосклонным оком, на нас - твоих возлюбленных детей. И так же, как я вдыхаю дым, вдохни в нас мудрость, которая должна править на нашем совете.
      После того как Черный Олень произнес эти слова, он затянулся еще два раза священным табаком и передал конец чубука вождю, сидевшему рядом с ним. Тот, в свою очередь, молча затянулся и передал трубку своему соседу с другой стороны. Таким образом трубка мира обошла всех сидящих и возвратилась к Черному Оленю, который и докурил табак. После этого Хранитель трубки сжег пепел на огне совета.
      - Всемогущий Владыка Жизни принял жертву вождей команчей, - сказал он при этом. - Все обычаи соблюдены. Совет открыт. - И с этими словами носитель трубки вышел из хижины, и вожди остались одни.
      Мы не будем приводить здесь всего, что говорилось на совете. Дикари, как их весьма ошибочно называют, имеют перед нами то преимущество, что во время своих совещаний их ораторы не позволяют себе нападок и оскорблений в адрес своих политических противников. Здесь все происходит очень тихо, все говорят по очереди и не перебивают друг друга. Когда вопрос всесторонне рассмотрен, старший из вождей излагает кратко все слышанные им суждения, выносит свое решение и испрашивает согласия присутствующих (выражением согласия обычно служит простой кивок головы), и после этого совещание считается оконченным.
      На этот раз совету предстояло обсудить два важных вопроса. Нужно было прежде всего организовать серьезный набег на апачей-бизонов - разбойничьего племени, которое уже несколько раз похищало лошадей у команчей прямо из самого атепетля, почему и представлялось крайне необходимым примерно наказать их.
      Во-вторых, Транкиль через посредничество Чистого Сердца, влияние которого на совете было очень велико, просил дать ему отряд, состоящий из пятидесяти лучших воинов, под предводительством Чистого Сердца, для экспедиции, цель которой он не мог объяснить в настоящее время, но которая, тем не менее, была очень важна. Она должна была в случае удачи принести как ему самому, так и его союзникам большие выгоды.
      Первый вопрос после короткого совещания был почти единогласно решен положительно, и члены совета намеревались уже перейти к обсуждению второго, как вдруг снаружи донесся довольно сильный шум. Входная занавесь раздвинулась, и на пороге показался хачесто.
      Скажем в двух словах, кто такой хачесто индейского племени и каковы его функции.
      Хачесто - человек со звучным голосом; он заменяет у краснокожих глашатая. Его обязанность состоит в том, чтобы разглашать вести и созывать вождей на совет.
      Итак, в хижину вошел хачесто. Черный Олень бросил на него суровый взгляд.
      - Когда вожди собрались в священной хижине, их нельзя тревожить! сказал он ему.
      - Мой отец Черный Олень говорит хорошо, - смиренно ответил индеец, почтительно кланяясь. - Сын его знает это.
      - Так зачем же сын мой вошел без приказания вождей?
      - Потому что пять воинов апачей-бизонов въехали в селение.
      - О-о-а! И кто тот храбрец, который взял их в плен? Почему не скальпировал он их? Или он предпочитает привязать их к столбу пыток?
      Глашатай отрицательно покачал головой.
      - Мой отец ошибается, - сказал он. - Эти воины не были взяты в плен никем из наших храбрецов. Они свободны.
      - О-о-а! - воскликнул Черный Олень с удивлением, которого он не мог скрыть вполне. - Каким образом попали они в селение?
      - Они вошли на глазах у всех совершенно свободно. Они называют себя посланниками.
      - Посланниками? А кто находится во главе их отряда?
      - Голубая Лисица!
      - Голубая Лисица - великий храбрец! Он опасный воин на поле сражения, рука его сняла много скальпов с моих сыновей и отняла у них много лошадей. Но присутствие его неприятно команчам. Чего хочет он?
      - Войти в хижину совета и выполнить возложенное на него поручение.
      - Хорошо! - сказал Черный Олень, бросив вопросительный взгляд на собрание вождей.
      Те ответили на это утвердительным кивком головы.
      Чистое Сердце поднялся с места.
      - Мои белые братья и я, - сказал он, - не должны присутствовать при совещании, которое будет происходить здесь. Вожди позволят нам удалиться?
      - Чистое Сердце - сын команчей, - ответил Черный Олень, - место его среди нас. Хотя он и молод летами, но его опытность и его мудрость велики. Но пусть желание его будет исполнено, белые охотники могут удалиться. Если вожди будут нуждаться в Чистом Сердце, они попросят его возвратиться.
      Молодой человек церемонно поклонился и вышел в сопровождении охотников, которые, мы должны в том сознаться, были очень довольны тем, что могли прекратить заседание в хижине совета, потому что испытывали потребность отдохнуть из-за сильного утомления, вызванного длинным дневным переходом через почти непроходимую местность.
      ГЛАВА VIII. Гостеприимство
      Мы уже сказали, что для охотников было приготовлено несколько хижин. Хотя хижины эти были выстроены точно так же, как и все индейские хижины, тем не менее они были достаточно удобны для людей, которые привыкли к жизни в прерии, презирают излишества больших городов и умеют довольствоваться лишь самым необходимым.
      Покинув совет, Чистое Сердце отвел путешественников в две хижины, сообщавшихся друг с другом. Затем, сделав знак Транкилю следовать за ним, он предоставил остальным четырем охотникам разместиться кому как вздумается.
      - Что касается вас, мой друг, - сказал он тигреро (Тигреро (дословно охотник за тиграми) - так в Испанской Америке называли охотников на хищников из семейства кошачьих.), - я надеюсь, что вы не окажетесь от гостеприимства, которое я могу оказать вам под своей скромной кровлей.
      - Зачем вам стеснять себя из-за меня? - возразил на это канадец. - Я удовольствуюсь малым. Уверяю вас, что мне будет очень хорошо в обществе моих товарищей.
      - Вы меня вовсе не стесните, мой друг, напротив, я чувствую искреннее удовольствие при мысли, что приму вас и дам вам место у своего очага.
      - Если так, я не возражаю. Располагайте мной.
      - Благодарю вас! Пойдемте.
      Не обмениваясь более ни словом, они прошли площадь, находившуюся в центре селения, в то время почти безлюдную, так как уже давно настала ночь и большинство индейцев разбрелось по своим хижинам.
      Из этих хижин раздавались пение и смех, свидетельствующие о том, что обитатели их хотя и заперлись у себя, но тем не менее не отошли еще ко сну.
      Заметим вскользь, что многие путешественники, узнав индейцев лишь поверхностно, представляют их людьми угрюмыми и мрачными, говорящими мало и совсем не смеющимися. Это большое заблуждение. Напротив, краснокожие в большинстве случаев очень веселого нрава и любят рассказывать друг другу разные истории. Но с чужестранцами, языка которых они не знают и которые, в свою очередь, не знают языка индейцев, они очень сдержаны. Они говорят с ними только тогда, когда их вынуждает к этому необходимость, главным образом потому, что индейцы крайне подозрительны и больше всего на свете боятся дать кому-нибудь повод посмеяться над собой.
      В течение нескольких минут путники шли мимо хижин, разбросанных там и здесь без всякого порядка. Наконец Чистое Сердце остановился перед хижиной, внешний вид которой очень удивил Транкиля, хотя удивить его чем-либо было не легко.
      Хижина эта в ином месте могла бы показаться совершенно обыкновенной, но здесь, в индейском селении, она своим видом резко бросалась в глаза. Это был довольно большой домик, выстроенный в мексиканском стиле из смеси глины и соломы, оштукатуренный, отчего он казался ослепительно белым. Домик представлял из себя длинный четырехугольник, крыша его была плоской, как у всех мексиканских домов; он был окружен галереей. По обеим сторонам его входной двери было по три окна и - вещь неслыханная в такой отдаленной от всякой цивилизации местности - в этих окнах были рамы со стеклами.
      На крыльце дома сидел худой человек лет пятидесяти в мексиканском костюме и курил сигаретку. Лицо этого человека, обрамленное волосами, в которых сильно просвечивала седина, было одним из тех лиц, которые говорят о многих перенесенных страданиях. Увидев этого человека, борзые, до тех пор не отстававшие от Чистого Сердца ни на шаг, бросились к нему с радостным лаем и стали, ласкаясь, прыгать возле него.
      - А! - воскликнул старик и, поднявшись со своего места, почтительно поклонился охотникам. - Это вы, душа моя! Вы возвращаетесь очень поздно!
      Эти слова были произнесены стариком тем почтительным тоном, который так приятно слышать из уст старого, верного слуги.
      - Это правда, Эусебио, - ответил молодой человек, улыбаясь и пожимая руку старику, которого читатели, знакомые с романом "Арканзасские трапперы", без сомнения, узнали. - Я привел с собой друга.
      - Добро пожаловать! - сказал Эусебио. - Мы постараемся по мере возможности принять его так, как он того заслуживает.
      - О-о! Compadre (Приятель (исп.).), - весело воскликнул Транкиль, - я не стеснительный гость. Я не причиню вам большого беспокойства.
      - Войдите, мой друг, - обратился к нему Чистое Сердце, - мне не хотелось бы заставлять мою мать дольше ждать меня.
      - Сеньора очень беспокоится, когда вас подолгу не бывает дома.
      - Доложите о нас, Эусебио, а мы последуем за вами.
      Слуга повернулся, чтобы исполнить приказание, но собаки, бегая по дому как сумасшедшие, уже давно известили мать охотника о его возвращении, и она показалась на пороге в тот момент, когда охотники намеревались войти в дом.
      В то время, о котором идет речь, мы видим сеньору Хесуситу Гарильяс уже не той молодой, хорошенькой и нежной женщиной, какой мы ее видели в повести "Арканзасские трапперы". С той поры прошло восемь лет, - целых долгих восемь лет, полных горя и беспокойства. Она все еще была хороша, это правда, но красота ее была опалена горячим дыханием несчастья. Лоб ее был бледен и черты приняли выражение горестной решимости, ярко изображенное кем-то из древних в чудной головке статуи "Меланхолия".
      Когда она увидела своего сына, глаза ее сверкнули, но она больше ничем не выдала своей радости.
      - Кабальеро, - сказала она мягким мелодичным голосом, обращаясь с улыбкой к канадцу, - войдите в скромное жилище, в котором вас уже давно с нетерпением ожидают. Хотя наш очаг невелик, у него мы всегда сохраняем место для друга.
      - Сеньора, - ответил охотник, кланяясь, - ваше приветствие наполняет мое сердце радостью, я постараюсь быть достойным благосклонности, которую вы мне оказываете.
      Охотники вошли в дом. Внутренний вид его вполне соответствовал внешнему. Висевшая на потолке люстра освещала довольно большую комнату, в которой единственной мебелью были несколько шкафов с полками, два низких дивана, стол и буфет. Все эти вещи были очень грубой работы. На выбеленных стенах висело несколько гравюр, которыми французы наводняют Старый и Новый Свет.
      Одна из гравюр изображала Наполеона на Сен-Бернарде, другая - Итурбиде (Агустин де Итурбиде (1783-1824) в 1822 г. был провозглашен императором Мексики, в 1823 г. отрекся от престола и выехал в Европу. В 1824 г. тайно вернулся в Мексику, но был схвачен и расстрелян.), мексиканского генерала, который был шесть месяцев императором и умер, как Мюрат (Иоахим Мюрат (1771-1815)-маршал наполеоновской армии, в 1808 г. получивший титул неаполитанского короля. В 1814 г. изменил Наполеону, но в 1815 г., во время "Ста дней", лишился престола и при попытке вернуть его вооруженным путем был взят в плен и расстрелян.), расстрелянный своими подданными. На третьей был изображен Господь Иисус Христос на кресте и, наконец, на четвертой Скорбящая Божья Матерь. Перед двумя последними гравюрами висели лампады, горевшие днем и ночью.
      Во время наших продолжительных странствований мы сделали любопытное открытие, а именно, что везде - в Азии, в Америке, в Африке и в Океании, среди самого дикого населения, известно имя императора Наполеона I. Оно не только проникло в самые отдаленные уголки мира, но стало там равным божеству, и я часто видел портреты этого императора. По одному только этому можно судить, каково должно было быть магическое влияние этого удивительного человека на все человечество. Напрасно многие старались разрешить эту загадку, а также напрасны были старания узнать, каким путем могла проникнуть история этой эпохи под непроницаемые своды девственных лесов, где шум цивилизации умирает без всякого отголоска. Ни один европеец не проникал в индейские племена без того, чтобы вожди этих племен не спросили его, как поживает Наполеон, и не попросили бы его рассказать им эпизоды из его царствования. И что еще более странно - это то, что эти дети природы не хотят поверить, что великий человек умер, и когда им об этом говорят, они в ответ на это только тонко улыбаются. Однажды - это было в Апачерии - после продолжительной охоты я попросил приюта у индейцев племени опата. Как только вождь их узнал, что я француз, он стал расспрашивать меня про императора. После длинного рассказа, в котором я старался излагать свои мысли как можно понятнее для людей, окружавших меня и слушавших с напряженным вниманием, я сказал им, что великий человек умер после долгой и тяжелой агонии.
      Вождь, старый воин, с внешностью, внушающей почтение, тут же перебил меня и, положив мне левую руку на плечо, поднял правую вверх и показал на солнце, в то время величаво клонившееся к закату. Он как-то странно улыбнулся и сказал мне:

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18