Фелисин вытерла пот со лба:

– Это принесет даже какое-то облегчение.

– Ты еще просто не привыкла к жаре. Через месяц или два ты будешь ощущать ночную прохладу точно так же, как и все остальные жители.

– Эти ранние вечерние часы все еще хранят дневную жару. Но сейчас меня внезапно бросило в озноб, Бенет, будто наступила полночь.

– Прижмись ко мне, детка. Я тебя немного согрею.

Фелисин почувствовала, как Бенета вновь охватывает темное нечеловеческое безумие. Задрожав от страха, она молчала, надеясь, что это скоро пройдет.

– Будь осторожна с тем, от чего ты отказываешься, – сказал с недовольством Бенет.

– Була вновь возьмет меня в свою кровать, – сказала девушка. – Ты будешь на это смотреть, а затем, возможно, и присоединишься. Зато она разогреет нам еду и, возможно, даст добавки.

– Да она тебе в матери годится, – проворчал Бенет.

«А ты – в отцы», – подумала девушка, но, почувствовав его вновь усиливающееся тяжелое дыхание, произнесла:

– Она такая аппетитная, мягкая и теплая. Подумай об этом. Фелисин точно знала, что так оно и будет, и необходимость прижиматься к его телу постепенно отпала. «По крайней мере, – думала она, – этой ночью. Гебориец не прав: нет никакого смысла думать о завтрашнем дне. Только о следующем часе, об этом часе. Останься живой, Фелисин, это твоя самая главная задача сейчас. Когда-нибудь ты столкнешься лицом к лицу со своей сестрой, и огромного океана крови, который хлынет из вен Тавори, будет недостаточно… Останься в живых, девочка, ведь это все, что ты можешь сейчас сделать. Выживай этот час, следующий час…» Подойдя к дверям харчевни, она скользнула под одежду Бенета, почувствовав, как тот моментально покрылся потом от возбуждения. «Когда-нибудь, сестричка, это произойдет…»

Гебориец все еще не спал: завернувшись в шерстяное одеяло, он сидел около камина. Фелисин забралась в комнату, захлопнув за собой люк в полу. Взяв шарф из овечьей шерсти, она натянула его на плечи.

– Неужели ты хочешь заставить меня поверить в ту чушь, что выбранная тобою жизнь может кому-либо нравиться? Я удивляюсь, неужели ночи, подобные этой…

– А я думала, что ты уже устал от судов и критики, Гебориец, – сказала Фелисин, снимая с крючка бурдюк с вином и пытаясь найти чистую чашку. – Баудин еще не вернулся, так? Кажется, что даже такая мелочь, как мытье чашек, его больше не беспокоит. – Она взяла более или менее чистую на первый взгляд посуду и вылила туда из бурдюка немного вина.

– Да, вот и еще один мешок опустел, – сказал историк, наблюдая за ней прищуренными глазами. – Бьюсь об заклад, что за сегодняшний вечер он у тебя далеко не первый.

– Ты мне не отец, старик.

Мужчина, покрытый татуировками, вздохнул.

– Когда-нибудь Худ обязательно заберет адъюнкта Тавори к себе, – пробормотал он. – Ей было недостаточно увидеть твою смерть, и она толкнула свою четырнадцатилетнюю сестру на путь проститутки. Если Фенир слышит мои молитвы, то Тавори отплатит за все свои преступления.

Фелисин наполовину осушила чашку, взглянула на историка, и ее глаза наполнились слезами.

– Я встречу свой шестнадцатый год в следующем месяце, – тихо проговорила она.

Гебориец обернулся: на мгновение девушка увидела, что в его зрачках отразилась целая вечность. Затем он вновь обратился лицом к камину.

Фелисин наполнила чашку повторно, а затем присела на корточки возле Геборийца, придвинувшись к огню. Поверх камина, в котором практически без дыма горел сухой помет, располагался эмалированный таз, наполненный водой. Горячую воду использовали для купания и мытья посуды; одновременно жильцы маленькой комнатенки пытались согреться сами: ночи в Черепной Чаше были очень холодные. На половых досках лежал клочок старого досийского коврика и тростниковая циновка с подушками. Сама хибара была с помощью свай поднята на пять футов над песком.

Усевшись на невысокий деревянный стул, Фелисин придвинула озябшие ноги к самому огню.

– Я вижу, ты вновь сегодня работал на телеге, – сказала она немного презрительно. – А Гуннип вновь весь день ходил вокруг с хлыстом.

– Это забавляло его с утра до вечера, – проворчал Гебориец – Как он объяснил своим охранником, хлыст помогает разогнать мух.

– Он рассек тебе кожу?

– Да, но ты же знаешь, что последователи Фенира не боятся никаких ран.

– Ран – да, но не боли… Я же вижу, Гебориец. Историк бросил в ответ озлобленный взгляд.

– Удивлен, что ты вообще хоть что-то видишь, девушка. Что это за запах? Ты баловалась дурхангом? Будь осторожна, под-рута, курение этой гадости может утянуть в такую бездну, которая окажется потемнее, чем Глубинный Рудник.

Фелисин достала из кармана черную коробочку размером с небольшую морскую раковину и протянула ее старику.

– Ты пытаешься справиться со своей болью, а я – со своей. Гебориец покачал головой:

– Благодарен за заботу, но лучше уж как-нибудь в другой раз. А ты знаешь, что держишь сейчас в руках месячную зарплату охранника доси? На твоем месте я бы продал эту отраву на рынке, получив неплохие деньги.

Девушка пожала плечами, возвращая дурханг в мешочек, висевший на поясе.

– Я сейчас ни в чем не нуждаюсь, Бенет покупает мне любую понравившуюся вещь – стоит лишь попросить.

– Думаешь, он настолько бескорыстный человек?

Вино развязало Фелисин язык, и она нетвердым голосом произнесла:

– Конечно! Например, тебя, Гебориец, он перевел на работу в Низину. Больше тебе не будет грозить никакой Гуннип со своим хлыстом. Начинаешь прямо завтра.

Историк в изнеможении закрыл глаза.

– Почему слова благодарности в твой адрес оставляют на языке такой горький след?

– Мой пропитанный вином мозг шепчет: «Лицемерие».

Девушка заметила, как лицо Геборийца моментально побелело. «О, Фелисин, – подумала она, осознав обиду произнесенных слов. – Слишком много вина и дурханга. Неужели в хороших делах по отношению к этому старику мною руководит только желание унизить достоинство священника Фенира? Я не хотела быть такой жестокой». Достав из-под туники немного еды, припрятанной для него, она наклонилась вперед и положила завернутый узелок на колени старика.

– Уровень воды Озера Утопленников снизился еще на ширину руки.

Гебориец ничего не ответил, с грустью рассматривая железные колодки вокруг своих запястий.

Фелисин нахмурила лоб. Создавалось такое впечатление, будто она чего-то недосказала; какая-то очень важная мысль крутилась в голове, не позволяя себя схватить. Осушив остатки вина, девушка встала со стула и, распрямившись, начала медленно расчесывать волосы. Она видела, как Гебориец тайком разглядывает ее высокие, налитые груди, проступающие через тонкую ткань туники. Задержавшись в этом положении немного дольше необходимого, Фелисин медленно опустила руки.

– Була имеет по отношению к тебе кое-какие фантазии, – медленно проговорила она. – Эта… возможность… ее очень увлекает. Подумай, Гебориец, такая связь принесет тебе немало пользы.

Историк вскочил со стула, нетронутый узелок с едой упал на пол.

– Дыханье Худа, девушка, о чем ты говоришь!

Она засмеялась, увидев, как старик в злобе откинул занавеску, отделяющую его угол от остальной комнаты, а затем неуклюже попытался вернуть ее за спиной на место. Через некоторое время нездоровый смех прошел, и Фелисин услышала, как историк с трудом взбирается на койку. «Я просто хотела тебя немного рассмешить, – подумала она, пытаясь хотя бы себе объяснить свое поведение. – Я вовсе не хотела, чтобы мой смех выглядел таким… грубым. Я не та, кем ты меня представляешь. Ведь не та…» Девушка подняла с пола нетронутую еду и положила ее на полку около камина.

Через час вернулся Баудин; его соседи, преследуемые собственными мыслями, все еще не спали. Он вновь развел огонь, пытаясь не потревожить старика и девушку. «Странно, что он не пьян, – подумала Фелисин. – И где это, интересно, он начал пропадать каждую ночь?» Но задать вопрос она не решилась. Фелисин знала, что Баудин стал очень неразговорчивым, а по отношению к ней – практически немым и глухим.

Однако через несколько секунд ей пришлось изменить свое мнение. Около портьеры, разделяющей кровати мужчин, послышался легкий стук, в ответ на который быстро последовал тихий ответ Геборийца. Они шептались около минуты, затем Баудин приглушенно засмеялся, пожелал доброй ночи и вернулся на свой топчан.

Эта парочка обговаривала какой-то план, но вовсе не это так потрясло Фелисин. Было ужасно осознавать, что они решили ее не посвящать. Лицо девушки вспыхнуло от возмущения: «Да я сохранила им жизнь! Ведь только благодаря мне они находятся сейчас здесь – я начинала им помогать еще с корабля рабов. А ведь Була права: все мужчины – грязные ублюдки, которых можно только использовать. Очень хорошо, если вы так хотите, то скоро узнаете, каким кошмаром является Черепная Чаша для всех остальных рабов. Я это сделаю с Удовольствием, и увижу тебя, старик, вновь изнемогающим у телеги с камнями под ударами хлыста. Клянусь, это произойдет!» Слезы подступили к самым глазам: она прикладывала огромные усилия, чтобы не расплакаться, и знала, что все напрасно. Она нуждалась в Бенете, это было правдой, и она отплачивала за это. Но Фелисин не представляла своей жизни и без Геборийца с Баудином – за долгие месяцы лишений она привязалась к этим людям совсем как дочь, они помогали ей не упасть духом в окружающем кошмарном мире. Потерять их – значило потерять все!

Внезапно со всей своей откровенностью на ум девушке пришла ужасная мысль: с той же легкостью, с которой она продавала свое тело, Фелисин лишилась доверия. «Но ведь это неправда», – чуть ли не вскрикнула она.

Отвернувшись в темноту, девушка исступленно зарыдала. «Я практически одна! Остался только Бенет, его вино, его дурханг и его тело». После забав с Булой и Венетом на огромной кровати в харчевне у нее до сих пор сильно болело между ног. «Это только вопрос воли, – сказала она себе, – превратить боль в наслаждение. Выживай каждый час».

Небольшой рынок у причала по своему обыкновению начал наполняться утренней толпой; со стороны казалось, что этот день ничем особенным не выделялся среди других. Удрученный собственными мыслями, не обращая внимания на прекрасный пейзаж морского рассвета, на песчаном берегу, скрестив ноги, сидел Антилопа. Его взгляд неотрывно следил за горизонтом, где в устье залива Сахульского моря виднелись паруса уходящего флота адмирала Нока. Как бы он хотел, чтобы они вернулись!

Но у флота был приказ, который не имел права отменить даже Колтайн. Виканы не обладали никакими полномочиями в отношении малазанских военных кораблей, поэтому единственной причиной, заставившей их покинуть сегодня утром хиссарскую гавань и начать многомесячный поход к Арену, стал личный приказ Пормквала.

Несмотря на видимое спокойствие, убытие флота не прошло незамеченным для населения Хиссара: утренняя рыночная толпа радостно обсуждала это событие, слышался смех и возбужденные голоса. Угнетенные люди наконец-то одержали свою первую победу, ее отличием от всех последующих стало абсолютное отсутствие жертв – хотя, возможно, так рассуждали только сентиментальные люди.

Единственным утешением для Антилопы стал тот факт, что вместе с хиссарским флотом в Арен убыл джистальский священник Маллик Рел, однако было нетрудно догадаться, что за доклад он представит при своем прибытии к Пормквалу.

Внезапно взгляд историка привлек одинокий малазанский парус: с северо-востока приближалось небольшое грузовое судно. «Это жители Досин Пали, прибывающие с острова, – подумал Антилопа, – или с побережья». Данный визит был никем не запланирован, и это позволило историку усомниться в чистоплотности их намерений.

Услышав со стороны какой-то шум, он повернул голову и увидел взбирающегося по каменистому склону побережья Кульпа, из-под ног которого с веселым стуком сыпалась вниз мелкая галька.

– Все готово, – заявил он, как будто эти слова были равносильны признанию в подлом убийстве. – Записка была отправлена. Если твой друг еще жив, он ее обязательно получит.

– Благодарю тебя, Кульп.

Маг смущенно замолчал. Почесав щеку, он скосил взгляд в сторону грузового судна, входящего в гавань. Как только его экипаж опустил имперский флаг, к ним сразу же двинулся легкий патрульный катер. На палубе корабля появились два облаченных в доспехи воина, которые терпеливо ожидали приближения охраны. Один из солдат перегнулся через планшир и что-то резко выкрикнул. Мгновение спустя патрульный катер развернулся и с очевидной поспешностью отправился восвояси.

– Ты видел это? – встревожено спросил Антилопа.

– Конечно, – пробормотал в задумчивости Кульп.

Из небольших пазов невысоко над ватерлинией корпуса появилось несколько весел, и транспортное судно плавно заскользило прямо по направлению к имперской пристани. Через несколько минут бот причалил к берегу, и портовые докеры накрепко привязали причальные канаты. Широкие сходни были уже подготовлены, и на палубе появились лошади, принадлежавшие, несомненно, какому-то войску.

– Красные Мечи, – презрительно прошептал Антилопа, как только наверху появились группы одетых в доспехи воинов, берущих под уздцы своих скакунов.

– Из Досин Пали, – подтвердил Кульп. – Причем первую двойку я сразу узнал: это Бария Сетрал со своим братом Мескером. У них есть еще один брат, Орто, который командует сейчас войском Арена.

– Красные Мечи, – задумчиво повторил историк. – Вот у них-то точно нет никаких иллюзий по поводу царящей здесь обстановки. Ходили слухи, что они пытались взять контроль над другими городами, а сейчас, вероятно, мы являемся свидетелями их повторной попытки захвата Хиссара.

– Интересно, а знает ли об этом Колтайн…

В рыночной толпе почувствовалось напряжение, все обернулись на причаливший корабль и с опаской уставились на Бария и Мескера, которые выводили свое войско на причал. Красные Мечи были экипированы и полностью готовы к войне: оружие, кольчуги и шлемы с опущенными забралами ярко блестели на солнце, луки были приведены в боевую готовность, а стрелы смотрели в сторону мирного населения.

Кульп нервно сплюнул.

– Не нравится мне их вид, – пробормотал он.

– Они выглядят, будто…

– Собираются атаковать рынок, – закончил маг. – И это не просто показуха, Антилопа. Копыто Худа!

Историк обернулся на Кульпа, и в его горле пересохло.

– Ты открыл свой Путь.

Не ответив, маг соскользнул с каменистого берега, продолжая следить за войском Красных Мечей. Их конный строй двинулся в сторону рынка, где пять тысяч обеспокоенных жителей начали осознавать грозящую им опасность. Внезапно возникла паника: люди бросились врассыпную, пробираясь через узкие проходы между телегами и торговыми рядами к выходу. Войско образовало полукруг, медленно сжимаясь вокруг; это вызвало еще больший переполох.

Длинные пики, свисавшие с петель из сыромятной кожи вокруг запястья воинов, поднялись вперед, тетивы огромных луков натянулись. Предчувствуя начало кровавых событий, лошади начали проявлять признаки беспокойства.

Толпа обезумевших людей задрожала так, будто под рыночной площадью началось землетрясение. Среди них Антилопа заметил несколько фигур, которые вели себя очень спокойно; они планомерно продвигались к передней линии агрессоров.

Кульп тоже сделал несколько шагов по направлению к Красным Мечам.

Пробравшись через центр площади к командирам завоевателей, темные фигуры сорвали с себя маскировочные плащи-телабы и капюшоны. Под ними скрывались кожаные доспехи виканов с пришитыми черными металлическими пластинами. В поднятых над головами руках, одетых в защитные перчатки, блеснули длинные ножи. Черные глаза на загорелых, покрытых татуировками лицах виканов бросили вызывающий взгляд на Бария и Мескера Сетрала с их войском.

Да, картина была впечатляющая: десяток защитников-виканов, закрывающих собой замершую от удивления многотысячную толпу, против сорока с лишним конных рыцарей Мечей.

– Отойдите в сторону! – скомандовал Бария, чье лицо перекосила ярость. – Иначе умрете!

Виканы, будто издеваясь над воинами, громко захохотали.

Прокладывая себе локтями дорогу, Антилопа последовал за Кульпом, спешившим по направлению к Красным Мечам.

Мескер изрыгнул проклятья, заметив приближающегося мага. Его брат, осмотревшись, нахмурился.

– Не будь дураком. Бария, – прошипел Кульп. Глаза предводителя сузились.

– Только попробуй, воспользуйся своей магией, и я моментально сотру тебя в порошок, – выкрикнул он.

Приблизившись, Антилопа заметил, что половина звеньев кольчуги Бария состоит из Отатарала.

– Мы сейчас мгновенно разделаемся с этой кучкой варваров, – проворчал Мескер, – а затем громко объявим о своем прибытии в Хиссар… кровью изменников.

– И пять тысяч виканов отомстят за смерть своих соплеменников, – произнес Кульп. – Причем не посредством мечей, которые быстро творят свое дело. Нет, вы будете живьем висеть распятыми на пиках – на потеху чайкам. Колтайн же тебе пока не враг, Бария… Спрячь свое оружие и доложи новому кулаку – мой тебе совет. А сделаешь иначе – принесешь в жертву себя и жизнь своих подчиненных.

– Но ты не принимаешь в расчет меня, – с ожесточением выпалил Мескер. – Мнение Барии еще не закон, и он не является начальником для меня, маг.

Кульп прыснул:

– Да замолчи же ты, болонка. Там, где идет впереди Бария, Мескер вынужден бежать по пятам. Неужели ты хочешь скрестить лезвия клинков с собственным братом?

– Достаточно, Мескер, – пробасил Бария. Внезапно из ножен Мескера появилась кривая сабля.

– Ты еще смеешь мне приказывать?

Виканы дружно заулюлюкали, что придало этой сцене еще более комичный оттенок. В своей немой ярости Мескер выглядел полностью одураченным.

Бария вздохнул.

– Брат, сейчас не время…

В этот момент на пригорке над головами толпы появилось конное войско хиссарской армии, которое медленно пробиралось через узкие проходы торговых лотков. Их прибытие огласилось хором радостных криков, и, обернувшись налево, Антилопа увидел еще три взвода виканских лучников, спешащих на сцену разворачивающихся с бешеной скоростью событий.

Бария медленно поднял левую руку, сделав условный жест. Его воины опустили оружие вниз.

Взвыв от раздражения, Мескер в бессильной злобе был вынужден вернуть саблю в ножны.

– Ваш эскорт прибыл, – сухо произнес Кульп. – По всей видимости, кулак ожидал таких гостей.

Антилопа приблизился к магу, наблюдая, как Бария повел своих конников для встречи с хиссарским войском. Историк покачал головой:

– Дыханье Худа, Кульп, это был неудачный бросок игорных костей.

Тот проворчал:

– Ты можешь всегда рассчитывать на безмозглого барана Мескера Сетрала, которого очень легко сбить с толку. В какой-то момент я даже поверил, что Бария примет его вызов, не подумав об исходе – вот была бы потеха! И стало бы на свете одним Сетралом меньше… Жаль, мы потеряли такую возможность.

– Эти переодетые виканы, – сказал Антилопа, – абсолютно не ждали никаких гостей. Просто Колтайн заблаговременно наводнил рынок своими людьми.

– Ну и коварен же этот пес Колтайн! Антилопа кивнул головой:

– Да, сейчас он проявил себя во всей красе.

– А теперь мы еще знаем, что для защиты граждан Хиссара они готовы положить свои жизни.

– Если бы Колтайн был здесь, Кульп, я сомневаюсь, что он отдал бы приказ об атаке. Но те виканы были настроены на бой самым серьезным образом, и защита рыночной толпы здесь абсолютно ни при чем.

Маг потер лицо.

– Лучше, если бы хиссарские жители думали иначе.

– Пойдем, – сказал Антилопа. – Выпьем немного вина. Я знаю одно удивительно хорошее местечко в имперском Сквере, а по пути ты мне расскажешь, с какой теплотой Седьмые приняли своего нового кулака.

Начав прогулку, Кульп прыснул со смеху.

– Может быть, с уважением, но уж не с теплотой. Он абсолютно изменил всю систему тренировки. Приняв на себя командование, Колтайн обезличил наше войско до неузнаваемости.

– Я слышал, что он способен до такой степени изнурять за день солдат, что им не требуется даже отбой: все ночные часы до восьмого удара утреннего колокола казармы похожи на могилы – ни звука… Но если это не обучение управлению повозкой, созданию неприступной стены из щитов – тогда что?

– Ты знаешь старые развалины монастыря на холме к югу от города? Кроме центрального храма от него остался лишь фундамент, однако эти стены, достигающие в высоту человеческой груди, покрывают его вершину, подобно маленькому городу. Минеры привели их в порядок, а кое-где смастерили даже крышу, создав сложный лабиринт дорожек и тупиков, но Колтайн превратил это место в ежедневный кошмар. Порой мне кажется, что там до сих пор несколько солдат пытаются найти выход. Виканы встречали нас каждый полдень, и начинались тренировочные битвы – захваты улиц, штурмы зданий. Нас учили грамотно отступать, лечить раны… Воины Колтайна действуют, как часть огромной бунтующей толпы, и я скажу тебе, историк, что они просто прирожденные солдаты, – Кульп перевел дыхание, а затем продолжил: – Каждый день мы жарились под солнцем на этом белеющем костями холме, разделяясь на отряды по несколько человек, и каждый взвод получал невыполнимые приказы, – он поморщился. – Под командованием нового кулака каждый солдат Армии Седьмых умер дюжину или более раз в тренировочных битвах. А капрал Лист предстал пред всеми словно беспомощный юнец: его убивали в первые минуты сражения, что сопровождалось унизительными криками и воплями виканских дикарей.

Антилопа ничего не ответил, продолжая путь к имперскому скверу. Войдя в малазанский квартал, историк в заключение произнес:

– В таком случае между Седьмыми и виканским режимом возникло нечто вроде соперничества…

– Да, эта тактика достаточно эффективна, но она может зайти слишком далеко. Боюсь, мы станем свидетелями этого, когда к виканам присоединятся уланские полки… Это будет большой обман, помяни мои слова.

Они вошли в сквер.

– А ты? – спросил Антилопа. – Какое задание дал Колтайн последнему боевому магу Армии Седьмых?

– Какой-то каприз. Я с помощью колдовства создаю иллюзии – и так целый день, до тех пор, пока голова не начинает пухнуть от неимоверного напряжения.

– Иллюзии? В тренировочных битвах?

– Да, и именно это делает задание практически невыполнимым. Поверь мне, за все это время я уже тысячи раз проклял свою судьбу, Антилопа. Тысячи раз.

– Так что же ты создаешь? Драконов?

– То, что захочется, – например, малазанских беженцев, историк, числом около сотни. Представляешь, тысячи тяжелых пугал, которые будут медленно передвигаться вокруг солдат, для Колтайна недостаточно. Порой он заставляет меня создать иллюзию ложного пути отступления, или заполнить дома солдат отбросами, или вытащить на улицу всю мебель… Его основное требование заключалось в том, чтобы мои беженцы создавали хаос, а это действует на воинов сильнее, чем любой другой элемент упражнения. Поэтому я совсем не популярный человек среди своих коллег. Антилопа.

– А что же Сормо Э'нат? – спросил историк, почувствовав, как во рту мгновенно пересохло.

– Колдун? Его нигде не видно.

Антилопа кивнул головой в знак согласия с собственными мыслями: «Да, он занят сейчас чтением камней на песке, этот Сормо, не так ли? В то время как Колтайн пытается превратить Седьмых в профессиональных охранников малазанских беженцев…»

– Маг? – внезапно спросил он. – Да?

– Дюжина смертей в тренировочной битве – это ерунда, в реальной схватке смерть только одна. Надави на Седьмых, Кульп, как только сможешь. Покажи Колтайну, на что способны Седьмые, – ну, поговори с командирами отрядов. Постарайся сделать все этой ночью. Приди завтра, заработай победу, и я поговорю с кулаком о сутках отдыха для тебя и солдат. Покажи ему класс, и он не останется равнодушным.

– Почему ты так уверен?

Антилопа подумал: «Да потому, что время бежит, а он все больше и больше в тебе нуждается. Очень нуждается».

– Заработай победу, а кулака оставь на меня.

– Очень хорошо, посмотрим, что получится из этой затеи.

Капрала Листа убили в течение первых нескольких минут тренировочной битвы. Булт, командующий кричащей толпой виканов, которая в неистовстве неслась вниз по главной улице развалин, лично треснул беспомощного малазанина по голове, после чего молодой человек без сознания повалился лицом в пыль. Воин-ветеран перебросил Листа через плечо и вынес его из самого центра сражения.

Оскалившись, Булт медленно поднялся на холм, с которого за событиями учебного сражения наблюдали Колтайн с группой офицеров, и в очередной раз бросил капрала в пыль у ног кулака. Антилопа только вздохнул.

Колтайн огляделся:

– Эй, целитель! Присмотри за этим парнем! Моментально появился один из докторов войска Седьмых, который склонился над потерпевшим.

Узкие глаза кулака встретились с Антилопой.

– Я не вижу пока никаких перемен в последовательности развивающихся событий, историк.

– Еще слишком рано, Колтайн.

Викан что-то заворчал, вновь обращая свое внимание к развалинам, заполненным пылью. Из хаоса постепенно появлялись солдаты виканов и Седьмых, пошатываясь от незначительных повреждений; кое-кто волочил сломанную ногу.

Поглаживая свою дубину, Булт проворчал:

– Ты требуешь своего слишком быстро, Колтайн. Посмотри, сегодня все идет по-другому.

Антилопа увидел, что среди раненых, покидавших поле битвы, было больше виканов, чем Седьмых, и это соотношение росло с каждым моментом. Где-то в хаотических облаках пыли началась атака.

Колтайн подозвал свою лошадь. Вспрыгнув в седло, он обратился к Булту:

– Оставайся здесь, дядя. И где же мои уланы? – он нетерпеливо подождал, когда сорок конников наконец-то поднялись на холм. Их пики были завешены связанными в узел узкими полосками кожи. Антилопе было нетрудно догадаться, что от этих воинов можно ожидать гораздо большего, чем просто скользящего удара, который в лучшем случае сломает кость.

Колтайн повел их к самому центру развалин. Булт сплюнул пыль.

– А вот сейчас как раз пора, – произнес он.

– Что пора? – спросил Антилопа.

– Седьмые наконец-то заслужили поддержку уланов, но они запоздали на неделю, историк. Колтайн ожидал этого с недюжинным терпением, но все, чего мы могли добиться до сегодняшнего дня – это только снижение большинства показателей. Кто дал им новый настрой, ты? Будь осторожен, а не то Колтайн назначит тебя капитаном.

– Как бы я ни хотел поднять свою репутацию, но это – работа Кульпа и сержантов отрядов.

– В таком случае, Кульп, оказывается, обладает даром успокоения… Неудивительно, что они переломили ход встречи.

Историк кивнул головой.

– Кульп следует приказам Колтайна, Булт. Если ты ищешь объяснение поражения вашего виканского войска, то должен поискать его кое-где еще – например, в рядах Седьмых, которые, наконец, показали свой характер.

– Возможно, я так и сделаю, – ответил в задумчивости ветеран, сверкнув своими маленькими черными глазами.

– Кулак назвал тебя дядей. – Да.

– Ну и что? Ты правда им являешься?

– Являюсь кем?

Антилопа сдался. С течением времени он начал понимать странное чувство юмора виканов. Без сомнения, прежде чем Булт даст окончательный ответ, надо будет задать еще около десятка подобных вопросов. «Я могу вступить в эту игру, – подумал историк, – или могу заставить этих ублюдков ждать… в течение целой вечности».

Из облаков пыли появилась толпа беженцев, но выглядели они очень странно: каждый нес на своих плечах какой-то невообразимый груз – огромные платяные шкафы, сундуки, кухонные буфеты, канделябры и древние доспехи. Ограждая эту удивительную толпу в целях защиты, ее сопровождало войско Седьмых. Солдаты кричали, смеялись и стучали мечами по своим щитам в знак абсолютной победы.

Булт громко засмеялся:

– Передай при встрече мои поздравления Кульпу, историк.

– Седьмые заслужили день отдыха, – произнес Антилопа. Викан поднял обожженную бровь в знак крайнего изумления.

– Всего за одну победу?

– Им нужно ощутить ее вкус, командир. Кроме того, целители должны получить достаточно времени для того, чтобы привести солдат в порядок – ты же не хочешь увидеть их изнуренные лица в самый неподходящий момент?

– А неурочный час уже приближается, не так ли?

– Уверен, – медленно проговорил Антилопа. – И Сормо Э'нат со мною согласится.

Булт сплюнул вновь.

– Смотри, приближается мой племянник.

На холме появился Колтайн в сопровождении группы уланов, которые обеспечивали защиту виканским солдатам. Многие из них плелись еле-еле, волоча за собой путала беженцев. Число этой толпы свидетельствовало о полной победе Седьмых.

– Но почему на лице Колтайна видна улыбка? – спросил Антилопа. – На мгновение мне показалось, что я увидел…

– Ты, без сомнения, ошибся, – пробормотал Булт, но Антилопа, научившийся разбирать тайный смысл каждой реплики виканов, услышал в голосе ветерана оттенок юмора. Через мгновение Булт продолжил: – Передай Седьмым, историк, что они заслужили этот день.

Скрипач сидел в полной темноте. Разросшийся без ухода пышный сад скрывал колодец и скамейку, сделанную из камня в форме полукруга. Над сапером виднелся только маленький клочок звездного неба, луна еще не взошла. Через минуту он кивнул головой:

– Двигайся бесшумно, парень, я умоляю тебя об этом. Крокус помедлил за спиной сапера, а затем присел рядом на скамью.

– Бьюсь об заклад, что ты вовсе и не подозревал о том чине, который возложил на тебя варвар, – произнес молодой человек.

– Что за чин?

– Тот, о котором можно было подумать.

Скрипач ничего не ответил. По земле внезапно проскользнула ящерица, преследующая ночного мотылька, который завис над водной гладью колодца. Прохладный ночной воздух был наполнен запахом гниющих отбросов, куча которых покоилась недалеко от задней стены.